Текст книги "Плач в ночи"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 36

– Бет!

Закрыв глаза, Дженни прижала пальцы к губам. Бет жива. Что бы Эрих ни собирался сделать с детьми, это еще не случилось. Воспоминание о картине: Бет и Тина, застывшие марионетки, с вельветовыми поясами на шеях. Дженни не могла прогнать этот образ.

На плечи легли руки Марка, его сильные руки. Дженни отодвинула трубку от уха, чтобы Марк тоже мог слушать.

– Бет, родная, здравствуй, – Дженни старалась говорить радостно и беззаботно. Так трудно не закричать: «Бет, где вы?»– Вам весело с папочкой?

– Мама, ты злая. Вчера ночью пришла к нам в комнату, а с нами не говорила. И слишком туго накрыла Тину.

Жалобный голос девочки был пронзительным, так что Марк слышал его. Дженни увидела страдание в его глазах и поняла, что в ее взгляде такое же страдание. Слишком туго накрыла Тину.Нет. Нет. Господи, пожалуйста. Нет. Сначала малыш, а теперь Тина.

– Тина так сильно плакала.

– Тина плакала, – Дженни отгоняла тошноту, накатывающую волнами. Падать в обморок нельзя. – Бетти, дай мне с ней поговорить. Я люблю тебя, Мышка.

Тут Бет расплакалась:

– Я тоже люблю тебя, мамочка. Пожалуйста, приезжай скорее.

– Мама, – беспомощные всхлипы Тины. – Ты сделала мне больно. У меня одеяло было на лице.

– Тина, прости, прости, – Дженни старалась, чтобы голос не сорвался. – Прости, Тина.

Глухой стук, телефон передвинули, рев Тины.

– Дженни, что ты так расстроилась? Девочкам приснился сон. Просто они скучают по тебе, как и я, милая.

– Эрих!– Дженни осознала, что кричит. – Вы где, Эрих? Прошу тебя, я обещаю, что подпишу это признание. Подпишу что угодно. Но, пожалуйста, мне нужны мои дети.

Марк предупреждающе стиснул ее плечо.

– То есть нужна моя семья. – Дженни заставила себя успокоиться, закусив губы, подавила желание умолять его не причинять детям зла. – Эрих, мы можем быть так счастливы. Не знаю, почему я творю такие странные вещи, когда сплю, но ты пообещал, что позаботишься обо мне. Я уверена, что поправлюсь.

– Ты собиралась бросить меня, Дженни. Лишь прикидывалась, что любишь меня.

– Эрих, приезжай домой, и мы поговорим. Или давай я отправлю тебе письмо. Скажи, где вы.

– Ты говорила с кем-нибудь о нас?

Дженни взглянула на Марка. Тот предупреждающе покачал головой.

– С чего бы мне кому-то про нас рассказывать?

– Вчера днем я три раза тебе звонил. Тебя не было.

– Эрих, я так давно не получала от тебя вестей. Мне нужно было подышать свежим воздухом. Я немного покаталась на лыжах. Я хочу снова кататься на лыжах с тобой. Было так здорово, помнишь?

– Вчера вечером я пытался дозвониться Марку. Его не было дома. Ты с ним встречалась?

– Эрих, я была здесь. Я всегда здесь, жду тебя.

Тина уже кричала в голос. Дженни снова расслышала в трубке шум машин, словно на подъеме переключают передачи тяжелые грузовики. Мог Эрих ночью быть на ферме? Если да, то заходил ли он в хижину? Нет, он увидел бы разбитое окно, понял бы, что в хижине были люди, и не звонил бы теперь.

– Дженни, насчет возвращения я подумаю. Просто сиди дома. Не ходи никуда. Не катайся на лыжах. Я хочу, чтобы ты была дома. И однажды я открою дверь, и мы снова будем семьей. Сделаешь так, Дженни?

– Да, Эрих, да. Да. Обещаю.

– Я хочу поговорить с мамой, – умоляла Бет. – Пожалуйста, пожалуйста...

Резкие щелчки, и в трубке раздался гудок.

Пока Марк пересказывал разговор, Дженни слушала. Она вмешалась лишь тогда, когда шериф спросил:

– Но с чего дети решили, что это были вы?

– Потому что сейчас у Эриха мои чемоданы, – ответила Дженни. – Наверное, надел один из моих халатов... Может, даже тот красный, который я куда-то дела. Должно быть, у него с собой темный парик. В полусне детям всякое может показаться. Доктор Филстром, что Эрих теперь сделает?

– Дженни, возможно все, что угодно. Не могу этого отрицать. Но я полагаю, пока у Эриха теплится надежда, что вы останетесь с ним, девочки в сравнительной безопасности.

– Но ночью он Тину...

– Вы сами знаете ответ. Днем он звонил, а вас не было дома. Вечером пытался дозвониться Марку – и не смог. У некоторых психопатов развивается сверхъестественное шестое чувство. Какой-то инстинкт подсказал Эриху, что вы были вместе. Разочаровавшись, он подошел очень близко к тому, чтобы причинить вред Тине.

Дженни сглотнула, прогоняя из голоса дрожь:

– Эрих так странно говорил, почти бредил. А что, если он действительно скоро вернется? Предположим, он решил бы вернуться сегодня. На этой ферме он знает каждый дюйм. Он мог бы приехать на лыжах. На машине, которую мы бы не узнали. Мог бы подойти со стороны реки. Если он увидит в округе какого-нибудь чужака, это будет конец. Вам всем нужно уехать. А что... о господи, а если он увидит, что могилу Каролины потревожили? Он поймет, что тело Арден обнаружено. Разве вы не понимаете? Нельзя давать никакой огласки. Нельзя рассылать объявления о розыске. Нельзя, чтобы здесь были чужаки. Хижина... Если Эрих поедет туда и увидит разбитое окно... те лоскутки на деревьях...

Шериф Гундерсон перевел взгляд с Марка на доктора Филстрома:

– Очевидно, вы оба согласны. Ладно. Марк, попросишь Руни и Клайда подойти сюда? Я позову людей из окружной прокуратуры. Они все еще на кладбище, просеивают землю.

Руни оказалась на удивление сдержанной. Дженни знала, что Филстром внимательно присматривается к женщине. Но, казалось, все беспокойство Руни было направлено лишь на Дженни. Руни обняла ее, прижавшись щекой к щеке:

– Я знаю. О, моя милая, теперь я знаю.

За последние часы Клайд состарился на десять лет.

– Я составляю опись всей собственности Эриха, – сказал он. – Скоро будет готово.

– Картина, – вспомнила Дженни. – Нужно вернуть ту картину. Она висела на продольной стене на чердаке.

– Я оставил ее в чулане конторы, – отозвался доктор Филстром. – Но будет лучше, если миссис Тумис согласится вернуться в больницу и оставаться там, пока все не кончится.

– Я хочу быть с Клайдом, – возразила Руни. – Хочу быть с Дженни. Со мной все в порядке. Разве не видите? Я знаю.

– Руни остается со мной, – категорично заявил Клайд.

Шериф подошел к окну.

– Тут все кишит следами ног и колес, – сказал он. – Нам нужна хорошая снежная буря, чтобы скрыть их. Скрестите пальцы на удачу. Этой ночью как раз должна быть буря.

Буря началась рано вечером. Плотные хлопья снега хлестали дом, амбары и поля. Ветер разметывал летящие хлопья, сбивал их в быстро растущие сугробы у деревьев и зданий.

На следующее утро Дженни с благоговейной благодарностью рассматривала слепящую белизну за окнами. Потревоженная могила укутана снегом, ведущие к хижине следы заметены. Если Эрих приедет, он ничего не заподозрит; даже Эрих, который моментально мог почуять, что книга не на месте, что ваза сдвинута на четверть дюйма, не найдет следов того, что Дженни и остальные побывали в хижине.

Ночью, с трудом пробравшись по занесенным дорогам, вернулись шериф Гундерсон и два его помощника. Один подключил телефоны, чтобы отслеживать входящие звонки, дал Дженни рацию и научил ею пользоваться. Второй сделал копии с документов, которые Клайд вытащил из папок: множество бланков о подоходном налоге, в которых указывалось имущество Крюгеров – сделки, договоры об аренде, офисные здания, склады. Оригиналы вернули в папки, а копии забрали, чтобы их досконально изучили следователи, которые затем начнут разыскивать места, где мог укрыться Эрих.

Дженни категорически отказалась разрешить одному из полицейских остаться в доме.

– Эрих может открыть дверь и войти. Вдруг он поймет, что здесь есть кто-то еще? А он поймет. Будьте уверены. Я не стану рисковать.

Дженни считала дни, почти ощущая, как секунды превращаются в минуты, минуты нехотя складываются в четверть часа, полчаса. Она нашла хижину пятнадцатого числа. Утром шестнадцатого вскрыли могилу и звонил Эрих. Восемнадцатого закончилась снежная буря. По всей Миннесоте начали чистить дороги. Весь день семнадцатого числа и большую часть восемнадцатого телефонные линии не работали. Что, если Эрих пытался дозвониться? Поймет ли он, что не смог этого сделать не по вине Дженни? Снежная буря в районе Грэнит-Плейс, где расположена ферма, была сильнее, чем в остальной части округа.

«Боже, не дай ему разозлиться, – молилась Дженни. – Не дай ему сорвать зло на девочках».

Утром девятнадцатого февраля она увидела, что к дому идет Клайд. Его прямая осанка исчезла. Сгорбившись, Клайд шагал по свежерасчищенной дорожке, лицо сморщилось не столько от встречного ветра, сколько от невидимого бремени, которое легло на его плечи.

Зайдя в прихожую, мужчина потопал ногами, чтобы согреться.

– Он только что звонил.

– Эрих?! Клайд, почему вы не перевели звонок? Почему не дали мне поговорить с ним?

– С вами он говорить не хотел. Просто хотел узнать, работали ли ночью телефонные линии в округе. Спросил, выходили вы из дома или нет. Миссис Крюгер, Дженни, он все чует. Сказал, что голос у меня какой-то не такой. Я говорю: знать не знаю, та еще морока кормить скот в такую бурю. Кажется, его это устроило. А потом он сказал, что на днях... Помните, он звонил сразу после того, как мы нашли Арден?

– Да.

– Эрих сказал, что думал об этом. Говорит, в то время я должен был сидеть в конторе, что на звонок должны были сперва ответить оттуда. Дженни, он будто прямо здесь и следит за нами. Будто знает каждый наш шаг.

– Что вы ему ответили?

– Сказал, что в то утро забирал из больницы Руни и еще не заезжал в контору, так что телефон был в ночном режиме, когда звонки идут в дом. А потом Эрих спросил, не вынюхивает ли здесь чего Марк. Так и сказал – «вынюхивает».

– А вы что?

– Рассказал, что животных проверяет доктор Ивансон, и спросил, надо ли было вместо этого позвонить Марку. Он сказал «нет».

– Клайд, а про детей он говорил?

– Нет, мэм. Просто велел передать вам, что позвонит, и хотел, чтобы вы сидели дома и ждали звонка. Дженни, я старался держать его на проводе, чтобы, может, отследили, где он есть, но он быстро говорил и скоро повесил трубку.

Каждый день звонил Марк.

– Дженни, я хочу увидеться с тобой.

– Марк, Клайд прав. Эрих все чует. Он специально спрашивал о тебе. Пожалуйста, держись подальше.

Двадцать пятого февраля, во второй половине дня, пришел Джо.

– Миссис Крюгер, у мистера Крюгера все нормально?

– О чем ты, Джо?

– Он позвонил узнать, как я себя чувствую. Хотел узнать, вижусь ли я с вами. Я сказал: всего раз, когда я случайно с вами столкнулся. Я не говорил, что вы к нам домой приходили. Вы знаете, о чем я. Говорит, он хочет, чтобы я вернулся к работе, как буду готов, но если я к вам близко подойду или если он хоть раз услышит, что я называю вас «Дженни», то пристрелит меня из той же винтовки, из которой пристрелил моих собак. Он сказал «собак». Значит, он вправду убил и того, первого, пса. Похоже, он чокнутый. Думаю, если я останусь тут поблизости, не выйдет ничего хорошего ни для вас, ни для меня. Скажите, чего мне делать?

Похоже, он чокнутый. Теперь Эрих открыто угрожает Джо. Отчаяние заглушило ужас Дженни.

– Джо,ты кому-нибудь рассказывал об этом? Рассказывал матери?

– Нет, мэм. Не хочу ее волновать.

– Джо, умоляю, никому ни слова об этом звонке. А если Эрих позвонит еще, будь с ним очень спокоен и прост. Скажи, врач хочет, чтобы ты подождал еще несколько недель, но не говори, что отказываешься работать. И, Джо, бога ради, не говори, что снова виделся со мной.

– Дженни, тут серьезные неприятности, да?

– Да.

Бесполезно отрицать.

– А где он с девочками?

– Не знаю.

– Понятно. Дженни, богом клянусь, можете мне доверять.

– Знаю, что могу. И если он тебе еще позвонит, пожалуйста, сразу же дай мне знать.

– Хорошо.

– И еще, Джо... Если... то есть он может сюда вернуться. Если случаем увидишь его или машину – сразу предупреди.

– Хорошо. К нам на ужин приходила Эльза с дядей Джошем. Говорила про вас, какая вы замечательная.

– Она ни разу не дала понять, что я ей нравлюсь.

– Боялась мистера Крюгера. Он велел ей знать свое место, держать рот на замке и чтобы в доме все было на месте и ничего не менялось.

– Эрих так плохо с ней обращался... Я никак не могла понять, почему она работала на нас.

– Из-за денег. Эльза сказала, что за такую большую зарплату работала бы и на дьявола. – Джо положил ладонь на дверную ручку. – Похоже, она и вправдуработала на дьявола, верно, Дженни?

«Февраль – не самый короткий месяц в году», – размышляла Дженни. Он казался ей вечностью. День за днем. Минута за минутой. Ночное безумие – лежать в кровати, рассматривать хрустальную вазу в темноте. Каждую ночь Дженни надевала ночную сорочку Каролины, держала под подушкой кусочек соснового мыла, чтобы постель хранила слабый аромат хвои.

Если однажды ночью тихо, украдкой вернется Эрих, если он зайдет в спальню, то эта сорочка и этот аромат внушат ему чувство безопасности.

Когда Дженни все же засыпала, ей снились дочери. Во сне они ждали ее. Звали, забирались на кровать, прижимаясь к Дженни своими маленькими, юркими телами, а когда она пыталась обнять девочек, то просыпалась.

Малыш не снился ей совсем. Словно безраздельное внимание, которое она отдала сохранению огонька жизни в его крошечном тельце, теперь принадлежало Тине и Бет.

Дженни затвердила признание наизусть; снова и снова оно возникало в ее мыслях: «Я не отвечаю за то, что делаю...»

Днем она всегда держалась рядом с телефоном. Чтобы убить время, по утрам убирала дом. Смахивала пыль, натирала воском полы, мыла, подметала, полировала серебро. Но пылесос не включала – боялась не услышать телефонный звонок.

Почти каждый день после обеда приходила Руни – тихая, изменившаяся Руни, для которой ожидание закончилось.

– Я тут подумала, можем начать лоскутные одеяла для кроватей девочек, – предложила она. – Пока Эрих еще хочет вернуться сюда, найти тебя и снова жить с вами семьей, он с ними ничего не сделает. А тебе нужно руки чем-нибудь занять. Иначе свихнешься. Так что давай начнем шить лоскутные одеяла.

Руни поднялась на чердак, за сумкой с обрезками ткани. Женщины принялись за шитье. Дженни вспомнила легенду о трех сестрах, которые пряли, отмеряли и резали нити времени. «Но мы – лишь две из трех сестер, – подумала Дженни. – Эрих – третий. Это он может обрезать нить жизни».

На кухонном столе Руни аккуратно разложила кусочки ткани.

– Одеяла нам нужны яркие и веселые, – говорила она. – Так что темные цвета брать не будем. – Руни принялась смахивать обратно в сумку те лоскутки, которые ей не приглянулись. – Этот вот от скатерти, которая была у старой миссис Крюгер, матери Джона. Мы с Каролиной, бывало, смеялись, что кому-то понадобилась такая унылая штука. А эта парусина из рулона, который она купила, чтобы сшить чехол на стол для пикников. В то лето Эриху было пять. А это... ой, даже не знаю, зачем храню эти синие обрезки. Помнишь, я тебе говорила, что шила портьеры для большой задней комнаты? Когда они были на окнах, можно было подумать, что ты в пещере. Комната была такая темная. Ну ладно... – Руни запихнула лоскутки в сумку. – Как знать, вдруг еще пригодятся.

Женщины начали шить. Дженни подумала, что крушение надежд высосало из Руни силы. Все, что она говорила, звучало примерно одинаково, вяло:

– Как найдут Эриха, мы устроим Арден настоящие похороны. Сейчас тяжелее всего вспоминать, как Эрих ободрял меня, заставлял думать, что Арден жива. Клайд все говорил, что она бы никогда не сбежала. Мне бы самой знать. Наверно, я и знала. Но только я заговорю, что, видать, моя Арден у Бога, как Эрих возьмет и скажет: «Руни, я в это не верю». Так жестоко было с его стороны поддерживать мои надежды; он вроде как не давал ране зажить. Говорю тебе, Дженни, не заслуживает он того, чтоб жить.

– Руни, пожалуйста, не говори так.

– Прости, Дженни.

Каждый вечер звонил шериф Гундерсон.

– Мы проверили недвижимость. Раздали фотографии полицейским в тех местах, только безо всякой огласки, и предупредили, чтобы они Эриха не арестовывали, если увидят его самого или машину. Ни в одном из мест, указанных в налоговых декларациях, его нет. – Шериф старался осторожно утешить Дженни: – Миссис Крюгер, говорят, отсутствие новостей – хорошие новости. Может, сейчас детки играют на пляже во Флориде, загорая на солнышке.

Дай бог, так и есть. Дженни в это не верила.

Марк тоже звонил каждый вечер, они говорили всего одну-две минуты.

– Ничего, Дженни?

– Ничего.

– Ладно, не буду занимать линию. Держись.

Держись. Дженни постаралась установить какой-то распорядок дня. Ночи, либо бессонные, либо разломанные кошмарными снами, на рассвете выгоняли ее из постели. Дженни по нескольку дней не выходила из дома. Рано утром передавали упражнения по йоге. Ровно в шесть тридцать она усаживалась перед телевизором, глядя в экран.

В семь начиналось шоу «Доброе утро, Америка». Она заставляла себя смотреть новости, слушать интервью. Однажды на экране замелькали фотографии исчезнувших детей. Некоторые из них пропали несколько лет назад. Эми... Роджер... Томми... Линда... Хосе... один за другим. За каждым лицом – огромное горе. Добавят ли однажды к этому списку Элизабет и Кристину, «сокращенно Бет и Тина»? «Приемный отец уехал с ними шестого февраля, три года назад. Если кому-либо известно...»

Был еще и вечерний ритуал. Дженни, устроившись в углу кухни, читала или пыталась смотреть телевизор. Обычно она нажимала наугад кнопку на пульте. Не видя, Дженни терпела комедии положений, хоккейные матчи, старые фильмы. Пыталась читать, но через несколько страниц осознавала, что не уловила ничего.

В последний вечер февраля ей было особенно тревожно.

Казалось, в доме застыла особо раздражающая тишина. Нарочитый смех во время телепрограммы, где пара швыряла друг в друга какую-то безделушку, заставил Дженни выключить телевизор. Она сидела, уставившись перед собой невидящим взглядом. Зазвонил телефон. Теперь уже без надежды она сняла трубку:

– Алло.

– Дженни, это пастор Барстром из лютеранской церкви «Сион». Как у вас дела?

– Очень хорошо, спасибо.

– Надеюсь, Эрих передал наши соболезнования насчет потери малыша. Я хотел навестить вас, но он предложил, чтобы я сделал это позже. Эрих дома?

– Нет, в отъезде. Я не знаю точно, когда он вернется.

– Понятно. Тогда напомните ему, пожалуйста, что наш центр для престарелых граждан почти готов. Я хочу, чтобы Эрих, как самый крупный жертвователь, знал, что церемония открытия – десятого марта. Он очень щедрый человек, Дженни.

– Да. Я передам ему, что вы звонили. Спокойной ночи, пастор.

Без пятнадцати два снова раздался звонок. Дженни лежала в постели, положив рядом стопку книг, в надежде, что одна из них поможет ей скоротать ночь.

– Дженни...

– Да.

Это Эрих? Его голос звучал по-другому – высокий, напряженный.

– Дженни, с кем ты говорила по телефону? Около восьми часов. Ты улыбалась во время разговора.

– Около восьми? – Дженни притворилась, будто думает, постаралась не выкрикнуть: «Где Бет и Тина?»– Сейчас вспомню... – Она намеренно помолчала. Шериф Гундерсон? Марк? Дженни не осмелилась упомянуть ни одно из этих имен. Пастор Барстром. – Эрих, звонил пастор Барстром. Хотел поговорить с тобой, пригласить на открытие центра для престарелых граждан.

Ладони у Дженни вспотели, а губы дрожали, когда она ждала ответа мужа. Держать его на телефоне. Может, тогда сумеют отследить звонок.

– Ты уверена, что это был Барстром?

– Эрих, с чего бы мне выдумывать? – Дженни прикусила губу. – Как там девочки?

– Хорошо.

– Дай мне поговорить с ними.

– Они очень устали. Я уложил их спать. Ты сегодня прелестно выглядела, Дженни.

«Я сегодня прелестно выглядела».Ее начало колотить.

– Да, я там был. Смотрел в окно. Ты должна была догадаться, что я рядом. Если бы ты любила меня, то догадалась бы.

Дженни разглядывала хрустальную вазу, призрачно-зеленоватую в темноте.

– Почему ты не вошел?

– Не хотел. Я просто хотел удостовериться, что ты еще ждешь меня.

– Я жду тебя, Эрих, и жду девочек. Если не хочешь быть здесь, то разреши мне приехать к вам.

– Нет... еще нет. Дженни, ты сейчас в постели?

– Да, конечно.

– В какой ты сорочке?

– В той, которая тебе нравится. Я часто ее надеваю.

– Может, мне стоило остаться...

– Может. Мне жаль, что ты не остался.

Молчание. В трубке слышался шум машин. Должно быть, он все время звонит из одного и того же телефона-автомата. Он был за окном.

– Ты не сказала пастору, что я злюсь на тебя?

– Конечно, нет. Он знает, как сильно мы любим друг друга.

– Дженни, я звонил Марку, но было занято. Ты с ним говорила?

– Нет.

– Ты правда говорила с Барстромом?

– Можешь позвонить ему сам и спросить.

– Нет. Я тебе верю. Дженни, я постараюсь все же дозвониться до Марка. Я только что вспомнил. У него моя книга. Хочу ее вернуть. Ее место – на третьей полке библиотеки, четвертая справа.

Голос Эриха менялся, становился хныкающим, капризным. Что-то было в нем...

Дженни снова услышала это – пронзительный крик, который чуть не уничтожил ее своими обвинениями:

– Марк – твой новый дружок? Он любит плавать? Шлюха. Убирайся из постели Каролины. Сейчас же убирайся.

Щелчок. Затем тишина и гудок – мягкий безличный гудок в трубке.