Текст книги "Дорога домой"
Автор книги: Мери Каммингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Мери Каммингс
ДОРОГА ДОМОЙ
ПРОЛОГ
Это был метеорит – огромная каменная глыба, прилетевшая откуда-то из глубин космоса и с размаху врезавшаяся в Землю. Именно он и стал причиной Перемены, потому что после его падения уже ничто не было и не могло остаться по-прежнему.
Подобной катастрофы мир еще не видел: побережье Атлантики, уничтожая все на своем пути, захлестнули гигантские волны-цунами. По земле прокатилась волна землетрясений, снова начали извергаться столетиями молчавшие вулканы.
По всему миру люди с ужасом смотрели на несущиеся по небу низкие темные тучи. Первые дни после катастрофы многие из них надеялись, что жизнь вот-вот наладится: снова заработает телефон, появится электричество, а из крана потечет вода. Но прошла неделя, другая – и даже самые твердолобые поняли, что надеяться не на что.
С каждым днем становилось все холоднее. Уже через месяц, к середине июня, температура днем не поднималась выше точки замерзания. На земле по-прежнему царил сумрак, по небу все так же неведомо куда неслись тучи; порывы ураганного ветра сбивали людей с ног, валили деревья и столбы электропередач.
Эта кошмарная зима продлилась почти год и унесла за собой жизни сотен миллионов людей. Цунами и землетрясения, холод, голод и болезни – все они сполна собрали свою страшную дань. Слова «закон и право» потеряли всякий смысл, жизнь человека порой стоила меньше куска хлеба, а нередко и зависела от этого куска.
Прошло несколько лет, прежде чем измученная морозами и ураганами, наводнениями и вулканами земля постепенно ожила и приспособилась к новой реальности.
Лето стало короче и прохладнее, чем раньше, но все же его хватало, чтобы животные успевали вывести детенышей, а растения – дать семена. Прежде безжизненные пустыни прорастали травой и кустарником – дожди шли теперь куда чаще.
Редко когда можно было услышать голоса певчих птиц, почти не осталось сусликов и луговых собачек, зато олени быстро восстановили свою численность. Необычайно размножились зайцы и змеи – наступившая пора оказалось для них благодатной.
Но больше всего изменилось небо – теперь оно днем и ночью было затянуто серебристой, слабо фосфоресцирующей полупрозрачной пленкой.[1]1
Серебристые полупрозрачные облака знакомы людям давно – они появлялись и после извержения Кракатау, и после падения Тунгусского метеорита. Некоторые ученые утверждают, что причина появления этих облаков – попавшая в верхние слои атмосферы метеоритная пыль.
[Закрыть] Солнце и луна просматривались сквозь нее, как сквозь мутное стекло, и даже безлунной ночью льющегося с неба серебристого света хватало, чтобы разглядеть все вокруг.
Изменились и люди. Немногие выжившие счастливцы, уже твердо знавшие, что полагаться можно только на себя, ушли из городов; новые поселения возникали вблизи источников пресной воды, по берегам рек и озер. Их жители выращивали кукурузу и пшеницу, разводили овец и коз и промышляли охотой.
Возрождались забытые раньше ремесла. Этому, новому миру были не нужны учителя и музыканты – умение обрабатывать шкуры, молоть муку и печь хлеб ценилось куда больше.
Люди редко уходили далеко от своих жилищ – идти было некуда, да и опасно: ограбить путников могли и на дороге, и в любом чужом поселке.
И хорошо если только ограбить – впрочем, без еды, оружия и одежды человек почти наверняка был обречен на смерть.
Лишь немногочисленные торговцы, или, как их еще называли, маркетиры бродили от поселка к поселку, торгуя остатками прежней цивилизации. Швейные нитки и иглы, патроны и ткани, инструменты и оружие – все это стало теперь большой ценностью, и жители поселков платили за них мукой и хлебом, домотканым холстом и выделанными шкурами.
Жизнь маркетиров нельзя было назвать простой и легкой. Но это была особая категория людей, высоко ценивших свою независимость и не готовых променять ее на относительно безопасную жизнь в каком-нибудь поселке. Им приходилось в совершенстве владеть искусством выживания – иначе было невозможно уцелеть в мире, один из главных законов которого гласил: «Если не хочешь, чтобы убили тебя, – убей первым!».
ЧАСТЬ I
БРОНЗОВЫЙ НЕТОПЫРЬ
«Нет такого понятия, как честный бой, – в бою используют любое преимущество и любую возможность.»
А. Сапковский «Ведьмак»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Индейское лето[2]2
Индейское лето – то же, что и «бабье лето», период теплой солнечной погоды, который следует за первым осенним похолоданием. Приходится обычно на сентябрь – начало октября.
[Закрыть] уже подходило к концу, когда Лесли Брин, маркетир и лекарь, перевалила через хребет Сангре-де Кристо[3]3
Сангре-де Кристо (Sangre de Cristo) – горный хребет в южной части Скалистых гор.
[Закрыть] и оглянулась, словно сквозь высившиеся за спиной горы могла разглядеть оставленную в сотнях миль позади Калифорнию. Сказала вслух:
– Ну, вот мы и дома! – в самом деле, впереди простирались предгорья и равнины Колорадо – штата, который она за годы скитаний исходила вдоль и поперек и знала в нем каждую тропинку и каждый поселок. Здесь же, на расположенной на юге Колорадо военной базе Форт-Бенсон, прошли ее детство и юность.
Ала, помесь бордер-колли и койота, в ответ на слова хозяйки прижалась боком к ее ноге и завиляла хвостом.
– Ну что, девочка, – нагнувшись, Лесли потрепала старую собаку по загривку, – дошли все-таки, все дошли!
Огляделась, пересчитывая Стаю – десяток клыкастых охотников, таких же мохнатых и белолапых, как Ала (неудивительно, ведь все они были ее потомками), – и двинулась дальше, на юго-восток, к Великим Равнинам.
К этому времени у нее практически не осталось ни товаров, ни припасов, поэтому сложенная волокуша была привязана к рюкзаку. По-хорошему нужно было бы остановиться и поохотиться – заготовить мяса, чтобы иметь запас хоть на неделю, набрать съедобных клубней и трав – но она не хотела задерживаться ни на один день, пока не решит главную проблему: как быть с зимовкой.
Еще никогда Лесли не оказывалась к середине осени в таком отчаянном положении. Обычно к этому времени, поднакопив припасов и товаров, она начинала откочевку на юг, по дороге охотясь, заготавливая мясо и обменивая товары на муку, зерно и сало.
Но сейчас у нее не было ничего, и даже стрел для арбалета оставалось меньше двух дюжин.
Вариантов было всего два: либо идти на юго-восток; опустошить схрон в неделе пути отсюда – там и стрелы есть, и сушеные овощи, и кое-какие товары – и двигаться дальше, в Оклахому. Та времянка, где она зимовала в позапрошлом году, наверняка до сих пор стоит на своем месте.
Но куда привлекательнее для Лесли был второй вариант: перезимовать здесь, в Колорадо, в одном из поселков. Например, в «женском» поселке, у Дженет; старейшина не раз предлагала ей остаться у них – вот и случай попробовать, как они уживутся вместе.
Разумеется, Лесли ни в коем случае не хотела, чтобы ее приютили из милости – за зимовку она собиралась расплатиться товарами. Да и свежая дичина в поселке наверняка лишней не будет – какими бы опытными охотницами ни были Гарриэтт и ее подруги, Лесли знала, что, охотясь со Стаей, даст им сто очков вперед.
Был, конечно, и еще один вариант: перезимовать в поселке у дяди Мартина – Лесли не сомневалась, что тамошние жители охотно приютят ее.
Но это она оставляла на крайний случай, понимая, что, стоит ей появиться в поселке, первым вопросом будет: «А где же Джед?!»
Она купила его в поселке на Симарроне – могучего великана с пустыми глазами и шрамом на затылке; человека, из-за травмы черепа потерявшего разум и речь. Купила дешево, всего за катушку лески и два рыболовных крючка – у него была повреждена рука, и, не заинтересуйся им Лесли, его тем же вечером отвели бы на пустошь, подальше от поселка, и оставили там «на волю Божью».
Лесли тоже купила его не из альтруизма – ее осел погиб от укуса гремучки, и она посчитала, что сильный мужчина со здоровыми ногами вполне может заменить его и какое-то время потаскать за ней волокушу с товаром. Не зная его настоящего имени, она назвала его Джедаем – это слово было вытатуировано у него на плече.
Поврежденная рука зажила довольно быстро, и так же быстро Лесли привыкла к своему новому спутнику – безмолвному, покорному и незлобивому. Теперь, даже если бы ей предложили за него настоящего осла, она бы не согласилась на такую замену.
Все изменил один винтовочный выстрел. Их обоих хотели убить – на то были свои причины, и, по мнению нападавших, весомые – но вышло так, что пуля, скользнувшая по затылку Джедая, вместо этого каким-то непостижимым образом вернула ему разум. Правда, о своем прошлом он по-прежнему ничего не помнил, разве что имя – Джед, но мог теперь говорить.
Поначалу они часто ссорились – чуть ли не до драки доходило, так он ее бесил! У него имелось свое мнение и на разницу в предназначении мужчины и женщины, и на то, какая работа кому из них пристала; он требовал, чтобы она дала ему винтовку и отпустила на охоту (при том, что охотиться не умел – но это же мужская работа!)
Время шло, и постепенно они научились ладить друг с другом, а потом стали близки – что, в общем-то, вполне естественно для мужчины и женщины, у которых изо дня в день на двоих одна тропа и одна крыша над головой, пусть даже это крыша сделанного из сосновых веток шалаша.
Любила ли она его? Лесли об этом не задумывалась. Он нравился ей – и как мужчина, и как человек: добрый, незлобивый и надежный; она доверяла ему и знала, что может на него положиться.
Память вернулась к нему внезапно – просто в одно прекрасное утро Джедай (мысленно она по привычке называла его так) проснулся и сказал ошеломленно: «Лесли, я вспомнил… я все вспомнил!..»
Оказывается, раньше он жил в поселке, основанном на острове Кейп-Роза в Калифорнии экипажем уцелевшей во время Перемены атомной подводной лодки. Бывший морской пехотинец, именно там он выучился профессии плотника, именно там женился на женщине намного старше себя и счастливо прожил с ней одиннадцать лет.
После того как жена его погибла во время шторма, Джедай вызвался добровольцем в разведывательный полет – предполагалось, что восстановленный механиками поселка легкомоторный самолет долетит до Лас-Вегаса, дозаправится там взятым с собой топливом и вернется обратно в Калифорнию.
Самолет взлетел, поднялся над горами Сьерра-Невады… что было дальше, Джедай не помнил. Но теперь, когда он знал, где его дом, он стремился туда всей душой; звал Лесли с собой, утверждая, что им обоим там будет хорошо.
И вот прошлой весной, в середине марта, они двинулись на северо-запад, в направлении Кейп-Розы. Путь предстоял долгий – от Аризоны до Калифорнии почти тысяча миль…
Тосковала Лесли по нему, если честно, ужасно, особенно первое время. Злилась на себя, но ничего не могла поделать. Не хватало теплых сильных рук, обнимавших ее по ночам, улыбки, которой он встречал ее, когда она возвращалась с охоты, да и просто живого человека, с которым можно было перемолвиться словом.
Нет, она не жалела, что ушла с Кейп-Розы, – и даже не потому, что жена Джедая оказалась жива, а потому, что место это, где женщина не имеет права даже за пределы поселка выйти и где считается, что одной ей жить «негоже», было явно не для нее. (Но почему он не пошел за ней, не попытался удержать?! Конечно, это хорошо – если бы он стал ее останавливать, уговаривать, уйти было бы труднее. Но все равно – почему даже не попытался?!)
Прошел добрый месяц, пока Лесли заново привыкла варить похлебку не на двоих, а на одного человека и не просыпаться по ночам, тщетно пытаясь придвинуться к теплому телу рядом. Но даже сейчас рана все еще побаливала и лишний раз растравлять ее, объясняя всем и вся, куда делся Джедай, не хотелось.
Конечно, Дженет тоже наверняка спросит о нем – но для нее Джедай всего лишь бездумный «осел», об их отношениях она не знает, и ей можно ответить просто: пришел в себя и вернулся в Калифорнию, к своим. Если они договорятся – а Лесли в этом почти не сомневалась – тогда она сходит в Форт-Бенсон и принесет оттуда и вещи, которыми расплатится за зимовку, и кое-какие товары, чтобы весной, когда она отправится в путь, было чем торговать.
И надо, наконец, потратить пару дней и перетащить оставшиеся там вещи в один зал!
Когда произошла Перемена, Лесли было пять лет. В тот момент она даже не осознала, что мир вокруг нее безвозвратно изменился: рядом по-прежнему была мама, на завтрак – каша или хлопья с молоком, а самым главным человеком из всех, кого она знала – полковник Брэдли.
Именно он, командир Форт-Бенсона, сделал все, чтобы после Перемены уберечь людей, за которых отвечал. Большим подспорьем ему стало то, что в подземных пещерах под базой был расположен огромный склад, где хранились самые разные вещи: обмундирование, палатки, консервы, герметично упакованные сухие пайки, постельное белье и инструменты.
Все обитатели Форт-Бенсона – и военнослужащие, и беженцы, которым повезло добраться до базы – работали от зари до зари: строили теплицы и обрабатывали землю, охотились и заготавливали дрова. Неудивительно, что и Лесли лет с девяти начала ухаживать за больными в лазарете и гордилась тем, что ей доверяют такое важное дело.
Мама понемногу, между делом, учила ее азам своей профессии. В двенадцать лет Лесли могла сделать укол и поставить капельницу, зашить рану и наложить повязку; в четырнадцать – ассистировала при операциях, умела вправить вывих и зафиксировать шиной сломанную руку или ногу.
Когда ей было тринадцать лет, к постигаемым ею премудростям добавилась еще одна «наука»: полковник Брэдли отвел ее к сержанту Калверу, инструктору по рукопашному бою, и приказал, чтобы тот научил Лесли всему, что, как он выразился, «в наши веселые времена ей не помешает знать».
С тех пор сержант – человек, прошедший немало «горячих точек» и не понаслышке знавший, что такое война, стал ее учителем и другом. Он не только показывал Лесли приемы самообороны и учил обращаться с оружием, но и рассказывал, в каких случаях лучше отступить, а в каких – напасть первой, как понять, когда противник блефует, и как определить его сильные и слабые стороны.
Она слушала и запоминала, тренировалась и радовалась, когда какой-то прием удавался. Но воспринимала она все это скорее как игру, чем как то, что когда-нибудь пригодится в жизни.
А вот пригодилось, да еще как…
На этот раз Лесли шла в «женский» поселок налегке, оставив рюкзак и собак милях в семи от поселка.
Листья уже начали осыпаться, покрывая землю пестро-желтым ковром, сосны и пихты на этом фоне смотрелись как притаившиеся сгустки тьмы.
Это время года она не любила: сухие листья от любого дуновения ветерка подозрительно пошурхивали, и все время тянуло оглянуться и проверить, не следит ли кто-то за ней, не крадется ли сзади.
Пройдя мили три по лесу, она вышла на старую асфальтовую дорогу. Где-то недалеко, на этой самой дороге юные охотницы позапрошлой весной столкнулись с парнями на квадроцикле. Лесли невольно взглянула себе под ноги, принюхалась: кажется, или и впрямь откуда-то пахнуло бензином? Нет, показалось…
За очередным извивом дороги пожаром полыхнул небольшой клен, такой ярко-алый, что она даже притормозила, разглядывая его. А вон, рядом, еще один, и еще…
Лесли сама даже не знала, почему так любит красные клены.[4]4
Красный клен – дерево, распространенное в Северной Америке от Канады до Техаса. Осенью его листья становятся ярко-красными.
[Закрыть] Может, потому, что возле Форт-Бенсона они не росли, и впервые она увидела огромное, покрытое алыми резными листьями дерево лишь в шестнадцать лет. Так же, как сейчас, замерла в восхищении и шепотом спросила у Джерико: «Ой, что это?!»
Тогда тоже стояла осень…
Он ворвался в ее жизнь как буря – Джерико, вожак группы маркетиров, которую он шутливо называл «моя банда». Высокий и стройный, с шапкой черных вьющихся волос, яркими голубыми глазами и обаятельной улыбкой – неудивительно, что Лесли влюбилась в него чуть ли не с первого взгляда.
В Форт-Бенсон он забрел почти случайно – один из членов «банды», Пит, вывихнул ногу, а все знали, что на базе, в больнице для беженцев, лечат любого, кому нужна помощь. Вышло так, что вправлять вывих пришлось Лесли – именно она в тот день дежурила в больнице.
Когда через две недели с ноги сняли гипс и торговцы двинулись дальше, Лесли ушла вместе с ними, взяв с собой лишь смену одежды и десантный нож. И, разумеется, Алу – подарок мамы на ее пятнадцатилетие. Оставила маме записку, попросила не сердиться и не скучать – через год они снова увидятся, Джерико обещал весной, когда пойдет торговать, непременно зайти в Форт-Бенсон.
Увы, больше они так и не свиделись – когда весной маркетиры отправились в рейд, Лесли была уже беременна и осталась на ранчо в Аризоне, которое «банда» считала своим домом. Рожать ей предстояло в ноябре, и она истово надеялась, что Джерико вернется до того: конечно, он не врач, но если он будет рядом, будет не так страшно.
Роды произошли до срока; крошечная недоношенная девочка прожила всего несколько часов и умерла, ни разу даже не заплакав.
Когда, еще через неделю, вернулась «банда», Джерико среди них не было. Смайти, его правая рука, рассказал, что он погиб в случайной перестрелке в Нью-Мексико; сочувственно пожал Лесли плечо: «Ты держись… держись!»
Той же ночью она ушла с ранчо – обратно, домой, в Форт-Бенсон.
Донесшийся откуда-то шорох в который раз заставил ее оглянуться, но сзади никого не было, лишь ветер, закрутив маленьким смерчем сухие листья, гнал их по дороге. Все еще озираясь, она шагнула вперед и вдруг, при следующем повороте головы, увидела стоявшего на обочине, совсем близко от нее мужчину.
Это было так неожиданно, что она на миг обомлела. Рука метнулась к ножу, но выхватить его не успела – страшный удар по затылку бросил Лесли ничком на асфальт. На спину навалилась какая-то тяжесть, и весь мир провалился во тьму.
Когда она очнулась, то первым, что почувствовала, была боль. Болел затылок, и каждое, даже слабое движение головы усиливало эту боль стократно. Болели и руки, и спина, в которую упиралось что-то твердое, и ноги.
Руки и ноги были связаны, в ноздри бил душный запах бензина. Вокруг было темно, твердую ровную поверхность, на которой она лежала на боку, ощутимо потряхивало. Рядом – внизу, сбоку, везде – что-то шумело и дребезжало.
Она в машине, и ее везут куда-то – понимание этого пришло к Лесли вместе с новым приступом беспамятства.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Следующий раз она очнулась оттого, что на лицо обрушился поток холодной воды. Кто-то схватил ее за плечо и больно затряс, допытываясь:
– Эй, ты живая? Живая?
Руки ее по-прежнему были связаны за спиной. Пару секунд Лесли прикидывала, стоит ли показывать, что она уже пришла в себя, но потом открыла глаза. Прямо перед ней стоял на коленях мужчина – тот самый, что был на обочине; она узнала скуластое лицо с прищуренными глазами и растрепанные темные волосы.
– Ты живая? – снова спросил он.
Не отвечая, Лесли повела взглядом вокруг.
Рядом стояли еще двое, но чтобы увидеть их лица, нужно было задрать голову – черт, больно! – поэтому она удовольствовалась зрелищем сапог и штанов из темно-зеленого холста.
– Это твое? – рявкнул позади нее грубый голос, и перед носом появилась рука с арбалетом. – Отвечай!
– Мое.
– Сука! – удар в спину был еще болезненнее из-за своей неожиданности. – Убийца! – пинки посыпались градом, Лесли зажмурилась и сжалась в комок, пытаясь защитить лицо, подумала: «Если в затылок попадет – все, каюк!»
– Хватит! – крикнул другой голос, тот самый, который допытывался: «Ты живая?». Над головой у нее началась какая-то возня, и удары прекратились. – Эй, эй, полегче, ты что? Хефе не простит, если мы ее живой не довезем!
Кем бы ни был этот Хефе, упоминание о нем подействовало отрезвляюще.
– Ладно, – уже не над головой, в стороне сказал грубый голос. – Не давайте ей ни есть, ни пить – обойдется.
Связана Лесли была умело: не настолько туго, чтобы нарушилось кровообращение, поэтому могла шевелить пальцами и ступнями – но и только; как она ни старалась, ни ослабить, ни порвать связывавшую ее веревку не удавалось. Одно хорошо – возясь с путами, она согрелась, даже вспотела.
Но стоило ей, устав, вытянуться на песке, и холод навалился с такой силой, что зубы начали выбивать частую дробь.
Захватившие ее парни давно спали, укутавшись в одеяла. Часового не оставили, но перед тем, как лечь спать, привязали к связанным позади рукам Лесли тяжелую автомобильную покрышку и надели ее на торчавший из земли валун. Теперь она не могла ни перекатиться, ни отползти, ни даже перевернуться на другой бок.
Пока они сидели у костра, ужинали и болтали, она узнала, что светловолосого парня с грубым голосом зовут Логан. Судя по всему, он был здесь главным, возражать ему смел только Юло – тот самый скуластый брюнет, который спрашивал, жива ли она. Когда Логан предложил «отыметь суку, чтоб знала», именно Юло вновь напомнил о таинственном Хефе, и идея увяла на корню.
Еще они говорили о мотоциклах, о том, что надеются добраться до некоего «Логова» к послезавтрашнему вечеру, о мясе – жесткое, сволочь, даже после варки еле прожуешь – и обсуждали какую-то Эмму, которая пусть и сука, но буфера хоть куда.
И у всех у них: и у Юло, и у Логана, и у водителя – Карела, и у низкорослого смуглого Боунза на ремнях были массивные бронзовые пряжки с распростертыми крыльями…
Выходит, ее догадка оказалась правильной: вот он, тот самый «автомобиль поддержки» – вырисовывается на фоне неба. И везут эти парни ее сейчас на юг, туда, где базируется их банда. Но зачем? Если у них, как на Кейп-Розе, не хватает женщин, то, наверное, они обращались бы с ней получше. Нет, тут что-то другое… И почему ее арбалет вызвал у Логана такой приступ ненависти?
В любом случае, что бы эти люди ни замыслили с ней сделать, Лесли понимала, что воспрепятствовать этому она не в силах. По крайней мере сейчас – ерзая по земле в попытке ослабить веревку, она обнаружила, что маленький нож, хранившийся в потайных ножнах за поясом, по-прежнему на своем месте. И если у нее появится хоть малейший шанс дотянуться до него, положение может измениться.
Значит, пока что нужно выглядеть как можно более беспомощной, чтобы ни у кого не возникло искушения обыскать ее еще раз. И ждать, и молиться, чтобы судьба дала ей этот шанс.
Перед рассветом, несмотря на стучащие от холода зубы, Лесли удалось заснуть. Очнулась она от пинка в живот.
– Эй, ты! – стоя над ней, Логан уже заносил ногу для второго удара, но увидев, что она открыла глаза, остановился. – Вставай.
Забыв про привязанную к рукам покрышку, Лесли попыталась встать на колени, но лишь беспомощно затрепыхалась на песке. Логан радостно заржал.
– Мне… мне в уборную надо, – просительно сказала она.
Пусть на минуту, всего только на минуту, развяжет ей руки!
– Обойдешься, – снова походя пнув ее в бок, он отошел к костру.
Ни еды, ни воды ей не дали; когда пришло время ехать, подхватили с двух сторон за плечи и, как мешок, швырнули в затянутый брезентом кузов. Лесли еле успела извернуться, чтобы не разбить лицо; следом полетела покрышка.
Она успела увидеть стоявшие вдоль бортов мотоциклы – потом брезент опустился, и в кузове стало темно, как в преисподней.
Они ехали весь день, сделав лишь несколько коротких остановок. Днем, после очередного толчка машины, Лесли не выдержала и обмочилась – теперь к пропитавшему здесь все запаху бензина прибавился и «аромат» мочи, дышать в кузове стало вообще невозможно.
Лежа на боку, она, как могла, шевелила ступнями и пальцами, дергала плечами и сгибала ноги в коленях – если у нее появится шанс сбежать, нельзя, чтобы в этот момент ее подвело собственное тело! Устав, отдыхала, пару раз даже забылась неглубоким сном, но, придя в себя, переворачивалась на другой бок и снова начинала «гимнастику».
Черт возьми, как же ее угораздило так влипнуть?!
Теперь, задним числом, Лесли понимала, что парни, скорее всего, заметили ее еще на опушке и, забежав вперед, устроили засаду, а шуршащие листья помешали ей распознать их шаги. Да, не зря она то и дело оглядывалась… И зря не взяла с собой никого из собак – их бы листья с толку не сбили, своим острым чутьем они распознают человека за сотни ярдов.
Бедняги, они до сих пор ждут ее! Привыкли, что иногда хозяйка отсутствует и сутки, и больше – и уверены, что она вот-вот вернется.
Что с ними теперь будет? Как они переживут без нее зиму?
– Фу-у! – брезгливо выдохнул кто-то из парней, когда грузовик остановился и они откинули закрывавший сзади кузов брезент.
– Логан, ты что, вообще? Она же нам всю машину провоняла! – возмущенно добавил другой.
Лесли, не открывая глаз, жадно вдыхала проникший снаружи свежий воздух – после царившего в кузове зловония это было наслаждением. Даже мучившие ее жажда и головная боль отступили ненадолго на второй план.
– Ты собираешься ее в таком виде к Хефе вести? – голос Юло она узнала. – Ему это может не понравиться.
– Не бзди! – хохотнул Логан. – Завтра у Пекоса остановимся – искупаем ее. А пока пусть в штаны ссыт, стерва! Ладно, давайте, берем!
Ее вытащили из кузова и, подхватив с двух сторон под мышки, поволокли по земле. Она висела кулем, даже не пытаясь шевельнуться, и открыла глаза, лишь когда, снова привязав к связанным рукам покрышку, ее усадили на колючий гравий.
– Ага, живая, – удовлетворенно сказал Логан.
– Пить дайте… – простонала Лесли.
На этот раз он не удостоил ее даже ответом – повернулся и направился к грузовику. Остальные мужчины потянулись следом.
Пока они разводили костер, Лесли сползла на бок и, дотянувшись губами до земли, ухватила небольшой плоский камешек. Это хорошо помогало от жажды.
Снова садиться не стала – так и осталась лежать на боку, перекатывая во рту камешек и глядя на сидевших вокруг костра парней. На сей раз они не стали варить мясо – ели его с сухарями, смачно хрустя ими и запивая все это ячменным кофе.
От разносившегося вокруг запаха кофе у нее засосало под ложечкой, она закрыла глаза и открыла их, лишь услышав:
– Эй, Юло, ты чего?
– Да хочу эту стерву на подветренную сторону перевести. А то воняет так, что кусок поперек горла становится, – подойдя к ней, с раздражением объяснил тот.
Церемониться не стал – потянул вверх покрышку, заставив Лесли выпрямиться на связанных ногах, и, обхватив ее за живот, потащил волоком. Через десяток ярдов усадил на землю, наклонился, пристраивая покрышку вокруг очередного валуна, и вдруг еле слышно шепнул:
– Пей! – Лесли в первый момент не поверила своим ушам, но горлышко висевшей у него на поясе фляги и впрямь оказалось возле самых ее губ. – Быстро, пока никто не видит.
Она успела сделать несколько жадных глотков, прежде чем Юло выпрямился и как ни в чем не бывало пошел к костру.
До моста через Пекос они добрались, когда солнце уже перевалило за полдень. Парни вытащили Лесли из кузова, спустились к реке и бросили ее на заросшем травой берегу. Упав на землю, они слабо застонала, всем своим видом демонстрируя полнейшее бессилие.
Она в самом деле ослабела, хотя и не до такой степени, как стремилась показать. Но эта остановка была ее последней и единственной возможностью вырваться – из услышанных обрывков разговоров Лесли знала, что до Логова осталось всего часа три пути, а потому к моменту купания должна была выглядеть как можно более беззащитной и беспомощной.
Покамест парни занимались своими делами – раздевшись догола, шумно и долго плескались в воде, после чего развели костерок, нагрели воду и принялись старательно бриться.
Старательность эта объяснялась просто: парням изо всех сил хотелось заслужить одобрение Хефе. Судя по тому, с каким уважением они отзывались о своем вожаке, в банде он был царем и богом, и сегодня, привезя ему столь ценную добычу, как Лесли (эх, знать бы еще, почему она так важна для них!), они не хотели испортить впечатление собственным расхлябанным видом: Хефе любил, чтобы его «солдаты» выглядели аккуратными.
– Эй, Бони, займись-ка стервой! – Логан наконец вспомнил и о ней.
Боунз босиком, в одних штанах развалился на траве у костерка – младшему и по возрасту, и по рангу, брить ему было пока особо нечего.
– А чего с ней делать-то? – отозвался он.
– Свяжи ей ноги посвободнее, чтобы могла только мелкими шажками идти, привяжи к поясу длинную веревку – и гони ее в воду. Да, и руки развяжи, – не нам же ее мыть!
Вот! Вот он – ее шанс! Лесли продолжала лежать неподвижно, хотя внутри все будто кулаком сжало. Почувствовала, как Боунз возится с ее ногами.
– Вставай!
Она заерзала, попыталась подняться – со связанными позади руками это получалось неловко, и он, ухватив за плечо, помог ей выпрямиться.
Теперь они стояли совсем близко, чуть ли не вплотную. Боунз напряженным взглядом шарил по ее лицу и шее, от волнения аж сглотнул.
– Ты… это… – он покосился на расположившихся у костерка парней, – сейчас мыться пойдешь, так смотри у меня! – обхватил ее за талию, обвязывая веревкой – Лесли прохватило мгновенным импульсом страха: а ну как он сейчас нащупает нож?!
Но Боунзу было не до того. Снова воровато покосившись на своих товарищей, он облизнул губы и, скользнув рукой ей под куртку, больно стиснул грудь.
Лесли стерпела, даже не дернулась, лишь прошипела:
– Ты что?!
Словно обжегшись, он отдернул руку и, повернув Лесли к себе спиной, принялся развязывать ей запястья. Она метнула глазами туда-сюда, оценивая обстановку. Вокруг голая степь – спрятаться негде, кусты вдоль берега растут редкие и несерьезные. Просто кинуться бегом в степь? Да, у нее будет фора – парни ведь до сих пор босиком, но что если они начнут стрелять?
Она искоса взглянула на громоздившуюся футах в десяти от костра груду рубашек, сапог и оружейных поясов. Конечно, поначалу парни инстинктивно рванутся за ней, но скоро вспомнят и про обувь, и про револьверы…
Оставался грузовик. Если ключ торчит в замке зажигания, завести его можно за четверть минуты, а потом – только ее и видели! Если же ключа нет (хотя с чего бы?!), то принимать бой лучше в таком месте, где на нее не смогут навалиться сразу со всех сторон – грузовик для этого вполне подходит…
– Иди, – Боунз подтолкнул ее к воде, – мойся!
Лесли сделала коротенький неловкий шажок, взмахнула руками, будто стремясь удержать равновесие, на самом же деле – расправляя затекшие от неподвижности мышцы. В последний раз огляделась – и рухнула на четвереньки от внезапного пинка ногой в зад.
– Шевелись, задрыга! – заржал позади Боунз.
Вот как?! Ярость нахлынула волной – сейчас он свое получит, сволочь!
Неуклюже пытаясь встать, Лесли подалась влево, чтобы оказаться к остальным парням спиной, и незаметно вытащила нож. Короткое движение – и веревка на ногах оказалась перерезана.
Повернувшись к Боунзу, она с ходу рассекла соединявшую их веревку и одним взглядом охватила его вытянутое от испуга лицо, расстегнутую ширинку и запущенную туда руку. В следующий момент она полоснула его ножом по горлу и кинулась вверх по склону, к грузовику.
Раздавшиеся позади шум и крики лишь подстегнули ее – она пулей рванулась вперед; до грузовика оставался какой-нибудь десяток ярдов…
Нет, ее подвело не собственное тело, а мокрая подошва ботинка, проскользнувшая по траве. Лесли припала на колено – всего на миг, но этого было достаточно, чтобы кто-то из парней догнал ее и прыгнул на спину. Она не глядя ударила ножом назад и почувствовала, что попала; вывернувшись из-под его тяжести, вскочила и снова ударила, теперь уже целясь в печень, но парень – это оказался Юло – отшатнулся влево, и лезвие лишь резануло его по животу.
