Текст книги "Древо скрелингов"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Она разлилась по льду словно испаряющаяся ртуть, и люди, шедшие по ней, перепрыгивали от одной лужицы к другой. Их фигурки казались крохотными. Это были не какатанава. Сначала я принял их за эскимосов в толстых меховых одеждах, но потом заметил, что у их предводителя нет лица. Там, где ему полагалось быть, сверкал отраженным светом столь знакомый мне зеркальный шлем. Рядом с ним шагал другой человек, которого я тоже помнил, а с другой стороны– мужчина меньшего роста, также знакомый мне. Но они были слишком далеко, чтобы рассмотреть их лица. Вне всяких сомнений это были воины человека в шлеме.

Те самые викинги, которые пытались помешать нам добраться до крепости.

– Время податливо,– сказал Лобковиц, предвосхищая мой вопрос.– Гейнор теперь зовется Гуннаром Обреченным. Он вновь собрал себя воедино, но не отваживается жить без шлема, поскольку все его лица существуют одновременно. Сейчас он находится в вашем двенадцатом веке, как и этот город, и многое другое…

Я повернулся к нему:

– Гуннар до сих пор ищет Грааль?

Лобковиц пожал плечами.

– Грааль нужен Клостерхейму. Он стремится к примирению, хотя и странным, извращенным способом. Гуннар ищет смерти с тем же упорством, как другие ищут сокровища. Но не только своей смерти. Он жаждет погубить все сущее. Только так он сможет оправдать самоубийство.

– Он мой двоюродный брат, но судя по всему, вы знаете его гораздо лучше.– Я пытался избавиться от медленно одолевавшего меня ужаса.– Где вы с ним познакомились? В Будапеште или в Вене?

– Гуннар, как и вы, вечен. У вас есть другие "я", другие воплощения, а у Гуннара – другие имена и множество разнообразных личин. Однако родственник, которого вы называете Гейнором фон Минктом, навсегда останется преступным Рыцарем Равновесия, который бросил Равновесию вызов и был повержен. И который вновь и вновь восстает против него.

– Люцифер?

– Видите ли, у каждого народа свой Люцифер.

– Он всегда терпит неудачу?

– Хотел бы я, чтобы это действительно было так,– ответил Лобковиц.– Я должен заметить, что он порой сознает собственную глупость и пытается внести коррективы в свои поступки. Но сейчас мы не можем надеяться на это, дорогой граф.– Он умолк и посмотрел в отверстие стены, опоясывавшей громадную пирамиду.– Гейнор и его спутники принесли в эту сферу могущественное колдовство.

– Как мы будем им сопротивляться?– Я окинул взглядом наш маленький отряд – чернокожего великана Сепирица, князя Лобковица, шамана Айанаватту и Белого Ворона.– Разве мы можем одолеть врага, столь превосходящего нас числом? Мы почти безоружны. Лорд Шоашуан накапливает силы, а нам нечего ему противопоставить. Где мой меч?

Сепириц посмотрел на Лобковица, Лобковиц – на Айанаватту и Белого Ворона, но те ничего не сказали. Сепириц пожал плечами.

– Ваш меч остался на льду. Мы не сможем добыть третий до тех пор, пока…

– Третий?– переспросил я.

Айанаватта указал себе за спину.

– Белый Ворон оставил свой клинок в седле Бес.

Его щит тоже там. Но в любом случае нам не хватает третьего предмета.

Вряд ли мы сумеем разбудить фурна, охраняющего Древо. Он умирает.

Вместе с ним умирает Древо. А с Древом– и Равновесие…– Он беспомощно вздохнул.

Тишину внезапно разорвал пронзительный визг, похожий на скрежет металла о металл, и на льду позади Гейнора и его людей, осторожно пробиравшихся по исчезающей тропе, начал сгущаться темный конус.

Я не сомневался, что мы сумеем одолеть викингов, однако то, что возникало за их спинами, внушало мне панический страх.

Оно вновь завизжало.

Этот звук был полон алчного предвкушения и насмешки. Разумеется, это был лорд Шоашуан. Он вернулся. Гейнор помог ему собраться с силами.

Белый Ворон отвернулся. Он был всерьез обеспокоен.

– Я принял облик ворона и искал своего отца на острове, надеясь, что он поможет нам. Надеясь, что он станет третьим. Но Клостерхейм поджидал меня и заманил в ловушку. Сначала я решил, что вы и есть мой отец.

Когда Клостерхейм покинул остров, там появились какатанава и спасли меня. Они освободили меня и отыскали вас. Но теперь я вижу, что мой отец где-то в другом месте. Он следовал путем своих грез, и его проглотило чудовище. Я думал, что он вернулся к Трону драконов, но даже если он сделал это, то почему-то ушел оттуда. Этого не должно было произойти.– Белый Ворон заговорил тише, с печалью в голосе:– Если я прав относительно того человека, то я не могу с ним сражаться. Я не могу сражаться с собственным отцом.

Я нахмурился:

– Эльрик – ваш отец?

Юноша рассмеялся:

– Нет, конечно. Мой отец – Садрик.

Айанаватта прикоснулся к его руке:

– Садрик мертв. Ты сам сказал, что его проглотил кинэбик.

Белый Ворон был изумлен до глубины души.

– Я сказал, что его проглотили. Но я не утверждал, что он мертв.

Глава 20. Поиск пути

Пиво рекой и отблеск костров.

Под кроны деревьев тебя приведут.

Пусть Мать Голод не тронет наши дома,

Отец Мороз и Брат Смерть стороною пройдут.

Тянуться к небу деревья, к небу с элем подымем чаши.

Пусть правит добро и пройдут стороной все беды и горести наши.

Старинная шотландская песня

Лорд Шоашуан не просто возник над исчезающей тропой. Он черпал энергию из окружающих гор. С севера, юга и запада набегали грозовые тучи. Их черно-серые массы, испещренные белыми точками, стремительно приближались к нам.

Смерч засасывал в себя глину и камни, и в его причудливом конусе появилось хохочущее безумное лицо, пылающее алчным гневом. Теперь Шоашуан был еще сильнее, чем прежде, когда мы с Оуной дали ему отпор. С каждой секундой он увеличивался в размерах. Куски льда взмывали с поверхности озера, подхваченные вихрем.

Вглядевшись в его толщу, я увидел там извивающиеся тела людей и животных, услышал их крики, которые сливались с яростным воем безжалостного Владыки ветров.

Внезапно осознав, кто перед ним возник, Белый Ворон нахмурился, пробормотал что-то себе под нос, повернулся и побежал по длинной изогнутой дороге, соединявшей ярусы города. Сепириц и Айанаватта закричали ему вслед, но он пропустил их слова мимо ушей, лишь бросил поверх плеча загадочную фразу и исчез из виду. Неужели он предал и покинул нас? Где сейчас Оуна? Грозит ли ей опасность? Может быть, Белый Ворон побежал к ней? Кого он принял за своего отца? Гейнора?

Каким образом Белый Ворон надеялся избежать столкновения с ним?

Задавать эти вопросы было бессмысленно. Даже Сепирис был потрясен тем, с какой быстротой проявлялся Шоашуан. Уже сейчас взбешенный Владыка ветров был вдесятеро сильнее, чем в ту пору, когда он преграждал нам дорогу по льду озера.

Князь Лобковиц с мрачным лицом торопливо зашагал вверх по террасам.

Мы поднимались все выше, но смерч увеличивался в размерах, не отставая от нас. По мере того как мы приближались к вершине города, дорожки становились все более узкими, а ветер облизывал нас, словно пробуя на вкус, играя с нами, давая понять, что от его ужасного разума, от его чудовищной разрушительной силы нет спасения.

В нас полетели куски земли и камни. Они выбивали искры из стен и ломали растения. Огромный валун просвистел у моего уха. В Сепириса попали два камня, и он еле устоял на ногах. Часть внешней стены обвалилась. Сквозь брешь я видел крохотные фигурки викингов, которые подходили все ближе, но пока мы могли их не опасаться. Мы не смогли бы дать отпор врагу, даже столкнувшись с ним лицом к лицу. У Сепириса не было меча. Если не считать лука Айанаватты и сабли Лобковица, мы были практически безоружны.

Мы оказались в башне с широким основанием, темно-красными стенами и синими полом и потолком. Спиральная лестница в ее центре, словно серебристый канат, протягивалась к платформе, которая, очевидно, была чем-то вроде исследовательской лаборатории. Вероятно, там ставили алхимические опыты. Судя по всему, Лобковиц знал, что она здесь находится. Он сразу начал взбираться по лестнице.

– Нужно получше рассмотреть противника,– пробормотал он.

Мы полезли следом за ним. На платформе стояли огромные неуклюжие машины, сконструированные в основном из камней, похожих на мельничные жернова, и более мелких деталей из кованого золота и платины. Вероятно, их создатели не умели выплавлять железо.

Массивные шестерни и рычаги приводили в движение множество линз и зеркал. В этих машинах мне чудилось что-то знакомое.

Ну да, разумеется. Во время Первой мировой войны мой отец экспериментировал в Беке с подобными устройствами, правда, меньших размеров. Я понял, что перед нами редкая разновидность камерыобскуры, которая при помощи зеркал позволяет обозревать пространство вокруг города. Эта машина не была чисто механической. В ее работе участвовали и другие силы, характерные скорее для Мелнибонэ, чем для Мюнхена. Сепирис, подчиняясь негромким указаниям и жестам Лобковица, без труда привел ее в движение. Мало по-малу они сфокусировали устройство на площадку у городских ворот.

Я не ошибся. Викингов возглавлял Гейнор. Рядом с ним шел лейтенант Клостерхейм. Третий человек также носил шлем, который закрывал большую часть его лица, но его глаза показались мне на удивление знакомыми. Угловатыми порывистыми движениями он напоминал викингов, но от его фигуры веяло непоколебимой уверенностью и силой.

Я опасался его больше, чем всех остальных.

Викинги выглядели так, словно уже давно не отдыхали и плохо питались.

Они смотрели на демона ветров усталыми взглядами и шли за Гейнором с явной неохотой. Чудовищный смерч пугал их не меньше, чем нас!

Только чужак в черном шлеме пребывал в ином настроении. Его глаза прятались в тени, но губы, полускрытые забралом, улыбались. Я узнал его по этой улыбке и взгляду, и именно она страшила меня больше всего.

Огромные камни продолжали врезаться в стены, оставляя глубокие выбоины. Сепирис рассерженно пробормотал что-то о почтенном возрасте строения, о том, сколь важное значение оно имело на протяжении тысячелетий.

По-моему, он считал, что в этой крепости нам ничего не угрожает, по крайней мере, сейчас, но происходящее влекло за собой куда более грозные и неожиданные последствия, чем ему казалось. Он понял, что недооценивал опасность. До сих пор он даже представить не мог, что события будут развиваться таким образом.

В высокую камеру ворвался ветер с песком и закружил в хитросплетении медных проволок, полированных зеркал, гранитных жерновов, бронзовых осей и блюд с ртутью. Он с шумом, скрежетом и хрустом прикасался к тонким, наполовину сверхъестественным инструментам.

Полированное стекло сверкало и слепило меня. Тонкие трубки звякали и терлись друг о друга.

Шепот Шоашуана причудливым зловещим эхом разнесся под высоким потолком:

– Смертные и бессмертные, вас ждет бесславный унизительный конец.

Смиритесь с тем, что Равновесия больше нет. Его опорный стержень утрачен, его весы вышли из строя. Скоро погибнет и само Древо.

Регулятор мультивселенной не оправдал ваших надежд. Закон торжествует. Вас ждет неподвижное царство абсолютной стабильности.

Времени больше не существует, и я предвижу наступление совершенно иного мироустройства.

– Порядок, который ты нам сулишь – это смерть и застой,– презрительно отозвался Сепирис.– Лорд Шоашуан, ты сам опозорил свое имя, обесчестил и унизил себя. Ты всего лишь громогласный шум, внутри которого пустота. Ты умеешь только уничтожать. В остальном ты значишь не более, чем предсмертная птичья трель.

Послышался гневный стон. Стены покачнулись и покрылись трещинами.

Смерч еще усилил свой напор. Снаружи раздался грохот обвалившейся каменной кладки.

Руки Сепириса порхали по загадочным инструментам. От напряжения его плечи ссутулились. Его взгляд метался по сторонам, как будто он искал слабую точку, в которую нужно нанести удар.

Он считывал сигналы в зеркалах, хмуро рассматривал кружащиеся стекла и трубки.

Помещение содрогнулось, словно от мощного землетрясения. Мои спутники обменялись взглядами. Они явно не ожидали такого натиска.

Снаружи город выглядел искусственным, но внутри он был природной горой. Он и сейчас оставался живой горой. Но у лорда Шоашуана хватило сил поколебать эту гору, грозя ее сокрушить.

За окнами в воздухе летали обломки камня. В центре вихря стояли Гейнор и его люди, глядя на городские ворота, которые некогда были неприступными, но теперь вот-вот должны были рухнуть под безжалостными ударами ветра. Уже сейчас я видел, как они деформируются и трескаются. Железные запоры и петли, которые прежде выдерживали любую осаду, изгибались и скручивались под давлением воздуха.

Раздался оглушительный рев, Наши волосы и одежда разметались во все стороны. Лорд Сепирис что-то кричал мне, подавая знаки, но я не мог понять, чего он хочет.

Блюдо с ртутью вновь начало вращаться, образуя зеркало, и в нем с удивительной четкостью проглянуло мужское лицо. Это был тот самый незнакомец, который пришел вместе с Гейнором и Клостерхеймом. Он смотрел вверх, вероятно, на своего сверхъестественного союзника. У него были такие же красные глаза, как у меня. В них угадывались глубокий ум и опыт. Как человеческая душа может выдерживать бремя всех тех знаний, которыми светились эти глаза? Только Эльрик Мелнибонэйский был достаточно могущественным чародеем и воином, чтобы взвалить на себя такой груз. Я не верил, что на свете есть люди, способные сравниться с ним.

Поверхность ртутного зеркала вспыхнула, и в нем появилась фигура воина в полный рост. На нем были черные доспехи и шлем. Он нес в руке огромный боевой щит в парусиновом чехле. Я не без удивления заметил, что его меч выглядит точно так же, как мой. Только теперь меня впервые осенила догадка. Истина была столь непостижимой, что до сих пор ускользала от меня. Нас должно быть трое. Три меча. Три щита. Но кто несет щиты?

Сепирис оттолкнул меня от зеркала.

– Оно втягивает вас в себя. Оно поглотит вас, если вы не будете осторожны. Уже очень многие стали его добычей.

– Поглотит?– Я рассмеялся.– Мое собственное отражение?

Ко мне подошел Айанаватта. Он буквально излучал уверенное спокойствие и казался воплощением здравого смысла во всем этом безумии.

– Итак, вы поняли,– произнес он, дружески, тепло улыбаясь.– Но вы не первый. Кое-кто сказал бы, что это – судьба вашего друга Гейнора!

Чем ближе я узнавал этого человека, тем больше уважал его, и тем больше он мне нравился. Он был прирожденным лидером. Он был лишен предрассудков, держался со всеми как с равными, но действовал уверенно и весьма осмотрительно. Все по-настоящему великие вожди, такие как Александр Македонский, могли сидеть на слоне вместе с простыми солдатами и тем не менее казаться им живым божеством.

Я хотел спросить Айанаватту, где обитает его народ. Его племенные черты были знакомы мне, хотя я не смог бы точно определить их. Однако тешить свое любопытство было бы сейчас неуместно. События разворачивались слишком стремительно. Мы оказались вместе по воле самых разных обстоятельств. Я не имел ни малейшего понятия о том, каким образом Гейнор и его люди оказались у стен Какатанава, и зачем они сюда пришли.

От надсадного визга у меня разболелись уши. Было такое ощущение, словно в них вонзились иглы и копошатся там. Я как можно плотнее прикрыл их и заметил, что мои спутники чувствуют то же самое. Сепириц нашел немного воска и протянул его нам. Скользкие податливые комочки отчасти ослабили шум. Ко мне подошел Лобковиц, рупором приложил ладони к моему уху, и я расслышал его слова:

– Мы не в силах сражаться с Шоашуаном и его союзниками. Нам не хватает оружия, чтобы дать ему отпор, и сейчас мы можем только отступить. Мы должны покинуть внешний город и искать внутри него глубинную реальность. Мы должны прибегнуть к помощи Дуба скрелингов.

Больше он ничего не мог сказать – ветер завизжал еще громче, его ледяные пальцы проникли мне под одежду, добираясь до тела.

Почувствовав мучительное жжение, я выругался вслух, и в тот же миг в дверном проеме появился Белый Ворон. За его спиной что-то виднелось.

Что-то темное и туманное. Мне отчаянно захотелось выхватить меч и броситься ему на помощь, но потом я сообразил, что вместе с юношей пришла его верная Бес. Опасаясь за судьбу животного, Белый Ворон вернулся к нему и увел с собой. Бес до сих пор несла на спине седло, а поклажа была укутана белой бизоньей шкурой с сине-красной каймой и напоминала горбы верблюда-бактриана.

Мы торопливо пересекли лабораторию, миновали еще несколько комнат, окованных различными самородными металлами, многие из которых были драгоценными. Бес шагала следом за нами. Наши ноги скользили по гладким полам туннелей, на изогнутых полированных стенах плясали наши искаженные отражения. Дважды появлялось мое собственное лицо, увеличенное, превращенное в злобную устрашающую маску. Мои спутники стремились как можно быстрее покинуть это место. Мной овладел безумный горестный смех. Жители Какатанава были близки к тому, чтобы управлять самыми основополагающими реалиями. Что же их погубило?

В конце концов мы втиснулись в хрустальную комнату, в которой едва помещались изогнутые бивни Бес. Я положил руку на ее бивень, и она повернула ко мне невозмутимый бархатистый глаз. Стена за ее спиной опустилась вниз, и я увидел, что мы находимся над бушующим озером кристаллов, которые то вздымались, то опадали.

Сепирис зарычал и забормотал, проводя своим посохом над кристаллами. Они зашипели в ответ, лениво образовали какой-то угловатый предмет и вновь превратились в аморфную массу. Сепирис вновь заговорил с ними. На этот раз они задвигались быстрее и собрались в конус с черным центром.

Мы начали падать.

Я закричал, пытаясь сопротивляться падению, и в тот же миг вершину города заволокло облако серы. Кристаллы разомкнулись словно пасть, грозящая проглотить меня. Я благоговейно смотрел в мир зеленой листвы. Здесь были всевозможные оттенки зелени, они были такими яркими, что едва не ослепили меня.

Окружающий мир с ревом канул в пустоту и исчез.

Мы стояли среди колышущихся ветвей у вершины гигантского дерева.

Земля была так далеко внизу, что я не мог ее разглядеть. Только безбрежное море листвы. Я смотрел сквозь хитросплетение толстых ветвей, сучьев и листьев, дивясь сложности этого организма, растущего из одного-единственного огромного ствола. Уходя вдаль на много миль, массивные ветви несли на себе более мелкие, а те, в свою очередь, разветвлялись вновь. Моему изумлению не было предела. Город заключал в себе гору, а в горе рос этот бескрайний дуб!

Сепириц вздохнул и прыгнул в гущу листвы. Он падал медленно, будто сквозь воду. Я последовал за ним, и все мы начали неторопливо опускаться в полумрак, насыщенный запахом соли и наполненный жизнью. Повсюду протягивались толстые ветви, уходя в бесконечность.

Ствол дерева был так велик, что мы не могли охватить его взглядом. Он был похож на стену без начала и конца. При взгляде на самые мощные ветви также было трудно догадаться, что они из себя представляют.

Масштабы этого организма потрясли меня. Я задумался, увижу ли когданибудь свою жену. Бессильная ярость бушевала во мне. Но я помнил предостережение, которое не раз слышал с тех давних пор, когда начались мои приключения в нацистской Германии: "Каждый из нас, кто участвует в сражении, действует на равных с остальными. Каждый наш поступок имеет свой смысл и влечет за собой определенные последствия." Рано или поздно настанет тот миг, когда я должен буду включиться в игру. Эта надежда поддерживала мой дух, пока мы словно живые пылинки опускались сквозь переплетение реалий, грез и возможностей. Мы погружались в саму мультивселенную, и она окутывала нас.

Бесчисленные оттенки зеленого были испещрены солнечными пятнами.

Время от времени луч золотого или серебряного света ослеплял меня либо освещал таинственный изогнутый коридор в листве. Листья были не просто листьями, но они росли, увеличиваясь в размерах и уходя в бесконечную даль. Ветви были не просто ветвями, а извилистыми серебристыми тропами, по которым ходили мужчины и женщины, не замечая хитросплетения окружавших их путей. Ветви изгибались под разными углами, выпуская все новые, а те образовывали матрицы внутри матриц, миллиарды реальностей, каждая из которых была вариантом моей собственной.

Оуна! Я пристально вглядывался в листву, надеясь хотя бы мельком увидеть свою жену.

Мы опускались вслед за Сепирицем сквозь то, что было материальной реальностью и вместе с тем абстрактным понятием, минуя бесчисленные ответвления, каждое из которых описывало один и тот же человеческий конфликт, как с внешней стороны, так и изнутри – извечный конфликт, извечный поиск равновесия, бесконечный цикл жизни, борьбы, примирения и смерти, который объединяет нас с остальным мирозданием. Однако существуют силы, которые противопоставляют нас мирозданию, и, как ни странно, эти силы – разум и воображение, которое само способно к созиданию. Человек и мультивселенная едины в любви и гневе, в жизни и смерти, в переменах.

Оуна!

Мы падали сквозь золотистые облака тончайших узоров, в сиянии желтых, зеленых и сиреневых оттенков, сквозь обширные пространства алого и серебристого цвета. Глядя вверх, я видел только раскидистые ветви, которые тянулись туда, где находилась вершина пирамиды.

Очевидно, Какатанава занимал гораздо больший объем, чем казалось снаружи. Он стоял на самых верхних ветвях Древа мультивселенной. Но если он охранял крону дерева, то кто охраняет его ствол и корни?

Где моя жена? Приближаюсь ли я к ней, или, наоборот, удаляюсь?

Оуна!

Я медленно проваливался вниз, не в силах остановить падение и вообще как-либо им управлять. Если не считать тревоги за жену, я ничего не боялся. Было непонятно, жив я или уже умер. Но это меня не беспокоило.

Все, что казалось прочным, теряло плотность, когда мы пролетали сквозь него. В свою очередь, призрачные бесплотные видения вдруг становились материальными.

Такого разнообразия масштабов я не мог даже представить. Снаружи я был крохотной пылинкой в бескрайней мультивселенной, но здесь я обрел галактические размеры.

Я перемещался сквозь ткань дерева словно сквозь воду, поскольку масса и размеры были здесь тем инструментом, при помощи которого мультивселенная управляет своими непрерывно меняющимися реальностями, обеспечивая из сосуществование. Вероятно, в падении менялась наша масса, а не масса дерева. Я вдруг заметил, что лишился обычных физических ощущений и чувствую только редкие электрические импульсы, которые пробегали по моему телу, изменяя свой ритм и интенсивность с каждым моим вдохом. Казалось, я дышу не воздухом, а душистым ихором, который кое-кто называет эктоплазмой.

Он словно масло втекал в мои легкие и вытекал наружу; если он и оказывал на меня какое-то воздействие, то только обостряя мое зрение.

Где Оуна? У меня возникло своеобразное ощущение, как будто я "вижу" не только глазами, что в этом процессе участвуют и другие мои чувства, в том числе и обычные – осязание, обоняние и слух. Вероятно, человек более высокого интеллекта нашел бы объяснение этому, но я пребывал в состоянии беспомощного благоговейного трепета. Мной овладело радостное ликование, мне казалось, что я нахожусь рядом с самим Всевышним.

Однажды я оказался в синем пространстве, похожем на лоскут неба в облаках, и меня наполняло чувство умиротворения. Я приобщился к безмятежному спокойствию человеческих душ, обитавших в этом месте.

Я словно бы ненадолго оказался в раю.

Потом я вновь поплыл среди золотисто-зеленых ветвей и увидел своих спутников– наверху и под моими ногами. Я окликнул Лобковица, который находился ближе остальных, и попытался спросить его, где Оуна; но я не мог произносить членораздельные слова и издавал только гулкие раскатистые звуки.

Мой голос обрел свою собственную жизнь и форму и, клубясь, помчался в ярко-алую глубину. Я попытался приблизиться к этому цветовому полю, но гигантская рука ухватила меня и вернула на прежний курс. Мне лишь почудилось, будто бы кто-то сказал: "нам нужно держаться вместе"; я оглянулся и увидел, что это была рука Лобковица, хотя он находился в отдалении и сохранял свои обычные размеры. Рука и ладонь отодвинулись, и я воспринял это как молчаливое предупреждение, что мне не следует пытаться прекратить движение вниз или изменять его направление. Так удивлявшие меня искажения размеров и массы, по всей видимости, были в этом месте заурядным природным явлением. Но что это за место? Мультивселенная? Если так, следовательно, она заключена в одной-единственной горе одной-единственной сферы Мироздания.

Разве такое возможно?

Мои чувства и эмоции теряли остроту. Сама моя сущность испарялась, вливаясь в атмосферу эктоплазмы, в которой я плавал. Страх, нетерпение, тревога за любимых стали абстрактными. Я растворялся в ощущении бесконечности. Я уже не ждал, когда завершится падение, не стремился приблизить конец этого путешествия. Я был загипнотизирован своими ощущениями. Мы все оказались в объятиях Древа жизни!

Я вспомнил кельтское поверье о Матери-море, к которому неизбежно возвращается бродячая душа. Его присутствие становилось все более осязаемым. Быть может, именно так себя чувствуют умирающие?

Неужели мои близкие уже мертвы? Встречусь ли я с ними?

Сейчас мне это было безразлично. Я с удовольствием парил среди пышной зелени, опускаясь все ниже; меня не интересовало, достигну ли я когда-нибудь земли. Но я все чаще замечал пустые, словно вымершие пространства. Ветви здесь высохли и потрескались – их жизненные соки были высосаны Законом и Хаосом, а также обычным неизбежным процессом старения. Я мало по-малу начинал понимать, что дерево больно и погибает.

Но если мультивселенная – лишь абстрактная идея, а то, что я видел– ее зрительное воплощение, то разве можно спасти ее действиями нескольких людей? Достаточно ли сильны наши ритуалы, чтобы изменить фундаментальные основы реальности?

Внизу струились светлые зеленовато-желтые дюны, стремительно перемещаясь, будто гонимые космическими ветрами. Их рассекали молочно-белые и зеленые реки, испещренные пузырящимися лужицами.

Я почувствовал сильный запах соли. Рядом со мной клубилось темное облако. Оно устремилось верх и разошлось в стороны, принимая очертания дерева. За ним последовало еще одно– пенистое, серое с белым. Потом еще и еще, и наконец возник целый лес газообразных деревьев. Шепчущий лес встал перед мной и тут же рассыпался мерцающими скоплениями звезд. Я опять увидел золотисто-зеленые ветви. На меня опять снизошло бесконечное умиротворение…

Вновь взвились столбы газов, скручиваясь вихрями и темнея. Кровавая булькающая масса издала пронзительный вопль. Моя плоть испарялась.

Я чувствовал, что оказался на грани полного исчезновения. Я в любой момент мой влиться в окружавший меня хаос. Моему разуму угрожал окончательный распад. Умом я ощущал некоторую тревогу, но моя плоть оставалась безмятежной.

И только когда я вспомнил об Оуне, ко мне вернулась сила воли.

Посмотрев вокруг и вниз, я увидел три огромные человеческие фигуры, стоящие на поверхности блестящей радужной скалы. К своему ужасу я узнал их. Как им удалось прибыть на место раньше нас? Насколько возросло их могущество?

Три великана. Клостерхейма и Гейнора Проклятого я узнал сразу.

Третьим был мужчина в черных доспехах, которого я уже видел прежде.

Но только теперь я с полной уверенностью мог сказать, кто он такой.

Этой действительно был Эльрик Мелнибонэйский. Он снял парусиновый чехол со щита, и я увидел на нем звезду Хаоса с восемью лучами. На бедре Эльрика вибрировал рунный меч. У меня не было сомнений в том, что это Эльрик. Но на чьей он стороне?

Эти трое, очевидно, явились сюда при помощи сверхъестественных сил.

Они стояли слева от меня на огромной ветви и, не замечая моего присутствия, яростно спорили между собой. Я был слишком мал, чтобы они могли меня заметить, а они, в свою очередь, слишком громадны, чтобы я мог вступить с ними в схватку. Я поднял лицо и посмотрел на Лобковица, в явном смятении взиравшего на троицу.

Неожиданно налетел порыв ветра, и нас отнесло в сторону от гигантских фигур. Их заслонили ветви.

Я увидел Сепириса, который мчался ко мне, кувыркаясь и проделывая непонятные энергичные движения. По-видимому, только так он мог перемещаться в этом участке пространства. Он что-то говорил, но я не понимал его слов. Лобковиц что-то ответил. Потом я увидел Белого Ворона и Бес; бледнокожий юноша цеплялся за густую шерсть животного. Но где Оуна? Айанаватта мчался вслед за Сепирисем, подражая его причудливому способу передвижения. Кувыркаясь, они приближались ко мне.

– Оуна с вами?

Их голоса были похожи на гром, я едва мог разобрать их слова. Их тела приобрели чудовищные размеры – больше, чем у Гейнора и его спутников. Однако тянувшиеся ко мне руки выглядели такими же, как мои. Сепирис и могиканский шаман всеми силами направляли мое медленное падение в нужную сторону.

Я стоял на чем-то рыхлом, пробудившем во мне воспоминания о детских играх на пуховой перине. Меня окружало цветочное поле. Оно поражало богатством красок и оттенков, однако цветки были мелкими, их лепестки были плотно сомкнуты. Они напоминали рисунок, выполненный в точечной технике. Я был готов к тому, что мои спутники также будут состоять из точек; они и в самом деле казались чуть расплывчатыми.

Яркие, живые краски; теплый воздух и полная тишина, словно в коконе.

Я заговорил, но теперь мое общение со спутниками происходило какимто непонятным для меня образом, и я старался экономить слова.

Чудовищный папоротник распахнул мне навстречу свои перистые листья, укутывая меня. Зелень всевозможных оттенков медленно принимала черный цвет и исчезала вдали. Нежные бледно-золотистые и серебряные побеги казались такими материальными, что я не удивился бы, заметив пробирающегося среди них лесного обитателя.

Белый Ворон и Бес исчезли из виду. Где же Оуна? Я жаждал только одного – увидеть ее хотя бы мельком. Со слезами на глазах я проклинал себя за глупость и поспешность, но не терял надежды, хотя и понимал, что для нее нет никаких оснований.

Меня обступили Сепирис, Лобковиц и Айанаватта и двинулись вместе со мной энергичным размашистым шагом, указывая мне путь. Их силуэты, как и все вокруг, стали более отчетливыми. Быть может, они в конце концов приведут меня к Оуне? Соленый запах моря сменялся сладковатым ароматом диких цветов. Впереди виднелось очередное скопление яркой зелени. Я с изумлением смотрел на Древо скрелингов, которое было целью столь многих путешествий в грезах.

От этого зрелища меня отвлекло чувство, будто бы во мне возникло множество вторых "я". И без них мне было довольно трудно мириться с присутствием принца Эльрика, разум которого сверхъестественным образом переплетался с моим, проявляя себя в моих снах и– правда, гораздо реже – в моих сознательных поступках. Я чувствовал, что эти другие "я" – тоже Эльрик. Мысленно я словно бы оказался среди зеркал, в которых одно и то же изображение поворачивается вокруг своей оси и отражается вновь и вновь, до бесконечности. Я был одним из миллионов, но эти миллионы, в свою очередь, были одним и тем же.