Текст книги "Залив Гавана"

Автор книги: Мартин Круз Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Аркадий почему-то почувствовал проблеск надежды. Собственная лодка Андреса «El Pinguino» была выкрашена в ярко-голубой цвет и рассчитана на двух человек, если те могли маневрировать между коробкой двигателя, шестами с насаженными на них, как на копья, буйками, ведрами, багром и румпелем. На носу между рыболовных снастей лежал свернутый парус. В кормовой части – толстая веревка, свернутый провод и корзина, очевидно для провианта. Ни спутникового передатчика, ни гидролокатора, ни радара или радио.

– Пусть вас не смущает внешний вид, на этой посудине можно добраться до Ки Вест, [19]19
  Остров Ки Вест (англ. – Key West) – последний остров гряды Florida Keys, расположен в 150 км от Гаваны.


[Закрыть]– продолжала переводить Осорио, – и быть арестованным за вторжение в чужие территориальные воды. – От себя Осорио добавила: – Первый турнир по глубоководной рыбалке выиграл Фидель.

– Меня это не удивляет.

Заинтересовавшись лодкой, Аркадий прошел по дощатому настилу, расстояние между планками которого было настолько большим, что он мог видеть свое отражение в воде. Он не мог понять, почему буйки были пронумерованы и закреплены на оранжевых шестах, которые возвышаются над водой по меньшей мере метра на три.

– Это кубинский метод, – объяснил Андрес. Он перевернул карту и карандашным огрызком нарисовал волнистую линию воды и торчащие из нее на равном расстоянии друг от друга шесты. Все шесты были соединены между собой леской. – Рыба плавает на разной глубине в разное время суток. Ночью при полной луне тунец кормится глубже, а красный морской окунь ближе к поверхности. Морские черепахи тоже, хотя выловить их можно только в период спаривания, который длится всего месяц. Разумеется, это запрещено законом, и он никогда этого не делает. Используя кубинский метод, можно рыбачить, подвязав крючки на леску между шестами на разной глубине: сорок, тридцать, десять метров. У каждого крючки на разной длине, так они прочесывают все море.

– Спросите его о течении, которое могло бы принести тело neumaticoот Малекона до бухты.

– Он говорит, что это место, где скапливаются рыбацкие лодки, потому что рыбу можно поймать как раз в этом течении. Лодки не обходят всю бухту, а ставят буйки с шестами поперек течения.

– Теперь спросите его, что они нашли, не здесь, около пристани, а в воде, не считая рыбы.

Андрес перевел дыхание; как человек, занимающийся браконьерством в чужих территориальных водах, он был склонен к поспешности во всем.

– Он спрашивает, не застряло ли что-нибудь в бухте в то время, когда мы нашли беднягу? – он оглянулся в поисках поддержки в сторону двоих, трудившихся над гребным винтом, но его друзья будто испарились. – Может, всякий мусор, случайно зацепившийся за крючки.

– А точнее.

К этому времени Осорио поняла, куда он клонит, и, когда Андрес пошел к своей хибаре, она пошла за ним. Они вернулись с пластиковым пакетом и листочками бумаги, похожими на лотерейные билеты, их было около пятидесяти, они явно побывали в воде, а затем высохли на солнце. Еле различимая надпись на каждом зеленым по белому говорила «Montecristo, Habana Puro, Fabrica a Mano».

– Это официальное государственное клеймо, которым они заклеивают коробки с сигарами, – сказала Осорио. – С этим клеймом обычные дешевые сигары можно продавать, как эксклюзивные Montecristos. Это очень серьезно. – Андрес бросился оправдываться: – Он говорит, что клейменые этикетки зацепились за чей-то крючок, он не помнит, чей, за неделю или раньше до того, как нашли тело. Пакет протек, этикетки размыло, к тому же когда это случилось, погода испортилась, и никто не приходил к нему за своими лодками, поэтому он забыл о них. Он их высушил, но только для того, чтобы прочитать и посмотреть, стоит ли заявлять в полицию.

Аркадий подумал о том, что сахар и сигары – это бриллианты и золото Кубы.

– Спросите, где именно нашли пакет.

Андрес указал на карте точку приблизительно в пятистах метрах от Малекона между отелем «Ривьера» и квартирой Приблуды.

– Он говорит, что только сумасшедшему может прийти в голову воровать государственное клеймо, но и neumatico, по его мнению, не совсем в своем уме. Плыть на накачанном воздухом резиновом круге? Ночью? А если его снесет течением в открытое море? А если один маленький прокол? Такой человек позорит всех кубинских рыбаков.

Касабланка раздражала Осорио. В деревенском отделении ПНР, настолько темном, что портрет Че казался мутным пятном, офицеры освободили маленький кусочек стола, чтобы Андрес смог записать свои показания, и выдали квитанцию о приеме клейменых этикеток для Осорио.

Аркадий чувствовал удовлетворение от того, что сделал что-то профессиональное. По пути назад купил на пароме бумажный кулек с орешками в сахаре, которые любезно предложил разделить Осорио.

Ее отношение к Аркадию слегка изменилось.

– Этот человек – Андрес, он показал нам этикетки с клеймом только потому, что посмотрел вам в глаза. Вы ведь знали, что он что-то скрывает. Как вам это удалось?

Это было правдой, у Аркадия возникло какое-то предчувствие, когда он вошел во двор и увидел оранжевые копьеобразные шесты, связанные между собой. Можно было сказать, что это реакция мужчин, избегавших общения с Осорио, но на самом деле слепая интуиция притянула его к «El Pinguino».

– Просто осенило.

– Нет, это было что-то большее. Вы как будто видели его насквозь.

– Я натаскан на подозрения. Это русский метод.

Осорио бросила на него неодобрительный, лишенный юмора взгляд. Ему все-таки следовало понять ее место во всей этой истории. Тот факт, что Луна отступил при появлении Осорио во дворе сантеро, мог говорить как о том, что они заодно, так и том, что они по разные стороны баррикад. Но она могла быть миниатюрной версией человека, избившего его бейсбольной битой. Однако бывали моменты, когда он чувствовал в ней абсолютную противоположность ее непреклонно жесткому внешнему образу. Паром, причаливая, дал задний ход, палуба немилосердно задрожала под ногами.

– Теперь нам нужно пойти к врачу, – сказала Осорио. – Я знаю хорошего доктора.

– Спасибо, но у меня, наконец, есть дело. Доктору Бласу нужна хорошая фотография Сергея Приблуды. Я вызвался ее найти. Или хотя бы попробовать найти.

По адресу, который Исабель дала ему позапрошлой ночью, стоял старый пригородный дом. Он, подобно вдовствующей королеве, представлял собой иллюзию европейской культуры. Кованые перила ограды обрамляли мраморные ступени. Витражные окна отбрасывали красные и синие блики на пол холла, заполненного женщинами в белых халатах.

Аркадий пошел на звуки музыки Чайковского, извлекаемые из плохо настроенного пианино. Они привели его на залитый солнцем внутренний двор. Там через открытое окно он увидел занятие балетного класса – балерины, худые как беспризорники, упражнялись у станков, некоторые отрабатывали свои па в центре репетиционного зала. В то время как русские балерины были в основном светловолосыми и обладали грациозной пластикой, черноволосые и черноглазые кубинки двигались со стремительной четкостью танцовщиц фламенко. Одетые в трико, они странным образом воплощали бедность и роскошь, двигаясь на пуантах элегантными маленькими шажками по деревянному полу, залатанному кусками линолеума.

Будучи русским, Аркадий много знал о балете. Он с детства рос с восторженным поклонением к мастерам русского балета – Нижинский, Нуриев, Макарова, Барышников, все они закончили лучшие балетные школы, такие, как школа Вагановой в Ленинграде или Головкиной в Москве, и танцевали либо в Мариинке, либо в Большом, разумеется, до тех пор, пока не сбежали. Даже сейчас, когда танцовщиков стали перекупать, как футболистов и хоккеистов, русская балетная школа была жива. Здесь же занятие балетного класса напоминало кружение экзотических орхидей. Манера Исабель была классической: движения, казалось, не требовали усилий, каждое па – мягкое, но отточенное. Исабель притягивала взгляд, танцуя где-то на заднем плане. Наконец, хореограф, ведущая занятие, хлопнула в ладоши, отпуская танцовщиц. Исабель сгребла в охапку сумку и спортивный джемпер, подошла к Аркадию и на чистом русском потребовала дать ей сигарету.

Они заняли угловой столик во дворе. Исабель жадно затягивалась сигаретой, внимательно глядя на Аркадия.

– 28 градусов, а вы в пальто. Это что-то…

– Это стиль. Я заметил, что вы отличная балерина…

– Не имеет значения. Как бы я ни была хороша, выше кордебалета мне не подняться. Если бы я не была здесь лучшей, меня бы вообще не оказалось в труппе.

Аркадий снова отметил красивый изгиб шеи с маленькими нежными завитками на молочно-белой коже затылка и то, как меланхолично звучал ее голос. Он также обратил внимание на ногти, обкусанные до мяса. Исабель жадно курила, как будто сигарета заменяла ей еду.

– Мне нравится, что вы такой худой.

– Уж какой есть. – Аркадий тоже прикурил, радуясь достоинству, которого прежде он в себе не находил.

– Видите, в каких условиях нам приходится репетировать, – сказала Исабель.

– Однако вас это не останавливает. Балерины продолжают танцевать, несмотря ни на что, не так ли?

– Они танцуют, чтобы есть. Балет кормит нас лучше, чем думают многие кубинцы. И всегда остается надежда, что какой-нибудь поглупевший от любви испанец из Бильбао снимет нам помещение на Мирамаре. Все, что нам нужно будет делать, это стягивать трусики, когда он наведается в город. Остальные девчонки будут говорить: «О, Глория, тебе так повезло».

Я бы скорее перерезала себе горло, чем стала бы так жить. Другие хотя бы уезжают с Кубы на гастроли, их могут заметить. А я гнию здесь. Сергей обещал мне помочь.

– Балерина, готовая бросить все ради России?

– Вы издеваетесь?

– Это для поддержания разговора. Я и не знал, что Приблуда интересуется балетом.

– Он интересовался мной.

– Ну, это меняет дело, – признал Аркадий. Она была так поглощена своими мыслями, что не замечала иронии. – Вы были близки?

– С моей стороны только как друзья.

– Он хотел, чтобы ваши отношения были более близкими?

– Думаю, что так.

– У него были ваши фотографии? – Аркадий подумал об обрамленной фотографии Исабель, изогнувшейся в танце, стоявшей на бюро в квартире Приблуды.

– Наверное, да.

– А у вас есть его?

– Нет, – она всем видом дала понять, что считает вопрос нелепым.

– А фотография, где вы вместе?

– Что вы!

– Я только спрашиваю.

– Сергей хотел других взаимоотношений, но он стар для меня, не самый красивый мужчина на свете и не слишком образован.

– Он, что не мог отличить «плие» от…, ну, не важно.

– Именно.

– Но он все-таки что-то сделал для вас.

– Сергей вел переговоры с Москвой по поводу меня. Я вам уже говорила. Вы уверены, что для меня нет электронного или обычного письма?

– О чем?

– О том, что я могу уехать из этой омерзительной страны.

У Аркадия создалось впечатление, что он разговаривает с принцессой, заточенной в высокой башне.

– Когда вы в последний раз видели Сергея?

– Две недели назад. Это был день премьеры «Золушки». Прима заболела, я заменяла ее, танцуя одну из отвратительных сводных сестер. У меня были проблемы с париком, потому что здесь, на Кубе, сводные сестры – блондинки. Это была пятница.

– В какое время?

– Утром. Может быть, в восемь. Я зашла к нему, он открыл дверь с Гордо.

– Гордо?

– Его черепашка. Это я назвала ее Гордо – «Толстяк».

Аркадий представил, как Приблуда открывает дверь. Может, полковник вообразил себя странствующим рыцарем, освобождающим Исабель с заколдованного острова?

– Вы ведь живете прямо над квартирой Приблуды, – сказал Аркадий. – Вы когда-нибудь замечали, кто к нему приходит?

– Кто будет навещать русского, зная, что за его квартирой постоянно следят?

– Кто следит?

Она коснулась подбородка, будто опасаясь, что у нее может отрасти борода, если она выдаст такую деликатную подробность.

– Он следит. Он следит за всем и вся.

– В тот день, когда вы его видели, он ничего не говорил о своих планах?

– Нет, он не такой хвастун, как Джордж, у того всегда целая куча дел и планов. Зато Сергей привез вас.

– Он не посылал за мной. Я приехал сам, – Аркадий попытался вернуть беседу в прежнее русло. – Вы когда-нибудь видели Приблуду с сержантом Луной из министерства внутренних дел?

– Я знаю, о ком вы говорите. Но нет, не видела, – Исабель одарила его очаровательной улыбкой. – Вы смело обошлись с ним ночью, я там была.

– Довольно слабый отпор, – он прекрасно помнил о том, что в этом столкновении его спасло появление детектива Осорио.

– Прошу вас, помогите мне, – она накрыла его руку своей прохладной рукой и продолжила, будто они уже договорились: – Когда придет письмо из Москвы, мне тут же потребуется приглашение в Россию. Ну и вам нужно будет договориться с каким-нибудь культурным центром или танцевальной труппой – неважно, чтобы они сделали мне это приглашение. Вы знаете, где сейчас танцуют кубинские балерины? Нью-Йорк, Париж, Лондон. Если я отсюда вырвусь, то необязательно, чтобы я сразу начала танцевать в Большом.

За спиной Исабель Аркадий увидел Джорджа Вашингтона Уоллса, который, заметив их, споткнулся и чуть не упал, но тут же выровнял шаг и с достоинством вошел во двор. Лицо Джорджа на мгновение побледнело, он замедлил стремительный шаг, сменив его на неспешную кубинскую походку, и принял небрежный вид хорошо известного актера в толпе поклонников. На нем были синие джинсы и ослепительно белый пуловер, подчеркивающий рельефные бицепсы. «Ему что-то около пятидесяти, – подумал Аркадий, – но он запросто может сыграть в кино роль молодого мужчины, почему нет?» Пересекая двор, он потрепал кого-то за плечо, кому-то улыбнулся. Единственным человеком, равнодушным к его обаянию, была Исабель, более того, она демонстративно отпрянула от его приветственного поцелуя. Джордж присел и сказал, обращаясь к Аркадию:

– О, кажется я в немилости. Аркадий, вы, похоже, произвели впечатление своим появлением в этом городе.

–  Comemierda, [20]20
  Comemierda (исп.) – мудак, говнюк.


[Закрыть]—сказала она, нагнувшись над столом, затем с силой потушила сигарету и направилась в репетиционную.

– Хотите, чтобы я перевел? – спросил Уоллс Аркадия.

– Нет.

– Как хотите. Она настолько же упряма, насколько очаровательна, а она действительно очаровательна, – Уоллс уселся поудобнее и всем своим видом дал понять Аркадию, что он весь внимание. – Интересуетесь балетом? Я отдаю должное здешнему искусству, хотя, по правде говоря, боевое искусство привлекает меня значительно больше. Часто хожу на соревнования по борьбе. А вы?

– Не слишком.

– Но иногда, – Уоллс посмотрел на пластырь. – Так что же все-таки с вами случилось?

– Думаю, это был бейсбол.

– Серьезная игра. Кстати, хотел поблагодарить вас за то, что вы остановили Луну прошлой ночью.

– Мне кажется, вы помогли.

– Нет, это сделали вы и были абсолютно правы. Сержант явно потерял голову. Такое случается на Кубе. А вы знаете, кто я?

– Джордж Вашингтон Уоллс.

– Да, имя говорит само за себя. И вот теперь я здесь, как мальчишка слежу за каждым, с кем разговаривает Исабель. Должен признаться, вы удивили меня. Прошлой ночью я повел себя не лучшим образом. Моя проблема в том, что я старший представитель радикалов в бегах на Кубе, но становлюсь ребенком, когда дело касается Исабель.

– Ничего, – Аркадий решил поменять тему разговора: – Ну и каково это – «быть в бегах»?

– Нормально. В Восточной Германии, когда она была демократической республикой, светловолосые Хильды и Ильзы с удовольствием выстраивались под знамена черного командира. Я считал себя Богом. А тут я пытаюсь выжать хоть одну улыбку из Исабель.

– Вы ведь здесь уже давно.

– Я здесь уже целую вечность. Понятия не имею, что втемяшилось мне в голову. По правде говоря, я постоянно говорю не то, что думаю. Я сказал: – Я не буду воевать, я не позволю вам помыкать моими черными братьями на юге, я угоняю этот чертов самолет. А на самом деле я думал: «Боже правый, я этого не хотел, пожалуйста, больше не наказывай меня». Честно говоря, я не предполагал, что они сядут в Гаване. Я смотрел на них, вытаращив глаза, и размахивал большим ковбойским ружьем в кабине самолета, они, наверное, подумали, что я чертовски опасный псих. Когда я вышел из самолета, одна из стюардесс дала мне маленький американский флаг. О чем она думала, эта кукла? Понятия не имею, но я его сжег. Фотографии были везде. Руководство ФБР лезло на стену. Они сделали меня самым опасным преступником и героем для половины мира. Вот кем я был последние двадцать пять лет – героем, или тем, кого они хотели во мне видеть. Они были уверены, что я закаленный революционер, и посылали меня в лагеря к палестинцам, ирландцам, красным кхмерам – самым страшным людям на земле; оказалось, что я обычный трепач из Афин, штат Джорджия, который с легкостью мог цитировать Мао, немного играть в мяч и, возможно, получил бы стипендию Родса в Оксфорде, если бы не оказался в Гаване. Эти ребята не шутили, они были страшными, очень страшными. Увидишь таких во сне, не проснешься. Представляете, о чем я?

– Пытаюсь.

– Лучше не стоит. В конце концов, они отступились и вернули меня в Гавану, устроили на работу не бей лежачего – переводить с испанского на английский. Это был почти конец, но я все еще был полон революционных идей и переводил по тридцать страниц в день, пока мои кубинские коллеги не отвели меня в сторону и не сказали: «Джордж, какого черта? Мы переводим по три страницы в день, а ты нарушаешь установленную квоту». В тот день, когда я услышал эти слова, я понял все об этом острове Свободы. Меня вдруг осенило. Когда идеи Карла Маркса достигли этого берега, все, о чем мечтала Куба, это о стакане холодного дайкири и хорошей сигаре. Знаете, когда Советский Союз платил по счетам, здесь было что-то вроде вечной вечеринки. К сожалению, вечеринка закончилась.

– Однако… – Аркадий пытался соединить образ героя, потрясшего мир, с образом пройдохи.

Уоллс уловил его мысль.

– Да, знаю, я кое-что из себя представлял. То же самое можно сказать и об Элдридже Кливере и Стокли Кармайкле. [21]21
  Элдридж Кливер – лидер радикальной марксистской группировки «Черные пантеры», призывавшей черных США вооружаться, защищая свои права. В самом конце 1960-х сбежал на Кубу и долго там скрывался. Стокли Кармайкл – темнокожий тринидадо-американский общественный деятель, участник американского движения за гражданские права в 1960-х годах.


[Закрыть]Брат Кливер вернулся в Штаты отсиживать тюремный срок, а Стокли свихнулся в Африке, расхаживая в военной форме с ружьем в Киссидугу и ожидая, когда революция постучится в его дверь. Итак, скажите мне, Исабель просила вас помочь ей уехать с Кубы?

– Да.

– Ну да, она помешалась на этой идее, она помешалась на мужчинах, которые, как она думает, могут ей помочь. И она права, они никогда не позволят ей стать прима-балериной здесь, и они никогда не выпустят ее отсюда. Вы ее любите?

– Я только что встретил ее.

– Но я видел вас вместе. Мужчины очень быстро влюбляются в нее, особенно, когда видят, как она танцует. Иногда они из кожи вон лезут, предлагая ей помощь.

– Я бы помог, если бы имел такую возможность.

– А, так вы понятия не имеете об истинной ситуации.

– Уверен, что так оно и есть, – признался Аркадий. – Вы знаете Сергея Приблуду?

– Я знал. Слышал, что его тело выловили из залива. А вы тоже шпион?

– Следователь прокуратуры.

– Но вы друг Сергея?

– Да.

– Давайте поговорим на улице, – Уоллс провел Аркадия мимо пальм маленького дворика на улицу, где у обочины стоял белый американский кабриолет с хромированными молдингами и красным кожаным салоном. Закругленные «хвостовые плавники» заканчивались серебряными кольцами, на багажнике было углубление для запасного колеса. Как будто знакомя Аркадия с человеком, Уоллс сказал:

– Крайслер «империал» 1957 года выпуска, триста двадцать пять лошадиных сил, восьмилитровый двигатель, трехскоростная автоматическая трансмиссия, подвеска Torsion Aire. Автомобиль Эрнеста Хемингуэя.

– Вы имеете в виду, такой же, как у Хемингуэя?

– Нет, это действительно машина Хемингуэя. – Уоллс провел рукой по крылу. – Он принадлежал папаше Хемингуэю, теперь он принадлежит мне. Я хотел поговорить с вами о письме, которое должно прийти из России для Исабель. Она говорила вам о своей семье?

– Немного.

– О своем отце?

– Нет.

– Я люблю кубинцев, – Уоллс понизил голос, – но они слишком вольно обращаются с исторической правдой. Эти люди обанкротили Россию. В определенный момент Россия хотела сказать: «Давайте поставим у власти здравомыслящего человека…».

«С чего бы это, – подумал Аркадий, – в России никогда не было здравомыслящего человека у власти…»

– О чем вы? – спросил Аркадий.

– Лазаро Линдо был номером два в партии Кубы, работал в Москве, что было логично. Переворот должен был произойти тихо, быстрая передача власти и спокойный домашний арест для Фиделя. Линдо тайно прилетел из Москвы, и всю дорогу ему говорили о том, что идет мобилизация и танки наготове. Можете себе представить сцену, когда бедный сукин сын вышел из самолета и увидел Фиделя, стоящего у трапа. В ту же ночь кубинское посольство в Москве сажает миссис Линдо и двухлетнюю Исабель на ближайший самолет в Гавану.

– Фидель знал?

– С самого начала. Он позволил заговору развиваться, чтобы вычислить его участников. Команданте не случайно держится столько времени.

– Что случилось с Исабель?

– Ее мать сошла с ума и бросилась под автобус. Исабель воспитывалась у тетки под другим именем, и только это помогло ей попасть в балетную школу. Кубинский балет, как и кубинский спорт, кажется чудом, пока не узнаешь, какими средствами это достигается. В поисках перспективных детей они перерывают всю страну, а она была звездой в двенадцать лет… Зато теперь они показывают на нее пальцем и говорят: «Посмотрите, как мы позволяем детям врагов народа жить в нашем обществе». Но чего они не собираются делать, так это писать на афишах имя Исабель Линдо, прима-балерина, и еще – они никогда не выпустят ее из страны.

– Ее отец еще жив?

– Умер в тюрьме. На него «случайно» свалился камень. Я хочу сказать, что Исабель ждет не просто письма из России. В нем могут упоминаться кое-какие имена… Посыльный, вероятно, пожалеет о том, что влез в это дело. Она вам об этом ничего не скажет, поэтому это делаю я.

– Понятно…

– Да, я знаю, она упряма, но вы можете помочь ей.

– Как?

– Не обнадеживайте ее.

– А Приблуда обнадежил ее?

– Сергей собирался работать на меня.

– В качестве кого?

– Охраны.

– Охраны? Какую безопасность может обеспечить русский на Кубе? Что, русская мафия уже и здесь?..

– Близко. В Антигуа, на Каймановых островах, в Майами. Но не в Гаване, здесь пока нет. На самом деле то, что беспокоит меня сейчас, так это Луна. Вы не видели сержанта сегодня?

– Еще нет. Луна сказал, что мы еще встретимся, и я не думаю, что сержант грешит пустыми угрозами. Я даже сомневаюсь в том, что он знает, что такое пустая угроза.

Уоллс обошел машину и открыл бардачок со стороны пассажирского сиденья. На замшевом ложе покоился огромный револьвер с подпиленным спусковым крючком. Автоматический кольт – классический, любимая игрушка Фиделя.

– Луна может быть полезен. У него очень много нужных связей. Но прошлой ночью вы видели, как легко он теряет голову и самоконтроль. Я должен освободиться от него, а это легче сделать, когда кто-то прикрывает твою задницу. Может быть, вас это заинтересует?..

Аркадий улыбнулся. Он уже почти ничему не удивлялся, но это предложение…

– В настоящее время я вынужден сам прикрывать свою задницу.

– Вы не производите такого впечатления. Вы могли бы заняться безопасностью в целом, как стратег.

– Я не говорю по-испански.

– Выучите.

– Я предпочитаю более спокойную работу.

– Это абсолютно безопасно. По правде говоря, я живу в этом тропическом раю, пока меня терпят. Есть люди, которые готовы воспользоваться любой возможностью, любым конфузом, чтобы сказать: «Черт побери этого Джорджа Вашингтона Уоллса, он – как старые новости. И если американцы все еще охотятся за ним, давайте выдадим его». Так что в моем положении – чем тише, тем лучше.

– Заманчивое предложение, но я здесь всего на несколько дней.

– Все обычно так говорят. Многие думают, что они в Гаване только транзитом, но вы будете удивлены – они часто остаются. Некоторые едут через половину мира, чтобы попасть сюда… А у вас не просто шанс, у вас есть на это причина.