Текст книги "Древо скрелингов"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава 2. На прибрежье Гитчи-Гюми

Девять к семи и семь к девяти,

К неба корням мы ищем пути.

Уэлдрейк. "Граничная трагедия"

Внезапно я вынырнула из воды и оказалась в слепящем свете. Я ничего не могла рассмотреть и слышала только дикое завывание ветра. Я чувствовала себя так, как будто нахожусь в чьих-то ледяных объятиях.

Холодный воздух сомкнулся вокруг меня и без труда вырвал щит их моих пальцев. Я всеми силами пыталась удержать его в руках, но ветер был неумолим. Даже если бы я не знала этого прежде, то убедилась бы в этом сейчас. Это был разумный ветер, могучий элементаль, ярость которого была нацелена именно на меня. Я чувствовала его ненависть, словно воочию видела гневно взирающее на меня лицо. Я даже не догадывалась, чем оскорбила его и почему он меня преследует, и тем не менее он не оставлял меня в покое.

Сопротивляться этой силе было совершенно бесполезно. Она отбросила щит и швырнула меня в противоположную сторону. Я подумала, что она хочет убить меня. Я упала в воду и потеряла сознание.

Я не надеялась вернуться к жизни, но когда все же очнулась, меня охватило странное ощущение покоя и благополучия. Я лежала на пружинистой земле, крепко завернутая в нечто вроде одеяла. Приятно пахло травой и вереском. Было тепло, я чувствовала себя полностью расслабленной. Тем не менее, я помнила об опасности, которой избежала, и о деле, которое меня сюда привело. По контрасту с только что пережитыми мгновениями я чувствовала, что полностью владею своим телом, хотя и не могла пошевелить даже пальцем! Достигла ли я того мира, куда забрали Ульрика? Может быть, он где-то рядом? Не оттого ли я чувствую себя в безопасности?

Я видела серое беспокойное небо. Сейчас был либо восход, либо предзакатные сумерки. Я не могла повернуть голову, чтобы взглянуть на горизонт. Я подняла глаза и увидела прямо над собой мужское лицо, смотревшее на меня сверху вниз с хмурым изумлением.

Я не знала этого человека, но инстинктивно чувствовала, что у меня нет причин его бояться. Его внешность полностью соответствовала сложившемуся у меня образу воина. Гладко выбритое лицо с правильными чертами, даже красивое. Лоб, щеки, подбородок и макушка мужчины были татуированы. Его голова была выбрита, если не считать длинной пряди черных блестящих волос с вплетенными в нее тремя яркими орлиными перьями. Его кожа здорового золотистого оттенка подсказала мне, что он не имеет никакого отношения к людям, похитившим моего мужа. Он носил серьги, а его нос и нижняя губа были проколоты крохотными булавками с сапфирами. Его виски, щеки и подбородок были покрыты алой краской. По обе стороны его груди виднелись длинные белые шрамы. Кожу между шрамами украшал узор.

На мускулистых предплечьях он носил затейливые браслеты из самородного золота, а на шее – расшитую жемчужинами широкую полосу, похожую на кольчугу. Его татуировки, наколотые яркими оттенками красного, зеленого, синего и желтого напоминали мне нательную роспись, которую я видела у могущественных шаманов Южных морей. Это был человек благородных кровей, уверенный в том, что сумеет отстоять сокровища, которые так беспечно выставлял напоказ.

Он рассматривал меня с такой же откровенностью, и в его темных глазах читалась усмешка.

– Порой рыбак вымаливает богатую добычу и ловит больше, чем просил.

– Я понимала его речь, но не могла сообразить, что это за язык. Такое нередко случается в практике ходящих лунными дорогами.

– Вы «поймали» меня?

– По всей видимости, да. Я горжусь собой. Это оказалось не так утомительно, как я ожидал. Я начал танец, вошел в транс и, произнеся необходимые заклинания, уложил одежду воротником к Луне и полами к воде. Я сделал все, как меня учили. Я обратился к воде, требуя отдать сокровище. Поднялся сильный ветер. Находясь в трансе, я услышал его издалека. Когда я, наконец, открыл глаза, я увидел, что передо мной лежите вы, и укутал вас, оберегая ваше здоровье и стыдливость, а также потому, что этого требовали заклинания. – Мужчина говорил доброжелательно-ироничным тоном, как бы посмеиваясь над собой.

– Я была обнажена? – Только теперь я почувствовала характерное прикосновение мягкой звериной шкуры к голой коже. Как бы нас ни упрекали в том, что мы отнимаем жизнь у своих меньших братьев, против этого ощущения трудно устоять. Освоившись с культурой и традициями общества, в котором жила после замужества, я ничуть не беспокоилась из-за того, что кто-то увидел меня обнаженной. Меня интересовали куда более насущные вопросы.

– Где колдовской щит?

Мужчина нахмурился.

– Боевой щит племени какатанава? Он принадлежал вам?

– Что с ним случилось? Меня подхватил жестокий ветер, по всей видимости, обладающий разумом. Он отнял у меня щит.

На лице мужчины появилось виноватое выражение.

– Если не ошибаюсь… позвольте напомнить вам, что я был в трансе… кажется, я видел, как он понесся в том направлении. Вероятно, это был демон ветра.– Он указал в сторону поросшего лесом холма на дальнем берегу озера. – Значит, это был колдовской щит, и демон ветра похитил его. А может быть, щиту удалось избавиться от вас обоих, и он отправился домой, к своему хозяину?

– Отправился домой, но без меня,– с горечью произнесла я, начиная понимать, что этот человек некоторым образом спас мою жизнь, воспользовавшись магией. Вместе с тем он, либо демон ветра, помешал мне последовать за Ульриком. – Этот щит был единственной ниточкой, связывавшей меня с моим мужем. Теперь я не знаю, где его искать. Он может находиться в любой точке мультивселенной.

– Вы принадлежите к племени какатанава? Прошу прощения; насколько мне известно, они приняли в свои ряды одного человека из вашего мира, но не двух. – Мужчина был явно озадачен, но, казалось, начинал что-то понимать.

– Я не какатанава. – Теперь мне было труднее управлять своими эмоциями, и, подозреваю, в мой голос вкралась нотка отчаяния. – Но я ищу хозяина щита.

Мужчина повел себя как истинный джентльмен. По всей видимости, сообразив, что в дело вмешались сверхъестественные силы, он склонил голову в раздумье.

– Где его владелец? Вы знаете? – Я попыталась высвободиться из мягкой шкуры. Извинившись, щеголеватый лесной житель опустился рядом на колени и развязал сыромятные ремешки.

– Вне всяких сомнений, щит вернулся в племя, – сказал он.– Именно туда я направляюсь, и это меня успокаивает. Я не знаю, как меня примут какатанава. Мой долг – нести им свою мудрость. Наши жизненные пути начинаются задолго до того, как мы осознаем свое предназначение. Мы вместе отправимся туда, как того требует наша общая судьба. Вдвоем мы сильнее. Каждый из нас достигнет своих целей, тем самым, осуществляя волю провидения.

Я не понимала его. Я встала, завернувшись в накидку. Она была сшита из великолепной шкуры белого быка и украшена разнообразными религиозными символами. Я осмотрелась вокруг. Солнце только что взошло, и обширная спокойная водная гладь блестела словно зеркало.

– Если вы назовете свое имя, объясните, каковы ваши занятия и что вам от меня нужно, я буду чувствовать себя увереннее.

Он улыбнулся, словно извиняясь, и принялся сворачивать бивак. За его спиной поднималось солнце; к этому времени оно уже высветило самые далекие вершины массивного горного хребта, его оранжевые лучи пронзили лес и коснулись маленького лишенного украшений вигвама, который стоял на поросшем травой берегу озера. Из вигвама струился тонкий серый дымок. Это было по-спартански простое жилище охотника.

Его полотнище могло служить одеждой для защиты от холодов, а из шестов можно было сделать волокушу для перевозки всего остального. Ее могли тянуть охотничьи собаки, но я не заметила поблизости собак. По мере того, как солнце поднималось в ясном небе, тени постепенно исчезали, и свет становился менее красочным.

Мой новый знакомый, по всей видимости, находился в прекрасном настроении. Он был полон обаяния. Ничто в его облике не внушало чувства угрозы, хотя он буквально лучился физической силой и здоровьем. Судя по татуировкам и украшениям, он вполне мог оказаться шаманом либо колдуном. Он явно привык повелевать.

Было очевидно, что это не Новая Шотландия, однако окружающий пейзаж не слишком отличался от тех мест, которые я только что покинула. Наоборот, он казался мне смутно знакомым. Быть может, я оказалась на берегах озера Верхнее?

У берега на зеленом ковре лужайки лежало большое каноэ с изящными обводами, вырубленное из ствола серебристой березы. Его окованные медью нос и корма были отделаны чудесной деревянной мозаикой, расписанной духовными символами. Казалось, кроме нас на всем свете нет ни одного человека. Можно было подумать, что этот мир переживает свою юность, и мы находимся в девственной Америке. Была ранняя осень, но в дуновении ветра уже ощущалась близость зимы. Этот ветер не слишком тревожил меня. Я спросила, что это за озеро.

– Я родился неподалеку отсюда,– ответил мужчина.– Это озеро чаще всего называют Гитчи-Гюми. Вы читали поэму Лонгфелло?

– Насколько мне известно, при написании поэмы Лонгфелло смешал десяток разных языков и неправильно воспроизвел все названия и имена, – сказала я тоном, каким мы порой извиняемся за представителей своей культуры. Мне на ум пришла одна из фраз, которую обронил Клостерхейм. Я была совершенно уверена, что мой новый знакомый отнюдь не романтик, играющий излюбленную роль на свежем воздухе.

Вряд ли он прятал где-нибудь поблизости джип или микроавтобус. Этот человек был именно тем, кем казался. Он улыбнулся моему замечанию.

– О нет, Лонгфелло ничего не испортил своими фантазиями. Он многое приукрасил, но сохранил все ритуалы в неприкосновенности. К отделению духа от плоти ведет множество дорог. Меня интересует лишь, о чем умолчал старина Лонгфелло, и что он добавил от себя. Мое предназначение – пролить свет на историю своей жизни. Я должен вернуть миф к первоначальному виду и воззвать к Великому духу Америки. – Он вновь улыбнулся, как бы забавляясь серьезностью собственных слов. – Не могу же я вручить духовное руководство племенами кучке полуобразованных католических миссионеров! Без Белой женщины-бизона нет триединства. Это словно триптих, в котором не хватает одного полотна. Нелепый отрывок, который Лонгфелло вставил в конце, был данью традициям общества, в котором он вращался, и звучит еще хуже, чем сентиментальное завершение диккенсовского "Холодного дома". Или это были "Великие ожидания"?

– Я так и не сумела заставить себя прочесть Диккенса, – призналась я.

– Что ж, – ответил он,– я и сам знаком с его творчеством весьма отрывочно. – Он нахмурился и посмотрел на меня. – Но я не склонен переоценивать свои силы. Мое предназначение – объединить народы, однако я могу потерпеть неудачу там, где преуспеет другое "я". Один неверный шаг – и я могу все изменить. Вы ведь знаете, насколько все это сложно.

– Будет лучше, если вы представитесь, сэр,– сказала я, догадываясь, какой будет ответ.

Он извинился.

– Я – Айанаватта, которого Лонгфелло предпочел назвать Гайаваттой.

Моя мать принадлежала к племени могоков, отец был гуроном. Я узнал об истории своей жизни в поэме, когда путешествовал в будущее в грезах.

Вот. У меня есть кое-что для вас… – Он бросил мне длинную замшевую рубашку, которая пришлась точно впору и сидела как влитая. Я поинтересовалась, неужели он всегда берет в дорогу подобные вещи? Он рассмеялся и объяснил, что последний человек, пытавшийся его убить, был примерно моего роста и комплекции.

Он начал ловко разбирать вигвам. Чтобы погасить огонь, он попросту накрыл крышкой горшок, в котором горело пламя, и обвязал его сыромятным ремнем. Остальные вещи он свернул плотным узлом и поставил сверху горшок с углями. Только теперь я заметила, что шесты вигвама представляют собой длинные копья с кремневыми наконечниками. Он уложил их на днище каноэ, а узел пристроил в середине. Чтобы свернуть лагерь, ему потребовались считанные минуты.

– Похоже, вы неплохо знакомы с английской литературой, – сказала я.

– Я многим ей обязан. Посредством поэмы Лонгфелло я узнал об истории своей собственной жизни, вернулся к тому времени, когда состоялось мое первое путешествие в грезах. Я увидел во сне три пера. Я решил, что должен отыскать трех орлов в обиталищах трех ветров. Первым делом я отправился в девственные леса и прошел северный путь, который называется Орел, поскольку решил, что именно в этом заключается смысл моего сна. Этот путь привел меня в горы, и я понял, что это не моя дорога. Однако, покинув ее, я очутился в Бостоне, как нельзя удачнее выбрав момент. Я пытался выяснить, не связан ли с моим именем какойлибо миф. И если такой миф существовал, я должен был следовать ему и превратить его в реальность. Можете представить, в каком запутанном положении я оказался. Я появился в будущем, много лет спустя после своей смерти. Я обрел удивительные навыки. Я научился читать на языке этих новых людей, внешность которых поначалу изумляла меня. Очень многие добрые люди с радостью помогали мне, но я слышал и надменные голоса обывателей, которым не нравился мой облик. Однако смысл моего первого духовного путешествия заключался в том, чтобы научиться читать. Открыв свою душу грядущему, я не только стал свидетелем рождения народа гауденсони, Людей Под Одной Крышей, но и получил представление о том, какая судьба их ждет, если я не пойду другой дорогой. Чтобы оказаться в том будущем, к которому я стремился, я должен как можно меньше вмешиваться в ход истории.

– Вас не оскорбили взгляды Лонгфелло на мифологию коренных жителей?

– Лонгфелло был гением, веселым, доброжелательным человеком. И ужасно волосатым. Я унаследовал от могоков отвращение к волосам, покрывающим тело мужчин. По-видимому, римляне разделяли их неприязнь. Однако при всем этом доброта Лонгфелло пересилила мое предубеждение. Его внешность забавляла меня. У него была смешная пружинистая походка, и он подпрыгивал, когда шел пешком. Помнится, я подумал, что он одет чересчур тепло для того времени года, но, наверное, сам я показался ему едва ли не голым. Тогда на мне еще не было всего этого. – Он со скромной гордостью указал на свои татуировки.

– Меня с самого начала заинтересовали трансценденталисты. Эмерсон хотел познакомить меня с Торо, но в тот день в Паркер-Хаус заглянул Лонгфелло, и мы случайно разговорились. Он так и не поверил до конца в то, что я реально существую. Он был до такой степени увлечен своей поэмой, что, кажется, поначалу заподозрил, будто бы выдумал меня!

Когда Эмерсон представил нас друг другу, Лонгфелло, должно быть, счел меня кем-то вроде благородного дикаря. – Айанаватта негромко рассмеялся. – Торо, в свою очередь, нашел меня несколько грубоватым.

Как бы то ни было, эта встреча была предопределена судьбой и сыграла важную роль в собственном путешествии Лонгфелло. Я понял, что его поэма предсказывает, каким образом я оставлю свой след в этом мире.

Три пера, которые я в своих грезах принял за орлиные, были, разумеется, тремя перьями для письма. Три писателя! Я неправильно истолковал свой сон, но предпринял именно те действия, которые требовалось. Это была настоящая удача. Я держался немного скованно, поскольку впервые посетил астральную сферу в физическом обличье. К сожалению, этот этап путешествия завершен. Я не знаю, когда в следующий раз увижу книгу.

Айанаватта начал сворачивать свой спальный мешок с привычной аккуратностью и ловкостью человека, живущего под открытым небом.

– Обитатель здешних мест носят вампумы, хранящие их знания и слова.

– Он указал на затейливо сплетенный пояс, который поддерживал его штаны из оленьей кожи. – Язык вампумов можно толковать столь же изысканно и изобретательно, как Библию, Джойса или американскую Конституцию. Порой заседания наших советов напоминают сборища французских постмодернистов!

– Вы сумеете доставить меня к мужу? – Я начинала понимать, что Айанаватта принадлежит к числу людей, имеющих склонность к абстрактным рассуждениям и способных говорить часами, если их не остановить.

– Он у какатанава?

– Думаю, да.

– Я отведу вас к ним. – Его голос зазвучал тише. – По крайней мере, я не видел в своих снах ничего, что мешало бы мне это сделать. Возможно, ваш муж познакомился с моим другом Даванададой, которого также называют Белым Вороном. – Он умолк, и на его лице появилось виноватое выражение. – Я слишком много говорю и чересчур разбрасываюсь в своих мыслях. Человек, который живет один, постепенно привыкает разговаривать сам с собой. За последние четыре года мне ни разу не доводилось просто, по-человечески, побеседовать с образованными людьми. Вы оказались для меня благословением. Честно говоря, это был самый лучший танец, который я когда-либо исполнял. Я надеялся, что к нам присоединится некая молчаливая полубогиня, и тогда нас станет трое. Но я отнюдь не был уверен, что вы окажетесь человеком. Сны подсказывают мне, что я должен делать, но умалчивают о том, чего мне ждать. Поднимается сильный ветер, он явно гневается на нас, и я не знаю, почему. Мои сны весьма противоречивы.

– Вы всегда действуете в соответствии со своими грезами? – Я была заинтригована. В конце концов, сны – моя специальность.

– Только после должных размышлений. И только если подходящий танец и песня приносят гармонию в объединенные миры. Я всегда испытывал склонность к духовному образу жизни. – Айанаватта принялся старательно чистить изящное весло из твердого дерева, изогнутое таким образом, что его можно было использовать как оружие в бою. Его лук и колчан со стрелами уже были аккуратно уложены в каноэ и закреплены. – Знайте же, Белая женщина-бизон, что я совершаю долгое духовное путешествие, которое началось в лесах моей приемной родины, известной вам под названием северного Нью-Йорка, – заговорил он после паузы. – Чтобы совершить великие дела, я должен объединять свою судьбу с судьбами других людей, но не имею права рассказывать о своем грядущем. Однако когда мое предназначение будет исполнено, я, наконец, обрету мудрость и могущество, которые требуются, чтобы обратиться к советам племен и приступить к завершающему этапу своего жизненного пути.

– Участвуют ли в ваших советах какатанава?

– Они нам не братья. У них свои советы. – Ему было трудно скрыть досаду, вызванную моим политическим невежеством.

– Почему вы называете меня Белой женщиной-бизоном? И почему я должна идти с вами, если хочу найти своего мужа?

– Так гласит миф. Он должен быть воплощен в жизнь. Он еще не стал реальностью. Полагаю, наши с вами судьбы отныне едины. Будь иначе, возник бы диссонанс. Ваше имя упоминалось в пророчестве в числе других. Желаете ли вы, чтобы я называл вас как-то иначе?

– Если можно, предпочла бы, чтобы вы называли меня графиней фон Бек, – сказала я. На языке, которым мы пользовались, это имя звучало гораздо длиннее оригинала. Он улыбнулся, восприняв мои слова как насмешку.

– Полагаю, графиня, вы присоединитесь ко мне – уже хотя бы потому, что вдвоем нам будет гораздо легче найти вашего супруга. Вы умеете плавать на каноэ? За день мы могли бы пересечь Блистающую Воду и добраться до устья Ревущей Реки. – В его голосе вновь слышалась ирония.

Во второй раз за последние двадцать четыре часа я отправилась в путь по воде. Каноэ Айанаватты было великолепным транспортным средством и отзывалось на наши движения, словно разумное существо. Порой создавалось впечатление, будто бы оно не касается воды. Налегая на весло, я спросила, далеко ли до деревни какатанава.

– Я бы на назвал их поселение деревней. Их Длинные дома находятся на некотором отдалении к северо-западу.

– Зачем они похитили моего мужа? Неужели власть закона не распространяется на их территорию?

– Я мало знаю о какатанава. Обычаи этого племени – не наши обычаи.

– Кто составляет это загадочное племя? Демоны? Людоеды?

Айанаватта чуть язвительно рассмеялся, продолжая поднимать весло и погружать его в кристально чистую воду. Я не могла не восхищаться его великолепно изваянным телом.

– Боюсь, я составил у вас превратное мнение о них. Вы ведь знаете, что легенды и слухи зачастую оказываются преувеличенными. Какатанава не похищают смертных. В случае с вашим мужем они вполне могли руководствоваться добрыми намерениями. Они никогда не причиняли нам зла.

Я поняла, что поспешила с выводами.

– Мы все еще находимся в Америке?

– Я привык называть этот континент по-другому. Но если вы жили после Лонгфелло, значит, ваше время для меня – отдаленное будущее.

Такое смещение времен – самое обычное дело в мирах грез.

– Стало быть, сейчас примерно 1550 год по христианскому календарю.

Он покачал головой, и орлиные перья в его волосах шевельнулись на ветру. Я вдруг сообразила, что впервые вижу столь яркие оттенки. Лучи солнца играли и переливались на перьях. Быть может, они наделены магической силой? Айанаватта прекратил грести. Каноэ продолжало мчаться по сверкающей воде. От далеких берегов доносился запах сосновой хвои и влажной травы.

– Нет. По этому календарю сейчас 1135 год вашей эры. Освобождение Британии норманнами началось шестьдесят девять лет назад. Если не ошибаюсь, они приурочивают его к солнечному затмению. Так вот, норманны выбрали не то затмение, которое соответствует действительности, а более позднее. Тем самым они пытались доказать, что мы позаимствовали у них идею демократического правления.– Он рассмеялся и тряхнул головой. – А до них был еще Лейф Эрикссон. В юности я столкнулся с древним скандинавом, колония которого была основана за сто лет до нашей встречи. Его можно было назвать Последним из викингов. Это было убогое, примитивное создание, и его племя было практически уничтожено индейцами-алгонкинами. Честно говоря, сначала я принял его за отощавшего медведя. Его племя назвало эту землю Винландом. Этот человек был суров и жесток, как его отец и дед. Эрикссон очаровал его предков рассказами о виноградниках и безбрежных полях пшеницы. Но пришельцев ждали здесь лишь скверный климат и злобные аборигены, многократно превосходившие их числом. Они назвали нас "плаксами", или "скрелингами". Я слышал, нескольких плененных женщин и детей скандинавов приняли к себе каяки, но это были последние представители их народа.

Речь Айанаватты казалась бессвязной, но он буквально засыпал меня интересными рассказами и толкованиями, вознаграждая себя за годы молчания. Уяснив, что мы направляемся в земли какатанава, я поставила перед собой задачу как можно быстрее отыскать Ульрика. Существовала вероятность, хотя и довольно призрачная, что мы окажемся на месте раньше, чем он – такова природа времени. Непрерывный поток слов Айанаватты каким-то образом унял мои тревоги, и у меня более не было ощущения, что моему мужу грозит непосредственная опасность.

Вдобавок, я уже не была уверена, что за похищением Ульрика стоит принц Гейнор. Разумеется, вся эта история по-прежнему оставалась загадочной, однако у меня, по крайней мере, появился союзник, хотя бы немного знакомый с этим миром.

Я подумала о том, что судьба уже в который раз вовлекла меня в чужие сны. Против меня ополчился ветер, это было очевидно. Демон воздуха.

Элементаль. Но Айанаватта держался с непоколебимой уверенностью.

Поскольку это было его последнее духовное путешествие, и он вернулся в знакомую сферу, значит, ему удалось преодолеть множество препятствий. Я догадывалась, какие испытания ему довелось пережить.

Но, судя по всему, он перенес все тяготы без особого напряжения.

Озерный поток мягко нес наше каноэ к дальнему берегу. Решив отдохнуть, Айанаватта вынул из узла со своими вещами тонкую костяную флейту. К моему изумлению, он заиграл сложную мелодию, пронзительную и завораживающую, которая вскоре эхом отразилась от окружающих гор и холмов, и теперь казалось, что его музыку подхватил целый оркестр. Из камышовых зарослей стаями поднимались цапли, словно исполняя под звуки флейты воздушный балет.

Отняв от губ инструмент, Айанаватта обратился к птицам с короткой хвалебной речью. Я уже начинала привыкать к тому, что он считает животных равными себе и говорит с ними так, будто они способны воспринимать глубинный смысл каждой его фразы. Возможно, так оно и было. Невзирая на все свои страхи, я не могла не наслаждаться новыми для меня, небывалыми впечатлениями. Меня переполняло чувство обостренного восприятия и благополучия. И хотя рядом со мной был Айанаватта, я подумала, что уже много лет не ощущала такого уединения; по мере того, как мне передавалось радостное, уважительное отношение Айанаватты к окружающему миру, моя уверенность крепла, и я испытывала искреннюю радость.

К вечеру мы достигли заросшего тростником устья реки у дальнего берега озера. Мы вытащили каноэ на сушу, и Айанаватта достал из узла штаны и накидку. Я с удовольствием натянула штаны и завернулась в одеяло.

Солнце заливало алыми лучами горные вершины и тенистые камыши, и воздух становился все прохладнее. Айанаватта осторожно раздул огонь и сварил на ужин вкусную кашу, извинившись, что не поймал рыбу, поскольку чересчур увлекся рассказом о столь разочаровавшим его знакомстве с Хоторном. Он пообещал добыть рыбу на следующий день.

Чуть позже Айанаватта принялся растолковывать мне суть безнравственной ортодоксии племени майя, которое он посетил на одном из предыдущих этапов своего путешествия. Их запутанные ереси отчегото беспокоили этого человека, в котором уживались образованный монах, воин и великолепный рассказчик. Насколько я могла понять, особое его неудовольствие вызывал отказ некоторых жрецов майя допустить свободу вероисповедания. Мои страхи за Ульрика совершенно улеглись, и я погрузилась в крепкий сон без сновидений.

Утром благородный воин, верный своему слову, поймал копьем двух жирных форелей и, приправив их травами из своих запасов, приготовил восхитительный завтрак. Он еще немного рассказал мне о своих приключениях в снах, о ступенях физических и сверхъестественных испытаний, которые выдержал на пути к своему нынешнему уровню могущества. Его слова напомнили мне о философии японских самураев, которые с равной легкостью сочиняли трехстишия-хокку и отстаивали свое достоинство в поединках.

Внушительный облик Айанаватты, который он сохранял даже в этих диких безлюдных местах, подсказывал мне, что он руководствуется не только соображениями эстетики и вкуса; он предупреждал возможных противников о силе и могуществе, которые им противостоят. Я сама немало путешествовала в одиночку, знала, с какими опасностями это сопряжено и насколько важно всегда выглядеть хладнокровным и уверенным в себе, иначе тебя в любую минуту могут убить или ограбить.

Я с завистью поглядывала на лук и стрелы Айанаватты, на его пару боевых дубинок.

Я ожидала, что после завтрака мы отправимся в дорогу, но мой спутник продолжал сидеть, скрестив ноги. Вынув изящную курительную чашу, вырезанную из красного камня, он набил ее травами из поясного мешочка и торжественно приладил к отверстию в ее дне пустотелый камышовый стебель. Выхватив из огня тлеющий пучок сухой травы, он аккуратно зажег трубку и глубоко втянул дым в легкие, после чего выпустил его во все четыре страны света, благодаря окружающий мир за доброту и милость. Его лицо приняло покойное, удовлетворенное выражение, и он передал трубку мне. Я с некоторой опаской последовала его примеру. Однако дым трав был мягок и ласкал горло. Я почувствовала вкус табака, сушеной мяты и ивовой коры с небольшой добавкой конопли. Я не курю, но секрет этой замечательной смеси уже давно утерян для общества, в котором родился мой муж. Это была самая настоящая трубка мира. Мое сознание прояснилось, а тело, наоборот, расслабилось. Мир, в котором я очутилась, по-прежнему казался мне полным бурлящей жизни.

Вскоре Айанаватта поднялся на ноги и принял величественную позу.

Судя по всему, он отчасти погрузился в транс. Он медленно запел ритмичную песнь, в которой слышались ветер, шелест далекой воды, движение отдаленного грома. Под звуки песни он начал грациозный танец, с силой ударяя ступнями по земле и одновременно исполняя сложные па. Каждое его движение имело свой смысл. Танец Айанаватты оказался полной неожиданностью для меня, но выглядел он завораживающе. Я поняла, что Айанаватта вплетает свое существо в ткань миров. Этот ритуал открывал для него пути. В отличие от меня, он не обладал прирожденной способностью путешествовать между сферами.

Танец быстро закончился. Айанаватта неловко извинился и выразил надежду, что, пока мы будем странствовать вдвоем, я привыкну к тому, что он время от времени проделывает нечто подобное. Такие ритуалы столь же важны для его религии, как моя потребность молиться про себя пять раз на дню.

Я не возражала. Я знала, что некоторые народы посвящают всю свою жизнь обучению способам перехода из мира в мир и, как правило, умирают, так ничего и не совершив. Навыки, которыми я пользовалась с юности, были унаследованы от моих родителей. Такие перемещения практически невозможны для большинства людей, а для остальных представляют значительную трудность. Мы, ходящие лунными дорогами, не имеем между собой ничего общего, кроме своих талантов. Они присущи нам от природы.

Как только мы поплыли по реке, даже я со свои плохим чувством направления поняла, что вода течет отнюдь не с севера на юг, а мы, судя по солнцу, движемся к востоку. Айанаватта согласился.

– Путь к землям какатанава сложен, – сказал он,– и к ним нельзя приближаться без соответствующих чар и заклинаний. Во всяком случае, предсказание говорит об этом совершенно ясно. Туда невозможно попасть напрямую. Точно так же одни лунные дороги более извилисты, чем другие. Вдобавок, я до сих пор не выяснил, где нам могут встретиться гиганты или драконы. Я надеюсь в самом ближайшем будущем увидеть это в своих грезах. – На этом его объяснения закончились.

Я сидела на носу каноэ; мы быстро плыли вниз по течению, и по обе стороны реки вздымались огромные стволы сосен, а вода с шумом набегала на прибрежные скалы. В воздухе повисла пелена из мельчайших брызг, над нашими головами начали собираться большие серые тучи, суля дождь.

Еще до того, как с неба упали первые капли, река свернула и широко разлилась спокойным ленивым озером. Вдали громоздились высокие горы, и, по мере того как листья деревьев разворачивались к солнцу, в гуще леса возникали красные, золотистые, бурые и зеленые пятна. Все это отражалось в глубинах воды. Вскоре на ее гладкую поверхность начали падать тяжелые капли, подчеркивая ощущение умиротворения и покоя, внезапно возникшего после того, как мы оставили позади узкий бурный поток. Чтобы сохранить скорость, мы были вынуждены налечь на весла.