Текст книги "Дорога домой"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Толпа снова погудела, но без особого удивления – очевидно, Честер и Бобер уже разболтали «новость» всем, кому могли. Ничего, удивление еще будет. Скоро. Лесли незаметно кинула взгляд вправо, туда, где за костром сидел Сол и рядом – Логан.
Джерико еще раз напоследок вскинул ее руку в приветственном жесте – и отпустил, заговорив уже о чем-то другом.
Лесли отступила назад и снова села рядом с Питом.
– Ну что, сейчас Джери закончит, потом у Смайти еще объявление есть – и пойдем? – спросил тот.
– Да, – решительно кивнула она.
Объявление Смайти было коротким: всех желающих в среду приглашали на охоту – урожаю одного из «подначальных» поселков на востоке угрожало стадо кабанов. Судя по радостным воплям и свисту, желающих поохотиться было немало.
– А что, может, и мне съездить? – лениво поинтересовался в пространство Джерико. – Проветриться…
– Да ну, – отозвался Лео, – вонь эту свинячью нюхать… Вот через пару недель Хоупленд давить поедем – тогда и проветримся.
– Думаешь, они добром не согласятся?
– Думаю, нет.
Смайти закончил говорить и сел.
– Ну что – пойдем? – спросил Пит.
Лесли встала. Джерико оглянулся и, поймав ее за локоть, подтянул к себе.
– Подожди, – хотя он сидел в своем золоченом кресле, но из-за помоста, на котором оно стояло, их глаза оказались на одном уровне. – Ты уверена, что справишься? Мне очень не хотелось бы тебя потерять.
– Уверена, – Лесли заставила себя улыбнуться, осторожно высвободилась и пошла направо. Пит неслышной тенью двигался сзади.
Первым заметил ее Логан, подтолкнул Сола – тот обернулся и уставился на нее. От этого взгляда Лесли, как и давеча, начало подташнивать.
«Нет, я все делаю правильно, – подумала она. – Двоим нам тут не жить!» Понадеялась, что в свете костра никто не заметит, если она побледнела, и сказала, громко и отчетливо:
– Сол, я вызываю тебя на поединок!
– Что? – тот сдвинул брови и потряс головой, словно не веря собственным ушам.
– Вызов сделан! – так же громко сказал Пит.
– Ты что – чокнулся?! – обернулся к нему Сол. – Это же девка! – с ухмылкой оглянулся на своих товарищей, будто говоря: «Ребята, вы когда-нибудь слышали подобную чушь?!»
– Вызов сделан, – повторил Пит с нажимом.
– Ну хорошо, – Сол встал и повернулся лицом к Лесли. – Чего тебе надо?
Положено было сказать «чего ты хочешь?», но она не стала обращать внимания на нарушение процедуры.
– Твоей смерти, – это прозвучало четко, голос не дрогнул.
– Чего?
– Твоей смерти.
Слова упали, словно камни в колодец, и вокруг постепенно воцарилась тишина. В глазах Сола мелькнуло что-то похожее на растерянность.
– Смерти, говоришь? – он больше не ухмылялся; смерил ее тяжелым взглядом и кивнул: – Что ж, вызов принят, – дернул желваками на щеках и добавил со внезапно прорезавшейся злобой: – И не воображай, что я пощажу тебя, потому что ты женщина!
Лесли молча развернулась и пошла обратно, к костру Джерико.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Бой должен был состояться в воскресенье, в полдень, на спортивной площадке. Это являлось частью правил, установленных для поединков между бойцами Логова.
Сама Лесли предпочла бы драться пораньше, когда солнце не так припекает. И не на глазах у целой толпы. Но что делать, с самого начала было ясно, что поглазеть на зрелище придут все обитатели Логова – подобные развлечения выпадали здесь нечасто.
Конечно, не раз бывало, что бойцы не могли поделить какой-то трофей, удобное место в казарме или девчонку и вызывали друг друга на поединок – но это была скорее дружеская стычка, чем настоящий бой. Противники дрались голыми руками, пока один их них не сдавался или не оказывался в нокауте. Победитель получал предмет спора – на этом дело и заканчивалось.
Куда реже случались поединки за право остаться в Логове – в этом случае в формуле вызова присутствовала фраза: «Нам двоим здесь не место», – и побежденный должен был уйти из поселка.
Но бой с оружием, до смерти, да еще среди членов «высшей лиги»: командир отряда против нового инструктора по военному делу, тем более – вот диво то! – женщины, был делом неслыханным, и пропустить такое, конечно же, не согласился бы ни один из бойцов.
Все это Лесли рассказал Пит в ночь перед боем, когда они подбирали для нее подходящее оружие и одежду. На самом деле она предпочла бы драться в своем обычном камуфляже, тем ножом, который висел у нее на поясе – и лечь спать, а не тратить попусту время.
Но бедняга Пит хлопотал вокруг нее, как наседка, через слово повторял: «Ты не волнуйся, все будет хорошо!» – и так трогательно пытался хоть чем-то помочь, что обижать его она не стала. Перебрала с десяток ножей и выбрала один – из хорошей стали, с удобной рукояткой из шершавой черной пластмассы; в руке он лежал как влитой.
– А вот еще, – Пит выложил на стол какие-то металлические штуковины. – Это можно на руку надеть, а это – на шею.
От железных наручей и высокого металлического ошейника Лесли отказалась, но взяла кожаную жилетку с нашитыми на нее металлическими бляшками – удар ножом вскользь она остановит, а при необходимости, обмотав вокруг руки, ее можно использовать и как щит.
– Ну что, вроде, все? – с облегчением сказала она. – А то спать хочется.
– Да… Ты не волнуйся – все хорошо будет, – в который раз болезненно улыбнулся Пит. – И на Джери не обижайся – сама понимаешь, он не может в открытую показывать, что он на твоей стороне.
То, что Джерико после вызова не сказал ей ни слова и почти сразу ушел, Лесли задело мало – она уже привыкла ко внезапным сменам его настроений. На слова Пита она лишь кивнула и подумала: «Интересно, а сержант Калвер придет?»
Спортивная площадка в Логове была такой же, как в Форт-Бенсоне – бетонное сооружение с трибунами, посередине – гравийная площадка, обе стороны которой украшали стойки с баскетбольными кольцами.
За двадцать с лишним лет гравий покрылся травой, а деревянные сиденья трибун или сгнили, или сгорели в чьих-то кострах, так что зрителям приходилось сидеть прямо на бетонных ступенях. Деревянным был лишь окруженный перилами помост, задней стороной опирающийся на ступени трибун; снизу его подпирали стойки из бревен. Нетрудно было догадаться, что это возвышение предназначено для Хефе и его свиты.
Лесли пришла заранее и, подложив под себя жилетку, уселась в нижнем ряду. Настроение у нее было скверное.
Вроде она и добилась чего хотела, и выспалась хорошо, и никаких подвохов во время поединка не предвиделось – а вот поди ж ты, единственным ее желанием сейчас было оказаться где-нибудь в лесу; лежать на спине и смотреть в небо. Смотреть и смотреть, пока под руку не подсунется холодный собачий нос…
Где ее ребятки, что с ними? Догадаются ли они на зиму откочевать к югу, где не так холодно и с добычей получше? Але уже двенадцатый год, она привыкла ночевать в тепле…
Трибуны постепенно заполнялись народом – Лесли отмечала это краем сознания, не глядя по сторонам и не вслушиваясь в голоса. Лишь когда шум внезапно усилился, подняла глаза – так и есть, посреди помоста в золоченом кресле уже восседал Джерико. Лео стоял у его правого плеча, остальные члены внутреннего круга сидели на расставленных на помосте стульях.
Скоро из установленных на крышах домов репродукторов должен был раздаться бой колокола – так в Логове обозначался полдень. Сол до сих пор не пришел, но Лесли не сомневалась, что он вот-вот явится: опоздай он хоть на минуту, это значило бы отказ от поединка.
Он появился эффектно: с первым ударом колокола на верхней ступени возникла группка людей и впереди – ее противник. Все вместе они спустились вниз, после чего приятели Сола, похлопав его по плечам, устроились на нижней ступени, а сам он вышел на площадку.
Лесли, не застегивая, накинула на себя жилетку и тоже двинулась вперед.
До середины площадки им обоим нужно было пройти шагов по тридцать. Она заметила, что Сол идет медленно – наверняка хочет, чтобы она пришла первой и ждала – на миг тоже притормозила, но тут же рассердилась на саму себя: что это за детские игры, в самом деле!
Мало-помалу ею овладевало то состояние готовности к бою, когда все посторонние мысли словно сдувало ветром, чувства обострялись и каждая секунда растягивалась, становясь способной вместить в себя очень многое.
Приближаясь, Сол сверлил ее глазами, но тошнотворного давящего ощущения под ложечкой, которое раньше наваливалось на нее в его присутствии, больше не было. Цепким взглядом Лесли оценивала каждое его движение: как он ставит ноги, как держит руки, как, слегка ссутулившись, при каждом шаге выдвигает вперед голову и шею.
На нем была черная кожаная куртка, нож – на пару дюймов длиннее, чем ее, с роговой рукояткой, висел на поясе. В себе он был абсолютно уверен – это чувствовалось и по его походке, и по взгляду, и по губе, приподнятой в презрительной улыбке.
Наконец он тоже дошел до середины площадки и остановился футах в четырех от Лесли. Поднял голову к Джерико – тот встал и взмахнул рукой:
– Начинайте!
Теперь, пока один из противников не упадет замертво, вмешиваться в схватку никто не имел права. Разве что подбадривать бойцов криками.
– Урой суку! – завопил с нижней ступени, где сидели приятели Сола, молодой голос.
– Задай ей, задай! – подхватил другой.
Сол, горделиво вскинув голову, покосился на друзей; отвлекся всего на миг – но этого хватило, чтобы Лесли боковым ударом ноги врезала ему по колену. Он заметил ее движение в последний момент, вместо того, чтобы уклониться, схватился за нож – и рухнул наземь, воя от нестерпимой боли.
На трибунах не все поняли, что произошло, люди загудели и зашумели; кто-то из нижнего ряда заорал: «Нечестно!»
Лесли не собиралась думать о том, честно или нечестно она дерется – она собиралась просто-напросто убить своего противника. На самом деле она могла бы прикончить его прямо сейчас, пока он, обхватив ногу, корчился на земле, но стояла, бесстрастно глядя на него, и ждала. Ей хотелось, чтобы он узнал, за что и почему умирает.
Наконец Сол медленно, опираясь на одну ногу, встал. Раскрасневшееся, распухшее лицо лоснилось от слез и пота, глаза горели ненавистью.
– Сука-а! – провыл он сквозь сжатые зубы – мужчинам, дерущимся с женщиной, первым на ум всегда приходит именно это слово.
Отвечать Лесли не стала – просто переступила вправо, так что ему пришлось повернуться, опираясь на больную ногу. Стон он сумел сдержать; выхватил нож и выдохнул:
– Ну давай!
Перебросил клинок из руки в руку – неопытного противника такой прием может отвлечь. Она поняла, что сейчас последует выпад, и успела отшатнуться, пропустив лезвие перед грудью.
Еще выпад, еще… Чтобы удержать равновесие, Сол размахивал свободной рукой, на поврежденную ногу он старался не ступать. Лесли увертывалась и отклонялась, тоже почти не сдвигаясь с места.
Она понимала, что если сейчас податься в сторону, делая вид, что хочет зайти сбоку, то Сол вынужден будет последовать за ней, и мало-помалу боль в ноге измотает его окончательно. Но парень он, судя по всему, был выносливый, а надолго затягивать схватку Лесли не хотела.
– Слабак! – в очередной раз увернувшись от удара, усмехнулась она ему в лицо.
Сол бешено рванулся вперед, клинок словно сам собой перелетел в его левую ладонь и устремился ей в бок, а правая рука, как атакующая гремучка, метнулась к ее плечу. Схватить, удержать, ударить – в этот выпад он вложил всю свою силу… и просчитался.
В тот момент, когда его пальцы почти коснулись черной жилетки, Лесли внезапно подалась назад и мягко завалилась на спину, а сам он, перелетев через нее, рухнул ничком на землю.
На этот раз она не стала дожидаться, пока он встанет – прыжком обрушилась ему на спину и ударила ножом в бок.
Сол глухо вскрикнул. Лежа на животе, он был практически беспомощен и мог лишь корчиться, пытаясь стряхнуть с себя обхватившую его коленями Лесли.
Она рванула его за волосы, запрокидывая голову, и зажала предплечьем горло. Сказала – быстро и негромко, чтобы слышал только он:
– Помнишь девчонку-маркетиршу – семь лет назад, в Айдахо?..
Вспомнил ли ее Сол, она так и не узнала.
Важно было, что помнила она. И с этой памятью, все еще пережимая ему горло, вместе с ним перекатилась набок, выдернула нож из раны и ударила снова – в живот, под пряжку с нетопырем.
Рот его распахнулся в беззвучном крике, тело содрогнулось и выгнулось.
Лесли держала его мертвой хваткой, пока не почувствовала, что он обмяк – тогда отпустила, откатилась в сторону и встала. Вытерла нож об штанину и сунула в ножны, показывая, что бой окончен.
Взглянула на Джерико.
– Добей! – громко приказал он.
– Что?
– Добей его!
– Добей! – подхватил молодой голос с верхнего ряда трибун.
– Давай, добивай! – с разных сторон загалдели бойцы, глаза их горели жадным любопытством.
Лесли оглянулась на Сола – он лежал, скорчившись, и тихо монотонно скулил. Его смерть была лишь вопросом времени: несколько минут, полчаса – едва ли больше.
Да, конечно, ей приходилось добивать смертельно раненых врагов, но делать это сейчас, на глазах у жаждущей крови толпы, казалось неправильным, даже непристойным.
Она снова обернулась к Джерико и увидела, что его кресло пусто, а сам он спускается на площадку. Подошел, взял ее за руку и шепнул:
– Ты была великолепна – просто великолепна! Даже я не ожидал такого… и не думал, что он окажется настолько слабаком, – с легким отвращением взглянул на Сола и, достав револьвер, дважды выстрелил – скорчившееся тело дернулось, и вой прекратился.
Джерико снова обернулся к Лесли и широко улыбнулся.
– Ну что ж – поздравляю! – трибуны отозвались одобрительным гулом и свистом.
Обняв за плечи, повел ее с площадки, на ходу шепнул на ухо:
– Сегодня вечером отпразднуем твою победу!
– Он вовсе не был слабаком, – так же шепотом сказала она.
– Брось! – рассмеялся Джерико. – Ты расправилась с ним быстрее, чем мы шли сюда от штаба!
Лесли не сразу поняла, о чем это он, и лишь потом сообразила, что то, что ей самой показалось долгой последовательностью расчетливых движений, свирепых выпадов и беспощадных ударов, на деле продлилось лишь несколько минут.
Празднование победы состоялось в штабе, с участием всего «внутреннего круга». Вина и самогона – хоть залейся, из еды – свежий хлеб, колбаса, овечий сыр и жареная свинина, приготовленная Лео. Лесли уже знала, что пищу для Хефе он стряпает сам, не доверяя поварихам, и на кухне берет лишь хлеб.
Впрочем, немудрено – готовили девчонки из рук вон плохо: за прошедшую неделю еще раз почти до полной несъедобности сожгли кашу, рагу же, которое они изо дня в день делали на обед, она постеснялась бы предложить и собакам.
Джерико сидел на председательском месте, и, как обычно, с каждой стороны от него стояло по паре пустых стульев. Если ему хотелось поговорить с кем-то «приватно», этот человек пересаживался к нему ближе.
Первый тост, поднятый им, был за победительницу – то есть за Лесли, после чего все начали есть и пить кто во что горазд. Пит почти сразу захмелел и, откусывая большими кусками свинину, то и дело радостно выкрикивал:
– Я же говорил тебе, что все будет хорошо! Говорил!
Наконец встал и, шатаясь, с куском свинины в руке поперся к ней обниматься и целоваться. Лесли отпихнула его – одежду заляпает! – он приземлился на соседний стул и, уронив на стол голову, шумно захрапел.
Она подвинула его, чтобы не лежал волосами в колбасе. Случайно перехватила недовольный взгляд Джерико и удивилась – он что, ревнует?
– Ты здорово дралась! – сказал сидевший напротив Лео.
Лесли скромно пожала плечами.
– Может, потренируемся как-нибудь вместе, спарринг устроим? – предложил он.
– Эй, а ты, парень, не боишься, что она и тебя того… по травке расшмякает? – пьяно хохотнул с дальнего конца стола Смайти.
Она лихорадочно прикидывала, что ответить: «тренироваться», а на самом деле (понятно!) меряться силой с Лео ей вовсе не хотелось, но и отказываться было не с руки – он мог обидеться.
Выручил ее Джерико – позвал:
– Лесли!
Бросив на Лео извиняющийся взгляд: сам понимаешь, служба! – она пересела на стул рядом с золоченым креслом.
– Ты сегодня не выполнила мой приказ, – понизив голос, сказал Джерико.
Лесли уставилась на него, пытаясь понять, о чем идет речь.
– Ты не добила Сола, – пояснил он.
– Но… он и так умирал! – попыталась она оправдаться.
Джерико покачал головой.
– Лесли, не спорь – сама же знаешь, что не права! – улыбнулся: – На первый раз прощаю, но больше так, пожалуйста, не делай, тем более при людях. Иначе мне очень трудно будет объяснить им, почему ты до сих пор жива. А убивать тебя мне, как ты понимаешь, не хочется, – рот его по-прежнему улыбался, но голубые пронзительные глаза вдруг блеснули таким льдистым, страшным холодом, что ей стало не по себе.
Блеснули – и тут же вновь потеплели; улыбка стала шире.
– Ладно, простили и забыли. Я вот чего тебя, собственно, позвал. Думаю, что после сегодняшнего ты вполне можешь ходить без охранников. По крайней мере, в пределах Логова.
– А за пределами?
– Оу, – рассмеялся он. – Там слишком много опасностей, чтобы я мог отпустить тебя одну. Люди всякие нехорошие, волки, кугуары…
– Медведи! – иронически добавила Лесли: за десять лет она лишь трижды видела следы кугуара, о медведях же вообще только изредка слышала.
– Вот-вот, и медведи тоже! – весело подхватил Джерико. – Так что, пожалуйста, если захочешь куда-то выбраться, то только с охраной. Я же не хочу тебя потерять!
– Джери, – она умоляюще подалась вперед, – мне бы нужно в Колорадо съездить. Как хочешь – с охранниками, или когда разведчики…
– Зачем тебе? – от улыбки его не осталось и следа. – Что у тебя там – семья? Дети?
– Там мои вещи – настойки всякие, травы, инструменты. И… и собаки.
– Что?!
– Собаки. Помнишь Алу – как мы с ней здорово охотились?! Теперь у меня целая стая образовалась – отличные охотники, любую дичь найдут и под выстрел выгонят! Я быстро вернусь, и…
Джерико снова улыбнулся – как-то очень по-доброму, и Лесли на минуту показалось, что сейчас он скажет: «Ладно, поезжай»… – но он все с той же улыбкой покачал головой:
– Ох, Лесли, Лесли! Забудь ты свою прежнюю жизнь – все, нет ее, кончилась. Зачем нам собаки, когда у нас есть мотоциклы? Ты не представляешь, какой это кайф – гнаться на мотоцикле за дичью! Ветер в лицо бьет, мотоцикл рычит, добыча от тебя убегает во весь опор – а ты ее догоняешь и стреляешь! – глаза его горели вдохновением. – Вот я возьму тебя на охоту – сама поймешь! – весело хлопнул ее по руке. – В общем, так: раз и навсегда выбрось из головы всю эту чепуху. Считай, что это приказ!
«Сбегу! – тоскливо подумала Лесли. – Пусть только отвернутся – сбегу к чертовой матери!»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
К концу ноября Лесли начало казаться, что ее прежняя кочевая жизнь осталась далеко-далеко в прошлом, что она уже целую вечность каждое утро ведет прием в своем маленьком лазарете, а потом, в полдень, идет тренировать бойцов.
Поначалу она здорово нервничала – до сих пор ей не приходилось учить кого-либо драться. В ночь перед первой тренировкой почти не спала; заснула лишь под утро и буквально через час подскочила от стука в дверь: явился Лео с известием, что Хефе приглашает ее на завтрак.
Джерико в то утро бы сама любезность – угощал ее яичницей, уговаривал попробовать булочку с маком; быстро догадался, что она мандражирует из-за тренировки, и принялся успокаивать:
– После того, как ты в драке с Солом себя показала, они тебе в рот заглядывать будут. Так что не тушуйся.
– Насколько жестко я могу действовать? – несмело спросила Лесли.
– То есть?
– Ну, если я случайно кому-то нос сломаю или кисть вывихну…
– Сломаешь – тебе же самой и лечить, – ухмыльнулся Джерико. – Так что действуй, как считаешь нужным, и не церемонься с ними – пусть сразу почувствуют твердую руку.
Когда она пришла на спортплощадку, ее встретили двадцать три пары глаз – будущие ученики, первый взвод первого отряда, тесной группкой сидели в нижнем ряду.
– Всем привет! – спускаясь, безмятежно улыбнулась Лесли – что бы она сейчас ни чувствовала, показывать это она никому не собиралась.
Парни тоже заулыбались и загалдели что-то невнятноприветственное. Физиономии у них были еще совсем мальчишеские, в глазах – любопытство с толикой опаски: а вдруг эта инструкторша сейчас ка-ак стукнет!
Лесли как-то сразу внезапно перестала нервничать. Приказала:
– Ну что – выходим на площадку и начинаем учиться. Разбейтесь на пары. Кто остался без пары – на том я показываю прием. Вы повторяете. Все ясно?
Ее «партнером» на этом занятии оказался здоровяк чуть ли не на голову ее выше. Что ж – тем эффектнее выглядел продемонстрированный ею прием: используя инерцию бросившегося на тебя противника, подсечь его и свалить на землю. Заодно она немного поучила парней падать – чтобы не валились как дрова, набивая себе синяки.
На следующий день тот же самый прием она отрабатывала со вторым взводом первого отряда – и так далее, и так далее… три отряда, по три взвода в каждом.
Затруднение, да и то небольшое, возникло лишь со вторым взводом третьего отряда. Их враждебный настрой Лесли почуяла, едва придя на занятия, и быстро поняла причину: многие лица были ей знакомы – те, кто сидел сейчас перед ней, всего несколько дней назад, дружески похлопывая по плечам Сола, провожали его на бой.
Она почти не удивилась, когда ее «партнером» оказался Логан. Когда он, сжав кулаки, встал в боевую стойку, подобралась, понимая, что учебная схватка сейчас может перейти в настоящую. И, поскольку прием, которому она обучала бойцов все эти дни, наверняка ни для кого уже не был секретом, показала другой – тоже с использованием инерции противника, но не подсечку, а переброс. К этому Логан был не готов и шлепнулся, как мешок.
– Ну что ж, попробуйте повторить! – отступив от него и обведя остальных парней взглядом, сказала Лесли. – А потом я вас поучу, как надо правильно падать, чтобы не приходилось вот так… ползать, – кивнула на стоявшего на четвереньках и мотавшего головой Логана – похоже, он крепко приложился физиономией об траву.
Услышала сверху хлопки, подняла голову – на верхней ступеньке стоял Лео и аплодировал. Еще пару раз хлопнул, показал жестом «о’кей» и скрылся из виду.
Довольно скоро занятия превратились для Лесли в рутину.
Показать прием, а потом сидеть и смотреть, как бойцы раз за разом его неумело повторяют; обойти пару за парой, подхваливая, поправляя, объясняя – и снова смотреть. Если останется время – ответить на вопросы, часто дурацкие, вроде: «Что лучше – когда противник выше тебя или когда ниже?»
И знать, что и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра ей предстоит то же самое…
Нередко во время занятий на площадку заявлялся Джерико. Заметив его, бойцы вытягивались по стойке «смирно»; он махал рукой – «Занимайтесь, занимайтесь!» – и присаживался в верхнем ряду. Парни снова сходились в учебной схватке, но бог мой, как же они теперь старались – еще бы, сам Хефе смотрит! – как, если прием получался, косились на трибуну – заметил, нет?!
Иногда он, посидев немного, просто уходил, иногда спускался на площадку – хвалил отличившихся, кого-то мог и пожурить: «Отвлекаешься попусту!» Бойцы смотрели на него восторженными глазами, и было ясно, что прикажи Хефе – они пойдут за него в огонь и в воду.
Его обожали, перед ним преклонялись, его слово было законом, а мимолетная похвала ценилась выше любой награды.
И для этого ему не приходилось прикладывать никаких усилий – просто он обладал каким-то свойством, которое заставляло людей дарить ему свою безоговорочную любовь и преданность. И не только бойцов – точно так же относились к нему и Пит, и Лео, и Динеро.
Порой Лесли казалось, что она единственный человек в Логове, который способен воспринимать Джерико без розовых очков – таким, каким он был на самом деле. Возможно, «переболев» в шестнадцать лет любовью к нему, она получила некий «иммунитет» против его неотразимого обаяния – но теперь, глядя на Джерико, видела перед собой не великого непогрешимого лидера, а человека, чью настроение менялось, как погода в ноябре, способного в одну минуту быть добрым, ласковым и заботливым – именно быть, а не притворяться, это шло у него от сердца! – и тут же побледнеть от злобы; человека авторитарного и самоуверенного, в принципе не злого и не жестокого, но при необходимости или в приступе раздражения способного на любую жестокость.
Как-то ночью она проснулась от стука в дверь, спросила:
– Кто там?
– Миссис Лесли (так уважительно называли ее бойцы), пожалуйста, идемте в больницу! – возбужденно затараторил молодой голос из-за двери. – Там… парень один… он ранен…
– Сейчас приду, – не дослушав, ответила Лесли и пошла одеваться.
Ребят, стоявших у входа в лазарет, она увидела издали – двое поддерживали третьего, в грязной, извалянной в песке одежде. Безвольно повесив голову, тот еле держался на ногах.
Спросила, подходя:
– Что с ним – пьяный?
– Нет, он… – начал один из парней, но тут раненый поднял голову.
Его лицо было разбито до такой степени, что едва можно было различить черты, глаза заплыли, из носа текла кровь.
– О, господи! – вырвалось у Лесли. – Он что, с мотоцикла упал?
– Нет, я… я сам виноват, – расквашенными губами пробормотал раненый. Только теперь она узнала светловолосого паренька из второго отряда – одного из тех, кого пару дней назад учила правильно делать переброс через плечо.
– Он заснул на посту, – пояснил поддерживавший его справа боец. – Хефе это заметил.
– Это Хефе его так? – переспросила Лесли.
– Да… я сам виноват, – повторил раненый.
Лечить его пришлось долго. Первые дни он не мог сам встать – так кружилась голова, лежал в полудреме, порой тихонько бредил, повторял одно и то же: «Пожалуйста… я виноват…» Отказывался от еды, Лесли еле удавалось напоить его отваром вороньего глаза – единственным доступным ей средством от сотрясения мозга.
И – ни единого слова протеста.
Лесли сама выросла на военной базе и знала, что солдаты, когда командир не слышит, в сердцах могут и послать его подальше, и обругать, если считают его поступок несправедливым. Тут же ничего подобного не было – все, что сделал с ним Джерико, паренек воспринимал как должное. Да и другие бойцы тоже.
– Ты еще легко отделался. Хефе тогда здорово рассердился! – сказал один из навестивших его приятелей; прозвучало это чуть ли не с восхищением.
Наконец молодость взяла свое – головокружение прекратилось, парнишка мало-помалу начал вставать и через пару недель почти пришел в норму, лишь по вечерам еще болела голова. Лесли попросила Динеро временно, на месяц-другой перевести его на какую-нибудь легкую работу, не требующую езды на мотоцикле.
К ней самой Джерико явно благоволил и не стеснялся демонстрировать это на людях – мог и взять за руку, и приобнять, и с заговорщицкой улыбкой шепнуть на ухо что-то смешное, словом, как правильно сказал сержант Калвер, вел себя с ней так, будто она была его давней подругой.
Порой он приглашал Лесли на завтрак, без всякого порядка и логики: то два-три утра подряд она лакомилась в его обществе деликатесами (в том числе любимой им яичницей-глазуньей), то неделю и больше вынуждена была обходиться едой из общего котла.
Сам он к ней пришел лишь однажды, вечером, опять с миской жареного мяса и кувшином вина. Вспоминал старые времена, весело посверкивая глазами, рассказывал забавные истории – и Лесли ничуть не удивилась, когда он вдруг придвинулся ближе, и она почувствовала его губы на своих.
Прикосновение, привкус вина – больше ничего: ни бегущих по спине мурашек, ни поднимающейся изнутри горячей волны желания. Просто прикосновение, с каждой секундой становившееся все более властным и настойчивым.
Она обвила руками шею Джерико и, как могла, ответила на поцелуй, понимая, что и это, и все дальнейшее придется принять как должное. Что ж – не так уж это и страшно: правда, в постели Джерико никогда не был особенно хорош (теперь, проведя почти год с Джедаем, Лесли понимала разницу), но и жестоким тоже не был.
Почувствовала, как он расстегивает куртку у нее на груди… сейчас они переберутся в постель, а дальше все произойдет достаточно быстро. Потом Джерико почти сразу заснет и мирно прохрапит до утра.
Отталкивать его или как-то показывать, что она вовсе не пылает желанием, Лесли ни в коем случае не собиралась. Отстранился он сам – глаза удивленно расширились, руки замерли.
– Что с тобой?
– Ничего! – она потянулась к нему, попыталась поцеловать.
– Перестань! Я же знаю, когда женщина меня хочет, а когда нет!
Спорить Лесли не стала – понурив голову, ткнулась лбом ему в плечо; сказала жалобно:
– Наверное, это из-за Сола… из-за того, что он сделал… внутри будто что-то умерло… – довольно натурально всхлипнула.
Похоже, Джерико растерялся, спросил осторожно:
– У тебя что – никого с тех пор не было?
Мысленно скрестив пальцы, она замотала головой.
– Черт побери этого Сола! – он вскочил и, с разлету сделав пару шагов, стукнул кулаком по стенке; обернулся с искаженным яростью лицом. – Ч… черт, черт! Если бы ты его не прикончила, я бы его сейчас… сам убить готов!
Лесли выразительно шмыгнула носом.
– Не огорчайся! – подойдя, Джерико неловко похлопал ее по плечу. – Со временем все образуется… ладно, давай еще вина выпьем…
Ушел он довольно скоро. На прощание еще раз похлопал по плечу, но поцеловать больше не пытался.
Сержанта Калвера Лесли за все это время видела лишь дважды. Первый раз пришла к нему через несколько дней после боя с Солом, с новой бутылкой обезболивающего отвара.
Он не стал тратить времени на приветствия; смерил ее взглядом, сказал – не в похвалу, а констатируя факт:
– Хорошо дралась.
– Я запомнила ваши уроки, – коротко ответила она. Если он, непонятно почему, так холоден с ней, то и она расстилаться перед ним не будет.
– Чем этот парень тебе не угодил?
– Давнее дело, – поставила бутылку на стол, стиснула зубы – и все же попросила: – Вы обещали рассказать про Лоридейл. И про маму.
Несколько секунд он смотрел ей в глаза, потом заговорил четко, как по-писаному:
– Лоридейл – это бывшая военная база в Южной Дакоте. Бетонные стены, поверху колючка, вышки с пулеметами – ни одна сволочь не подберется. Сейчас там живет около двух тысяч человек, больше половины – солдаты. Оружия тоже хватает, – казалось, сержант стремится во что бы то ни стало убедить ее в оборонной мощи Лоридейла.
– Но как вы там оказались? – спросила Лесли. – Мама писала, что полковник ведет всех на север, в Вайоминг…
– Так и было поначалу задумано. Едва сошел снег, полковник послал конных разведчиков в Вайоминг и в Небраску, подыскать подходящее место – чтобы и вода была, и земля хорошая, и лес поблизости. К июню ребята вернулись… не все, правда. Из тех мест, что они нашли, три вроде подходящими показались. Полковник решил, что когда мы в Вайоминг придем, то он сам съездит, посмотрит и окончательно выберет. А пока тянуть и раздумывать уже было нельзя – к тому времени у нас воду людям по норме выдавали, ведрами, – он вздохнул и опустил глаза; враждебность из тона мало-помалу исчезла. – Ушли мы из Форт-Бенсона, как сейчас помню, первого июля. Поначалу, пока не обвыкли, тяжело было: дети плачут, овцы блеют, то один грузовик встанет, то другой. Мужчины и женщины, кто покрепче, пешком шли. Вечером у большинства едва хватало сил поесть да в палатку заползти, а утром чуть свет – опять в дорогу.