Текст книги "Coca-Cola. Грязная правда"

Автор книги: Майкл Блендинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Что же касается самой Coca-Cola Company, ее адвокат утверждал, что корпорацию неправомерно вызвали в суд, поскольку ее соглашение с франшизополучателями никак не предусматривало контроля трудовых отношений. Устав слушать обтекаемые фразы насчет этого соглашения, судья вмешался: «Будьте добры, представьте мне копию!» «Я бы тоже хотел получить экземпляр», – не упустил случая Коллингсворт. Хименес ответил, что корпорация сможет представить соглашение с Panamco и Bebidas через несколько дней. «Потрудитесь представить их завтра до пяти часов вечера!» – распорядился судья и на этом закончил слушания. Однако на следующий день юристы корпорации заявили, что времени на перевод конкретного соглашения с колумбийскими ботлерами не хватило и вместо него они предъявили суду образчик соглашения – шаблон, примерно отражающий условия, на которых корпорация строит отношения с разливочными предприятиями в разных краях мира.

Пока судья обдумывал эту ситуацию, SINALTRAINAL получил известие об очередном убийстве в Колумбии: на пороге дома своей матери, в северном портовом городе Барранкилья был застрелен Адольфо де Хезус Мунера. После того как Мунере удалось провести успешную стачку на заводе Panamco, его причислили к партизанам и он прятался – стоило выйти ненадолго повидаться с родными, и боевики тут же настигли его. То было жестокое напоминание – если кому-то требовались дополнительные напоминания – о той смертельной угрозе, которой рабочие на заводах Coca-Cola подвергаются ежедневно.

Тем временем в Майами «делом Coca-Cola» занялся другой судья, Хосе Мартинес. Человек, известный своими консервативными взглядами и блестящими импровизациями, он, никому не угождая, принял в марте 2003 года решение: убийство Хиля – не военное преступление, поскольку произошло не в бою, но, тем не менее, оно является преступлением с точки международного права, потому что колумбийское правительство поддерживает чересчур теплые отношения с боевиками. Первое очко в пользу профсоюза.

С другой стороны, судья признал, что соглашения с ботлерами подкрепляют утверждение Coca-Cola, будто корпорация не может их контролировать. «В соглашении нет пункта, который предоставлял бы корпорации право или налагал бы на нее обязанность, а тем более вменял бы ей в долг... контролировать трудовые отношения или обеспечивать безопасность сотрудников Bebidas», – писал судья в заключении. На этом основании Мартинес исключил Coca-Cola Company из числа ответчиков, но продолжал рассматривать обвинения против колумбийских ботлеров – Panamco, Bebidas и обоих Кирби.

Коллингсворт и Ковалик радовались уже тому, что дело пока остается на плаву, но все же негодовали на то, что судья позволил Coca-Cola так легко отделаться, не прочитав даже все пункты соглашения и не выслушав колумбийских ботлеров, чтобы выяснить, полностью ли условия их договора совпадают с представленным шаблоном. Разочарованные неоднозначным решением суда, они тут же подали апелляцию с требованием включить в число ответчиков головную компанию Coca-Cola, однако правила судопроизводства требовали дождаться полного окончания суда первой инстанции, а этот процесс мог затянуться на годы, если ответчики будут подавать встречные ходатайства.

«Нам требовалось найти такой подход, при котором сама корпорация отказалась бы от отсрочек», – поясняет Коллингсворт. И они отыскали подходящего человека в лице немолодого профсоюзного активиста Рэя Роджерса.

Попытка призвать корпорацию к ответу в Соединенных Штатах так бы и растворилась в бесцельных слушаниях и затягивающих дело процессуальных приемах, если бы не Роджерс, которого Coca-Cola в итоге сочла главной за столетие угрозой для бренда. В некоторых отношениях проблема оказалась серьезнее даже войны из-за ожирения подростков, в которую корпорация была втянута в то же время. Этот иск и сам по себе мог заставить Coca-Cola прислушаться, но большую роль сыграла и манера Роджерса – резкая, нацеленная на конфронтацию: корпорация увидела необходимость перейти к активной самозащите.

Трудно представить себе более разительный контраст, чем между сверкающим зданием Coca-Cola, господствующим над центром Атланты, и тем офисом, откуда Роджерс начал свою кампанию против казавшегося неуязвимым гиганта. Манхэттенский мост проходит прямо под окном бывшего бруклинского склада, где расположен его кабинет, и каждые две минуты грохочущая электричка заглушает любой разговор. Скудно освещенный кабинет застроен стеллажами, которые доверху набиты брошюрами, книгами и DVD, воздух пропитан ароматами постоянного обитателя этого помещения – пушистого кота неизвестной породы по имени Мелвин.

Одним историческим субботним утром посреди этого разгрома сидел Роджерс в голубой спортивной фуфайке и в тренировочных штанах того же цвета, словно только что вернулся из тренажерного зала. В 65 лет он мог похвалиться густой гривой белоснежных волос и сложением грузчика – этим, по его мнению, он обязан своей биографии рабочего и активиста. «Лучшее, что со мной произошло в жизни, – трепка, которую я получил в третьем классе», – часто говаривает он. После неудачной для него драки Роджерс занялся боксом и тяжелой атлетикой и из следующего столкновения вышел победителем. «Терпеть не могу, когда обижают слабых», – говорит Роджерс, и потому он все жизнь проходил в задирах – сам себя назначил бойцом против корпоративного ига. «Слишком несправедливо распределяются силы, все на стороне корпораций, – рассуждает он. – Наше дело – выровнять весы».

Правда, Роджерс обходился без помощи судов и законов, его тактика сводилась к шумным, свирепым кампаниям, разрушавшим финансовые связи и корпоративный имидж. В 2003 году он готовился к самой крупной своей акции: он хотел призвать к ответу ExxonMobil, которая так и не заплатила за аварию «Эксон Валдиз» и разлив нефти у берегов Аляски. Узнав, что Коллингсворт уже судился ранее с этой компанией, Роджерс направил ему электронное письмо с просьбой о помощи, но Коллингсворт предложил ему в первую очередь сосредоточить все усилия на Coca-Cola. «У нас тут очень серьезная ситуация, пан или пропал, – пояснил он. – Но денег не хватает». Роджерс немедленно согласился: «Я ответил: знаешь, а мы и правда можем попробовать даже с тем, что у нас есть. Имеются некоторые пунктики, благодаря которым корпорация выглядит уязвимой».

Роджерсу ли не знать! Ведь это он еще в конце 1970-х изобрел термин «корпоративная кампания», которым теперь пользуются все активисты. Оба его родителя работали на заводе и состояли в профсоюзе, и сам Роджерс занялся профсоюзной деятельностью сразу по окончании колледжа, он участвовал в акциях Ассоциации сельскохозяйственных работников под руководством Сесара Чавеса, когда бойкот продукции вынудил сельскохозяйственные компании пойти на уступки. В 1976 году Роджерс с членами Объединенного союза работников текстильной и одежной промышленности (ACTWU) принимал участие в организации профсоюза на текстильном гиганте J.P. Stevens в Северной Каролине. Бойкот исключался, поскольку продукция компании практически не поступала в розницу. И тогда Роджерс нарисовал круг в центре листа и сказал: «Это – J.P. Stevens». Затем он стал рисовать стрелки, изображающие деловые и финансовые связи компании. Дополнительное расследование позволило составить список банков и страховых компании с «перекрестным опылением»: одни и те же люди входили в их советы директоров. Вот на кого можно было оказать давление.

Очередную «корпоративную кампанию» Роджерс начал с шумного выступления на собрании акционеров в 1977 году. Туда явилось 600 работников отрасли, и каждый из них по очереди вставал, обличал компанию и грозил, что ответственность ляжет на каждого, кто имеет с ней дело. Собрание было сорвано. Таким образом, направив свет прожекторов на J.P. Stevens, Роджерс затем обрушился на банк, где в совете директоров присутствовали два топ-менеджера корпорации, и пригрозил, что профсоюзные миллионы будут изъяты со счетов, если банк не уволит этих двоих. Банк дрогнул, и представители J.P. Stevens вынуждены были уйти. Затем Роджерс нанес удар по мощной страховой компании MetLife, которая неплохо наживалась, страхуя пенсионные фонды профсоюзов. Под угрозой «антирекламы» президент компании поспешно изменил свои планы, встретился с главой профсоюза и надавил на корпорацию, чтобы заставить и ее пойти на уступки. В итоге в октябре 1980 года был подписан договор, обеспечивший профсоюзу право на существование, однако с условием «никогда не вмешиваться в корпоративные кампании против этой организации». Среди работников J.P. Stevens это условие получило название «оговорки Рэя Роджерса».

Сторонники крупного бизнеса не жалели резких слов, критикуя тактику Роджерса, которую они приравнивали к вымогательству. «Поскольку нанести поражение J.P. Stevens в правильном и честном судебном процессе было невозможно, профсоюз принялся терроризировать бизнесменов, которые имеют дело с этой компанией», – писала в своей передовице Wall Street Journal. И не только СМИ придирались к Роджерсу, некоторые профсоюзные лидеры также не одобрили тактику выжженной земли, поскольку такие жесткие конфронтации не оставляют пространства для переговоров. На всем протяжении этой кампании Роджер отмахивался от советов своих же юристов, которые опасались встречного иска по обвинению в диффамации. Он рвался вперед и делал все, что считал нужным, в том числе за спиной профсоюзных адвокатов передавал горячую информацию в прессу. «Что меня не устраивает в профсоюзном движении, так это использование адвокатов, которым рабочие предоставляют воевать от их имени, – сказал он как-то раз. – Невозможно бороться с мощными организациями и надеяться на какой-то успех, если у тебя нет достаточной силы и власти».

Тактика Роджерса во многом заимствована у знаменитого, далеко не всеми одобряемого чикагского радикала Сола Алински, который в 1971 году опубликовал «Пособие для радикалов». Описывая правила организованной борьбы, Алински перевернул с ног на голову прежние представления о власти, заявив, что тот, кто стремится изменить мир, должен не противостоять существующей власти, но постараться сам обрести власть. С этой точки зрения он предоставлял рассуждать о честной борьбе тем, кто мог наблюдать за схваткой со стороны. Такие доводы, по мнению Алински, служили «риторическим оправданием для оппортунистических действий и соблюдения собственных интересов». Тот же, кто борется за победу, ищет не «правильных» средств, но эффективных. Ситуация всегда бывает запутанной и сложной—и корпорации, и правительства пользуются этим, чтобы переложить ответственность на других. Так, Coca-Cola заявляла, что сложную проблему представляет собой ожирение, за которое ответственен целый ряд факторов помимо потребления безалкогольных напитков, что пластиковые бутылки составляют лишь малую часть мусора, попадающего в городские помойки, а также что Колумбия – непростая страна с давней историей взаимного насилия.

«В сложном, пронизанном множеством взаимосвязей урбанизированном обществе все труднее понять, кто виновен в какой-то конкретной проблеме, – пишет Алински. – Постоянно и как бы на вполне законных основаниях все передают "фишку" друг другу». Если активист хотел добиться результата, ему прежде всего требовалось остановить эту игру. «Наметь цель, не давай ей двигаться, прикидываться чем-то другим, смешиваться с прочими, – советовал Алински. – Если допустить, чтобы ответственность размывалась и распределялась на всех, атака захлебнется». Руководители борьбы с корпорациями предпочитали выбрать одну компанию, как правило, лидера в той или иной отрасли, и на ней сосредоточить все усилия.

Так, когда дело дошло до табачных компаний, Международная организация по корпоративной ответственности (CAI) и ее сподвижники обрушились на Philip Morris. Когда взялись за эксплуатацию рабочих в других странах, «Объединенные студенты против эксплуатации» заклеймили позором Nike. «Персонификация» зла в облике одной компании помогала упростить сложную проблему и донести ее до общественности, к тому же намеченная жертва быстро лишалась союзников, ведь ее конкуренты (скажем, Brown & Williamson или Adidas) торопились порвать всякие связи с ней, опасаясь подвергнуться такому же нападению. Этим принципом созданная Роджерсом Corporate Campaign Inc. успешно пользовалась после эпической битвы с J.P. Stevens, нападая и на другие не угодившие профсоюзам компании. Весьма успешной оказались кампании против Campbell's Soup и American Airlines.

Однако в середине 1980-х Роджерс потерпел сокрушительное поражение во время стачки, направленной против компании Hormel, занимавшейся упаковкой мясных продуктов. Теперь уже он сам сделался «врагом»: после того как в пору общенациональной рецессии Hormel провела серьезные сокращения, местный профсоюз попросил Роджерса вмешаться. Роджерс начал действовать вопреки решению международного профсоюза, рекомендовавшего более взвешенный подход. Презрел Роджерс и вердикт судьи, запретившего выставлять на заводе пикеты. Полиция пустила в ход слезоточивый газ и собак; несколько десятков человек, в том числе самого Роджерса, арестовали. Профсоюз капитулировал, 650 человек потеряли работу. В номинированном на «Оскар» документальном фильме об этом событии – «Американская мечта» – Роджерс представлен беспринципным авантюристом, для которого главное – конфронтация и сопутствующая ей публичность, а не желание спокойно договориться с владельцами завода.

В 1988 году журнал Time отзывался о Роджерсе как об «одной из наиболее неожиданных и неоднозначных фигур рабочего движения» и писал, что «в то время как сподвижники считают его метод удачным дополнением к тактике забастовок, критики выставляют его искателем славы, который вместо того, чтобы способствовать интересам профсоюзов, ставил их самих на службу своей популярности и влиянию». Тем не менее глава местного союза Джим Гуэтт продолжал восхвалять Роджерса и на праздновании шестидесятилетия активиста от всей души воздал должное и его отваге, и самоотверженности в борьбе. Ведь Роджерс потерял все и вынужден был переехать со своей Corporate Campaign, Inc. из просторного офиса на Манхэттене в темный бруклинский склад, а оттуда – в нынешнюю свою обветшалую контору. Однако довольно быстро Роджерс встал на ноги и вновь начал одерживать победы над корпорациями. К тому времени, как он связался с Коллингсвортом, его тактика «щипать» компании, связанные финансово с основным объектом атаки, уже оправдала себя. А тут Роджерс с самого начала увидел ахиллесову пяту Coca-Cola, куда и нацелил удар: более всего корпорация дорожила своим имиджем.

Кампания «Остановите колу-убийцу» началась в апреле 2003 года с послания Роджерса всем его профсоюзным контактам: «Нам нужна ваша помощь, чтобы разорвать порочный круг убийств, похищений и пыток» – такими словами начиналось письмо под знакомым с виду изображением баночки кока-колы, на которой все тем же пышным спенсерианским шрифтом, что Фрэнк Робинсон столь удачно выбрал более столетия тому назад, было написано «Coca-Killer». С самого начала Роджерс весьма изобретательно обыгрывал логотип и слоганы Coca-Cola, чтобы связать бренд с творящимся в Колумбии насилием. Он печатал плакаты «Напиток, который освежует» и «Убийство – это настоящая вещь». Жуткая картинка под названием «Колумбийский флот Coca-Cola» изображала огромный бокал для газировки с плавающими на поверхности трупами. Подпись гласила: «Отвратительно!» На другом плакате две синюшные, морщинистые стопы с биркой «колумбийский рабочий» – словно в морге – сопровождались подписью «Холоден как труп». Эти плакаты члены профсоюза плотников пронесли в демонстрации перед зданием в Хьюстоне, где 16 апреля 2003 года собирались акционеры Coca-Cola. Внутри здания Уильям Мендоса, только что приехавший из Барранкабермехи, требовал от главного юриста корпорации Девала Патрика вмешаться и положить конец убийствам рабочих в Колумбии.

Эта акция могла показаться булавочным уколом, но внимание корпорации она привлекла. Компания тут же обнародовала заявление с перечнем всех мер, которые она принимала для защиты рабочих, обеспечивала лидерам профсоюзов переезд, выделяла кредиты на жилье, телохранителей, чтобы уберечь их от расправы. SINALTRAINAL не замедлил возразить, что все эти благостыни исходят отнюдь не от корпорации, а от правительства. Насилие же шло своим чередом, в августе 2003 года о покушении на свою жизнь свидетельствовал Хуан Карлос Галвис, а на следующий день после того, как профсоюз отклонил требование компании согласиться на изменения пенсионного плана, был похищен и избит сын Лимберто Каррансы, еще одного профсоюзного лидера в Барранкилье.

Параллельно с кампанией «Кола-убийца» SINALTRAINAL подготовил собственный список требований, в том числе чтобы Coca-Cola Company разработала политику защиты прав человека, к исполнению которой принуждались бы ее партнеры и филиалы, и выплатила компенсацию семьям убитых. Поначалу Коллингсворт воспринимал эту кампанию как давление, с помощью которого юристы смогут привести корпорацию за стол переговоров. «Для меня постоянным источником раздражения стала кампания против Nike, – признавался он, – потому что в ней так и не была поставлена точка. И не было способа сделать это. Вот почему я предпочитаю, чтобы компания предстала перед судом, потому что в этом случае ставится определенная цель: разрешить существующие проблемы».

Новая кампания едва не сорвалась, толком не развернувшись, когда SINALTRAINAL в июле 2003 года призвал к годовому бойкоту продукции Coca-Cola. Международное братство водителей грузовиков, занимавшееся перевозкой этой продукции и тоже имевшее конфликт с корпорацией, тут же отказалось от борьбы, опасаясь увольнений.

В телефонных переговорах с юристами и профсоюзом Роджерс поспешно выработал новую стратегию «урезания рынка». Не обращаясь напрямую к потребителям с призывом бойкотировать продукцию Coca-Cola, активисты зато добились от профсоюзов и других близких им организаций, чтобы эти напитки были изгнаны с их территории. В сущности, это был все-таки бойкот, и в таком свете его освещала пресса, но братство грузовиков таким компромиссом удовлетворилось и поддержало борьбу.

Роджерс тем временем подбирался к финансовым связям корпорации, в том числе к ее «перекрестному опылению» с советом директоров банка SunTrust, преемника Трастовой компании штата Джорджии, некогда принадлежавшей Эрнесту Вудраффу. Этот фонд владел примерно 50 миллионами акций Coca-Cola. Однако для основательной кампании против банка у Роджерса явно не хватало денег. Зато ближе к осени почти случайно подвернулась новая возможность ударить по имиджу бренда. Причем этот вариант вообще не требовал денег, поскольку речь шла об университетах.

Университеты и колледжи стали центрами политической активности, со времен войны во Вьетнаме, но даже в 1980-х, когда профсоюзы отчаянно боролись с сокращениями, вопросы трудового права мало интересовали основной состав студенчества – молодых, главным образом белых людей из привилегированного среднего класса. Они предпочитали заниматься глобальными проблемами – войнами в Центральной Америке или запретом на ядерные испытания. В 1990-х, когда молодежь всерьез озаботилась экологическими проблемами, студенты и профсоюзы нередко оказывались по разные линии фронта: профсоюзам важнее было сохранить рабочие места, даже если при этом страдала окружающая среда.

Кампания против Nike многое изменила: студенты бойкотировали производителей одежды, отстаивая права иностранных рабочих. К концу 1990-х активисты научились увязывать проблемы условий труда, охраны окружающей среды и прав человека, ибо все они становились жертвами глобализации, осуществляемой такими международными организациями, как ВТО и МВФ в интересах транснациональных корпораций и политически ангажированной элиты. Первые протесты прозвучали во время конференции ВТО в Сиэтле в 1999 году: тысячи активистов, приковав себя друг к другу, перегородили улицы и противостояли полиции и Национальной гвардии, пустившей в ход слезоточивый газ.

С Битвы в Сиэтле начинается современный антиглобализм (или, как предпочитают называть это движение сами участники, «антикорпоративный глобализм»). На тот раз профсоюзы выступали единым фронтом с «зелеными» и прошли дружными рядами по Сиэтлу, нарядившись морскими черепахами. «Грузовики и черепахи – братья навек!» – гласил лозунг. С тех пор активисты, издающие резкий запах пачули, и одетые в черные маски анархисты преследуют экономическую элиту на всех встречах – ВТО, МВФ, G8 – на заседаниях Свободной торговой зоны Америки (FTAA), в каких бы городах ни проводились эти мероприятия. И даже после того как реакция на террористические акты 11 сентября 2001 года лишила это движение первоначального размаха, союз между борцами за права рабочих и борцами за спасение окружающей среды столь же твердо противостоял корпоративной глобализации. И осенью 2003 года, возвращаясь в кампусы после каникул, студенты принесли с собой вполне подходящее настроение, чтобы поддержать кампанию против «колы-убийцы». У борьбы вдруг появился небывалый размах – это была борьба против главного символа американского капитализма, обвиненного в чудовищных преступлениях, убийстве и запугивании рабочих далекой страны. Роджерс призывал всех желающих загружать литературу и другие материалы со специально созданного сайта кампании, но даже он сам был удивлен, когда прошел слух, что колледж в Иллинойсе по требованию 1200 студентов заменил продукты Coca-Cola на территории кампуса на Pepsi. Затем примеру Иллинойса последовал Колледж Бард в штате Нью-Йорк (1400 студентов) на том основании, что корпорация нарушает кодекс, принятый в результате борьбы против эксплуатации рабочих развивающихся стран.

Пришлось Coca-Cola Company как-то реагировать. «К сожалению, руководство Колледжа Бард прислушалось к лживым обвинениям, которые не раз уже рассматривались и отвергались судом и независимыми расследователями в США и Канаде, – заявила представительница Coca-Cola Лори Биллингсли в интервью Atlanta Business Chronicle (о каких именно «расследователях» идет речь, она не уточняла). – Нет ни фактических, ни юридических оснований возлагать на корпорацию или ее партнеров ответственность за прискорбные события в Колумбии».

Официальные опровержения не помогли, студенческая кампания перекинулась через океан, и Университет Дублина (а это уже 20 тысяч студентов) назначил референдум по вопросу расторжения контракта с Coca-Cola. Было подано 3 тысячи голосов, и большинством всего в 60 решение было принято. Coca-Cola принялась лихорадочно исправлять положение, направила туда своего специалиста по пиару из Латинской Америки и устроила презентацию в поддержку компании и ее деятельности, но SINALTRAINAL со своей стороны отрядил Перчика – Луиса Гарсию. 19 ноября 2003 года проводилось повторное голосование, и вновь счет – причем с еще большим отрывом – оказался не в пользу корпорации. Это стало первым серьезным ударом по Coca-Cola, и кампания против «колы-убийцы» сумела-таки привлечь общественное внимание.

Университеты и колледжи казались самой благоприятной средой для этой кампании. Роджерс пытался отнять у корпорации клиентов, а ведь Coca-Cola особенно интересовалась именно молодежью, ей она старалась как можно раньше привить лояльность к бренду. При этом кампания обретала неисчерпаемые человеческие ресурсы, которые ей практически ничего не стоили, и это тоже важный момент, поскольку бюджет кампании не превышал 100 тысяч долларов – против тридцатимиллиардной корпорации. Студенческое движение вышло далеко за пределы кампуса: СМИ тоже подняли тему заморских преступлений Coca-Cola. Даже на родине кока-колы Atlanta Business Chronicle опубликовала длинную и весьма нелестную для корпорации статью, а журнал Forbes вынес на обложку заголовок «Греховный мир Coca-Cola», посвятив материал ситуации в Колумбии. Стратегия Роджерса, направленная на публичное унижение компании, работала, и корпорация сама себе вырыла яму еще глубже, когда попыталась огрызнуться. Колледж Карлтон весной 2004 года пригласил все ту же представительницу Coca-Cola Лори Биллингсли, и на ее выступлении присутствовал Роджерс. Едва Лори повторила слова об оправдавшем компанию независимом расследовании, как Роджерс вскочил с криком: «Вранье! Вранье!» Расследование, пояснил он студентам, было произведено работающими на компанию юристами из фирмы White & Case, той самой, что представляла корпорацию в Майами по делу АТСА. «Сейчас один из редких исторических моментов, когда студенты имеют возможность повлиять на одну из крупнейших в мире корпораций», – продолжил он и призвал слушателей изгнать Coca-Cola из кампуса. После этого собрания студенческий совет большинством 12 против 8 проголосовал за то, чтобы с территории университета были убраны автоматы с кока-колой.

Развернулась кампания более чем в сотне колледжей: студентов увлекла идея конкретной борьбы против всемирной несправедливости. «При таком подходе студенты ощущают проблему личностно, они держат ее в руках», – сказал Ави Хомски, профессор латиноамериканистики в Государственном колледже Салема (Массачусетс). Салемский колледж также разорвал все отношения с корпорацией.

Студенческое движение набрало такую силу, что молодые люди настаивали уже на подлинно независимом расследовании колумбийских убийств, чтобы раз и навсегда выяснить истину: на кого работают менеджеры разливочных заводов, поощряя насилие против руководства профсоюза, и сколь многое и с какого момента стало известно об этих злодеяниях владельцам предприятий и в штаб-квартире Coca-Cola Company. Для корпорации ставки были как никогда высоки: надо было согласиться на расследование и раз и навсегда покончить с этим – но если всплывет нечто нелестное для имиджа Coca-Cola и компания столкнется с гневной общественной реакцией, то ей, скорее всего, придется потратить сотни миллионов долларов на выплату компенсаций. Ситуация 2003 года не позволяла Coca-Cola ввязываться в очередной конфликт. Кризис, вызванный эпидемией ожирения, был в самом разгаре, и компания все еще не преодолела падение продаж и доходов, последовавшее за смертью Гойзуэты и отставкой Айвестера.

В таком контексте даже удивительно, что ее руководство подумывало пойти на уступки своим оппонентам в этом вопросе и даже в одном случае искренне согласилось на расследование. Такой шанс представился, когда некоммерческая ассоциация юристов Equal Justice присвоила главному юрисконсульту корпорации Девалу Патрику звание «первопроходца в области прав человека». Ранее Патрик возглавлял при Клинтоне отдел по гражданским правам в Министерстве юстиции, затем стал работать корпоративным юристом сначала в Ameriquest и Техасо, а с 2000 года – в Coca-Cola. В нем видели реформатора, который поможет компании выпутаться из юридических неурядиц 1990-х, когда Мэтью Уайтли забил тревогу по поводу мошеннических операций с ботлерами, навязывания им концентрата по фиксированным ценам, причем больше, чем им было нужно. Коллингсворт направил коллегам в Equal Justice Works письмо с критикой Coca-Cola, которая, по его словам, «извлекала прибыль из нарушения гражданских прав и перекладывала ответственность на местные предприятия, которые на самом деле являются всего лишь пособниками в операции головной компании». Один из членов ассоциации поднял этот вопрос на церемонии вручения наград, и Патрик тут же обещал направить независимую группу наблюдателей в Колумбию, «чтобы выяснить, в самом ли деле рабочие были организованы и способны к организации».

Однако стоило Патрику вернуться в штаб-квартиру, и гендиректор Дуг Дафт пресек его порыв. К марту 2004 года стало ясно, что никакого расследования не будет, и месяцем позже Патрик вышел в отставку. Washington Post, ссылаясь на «осведомленные источники», писала, что «решение Патрика вызвано разочарованием». Корпорация отрицала такое объяснение, утверждая, будто Патрик руководствовался исключительно «личными причинами». Год спустя, баллотируясь на пост губернатора Массачусетса, Патрик заявил, что он настаивал на независимом расследовании, пусть внутренние расследования корпорации и не выявили связей между колумбийскими ботлерами и военизированными отрядами. Он, по его словам, хотел вернуть «доверие к бренду», ему представлялось, что «произойдет одно из двух... либо независимое исследование подтвердит то, что нам удалось выяснить прежде, либо вскроются новые данные, которых мы прежде не знали и которые должны знать, и наш партнер тоже должен знать и действовать соответственно». Корпорация отказалась от расследования, и «поэтому я ушел», сказал Патрик. Но принципы не помешали ему получить 2,1 миллиона долларов от компании за консультации, пригодившиеся ему во время успешной борьбы за кресло губернатора.

Роджерс считает увольнение Патрика своей заслугой – первая жертва кампании «Кола-убийца». Он также подозревает, что его кампания стала одной из причин последовавшей вскоре отставки Дафта. Так это или нет, во всяком случае, Роджерс позаботился о том, чтобы отставка гендиректора не прошла незамеченной. Он наметил нечто более броское, чем неуверенные протесты, прозвучавшие на прошлогоднем собрании акционеров. В 2004 году его акция должна была запомниться.

Выступления на собраниях акционеров давались Роджерсу дорогой ценой: с одной стороны, то была единственная в году возможность выйти против врага на ринг, лицом к лицу. Но нелегка была подготовка к такого рода столкновениям. Накануне этого события в апреле 2004 года Роджерс всю ночь не мог заснуть и, даже усевшись в бальном зале отеля Dupont в Уилмингтоне, штат Делавэр, все еще писал какие-то заметки, так и не решив до конца, о чем он будет говорить. По крайней мере, одно новое оружие в его арсенале имелось: месяцем ранее член городского совета Нью-Йорка Хайрем Монсеррейт опубликовал отчет о командировке на заводы Coca-Cola в Колумбии. За десять дней Монсеррейт и члены его команды успели побеседовать со многими рабочими и менеджерами Coca-Cola FEMSA, которые признали, что руководство разливочных заводов, вероятно, сотрудничало (безо всякой на то санкции свыше) с военизированными отрядами. При этом служащие утверждали, что ни головная компания, ни местные ботлеры никогда не проводили внутреннего расследования в связи с творившимся насилием. Выводы комиссии были убийственны для корпорации: «Coca-Cola проявила полное неуважение к жизни своих рабочих», – гласил доклад. В нем также говорилось, что компания «допустила, если не сама организовала, нарушения прав своих рабочих и получила экономическую выгоду от этих нарушений, которые существенно ослабили профсоюз и лишили его возможности выдвигать собственные условия». Сидя в зале, Роджерс с возрастающим гневом прислушивался к речи Дафта. Порадовавшись рекордным прибылям за первый квартал —1,13 миллиарда долларов, на 35 процентов выше, чем в предыдущем году, – гендиректор перешел к ситуации в Колумбии и категорически утверждал, что, во-первых, Coca-Cola непричастна к какому-либо насилию, а во-вторых, что ни один член профсоюза не подвергался нападению на территории разливочных заводов в Колумбии. Это было уж слишком – едва Дафт сошел с подиума и объявил прения открытыми, как к микрофону ринулся Роджерс.