Текст книги "ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА"

Автор книги: Майкл Де Будион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 48 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ГАHHИБАЛ У ВОРОТ

Испытание силой – Сверхвесёлая Мощь – Сила и Слабость Интеллектуала – Карфаген – Сокрушение Плутократий – Война и Деньги – Вера, Сила и Религия – Капитал и Свобода – Суеверия и Жертвоприношения – Карфаген Разрушен

1.

Человек, даже очень и очень сильный, может хотя бы один раз в жизни оказаться рабом обстоятельств. К счастью мышление практически каждого индивида, вне зависимости от его уровня интеллекта, организовано так, что он не задумывается над тем что будет через минуту, через час, день, год. Архетип здорового индивида устремлен в будущее, это одна из формул жизни, но невозможно представить что произошло бы с таким человеком, начни он постоянно думать о будущем. Будущее для него очень быстро бы превратилось в прошлое. Исключение составляют только дети и молодые, они могут себе позволить строить любые планы на будущее, ибо у них нет прошлого.

Задумываясь о будущем, даже самые продвинутые интеллектуалы весьма и весьма редко соотносят свои планы с собственной реальной силой. А умение сравнивать – одно из тех способностей, которые люди на пути своей эволюции постепенно утрачивали. Животное всегда знает на кого можно напасть, а на кого нельзя, оно знает что съедобно и что не съедобно и даже среди представителей своего отряда четко видит кто слабее, а кто сильнее. Человек имел силу, затем кто-то стал обладателем разума, а кто-то дорос и до интеллектуала. И носитель, пусть зачаточного, но все же сознания, очень часто, как правило совершено бессознательно, полагается на это протосознание. Финал неизменно печален: поражение либо в схватке с природой, либо от индивида с более развитым сознанием, тем более – с интеллектом.

Каждый индивид считающий что он достоин чего-то большего чем простое и бессмысленное «бытие», которое для подавляющего большинства исчерпывается лишь примитивным удовлетворением элементарных инстинктов, причем без всяких импровизаций, что неизбежно ведет к превращению в урода, должен хотя бы раз в жизни устраивать самопроверку, с целью определения своей принадлежности к слабым или сильным. И уж тем более это должен делать каждый интеллектуал, особенно в молодом возрасте. Совершенно не важно кем априорно считает себя данный интеллектуал; без проверки цена такой самооценки – полный ноль, ибо в своем ощущении как онтологических, так и гносеологических процессов, практический каждый интеллектуал, чаще или реже, но все-таки заходит очень далеко, что с одной стороны нормально, т. к. завышенная самооценка – одно из ключевых условий интеллектуального прогресса отдельной личности, но с дугой, – устойчивость мышления предполагает некий ценз, нужно постоянно себя с кем-то соизмерять. С такими вот «заходами» может появляться ощущение необычайной силы, причем всех ее составляющих: духовной, эмоциональной, интеллектуальной, физической. Ощущение небывалой сверхвеселой мощи наполняет все клетки интеллектуала, в такие периоды выносятся сверхценные идеи с которыми зачастую бывает потом так трудно расстаться, именно тогда интеллектуалы создают фундаментальные части своих научных трудов и кажется достаточно совершенно небольших усилий, чтобы провести в жизнь любые самые радикальные начинания. Но эти моменты зачастую могут периодически прерываться, а то и вообще навсегда заканчиваться, и становится видно как меркнет интеллектуальный блеск, как начинаются повторения (причем повторения на более низком уровне) уже сформулированных мыслей, как наблюдается отход от действительно ценных первоидей и возврат к устаревшим и отжившим принципам довлеющим над "остальным человечеством". Гении становятся похожими на карликов или уродов, умы последовавшие за ними на ранних периодах охватывает смятение, возникают концепции базирующиеся на смешении доктрин разной интеллектуальной ценности, да и вообще, сколько неприглядных вещей происходит! Бездарности, как навозные мухи, не будучи способными дифференцировать идеи по их интеллектуальной ценности, начинают безмерное раздувание отдельных выводов, так или иначе запавших в их сознание. Гений превращается в рекламный буклет и в своеобразную пилюлю для демонстрации хоть сколь-нибудь интеллектуальной значимости индивидом, который есть абсолютное ничто.

Что же происходит с интеллектуалами? Как они утрачивают чувство своего собственного интеллектуального потенциала? Ну, во-первых, это происходит не со всеми интеллектуалами. Можно утверждать, что с большинством такая неприятность не происходит, ведь мы имеем достаточно примеров когда интеллектуальная стабильность сохранялась вплоть до глубокой старости, а то и до самой смерти. Никаких явлений описанных выше не происходило и бодрые старички-интеллектуалы под занавес своей жизни выдавали подчас ценнейшие вещи.

Итак, интеллектуал должен, хотя нет, не должен, но обязан, проверить себя – сильный он или слабый. Точнее: сильный или слабый он как интеллектуал? И это вам не определение секс-ориентации которую можно легко обозначить анализируя собственные сновидения. Тут все сложнее, ибо требуется испытание реальной силой. А такая сила в интеллектуальном понимании, это та, что может заставить интеллектуала отказаться от своих базисных принципов, вне зависимости от того верны ли они или нет. Впрочем, мы убеждены, что рано или поздно, но интеллектуал неизбежно попадет в ситуацию при которой ответ на поставленный вопрос будет однозначным для него самого, даже если таковой и будет храниться позже как абсолютная тайна. Главное, чтобы обошлось без негативных последствий для организма, прежде всего в психическом плане и чтобы интеллектуал не сделал для себя открытие своей слабости в минуты максимального интеллектуального роста, в таком случае вся бешеная энергия мысли может быть направлена в совершенно недопустимом направлении и, в конечном случае, принести только вред, а вред этот может быть весьма и весьма масштабным. Параллельно констатируем, что все вышесказанное совершенно не относится к тем интеллектуалам которые изначально относят себя к слабым, ибо в плане достижения внутренней гармонии у них должно быть все в порядке. Человек считающий себя слабым, действительно таковым является и ни в каких проверках и самопроверках никак не нуждается. Мы же говорим о считающих себя сильными, ибо собственная сила, в отличии от слабости, нуждается в постоянном контроле и в постоянной демонстрации. Подобные суждения экстраполируется и на бессознательные массы сгруппированные в государства. Например, если государство имеет реальный запас ядерного оружия, то совсем незачем применять его по любому поводу против своих враждебно настроенных соседей, но нужно постоянно держать их в курсе, что оно есть и в каком количестве оно есть. Бессознательные массы должны не только чувствовать силу, но и видеть ее, слышать какие звуки она издает и обонять ее аромат. Примерно так чувствовали силу массы оборонявшие крепости, когда сознавали что враг рано или поздно к ним ворвется и не оставит в живых никого. Современный человек живущий в высокоорганизованном обществе лишен столь эмоциональных ощущений и в подавляющем большинстве случаев воспринимает силу зрительно – обозревая количество нулей на своем счету или просматривая котировки имеющихся у него ценных бумаг. Впрочем, прогресс здесь весьма относителен и при крушении мировой финансовой системы, а она может наступить в любой момент, причем даже из-за случайного фальстарта, ценность бумажек отдельного индивида скачкообразно упадет до нуля и ощущаемая сила может проявиться в более доходчивой форме, например в костлявых руках голода сжимающего его горло, в холоде неотапливаемых помещений, в страхе за абсолютно неопределенное будущее, в боли истощающейся нервной системы, которая неизбежно сделает такого индивида злым и безжалостно бросит его из борьбы за существование в борьбу за выживание.

Бессознательным индивидам разобраться в оценке реальной собственной силы, во всяком случае с точки зрения интеллектуала, и проще, и сложнее. Живой здоровый бессознательный индивид, практически постоянно соотносит себя с каждым встречным окружающим, причем по всем параметрам, а их могут быть сотни: от таких явных как степень начищенности ботинок или размер бицепсов, до весьма утонченных, вроде скорости поворота головы при обращении внимания на проходящую красотку, и, понятно, что чем больше эта скорость чем выше «рейтинг», хотя преимущество бессознательного индивида как раз и состоит в том, что он, в отличии от интеллектуала, не обрабатывает параметры по отдельности, но его созерцательный аппарат как бы выносит среднюю оценку. В единичном случае она может быть точна, а может быть и совершенно ошибочна, но тысячи и десятки тысяч сравнений делаемых таким индивидом включают в работу уже не законы дискретной математики, но законы статистики, повышая точность измерений, а величина дисперсии (т. е. максимального отклонения от правильного результата) окажется тем меньшей, чем здоровее такой индивид и чем меньшим количеством комплексов и предрассудков (в математике их аналогом являются помехи) он одержим. Прибавим и то преимущество что у бессознательного индивида дисперсия может быть сведена к минимуму весьма простыми приемами, он познает мир в ощущениях и созерцаниях. Если он считает себя некрасивым, то свидетельство даже одной подготовленной девушки в его пользу может полностью снять данный комплекс и надо сказать, что девушки и женщины, будучи существами слабыми по определению, подобной слабостью бессознательных индивидов легко пользуются. А грандиозная индустрия химических стимуляторов роста мышц? Ведь это именно для таких индивидов! Кто знаком с проблемой знает, что улучшение соматических параметров делается исключительно для двух внешних целей: обратить внимание всех без исключения индивидов и понравиться представительницам противоположного пола (при нормальной ориентации). Иными словами, бессознательному индивиду легко реально оценить свою силу, а сила у него может быть только одна – физическая, и все что ему требуется, – всего-то полное удовлетворение от осознания что оценка окружающих (пусть даже кажущаяся) соответствует его самооценке. Это, кстати, необходимое (но недостаточное) условие достижения бессознательным индивидом счастья. Но на "пути к счастью" индивид может столкнуться с препятствием, которое ему будет весьма и весьма трудно преодолеть и причиной здесь опять-таки организация его мышления, его частая несамодостаточность и, как следствие, подверженность внешнему влиянию слабых индивидов, а они способны «умертвить» даже самого живого. Распознать слабого возможно, но здесь важно не ошибиться на начальном этапе, ибо впоследствии вероятность ошибки будет резко возрастать, возрастать пропорционально ослаблению живого индивида. Я не стану утверждать что помощь живому в данном вопросе есть некий «долг» интеллектуала, мы никому ничего не должны, но это бесспорное благодеяние.

У интеллектуалов в вопросе определения силы сплошные сложности, что, впрочем, неудивительно: интеллектуалы больше знают, дальше видят, лучше ощущают, но и массив, причем многомерный, информации при этом резко возрастает, а обработать его и сделать единственный правильный вывод, без всяких дисперсий (ошибка совершенно недопустима) – задача исключительно сложная. В самом первом приближении «тест» на определение сильного интеллектуала прост, хотя и довольно неприятен. Для начала интеллектуал должен естественным или искусственным путем расстаться с возможной иллюзией своей силы, т. е. ввести себя в слабое состояние, которое, однако, ни в коем случае не должно отражаться на работе мыслительного аппарата или воздействовать на него, иначе чистота эксперимента нарушится. Самое лучшее – пронаблюдать за своим интеллектом во время одного из заболеваний, которыми мы все регулярно болеем. Таковым может быть сильный грипп, острая зубная боль, и вообще любое состояние по полной программе выматывающее все жизненные силы организма. Очень хорошо определять силу во время депрессии, однако этот метод должен считаться особо садистским и может быть рекомендован только отдельным любителям. Собственно, методы каждый может придумать свои, главное условие – нормально должны работать только мыслительные процессы, всё остальное должно находиться в максимально угнетенном состоянии.

И вот кто-то с ужасом обнаруживает, как в лучшем случае совсем немного, а в худшем – радикально, изменяются его представления, как легко он готов отказаться от многих мимолетно генерированных заключений, или попросту от всех своих базовых принципов, рассматривая этот отказ как некую индульгенцию, которую необходимо заплатить самому себе или неизвестно кому за скорейший выход из столь «слабого» состояния. А поскольку интеллект не есть доминантный признак, можно предположить, что любой интеллектуал хоть один раз в жизни, но вполне сознательно желает расстаться со своим интеллектом и стать "таким как все". Это желание – следствие факта что первый интеллектуал появился в бессознательном сообществе. Бессознательные индивиды высокого качества действуют "более другим" путем. Они не устраивают себе подобных экзаменов, но в них действует однозначная языческая программа: есть проблемы с духом – займитесь телом, и наоборот. Так действуют сильные. Те что послабее, глушат душевный дискомфорт физической болью, для чего специально ввязываются в драки или занимаются агрессивными видами спорта, вроде бокса. Самые слабые находят мнимое счастье в объятьях Бахуса, и это в лучшем случае. Мы как бы делаем шаг назад. Ведь не вызывает никакого удивления то, что люди любят сидеть у костра или смотреть на огонь, что многим хотелось бы летать как птицы или плавать как рыбы, одновременно отдавая себе отчет, что они все-таки люди.

Итак, интеллектуал отступивший от собственных принципов при малейшем внутреннем потрясении, может уже ни о чем не беспокоиться: он слабый и здесь ничего не поделаешь. В критический момент его интеллект обернется против него, а полная свобода мышления ему не доступна, ибо есть внутренние ее ограничители. Лучше остаться таким как есть и пытаться казаться сильным только перед окружающими, при условии что им это нравится. Личный интеллектуальный процесс должен быть несколько скорректирован и чем раньше это будет сделано, – тем лучше, ибо задержка в коррекции непременно даст о себе знать в будущем куда более тяжелыми последствиями, когда интеллектуал столкнется с несоответствием мощи интеллектуальных задач которые он перед собой ставит с полной физической невозможностью их осуществить, даже при условии что наличествующего интеллектуального уровня может оказаться достаточно. Вплотную подойдя к намеченной цели, такой слабый интеллектуал не рискнет сделать последний шаг. Он остановится и воспримет лишь те ее элементы, которые соответствуют суммарной силе. Здесь, кстати, объяснение порой «сенсационных» успехов разного рода шарлатанов от науки, которые достигают максимальных научных высот. Эти люди могут в интеллектуальном плане не представлять из себя ничего, но они почти всегда сильные. Своей квазиинтеллектуальной силой они подчас вносят полный разлад в умы слабых интеллектуалов, а те, презрительно относясь к ним самим, не говоря об их «научных» платформах, тем не менее возносят их на академические высоты, оставляя себе удел сплетников в бесчисленных кулуарах.

2.

Ни одна великая цивилизация не состоялась не пройдя испытания силой. Белая раса не стала бы сильной, а впоследствии и великой, не уничтожив все угрожавшие ей силы. Массовое испытание силой очищало и повышало интеллект социума. И подобно тому как рождение человека происходит через преодоление внешней силы, рождение цивилизации также идет через аналогичное преодоление.

Все величайшие белые народы хотя бы один раз в своей истории лицом к лицу сталкивались с силой реально угрожавшей их существованию. Одолей их эта сила и как знать, может сейчас мы не занимали бы себя настоящими изысканиями, а бегали бы по плантациям в набедренных повязках, проводя редкие свободные от работы минуты в молитвах перед кровавыми алтарями адских божеств, занимаясь грубыми жертвоприношениями. Каждая из таких войн может быть названа Битвой за Интеллект, а географически и геополитически – Битвой за Запад, ибо тот кто хочет хотя бы номинально приобщиться к высшим плодам цивилизации должен максимально приблизить свое мышление к мышлению западного типа. Много их было, но о самых масштабных нам по-видимому ничего неизвестно; исторически отслеживаются войны которые дошли до нас хотя бы в мифах и наверное не найдется мифа который не получит рано или поздно исторического подтверждения. Величие цивилизаций достигалось преодолением и победой над внешней изначально враждебной силой, в любом другом случае, даже при паритетном исходе, поражение было гарантировано, ибо от гибрида сильного и слабого получается слабый, от смешения красивого и урода – урод, а от взаимодействия интеллектуалов и бессознательных масс – бессознательная масса. Для торжества силы, красоты и интеллекта, нужна тотальная безоговорочная победа, ибо только полная очистка от грязи может привести к абсолютной чистоте. Выше мы показали, как свободные высокоинтеллектуальные, но казалось бы слабые греки, ничтожно малым количеством столкнулись почти с двухмиллионной персидской армией. Казалось все было против них, но они победили. Через сто с небольшим лет их армии дойдут до Индии, движимые местью за оскверненные храмы, за разрушенные Афины и Дельфы, за трехсот спартанцев, имена которых тогда еще помнили наизусть.

Но греки столкнулись с персами будучи молодыми. Персидский же этнос (я специально отделяю персидскую верхушку от множества народов составляющих их армию) был уже изрядно постаревшим, а его мировоззренческие доктрины – интеллектуально слабыми. Никто толком не дал ответа: зачем персам была Греция? Никаких богатств она не имела, а ее территория была незначительной по сравнению с территорией персидского царства, где по хорошей дороге путь от одного конца в другой, требовал неделю интенсивных скачек на специально подобранных резвых скакунах. Хотя ответ представляется очевидным, стоит только отойти от внедренных в массовое сознание вульгарных экономических схем сводящих все войны к обычной борьбе за золото и территории. С позиции интеллектуального взаимодействия, противостояние объясняется следующим образом.

Персы, точнее их элита, пусть и в сильно искаженной форме, придерживались философии и религии Зороастризма. То что Заратустра был арийцем ни у кого сомнений не вызывает, а все что написано в Авесте укладывается в общий канон индоевропейского представления XII–X веков до н. э. В конце XIX века интерес к личности Заратустры был пробужден благодаря известной книге Ницше, а также знакомством европейцев с зендским языком. Но религия Заратустры в персидской обработке – всего лишь продукт черно-белой культуры, в не меньшей степени чем современный индуизм. В ней есть белое, но и очень много черного. Правда зороастрийцы находились ближе к Европе и нет ничего сверхъестественного в том, что выросшее из его недр манихейство стало главным конкурентом христианства в первые века его истории. По сути религия Заратустры относится к религии Брахмы и Индры так же, как верования римлян к верованиям греков. С одной стороны вроде бы всё практически одинаково, но в римском и зороастрийском варианте мы видим куда меньше поэзии и несравненно больше чеканного ритма. Почему так случилось тоже очевидно: сила и интеллект там наличествовали, а вот красоты явно не доставало. Одновременно, зороастрийские жрецы видя свое интеллектуальное преимущество перед всеми народами собственной империи, понимали, что греки, – этот маленький народ, – не имеющий единого государства, где население подчинено собственным утехам, а не выполнению целенаправленных задач поставленных деспотами, выше во всем, хоть и контролируют ничтожный клочок земли и не имеют никаких движимых богатств. Интеллектуала заметит только интеллектуал. И персы заметили. Это отчетливо видно, когда изучаешь дошедшие до нас беседы знаменитых греков с персидскими правителями. Персы видели что от этой страны исходит необычайная интеллектуальная сила, а зороастризм дал им понимание что интеллектуальная сила, в конечном счете, выше любой другой. Они уже давно утратили способность представлять себе красоту и интеллект так как их представляли греки и их собственные предки пришедшие с севера, поэтому материальные продукты греческой культуры их абсолютно не интересовали, а золота и драгоценных камней они имели несравненно больше. Не будет слишком смелым предположить, что именно жрецы долго и упорно внушали персидским царям совершить поход в Элладу.

Рим, в свою очередь, подошел к моменту когда нужно было доказать что прав тот кто сильнее, но лучше тот у кого выше интеллект, находясь в фазе зрелости. Воевать ему пришлось с очень опытным и богатым, но опять-таки «старым» противником, – столицей мощной торговой морской империи. Находился он на другой стороне Средиземного моря и точная дата его основания не известна.[47]47
  Официальной датой считается 825 г. до н. э., когда в этих местах побывала тирская принцесса Додона. Как бы то ни было, Карфаген прямо с момента основания был сублимацией опыта накопленного финикийскими торговыми городами, точно так же как Соединенные Штаты стали верными последователями английских политических схем.


[Закрыть] Город этот был побочным продуктом торговых городов Сидона и Тира, он даже и названия-то не имел и звался просто Kart-Hodesh, что в переводе значит "Новый город". Сидонско-тирские деньги были вложены удачно, город рос на золотых дрожжах, а отсутствие достойных врагов позволяло полностью сосредоточится на умножении капитала не тратя особо крупных денег на армию, которая, как всегда в подобных государствах, была наемной. Основой же военной мощи стал флот, ибо еще за две с лишним тысячи лет до генерала Мехена карфагеняне знали что мир контролирует тот, кто контролирует «океан». Тогда всемирным океаном было Средиземное море, вокруг него находились все достойные цивилизации.

Дух коммерции был доведен в Карфагене до абсолюта. Сейчас наш современный мир только приближается к подобному состоянию и оно может в очередной раз наступить если не сработают защитные механизмы. Что обозначает дух коммерции доведенный до абсолюта? А то что индивид имеет право делать всё что ему вздумается. Он может сесть в автомобиль и начать давить пешеходов, может изнасиловать августейшую особу, может устроить взрыв в толпе, может сбивать с зениток пассажирские самолеты, в общем всё может, при одном непременном условии: он может подобные развлечения оплатить. Вот вам не написанная конституция Карфагена от альфы до омеги! Самая простая система отношений которая вообще возможна. Действующая с высочайшей эффективностью. Никакой морали, только денежные счета. Оплатите, получите, распишитесь! Мораль – как обратная сторона денежного счета. Не следует думать что в Карфагене все индивиды являли собой подобие денежных мешков. Нет. Более того, по-настоящему богатых семейств было немного и громадная пропасть отделяла их от "обычных граждан". Вполне естественно, что Карфаген не имел никакой государственной доктрины и даже самые высшие слои не имели ни малейшего представления о сущности государства. Пока есть деньги будет государство, – так считали "отцы города", и, забегая вперед, скажем, что когда положение с деньгами стало напряженным Карфаген закончился. Да и просуществовал он так долго и достиг своего могущества только потому, что им никто по-настоящему не занимался; войны которые он вел с греческими колониями на островах и юге Италии не в счет, – у греков не было никаких шансов и к тому же греки не ставили целью полное уничтожение Карфагена.[48]48
  Вообще-то попытки взять Карфаген выдвигались и вызваны были угаром победы над Персией. Но грекам, как и другим великим народам, было предопределено остановить только одного врага, что они и сделали. Остановка карфагенского вторжения, организация контрнаступления и последующая победа, сделала великим уже совсем другое государство.


[Закрыть] В то время политики еще не дошли до отработки методик ведения войн чужими руками, поэтому война, даже для страны с высокой финансовой мощью, была делом дорогим и очень часто невыгодным. Карфаген, впрочем, делал всё в данном направлении, имел наемную армию, а количество народов в ней вам не назовет никто. Впрочем, армия Карфагена имела несравненно большую мотивацию полностью отдаваться войне, нежели персидская, состоявшая из принудительно мобилизованных рабов, но в то же время была исключительно уязвима и первый удар нанесенный Римом показал на какой тонкой грани она балансирует. Те же параллели можно провести и для современной американской армии, хотя несмотря на широко рекламируемый добровольно-наемный ее характер, туда могут при случае забрать кого угодно, в том числе дебила или паралитика. Законодательный механизм отработан. Американцы переходили на контрактную систему комплектования вооруженных сил когда у них не осталось ни малейших сомнений по поводу своего статуса как сверхдержавы. По сути, такая система означала демонстрацию полной военной победы над СССР. Политическая также не заставила себя долго ждать. Некоторые наивно предполагают, что наемная армия обходится дешевле, но это не так. Она обходится несравненно дороже и Штаты по сути единственная в мире страна имеющая боеспособную наемную армию. Но и эта армия участвовала в войнах только с заведомо более слабыми противниками, а ее этнический и расовый состав представляет весьма сходную картину с армией карфагенян – черный и желтый цвета явно преобладают.

3.

Вера всегда базируется на силе, а потому доступна только молодым. Не следует путать веру с религией, которая почти всегда становится последним прибежищем для слабых. Слабый не способен верить, слабый живет и издыхает в мире суеверий. Слабость и суеверия порождают абсолютный страх, переходящий в сублимированную неконтролируемую ненависть ко всем и вся. Вместе с тем, страх замешанный на суеверии и порожденная им ненависть, непременно заставляет искать способ выживания любой ценой, а отсутствие устойчивого интеллектуального фундамента и реальной силы базирующейся на вере прежде всего в свои силы, толкает к единственно возможному выходу: при случае просто "купить всех". До поры-до времени данная установка оправдана и может приносить результат. Но деньги это внешнее, а не внутреннее средство, посему оно имеет шанс стремительно обесцениться. Значительное большинство индивидов не задумываются, что многие структуры стоящие миллионы и миллиарды долларов (сильнейшие спортивные команды, фирмы производящие барахло для тусовок, развлекательные комплексы, киностудии, торговые суперцентры) при возникновении серьезной нестабильности моментально станут никому не нужными и их стоимость понизится до нуля.

Кто мог защитить Карфаген? Только наемная армия. А она может быть эффективна в двух случаях: когда действия идут вдали от своей территории и когда есть достаточно средств оплачивать ее услуги. Свою собственную территорию может эффективно защищать только национальная армия набранная из людей живущих на данной территории при наличии у них элементарного авторитета власти. Для Карфагена такой момент наступит. Но будет поздно. Когда римляне в финале Третьей Пунической войны обложат его стены, город будут защищать все, во всяком случае потому что твердо будут знать: пощады никому не будет, тем более что эта третья война была инициирована самим Римом с целью окончательно добить Карфаген, не представлявший к тому времени реальной угрозы, но вызывавший одним фактом своего существования запечатленный в поколениях страх. Во всяком случае, кроме них так римлян не громил никто и никто не ставил своей целью уничтожить Рим как государство.

Как было обозначено, Рим начал войну с Карфагеном, находясь на стадии ранней зрелости. Он утратил веру, но еще не впал в суеверия. Полноценные зрелые отличаются от молодых тем, что они точно знают что именно им нужно и еще более точно знают чего им не нужно. В последствии мы увидим, что еще до начала Первой войны римляне знали: противостояние с Карфагеном обязательно приведет к его полному уничтожению, а все мирные договора будут иметь только временное, тактическое значение. Такая, казалось бы иррациональная одержимость, свойственна только зрелым социумам, в то время как предопределение видят уже молодые. Искушениям здесь места нет, ибо план действий составляют сильные. Риму было предопределено и он стал Империей, хотя казалось всё было против него. Здесь римляне опять-таки качественно отличались от «молодых» греков: последние отогнав персов на территорию Малой Азии, заключили с ними мир, потому что знали и верили: персы больше никогда не нападут. Римляне такой веры не имели, ибо хотели доказательств, а вера не нуждается в таковых. Их убедили только реальные развалины Карфагена. Впрочем и греки достигнув зрелости ко времени Филиппа и Александра, навсегда положат конец Персидской Империи, одновременно подорвав в этих походах и свой потенциал.

Итак, в Карфагене деньги были законом, а закон был деньгами. В свою очередь, товарно-денежные отношения доведенные до абсолюта, предполагают изначально высокую степень доверия и еще более высокую степень риска. Среди карфагенских бизнесменов не было друзей, были только подельники готовые при первом удачном обстоятельстве задавить друг друга. На этих принципах и отношениях построены все коммерческие государства, как те что были до Карфагена, так и те что появлялись в последствии. Содом, Гоморра, Тир, Сидон, само собой Карфаген, Хазарский Каганат, отчасти Венецианская и Генуэзская республики и современные Соединенные Штаты. Ошибочно думать, что развитое общество, где главную роль играет спекулятивный капитал, предполагает высокую степень свободы. Нет, как раз он имеет оборотной стороной тотальную несвободу и в Карфагене всё население было несвободным. Финансовые олигархи и контролируемые ими суффеты (судьи) реализовывали всю власть сдерживаемые страхом перед друг другом и ослепительной ненавистью к низшим слоям населения. Сейчас принято считать что счастливым является то общество в котором бессознательные массы не знают имен своих правителей. Это ошибка. В Карфагене народ не только не знал, но и не интересовался подобными пустяками. Но был ли он счастлив? Весьма сомнительно. По сути Карфаген и вырос в могущественную морскую империю и дожил до старости только потому что занимал выгодное стратегическое положение. До него было тяжело добраться. Греки находились по тем меркам далеко, затем они были заняты персами, затем – междоусобными войнами, в общем было не до Карфагена. Но до сих пор неясным остается вопрос: проводили ли карфагеняне согласованную политику с персами против греков во времена греко-персидских войн? В пользу этой гипотезы говорит тот факт, что Карфаген начал войну против Сицилийских колоний во время кода персы грабили Афины, а важность кампании показывает то, что Гамилькар задействовал армию в 300 тысяч человек. Даже для богатого современного государства содержание такой наемной армии дело практически немыслимое. Но и здесь вмешалось предопределение. В самый разгар кампании Гамилькар умер. Возможно ему помогли. Путем искусной дипломатии Гелон умудрился заключить с Карфагеном мир и получить в придачу 2000 талантов золота.