Текст книги "Coca-Cola. Грязная правда"

Автор книги: Майкл Блендинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Ситуация выходила из-под контроля, и компания поспешила заверить критиков, что после 1981 года, когда действие контракта с Троттером закончится, франшиза не будет возобновлена. А в Гватемале продолжалось насилие, погибло еще четыре профсоюзных лидера. Граждане страны протестовали и выходили на демонстрации, в результате чего заметно упала доля компании на местном рынке. Наконец Coca-Cola дрогнула, и, после всех заверений, будто ничего не вправе сделать, покуда не истечет срок действия контракта, топ-менеджеры корпорации все-таки вылетели в июле 1980 года в Денвер, чтобы сделать Троттеру предложение, перед которым он не мог устоять: два тщательно подобранных ботлера выкупают у него завод (большую часть суммы дала Coke Atlanta) – и никаких вопросов. Новые владельцы сразу же подписали соглашение с профсоюзом. Но покуда корпорация тянула время, в Гватемале погибло восемь членов профсоюза. Эта кровь осталась на совести корпорации, и упреки в адрес Coca-Cola звучали вновь и вновь, в том числе и сравнительно недавно.

Все же руководство вздохнуло с облегчением, уладив «гватемальский инцидент», и вновь занялось расширением корпорации. Придя в компанию в августе 1980 года, Роберто Гойзуэта сделал ставку именно на зарубежную экспансию – от нее зависели и план повышения стоимости акций, и осуществление амбициозного желания превратить кока-колу, как он несколько позднее сформулировал, «в напиток номер один на всей Земле». Рост он измерял в литрах на душу населения для конкретной страны за отчетный год. При виде цифр рот главы корпорации наполнялся слюной: еще расти и расти. В ту пору потребление кока-колы на душу населения в Латинской Америке составляло лишь треть от аналогичного показателя в США, в Европе – четверть, в Африке и вовсе 4 процента. «Думать глобально, действовать локально», – без устали твердил Гойзуэта. Эта фраза принадлежит ему, активисты-общественники подхватили лозунг позднее. Под его руководством Coca-Cola вникала в подробности устройства зарубежных рынков: в Токио на каждом углу появились автоматы, а в Бордо повсюду наклеивались стикеры Coca-Cola. «Наш успех всецело определяется тем, – писал Гойзуэта, – сумеем ли мы добиться, чтобы нигде на свете потребитель не мог укрыться от Coca-Cola».

Политика играла свою роль, хотя и не первостепенную. Когда активисты пригрозили бойкотом, если Coca-Cola не пожелает отмежеваться от репрессивного режима апартеида в Южной Африке, корпорация попросту отмахнулась – нельзя же терять рынок, дающий 70 процентов объема продаж на всем континенте! Но когда к протестам присоединилась и расположенная в Атланте Конференция христиан юга (SCLC) —движение в защиту гражданских прав, основанное Мартином Лютером Кингом, – Coca-Cola пошла на компромисс, перенеся завод по производству концентрата в управляемый коренными жителями Свазиленд и выделив 10 миллионов долларов в фонд поддержки афроамериканцев. Возглавил фонд лауреат Нобелевской премии архиепископ Десмонд Туту.

Этот ход умиротворил SCLC, хотя и корпорация, и поддерживавшее систему апартеида правительство продолжали извлекать прибыль из южноафриканских разливочных заводов. Более последовательный борец – Нельсон Мандела – еще много лет после того, как вышел из тюрьмы, отвергал предложения Coca-Cola оплатить его дорожные расходы и даже требовал, чтобы в отеле на время его пребывания убирали с глаз долой напитки этой компании. Корпорация всячески старалась вернуть себе благосклонность прославленного вождя, за решение этой проблемы взялись наиболее высокопоставленные из ее чернокожих сотрудников. К 1993 году корпорация уже спонсировала президентские выборы Нельсона Манделы и он летал на корпоративном самолете. Годом позже Coca-Cola вернула себе позиции в ЮАР и возвратила себе права собственности на местный филиал, владелец которого покинул страну.

К 1988 году доходы Coca-Cola более чем на 75 процентов обеспечивались поступлениями извне. В тот год доходы впервые превысили планку в миллиард долларов. На это ушло сто лет, а всего через пять, в 1993 году, и эта цифра удвоилась, причем корпорация вошла в шестерку самых богатых компаний США. Придя к власти в 1997 году, новый гендиректор Дуг Айвестер, не теряя времени, стал подыскивать новые способы извлекать прибыль из зарубежных стран – помимо всего прочего он задумал установить в Бразилии автомат нового типа, который повышал бы в жару цену на напитки. «Это классический пример корреляции спроса и предложения», – разъяснял Айвестер корреспонденту бразильской газеты. В жару «потребность в ледяной кока-коле существенно возрастает, а потому справедливо, чтобы возросла и цена». Этот комментарий вызвал бурю негодования, причем не только в Бразилии, но в США, где слова Дуга воспроизводились в газетах и комментировались в вечерних ток-шоу.

В том же интервью промелькнуло другое утверждение, не менее возмутительное и в конечном счете причинившее компании больше неприятностей. На вопрос, не вредна ли кока-кола для здоровья, Айвестер только плечами пожал. Сахар, отвечал он, это «хороший источник энергии, жизненных сил... Мы предлагаем самый что ни на есть здоровый продукт». В США уже беспокоились по поводу ожирения и диабета, но еще большей проблемой эта угроза стала для развивающегося мира, где труднее сбалансировать диету. Нигде в мире негативные последствия неумеренного потребления кока-колы не проявляются с такой очевидностью, как в Мексике, и нигде в Мексике с такой очевидностью, как в Чьяпасе. Именно здесь, в нескольких километрах от Чармулы, в очередной раз прозвучал призыв бойкотировать корпорацию.

Мексика была одной из первых стран за пределами США, где проявили интерес к кока-коле, однако повальное увлечение этим напитком началось в 1950-х, когда вся страна была раскрашена в красно-белые цвета Coca-Cola. В прежние времена даже беднейшие фермеры питались достаточно здоровой пищей – бобами и кукурузой, но через два десятилетия выяснилось, что крестьяне покупают главным образом белый хлеб и колу, как только им удается набрать на них денег, а зачастую даже если денег не хватает. «Деревенские врачи отмечают, что многие продают своих кур и яйца, чтобы обеспечить главу семьи кока-колой, а дети хиреют от недостатка белков», – писали Ричард Барнет и Рональд Мюллер в 1974 году в «Глобальном охвате», одной из первых книг, в которых критическому рассмотрению подверглось растущее влияние международных корпораций.

Помимо разнообразной и массированной рекламы, компания и в Мексике прибегла к той же стратегии захвата рынка, которая оказалась прежде столь эффективной в США, в том числе пустила в ход приманки в виде фирменных стульев, столов и холодильников для владельцев магазинов, которым удастся продать колу сверх установленной квоты. Пошли в ход и более агрессивные меры – наказания продавцам, в случае если они станут продавать товары конкурентов. Например, в 2002 году в Мехико дистрибьюторы пригрозили сорокалетней Ракель Чавес оставить ее без кока-колы, если она не избавится от импортируемой из Перу Big Cola. Чавес обратилась с жалобой в Федеральную комиссию по конкуренции, и Coca-Cola Export Corporation оштрафовали на 68 миллионов долларов за нечестную конкуренцию. («Пусть командуют где хотят, в моем магазине хозяйка я», – заявила Ракель в интервью ВВС.)

И тем не менее агрессивная стратегия Coca-Cola в Мексике принесла плоды, обогатив местного ботлера Coca-Cola FEMSA и его головную компанию FEMSA. Эта компания с капиталом без малого 6 миллиардов долларов вошла в список пятисот богатейших корпораций мира. За последнее десятилетие ее доходы утроились после приобретения нескольких меньших разливочных предприятий, в том числе венесуэльской Panamerican Beverages (Panamco). С 2002 по 2007 год стоимость акций FEMSA также утроилась, с 35 до 115 долларов за акцию. Большая часть этого богатства вернулась в Атланту, ибо Coca-Cola Company не только продает этому своему партнеру концентрат, но и владеет более чем 30 процентами акций Coca-Cola FEMSA.

Рост продаж кока-колы непосредственно ощущался в Чьяпасе, куда первые упаковки этого напитка доставили на вьючной лошади в начале 1960-х. Проникновение кока-колы в этот регион совпало с весьма отрадным снижением потребления самогона. Прежде, рассказывает антрополог из городского университета Нью-Йорка, и мужчины, и мальчики в высокогорных деревнях в больших количествах пили пош, домашний ром из тростникового сахара, который мы видели в церкви в Чамуле. Пьянство поощряли деревенские старейшины (касики), местные правители, которые контролировали производство самогона и получали долю от продаж. Нэш, жившая в 1960-х в деревушке Аматенанго, отмечала, что самогон используется ежедневно, и по религиозным, и по светским поводам, причем мужчины и юноши состязаются, кто выпьет больше. Естественно, такой обычай привел к повальному алкоголизму и всем вытекающим из него дурным последствиям для общественного здоровья и социальной жизни в целом.

«С кока-колой тоже есть проблемы, но это не сравнить с алкоголизмом, от которого люди просто вымирали», – говорит Нэш. Некоторые деревенские жители даже обращались в протестантизм, только бы не участвовать в насквозь проспиртованных католических празднествах. Боясь утратить контроль, касики обратили внимания на только что заполонивший рынок новый продукт: кока-колу.

Во многих общинах те же самые касики, которые прежде торговали ромом, теперь получали концессию на продажу напитков Coca-Cola, а позднее и Pepsi. В некоторых деревнях, в том числе в Аматенанго, концессии распределялись по политическим соображениям: функционеры Институционно-революционной партии" (PRI) контролировали кока-колу, а Революционно-демократическая партия (PRD) – пепси. Новые напитки с легкостью заменили старые во множестве обрядов, в которых раньше использовался самогон (хотя кое-где, как в церкви в Чамула, пош еще применяется, но в ограниченных количествах). Владельцы концессий на безалкогольные напитки быстро богатели, другие виды торговли или производства в деревнях обычно отсутствуют, и концессию передавали по наследству, складывались династии. Однако вскоре сказались и последствия неумеренного потребления сладких напитков – кариес, ожирение, диабет. «Фу-у, они меры не знают, пьют прохладительное литрами, – говорит Нэш. – Раньше ни у кого кариеса не было, а теперь на кого ни глянь – зубы гнилые».

В интервью с американским антропологом Лаурой Джордан нынешний владелец концессии на продажу кока-колы в Чамуле и окрестностях Карлос Лопес Гомес прославлял популярность безалкогольных напитков среди мексиканцев. «Они стали частью нашей жизни, – радовался он. – Мы пьем их как воду, каждый день. Люди привыкли пить газировку вместо воды. Они привыкли пить кока-колу вместо воды».

Советник города Чамула, представитель остающейся в меньшинстве Революционно-демократической партии Кристобаль Лопес Перес, добавляет: «Наши местные, они пьют больше всего кока-колу, а после нее – пепси». Он до такой степени опасался давать интервью о безалкогольных напитках, что согласился встретиться с антропологом лишь в помещении местного отделения правозащитной организации. Сидя за хромоногим столом в ковбойской шляпе и застегнутом жилете поверх рубашки с высоким воротником, он набрасывает картину непрерывного, с колыбели до могилы, потребления колы, о каком американские маркетологи могут только мечтать.

«Ребенок рождается – пьют газировку. Свадьбу справляют – пьют газировку. Хоронят кого – пьют газировку», – перечисляет он. Сколько газировки подадут, зависит от благосостояния семьи. Кто-то выставит четыре упаковки, а кто-то и сотню. Но вот уж где кола льется рекой, так это в пору выборов, ибо кандидаты наперебой угощают избирателей. Сам Лопес, когда баллотировался в городской совет, закупил пять трейлеров по 180 ящиков в каждом – более 20 тысяч бутылок, и это для одного лишь кандидата! В день выборов, рассказывает он, народ является на участки с тележками, чтобы катить домой ящики газировки, которые рассчитывают получить в подарок. «Больше всего шансов у того, кто раздает кока-колу, – поясняет Лопес. – Другие виды газировки ценятся меньше».

По словам Лопеса, покупать газировку никого не вынуждают, но не подать гостям колу – значит навлечь на себя всеобщее осуждение соседей. Людей, которые выставляют на праздниках местный кукурузный напиток посоль, презирают. «Люди говорят: "И чего нас звали, посоль мы и сами можем приготовить дома"». Лопес – один из немногих – позволяет себе критиковать такое увлечение газировкой. Он считает, что именно из-за газировки здоровье местных жителей заметно ухудшилось. «Головные боли, гастриты, сахар в крови, – перечисляет он. – Мы только-только начинаем понимать, что таким образом не даем ничего нашему телу, мы делаем себя больными». На вопрос, пытался ли он обсудить эту тему с соседями, Лопес отвечает тяжким вздохом: «Людей изменить очень трудно. Не знаю, когда это кончится. Очень трудно изменить представления людей».

Проблемы со здоровьем в Чьяпасе усугубились из-за того, что изменился и род деятельности местного населения. Рудники и нефтяные скважины захватили значительную часть пахотной земли, крестьяне дружно отправились на заработки в Соединенные Штаты, а дома остались женщины и дети, ведущие довольно пассивный образ жизни. На деньги, полученные из США, они покупают фастфуд и колу. Местная коалиция мониторинга здоровья COMPITCH обследовала население горных областей и джунглей Чьяпаса и убедилась, что проблемы с лишним весом и диабетом гораздо заметнее в поселениях поблизости от дорог, по которым едут трейлеры с кока-колой и фастфудом. «Мы не возлагаем всю ответственность на кока-колу, – говорит представитель коалиции Хуан Игнасио Домингес, – но у нас есть основания считать кока-колу катализатором. Когда все неблагоприятные факторы складываются вместе, то кока-кола оказывается последней каплей. – Он качает головой и добавляет: —Что-то в коле есть, перед чем мы устоять не можем. Наверное, это сахар, – смеется он. – Мы любим сладкое, на том стоит наша культура».

Вероятно, он прав. Исследования независимого медицинского центра «Защита права на здоровье» со штаб-квартирой в Чьяпасе подтвердили, что любовь к сладкому культивируется с первых лет жизни, местные женщины поят газировкой детей даже до трех лет. «Первые три года во многом определяют судьбу человека, именно в это время можно предотвратить развитие диабета и других вызванных неправильным питанием заболеваний, – говорит руководитель группы доктор Маркое Арана. – Если малышей приучать к большим дозам сахара, они будут зависеть от сахара всю свою жизнь». Хотя младенцев здесь все еще принято кормить грудью, матери порой наливают кока-колу даже в бутылочку для детского питания, добавляет Арана.

Арана своими глазами наблюдает постоянный рост ожирения и диабета в общинах, где он работает, но официальная статистика все запутывает. Правительственные данные подтверждают, что в Чьяпасе уровень ожирения самый высокий в стране, однако по диабету этот же регион почему-то оказался на одном из последних мест – из-за того, что этот диагноз предпочитают не ставить, как полагает Арана.

Безопасной воды для питья жителям нагорья не хватает ни дома, ни в школе. «Учителя знают это и зачастую поощряют детей пить в школе газировку», – говорит Арана. Многие школы в Мексике до сих пор имеют эксклюзивный контракт с Coca-Cola или Pepsi, и даже после того, как сладкие напитки были изгнаны из школ Соединенных Штатов, тут они все еще широко продаются. «В других странах они позволяют себе то, чего бы не посмели делать в Штатах», – уверен Арана. Верно: именно так корпорация действует по всему миру. Поскольку она не является юридическим владельцем разливочных предприятий – держателей франшизы, эти заводы могут и не подчиняться тем правилам, которые вынуждена соблюдать американская компания.

Помимо школьных контрактов объему продаж способствовала и демпинговая цена на кока-колу в туземных общинах. Так, в городе Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас литр кока-колы продавался за десять песо (примерно 90 центов), а на горе, в Чамуле, он стоил вдвое дешевле, причем в тех же магазинах полуторалитровая бутылка «чистой воды» от Coca-Cola продавалась за 10 песо – газировка выходила дешевле, чем ее основной ингредиент. Наиболее логичным объяснением такого парадокса представляется желание компании «подсадить» мексиканцев на сахар, что позволит со временем еще более нарастить продажи. Арана и его коллеги-медики добивались принятия налога на газировку, чтобы таким образом сократить потребление ее в стране. В 2002 году действительно был принят налог – 20 центов на любые напитки на основе высокофруктозного кукурузного сиропа. Налог бил по продукции Coca-Cola и Pepsi, но не задевал местных производителей, которые используют тростниковый сахар. (Ходят слухи, будто в Мексике кока-кола делается из натурального тростникового сахара, и компания не опровергает этот слух, однако десять лет назад дело обстояло иначе, поскольку благодаря Северо-Американскому соглашению о свободной торговле рынок был насыщен дешевой кукурузой и мексиканские ботлеры также использовали кукурузный сироп. В 60 процентах мексиканской кока-колы Coca-Cola FEMSA использовала высокофруктозный кукурузный сироп; к 2009 году доля кукурузного сиропа упала до 30 процентов, но сейчас снова планируется использовать больше кукурузного сырья, поскольку растут цены на сахар).

Но едва налог был введен, США тут же заступились за Coca-Cola во Всемирной торговой организации, утверждая, что налог является дискриминационным и направлен против американских продуктов. ВТО дважды принимала решение в пользу США – в 2005 году и снова в 2007 году, после чего Мехико отменил налог. Попытка мексиканского президента Фелипе Кальдерона ввести пятицентовый налог на все виды прохладительных напитков провалилась в Законодательном собрании благодаря усиленному лоббированию производителей. Арана все же надеется, что со временем какой-то вариант налога удастся принять, а если нет, то правительство примет закон, запрещающий продавать безалкогольные напитки по сниженным ценам и запретит эксклюзивные контракты со школами.

К корпорации здесь предъявляются и другие претензии, помимо дурного влияния сладких напитков на здоровье. У подножия горы, на которой стоит Чамула и другие деревни, жители города Сан-Кристобаль стали интересоваться условиями производства этих напитков.

Гекконы проворно выскакивают из-под ног, когда взбираешься на Уитепек, спящий вулкан на окраине Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас. Тропа вьется сквозь лес древних дубов, их корявые стволы сплошь оплетены мхом и плющом. Сразу понимаешь, почему об этих горах майя слагали столько легенд. Многие местные жители до сих пор верят, будто духи здешних мест следят за ними. Уитепек заметно отличается от окрестных гор, сухих и поросших сосной, – склоны вулкана зелены, тут растет белый дуб, а местами настоящий влажный горный лес, где обитают десятки видов птиц, белки, олени, койоты.

Уитепек высится над всем горным комплексом, окружающим Сан-Крис (так обычно сокращают название города), и на него обильно выпадает дождевая влага. Сквозь вулканическую почву и известняк вода проникает в подземный водоносный слой, основной ресурс питьевой воды для всех окрестностей. Влаги, казалось бы, в достатке, но это лишь видимость – на самом деле все местные города и деревни страдают от ее нехватки. «В засуху воды становится совсем мало, – рассказывает Эрин Араухо, закончивший университет в США. Остановившись посреди поляны под вершиной горы, он передает то, что узнал, изучая уровень грунтовых вод. – Почти для всех доступен единственный источник воды – муниципальный, а в засушливый сезон водоносный слой, наполнившийся благодаря дождям, иссякает». В такую пору потребление воды в окрестностях Сан-Кристобаля строго регулируется, и в то время как жители самого города получают воду бесперебойно, в пригородах ее включают лишь на несколько часов в день. И с этим бы они еще смирились, но как раздражает присутствие разливочного завода Coca-Cola на другом склоне той же горы – вот уж у кого нет проблем со снабжением водой! Корпорация закрепилась у подножия Уитепека еще в конце 1980-х, открыв здесь фирменный магазин. Вскоре Coca-Cola FEMSA перенесла сюда разливочный завод из столицы штата, Тустла-Гутьеррес, поскольку тут запасов воды было больше. К 1994 году завод поставлял уже 5 тысяч контейнеров ежедневно и продолжал наращивать мощность. К 2004 году объемы производства возросли вдвое – до 10 тысяч контейнеров в день, продукция поставлялась уже не только по всему штату Чьяпас, но в соседний штат Табаско. К 2008 году завод охватил и часть штата Оахака.

Согласно правительственным данным, корпорация получила разрешение выкачивать из водоносного слоя до 500 миллионов литров в год, то есть 1,37 миллиона литров в день. Общаться напрямую Coca-Cola FEMSA отказалась, предложив обращаться с вопросами в Coca-Cola Company – а оттуда вопросы передавали обратно в Coca-Cola FEMSA. Но с Лаурой Джордан, которая в 2008 году писала диссертацию о Coca-Cola и политике корпоративной социальной ответственности в горах Мексики, представитель компании вступил в разговор и стал защищать позицию своего предприятия. По словам руководителя отдела кадров завода Грасиелы Флорес, компания расходует не более 2 процентов воды «от всего, что тратится в Сан-Кристобале» и при этом предоставляет местным жителям хорошо оплачиваемую работу.

С точки зрения тех, кто живет рядом с заводом, все выглядит не столь радужно. Вот он расползся под вершиной Уитепека, серый комплекс разливочного завода. На обочине грязной разбитой дороги пожилая женщина Мария де ла Асунсьон Гомес Карпио торгует снэками для школьников. «Прежде воды было сколько угодно, но с тех пор, как двадцать лет назад здесь появился завод, все источники пересохли», – рассказывает она. Теперь местным жителям, под ногами у которых богатейший в Мексике водоносный слой, воду завозят в специальных баках, «пипах», и обходится это в 22 доллара в месяц. На вопрос же о работе, которую компания якобы предоставляет местным жителям, Мария де ла Асунсьон только смеется: «Нет, у них нет работы для неученых людей – сначала надо получить образование, а потом уж проситься к ним». Мало того – компания отказалась участвовать в ремонте проходящей позади завода дороги. «Нам они ничего не дают, а у нас – берут». Ту же повесть можно услышать из уст других людей, живущих рядом с заводом. У Марии Реазола Эстеван красивый дом на вершине горы. «Тут было много воды, – вспоминает она. – А теперь ее не хватает. Они ничего не платят и забирают нашу воду. Я очень сердита, я хочу, чтоб они ушли отсюда».

Но компания не только берет – она и отдает. Вон какая вонючая струя течет с территории завода. В центральном штате Мексики Тласкала мэр города Аписако Рейес Руис обвинил корпорацию в загрязнении земли отходами молочной продукции, из-за которого вблизи от завода погибли деревья и многие обитатели реки. Кроме того, как и в Сан-Кристобале, здесь корпорации предъявлялись обвинения в истощении местного водоносного слоя, что привело к пересыханию сельскохозяйственных угодий. FEMSA отрицала эти обвинения: дескать, она не превышает установленный для нее Национальной комиссией по воде лимит в 1,7 миллиарда литров и на завод приходится не более 1 процента воды, потребляемой в регионе. «Мы соблюдаем закон», – твердит Марко Антонио Дехеса, проектный инженер Coca-Cola FEMSA, в ответ на вопросы американского общественного фонда Grassroots International.

Много или мало воды берет Coca-Cola FEMSA в Аписако и в Сан-Кристобале, компания за нее ни цента не платит, поскольку договор был заключен напрямую с федеральным правительством. Так случилось, что бывший менеджер Coca-Cola сделался президентом страны и помог провести соответствующий закон. Coca-Cola FEMSA превзошла все успехи головной компании, умевшей ладить с президентами США от Эйзенхауэра до Картера: в Мексике президентом стал Висенте Фокс, который в 1970-х занимал должность генерального директора Coca-Cola Mexico, подразделения Coca-Cola Export Corporation (Coca-Cola Export Corporation полностью принадлежит Coca-Cola Company) и за время своего руководства добился того, чтобы корпорация превзошла по объему продаж Pepsi и чтобы кока-кола сделалась основным безалкогольным напитком Мексики. «Работа в Coca-Cola стала для меня вторым образованием, – повествовал Фокс в интервью New York Times в 1999 году. – Я изучил стратегию, маркетинг, финансовый менедж-мент, оптимизацию использования ресурсов. Научился не принимать никаких компромиссов и стремиться к победе». Во время предвыборной кампании «дитя кока-колы» использовал работу с фокус-группами и массированную телерекламу – этим способам побеждать он научился в Coca-Cola. Он также опирался на связи с корпорацией, пригласил к себе финансовым директором еще одного топ-менеджера Coca-Cola, который сумел получить миллионы от ботлеров и от других отраслей бизнеса и провести Фокса во власть. Став в 2000 году президентом, Фокс с неменьшей готовностью помогал своему прежнему работодателю. Другого гендиректора компании, Кристобаля Хайме Хакеса, он поставил во главе Государственного комитета по воде, и вместе они осуществили приватизацию значительной части государственной системы водоснабжения, а права на пользование ресурсами продавали напрямую крупным сельскохозяйственным и прочим предприятиям.

В первую очередь от такой политики выиграл, судя по обзору 2003 года, основной ботлер Coca-Cola в Мексике, владелец завода в Чьяпасе, Coca-Cola FEMSA. Компания получила 27 концессий на право извлечения воды из рек и водоносного слоя и 8 концессий на право сливать отходы. За все это в совокупности было уплачено 29 тысяч долларов – ничтожная малость по сравнению с годовым доходом в 650 миллионов долларов. По оценкам бывшего мэра Сан-Кристобаля (представителя правого крыла) Виктории Ольвера, компания и за пользование водой платила гроши – 1,75 миллиона песо или 150 тысяч долларов в год (то есть всего 0,03 цента за литр), причем напрямую федеральному правительству. «Муниципалитету не достается ничего. Ничего, – подчеркнула Ольвера в разговоре с Джордан. – Они говорят: мы обеспечиваем занятость. Но они обеспечивают нам не столько занятость, сколько проблемы с окружающей средой. Вот если б они платили налог, тогда от них и впрямь была бы польза».

Именно захват водных ресурсов, в большей даже степени, чем причиняемый газировкой ущерб здоровью, восстановил многих жителей Сан-Кристобаля и окрестностей против корпорации. Тут и так недолюбливали американский капитализм, Coca-Cola же стала символом алчности. Здесь, как и во Франции 1950-х, выражают глубокое сомнение по поводу мотивов, которыми руководствуются такие компании. Не стоит забывать, что именно здесь произошла самая знаменитая за последние двадцать лет революция.

В первый день нового 1994 года из джунглей вышли мужчины в черных шапочках и с боевыми винтовками в руках. Они захватили центральную площадь города. На протяжении многих лет Сан-Крис считался провинциальным туристическим центром, культуры майя и гринго причудливо смешивались в местных кафе и на уличных празднествах. И вдруг туристы оказались заперты в отелях и тщетно пытались понять, чего хотят проникшие в город революционеры с закрытыми лицами. Наконец вождь повстанцев назвал себя – «субкоманданте Маркое». Своих товарищей он именовал сапатистами в честь известного руководителя крестьянского восстания Эмилиано Сапаты. Они пришли требовать возвращения коренному населению прав и земель. И сапатисты не случайно выбрали для нападения тот день, когда вступил в силу Северо-Американский договор о свободной торговле: с их точки зрения этот договор был продолжением той политики, что допускала приватизацию и продажу их земель под ранчо, рудники и добычу природного газа.

Хотя сапатисты происходят по прямой линии от революционеров-марксистов, которые некогда задавали тон в Южной Америке, они не придерживались коммунистической доктрины единого командования. Им больше по душе автономные группы в деревнях, далеких от коррумпированной столицы. После нескольких столкновений с регулярными войсками, в результате которых погибло несколько сот человек – главным образом сапатисты, это движение отказалось от насилия. Вскоре туристы вернулись, и даже в большем количестве, потому что сапатисты привлекли к себе внимание левых. Однако мир длился недолго – вскоре армия уничтожила несколько баз сапатистов, а военизированные отряды устроили резню в деревнях, замеченных в сочувствии к повстанцам.

Победив в 2000 году на выборах, «дитя кока-колы» Висенте Фокс начал переговоры с сапатистами и предложил в качестве компромисса закон по защите прав коренного населения и демилитаризацию Чьяпаса. Закон пересматривался и перетолковывался до тех пор, пока Маркое не объявил всю эту затею издевательством, – и тогда сапатисты вернулись в джунгли и пребывают там до сих пор. Как ни странно, эти борцы против международных корпораций – между прочим, недавно они выступили и против фармакологических компаний, обвинив их в том, что в поисках новых лекарственных растений они сгоняют индейцев с их земель, – почему-то ничего не имеют против Coca-Cola. Закрыв лекарствам и алкоголю доступ в контролируемые повстанцами области, Маркое поощрял потребление кока-колы, и во время столкновений с армией грузовики компании оставались единственным транспортом, который пропускали через линию фронта. «Мы сами знаем, как избавиться от кока-колы, – шутил субкоманданте. – Мы выпьем ее до последней капли».

Революционный дух сапатистов передался и другим группировкам, которые развернули движение уже против Coca-Cola Company, особенно в Сан-Кристобале, где многие не могут примириться с присутствием завода на Уитепеке. С 2006 года сапатисты поддерживают на горе «мирный лагерь», чтобы уберечь леса от порубок. Более сильную оппозицию организовали в самом городе, где ассоциация микрорайонов, обозначаемая аббревиатурой COCIDEP (Comite Ciudadano para la Defensa Popular, Гражданский комитет народной защиты), протестовала против рационирования воды для жителей пригородов, отказывалась платить за воду и самовольно включала воду в те часы, когда водопроводная компания ее отключала. Ассоциация также настаивала на рационировании воды для Coca-Cola, особенно в период засухи, когда ресурсов не хватает на всех. «Нам известно, что Coca-Cola забирает себе очень много, – говорит Сесар Моралес, один из руководителей ассоциации, беседуя со мной в заднем помещении местного кафе. – Согласия жителей ей не требуется. Вода вся выкачивается из водоносного слоя – он один на всех, – и потому каждый, кто берет себе воду, отбирает ее у всех».