Текст книги "Залив Гавана"

Автор книги: Мартин Круз Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

8

В темно-красном топе и джинсовых шортах с заплаткой на заднем кармане Офелия сидела перед «Каса де Амор» [12]12
  Каса де Амор (исп.) – дом любви.


[Закрыть]в Крайслере De Soto 55 года выпуска зеленовато-голубого цвета и спрашивала себя: «Что это – запах сигар, что-то в роме, две ложки тростникового сахара в кубинском кофе, неужели все это делает мужчин безумными?» Если она увидит еще одну кубинскую девушку, висящую на руке очередного толстого, лысеющего, шепелявого испанского туриста, она убьет их обоих.

Она уже довольно много арестовывала таких парочек. Некоторые туристы оказывались добропорядочными семьянинами, не изменявшими своим женам, но считавшими ненормальным провести неделю в Гаване без секса. Другие, и их было большинство, относились к категории слизняков, которые приезжали на Кубу исключительно за девочками, с той же целью они ездили в Бангкок или Манилу. Это не было сексуальным рабством. Все это давно превратилось в секс-туризм. Белые туристы на Кубе хотели мулаток или «шоколадок». Чем дальше на севере жил турист, тем больше он хотелось попробовать на вкус черную девушку.

«Каса де Амор» когда-то был мотелем, десять блоков с патио и раздвижными дверями вокруг бассейна. Грузная женщина в халате читала газету, сидя на металлическом стуле на забетонированной и покрашенной в зеленый цвет площадке, бывшей прежде лужайкой. В офисе – стойка регистрации и полки с презервативами, пивом, ромом, колой для продажи. На то, что здесь что-то не так, намекала чистая вода в бассейне. Это только для туристов.

Въезжали и выезжали машины. Офелия давно стала профи в том, как отличить немца (красная физиономия) от англичанина (болезненно-желтое лицо) и от француза (непременно в шортах), но то, чего она ждала сейчас, так это появления кого-нибудь в форме местной полиции. Но закон не действовал. Кубинский закон не преследовал мужчину за сексуальные домогательства и возлагал груз поиска доказательств того, что девушка сама спровоцировала клиента, – на Офелию. Сейчас, когда любая кубинская девочка, достигшая возраста 10 лет, знала, как нужно спровоцировать мужчину, чтобы его предложение было явным и однозначным. Кубинка могла заставить сделать ей гнусное предложение даже Святого Джерома.

Полицейские были хуже закона, они охотились на девушек, требуя денег и за вход в холлы отеля, и за то, чтобы они могли бродить вокруг бассейна, и за возможность приводить туристов в такое место, как «Каса де Амор», место, предназначенное для кубинских супружеских пар, которым не хватало уединенности дома. Что ж, у проституток была та же проблема, но они могли заплатить больше.

Машины продолжали въезжать и выезжать, девушки доставляли своих клиентов, как маленькие буксиры. Офелия не вмешивалась. Кто-то облаченный властью контролировал эти делишки в «Каса де Амор». То, чего Офелия хотела больше всего, так это, чтобы какой-нибудь начальник ПНР пришел с проверкой, увидел ее и предложил бы развлечься в отеле. На дне плетеной соломенной сумки лежал форменный значок и пистолет. Посмотреть бы на выражение его лица, когда она его предъявит!

Порой Офелию охватывало чувство, что она одна против всего мира. И это ее бессмысленная кампания против практически узаконенной индустрии. Министерство по туризму сопротивлялось любым попыткам преследования проституток, как угрозе будущего кубинской экономики. Публично они, конечно, порицали проституцию, но почему-то при этом всегда добавляли, что на Кубе самые красивые и самые здоровые проститутки в мире…

На прошлой неделе она отловила двенадцатилетнюю путану в Пласа де Армас. Всего на год старше Мюриэль. Неужели это и ее будущее?

Она не вспоминала о Ренко, пока не сдала наблюдательный пост в конце дня и не поехала в Институт судебной медицины, чтобы проверить, готовы ли документы для отправки тела русского шпиона. Когда она обнаружила, что ни тело, ни документы не готовы к отправке, пошла искать доктора Бласа. Директор работал за лабораторным столом.

– Я тут занимаюсь кое-чем, – сказал Блас. – Я не веду расследование, но вы так заинтересовались шприцем. Полагаю, вам это пригодится.

Его инструментом была портативная видеокамера, настолько маленькая, что умещалась в микроскопе. Линза была вынута из микроскопа так, чтобы объектив камеры был нацелен на сероватую массу, нанесенную на лабораторное стеклышко. Провод протянулся от камеры к монитору. На его экране видно увеличенное изображение серой массы. Напротив монитора лежит бальзамический шприц.

– Шприц, которым убили Руфо? – спросила Офелия.

– Да, это шприц, украденный отсюда, из моей лаборатории и найденный в руке Руфо Пинеро. Сложно, но зато очень информативно, так как вещество, найденное в стержне шприца, все равно что результат биопсии.

– Вы взяли его оттуда?

– Из чистого любопытства, – произнес Блас, чуть сдвинув лабораторное стеклышко под объективом камеры. – Идем от обратного: ткань мозга, кровь, соответствующая группе крови Руфо, костная ткань, образец из среднего уха, кожа и еще кровь и кожа. Что особенно интересно, это последняя кровь, которая по логике должна быть первой в стержне шприца. Скажите мне, что вы видите.

– Кровяные клетки.

– Посмотрите внимательнее.

Она подумала, что всегда учится чему-то у Бласа. Присмотревшись, она увидела, что многие клетки казались будто взорвавшимися или лопнувшими, как зерна перезревшего граната.

– С ними что-то не так. Какое-то заболевание?

– Нет, то, что вы видите – это военная передовая, передовая в сражении кровяных клеток, фрагменты клеток и группы антител. В этой крови разрушены эритроциты, это как война.

– С самими собой?

– Нет, такая война клеток происходит тогда, когда кровь двух групп вступает в контакт. Кровь Пинеро и…

– Ренко?

– Очень похоже на то. Мне бы очень хотелось получить образец крови русского.

– Он утверждает, что не был задет.

– Я утверждаю обратное, – он был убежден, и она знала, что если Блас убежден, то почти всегда прав.

– Вы проведете исследование на наркотики? – спросила она.

– Нет необходимости. Хоть вас и не было на вскрытии, но я могу сообщить, что на руке Руфо есть следы старых инъекций. А вы понимаете, что такое новый шприц для наркомана?.. Это доказывает, что у Руфо могло быть два орудия убийства.

– Однако, Ренко жив, а Руфо погиб.

– Признаю, это осложняет ситуацию.

Офелия вспомнила о порезе на пальто Ренко. Он был от ножа. Почему же русский не сказал о ране от иглы?

Блас отметил, что Офелия была в шортах и открытом топе, черные кудри блестели, смуглая кожа матово светилась.

– Кстати, в следующем месяце в Мадриде состоится конференция, на которой я должен выступать. Мне понадобится помощник, чтобы управляться с проектором и таблицами. Вы когда-нибудь были в Испании?

Доктор пользовался успехом у женщин, работающих в институте. По правде говоря, приглашение сопровождать его на международную конференцию было как орден из рук Кастро. Его обожали, порой испытывали к нему благоговейный страх. Все, что Офелии не нравилось в нем, так это то, что его нижняя губа была постоянно влажной. Однако и этого было достаточно.

– Это звучит заманчиво, но мне нужно заботиться о матери.

– Осорио, вы получили от меня уже два предложения на международные конференции, обе очень важные, в интересных местах. Но каждый раз вы отказываетесь, потому что вам нужно заботиться о матери.

– Она такая болезненная.

– Но надеюсь, когда-нибудь она поправится…

– Я тоже, спасибо.

– Если вы уже уходите, то я пока нет, – Блас отодвинул микроскоп и камеру, как если бы они были остывшим ужином. Глаза Офелии, однако, были прикованы к экрану монитора, к увеличенному изображению поля битвы между клетками. Там она искала новый ответ.

9

На Малеконе было гораздо больше полицейских, чем Аркадий мог предположить. Свернув на первую улицу и обойдя патрульную машину на следующем углу, он оказался позади дома, из которого только что вышел. В узком переулке он увидел старый тупорылый джип, перекрашенный в красный цвет. Позади него стояли еще два джипа, зеленый и белый, оба с новой обивкой салонов и новыми бамперами. Они блестели в свете ламп, свисающих с работающего генератора, закрепленного над открытыми дверями гаража. Человек в рабочем комбинезоне проверял автомобильную камеру, опустив ее в ванну с водой. Свое добродушное лицо он поднял при появлении Аркадия, а затем потащил камеру к насосу.

– Нужно подкачать…

В гараже под лампочкой, упрятанной в решетку, на стенде стоял джип, под которым, лежа на спине, работал механик. Когда джип прибавил обороты, из резинового шланга, прикрепленного к выхлопной трубе, вылетело облако белого дыма, заполнив переулок. Гараж был явно предназначен для ремонтника-любителя, об этом говорило отсутствие в нем гидравлических подъемников и ямы. Подвешенный на цепях на потолочной балке двигатель тяжело болтался над гаражным хламом: канистры, коробки с инструментами, пластмассовые бутыли с маслом, шины, монтировки и складной стул, пристроившийся позади стола с деревянными молотками для рихтовки. На стене висели ключи от машин, всюду засаленные тряпки, бамбуковая занавеска отделяла укромный уголок. Аркадий понял, что оказался в помещении под квартирой Приблуды. Рядом с джипом радио состязалось с ним в громкости. Так как капот был открыт, Аркадий смог разглядеть двигатель «лады», резонирующий, как высушенная горошина в пустой банке. Вязаная шапочка, перепачканное лицо и грязная борода выкатились из-под машины, чтобы посмотреть на Аркадия снизу вверх.

– Русский?

– Да, а что – сразу видно?

– Несложно догадаться. Что, попал в переделку?

– Вроде того.

– Авария?

– Нет.

Механик посмотрел на объект своего труда.

– Если нужна машина, могу посодействовать. Джип 48 года выпуска. Нужно только достать запчасти. Лучшее, что я могу сделать, – это «лада 2101». Нужно только уменьшить дифференциал и подогнать тормоза. Втулки клапанов – вот сейчас моя проблема. – Его глаза сузились, чтобы рассмотреть что-то, к чему он потянулся под машиной. Двигатель взревел, он поморщился. – Зараза, блин. – Он опять закатился под машину и крикнул: – Видишь изоленту?

Аркадий нашел гаечные ключи, очки, перчатки для сварочных работ, ведра с песком, но изоленты нигде не было.

– Монго там?

– Что такое монго? – Аркадий не был уверен, что расслышал правильно из-за громкой музыки.

– Монго – черный парень в комбинезоне и зеленой бейсболке.

– Монго нет.

– Тико, мужик с шиной?

– Он там…

– Он ищет прокол. И будет искать его весь день.

После нескольких крепких словечек на испанском механик сказал:

– Ладно, проведем операцию на сердце, войдя через задний проход. Найди мне молоток, отвертку и держи поддон наготове.

Аркадий передал ему инструменты.

– Вам нравятся джипы?

Механик перекатился под машиной.

– Я о них все знаю. Другие американские машины – это слишком. Туда нужно вставлять двигатели от «Волги», а сейчас их не найдешь. Я люблю крепкие джипы с маленьким сердечком от «лады», которое бьется как в песенке – «takatakatakatakata». Ты уверен, что тебе не нужна машина?

– Уверен.

– Пусть тебя не смущает все вокруг. Этот остров, как Поле чудес, как средневековый Париж. Безногий может пойти, а слепой прозреть, поэтому все эти машины на ходу, хотя должны были попасть на свалку лет 50 назад. Это потому, что кубинский механик лучший в мире механик. Вруби радио погромче.

Поразительно, но громкость еще можно было увеличить. «Наверное, это радио тоже сделали на Кубе», – подумал Аркадий. Тем временем от грохочущих ударов, доносившихся из-под джипа, и от громкой музыки у него разболелась голова.

– Так вы продаете автомобили?

– И да и нет. Старые машины с дореволюционных времен, да. Покупка новой машины требует разрешения. Достоинство кубинской системы в том, что ни одна машина не может оказаться на кладбище. Она может выглядеть так, словно никому не нужна, но это не так.

Последовал еще один оглушающий удар.

– Поддон, давай поддон!

Аркадий услышал скрежет металла. Одним резким и сильным движением механик задвинул днище джипа и выкатился из-под него на своей тележке, прокатился до сваленных у стены шин, развернулся и остановился, широко улыбаясь. Он был человеком крепкого телосложения с самодовольной улыбкой. Похож на летчика-испытателя после сложного приземления. Аркадий не сразу заметил, что ноги механика в рабочем комбинезоне заканчивались в районе колен. Когда тот протер лицо и снял вязаную шапочку, волосы поднялись густой седой шапкой, и перед глазами Аркадия встала фотография яхт-клуба «Гавана» – приземистый человек на ней оказался гораздо ниже, чем предполагал Аркадий.

– Эрасмо Алеман, – представился механик. – А ты друг Сергея?

– Да.

– Я ждал, что ты придешь.

Эрасмо оттолкнул тележку культями, обутыми в резину, и покатился по гаражу на полной скорости, ловко маневрируя от умывальника на подпиленных ножках к полке с ветошью.

– Я видел, как баба из полиции вела тебя наверх пару дней назад. Тогда ты выглядел… по-другому.

– Кое-кто приходил, чтобы научить меня играть в бейсбол.

– Это явно не твой спорт – Эрасмо скользнул глазами по синяку на скуле Аркадия и полоске пластыря на лбу.

– Это Сергей? – Аркадий протянул фотографию Приблуды.

– Да.

– А он кто? – Аркадий указал на чернокожего рыбака.

– Монго, – ответил Эрасмо с таким видом, будто об этом знали все.

– И вы?..

Эрасмо полюбовался снимком.

– Я классно выгляжу.

– Яхт-клуб «Гавана»?.. – прочел Аркадий надпись на обороте.

– Это просто шутка. Если бы у нас была парусная лодка, мы бы назвали себя морскими пехотинцами. Я знаю о теле в заливе. Честно говоря, я не верю, что это Сергей. Он слишком упрям. Я не видел его несколько недель, но думаю, что он может появиться в любой момент с какой-нибудь историей о застрявшей в яме машиной. На Кубе такие ямы на дорогах, что их видно с луны.

– А вы знаете, где его машина?

– Нет, но если бы она проехала поблизости, я бы ее узнал…

Эрасмо пояснил, что дипломатические номера на машинах были черными на белом фоне. Номер Приблуды 060 016; 060 для Российского посольства, 016 для статуса Приблуды. Кубинские номера были желтовато-коричневыми для государственных машин и красными для частников.

– Давай я тебе объясню, – сказал Эрасмо. – Существуют государственные машины, которые никуда не ездят, чтобы освободить дороги для частников. «Лады» нужны здесь, чтобы не дать погибнуть джипам. Извини. – Он еще убавил громкость радио. – Я включаю радио на полную громкость, чтобы полиция могла сказать, что не слышит шума мастерской. Это и правда – плохо превращать свою квартиру в ремонтный бокс. В любом случае, Тако нравится громкая музыка.

Аркадий понимал Эрасмо, тот тип бортового инженера, который счастливо трудится в машинном отделении тонущего корабля, смазывая поршни, выкачивая воду, каким-то образом удерживая корабль на плаву.

– А ваши соседи не жалуются на шум?

– В этом доме только Сергей и танцовщица, их почти всегда нет дома. С одной стороны частный ресторан, они не ждут к себе полицию, потому что их визит обойдется как минимум бесплатным обедом. На улице напротив живет сантеро, и уж беспокоить его у полиции нет никакого желания. Его квартира – это как ядерная ракета, начиненная африканскими духами.

– Сантеро? Он ваш друг?

– На этом острове лучше быть ему другом.

Аркадий внимательно посмотрел на фотографию. Что-то было в ней, из-за чего его избили, и ему очень хотелось понять, что это было.

– А кто вас сфотографировал?

– Какой-то прохожий. Первый раз я увидел Сергея, стоящего рядом с машиной, из-под капота которой валил дым. Никто никогда не остановится, чтобы помочь русскому, но у меня слабость к старым товарищам. Мы починили машину – заменили хомут на шланге, а пока болтали, я понял, как мало этот человек знает о Кубе и как мало видел. Поля сахарного тростника, тракторы, комбайны – это да. Но ничего о музыке, танцах и развлечениях. Все равно что живой труп. Честно, я не думал, что увижу его еще. Однако прямо на следующий день я был на Первой авеню в Мирамаре и рыбачил с воздушным змеем.

– Воздушным змеем?

– Один из самых красивых способов рыбачить. Вскоре я заметил, что вчерашний русский, этот человек-медведь, стоит на тротуаре и смотрит. Я показал ему, как это надо делать. Должен заметить, что русские никогда не ходят поодиночке, они всегда перемещаются группами и следят друг за другом. Сергей вел себя иначе. Он сказал, что хотел бы снять квартиру на Малеконе. А у меня как раз свободные комнаты наверху, так, слово за слово, мы и договорились.

Хоть Эрасмо был инвалидом, он находился в постоянном движении. Откатился к холодильнику, вернулся с двумя банками холодного пива. «Кельвинатор» 51 года – Кадиллак среди холодильников.

– Спасибо.

– За Сергея, – произнес тост Эрасмо. Они выпили, и он еще раз присмотрелся к ранам на лице Аркадия. – Должно быть, это были довольно крутые ступеньки. И, кстати, отличное пальто. Но не считаешь, что немного жарковато?..

– В Москве сейчас январь.

– Понятно, – отреагировал Эрасмо.

– У вас отличный русский язык.

– Я был кубинским агентом в Африке, работал с русскими. Фразу «Проваливай к черту с моей земли, дерьмо» я могу сказать по-русски не меньше, чем в десяти вариантах. Русские парни всегда были большими упрямцами, одного разорвало на тысячи мелких кусочков, а я потерял обе ноги. В общем, я здесь – живой символ исполнения интернационального долга. Променял ноги на «ладу» – такой была награда за службу. Из этой «лады» получилось два джипа. Надо ЕГО за это благодарить, – Эрасмо посмотрел на небо.

– Бога?

– Команданте, – Эрасмо изобразил, будто поглаживает бороду.

– Фиделя?

– Кажется, ты потихоньку врубаешься. Куба – это одна большая семья с чудесным, заботливым папой-параноиком. Хотя это описание сгодится и для Бога, кто знает? А ты сам где служил?

– Германия, Берлин. – Два года Аркадий занимался радиоперехватом с крыши отеля «Адлон».

– ГДР – оплот социализма.

– Скорее, развалившаяся под натиском урагана дамба.

– Все превратилось в пыль. Ничего не устояло, кроме бедной Кубы. Теперь она одна – как девушка в лохмотьях.

Они выпили. На Аркадия, не евшего весь день, пиво подействовало, как обезболивающее. Он вспомнил о том чернокожем рыбаке, которого Ольга Петровна видела с Приблудой… Может быть, укрыться в посольстве, пока не стемнело – время еще есть.

– Я хочу познакомиться с Монго.

– А ты что, его не слышишь? – Эрасмо выключил радио, и Аркадий услышал звук, напоминающий ритмичное перекатывание камней в шуме прибоя.

Аркадий не был готов к тому, что он увидит, входя в дверь дома сантеро. Когда русским рассказывали о Кубе, все, что можно было услышать – истории про Че и Фиделя, о чернокожих кубинцах почти ни слова. Они были бандитами… Да и вообще единственные чернокожие, встречавшиеся в Москве, – это отчаянно мерзнувшие африканские студенты Университета имени Патриса Лумумбы. Музыканты в комнате сантеро выглядели иначе. Черные, с испещренными морщинами лицами, в белых бейсболках, из-под которых свисали дреды-косички. Монго выделялся зеленой кепи. Неправильные тени колебались в свете зажженных свечей.

Вся комната плыла в свете сорока или пятидесяти свечей, расставленных на столике и вдоль деревянной стенной панели. Барабанщик лениво отбивал ритм по деревянным ящикам, на которых он сидел, двое других наклонили головы, чтобы слышать звук высоких узких барабанов, по которым они тихонько постукивали, а Монго потряхивал бутылью из высушенной тыквы, украшенной ракушками. Колокольчики, барабанные палочки, погремушки лежали у его ног. Он положил бутыль из тыквы, поднял металлическую тарелку и ударил по ней стальным стержнем, вызвав звук настолько чистый и звонкий, что Аркадий не сразу признал в этом музыкальном инструменте лезвие мотыги. Поверхность зеркала закрывала скатерть. Когда Аркадий попытался приблизиться к Монго, толстяк в клубах сигарного дыма оттеснил его и Эрасмо.

– Сантеро… – объяснил Аркадию Эрасмо. – Не волнуйся, они только разогреваются.

Механик переодел свой рабочий комбинезон, сменив его на белую сорочку в складках на груди. [13]13
  Белая сорочка, традиционно не заправляемая в брюки, особенно популярна в Латинской Америке.


[Закрыть]

– Верх кубинского протокола, – похвастался он, но с предательски грязными руками и бородой он выглядел, как корсар в инвалидной коляске. Он проехал кухню и коридор, ведя Аркадия в расположенный позади дома внутренний двор, где под двумя тонкими пальмами, скрещенными в виде буквы «X», сидела пожилая негритянка в белой юбке и пуловере с надписью «Майкл Джордан». Она что-то помешивала в котле, стоящем на углях. У нее были седые, коротко стриженные волосы.

– Это Абуелита [14]14
  Абуелита ( исп.abuelita) – бабушка.


[Закрыть]– сказал Эрасмо. – Она не только здесь для всех бабушка, но и еще член КЗР нашего квартала. КЗР – Комитет по Защите Революции. В основном члены комитета – информаторы, но нам повезло с Абуелитой, она строго следит из своего окна, начиная с шести утра, и ничего не видит весь день.

– Она когда-нибудь видела Приблуду?

– Спроси сам, она говорит по-английски.

– Вы встречали русского из соседнего дома?

– Нет… Если бы я что-то подобное заметила, то должна была бы немедленно доложить об этом полиции. Он же снимает комнату у кубинца, а это противозаконно. Но могу сказать, он был отличным парнем.

В жарком булькала свиная голова. Эрасмо поднесли бутылку, он сделал большой глоток и передал бутылку Абуелите, которая с изяществом отпила из нее и предложила Аркадию.

– Что это? – спросил он ее.

– Ром, – ее взгляд задержался на полоске пластыря. – Тебе как раз кстати.

Аркадий думал, что к этому времени он уже благополучно расположится где-нибудь в посольстве с чашкой чая, но он сам выбрал этот «гостеприимный» дом. Он отхлебнул и закашлялся.

– Что в нем?

– Ром, соус чили, чеснок, яички черепахи.

С каждой минутой прибывало все больше людей: белых столько же, сколько чернокожих. Кубинцы шумно вваливались во двор, будто шли на вечеринку, немногие с мрачной преданностью религиозных фанатиков, большинство же с видом театралов в ожидании грандиозного шоу. Единственной, пришедшей без тени эмоций на бледном личике, была черноволосая девушка в джинсах и рубашке с надписью «Tournee de Ballet». Ее сопровождал светлокожий кубинец с голубыми глазами, волосами, посеребренными на висках, одетый в офисную сорочку с короткими рукавами.

– Джордж Вашингтон Уоллс, – представил его Эрасмо.

– Аркадий.

Он не был кубинцем по происхождению, а его американское имя было смутно знакомо Аркадию. Вслед за Уоллсом явился турист со значком в виде кленового листа и затем тот, кого Аркадий хотел видеть меньше всего на свете – сержант Луна. Это был другой Луна, из ночной жизни Гаваны, в льняных брюках, белых туфлях, в военной рубашке, подчеркивающей рельефные мускулы. Аркадий непроизвольно съежился.

– Мой дорогой друг, мой очень добрый друг, я и не предполагал, что ты так быстро оправишься. – Луна обнял одной рукой Аркадия, а другой девушку, чьи волосы и кожа слились в одном янтарно-золотистом цвете. Она была очень сексуальна в своих эластичных брючках, открытом топе, с ярко-красными ногтями, – так извивалась под рукой Луны, что Аркадий не удивился бы, если из ее пупка вывалился рубин.

– Хеди, – сама представилась красавица.

Луна с интимным видом придвинулся к уху Аркадия:

– Я должен тебе что-то сказать.

– Говорите.

– В русском посольстве нет никакого Зощенко.

– Я солгал, извините.

– Да, ты соврал, и ты ушел из квартиры, в которой я велел тебе оставаться. Теперь ты здесь веселишься, а я не хочу, чтобы ты испортил кому-то эту ночь. Но нам придется обсудить, как ты будешь добираться до аэропорта. – Луна почесал подбородок коротким ножом для колки льда. Аркадий понимал дилемму сержанта. С одной стороны, он хотел быть приветливым хозяином, с другой – его переполняло желание воткнуть этот нож ему в лицо.

– Я не прочь прогуляться, – ответил Аркадий.

Хеди захохотала так, будто он сказал нечто смешное. Это не понравилось сержанту, и он сказал ей на испанском нечто, заставившее кровь отхлынуть от ее лица. Затем он опять повернулся к Аркадию:

– Так ты не против прогуляться?

– Нет, ведь я почти не видел Кубы.

– Ты хочешь увидеть больше?

– Мне показалось, что это красивый остров.

– Ты, должно быть, сумасшедший.

– Может быть и так.

Девушку в рубашке с надписью «Tournee de Ballet» звали Исабель, она свободно говорила по-русски. Она спросила его, правда ли, что он остановился в квартире Приблуды.

– Я живу над ним. Сергей обещал мне, что получит для меня письмо из Москвы. Оно пришло?

Аркадий, озабоченный присутствием Луны, не сразу нашел, что ответить.

– Увы, нет никаких писем.

У сержанта, похоже, нашлись другие дела. Поговорив с Луной, Уоллс сказал своему другу со значком в виде кленового листа:

– Настоящее действо начнется через минуту.

– Если бы я говорил по-испански.

– Ты же канадец, и тебе это совсем не нужно. Инвесторам не обязательно знать язык, – важно произнес Уоллс. – Имей в виду, сейчас все хотят вложить сюда деньги: канадцы, итальянцы, испанцы, немцы, шведы, даже мексиканцы, все, кроме американцев. Скоро здесь начнется настоящий экономический бум. Здоровые, хорошо образованные люди. Технологическая база. Латинская Америка сейчас популярное место. Зацепись здесь, пока есть возможность.

– Он грузит меня второй день подряд, – сказал канадец.

– Кажется, он знает, о чем говорит, – отреагировал Аркадий.

– Сегодня мы организовали кое-что народное для моего друга из Торонто.

– Это будет отвратительно… – сказала Исабель Аркадию.

– Исабель, сейчас мы говорим на английском ради нашего канадского друга, – Уоллс произнес это очень дружелюбно. – Ведь я же обучал тебя английскому. Даже Луна говорит по-английски. Ты же можешь немного говорить?

– Он обещает увезти меня в Америку, – сказала Исабель. – Но сам-то не может туда вернуться.

– Похоже, представление должно сейчас начаться. – Уоллс повел всех назад в дом, звуки барабанов стали громче и ритмичнее. – Аркадий, я кое-что упустил. Что вы здесь делаете?

– Пытаюсь привыкнуть.

– Хорошее занятие, – Уоллс поднял оба больших пальца.

Все барабаны были разными – высокий «тумба» в форме песочных часов, двойные и узкие тамтамы – каждый взывал к разным духам Сантерии или Абакуа, [15]15
  Абакуа – религиозное тайное общество африканских рабов на Кубе, возникло в начале XIX века на основе смеси верований народов из юго-восточной Нигерии и юго-западного Камеруна.


[Закрыть]«марака» – чтобы вызвать дух Чанго, [16]16
  Чанго – в Сантерии также дух огня, грома, молнии и войны.


[Закрыть]бронзовый колокольчик для Ошун; [17]17
  Ошун – в Сантерии жена бога Чанго, олицетворяет настоящую любовь.


[Закрыть]звуки смешивались, как если бы смешивали напитки.

– Да, немного пугает, – сказал Эрасмо, глядя на Аркадия…

Монго с глазами, залитыми потом, бил по лезвию мотыги, выкрикивая что-то на гортанном языке, ответом ему был немедленный взрыв барабанной дроби. Все столпились в комнате, прижавшись к стенам. Эрасмо все сильнее раскачивался на своем инвалидном кресле. Казалось он сможет поднять его в воздух силой рук, чтобы показать Аркадию всю мощь Кубы, ее историю борьбы с испанцами и французами.

– В Африке у Абакуа были «говорящие барабаны», – объяснил Эрасмо. – Когда чернокожих привезли в цепях, чтобы они работали на доках Гаваны, надсмотрщики отобрали барабаны, и они начали использовать для этого обыкновенные ящики! Сейчас в Гаване несметное количество барабанов. Кубинского музыканта, как и кубинского рыбака, невозможно остановить.

В Москве Аркадию приходилось слышать кубинские мелодии, записанные на магнитофон. Но, согласитесь, большая разница – смотреть на картинку с морем или войти в него по колено. Когда Монго вновь выкрикнул что-то на своем языке, все в комнате качнулись и ответили в тон. Тамтамы все ускоряли темп, руки на ящиках и барабанах отбивали четкий ритм. Луна, стоящий со скрещенными руками у двери, улыбнулся Аркадию. Аркадий искал возможность улизнуть, но Луна всегда оказывался между ним и дверью.

– Ты его знаешь? – спросил Эрасмо.

– Мы встречались. Он сержант Министерства внутренних дел. Разве ему можно участвовать в таких встречах?

– Почему нет? Каждый делает то, что должен, в этом нет ничего необычного.

– Вызывать Сантерию?

– Такова Куба сегодня, – Эрасмо пожал плечами. – Хотя это скорее не Сантерия, а Абакуа. Абакуа другой. Когда моя мать услышала, что по соседству с нами проходит Абакуа, она запретила мне выходить на улицу, потому, что была убеждена, что они находят маленьких белых мальчиков и приносят их в жертву. Сейчас она живет в Майами, но по-прежнему думает так.

– Но вы же сказали, что это дом Сантерии.

– Нет, Сантерия – не для сумерек, – Эрасмо произнес это так, будто сие ясно и младенцу. – Ночью оживают другие духи – мертвых.

– И духи мертвых уже здесь?..

– Этот остров вообще становится гораздо более многолюдным по ночам, – улыбнулся Эрасмо. – А у Луны особые отношения с Абакуа. Каждый здесь выбирает для себя – Сантерия или Абакуа либо еще что-то.

– Имя его друга Джорджа Вашингтона Уоллса кажется мне знакомым.

– Когда-то он был очень известен. Радикал, бандит.

Когда-то очень известен. Он вспомнил газетный снимок молодого кудрявого американца в брюках клеш, сжигающего небольшой флаг на трапе самолета.

– Какие инвестиции может Уоллс предложить Кубе?.. Когда души мертвых разойдутся по домам.

– Хороший вопрос…

Аркадий пропустил тот момент, когда изменился ритм барабанов и Луна со своей золотистой подружкой Хеди вышли на середину, начав танец. Они плотно прижимались друг к другу и виляли бедрами. Огромные руки сержанта скользили по спине Хеди в то время, как она извивалась, чуть отстраняясь лишь для того, чтобы он прижался еще теснее. Глаза сверкают, губы призывно полуоткрыты. Аркадий не мог поверить, что это религиозный танец. Если бы подобное происходило в русской церкви, иконы обрушились бы с иконостаса… К танцующим присоединялись все новые и новые люди. Уоллс перехватил Хеди и повел ее к канадцу, который танцевал так, словно играл в хоккей без клюшки. Теперь стало еще труднее пробраться к двери.

Эрасмо остановил Аркадия и подтолкнул его к танцующим.

– Иди туда.

– Я не умею танцевать.

– Все танцуют, и ты тоже должен. – Ром, похоже, здорово подействовал на Эрасмо.

Он с силой раскачивался на своем инвалидном кресле и, вдруг, поставив его на тормоз, соскочил с сиденья и принялся танцевать с Абуелитой как человек, преодолевающий вброд сильный поток. Он крикнул Аркадию:

– Хоть я и без ног, а двигаюсь получше тебя.

«Досадно, но это правда», – подумал Аркадий. Правдой было также и то, что барабанный бой и темнота, смешение запахов сигарного дыма, рома и пота привели его в полуобморочное состояние. Барабаны били вместе, потом отдельно, опять вместе, высокий темп захлебывался, становясь все оглушительнее. Когда Монго встряхивал бутыль, раковины, украшавшие ее, издавали шипящий, змеиный звук. Песнопение подогревалось выкриками Монго, чей голос звучал глубоко и таинственно. Ритм все ускорялся, накрывая всех потоком раскаленной лавы. Эффект выпитого на голодный желудок рома усиливал ощущения. Аркадий постарался незаметно выскользнуть в холл, но Исабель направилась вслед за ним.