Текст книги "Древо скрелингов"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Многие отзывались о нас неодобрительно, утверждая, будто бы большинство наших путей ведут в тупик и ничем не заканчиваются. Мы возражали, замечая, что контролировать слишком многое, значит не иметь власти ни над чем. В нашем обществе Закон и Хаос были представлены в равной степени.

Я услышала отрывистое, резкое карканье, донесшееся справа, оттуда, где лес был более густым и высоким. Кто-то спугнул птицу. Мы увидели Белого Ворона, выбежавшего из-под деревьев. Я вновь поразилась его сходству с моим отцом, мужем и самой собой.

Каждое его движение казалось мне знакомым. Я поняла, что он внушает мне едва ли не материнскую нежность. Было трудно поверить, что мы не связаны хотя бы отдаленным родством.

Штаны и мокасины Белого Ворона были испачканы грязью. Он нес свое самое большое копье с полутораметровым древком и притупленным металлическим наконечником длиной не менее девяноста сантиметром.

В той же руке он держал прямую палку. Он мчался изо всех сил. Едва завидя его, Бес остановилась, любовно обвив хоботом его плечи и талию.

Юноша взмыл в воздух и, широко улыбнувшись мне, похлопал животное по лбу.

– Вот ваш лук, леди Бизон!– Он бросил мне палку, я поймала ее и внимательно осмотрела. Это был крепкий кусок тисовой древесины, почти готовый новый лук. Я с радостью поблагодарила Белого Ворона.

Он вынул из седельной сумки тонкую тетиву и подал ее мне. Я обзавелась оружием. Свой старый лук, не все качества которого были естественными, я оставила в доме матери, когда закрывала его и заколачивала, полагая, что в Британии двадцатого столетия подобное оружие мне больше не понадобится.

– Они явно преследуют нас,– негромко произнес Белый Ворон. Он соскользнул на землю, и его лицо оказалось чуть ниже моих ступней.– Они примерно в километре позади нас. Они без труда прячутся в высокой траве.

– Ты уверен, что они настроены враждебно?– спросил Айанаватта.

Белый Ворон не сомневался в этом.

– Они вооружены и покрыты боевой раскраской. Кроме меня в здешних местах у них нет врагов. Они находятся по меньшей мере в двух тысячах километров от своих охотничьих угодий. Какая магия помогла им покинуть границы родных земель? Вероятно, эти маленькие дьяволы попытаются напасть на нас сегодня ночью. Вряд ли они знают, что мы догадываемся об их присутствии, стало быть, надеются застать нас врасплох. Бивни и ноги Бес пугают их гораздо больше, чем твои стрелы, Айанаватта.

Айанаватта хотел двигаться вперед, не снижая скорость. В данных обстоятельствах было уместно продолжать ехать по земле, поскольку река уже по меньше мере дважды поворачивала назад.

Оставив лес за спиной, мы отправились к далекой горной гряде.

Огромный мамонт легко нес новых пассажиров, и я изумлялась быстроте, с которой мы преодолевали расстояние. Еще день-другой – и мы окажемся у подножья гор. Белый Ворон знал, где находится проход сквозь них. Он сказал, что уже проделал этот путь с противоположной стороны.

Теперь я могла подробнее рассмотреть высокие вершины. Вероятно, это были Скалистые горы. Их склоны заросли дубом, ясенем, сосной, ивой, березами и вязами, а пики были покрыты пятнами снега. Они величественно вздымались над мягкими изгибами прерии краснозолотистой громадой на фоне облаков, сиявших, будто кованая медь. Эти горы были наделены древними душами, полными бесконечного терпения. Своим видом они символизировали гармонию органической жизни, несокрушимое постоянство.

Вместе с Айанаваттой и Белым Вороном я начинала постигать реальность древней жизни гор. Невзирая на тревогу и нетерпение, не покидавшие меня ни на минуту, я была рада вновь оказаться в обществе людей, которые считают окружающий мир живым в полном смысле этого слова, которые оценивают самих себя не только по своим знаниям и навыкам, но и в сравнении с природой. Как и я, они считали себя частью сознательной материи, равными всем прочим живым существам, каждое из которых имеет свое предназначение и исполняет свою роль. Любой нищий может оказаться в другой вселенной великим владыкой, и наоборот.

Все мы – инкарнации в бесконечной борьбе между классическим Законом и романтическим Хаосом. Идеальная мультивселенная возникает из гармонии, которая достигается, когда все воплощения одинаково играют одну и ту же роль, приходя к одному и тому же результату. Мы словно струны сложного музыкального инструмента.

Если некоторые из них не настроены, мелодия все равно звучит, но она не гармонична. Внутренняя гармония каждого существа зависит от того, насколько оно в ладу с окружающим миром. Всякой душе в мультивселенной отведена своя роль в обеспечении равновесия, которое поддерживает жизнь. Каждый поступок любого индивидуума воздействует на миропорядок в целом.

Мои спутники воспринимали это как нечто само собой разумеющееся.

Когда человеку нет нужды объясняться, когда его понимают без слов, он испытывает громадное облегчение. Я начала сознавать, какую жертву принесла ради любви к Ульрику и его миру, хотя и не жалела об этом. Я радовалась горам и лесу, как всегда стараясь находить хорошее в самой отчаянной ситуации. Только неутихающий ветер тревожил меня. Он, не переставая, рвал на мне одежду, словно напоминая, какие силы стоят между мной и моим мужем.

Ночью я вызвалась дежурить первой. Мое беспокойство все возрастало, но, прилаживая тетиву к луку, я не слышала ничего, кроме обычных звуков, которые издают мелкие животные на охоте. Когда меня сменил Белый Ворон, мне нечего было ему сообщить. Он негромко сказал, что заметил семерых воинов, прошедших в двадцати шагах от нашего лагеря, и я встревожилась не на шутку. Я привыкла доверять своим чувствам.

Белый Ворон сказал, что они, возможно, всего лишь осматривались на местности.

Прежде чем лечь спать, я спросила, зачем люди прошли такое огромное расстояние, пытаясь нас убить.

– Им нужны сокровища,– ответил юноша. Недавно ему удалось оставить пукавачи с носом, и теперь они гневаются на него. Однако он всего лишь вернул похищенное ими.

Белый Ворон добавил, что нам следует остерегаться змей. Пукавачи– великолепные укротители рептилий и используют медноголовых щитомордников и гремучих змей в качестве оружия. Его слова отнюдь не добавили мне чувства безопасности. Я терпеть не могу змей любого размера, хотя и они и не внушают мне панического ужаса.

Айанаватта уже заступил на дежурство, когда меня разбудили тонкие вопли в серых предрассветных сумерках. Наша лужайка была покрыта росой, отчего трава намокла и по ней было трудно ходить.

Наши враги не показывались, и я решила, что им не хватает отваги напасть на нас. Потом я увидела огромного щитомордника, который свернулся узлом у костра и медленно двигался в нашу сторону. Я выхватила стрелу из колчана Айанаватты, приладила ее к луку и запустила одним плавным привычным движением. Тело человека не столь забывчиво, как его мозг. Моя стрела пригвоздила щитомордника к земле. Между длинными смертоносными зубами змеи то показывался, то исчезал язык, и я чувствовала куда меньшую жалость к ней, чем к птицам, которых убиваю ради пропитания.

Пукавачи атаковали нас на рассвете, при северном холодном ветре, издавая жуткие пронзительные боевые крики и размахивая каменными дубинками длиной почти в их рост. Однако, не добежав до лагеря, они отступили. Целью этого маневра было заставить нас подняться на ноги и сделать более уязвимыми для их последующих действий, но Белый Ворон довольно долго прожил среди этих людей и предвидел все их хитрости.

Они засыпали лагерь стрелами, но мы были к этому готовы. Мы в мгновение ока укутали себя и мамонта ячеистой сетью. Большинство стрел запутывались в ней либо падали на землю. В лагерь вползли еще две змеи. Я расправилась с одной из них при помощи все той же стрелы, а Айанаватта прикончил своими дубинками вторую.

Белый Ворон, казалось, не обращал на противника ни малейшего внимания. Он громогласно выразил восхищение моей стрельбой. Он сказал, что у меня глаз и рука настоящего мужчины. И это был не комплимент, а констатация факта.

Змеи выглядели необычайно крупными, особенно для здешнего климата, и было нетрудно представить, каким образом пукавачи запугивают своих врагов. Однако очень быстро выяснилось, что сами они отнюдь не производят столь устрашающего впечатления. Их рост не превышал полутора метров. Пукавачи оказались самым настоящими пигмеями.

До сих пор Айанаватта и Белый Ворон не упоминали о том, что самый высокий пукавачи едва достигает моей груди. Это был низкорослый народец с худощавыми, но мускулистыми телами. В атаке они проявляли отвагу, которая заставляла отнестись к ним с уважением. Я решила, что они эволюционировали в тех же условиях, что африканские бушмены. В противоположность Айанаватте, у них были квадратные головы, высокие изогнутые брови, и они явно происходили из другой части мира, хотя и носили одежду из оленьих шкур, штаны, меховые шапочки, украшенные рубашки и мокасины. Однако при всем своеобразии их облика и миниатюрных размерах они могли оказаться любым племенем, обитающим к востоку от Миссисипи.

Сеть дала нам определенное преимущество перед пигмеями. Я почти не удивилась тому, что предводитель пукавачи одет иначе, чем остальные.

Он скрывался в траве, тыча клинком то в одну сторону, то в другую, направляя атаку. На нем были длинный черный плащ, высокая черная шляпа с черным пером, а в руке он сжимал тонкую саблю. Он был похож скорее на лошадь, запряженную в катафалк, чем на человека, но его мрачное лицо было мне знакомо. Я встречалась с ним совсем недавно.

Это был никто иной, как Клостерхейм. Сколько времени ему потребовалось, чтобы добраться сюда? Я понимала, что он прошел нелегкий путь. Он казался старше и еще костлявее прежнего, его одежда превратилась в лохмотья.

Атака пукавачи захлебнулась, они сгрудились вокруг своего главаря.

Либо число индейцев уменьшилось с тех пор, когда Белый Ворон видел их в последний раз, либо недостающие спрятались где-то, рассчитывая нанести удар с другого направления.

Как только один из воинов приблизился к Клостерхейму, чтобы выслушать приказ, я с изумлением обнаружила, что он, подобно пукавачи, атаковавшим нас с таким пылом, едва ли выше десятилетнего ребенка! По всей видимости, за свою одержимость Святым Граалем он заплатил немалую цену. Спустя мгновение он окликнул нас и пронзительным, необычайно писклявым голосом предложил перемирие.

В тот же момент Бес решила выразить свой гнев. Ее массивные бивни приподнялись. Она вскинула голову и топнула, сотрясая землю.

Послышался громкий рев, словно звук труб Страшного суда, и воздух наполнился невыносимым смрадом. Голос Клостерхейма утонул в этом шуме. Он не мог сдержать возмущение, а мы, в свою очередь – смех.

Невзирая на серьезность ситуации, от хохота на наших глазах выступили слезы.

В ответ на слова Клостерхейма наш скакун не стесняясь, от души пустил газы.

Глава 4. Странные размеры

Здесь говорят о Пукавачи,

Сказочном народе леса?

А слышали о Гайавате,

Судьбы миролюбивом сыне?

"Песнь Гайаваты"

Клостерхейм подумал, что мы попросту насмехаемся над ним из-за неудачной атаки. Положив на землю свой меч, он жестом велел индейцам оставаться на местах, а сам двинулся нам навстречу. С выражением мрачного неудовольствия на лице он взобрался на невысокий пригорок в нескольких шагах от нас и остановился там, по всей видимости, подсознательно стремясь к тому, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Он снял свою черную шляпу и протер ее ленту.

– Какой бы колдун ни увеличил вас до таких гигантских размеров, мадам, я уверен, что его чары нетрудно отменить.

Только теперь я сумела заставить себя быть серьезной.

– Спасибо вам за заботу, герр Клостерхейм. Сколько времени прошло с той поры, когда мы виделись в последний раз?

– Вы знаете об этом не хуже меня.– Он сердито посмотрел на меня и раздраженно вздохнул, как будто разговор со мной был для него очередным досадным препятствием в ряду тех, что ему пришлось преодолевать в этом мире.– Надеюсь, вы помните, что это произошло четыре года назад в вашем доме неподалеку от Инглиштауна.

Я промолчала. Его путь в этот мир и впрямь был нелегок. У меня возникло ощущение, что Клостерхейм невероятно стар. Сколько столетий он провел, перемещаясь из мира в мир в упорной, полной тягот погоне?

Однако выпавшие на его долю испытания не изменили ни его манер, ни, вероятно, целей, которых он желал достичь. Я и сейчас не могла точно сказать, что именно он здесь ищет, но буквально сгорала от любопытства.

Вдобавок, Клостерхейм был единственной ниточкой, связывавшей меня с мужем, и я радовалась тому, что мы оказались в одном мире, хотя и приняли разные размеры.

При всей своей миниатюрности Клостерхейм, как и прежде, оставался солипсистом. Ничто не могло поколебать его уверенность в безошибочности своих восприятий и суждений. Он не усомнился в себе ни на мгновение. Он был раздражен тем, что я делаю вид, будто бы не помню нашу встречу четыре года назад и не желаю признаться, что за это время каким-то образом превратилась в гиганта!

Как-то раз, говоря об антисемитизме фашистов, Ульрик упомянул, что Клостерхейм служил в лютеранской церкви, но потом был отлучен. Он явно придерживался пуританских взглядов, которые не приемлют запутанных реалий нашего мира. Подобные умы стремятся упростить все, чего не могут постичь. Однако они способны лишь свести непонятное к принципам, которые считают незыблемыми. Узость их взглядов демонстрирует полное отсутствие духовного воображения. Клостерхейм являл собой доведенное до абсурда воплощение Закона, вывернутого наизнанку и выхолощенного. Уж не стремился ли он полностью искоренить Хаос и тем самым достичь абсолютного подчинения, что равносильно смерти? Хаос, лишенный противодействия, открывает безграничные возможности, и это постепенно сводит на нет остроту восприятия, и, в итоге, разум умирает. Именно поэтому те из нас, кто от природы склонны служить Хаосу, иногда выступают на стороне Закона, и наоборот.

Клостерхейм знал об этом, но ничуть не тревожился. Его душа и ограниченный разум всецело принадлежали Сатане, которому он некогда служил, которого предал и теперь вновь жаждал видеть своим хозяином.

Белый Ворон выступил вперед, хмуря брови:

– Каким образом вы оказались во главе моих врагов? Что вы посулили Малому Народу, что они покинули свои охотничьи угодья и пошли навстречу смерти?

– Они хотят получить только то, что было у них похищено,– с язвительной иронией ответил Клостерхейм.

Белый Ворон театрально скрестил руки на груди. Язык его телодвижений был официален и выверен, как речь дипломата.

– Воровством и убийствами добыли они сокровища. Копье никогда им не принадлежало. Они лишь придали ему форму. Вы убедили их в том, что они достойны владеть копьем, но это не так. Наконечник копья был изготовлен нихрэйнцами. Пукавачи лишь выполнили порученную им работу. Они не создавали копье. Вы не принесли Пукавачи ничего кроме страшных бедствий. Мы служим Равновесию, и копье тоже принадлежит Равновесию.

– Копье было изготовлено предками пукавачи и принадлежит им по праву. Отдайте им Черное копье. Белый Ворон, вы – мошенник. Они лишь требуют вернуть свою собственность. Белый Ворон, вы – обманщик, уговоривший их расстаться с копьем.

– Это сокровище принадлежит не им. Я вел спор с их безумным шаманом по его собственным правилам. И с помощью логики, а не лжи я получил копье. Пукавачи слишком любят свои сильные стороны. Они не в силах отказаться от философского диспута, а я предложил им под конец именно его. Я завоевал сокровища посредством ясного мышления, а не коварного лукавства. Вдобавок, у меня их нет. Я их отдал.

– Я пришел сюда не для того, чтобы молча выслушивать ваши извращенные психологические пассажи,– отозвался Клостерхейм, вряд ли уразумевший хотя бы половину того, что ему было сказано. – Это было надувательство, и ничего более.

– Если не ошибаюсь, именно этим словом сейчас называют доктрину, получившую распространение в Германии в 30-х годах двадцатого века, когда мы впервые встретились с вами? – вмешалась я.

– Позвольте еще раз заверить вас, мадам, что я никогда не разделял этих обывательских идолопоклоннических воззрений.– Несмотря на крохотный рост, от Клостерхейма буквально повеяло величием и достоинством.– Человек вынужден идти за тем, кто сильнее. В ту пору сила была у Гитлера. Да, я ошибся и признаю это. Я всегда был склонен недооценивать женщин вроде вас.– В его последних словах прозвучала злоба, потом он задумался над тем, что сказал, и посмотрел на меня едва ли не виновато. Образ, которому он пытался соответствовать, буквально рассыпался у меня на глазах. Каких трудов ему стоило проследовать за мной в это мир и насколько устойчиво его воображаемое "я"?

Один из пукавачи, расписанный яркими знахарскими символами по всему телу, которые, вероятно, должны были оберегать его от нас, приблизился к Клостерхейму и остановился рядом с ним, всем своим видом выражая гнев и презрение – напыщенный, словно петух, малый, явно мнивший о себе слишком много. На его темя была наброшена кожа крупной змеи с головой, в открытой пасти которой угрожающе сверкали зубы. Раскачиваясь из стороны в сторону, он вытянул руки вперед и расставил пальцы вилкой, изображая рогатого жулика. Я не могла точно сказать, имел ли он в виду себя или нас. Он пропел короткую песню и внезапно умолк. Потом заговорил:

– Я – Ипкептеми, сын Ипкептеми. Вы считаете себя могучими колдунами, но ваше волшебство ослабевает, ваши души леденеют, а языки застывают во рту. Отдайте то, что принадлежит нам, и мы вернемся в родные земли.

– Если вы продолжите с нами сражаться,– рассудительно произнес Айанаватта,– то погибнете все до одного.

Крохотный знахарь издал неприличный звук, демонстрируя пренебрежение нашими угрозами. Он показал нам спину, как бы искушая нас нанести удар, потом вновь резко повернулся к нам лицом, наставив на нас трясущиеся пальцы. Было видно, что он опасается наших чар. Сам он был всего лишь примитивным дикарем, однако мог обладать врожденными способностями. Я внимательно следила за ним, а он тем временем продолжал:

– Какатанава были изгнаны из наших земель, а мы, в свою очередь – из их. Но они вернулись и похитили копье, изготовленное нашим народом.

Вы говорите, что нам здесь не место, но то же самое можно сказать и о вас. Вы должны находиться в мрачных ледяных глубинах своих владений. Так отдайте же то, что принадлежит нам, и возвращайтесь в землю Черной Пантеры!

Белый Ворон вновь принял позу оратора.

– Ты ничего не понимаешь, маленький знахарь, но мне известно твое имя. Тебя зовут Ипкептеми, Два Языка. Ты носишь также имя Уквиджи, Творец Лжи. Ты на одном дыхании произносишь правду и ложь. Ты знаешь, что мы должны создавать и защищать Серебряный Путь. Мы обязаны быть там, где находиться Равновесие и Древо. Ты знаешь, что это – истина. Твое время прошло.– Белый Ворон широко развел руки в нарочитом жесте уважения.– Ты исполнил свое предназначение, а наше еще не завершено.

При этих словах Два Языка нахмурился и опустил голову, как бы обдумывая ответ.

Мимо моего уха пролетела пущенная сзади стрела. Я низко пригнулась.

Еще одна стрела упала неподалеку от Клостерхейма, который, сузив глаза, начал пятиться к своим людям, дожидавшимся распоряжений. Я заметила, что он поднял свой меч и взмахнул им, приказывая возобновить нападение. Я рывком развернулась, натянула тетиву лука и пустила стрелу в плечо одному из низкорослых воинов. Я предпочитаю ранить, а не убивать, даже когда подобное благородство неуместно.

Однако к моему изумлению стрела издала такой звук, будто угодила в дерево. Ее наконечник проник совсем неглубоко. Пигмей без труда выдернул стрелу и пустился наутек. Оказалось, что эта необычайная плотность тел присуща им всем.

Разумеется, Два Языка устроил нам западню. Его речь до такой степени заворожила меня, что я не услышала, как другие пукавачи подползли к нам со стороны реки. Айанаватта одним движением повернулся и вонзил копье в ближайшего противника. Бес переместила свое чудовищное тело так, чтобы встретить нападавших грудью, и когда в нее попала стрела, громогласно выразила свой гнев. Казалось, дурные манеры лучника рассердили ее куда сильнее, чем боль, которую он ей причинил.

Мгновение спустя она схватила стрелка хоботом и швырнула его, будто сломанную куклу, к ногам Клостерхейма.

Взревев, Айанаватта наклонился и выхватил свои боевые дубинки из узла, лежавшего на земле. Широкие плоские наконечники дубинок были утыканы шипами, похожими на звериные клыки. Он раскрутил их над головой, отчего они запели свою собственную военную песнь, и врезался в толпу пигмеев, круша их с наслаждением, подобное которому я видела лишь однажды, когда мой отец выступил против людей Гейнора. Многие адепты воспитывают в себе неистовый боевой дух, утверждая, что если ты вынужден убивать ради самозащиты, то должен уметь это делать хорошо.

Белый Ворон взял одно из своих копий. Он не стал бросать его, а орудовал им как алебардой, удерживая противника на расстоянии и внезапно нанося один быстрый удар. Сначала мне показалось, что наконечник копья заржавел, как это бывает с самородным металлом, которым пользуются эти люди, но потом я поняла, что оно из себя представляет.

Металл был черный, от поверхности до самых глубин. Юноша действовал копьем с невероятной ловкостью, и оно забормотало, начало вибрировать. В толще наконечника гневно полыхнули красные знаки. Я почувствовала неожиданный прилив воодушевления. Копье поет, значит, Ульрик где-то поблизости!

Я нашла Черный Клинок, хотя даже не искала его. Я заметила, как Клостерхейм торжествующе улыбнулся. Для него Клинок был далеко не так ценен, как чаша, которую его народ называл "Gradel". Клинок нужен был Клостерхейму только для достижения своих целей. Если он принесет его Сатане, то, вне всяких сомнений, восстановит свою репутацию в глазах хозяина. Ирония заключалась в том, что сам Сатана искал примирения с Богом. По всей видимости, угроза, возросла до такой степени, что для этих двоих настало время позабыть о своих противоречиях.

Однако Клостерхейм никак не мог действовать в интересах обеих сторон.

Он сам должен был добыть Грааль, иначе ему не видать уважения хозяина. Откровенно говоря, столь сложные и противоречивые отношения с Князем Тьмы были непостижимы для меня.

Как выяснилось, в ходе разведки Белый Ворон заметил не всех пукавачи.

Еще одна группа воинов выступила против нас с дальнего берега реки. Их было около сорока человек, вооруженных луками. Они перешли реку по дну, словно бобры, и появились сзади, неподалеку от нас. Наше положение облегчало только то, что их луки были слабыми, а сами они – плохими стрелками.

Пока мы прикрывали Белого Ворона, он переупаковал седло Бес, натягивая веревки и ремешки, пока не удостоверился в том, что все привязано надежно. Каноэ теперь должно было защищать нас со спины.

Я при помощи лука удерживала на расстоянии вновь прибывшую группу индейцев. Я могла посылать назад их собственные стрелы, но из-за миниатюрности от них было мало толку. Зато стрелы Айанаватты были великолепны – тонкие и длинные; пускать их было одно удовольствие.

Они с такой точностью попадали в цель, словно были заколдованы. Но их было мало. Мы все реже стреляли по индейцам, и они медленно сжимали кольцо вокруг нас.

Белый Ворон приладил медную сеть, которая должна была защищать грудь и голову Бес, и она опустилась на колени, чтобы мы могли на нее взобраться.

Юноша криком велел нам садиться на мамонта. Мы вскарабкались в массивное седло, отталкивая взбешенных пигмеев древками копий.

Айанаватта поднялся последним; своими дубинками он проламывал черепа и кости с такой скоростью, что звук ударов казался треском жаркого огня из влажных дров. Он действовал с изумительной ловкостью и точностью, тщательно выбирая, какой частью дубинки куда следует ударить. Невероятно плотные черепа индейцев было трудно сокрушить, но Айанаватта сражался не на жизнь, а на смерть, и каждым ударом когонибудь убивал. Как только Бес шагнула по куче трупов к лучникам, они отступили и бросились врассыпную.

Остатки воинства Клостерхейма продолжали следовать за нами по пятам, но и у них осталось мало стрел. Они гнались за нами, словно шакалы за кугуаром в надежде, что тот приведет их к свежему мясу.

Численность наших противников значительно сократилась. Вероятно, они обсуждали между собой, стоит ли продолжать погоню оставшимися силами. Клостерхейм не сумел добыть для них обещанное. Должно быть, Два Языка объединился со старым врагом моего мужа, преследуя собственные интересы. Если он надеялся, что Клостерхейм знает, как нас одолеть, то его ждало разочарование.

Заметив, что индейцы начали отставать, я удивилась. Вскоре они оказались далеко позади. Очевидно, они разрабатывали новую стратегию. Клостерхейм, в свою очередь, разумеется, настаивал на возобновлении погони. Я знала его вполне достаточно, чтобы понимать это.

Лес стал реже, разбиваясь на отдельные рощи, и перед нами потянулись открытые пространства, поросшие колышущейся травой. Впереди вздымались высокие горы. Пигмеи скрылись среди стеблей травы и дикой кукурузы. Судя по дымку, вившемуся за нашими спинами, по крайней мере некоторые из них стали лагерем. Однако подозрения Белого Ворона не улеглись. Он сказал, что это старая уловка, когда один человек поддерживает огонь, а остальные продолжают преследование.

Тем не менее, присмотревшись к дыму внимательнее, он решил, что большинство пукавачи готовят у костра пищу. Судя по густоте и цвету дыма, охота принесла им хорошую добычу. Это был знак для отставших и заблудившихся, по которому те могли отыскать лагерь.

Айанаватта сказал, что пукавачи слишком цивилизованны, чтобы есть сырое мясо. Костер сигнализировал о том, что жаркого хватит на всех.

Пукавачи понимали, что этот знак сумеет прочесть и друг и неприятель.

Они приостановили охоту на нас, по крайней мере, на время.

– А туши большого оленя хватит, чтобы набить их крохотные животы!– Айанаватта рассмеялся.

Я спросила, много ли существует людей ростом с пукавачи. Казалось, Айанаватта удивился.

– В землях пукавачи все под стать их размерам,– ответил он.– Даже самые крупные чудовища там значительно мельче наших.

– И это обстоятельство облегчало и одновременно затрудняло мое положение,– вмешался Белый Ворон.– Меня трудно убить, но легко заметить!

Пукавачи были обитателями скалистых гор на юго-западе и жили в пещерных городах. Практически вся их деятельность происходила внутри. Посещая Ипкептеми Мудрого, величайшего знахаря племени, Белый Ворон бывал вынужден с трудом пробираться узкими туннелями.

– Вы действительно похитили их сокровища?– спросила я. Черный клинок представлял для меня значительный интерес.

– Мой долг – вернуть племени какатанава драгоценный талисман,– ответил юноша.– Только я могу обращаться с металлом, поскольку племя потеряло своего предыдущего Белого Ворона.

– Кто был этот человек?– едва ли не робко поинтересовалась я, не в силах отделаться от мысли, что эти расспросы могут поставить меня в неудобное положение.

Ответ молодого человека оказался для меня полной неожиданностью.

– Мой отец,– сказал он.

– Как его звали?

– Его и сейчас зовут Белым Вороном,– отозвался юноша, не без удивления посмотрев на меня.

Я виновато умолкла, сообразив, что своим вопросом нарушила приличия.

Попав в этот странный мир, где ты вынужден был следовать предначертаниям своих грез, либо оказывался в чистилище, я вновь окунулась в знакомую сверхъестественную атмосферу и была готова к любым странностям. Ко мне возвращались старые понятия о дисциплине. Мне предстояло трудиться не покладая рук. Даже самые заядлые искатели приключений сознают, насколько важны в их жизни форма и ритуал. В карточной игре огромное значение имеет случай, но ее невозможно вести без строгого соблюдения правил.

Тем вечером, раньше обычного разбив лагерь, мы играли в шарики. Эта игра чем-то напоминала триктрак, однако требовала большей остроты памяти и сообразительности. Айанаватта сказал, что подобные забавы широко распространены в его народе. Лучшие игроки пользуются особым уважением и носят специальные имена. Их кличут "вабенозе", или, в шутку, "шешбуваками", то есть, утками – именно так называются шарики для игры.

– Такое чувство, будто бы мы всецело находимся в руках судьбы, словно вот эти скачущие шарики,– заметила я.– Имеем ли мы власть хотя бы над чем-нибудь, или попросту сохраняем статус-кво по мере своих сил?

Айанаватта сомневался в этом.

– Я завидую вашим способностям, графиня Оуна. Я по-прежнему стремлюсь перемещаться Белыми путями между мирами, но до сих пор мои путешествия в грезах, сколь бы опасны и поучительны они ни были, осуществлялись иными средствами.

Айанаватта добавил, что не знает, в какой мере я являюсь игрушкой в руках судьбы – более или менее, чем он сам. Он сказал, что намерен совершить только один такой переход, а потом его дух достигнет очередного этапа развития.

Я рассмеялась и легкомысленно пообещала ему:

– Если сумею, возьму вас с собой. Каждое разумное существо должно хотя бы однажды пройти извилистыми ветвящимися лунными дорогами.– Женщины, подобные мне, вновь и вновь преодолевают эти пути.

Перемещаясь по ним, играя свои роли, мы плетем паутину мультивселенной, создавая ткань времени и пространства. Под воздействием наших легенд, грез и желаний изначальная материя порождает вещество и структуру всего мироздания.

Божественная простота, сказала я. Вместе с ней приходит исчерпывающее понимание собственной значимости как индивидуума, понимание того, что каждый поступок, совершенный ради общего блага, служит твоим собственным интересам, и наоборот.

– Лунные дороги – самые сложные и вместе с тем самые простые пути.

Порой меня одолевают угрызения совести из-за того, с какой легкостью я перемещаюсь среди сфер.– Каждый посвященный надеялся обрести способность переходить из мира в мир, данную от рождения похитителям снов и вольным странникам в грезах.

Наши подсознательные навыки наделяют нас могуществом, делают нас опасными, но вместе с тем в высшей мере уязвимыми, особенно когда такие люди как Гейнор бросают вызов глубинным основам веры, на которой построены все прочие наши реалии.

– Лунная дорога не всегда прямая и легкая,– сказала я Айанаватте.– Иногда требуется целая жизнь, чтобы преодолеть весьма короткий ее участок. Иногда ты вынужден вернуться туда, где начинался твой путь.

– Иными словами, поступки человека определяет обстановка, ситуация, в которой он оказался?– Белый Ворон сделал несколько быстрых движений пальцами. Шарики затрещали и запрыгали, словно планеты, потом замерли в неподвижности. Он выиграл партию.– Именно этому вы научились во время своего мусрама?– Юноша насмешливо посмотрел на меня, давая понять, что при желании может пользоваться многими языками. Большинство из нас владеет несколькими символическими языками, что создает для нас определенные трудности, когда мы пользуемся логикой и звучанием слов. Мы в равной степени восприимчивы к языкам улиц и лесов. Зачастую мы не обращаем внимания, на каком языке говорим, и нам требуется совсем немного времени, чтобы изучить еще один. Но этот навык весьма примитивен по сравнению с умением манипулировать природными явлениями, а посему наша способность заимствовать чужие облики становится едва ли не второй натурой. Белый Ворон осторожно напомнил мне, что и он является адептом.