Текст книги "Игры богов"
Автор книги: Мэри Филлипс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
4
– Так как ты думаешь? – прошептала Элис.
Дверь была плотно закрыта, поэтому подслушать их никто не мог. Но Элис всегда старалась говорить тихо, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
– Все очень мило, – ответил Нил. – Так аккуратно…
Наградой ему стал тот свет, которым вспыхнули глаза Элис.
Ее щеки порозовели от удовольствия и смущения.
– Когда я только начала работать, здесь был ужасный беспорядок, – поведала она. – Чистящие средства были разбросаны повсюду, некоторые закрыты кое-как. Ты ведь знаешь, что они могут быть опасны – например, для детей или домашних животных?..
Нил кивнул. Конечно, было крайне маловероятно, что детям или домашним животным удастся забраться в закрытый на замок чуланчик, в котором хранились средства для уборки телестудии, но Элис старалась учитывать все варианты.
– А еще повсюду были тряпки, веники и швабры. Повсюду, понимаешь? – с ужасом в голосе повторила Элис. – Я ввела особую систему и теперь могу найти все, что нужно, на своих местах. Это очень практично.
– Им повезло, что ты у них работаешь, – заметил Нил.
– Да нет же, нет! – энергично запротестовала девушка. – Вовсе нет.
Нил вновь окинул взглядом комнатушку размером чуть больше шкафа. Элис называла ее своим кабинетом, но на самом деле это было узкое, темное и тесное помещение, большую часть которого занимали аккуратные стопки и шеренги чистящих средств. Все они были настолько тщательно отсортированы по размеру, типу и способу применения, что казалось, ты находишься в архиве музея, посвященного уборке. И хотя воздух был затхлым и спертым, ни единой пылинки нельзя было разглядеть в свете голой электролампочки, которая висела на опасно низкой высоте. Впрочем, Нила и Элис это не тревожило: оба они были небольшого роста.
– А вентиляция здесь есть? – поинтересовался Нил. – Без окон тут, наверное, бывает душно.
– Мне разрешают пользоваться вентилятором, – сообщила Элис.
И действительно, под столом стоял небольшой электровентилятор. Подключен к сети он, однако, не был, более того, провод был аккуратно намотан на корпус – видимо, потому, что за окном стоял февраль. На столе Нил заметил несколько фарфоровых статуэток из тех, которые коллекционировала Элис – вероятно, она принесла их сюда для уюта. На прошлое Рождество Нил подарил ей одну такую фигурку – маленькую пастушку, которая протянула руку к отбившемуся от стада ягненку. Элис была тогда так довольна – Нил даже уже решил, что она его поцелует, но этого не произошло. Зато девушка поставила статуэтку в самый центр каминной полки, сдвинув в сторону танцующего фавна, который, как знал Нил, был ее любимцем – и это было почти равноценно поцелую.
– Так ты расскажешь мне, что мы сейчас увидим? – спросил Нил.
– Нет, – сказала Элис. – Это сюрприз.
– Может, нам лучше выйти в зрительный зал?
– Пока еще рано, – покачала головой девушка. – Я провела тебя тайно. Уборщики не должны показываться среди зрителей телепрограмм – это плохо влияет на имидж компании.
– Я даже не представляю себе, что ты можешь плохо повлиять на чей-нибудь имидж, – заметил Нил.
– Таковы уж правила, – проговорила Элис, опустив взгляд и заправляя за ухо выбившуюся светлую прядь.
– Надеюсь, у тебя не будет неприятностей? – спросил Нил. – Я не хочу, чтобы ты из-за меня пострадала.
– Не беспокойся, все в порядке, – подняла глаза Элис. – Меня никто не замечает – я всего лишь уборщица. И потом, это даже забавно: обычно я не нарушаю правил.
– Ну, если ты так уверена…
– Да, я уверена, – ответила Элис и улыбнулась.
Сердце Нила затрепетало от радости.
– Мне так приятно, что ты за меня беспокоишься, – добавила девушка еще тише, чем обычно.
Элис и Нил неловко стояли друг напротив друга, как будто держали какую-то крупную мебель. Они боялись встретиться взглядом, и никто из них не садился. В чуланчике был только один стул из оранжевой пластмассы, выглядывавший из-под покрытого липким желтым лаком стола. На спинку стула Элис повесила свою куртку – ту самую строгую синюю куртку, в которой она когда-то убирала помещение, где работал Нил. А потом ее сократили, предпочтя услуги более крупного и дешевого агентства по уборке. И тогда, и сейчас Нилу отчаянно хотелось зарыться в эту куртку лицом, глубоко вдохнув ее запах. Этот запах должен был хоть немного пролить свет на загадку, которую представляла собой эта необычная девушка.
– Сядешь? – спросила Элис.
– Нет, – ответил Нил, – Я только… Я…
– Ты так внимательно смотрел на стул!
– Я думал о том, не хочешь ли ты присесть.
– Нет, мне и так хорошо, – сказала Элис.
Вновь воцарилось молчание. Нил видел в очках Элис свое отражение – маленькое, похожее на крота существо с торчащими в разные стороны вьющимися каштановыми волосами. «Интересно, Элис хоть иногда вспоминает обо мне, когда меня нет рядом?» – подумал он.
Внезапно лицо Элис омрачилось:
– О боже? Я надеюсь, что тебе не скучно – ведь здесь ты можешь поговорить только со мной!
– Глупости какие… – отозвался Нил. – Вообще-то я думал то же самое про себя. Я имею в виду, что тебе со мной скучно.
– Нет, что ты! – прошептал а Элис. – Нил, ты совсем не кажешься мне скучным. Ни капельки.
В романах, которые Нил иногда втайне от всех почитывал, в такой ситуации герой сжал бы героиню в своих объятиях и покрыл бы ее лицо неистовыми поцелуями.
– У меня есть на КПК игра «Эрудит», – сказал он. – Сетевая.
– Нил, ты такой умный! – оживленно проговорила Элис. – Мне кажется, у меня тут…
Пока девушка рылась в рюкзаке, который она повсюду носила с собой, у нее был необычайно озорной и в то же время смущенный вид.
– Нашла! Апельсиновый сок.
Она вытащила два маленьких пакетика с соломинками и протянула один из них Нилу.
– У нас будет что-то вроде вечеринки. Только если ты не против, нам придется сесть на пол.
Не успел Нил сказать, что он совсем не против, как Элис опустилась на пол, прислонилась к металлической стремянке и поправила юбку на коленях.
– Не хочешь сыграть в вариант, помеченный звездочкой? – спросил Нил, усаживаясь напротив нее. Но тут он заметил, что ее глаза чуть заметно расширились, и торопливо добавил: – Я не хочу.
– Я тоже, – вздохнула Элис. – Это делает игру непредсказуемой… Разве тебе мало списка разрешенных двух– и трехбуквенных слов?
– Какого списка? – округлил глаза Нил. – А, того… Ну конечно, достаточно! Ходи первая.
– Ты такой добрый!
– Ходи. – Он передал карманный компьютер Элис и припал губами к трубочке пакетика с апельсиновым соком.
5
Аполлон сидел за гримерным столиком в ветхом трейлере на стоянке перед телестудией. Вокруг него хороводом носились нимфы, грации и полубоги. Он уже жалел, что пригласил весь этот народ, и был бы не прочь скрыть это от всех – но Афродита всегда умела читать его мысли. Конечно, находиться в центре всеобщего внимания было приятно, хоть сама гримерная была далеко не такой шикарной, как он предполагал. И теперь это увидели другие, то есть он не сможет наврать что-нибудь остальным богам.
Противоположный конец трейлера был забит всевозможным реквизитом, причем он принадлежал программе, к которой Аполлон не имел никакого отношения; часть этого барахла была рассована по черным пакетам и дожидалась сожжения. На полулежал грубый коврик невзрачного бежевого цвета, который задирался по краям и был истерт в центре почти до дыр – когда-то он исполнял свои обязанности у входной двери. Окна с закругленными углами были сделаны из прочного двойного оргстекла, а поскольку до пространства между стеклами никогда не добирались чистящие средства, там все было подернуто плесенью. Некоторые из пластиковых стульев были хромыми, у других не хватало спинок. Зеркало, в которое смотрел Аполлон, было чистым, но потрескавшимся, поэтому отражение прекрасного лица бога соответствовало стилю «кубизм». Даже вывеска, державшаяся на двери при помощи липкой ленты, была написана с ошибкой: «Аракул Аполлона».
Аполлон старался делать вид, что вся эта обстановка никак на него не действует, но Афродита знала его слишком хорошо.
– Побольше основы на линию челюсти, – строго скомандовал он своим помощникам, однако Афродита уловила едва заметную дрожь в его голосе.
Это был дебют Аполлона в эфире, а место, в котором он готовился к нему, напоминало сцену второсортного театра.
«Просто чудесно!» – подумала Афродита.
– Я точно не могу тебе ничем помочь? – проворковала она. – Может, принести тебе немного нектара или амброзии? Или крем для рук?
– Возможно, позже, – даже не повернув головы, ответил Аполлон. – Я не хочу, чтобы сквозь пудру проступал пот. Блестящее лицо – это враг телеведущих.
– Ну конечно! – воскликнула Афродита. – Какая же я дура! Я ни за что не испорчу такой важный для тебя день.
Говорить ровным и дружелюбным тоном ей было нелегко.
– Я так взволнована! – продолжала она. – Жду не дождусь, когда увижу тебя в лучах софитов.
Афродита внимательно следила за отражением лица Аполлона в осколках зеркала, пытаясь определить, какое впечатление произвели на него ее слова, но бог солнца был настолько спесив, что искренне верил, будто ей есть дело до его глупой, скучной программы.
– Если хочешь, можешь посмотреть из-за сцены, – милостиво разрешил Аполлон.
– Ух ты! Да ты что? – воскликнула Афродита.
Но тут ей пришло в голову, что в своем сарказме она зашла слишком далеко, и, чтобы показать восторг, захлопала в ладоши. Еще раз бросив осторожный взгляд в зеркало, Афродита успокоилась: никаких причин для беспокойства нет – от ее внимания Аполлон цвел, как цветок в пустыне от прохладной воды. Бедняга и не догадывался, что она запланировала песчаную бурю.
Заиграл мобильный в сумочке Афродиты – звонком служила мелодия «Шизгара» в исполнении «Бананарамы». Вытащив телефон, она посмотрела на экран.
– Извини, дорогой, это по работе, – сказала она Аполлону. – Мне надо ответить. – В трубку же она сказала: – Я так возбуждена! Что ты хочешь со мной сделать?
– Мама, это я, – шепотом произнесли на другом конце, – Эрос.
– Я хочу ощутить твои руки на своем теле! – проговорила Афродита, жестом показав Аполлону, что поговорит снаружи.
Она вышла под моросящий дождь, захлопнув за собой дверь.
– Мама, пожалуйста, не надо этих отвратительных глупостей! – пытался убедить ее Эрос.
– Вот зануда! – бросила Афродита. – Ты совсем разучился радоваться жизни.
– Почему бы тебе не найти приличную работу? – поинтересовался Эрос. – Ты могла бы стать моделью…
– Быть моделью скучно, – ответила его мать. – «Стань сюда, стань туда…» Секс по телефону – это намного веселее. И ты не поверишь, сколько смертные готовы платить за возбужденное дыхание и фальшивые…
– Поверь, я и не хочу этого знать, – прервал ее Эрос.
– Нечего разговаривать со мной таким менторским тоном, – сказала Афродита. – Вряд ли ты вспоминаешь о моей работе, когда идешь на распродажи в «Маркс энд Спенсер». Если уж она тебе так не нравится, может, сам пойдешь работать?
– А я и работаю, – ответил Эрос.
– Разве можно назвать работой то, что не приносит денег?
– Ты же знаешь, как важно для меня добровольно помогать людям. Мне казалось, что ты понимаешь меня. Деньги – это еще не все.
– Легко так рассуждать, когда ты живешь на мои деньги.
– Зато я нужен детям, – убежденно заявил Эрос. – Кстати, мне уже скоро надо уходить, иначе я опоздаю на урок стрельбы из лука. Детям это очень нравится – у них не так уж много развлечений в жизни.
– Ты хочешь сказать, помимо того, чтобы забираться в чужие дома и грабить старушек на улицах?
– Это не смешно, – произнес Эрос.
– А я и не шучу, – заверила его мать.
На том конце замолчали, и Афродита почувствовала, что сейчас произойдет что-то неприятное. И предчувствие не подвело ее.
– Знаешь, мама, – сказал Эрос, – я все как следует обдумал и решил, что не стану этого делать.
– Еще как станешь, – с угрозой в голосе проговорила Афродита.
– Ни за что, – стоял на своем Эрос. – Это неправильно. Я думал над этим весь день.
– Неправильно?! Да кому какое дело, что правильно, а что нет? Ты же обещал мне!
– Что ж, я передумал.
– Нарушать свое слово – это тоже неправильно.
– Все относительно, – сказал Эрос.
– Как будто ты раньше никогда этого не делал.
– Когда это было…
– Что значит «Когда это было»? А впрочем, можешь не говорить. До Иисуса Христа.
– Думаю, ты меня не поняла.
– Да все я прекрасно поняла, – раздраженно произнесла Афродита. – Ты променял собственную плоть и кровь на этого плотника-зазнайку, укравшего у нас веру.
– Он подает отличный пример для подражания, – заявил Эрос.
– Все зависит от точки зрения, – ответила его мать. – Насколько я помню, он почти ничего не говорил о любви, сексе, умении хорошо одеваться и других важных вещах. «Надо быть хорошими, надо быть хорошими…» Да кому это нужно?
– Я вот хочу быть хорошим.
– Тогда будь хорошим со мной! – воскликнула Афродита. – Все-таки я твоя мать.
В трубке молчали. Афродита повернулась так, чтобы капли дождя попадали на ее майку и та прилипла к груди.
– Ты где? – спросила она.
– Здесь, – ответил Эрос. – В доме.
– Ты надел что-нибудь для маскировки?
– Да.
– Так в чем же дело?
Эрос пробормотал что-то неразборчивое.
– Что-что? – переспросила Афродита.
– Что бы сделал Иисус…
– Что бы сделал Иисус? – повторила Афродита. – Знаешь, что я тебе скажу? Иисус был очень хорошим мальчиком и выполнял все, что ему говорила мама.
– Но ведь…
– Считалось, что Иисус – Бог, ведь так? – произнесла Афродита. – Следовательно, он мстил. Все боги мстят.
– Не совсем. Он сказал, что надо подставлять другую…
– Что еще говорил этот твой Иисус? – прервала Афродита.
– Я думал, тебя это не интересует.
– Сейчас, сейчас… Я вспомнила: «Почитай отца своего и мать свою».
– Во-первых, это говорил не Иисус. Во-вторых, сложно почитать своего отца, когда ты можешь лишь догадываться, кто он на самом деле.
– Нехорошо так говорить, – заметила Афродита. – Ты знаешь, кто твой отец. Это твой двоюродный брат Арес.
– Ты не можешь заставить меня сделать это.
– Ты не забыл, что еще сказано в Библии? «Милосердие начинается с дома твоего».
– Это не в Библии.
– Послушай, Эрос, – произнесла Афродита уже другим, вкрадчивым тоном, – я всего лишь хочу, чтобы ты мне помог. Я оказывала тебе поддержку все эти тысячелетия, и ты в долгу передо мной.
Сын молчал, и Афродита стала развивать мысль:
– С твоего позволения, я скажу это по-другому. Если ты не сделаешь то, о чем мы договорились, я поймаю тебя, стащу с тебя отутюженные штаны из сделанной человеческими руками ткани, переброшу тебя через свое колено и отшлепаю прямо перед твоим священником, его сушеной женой и всеми твоими братьями во Христе. Ты все понял?
Эта угроза не была пустой – Афродита уже поступала так. На этот раз молчание в трубке длилось особенно долго.
– Как жаль, что моя мать – не Дева Мария, – наконец пробурчал Эрос.
– Возможно, тебе повезет и я уговорю Артемиду усыновить тебя, – парировала Афродита. – Я буду в зрительном зале через десять минут. Ты знаешь, что надо делать.
Чтобы Эрос ничего не смог ей возразить, она нажала «отбой». Затем, пару раз глубоко вдохнув прохладный воздух, чтобы вернуть краску на щеки, она нацепила на лицо улыбку и вернулась в гримерную.
– Как продвигаются дела? – спросила она у племянника. Аполлон отвернулся от зеркала. На нем было столько грима, что можно было запросто содрать его с лица, получив точный слепок.
– Я готов, – произнес он.
6
Они так и не закончили игру, но когда подошло время отправляться в студию, Элис была впереди на 200 очков. В начале игры Нил собирался дать девушке выиграть, но оказалось, что в этом нет нужды. Элис была умелым игроком, хотя и утверждала, что все дело в везении.
– Очень умная машинка, – заявила Элис. – Тебе просто попадались не те буквы. Надеюсь, в следующий раз справедливость восторжествует.
Уловив слова «в следующий раз», Нил уложил их, подобно драгоценной бабочке, в тот уголок своей памяти, в котором хранилось все связанное с Элис.
Они выбросили пустые пакеты из-под апельсинового сока в корзину. Затем Элис вывела Нила из каморки и заперла дверь. Они пошли по коридору по направлению к зрительному залу. Стены были покрашены в какой-то отвратительный оттенок зеленого цвета, а на бетонном полу играли отблески люминесцентных ламп. В воздухе стоял резкий металлический запах, в котором можно было уловить сырость и какое-то дезинфицирующее средство. Кое-где на стенах висели звезды с портретами ведущих различных телепрограмм, которые когда-то здесь снимались. Не все из этих ведущих были знаменитыми, а некоторые из них даже успели умереть.
– Тут очень чисто, – заметил Нил и вновь был вознагражден улыбкой Элис.
Когда они повернули за угол и направились ко входу в студию, то в другом конце коридора заметили идущего навстречу им высокого молодого человека, который нес большую полотняную сумку. Усы на его лице были очень похожи на накладные. Завиден парочку, он замер на месте. Нил с Элис также остановились.
– Ты его знаешь? – прошептал Нил.
– Кажется, нет, – ответила Элис.
– Можем вернуться.
– Нет, все в порядке.
На лице Элис появилось то же решительное выражение, на которое Нил обратил внимание лишь несколько минут назад – перед тем, как она выставила второе семибуквенное слово.
– Мы должны побывать там, – продолжала она. – Тебе понравится, вот увидишь.
– Хорошо, – согласился Нил. – Если ты так уверена…
Они пошли дальше. Так же поступил и парень с ненастоящими усами – как будто их решение придало ему уверенности. Они поравнялись у входа в студию.
– Я из числа зрителей, – сообщил парень, топорща усы.
– Мы тоже, – сказал Нил.
Казалось, эти слова успокоили парня, вернее, еще подростка. Он открыл дверь студии, и они вошли.
Элис выбрала самое подходящее время – большинство мест были уже заняты. Нила, который до этого никогда не бывал в телестудии, удивили ее небольшие размеры – здесь могли разместиться лишь несколько десятков человек. Как они и надеялись, зрители программы – главным образом пожилые женщины в блузах, жакетах и шляпках различных оттенков кремового цвета – увлеченно болтали о чем-то и не обратили на прибывших никакого внимания. Глаза Элис стремительно оглядели зрительный зал – сейчас она напоминала кролика, который вылез из норы и оценивает, не опасен ли для него окружающий мир.
– Ты увидела кого-нибудь из знакомых? – спросил Нил.
– Нет, – ответила Элис. – Должно быть, все телевизионщики готовятся к съемкам.
Нил наконец выдохнул и только после этого осознал, что он все это время стоял, затаив дыхание. Это посещение телестудии Элис организовала специально для него, и он знал, что никогда не простит себе, если из-за него у девушки будут неприятности.
Парень с накладными усами уже успел найти себе место в задних рядах зала. Элис и Нил отыскали два незанятых сиденья впереди, и как только они устроились, женщина рядом с Нилом предложила ему леденец. Он выбрал один для себя и один для Элис – вишневый, ее любимый.
Нил огляделся. Они сидели на длинных мягких скамьях, а перед ними высилась небольшая сцена, которая должна была представлять собой древнегреческий храм, но вид получился, скажем прямо, весьма убогий. Полуразвалившиеся колонны и живописные, по задумке авторов, руины были изготовлены из полистирола, виноградная лоза – из пластмассы, а неизменный закат на заднем плане был воссоздан с помощью красного полиэтилена и электрических лампочек. Несложно было заметить, что все эти декорации не рассыпались только благодаря булавкам и липкой ленте.
– Что скажешь? – спросила Элис. – Нравится?
– А о чем будет программа? – поинтересовался Нил.
– Вроде как это дельфийский оракул.
– Оракул? Это что-то типа предсказателя?
– Точно.
– Значит, в этой программе будут предсказатели? Причем фальшивые?
– Я не знаю, фальшивые они или нет.
– Они все обманщики, – заявил Нил. – Элис, ты просто прелесть. Откуда ты знала, что я обожаю такие штуки?
– Ты сам мне сказал.
– Когда?
– Где-то полтора года назад. Это было в твоей конторе, на следующий день после того как ты посмотрел «Дом с привидениями». Ты сказал, что обожаешь все это поддельное мистическое дерьмо. Извини, но ты сам так говорил.
– Подумать только, ты все помнишь…
– Ну конечно же, помню, – сказала Элис. – Так я права? Ты действительно все это любишь?
– Очень, – ответил Нил. – Я в восторге. Поверить не могу, что ты решилась пригласить меня сюда.
– Да пустяки, так на моем месте поступил бы каждый.
– Но я и не пошел бы сюда с кем попало, – сказал Нил, и затем сделал так, что их колени на целую секунду соприкоснулись.
За выцветшими черными кулисами готовился к выходу Аполлон. Пространство за сценой впечатляло ничуть не более, чем гримерная. Все здесь было загромождено разнообразным техническим мусором: камерами, осветительными приборами, проводами со свисающей с концов изоляцией… Из-за занавеса до Аполлона доносились приглушенные старушечьи голоса, и создавалось впечатление, что ты зашел в столовую дома для престарелых. Аполлон осторожно выглянул в зал. Он не ошибся – зрительская аудитория на самом деле состояла в основном из женщин, расцвет которых остался далеко в прошлом, а некоторые из дамочек даже успели достичь стадии полураспада. Кое-кто уже вязал. Аполлон отступил на шаг, посмотрел на Афродиту, которая примостилась на большом мотке толстого кабеля, и постарался непринужденно улыбнуться.
– Осталось совсем чуть-чуть, – сказал он.
– Жду не дождусь, – в тон ему ответила Афродита.
Открылась боковая дверь, и вошли две сивиллы – великолепные крупные блондинки-полубогини, которые действительно в свое время исполняли в дельфийском храме роль прорицательниц. Аполлон с трудом подавил вздох облегчения. По мнению телевизионщиков, сивиллы всего лишь служили приманкой для глаз – по правде говоря, они были просто рождены для этой роли. В реальности же это был мозговой центр их команды.
Сивиллы показались Аполлону какими-то грустными.
– В чем дело? Чем вы недовольны? – спросил он.
– Это ты моделировал наши наряды? – проговорила одна из сивилл.
– А что такое? – не понял Аполлон. – На мне тоже надета тога.
– Твоя хотя бы прикрывает задницу, – заявила вторая сивилла и потянула за клочок ткани, в который была завернута нижняя половина ее тела. Но это привело к тому, что лишь еще сильнее обнажилась ее грудь. – Видишь, что получается?
В противоположном углу помещения раздался какой-то треск. Аполлон повернулся и увидел, что Афродита неизвестно откуда раздобыла попкорн и сейчас шарик за шариком доставала его из пакета, оценивающе обнюхивала и клала обратно. Боги не ели пищу смертных, но Афродита, как чрезвычайно чувственная натура, обожала запахи. Заметив, что Аполлон смотрит на нее, она подмигнула. Затем чуть-чуть высунула кончик своего розового языка и облизнула очередной шарик попкорна. Это зрелище породило у Аполлона смутную тревогу: его тетка неспроста была так довольна собой. Она ведь собиралась отомстить ему… Может быть, она что-то затеяла? Но не успел Аполлон задуматься над этой мыслью, как в его наушнике прозвучал голос режиссера: все было готово к съемке.
Из колонок полетели первые аккорды мелодии из фильма «Грек Зорба». Аполлон откинул занавес и вышел на сцену, сопровождаемый двумя сивиллами. Зрители вежливо, но без энтузиазма похлопали. Сделав глубокий вдох, Аполлон в приветственном жесте вытянул правую руку. Его текст был написан на ладони.
– Добро пожаловать в «Оракул Аполлона», – произнес он. – Приготовьтесь стать свидетелями незабываемого, чудесного зрелища…
Эрос сидел в заднем ряду, чувствуя себя глубоко несчастным. В зале было ужасно жарко, и кожа под его усами начала зудеть. В кармане он сжимал мобильный телефон с отключенным звуком, но включенным виброзвонком, а у его ног стояла сумка с луком и стрелами. Совсем, близко от него, на сцене, что-то вещал Аполлон – по мнению Эроса, наименее симпатичный из его родственников. Хвастливая речь Аполлона исполняла роль вступления: само действо еще не началось.
«Может, еще не поздно уйти?» – продолжал сомневаться Эрос.
Но тут в его кармане коротко завибрировал телефон. Пришло сообщение от матери:
«ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ».
На сцене тем временем действо сдвинулось с мертвой точки. Аполлон по-прежнему стоял в самом центре, но сжал пальцами виски и поворачивал голову из стороны в сторону, как будто его охватил прилив вдохновения. Прямо скажем, выглядело все это довольно неестественно. Сивиллы же двинулись в разные стороны – к проходам между сиденьями, и за каждой тащилось по возбужденному оператору. Впрочем, следовало отдать операторам должное – надо было совсем ничего не смыслить в своем ремесле, чтобы не заснять крупным планом это великолепие ног, бедер и грудей.
– Я что-то чувствую… – стонал Аполлон. – Оно приближается…
Когда сивилла, отвечающая за проход, где сидел Эрос, подошла ближе, он попытался спрятаться, прикрыв лицо рукой, Но сивилла даже не взглянула на него: не доходя нескольких шагов, она остановилась и стала внимательно смотреть на женщину за пятьдесят в розовато-лиловом брючном костюме из велюра, с грудью размером с добрые дыни и желтыми волосами.
– Да, да… – тем временем завывал Аполлон. – Оно пришло, и как же оно сильно!
Эрос сидел совсем недалеко от сивиллы, и у него были глаза лучника, поэтому он – вероятно единственный в этом зале, не считая самого Аполлона, – видел, как вздрогнули ее пальцы.
– Я обращаюсь к вам, прекрасная дама в лиловом костюме, – сказал Аполлон. – У меня для вас новости.
Звукооператор поднес микрофон к лицу ошеломленной женщины. Все зрители устремили взгляды на нее, и никто не заметил, что пальцы сивиллы вновь шевельнулись.
– Вы кого-то потеряли, – проговорил Аполлон. – Кого-то дорогого для вас. Крота…
На этот раз движение кисти руки сивиллы более напоминало удар.
– То есть кота, – поправился Аполлон.
Желтоволосая женщина изумленно вытаращила глаза и кивнула.
– Точно, – пробормотала она. – Откуда вы знаете?
– Вам не стоит волноваться, – произнес Аполлон. – Да воцарится спокойствие в вашей измученной душе. Малыш Клифф оказался заперт в гараже соседей и придет домой, как только они вернутся из своей поездки.
– Точно, его зовут Малыш Клифф! – воскликнула женщина. – И мои соседи действительно уехали – решили навестить свою родственницу в Уэльсе. Он никак не мог этого узнать, – сообщила она остальным зрителям. – Это чудо!
Сивилла улыбнулась и сложила руки на груди, а Аполлон тем временем продолжал:
– Малыш Клифф говорит, что вам незачем расстраиваться, что ему не так уж плохо в гараже, но его уже тошнит от мышей, и он просит вас приготовить к его возвращению его любимое лакомство.
– Рыбный пирог? Ну конечно, милый, так и сделаю! Спасибо вам! – всхлипнула женщина. – Большое спасибо!
Сивилла бросила на Аполлона сердитый взгляд, но тот, словно ничего не замечая, медленно отступил на несколько шагов.
– Ну вот и все… – простонал он. – Оно ушло!
Зрители разразились аплодисментами – все, кроме Эроса, который оскорбился за сивилл. Казалось, дни дельфийского оракула вернулись: как обычно, Аполлон был в центре всеобщего внимания, сваливая всю черную работу на других. Когда Аполлон двинулся на другую половину сцены, поближе ко второй сивилле с ее ловкими пальцами, Эрос поймал себя на том, что пальцы его руки сами потянулись к сумке и теперь поглаживали лежащие там лук и стрелы.
Телефон в кармане завибрировал вновь. Конечно же, это была его мать.
«ВСПОМНИ О ДАФНЕ».
А на сцене упивался собой Аполлон. Первое время ему создавал неудобства наушник, из которого непрерывным потоком неслись указания режиссера, как надо стоять, что говорить и куда смотреть, но вскоре Аполлон понял, что лучше просто не обращать на них внимания. Он вообще никогда не слушал чьих-либо указаний.
Сейчас он мог импровизировать как его душе угодно. Да, были репетиции, был сценарий. Да, продюсер, режиссер и какие-то еще люди, слишком мелкие, чтобы замечать их, хмурились и отчаянно жестикулировали за звуконепроницаемым стеклом, отделявшим продюсерскую комнату от зрительного шла. Голоса в его наушнике соответствовали раздраженному виду этих людей:
– Не выставляй свои волосатые ноги, стань на крест на полу и хватит размахивать руками!
Но если сосредоточиться как следует, эти голоса можно было воспринимать как посторонний шум. В конце концов, кто они такие, чтобы так обращаться к нему? Невежественные букашки, называющие себя «продюсерской группой»… Аполлон никогда не был командным игроком – он был артистом. Уже много-много тысячелетий, с тех пор как их островок отделился от большой земли и ушел в море, он только и делал, что играл на публику.
– Надо устроить перерыв! Аполлон, объяви перерыв!
– Клянусь песками Эгейского моря, – вскричал Аполлон, позволяя потоку воображаемых песчинок просыпаться у него между пальцами, – будущее принадлежит мне!
Разумеется, Эрос хорошо помнил Дафну: именно из-за нее на протяжении трех последних тысячелетий Аполлон постоянно бросал на него угрожающие взгляды. Как-то Аполлон совершил большую ошибку, заявив, что его двоюродный брат ни на что неспособен. Чтобы продемонстрировать свое могущество, Эрос доставил его влюбиться в прекрасную нимфу, а ее – возненавидеть Аполлона. Нимфу так раздражали «ухаживания» Аполлона, что она убедила отца превратить ее в дерево. Но это ничего не дало: Аполлон терся о ее кору, носил венок из ее листьев, и другие боги тем временем вовсю насмехались над ним. Еще много лет после того, как Аполлон все-таки поборол свою страсть, стоило ему предложить что-либо сделать, тут же следовал ответ: «Даже не знаю, надо ли… Может быть, мне лучше превратиться в дерево?» В конце концов Аполлон начал превращать в деревья смертных – только для того, чтобы восстановить чувство собственного достоинства. Иными словами, Дафна была своеобразным прецедентом.
И если бы Эрос усмотрел хоть намек на то, что Аполлон изменился, стал более скромным, чем раньше, он ни за что не согласился бы…
Тем временем на сцене его кузен опять принял претенциозную позу, вытянув обе руки и воскликнув:
– Падите ниц перед моим ликом!
Надо сказать, что на зрителей это действо производило-таки кое-какое впечатление.
В кармане Эроса снова завибрировал телефон.
«ДАВАЙ», – написала его мать.
Эрос в последний раз бросил взгляд на надменное лицо двоюродного брата и закрыл глаза. Он знал, что пастор не одобрил бы его действий, но на свете происходило немало такого, что потрясло бы священника, будь он всеведущим. Эрос сделал глубокий вдох и стал молиться.
«Отче наш, иже еси на небеси! Да святится имя Твое…»
У Эроса промелькнула мысль о том, допустимо ли с теологической точки зрения молиться о прощении за то, что он еще не совершил, а только собирается? Или это несколько нелогично?
