Текст книги "Земля будет вам прахом"

Автор книги: Майкл Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Глава 07

Послание было коротким.

Если я не сниму трубку, пожалуйста, оставьте ваши координаты на автоответчике. Нам нужно поговорить.

Эллен Робертсон

И телефонный номер.

Меня это ошеломило. Я смотрел на цифры, словно это была табличка на дверях с надписью: ОПАСНО. Если вы отправили письмо по электронной почте, адресат получит его (за исключением случаев отказа сервера, слишком придирчивых фильтров спама или непредвиденных обстоятельств) почти мгновенно. В какой-то неопределенный момент в будущем он прочтет его, а потом, возможно, соблаговолит ответить. Этот вид связи подвержен случайностям и размыт во времени. Совсем другое дело – телефонный звонок. Это старая школа. Если набрать номер, существует вероятность того, что тебе в реальном времени ответит реальное лицо.

Электронное письмо было отправлено в 7.12. Часы ноутбука показывали, что сейчас 10.24. Не поздно ли для звонка? А какая разница – поздно или нет? Если эта женщина вознамерилась запустить в мою жизнь ручную гранату, разве я обязан соблюдать условности? Цифры изменились на 25, потом на 26. Чем дольше я буду рассуждать, тем позднее позвоню. Я взял телефон и набрал номер.

Прошло пять или шесть гудков, потом трубку взяли.

– Слушаю? – раздался женский голос.

– Говорит Джон Хендерсон, – сказал я.

Три или четыре секунды трубка молчала.

– Я вам перезвоню, – пробормотала женщина.

Ее слова слились в одно. После этого – тишина.

Я схватил пачку сигарет и вышел на террасу. Сидеть я не мог, а потому стоял – смотрел на дождь.

И ждал.

В доме я больше не курю. И алкоголь не пью. Это один из способов, с помощью которых я научился хотя бы на время отказываться от пива и сигарет. Я успел выкурить две сигареты, когда у меня в руке зажужжал телефон.

– Да, – ответил я, торопясь в дом, прочь от шума дождя.

– У меня есть всего пара минут, – сказал женский голос.

Похоже, говорила она на ходу.

– Кто вы?

– Меня зовут Эллен Робертсон.

– Это я уже знаю. Но…

– Мне нужна ваша помощь.

– Помощь? Что вы имеете в виду?

Она помедлила.

– Я боюсь.

– Чего?

– Я думаю, то же самое может случиться и со мной.

– Слушайте, я понятия не имею, что вы себе вообразили… вообразили, будто вам известно…

– Я живу неподалеку от Блэк-Риджа, – спокойно продолжала она, словно не слыша меня. – В двадцати минутах от того места, где прежде жили вы.

На мгновение это меня ошеломило, но потом я подумал – и что? Случившееся освещалось в местных газетах. Их можно найти в районных библиотеках и, конечно, в Интернете.

– И что?

– Подождите секунду, – попросила она.

Я различил шум, похожий на шуршание плаща быстро идущего человека. Продолжалось это секунд двадцать, а потом я услышал ее тяжелое дыхание – она снова поднесла трубку к уху.

– Мне нужно уходить, – сказала она изменившимся голосом – он стал озабоченным, нервным. – Я прошу прощения, но…

– Послушайте, – процедил я, находя интонации, которыми давно не пользовался, разве что с Кайлом так говорил прошлой ночью. – Я не знаю, кто вы такая, черт побери. Вы несете какую-то околесицу.

– Я человек, которому нужна помощь, – заявила она голосом, внезапно снова обретшим твердость, даже ультимативность, словно она была на грани истерики и едва сдерживала себя. – Никто на свете мне не поверит, кроме разве что вас, а теперь я вижу, что и вы мне тоже не поверите. Я думала, что вы знаете, но теперь вижу, что нет, а я не могу больше рисковать и отправлять вам письма, потому что он сканирует Wi-Fi. Если я скажу вам по телефону, вы решите, что я спятила и…

Она неожиданно замолчала. На две секунды трубка словно выключилась. Потом женщина быстрым голосом проговорила: «Прощайте», и теперь я слышал только ревущую тишину на другом конце.

Самое очевидное, что я мог сделать, это тут же перезвонить ей, но слово «прощайте» прозвучало смазанно, словно трубку не просто положили в карман, а оторвали от рта. Я предположил бы, что она – психопатка, которая пытается использовать меня еще не понятным мне способом, но мне знакомо, как говорят люди, когда они испуганы и выбиты из колеи. К концу разговора эта женщина точно была испугана или выбита из колеи или и то и другое сразу. Я не собирался врываться в ее мир трелью телефона.

Электронная почта тоже больше не годилась. Мысль о том, что «он» (бог его знает, кто «он», предположительно муж) изымает ее послания, казалась параноидальной, поскольку отправка электронного письма – действие неотменяемое. Позвоните кому-нибудь, и если вам ответит не тот голос, скажите, что не туда попали, или просто повесьте трубку, надеясь, что на том конце нет определителя номера. Но если электронное письмо отправлено, уже ничего нельзя поделать. Теперь сказанное вами словно написано краской на стене, и сколько ни скреби – краску не сотрешь.

– Черт! – выкрикнул я.

Наверное, такого громкого звука этот дом не слышал с того дня, как я здесь поселился. Я и понятия не имел, что кричал, пока эхо не отдалось от стен. Было не очень-то приятно слышать со стороны свой громогласный крик.

Я сунул телефон в карман брюк, выскочил на веранду, сбежал по лестнице и устремился по тропинке через дюны. Дождь по-прежнему шел, но я не представлял, куда еще мне пойти или что делать.

В восемь утра следующего дня я набрал номер ресторана. Телефон звонил в пустоту. Я сдался и попробовал снова через час. Наконец трубку сняли.

– «Пеликан». – Голос незнакомый.

– Кто говорит?

– Эдуардо, – настороженно представился голос.

Отвечать на телефонные звонки не входило в его обязанности.

– Кто это говорит, пожалуйста?

– Это Джон, – сказал я. – Мне нужно, чтобы ты нашел кое-что для меня в компьютере.

– Не знаю, – протянул он с сомнением. – Не думаю, что Тед будет радоваться, если я тут стану хозяйничать.

– Ему необязательно об этом говорить.

– Я не разбираюсь в компьютерах.

Я заставил себя говорить ровно.

– Эдуардо, это совсем не трудно. Я скажу, что нужно делать. Мне просто необходим один телефон из базы данных.

– Чей телефон?

– Беки.

– Ну, это просто, – облегченно выдохнул он. – Она напечатала и повесила на стене после ограбления. Тут все телефоны. Не проблема.

– Отлично, – сказал я, радуясь, что больше не придется его напрягать. – Дай мне ее телефон, и уж если ты там рядом, то и Теда тоже.

Он мучительно медленно продиктовал мне номера. Я поблагодарил его и уже хотел положить трубку, но он успел спросить:

– Ты в порядке?

– В полном, – ответил я.

Сначала я позвонил Беки. Я не рассчитывал, что она уже встала, и уж точно не думал, что Беки в такую рань настроена на деловой разговор. Она выслушала меня, не прерывая, и немедленно согласилась сделать те две вещи, что я просил. После этого я позвонил Теду.

– Только не говори, что снова, – сразу же сказал он.

– В ресторане все в порядке. Я сейчас дома.

– Тогда…

Я объяснил, что меня не будет день, может, два и что Беки согласилась поработать за меня в зале, если неожиданно повалят клиенты.

– А что случилось-то? – спросил Тед, выслушав меня.

– Семейные дела, – ответил я.

– Я даже не знал, что она у тебя есть. Семья, я имею в виду.

– Была, – сказал я. – Есть.

– Я могу чем-то помочь?

– Спасибо. Нет.

– Ну, если понадобится, дай мне знать.

Он проявлял сочувствие, но я хотел поскорее покончить с этим.

– Непременно, Тед. Но тут помогать нечего. Мне просто нужно там побывать.

– Я понял.

Я собрал небольшой чемодан и полчаса спустя запер дверь, а еще через десять минут появилась Беки, чтобы отвезти меня в Портленд.

Я вылетел в 12.40 бизнес-классом – ничего другого уже не осталось. Большую часть полета я провел, уставившись в спинку сиденья передо мной и пытаясь осознать, как это странно – снова быть в воздухе. В прошлом я часто летал. По работе. А давным-давно – по другим делам и при других обстоятельствах. И в самолетах, где не предлагают горячительного. Сидя в этом самолете, направляющемся на Якиму, я понял, что впервые за три года оказался в воздухе.

Но мои руки автоматически пристегнули ремень. Я покорно скользнул взглядом по ламинированной табличке «давайте делать вид, что крушение не прикончит нас всех в огненном аду» и с безразличием завзятого пассажира взял кофе у стюардессы.

Расстояние между «тогда» и «теперь» гораздо короче, чем вы думаете. К тому времени, когда самолет вышел на крейсерский режим, прошлое снова крепко держало меня в объятиях, и я слушал, как оно опять рассказывает мне все ту же историю.

О том, что когда-то у меня был сын и его не стало.

Глава 08

Кристина смотрела через окно кофейни, как мать пошла по Келли-стрит назад к своей берлоге. Она набрала полные легкие воздуха и медленно выдохнула.

Опять про детей. Да бога ради, сколько же можно?

Было удивительно слушать, как мать все время возвращалась к этому вопросу, – «удивительно» в смысле «крайне досадно». Они ни разу ни слова не сказала о том, что у дочери нет мужа или бойфренда… только про ребенка – словно больше говорить не о чем. Будто она была этакой идеальной матерью, непревзойденным образцом, всю себя отдавшим готовке и воспитанию, а теперь вот умирает от желания увидеть свое продолжение в новом поколении. Словно вся мужская половина человечества была статистами или сопутствующим обстоятельством и имела значение только бесконечная череда женщин (потому что мать хотела именно внучку, а о всяких глупостях вроде внука речи не шло) и ее собственный не больно-то оплаканный муж не приходился отцом кое-кому, кто его любил.

Она словно не понимала, что случались моменты, когда ее собственная дочь страстно (хотя и безуспешно) желает ей смерти.

Она заказала еще кофе. А почему нет? Ее смена начиналась только в пять, так лучше она скоротает время за чашечкой благородного, милого всем живым существам горячего напитка, вкушая красочное блэкриджское предвечерье.

Прошло несколько минут. Мимо проехал автомобиль, его покрышки причмокивали на влажном асфальте. Какое-то время спустя в противоположном направлении проехала другая машина. Офигенная новость – просто для первой газетной полосы.

Еще через пять минут девчонка, с которой она когда-то училась в школе, по диагонали пересекла улицу в направлении парикмахерской. Судя по ее виду, девчонка добилась успеха на пути к материнству не меньше шести или семи раз. Либо это, либо ей нужно серьезно ограничить себя в питании.

Парикмахерская навела Кристину на мысль, что ей и самой не помешало бы / следовало бы / пора бы заняться собственными волосами, и она позвонила и записалась на послезавтра.

Она сунула телефон обратно в сумочку и снова принялась глазеть в окно. Прошло еще несколько минут – неспешно, словно им сказали, что торопиться туда, куда они направляются, не имеет смысла.

Больше всего ее раздражало то, что она даже не понимала, зачем вернулась, и это, вероятно, отчасти объясняло, почему разговоры с матерью и начинались-то агрессивно, а потом и вовсе неслись под откос. Она знала, что мать рассматривает ее возвращение как собственную нравственную победу, Кристине же хотелось объяснить и защитить свое возвращение каким-либо иным аргументом, кроме лени или чего похуже. Она не хотела верить, что случившееся неизбежно.

Что мать по большому счету одержала победу.

Но почему ты по прошествии десяти лет возвращаешься туда, где родились твои родители, их родители и деды с бабками? Из-за друзей? Нет – они все разлетелись. Либо по другим городам, либо по уютным родительским гнездам. Отец? Уже умер. Сама матушка? Да нет же. В рождественской открытке достаточно места, чтобы напомнить о твоей мнимой ответственности и / или доставить тебе приятное, сообщив о единственном важном деле в жизни – размножении.

Она уехала после своего восемнадцатилетия. До свидания, спасибо, что жива, мне здесь больше делать нечего. Работала, платила налоги и снимала жилье в пяти разных штатах и трех зарубежных странах, включая шесть сумасшедших месяцев в Таиланде в качестве таинственной длинноногой девицы, ошивающейся в баре; бога ради, поставьте ей стаканчик, но только имейте в виду, что это ни к чему не обязывает. Было что-то интересное, что-то забавное, много рутинного, что трудно запомнить в подробностях, даже моменты взлетов и падений, когда нечего есть. Но она могла бы и дальше продолжать такую жизнь. Или похожую. Могла бы обосноваться в Вермонте, или Чикаго, или Барселоне, жить собственной жизнью или посвятить себя кому-нибудь из тех, кого уже успела узнать, а не менять мужчин одного за другим, недоуменно читая по утрам написанные на скорую руку записки, оставленные на кухонном столе.

Но она вернулась туда, откуда когда-то уехала, никто ее сюда не тянул, и винить ей было некого. И прожила здесь (как с ужасом понимала теперь) уже почти девять месяцев. Она не хотела здесь находиться.

И все же (эти слова уже начинали казаться ей иголками в мозгу, входящими все глубже и глубже под ударами молотка в ее же собственной руке)… она оставалась здесь.

Ей долили кофе – девица, которая, несмотря на колечко в носу и бирюзовые волосы, имела такую свинячью комплекцию, что возникало желание ее поджарить (и не только потому, что она даже не скрывала неприязни к худобе единственной клиентки; понимаешь, детка, согласно последним изысканиям, твои бедра – это последствия того, что ты ешь одни сдобные булочки и сыр). Она на секунду задумалась – где эта девчонка пропиталась такой злостной антикультурой, что послужило причиной? Какое-нибудь увлечение двухгодичной давности, в которое эта девочка-подросток погрузилась с головой, после чего ее мир оказался разрушенным, а парень был таков? Дядюшка, который всегда казался круче, чем мама или папа, а сам тем временем выуживал из них денежки? Или собственные родители девочки, которые младенцем таскали ее на всякие фестивали протеста, где она насиделась на мясистых материнских ногах? Впрочем, подумала Кристина, она тоже выросла в таких условиях. Когда считаешь, что сама по себе, но в один прекрасный день понимаешь, что ты просто опытный экземпляр и проходишь тестирование на готовность к роли мамочки. А хуже всего, что мысль эта ужасно банальна и ты не получишь ни одного очка за то, что собственным умом, мучительно пришла к ней.

И добралась ли она в конечном счете до сути? Вернулась ли она в город потому, что какая-то ее часть знала: где бы она ни находилась, все равно эти горы, деревья и проложенные наперекосяк улочки остаются ее домом?

Она так не думала. И все же…

Да пошло оно все в жопу.

Она встала, опять не закончив мысль, оставила хорошие чаевые – пусть у этой девчонки-хиппи голова пойдет кругом – и вышла из кафе.

На улице было холодно. Зима стучалась в дверь, и Кристина понимала, что не сможет собраться с силами и уехать до Рождества. Впрочем, она всегда любила здесь осень и зиму, эта земля словно была создана для холодной поры, и Кристина особо не возражала ни против снега, ни против гнетущего однообразия деревьев. Это служило ей оправданием. А вдруг она своим поведением доказывала, что домой все же можно вернуться, а потом уже уехать навсегда. Она надеялась на это.

Люди шли по тротуару туда и сюда, кто-то кивал ей, большинство – нет. Она медленно брела по улице в поисках какого-нибудь занятия, пока не настанет пора отправляться на работу. Она словно не спала десять лет, а потом позволила себе заснуть. Или наоборот – она не была уверена. Ее ничего не держало здесь. По крайней мере, ничего такого, что она хотела бы.

И тем не менее она вернулась.

Глава 09

Мы приземлились вскоре после трех. Дорога до подножия Каскадных гор заняла около часа, потом я повернул на 90 градусов и тридцать миль ехал сквозь стену деревьев, прежде чем добрался до окраин Блэк-Риджа. Если приезжаешь сюда впервые, создается впечатление, что городок состоит из одних окраин. Даже зная, что это не так и то, что считается здесь главными достопримечательностями, располагается там-то и там-то, ты тут же окажешься на окраинах с другой стороны, если не сбросишь скорость.

Блэк-Ридж состоит из небольших деревянных домов и пустых участков, за которыми видны соседние улицы, а расположен городок на высоте трех тысяч футов над уровнем моря. Он тянется на двадцать беспорядочно застроенных кварталов в одном направлении, на двенадцать – в другом и переходит в лес, который поднимается в горы к двум крупным озерам – Кле-Элум и Качесс. Вдоль дорог тянутся магазинчики строительных товаров, винные лавки, столовые, где хозяева не озабочиваются тем, чтобы завлекать клиентов или обманывать себя касательно качества еды, несколько фирмочек по прокату машин – предположительно для того, чтобы помочь людям выбраться отсюда. Более старая часть города – короткая улица шириной восемьдесят ярдов на западной окраине застроена зданиями с деревянными фасадами, вмещающими комиссионный магазин, кофейню, книжный магазин, закусочную, пиццерию, пару баров, ну и, в общем-то, все.

Поднимаясь в горы, я уточнял свой план. Первым делом – найти мотель. Я проехал мимо дорогущего «Супер 7» и пары стареньких мотелей класса «постель и завтрак» и вдруг оказался перед знакомым зданием. Я, естественно, знал, что оно находится здесь (я когда-то прожил в нем чуть ли не месяц), но все равно не мог не удивиться: мотель, оказывается, все еще работает и выглядит так же, как в те времена, когда все было иначе. Я даже и не подумал свернуть к нему. На северо-западной дороге я обнаружил нечто под названием «Пансионат Мэри» – старомодный одноэтажный мотель, перед девятью из двенадцати номеров которого стояли припаркованные машины. Здание было покрыто ржаво-красной дранкой и со всех сторон, кроме фасада, окружено лесом. Я смутно помнил его по прежним дням и решил остановиться на нем.

Мэри (если, конечно, это была она) оказалась невысокой, крепкого сложения женщиной с недовольным лицом. При взгляде на нее складывалось впечатление, что она повидала все, что преподносит жизнь в этих краях, и ничто не пришлось ей по душе, кроме возможности драть глотку. Кожа у нее была цвета прокисшего молока, а копна светло-рыжих волос выглядела так, словно их мыли еще в прошлой жизни. Она сообщила мне расценки, спросила, надолго ли я намерен остаться, и погрузилась в себя на все время оформления документов. Я сказал, что пробуду день, может, два. Из задней комнаты доносился звук телевизора – шел сериал «Копы». Женщина постоянно кидала взгляд в ту сторону, вероятно, в надежде услышать голос приятеля или родственника, неубедительно возражавшего против посадки за решетку. [1]1
  «Копы» – документальный сериал, основанный на съемках реальных эпизодов полицейской работы. ( Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть]Наконец она вытащила из ящика ключ и протянула его, впервые заглянув мне в глаза.

Она нахмурилась, движения ее замедлились.

– Мы знакомы?

– Нет, – ответил я. – Я тут проездом.

Я поставил машину перед девятым номером и, взяв чемодан, вошел внутрь. Здесь было холодно. Стояли две двуспальные кровати, замызганный стул, маленький приставной столик и доисторический телевизор. Все это располагалось на ковре, который, судя по его виду, чистили (если только вообще чистили), натирая куском мыла. Я, чтобы не расстраиваться еще больше, даже не стал проверять туалет, куда вел короткий коридор в конце комнаты. Кроме чтения листочка в кривой рамке, сообщавшего, что не разрешается делать постояльцам, развлечься здесь было нечем – напротив, все побуждало как можно скорее распрощаться с этим местом. Я стал просматривать звонки на телефоне и нажал «вызов», найдя номер, присланный по электронной почте днем ранее. После шести гудков вызов переключился на голосовую почту.

– Миссис Робертсон, приветствую вас, – сказал я с напускной веселостью. – Говорит Джон из «Книжной лавки Хендерсона». Хотел сообщить, что интересующая вас книга доставлена. Она здесь – ждет вас. Желаю доброго дня.

Я отключился, чувствуя себя глупо из-за попытки скрыть истинную цель звонка, уловки на уровне юных детективов из книжек про братьев Харди. И из-за того, что приехал в Блэк-Ридж. И вообще. Точка.

Я вышел из мотеля. Если не знаешь, где тебе нужно быть, лучше находиться в движении.

Следующий час я бродил по городу. Утром явно прошел сильный дождь, а вскоре горожане могут ждать и первого снега. Блэк-Ридж никогда не принадлежал к тем местам, где мне хотелось остаться надолго. Город выглядел чужим и не пожелал ни на йоту отойти от заведенного распорядка, чтобы мне понравиться. По улицам проезжали грузовички. Люди входили в дома и выходили на улицы. Подростки бродили по тротуарам с таким видом, будто само трехмерное пространство было им в тягость. Несколько объявлений «Продается», которые я видел во дворах, казались обтрепанными, и ощущение возникало такое, что бизнес здесь чаще сворачивается, чем открывается. Вообще весь Блэк-Ридж создавал впечатление, будто его хотят распродать по дешевке, только забыли дать рекламу.

Стоило поднять глаза над уровнем крыш, как всего в нескольких улицах от тебя виднелись кроны деревьев и сгущающиеся тучи над ними. Они с гор накатывались на город, чтобы напомнить людям, кто тут хозяин. Есть места, где человек убедительно заявил свои права на планету, превратив ее в нечто большее, чем в среду обитания рода человеческого. Штат Вашингтон к таким местам не принадлежит, и здешние горы всегда казались мне удивительно самодостаточными. После почти трех лет, проведенных на побережье, приятно было увидеть их снова.

А телефон мой тем временем все не звонил и не звонил.

Я обнаружил, что разглядываю женщин на улице, спрашивая себя: может, кто-то из них и есть та, ради которой я приехал? Естественно, выяснить это было невозможно. Обычно незнакомые люди в нашей жизни – все равно что стертые лица массовки. Но если начинаешь присматриваться, оказывается, что у каждого есть индивидуальные черты.

В конечном счете я вышел на Келли-стрит, единственную улицу, которая может привлечь туриста на время чуть большее, чем требуется для заправки машины или поедания гамбургера. Я купил кофе и явно домашнего изготовления батончик мюсли в заведении под названием «Сестры Райт». Обслуживала меня веселая девица с бросающимися в глаза голубыми волосами. Я сел на скамейке снаружи, попивая кофе и разглядывая улицу. Жизнь едва теплилась повсюду, кроме таверны «Горный вид», расположенной напротив, но даже ее клиенты выглядели тускло и убого: мужчины и женщины то входили, то выходили на негнущихся ногах, как ходят в состоянии подпития, спускаясь по склонам, видимым им одним.

Говоря по правде, Блэк-Ридж всегда был и остается свалкой. Мы с Кэрол почти не заезжали сюда – покупали продукты в Рослине, или Шеффере (ближайшие к нашему дому городки), или Кле-Элумс (более крупном, чем Блэк-Ридж, но никак не относящемся к разряду мировых столиц). Изредка мы садились в машину и ехали через перевал Снокалми в Сиэтл – это приблизительно три часа езды. На пути было еще несколько городков – Снокалми-Фоллс, Снохомиш, Берч-Кроссинг, куда имеет смысл заезжать, только если вы готовы раздвинуть рамки своего представления о хорошо проведенном времени.

Блэк-Ридж не входил в число посещаемых нами мест, и это была одна из причин, по которой я на время обосновался здесь в мотеле два с половиной года назад. Почти все это время я провел пьяным, запершись в номере, или же на стуле позади дома, глядя на заброшенный плавательный бассейн. В этом случае я тоже был пьян. Я в то время специализировался на пьянстве. Но это дело прошлое, а потому я без особого сочувствия смотрел на людей, которые заходили в «Горный вид». Я не знал, относится ли Эллен Робертсон к тому типу женщин, которые могут днем оказаться в баре, а потому наблюдал за этим заведением краем глаза.

Или говорил себе, что наблюдаю лишь краем глаза. Объяснялось мое поведение просто – я не знал, что мне делать или куда пойти, и понятия не имел, как выглядит эта женщина. Пока Эллен не позвонила мне, я мог только тупо сидеть на скамейке. Я растянул чашку кофе, насколько мог, но начало темнеть и холодать, и я наконец встал.

Не успел я сделать это, как заметил молодую женщину, идущую по другой стороне улицы, – высокую, темноволосую, закутавшуюся в черный плащ – этакая долговязая ворона. Она сразу же, без колебаний вошла в таверну. Когда она потянулась к ручке двери, мелькнули бледная щека и краешек лба.

Может, это Эллен? Нет, вероятно, нет.

Как только она исчезла за дверью, я услышал крик у себя за спиной, повернулся и увидел нависшего надо мной крупного человека. Я замер на мгновение, спрашивая себя, что случится дальше.

– Господи боже! – сказал он. – Какого черта ты тут делаешь?

– Это вместо «здравствуй», я так понимаю?

– Господи Иисусе, Джон. Сколько лет… Ты похудел.

– Ну похудел, – заметил я невозмутимо, готовясь выдержать одно из фирменных объятий Билла Рейнза.

Билл-то, черт его подери, не потерял ни фунта. Когда я познакомился с ним, он был крупного, но пропорционального сложения. Но в нем уже тогда сидел парень еще крупнее и ждал своего часа, а Билл старался изо всех сил, чтобы ему помочь. Он всегда был таким громадным, общительным и использовал свою фамилию [2]2
  Фамилия персонажа переводится с английского как «дожди».


[Закрыть]для глуповатых, но обезоруживающих шуток о погоде на северо-западе тихоокеанского побережья.

Я наконец отстранился.

– Ну что, глиста несчастная, – сказал он, – как поживаешь?

Я пожал плечами.

– Ну-ну. Кэрол с тобой?

– Нет. Я здесь вообще проездом.

Мы поговорили несколько минут, за которые я узнал, что Билл по-прежнему живет на севере городка, все еще работает в семейной юридической фирме в Якиме, а сейчас направляется к клиенту, чье дело, по его жизнерадостным уверениям, неизбежно проиграет. Я сказал, что живу и работаю в Орегоне, но в подробности вдаваться не стал. Не стал я распространяться и о том, зачем приехал в Блэк-Ридж. Я спросил, как поживает его жена, потому что об этом принято спрашивать.

– Отлично, – ответил он, взглянув на часы. – Ну, ты же знаешь Дженни. У нее всегда что-нибудь на уме. Слушай, Джон, черт побери, мне нужно бежать. Глупо, но я опаздываю – просто жуть. Ты сегодня вечером свободен?

– Скорее всего, нет.

– Черт. Это меняет дело. Тогда позвони мне. Джен сейчас нет в городе. Мы с тобой загуляем, как в старину. Давно пора. Мы просто обязаны, не находишь?

– Договорились, – согласился я.

– Ну, значит, решено, – сказал он.

На минуту он, казалось, успокоился, потом хлопнул меня по плечу.

– Вот ведь ерунда какая – нужно бежать. Значит, позже?

– Само собой.

Я проследил, как он перебегает улицу и садится в свою машину, потом вернулся в мотель, сел за руль и поехал – сделать то, что весь день вертелось у меня в голове и было, наверное, главной причиной того, зачем я вообще прилетел сюда.

Есть шанс, что я никогда не встречусь с миссис Робертсон, но, вероятно, это и не имеет значения. Но одно я мог сделать, и с этим пора было поторопиться.