Текст книги "Залив Гавана"

Автор книги: Мартин Круз Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

6

Офелия была Аркадием, а доктор Блас играл роль Руфо. Они отодвинули столы и растянули на полу конференц-зала Института судебной медицины скотч, чтобы обозначить периметр стен, книжных шкафов и дверей представительской квартиры. Все это для того, чтобы «восстановить картину преступления» – смерти Руфо Пинейро.

Кубинский метод «восстановления картины преступления» отличался от американского, русского и немецкого. В кубинских лабораториях, в тропических лесах Никарагуа, в пыльных полях Анголы доктор Блас ухитрялся воспроизводить обстоятельства совершенных убийств к вящему удивлению не только судей, но и самих преступников. Восстановить картину преступления по имеющимся фактам о смерти русского neumaticoвряд ли возможно из-за долгого пребывания тела в воде и степени его разложения. Смерть Руфо, однако, наступила в помещении, и это давало в их распоряжение некоторые неоспоримые факты: тело Руфо с гигантским шприцем в руке, нож с отпечатками пальцев Руфо, всаженный в книжный шкаф, отсутствие синяков на теле; ни разорванной одежды, ни следов борьбы – все это указывало на мгновенную, роковую схватку.

Тем не менее, доктор казался загнанным в угол, он тяжело дышал. Они приняли во внимание то, что Руфо был в прошлом спортсменом, выше и тяжелее Ренко килограммов на двадцать, может и больше. Они так же учли, что русский был измотан перелетом, в состоянии замешательства, он был не слишком атлетического телосложения, но при этом не глуп. Блас согласился – это точное описание русского.

Они пытались восстановить детали нападения различными способами. Руфо поднимается со стула, ждет в комнате, входит в дверь. И неважно, что в руках – острые ножницы и карандаш или нож и шприц, Блас не успевает напасть на Офелию достаточно быстро. Частью проблемы было то, что она очень проворна. В школе Офелия бегала стометровки на соревнованиях и с тех пор не прибавила и килограмма. Она имела привычку переминаться с ноги на ногу, это раздражало Бласа.

Другой проблемой было то, что характер нападения предполагал полную внезапность. Однако, попытки нападения с «ножом» и «шприцем» одновременно замедляли движения Бласа и делали их неуклюжими. Простая попытка вынуть не одно, а два орудия убийства, увеличивали время на ответную реакцию жертвы. Руфо пришлось бы идти по комнате кругами, а стулья и столы разлетелись бы в разные стороны, если бы Офелия была предполагаемой жертвой.

– Возможно, это было незапланированное нападение.

– На Руфо был цельнокройный спортивный комбинезон из водонепроницаемой ткани, под которым были надеты рубашка и брюки. В этом я не вижу ничего, что говорило бы об отсутствии плана. Он отлично знал, что собирается сделать.

– Ренко не производит впечатления человека с провалами памяти.

– Возможно, если ему угрожали оружием.

– Двумя.

– Нет, – уверенно продолжила Офелия. – У Руфо был только нож. Игла шприца – сюрприз для него. – Она торопилась высказать свою точку зрения, так как была всего лишь детективом, а Блас – патологоанатомом, хорошо известным тем, что держался за свои методы и принципы хваткой окоченевшего трупа. Она живо представила себе сцену борьбы в посольской квартире. – Вы заметили, что русский никогда не снимает это нелепое пальто. Я полагаю, что нож был всажен в книжный шкаф сквозь пальто. Есть прорез на лацкане пальто и черная нитка на ноже. Думаю, Руфо был убит именно в тот момент.

– Шприцем?..

– Да, самозащита.

Блас взял руку Офелии, казавшуюся прозрачной на мясистой плоти его ладони.

– Что всегда меня привлекало в вас, так это сочувствие к людям, наименее всего заслуживающим его. Только это не расследование. Вы и я всего лишь удовлетворяем свое профессиональное любопытство.

– А вам не хочется узнать правду?

– Нет. – Блас ничего не имел против женщин, но всегда ставил под сомнение их аналитические способности. – Вас смущает шприц. Да, он пропал из нашей лаборатории. Украсть его могли как Ренко, так и Руфо. Но зачем он Ренко, для наркотиков? Я не обнаружил следов наркотиков в шприце. Он украл его, чтобы использовать, как оружие самозащиты? Если бы он опасался за свою жизнь, то не приехал бы в Гавану. Нам требуется более тонкий подход к этому делу. Например, проанализировать особенности характера каждого. Руфо – прохвост и барыга. Он увидел шприц и прихватил его. Ренко – флегматик, каждый поступок для него – умственная борьба, это я вам гарантирую. И не упускайте из вида их физические данные. Ответьте себе на вопрос, мог ли Ренко подумать о том, что справится с таким силачом, как Руфо.

– Возможно, он и не думал, а просто отреагировал.

– Со шприцем наготове? Со шприцем, который ему был без надобности? Со шприцем, который оказался в голове Руфо?

Она вынула свою руку из ладони Бласа.

– Руфо своей рукой вытащил его из головы. Я бы…

– Я бы, может быть… Вы только делаете предположения, а правда открывается логике, а не догадкам. – Блас сделал глубокий вдох. – Попробуем восстановить картину убийства еще раз. Только, пожалуйста, двигайтесь медленнее. Вы забыли о том, что Ренко курильщик, возможно любитель выпить, и, конечно, не в лучшей форме. Вы же моложе, в отличной форме и ожидаете нападения. Я не понимаю, как он начал защищаться. Может, Руфо поскользнулся? Готовы?

– Руфо не из тех, кто поскальзывается, – отреагировала Офелия.

Когда она училась в университете, у нее была подруга Мария. Спустя несколько лет Мария вышла замуж за поэта, который посвятил себя борьбе за права человека в Гаване. Вскоре по телевизору Офелия увидела, что поэта осудили на двадцать лет за избиение, а Марию арестовали за занятие проституцией. Когда Офелия навестила ее в тюрьме, то Мария поведала ей совсем другую историю. Она рассказала, что однажды утром вышла из своего дома, и тут на нее напал неизвестный, который начал срывать с нее одежду прямо напротив двери. Когда ее муж выбежал на крики Марии, нападавший сбил его с ног и ударил ногой по зубам. Только тогда появилась машина полиции, которой управлял офицер. Тот составил протокол, в который записал только показания мужчины, где было указано, что Мария пыталась снять его как клиента, а когда он отверг ее, то он подвергся избиению мужа. Марии запомнились еще две подробности: заднее сиденье машины уже было покрыто целлофаном, а человек, избивший ее мужа, прежде, чем сесть на переднее сиденье патрульной машины, взял из бардачка две серебристые сигары и положил их в нагрудный карман своей рубашки. Очевидно, что это его сигары, выложенные заранее, чтобы не сломать их во время нападения.

Поэт и Мария повесились в разных тюрьмах в один и тот же день. Из чистого любопытства Офелия прочитала протокол задержания. Из него она узнала, что добропорядочным гражданином, случайно проходившим мимо их дома, был Руфо Пинейро. Так что Руфо вряд ли нуждался в поисках орудия убийства…

Если загадка со шприцем не давала ей покоя, а история Марии всколыхнула горестные воспоминания, то русский просто приводил ее в ярость. Особенно самонадеянность, с которой он выкрал ключ Руфо. Будто знал, что искать в комнате кубинца. Наверное, и в квартире Приблуды, глядя на карту Гаваны, он видел нечто большее.

Для Офелии каждая улица, каждый уголок на этой карте могли всколыхнуть воспоминания. Например, ее первая школьная поездка в Гавану, когда она участвовала в соревнованиях по бегу с препятствиями на треке в Мирамаре, куда она вернулась поздно вечером с Толомео Дюраном и потеряла девственность на матах. Это был ее Мирамар. Или кинотеатр в китайском квартале, где зарезали ее дядю Гучо прямо в середине порнофильма. Или кафе «Коппелия» на улице Ла Рампа, где она встретила своего первого мужа Умберто, простояв в очереди за едой три часа. Или бар «Флорида» в Старой Гаване, где она застала Умберто с мексиканкой. Это был не единственный разрушенный здесь брак. Множество туристок приезжало в Гавану в поисках мужчин. У нее были подружки, которые разводились по пять или шесть раз. Что может русский знать об этом?..

Блас тяжело выдохнул:

– Все-таки слишком быстро.

7

Гавана погрузилась в густые вечерние сумерки, море накрылось черным покрывалом, ласточки стрелами носились под сводами галереи. Поднимаясь по ступеням, Аркадий слышал, как громко играло радио у соседа с первого этажа – если не рычание льва, то отчетливый вибрирующий звук.

Разлинованный планками жалюзи свет падал на стены гостиной Приблуды и на черную куклу с покосившейся головой, сидящую в углу. Возможно, этот эффект создавал низкий угол, под которым заходящее солнце отражалось в воде, но чудилось, что в квартире было все слегка по-другому: потолок казался ниже, стол шире, стул стоял не на прежнем месте. Школьником Аркадий всегда оставлял стул чуть выдвинутым из-за стола, будто они вели между собой молчаливую беседу. Детская привычка, но не забытая.

Помимо входной двери, в квартиру можно было попасть через балкон и вентиляционную шахту, протянувшуюся до половины коридора. Когда Аркадий включил свет, лампочки дали не больше яркости, чем свечи, из-за ограничений в подаче электричества на острове. Он повесил пальто в шкаф в спальне, засунул паспорт в ботинок, затем открыл чемодан. Рубашки сложены чуть по-другому.

Если здесь и побывали посторонние, то еду они не тронули. Русский набор в холодильнике оставался прежним. Аркадий налил холодной воды из кувшина. Тусклый свет из холодильника пробрался к стаканам на столе, к банке с черепашкой, отразился в стеклянных глазах тряпичной куклы. Черная краска придавала Чанго мрачную властность. Аркадий поднял красную бандану, чтобы коснуться лица, сделанного из папье-маше; оно было грубо вылеплено: рот, готовый заговорить, нос, собирающийся вздохнуть, рука, способная отбросить трость, чтобы Чанго встал. «Куклы не должны быть такими пугающе правдоподобными», – подумал Аркадий. На спине проступил липкий пот. Ему не стоило ходить в пальто по Гаване.

Шум снизу напомнил о том, что он хотел попытаться поговорить с соседом хотя бы с помощью жестов и английского языка. Как сказала Осорио, этот человек незаконно сдал комнаты второго этажа Приблуде. Незаконно – это хорошо. К тому же непонятно, почему он не оставил себе оба этажа – какофония могла бы быть гораздо громче.

Когда шум внизу затих, квартира зазвучала как морская раковина: едва слышный шум проезжающих машин, шорох волн вдоль линии дамбы, биение сердца. Возможно, он и ошибался по поводу стула и чемодана. Все остальное было на своих местах. Грохот снизу опять возобновился, он взял стакан с водой и прошел к телефону в кабинете Приблуды. Посмотрел на список номеров, которые он переписал со стены квартиры Руфо.

Daysi 32-2007

Susy 30-4031

Vi. Aflt. 2300

Kid Choc. 5/1

Vi. HYC 2200 Angola

Теперь, когда он заново увидел список, подумал, что может быть, напрасно принял Vi за слово «визитер». Допустим, он был «визитером», прилетающим Аэрофлотом. Интересно, «visitor» в испанском значит то же самое, что и в английском? Руфо понимал, что он прибывает. А не важнее ли было знать, в какой день недели? Он открыл испанско-русский словарь Приблуды. Viernes.Vi – пятница. Это могло означать, что в другую пятницу в 22.00 либо с человеком с инициалами HYC, либо в местечке с аббревиатурой HYC произойдет что-то, связанное с Анголой. Не слишком ли туманная догадка?

Аркадий набрал телефонный номер из списка.

– Говорите… – ответили ему по-испански после первого же гудка.

– Привет, это Дейзи?..

– Говорите.

– Это Дейзи?..

– Кто это?

– Это Дейзи?

– Да, Дейзи…

– Вы говорите по-английски?

– Да, немного.

– Вы знакомы с Руфо?

– Да, чуть-чуть.

– Вы знаете Руфо Пинейро?

– Да.

– Кто-нибудь может ответить по-английски?

– Кто это?..

– Спасибо. – Он положил трубку и набрал номер Сьюзи.

– Привет.

– Привет, вы говорите по-английски?

– Привет.

– Не скажете, где я могу найти Руфо Пинейро?

– Этого козла Руфо? Он ваш друг? Значит, вы такое же дерьмо! Слушай мужик, пошел он к чертовой матери.

– Не понимаю.

– Когда увидишь этого кобеля Руфо, спроси его, где деньги Сьюзи? Или мой подарок из телешопа?

– Понятно, вы знаете Руфо. Кто-нибудь у вас там говорит по-английски или по-русски?

– Так и передай ему, чтобы шел в задницу!.. – Сьюзи повесила трубку.

Какой-то шум в гостиной привлек его внимание, но он никого не нашел там, кроме сидящей на стуле тускло освещенной куклы. Она немного сползла, но оставалась громоздкой и мрачноватой. Может, она повернула голову и посмотрела по сторонам, пока он был в кабинете? Ему вспомнилась гигантская фигура Команданте, нарисованная на стене, то, как она парила над светом уличных фонарей подобно всезнающему и всевидящему ночному призраку. Аркадий почувствовал себя маленьким и беззащитным.

Он налил себе еще воды, побрел назад в кабинет и остановился перед картой Гаваны, висевшей над письменным столом. Рассматривая карту, он осознал, насколько мало знает. Что это за окрестности под названиями Habana Vieja, Vedado, Miaramar? Звучат красиво, но с тем же успехом он мог бы рассматривать иероглифы. И все-таки это здорово, что он далеко от Москвы, где каждая улица напоминала об Ирине: ресторан в Доме журналистов, где она так любила бывать, короткий путь дворами до театра кукол, каток. Он ждал, что она может появиться отовсюду – изящная, с прямой спиной, волосы и шарф развеваются на порывистом московском ветру. Он даже однажды вернулся в поликлинику, как человек, пытающийся предотвратить тот единственный шаг, ту невольную непростительную ошибку, которую он мог бы исправить и повернуть время вспять. Но тщетность его попыток становилась все более очевидной по мере того, как дни шли за днями – бесцветные и пустые, и расстояние между ними только увеличивалось.

Сам характер его профессии напоминал о том, что время всегда движется только в одном направлении. Любое убийство означает – кто-то опоздал. Разумеется, расследовать уже совершенное преступление было относительно просто. Предупредить преступление, увидеть связующие нити до того, как они сплелись, – вот это требовало высокого профессионализма.

До Аркадия донесся скрип деревянных половиц, и, повернув голову к двери, он увидел сержанта Луну на пороге кабинета. Он не сразу понял, что это Луна, поскольку сержант был в джинсах, пуловере и бейсболке с надписью «Go Gators». На ногах кроссовки «Air Jordans», – в накачанных руках зажат длинный металлический чехол, который он, казалось, хочет переломить пополам силой рук. Луна был прирожденным спортсменом, о чем можно было судить по его слегка балансирующей стойке. На чехле бейсбольной биты читалось «Emerson».

– Сержант Луна! А я и не слышал, как вы вошли.

– Это потому, что у меня тихая походка и есть ключ, – Луна продемонстрировал ключ и положил его в карман. Его голос звучал так, как если бы цемент размешивали лопатой. Тесноватая бейсболка подчеркивала округлость головы и игру мышц на лбу и челюстях. Белки глаз были в красноватых прожилках, бицепсы вздымались от тщеславного желания демонстрации силы.

– Так вы тоже говорите по-русски.

– Да, натаскался немного. Я подумал, что мы можем поговорить без капитана и детектива, просто один на один.

– Я буду рад с вами поговорить. – Луна был молчалив в присутствии капитана Аркоса. Однако бейсбольная бита в руках этого Геракла тревожила его. – Позвольте предложить вам что-нибудь выпить.

– Нет, только поговорить. Я хочу знать, что вы здесь делаете.

Аркадий имел обыкновение начинать честно.

– Я и сам не уверен. Мне показалось, что идентификация тела была не совсем доведена до конца. Поскольку Руфо напал на меня, думаю, здесь есть еще, над чем поразмыслить.

– Вы считаете, что Руфо – идиот?

– Не исключаю.

– Ты кто? – Луна ткнул его толстым концом биты.

– Вы же знаете, кто я.

– Нет, я спрашиваю – кто ты такой? – еще один тычок битой между ребер.

– Я – следователь прокуратуры. И прошу вас прекратить это.

– Нет, здесь ты не следователь. Здесь Куба, понял, и ты можешь быть туристом, а не следователем. Понял? – Луна обошел его. Разговаривать с ним было, как увещевать акулу.

– Я прекрасно вас понимаю.

– Я же не приехал в Москву указывать тебе, как вести дела. Так ты еще и кубинца убил…

– Мне жаль, что так получилось с Руфо. «До определенного предела», – подумал Аркадий.

– По-моему, ты создаешь слишком много проблем.

– Где капитан Аркос? Это он вас прислал?

– Не беспокойся о нем, – сержант еще раз ткнул его битой.

– Прекратите же, наконец.

– А то что? Ты выйдешь из себя? И нападешь на сержанта кубинского МВД? Тебе не кажется, что это плохая идея?

– А что, по-вашему, будет хорошей идеей? – Аркадий постарался вложить в вопрос как можно больше дружелюбия.

– Было бы неплохо, если бы ты понял, что ты не кубинец.

– Клянусь, я никогда им себя не считал.

– Ты же ничего здесь не знаешь.

– Полностью с вами согласен.

– Ты ничем не занят.

– И с этим я полностью согласен.

– Тогда мы можем быть друзьями.

– Эта идея мне нравится.

Аркадий старался быть максимально покладистым, мягким, как подтаявшее масло, но Луна продолжал нарезать узкие круги вокруг него.

– Это бейсбольная бита? – спросил Аркадий, как можно невиннее.

– Бейсбол – наш национальный вид спорта. Хочешь посмотреть? – Луна протянул ему биту. – Попробуй размахнуться для удара.

– Нет, спасибо.

– Возьми ее.

– Нет.

– Тогда это сделаю я, – сказал Луна и нанес Аркадию удар по левой ноге чуть выше колена. Аркадий упал на пол, а Луна зашел сзади. – Вот видишь, надо сделать хороший замах и шаг вперед, чтобы заставить мяч лететь в нужном направлении. Ты это почувствовал?

– Да, – простонал Аркадий.

– Хочешь превратиться в мяч или сам долетишь до Москвы?..

– Са-а-ам…

– Я тебе сейчас скажу кое-что. Мне следовало сказать тебе это раньше. Я из восточной провинции Ориенте. – Когда Аркадий попытался приподняться, Луна нанес ощутимый удар с внутренней стороны правого колена. Аркадий упал навзничь и вывалился в прихожую, он пополз в сторону гостиной… Луна шел за ним. – Мужчины из Ориенте – кубинцы, только в гораздо большей степени. Или они уважают тебя, или нет. Если они уважают тебя, у тебя есть друг на всю жизнь. Если нет, у тебя есть проблема. Ты в дерьме. – Луна пнул Аркадия ногой в лицо. – Твоя проблема в том, что я не люблю русских. Я не люблю их язык. Меня тошнит от их запаха. Мне не нравится то, как они выглядят. Я ненавижу их. – Коридор был слишком узким, чтобы замахнуться для очередного удара, и Луна сильно ткнул Аркадия под ребра, чтобы его слова стали понятнее. – Вы воткнули нож в спину кубинского народа. Сотни русских бежали из Гаваны каждый день. В ночь перед тем, как шпионов КГБ выгнали отсюда, кто-то проткнул колеса всех посольских машин, для того чтобы заставить вас идти пешком в аэропорт. Это правда! И эти уроды должны были искать машины в последние минуты. А иначе, какой конфуз – русские, идущие пешком 20 километров.

Аркадий пытался звать на помощь, прекрасно понимая, что он кричит на другом языке и что из-за шума внизу его все равно никто не услышит. Оказавшись в гостиной, он, упираясь в стену, поднялся на разъезжающиеся в разные стороны ноги, и нанес весьма ощутимый удар превосходящему его в силе и росте Луне. Двое мужчин, сцепившись в драке, покатились по полу, банка с черепашкой упала и опрокинулась. В конце концов, сержант достаточно высвободился для того, чтобы нанести новый удар битой. Аркадий лежал на ковре, кровь заливала лицо. Он понял, что потерял сознание на несколько секунд. Луна придавил ногой шею Аркадия и, наклонившись, стал обыскивать карманы его брюк и рубашки. Все, что мог видеть Аркадий, это сидящего на стуле Чанго, бесстрастно взирающего на происходящее. Помощи оттуда не жди.

– Где фотография?

– Какая?

Давление на его сонную артерию стало угрожающим. Ну да, это был глупый ответ, признал Аркадий. Была лишь одна единственная фотография. Яхт-клуб «Гавана».

– Где она? – Луна слегка ослабил давление, чтобы дать ему возможность ответить.

– Сначала вы даже не взглянули на нее, а теперь она вам понадобилась, – Аркадий почувствовал, что скоро он не сможет сделать следующего вздоха. – В посольстве. Я отдал ее там.

– Кому?

– Зощенко. – Это был любимый сатирический автор Аркадия. Он решил, что к этой ситуации необходимо добавить комичности, надеясь при этом, что в посольстве не окажется никого под этой фамилией. Он услышал, как Луна многозначно похлопывает битой по руке.

– Ты хочешь, чтобы тебя вздрючили?

– Нет.

– Ты, правда, не хочешь оказаться в дерьме?

– Нет.

– Но ты все равно будешь в полном дерьме.

Хотя Аркадий был пришпилен, как насекомое на булавке, он нашел в себе силы кивнуть.

– Если ты не хочешь иметь проблем со мной, оставайся здесь. С этих пор ты – турист, но все твои туристические маршруты – по этой квартире. Я буду ежедневно присылать тебе еду. Ты никуда не выйдешь. Ты будешь оставаться здесь. В воскресенье полетишь домой. Спокойное, тихое путешествие.

Эта фраза была произнесена почти мирно.

Удовлетворенный Руфо убрал ногу с шеи Аркадия, поднял его за волосы и пнул еще разочек, будто отгоняя надоедливую, бестолковую бродячую собаку.

Когда Аркадий пришел в сознание, было темно, он лежал, уткнувшись носом в ковер. Слегка приподняв голову, откатился к стене. Прежде, чем решиться сделать следующее движение, он лежал, прислушиваясь. Кровь сочилась, заливая один глаз. Мебель выглядела хаосом теней. Звуки работы внизу смолкли, их сменила тягучая мелодия болеро. Луна ушел. «Это неудачный отпуск и самая неудачная попытка самоубийства, которую когда-либо приходилось расследовать», – подумал Аркадий.

Он встал, проявляя настоящее искусство балансировки, чтобы устоять на ногах. Едва смог дотащить стул и упереть им дверь.

Когда кровь была смыта, лицо в зеркале ванной комнаты оказалось не таким пугающим. Один глубокий порез, уходящий со лба за линию волос, ему пришлось обрить и заклеить пластырем из медицинского шкафчика, соединив края раны пальцами. На затылке появилась огромная шишка. Переносица стала чуть шире, шишка на лбу, отпечаток ковра на щеке, трудно глотать, зато все зубы целы. Ноги казались сломанными, но, с другой стороны, он мог ходить. Луна отлично поработал, ограничившись небольшими увечьями, синяками и оскорблениями.

Он доковылял до шкафа в спальне и увидел, что карманы его пальто вывернуты наизнанку, но паспорт, с вложенной в него фотографией яхт-клуба «Гавана» так и покоились в ботинке, куда он их засунул. Головокружение и тошнота усиливались – все признаки сотрясения мозга.

Следы запекшейся крови на ковре в гостиной. Как и после любой вечеринки, уборка была самой неприятной частью ее окончания. Этим он займется позднее, есть вещи и поважнее. В ящике кухонного стола он нашел точильный брусок и нож с узким лезвием для разделки мяса, который он остро наточил. Он положил пакет с пустыми жестяными банками на сиденье стула, придвинутого к входной двери, как сигнал тревоги и вывернул все лампочки в прихожей и холле, чтобы, если Луна вернется, он оказался в темноте. Лучшее, что ему удалось сделать с окном вентиляционной шахты, это забить его наискось палкой от швабры. Самым правильным сейчас было лечь и поспать, если бы он не потерял сознание.

Очнувшись, Аркадий не заметил облегчения. Он не понял, который час, в комнате было темно. Он не узнал бы и комнату, если бы не жесткие ворсинки ковра, впившиеся в лицо. Словно мертвецки пьяный человек он не мог сообразить, как ему подняться.

Он пошевелился, меняя положение тела так, чтобы уменьшить боль. Ему никак не удавалось сесть, но после нескольких неудачных попыток он сел, полагая, что в таком положении улучшится циркуляция крови.

Мимо проползла черепашка, деловито поцокивая коготками.

Аркадий на четвереньках подполз к холодильнику, дотянулся до кувшина с водой и расслабился в мягком, неярком свете кухонного агрегата.

Наблюдая за своим состоянием, он понял, что ему стало гораздо хуже после обморока. Было больно пить воду. Прикосновения влажной тряпки к голове приносили лишь временное облегчение.

Ирина любила говорить – «Будь поосторожнее с желаниями». Имея в виду, разумеется себя. Потеряв ее, он обрел единственное желание избавиться от чувства вины, но, не будучи же избитым насмерть… В Москве можно было остаться одному, чтобы убить себя. В Гаване не было ни минуты покоя.

Телефонный провод был вырван из стены, хотя Аркадий даже не понимал, кому звонить. В посольство, чтобы они опять скривились от тех проблем, которые создает им соотечественник?

Тьма вокруг была такой тихой, что ему казалось, он слышит, как вспыхивает маяк за заливом, и чувствует касание его света.

– Оставайся здесь, – приказал Луна.

Аркадий не собирался этого делать. Но уснул тут же, как только прислонил голову к холодильнику…

Когда он проснулся, утренний свет залил квартиру. Аркадий осторожно поднял голову, как будто она была треснутым сырым яйцом. На Малеконе раздавались громкие крики и отзвуки выстрелов, усиленные жарким тропическим солнцем.

Пошатываясь, он прошел по коридору к зеркалу в ванной. Нос не стал лучше, лоб был цвета грозовой тучи. Он снял брюки, чтобы осмотреть синяки на ногах. «Воды и отдыха», – сказал он себе. Проглотил горсть аспирина, но не решился принять душ, опасаясь поскользнуться, опасаясь, что не услышит звука открываемой двери, опасаясь боли.

Два шага, и он почувствовал приступ рвоты, но добрался до кабинета. Отсюда он полз, когда Луна принялся демонстрировать ему свои навыки владения бейсбольной битой, чтобы отвлечь его внимание от списка телефонных номеров из комнаты Руфо. Странно, но список лежал там, куда он его положил, в испанско-русском словаре. Это означало либо то, что Луна не умеет проводить обыск, либо то, что он приходил только за фотографией.

Так как у него появилась масса свободного времени, Аркадий подумал, что настоящий следователь использовал бы эту возможность для изучения испанского или для того, чтобы починить телефон и снова позвонить Сьюзи и Дейзи. Но вместо этого он сполз по стене и уселся с ножом в руке. Он не понял, что заснул, пока звук выстрела с улицы не разбудил его.

Не то, чтобы он испугался…

Двое молодых полицейских в форме, один белый, другой чернокожий, патрулировали дамбу напротив его дома. У них были радиоприемники, пистолеты и дубинки. Они раздавали предупреждения – не облокачивайтесь на стену, не слушайте музыку, не приставайте к девушкам. Хотя, казалось, они не обращают особого внимания на дом, Аркадий почел за лучшее остаться здесь, но только до вечера…

Он зачистил пятно на ковре – было неприятно смотреть на собственную запекшуюся кровь. Музыка снизу сменилась шумом электродрели; Аркадий не был уверен, что под ним жилая квартира, а не фабрика. Не всю кровь удалось смыть с ковра; остался след, напоминающим пестрый цветок.

А Луна наверняка уже отмыл биту, и Аркадий не сомневался, что вся команда готова подтвердить – сержант играл с ними на поле. Сколько игроков в одной бейсбольной команде? Десять, двадцать? Свидетелей больше, чем достаточно. Бугай не будет заявлять протест. Даже если он решится на такой шаг, кому он будет предъявлять претензии, кроме Аркоса и Луны?

Аркадий побрился, обходя порезы на лице, и попытался причесаться, не касаясь заклеенной пластырем раны. Когда тошнота отступила, он отпраздновал это, переодевшись в чистую рубашку и брюки. Теперь он выглядел, как жертва жестокого нападения после хорошо оказанной медицинской помощи. Он прикрепил еще один нож к ручке половой щетки, получив подобие копья, и довольный своими достижениями, украдкой посмотрел сквозь планки жалюзи.

Машина с надписью ПНР проезжала мимо каждые сорок минут. Между тем полицейские вели свою собственную войну со скукой, стреляя сигареты, глядя на море, засматриваясь на девчонок, разгуливающих с важным видом по улицам в шортах и танкетках на платформе.

Во второй половине дня Аркадий проснулся, мучимый страшной жаждой, головную боль усиливал шум снизу. Он принял аспирин и запил водой, оглядывая разнообразие запасов Приблуды, состоящее из маринованных головок чеснока и соленых грибов. Ему пока не хотелось есть и, когда он отвернулся от холодильника, то увидел что Чанго исчез. Пропавшая кукла напомнила ему о том, патрульная машина должна появиться через минуту… Сквозь жалюзи он увидел двух чернокожих девушек, одетых в одинаковые велосипедные трико лимонно-желтого цвета, заигрывающих с полицейскими.

Бывало, что отпуск медленно тянулся, а бывало и так, что пролетал в мгновение ока, нет времени даже, чтобы загореть. Аркадий подумал о том, что если куклы в человеческий рост начали ходить, то и ему пора сдвинуться с места и разбить лагерь в посольстве, рады ему там или нет. Или отправиться в аэропорт.

Аркадий надел свое драгоценное пальто, в карманы которого он положил список телефонов, ключи и нож, убрал стул и пакет с банками от двери. У него еще был ключ от машины Приблуды. Кто знает, может, он будет в состоянии вести машину. Ступеньки качались под ногами, когда он стал спускаться неверной походкой.

Из двери, ведущей на улицу, он увидел девушек и двух полицейских, они откровенно кокетничали, поддразнивая друг друга. За ними золотилось краями синее кубинское небо. Когда мимо проезжал чадящий автомобиль – боже мой, «запорожец» – Аркадий незаметно выскользнул в спасительную тень галереи.