Текст книги "Залив Гавана"

Автор книги: Мартин Круз Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

18

– Вы совершаете ошибку, – сказал Аркадий Исабель.

– Никакой ошибки.

Она прижала его руку к своему бедру так, чтобы он почувствовал ее тело через хлопок платья, затем поцеловала его и проскользнула в гостиную. «Может быть, это был тест на наличие признаков жизни», – подумал он. Сквозь полупрозрачное платье было видно стройное тело, округлые груди с темными сосками. Если он нормальный человек, он должен был почувствовать здоровую похоть. Он действительно ощутил возбуждение, чувствуя ее дыхание на своей шее, втягивая миндальный запах ее длинных волос, похожих на черный шелк. Бледная кожа делала ее губы еще краснее.

– Никакой ошибки, – сказала Исабель. – Я попросила тебя кое-что сделать для меня. Это честная сделка. Гордо держит ром в шкафчике над раковиной…

– Я думал, Гордо зовут черепаху.

– Обоих. Сергея, черепаху.

– А как вы называете Джорджа Вашингтона Уоллса?

– Я называю его бывшим. У меня теперь есть новый друг, ведь правда?

– Даже представить себе не могу, кто это…

Исабель коснулась пальто, висевшего на спинке стула, а когда он отвел ее руку, сказала:

– Расслабься. Ты странный человек, но ты мне нравишься. – Она сама нашла ром и помыла два стакана. – Я люблю сильных мужчин.

– Я не такой…

– Позволь мне судить, – она протянула ему стакан. – Я знаю, ты слышал о моем отце.

– Я слышал, что был заговор.

– Это правда. Всегда существует заговор. Можно высказывать недовольство, а он – она указала на свой подбородок характерным жестом, – он позволяет жить им до тех пор, пока они ничего не предпринимают. До тех пор, пока они все не организуют. Каждый год планируется заговор, и в нем всегда участвует половина заговорщиков и половина подсадных уток. Это кубинская демократия в действии. Но, в конце концов, мы решимся, и тогда даже информаторы скажут «Хватит». Тогда даже они будут держать язык за зубами, и эта страна станет свободной. – Она погладила Аркадия по шеке. – Но я думаю, еще не время. Это единственное место, где времени не существует. Да, люди рождаются и умирают, но время не движется. Потому что время требует новых красок, новых автомобилей, новой одежды. Или… может быть, войны. Либо того, либо другого. То, в чем мы живем сейчас, – это и не жизнь, и не смерть. Ты не пьешь…

– Нет, – только этого ему и не хватало – алкоголя и Исабель.

– Не возражаешь? – она взяла сигарету.

– Нет.

– Первой причиной, по которой мой отец согласился на заговор, были уверения его русских друзей в их полной поддержке. Это была не его идея.

– Ему следовало быть дальновиднее.

– Я думаю, мой выбор разумнее, – она глубоко вдохнула, как будто дым мог пройти по всей длине ее тела, выдохнула и развернулась. Раскинула руки так, что платье обтянуло ее и дым шлейфом заклубился сзади. – Я убеждена, что мы самые лучшие. Английские танцовщицы слишком скованны, русские слишком серьезны. У нас есть и вдохновение, и техника, и мы рождаемся с музыкой в душе. Мне не будет равных, как только я уеду, как только у меня будет письмо и билет.

– Письмо еще не пришло.

– Придет. Должно прийти. Я сказала Джорджу, что мы постараемся вернуться в Москву вместе.

– Вы и я?

– Да, разве это не самый простой способ? – Исабель остановилась рядом с пальто, и пепел от ее сигареты попал на рукав. – Ты женат?

Аркадий стряхнул пепел и схватил Исабель за запястье. За ее тонкое элегантное запястье. Он подвел ее к двери:

– Уже поздно. Как только для вас что-то будет, я вам скажу, обещаю…

– Что ты делаешь?

– Я говорю, спокойной ночи.

– Я еще не закончила.

– Я закончил.

Он вытолкнул ее, мельком выглянув в коридор. Она выглядела, как раздавленная моль. Он захлопнул дверь.

– Сукин сын, – послышалось из-за двери. – Ты, хрен собачий. И твой друг Сергей тоже. Он все время говорил об этом тупом заговоре, из-за которого погиб мой отец. Ты такой же, еще один педераст… твою мать!

Аркадий запер дверь:

– Мне очень жаль. Я не говорю по-испански.

«Круто я управляюсь с женщинами, – подумал он. – Каков обольститель!» Закутался в пальто и вздрогнул. Почему всем на Кубе тепло, кроме него?

Была полночь, темнота поглотила город. Отключение электроэнергии организовано Луной или это игра воображения? На Малеконе не горели фонари, только пара слабых автомобильных фар, словно всплыли на поверхность светящиеся рыбы, обитающие в глубинах океана. Хотя он закрыл жалюзи и зажег свечу, тьма продолжала просачиваться в комнату с упорством.

Разбудил его автомобильный сигнал. Гудок ревел, пока он не открыл балконные двери. Он увидел, что уже утро. Море блестящим зеркалом отражало огромное небо, солнце было высоко, тени казались небольшими чернильными пятнами. На берегу мальчишка выпутал из сети маленькую серебристую блесну и протянул ее своему другу, стоящему на краю дамбы с удочкой. Другой мальчишка потрошил на тротуаре пойманную рыбу и бросал внутренности чайкам, кружившимся над ним. Прямо под балконом стояло обтекаемое белое облако, сияющее хромом – кабриолет «крайслер империал», когда-то принадлежавший Хемингуэю. За рулем Джордж Вашингтон Уоллс, рядом Джон О'Брайен в кепке для гольфа и гавайской рубашке.

– Помните, мы собирались поговорить о вашей возможной работе, – сказал снизу Уоллс, – и показать вам лучшие злачные места Гаваны.

– А нельзя просто рассказать мне о них?

– Считайте нас своими гидами, – сказал О'Брайен. – Воспринимайте это как часть большого путешествия.

Аркадий посмотрел на Уоллса, пытаясь понять, рассказала ли ему Исабель о своем полуночном визите. Потом посмотрел на О'Брайена в поисках признаков того, что информация о бумагах AzuPanamaдошла до него через Осорио. Но все, что он видел – сияющие из авто улыбки и темные очки. Работа в Гаване? Это, конечно, шутка. Но как он мог упустить шанс узнать побольше об AzuPanamaи Джоне О’Брайене? Кроме того, он подумал – ничто не может случиться в автомобиле Хемингуэя.

– Дайте мне минуту на сборы…

В ящике стола было несколько конвертов. В один из них Аркадий сложил все собранные доказательства: ключ от дома Руфо, ключи от машины Приблуды, документы AzuPanamaи фото яхт-клуба «Гавана». Прикрепил конверт к пояснице, надел рубашку и пальто – теперь он был готов к любой погоде и к непредвиденному обороту событий.

Автомобиль двигался – словно облако. Теплая обивка была чуть липкой на ощупь. Они скользили по Малекону. Уоллс болтал о других автомобилях, о склонности Фиделя к олдсмобилями Че к «шевроле импала» 1960-го года.

– Вы видели Луну? – Аркадий огляделся.

– Мы больше не имеем никаких дел с сержантом, – ответил Уоллс.

– Я думаю, у него крыша поехала, – добавил О'Брайен.

– Луна совсем спятил, – продолжил Уоллс. Подняв очки, он внимательно посмотрел на Аркадия голубыми глазами. – Когда вы собираетесь снять пальто?

– Разъезжать с вами, – встрял О'Брайен, – все равно, что катать в машине чертова Эйба Линкольна. [39]39
  Честный Эйб – прозвище Авраама Линкольна (1809–1865) – 16-го президента США.


[Закрыть]Точно.

– Когда согреюсь.

– В России читают Хемингуэя? – спросил Уоллс.

– Он у нас очень популярен. Джек Лондон, Джон Стейнбек и Хемингуэй.

– Тогда писатели были крепкими мужиками, – сказал О'Брайен. – Каждый раз, когда я вижу, как отчаливают рыбацкие лодки, я вспоминаю «Старик и море». Мне нравится и книга, и фильм. Спенсер Трейси был великолепен. Больше ирландец, чем кубинец, но великолепен.

– Джон читает все, – сказал Уоллс.

– Я и фильмы тоже люблю. Когда я скучаю по дому, я включаю видео. У меня полно кассет с американскими фильмами. Капра, Форд, Минелли.

Аркадий подумал о вице-консуле Бугае и депозите на 5000 долларов на имя Бугая в Панамском банке О'Брайена.

– У вас есть здесь русские друзья?

– Русских здесь не так много. И, честно говоря, я стараюсь держаться от них подальше, так спокойнее.

– Парии, – добавил Уоллс.

– Русская мафия стремится проникнуть сюда. Русские уже в Майами, на Антигуа и Каймановых островах. Они по соседству, но это такой больной вопрос для Фиделя, что нет никакого смысла связываться с ними. Более того, они тупые, Аркадий. Не в обиду будь сказано.

– Я и не обижаюсь.

– Если русский хочет денег, он говорит: я постараюсь похитить кого-нибудь богатого, закопаю его по шею и потребую выкуп. Может быть, его семья заплатит, а может, и нет. В любом случае, дело решится быстро. Когда американец хочет денег, он говорит: я сделаю массовую рассылку с инвестиционными предложениями, пообещаю немыслимые проценты. Может быть, инвестиции окупятся, а, может, и нет, но пока у меня есть адвокаты, эти люди будут платить мне до конца жизни. Когда они умрут, я потребую права на их недвижимость. Они пожалеют, что я не закопал их по шею.

– Именно это вы и сделали? – спросил Аркадий.

– Я не говорю, что я это делал, я говорю, что так делают в США, – он поднял руку и одарил его самой широкой улыбкой. – Я не лгу. Я давал показания в окружном суде во Флориде и Джорджии, в федеральном суде в Нью-Йорке и Вашингтоне, и я никогда не лгал.

– Слишком много судов, чтобы везде говорить правду, – сказал Аркадий.

– Дело в том, – отреагировал О'Брайен, – что я предпочитаю удовлетворенных инвесторов. Я слишком стар, чтобы подвергать себя преследованиям небритых разгневанных мужчин или уклоняться от повесток, приносимых людьми, которые будут толкаться за дверью весь остаток их несчастной жизни. Эй, мы приехали!

Уоллс рванул через полосу встречного движения и затормозил у входа в изящный многоэтажный отель, представляющий собой угловую башню, увенчанную пестрым куполом. Аркадий проезжал мимо этого отеля раньше, не замечая, что его архитектура была чисто американской, в стиле пятидесятых годов. Они подкатили в роскошном автомобиле и плавно остановились перед входом, украшенным статуями морского конька и сирены, вырезанными из огромных китовых костей. Судя по рвению швейцаров, Джон О'Брайен был здесь желанным гостем.

– «Ривьера», – О'Брайен пояснил Аркадию с таким почтением, как если бы они готовились войти в Ватикан. – Американская мафия построила здесь и другие отели, но «Ривьера» – это жемчужина среди них.

– И какое отношение это имеет ко мне? – спросил Аркадий.

– Немного терпения, пожалуйста. Скоро все поймете.

О'Брайен снял кепку в знак уважения. Они поднялись по лестнице, прошли через стеклянные двери и оказались в низком лобби, отделанном белым мрамором, освещенном встроенными точечными светильниками, расположенными немного хаотично, как звезды на небе. Диваны, длинные как вагоны, протянулись до грота под стеклянной крышей, украшенного папоротниками «слоновье ухо». С одной стороны слышался гул голосов в баре, в дальнем конце винтовая лестница, поддерживаемая канатами, вилась вокруг колонны из черного камня, яркий свет из бассейна смягчали матовые стеклянные панели. О'Брайен благоговейно скользил через холл, его ботинки легко постукивали.

– Все люкс. Кухня, как на круизном корабле, красиво оформленные номера. И казино….

Шедший перед О'Брайеном Уоллс открыл латунные двери конференц-зала, увешанного яркими плакатами с логотипами испанских, венесуэльских, мексиканских банков. На дисплеях и мольбертах были диаграммы с прогнозами Карибских экономических тенденций. Визитные карточки и цветные брошюры валялись на ковре. О’Брайен остановился возле самого большого стенда. Перед гигантским монитором выстроился ряд стульев.

– Очень пафосно, – сказал О'Брайен. – Рыночные прогнозы, процентные ставки, защита капитала, все на разных языках. Посмотрите на это, – он попытался включить монитор, – черт, он не работает.

– Может быть, это поможет, – Аркадий взял со стойки пульт управления и нажал кнопку. И тут же на экране появились серьезные мужчины и женщины в дорогих костюмах. Слова «доллары», «песеты», «дойче марки» сыпались, как искры при коротком замыкании.

– Отлично, – сказал О'Брайен, – они знают, как заставить ваши деньги работать на вас по всему миру.

– Конечно, знают. Единственная проблема в том, что это не тот мир. Это Куба. Вы знаете, что Фидель говорит о капиталистах. Сначала они хотят только кончик вашего мизинца, потом весь палец, потом руку, и постепенно все остальное. Он уже давно принял решение.

– Но банки проделали весь этот путь не для того, чтобы направить свои предложения Фиделю, – ответил О'Брайен, – банки делают все не так. В наше время люди не заинтересованы в медленном росте активов. Они хотят джек-пот, лотерею, большой куш. Посмотрите вокруг, вы все еще можете видеть это. – Он обратил внимание Аркадия на стены в стиле барокко, кремовые с золотом, на подвесной потолок, скрывающий купол над головой.

Они находились в расписном куполе, который видели снаружи. Если «Ривьера» была Ватиканом, это – Сикстинская капелла. Когда О'Брайен снял темные очки и медленно повернулся, случилось маленькое чудо. Морщины на его гладком, как яичная скорлупа, лбу, казалось, разгладились, и Аркадий на мгновение увидел образ рыжего О’Брайена, каким он был когда-то…

– Казино «Золотой Лист». Можете себе представить, каким оно было, Аркадий. Четыре стола для рулетки, два стола для флеша, баккара, блэкджек. Окантовка красного дерева. Сукно чистили два раза в день. Менеджер за высокой, как кафедра епископа, стойкой. Это была встреча двух классов, богатых и толпы. У французов есть слово frisson– дрожь. Было достаточно одной искры и, ей-богу, все сверкало. Люстры сияли, как пузырьки шампанского в бокалах. Женщины в огромных бриллиантах от Харри Уинстона. [40]40
  Харри Уинстон (1896–1978) – владелец одноименного ювелирного дома, «король бриллиантов» Голливуда и Беверли Хиллз.


[Закрыть]Кинозвезды, Рокфеллеры, все такое.

– А кубинцы?

– Кубинцы работали здесь. Они нанимали кубинских бухгалтеров и превращали их в крупье и дилеров. Учили их следить за собой, покупали им костюмы, хорошо платили, чтобы они работали честно. Конечно, после работы их по-прежнему обыскивали в поисках фишек.

Аркадию приходилось бывать в казино. Казино открылись и в Москве. Русские мафиози любили наглухо застегнутые кожаные куртки поверх кобуры, которая мешала им прижиматься животами к столу. Русские любили проигрывать большие деньги с большим пафосом.

– Не забывайте, в Гаване всегда процветали азартные игры, – сказал О’Брайен. – Просто мафия делала это честно, она делилась с президентом Батистой. Батиста и его жена владели игровыми автоматами, мафия владела столами, во всем в мире не было более честной сделки. Плюс, самые знаменитые имена в сфере развлечений, Синатра, Нат Кинг, Коул. Прекрасные пляжи, лучшая подводная охота. И женщины были невероятно хороши. Они и сейчас хороши.

– Трудно поверить, что здесь произошла революция.

– Всем не угодишь, – сказал О’Брайен, – позвольте мне показать вам мой любимый отель. Не такой огромный, но с более богатой историей. Последний оплот Америки.

Покинув «Ривьеру», они миновали живописные руины, которые Аркадий ожидал увидеть скорее в мангровых болотах. Местами тротуар вспучился и потрескался под действием корней индийской смоковницы.

– Так какой же бизнес у вас здесь? – спросил Аркадий. – Только инвестиции?

– Инвестиции, консалтинг, все такое, – ответил О’Брайен. – Мы решаем проблемы.

– Например?

Уоллс и О’Брайен переглянулись, и Уоллс объяснил:

– Например, кубинским грузовикам нужны запасные части, а русский завод, который раньше производил их, перешел на изготовление швейцарских армейских ножей. Что мы с Джоном сделали – нашли в Мексике завод, выпускающий русские грузовики, и купили его целиком, только ради запчастей.

– И что вы получаете с этого?

– Комиссионные, маржу. Вы знаете, раньше я думал, что понимал капитализм потому, что был марксистом. На самом деле, я не понимал ничего. А вот Джон относится к этому, как к игре.

– Я всегда замечал, что люди из социалистического лагеря относятся к деньгам слишком серьезно, – сказал О’Брайен. – Научитесь получать удовольствие.

– Работа с Джоном – это как второе высшее образование.

– Да? – Аркадий был не прочь поучиться.

– Или, например, армейская обувь, – сказал Уоллс. – На Кубе был дефицит ботинок в армии. Мы выяснили, что армия США избавляется от излишков доллар за пару. Мы скупили все, поэтому теперь кубинская армия марширует в американских военных ботинках.

– Вас должны ценить здесь.

– Думаю, да. И Джорджа тоже, – сказал О’Брайен.

– Но как вы делаете это, оставаясь на Кубе? Я думаю, вам требуется третья сторона.

– В третьей стране, конечно…

– В Мексике, Панаме?

– Аркадий, пора бы вам оставить свои полицейские замашки, – О’Брайен заерзал на сиденье. – На протяжении нескольких лет я помогал полиции в таких ситуациях, как ваша, но это всегда вопрос взаимных уступок. Вы хотите знать то, вы хотите знать это… Но вы так до сих пор не дали мне сколько-нибудь правдоподобного объяснения тому, как вы оказались на причале яхт-клуба «Гавана».

– Я просто посещал те места, где мог бывать Приблуда.

– Почему вы думаете, что там он бывал?

– В его квартире есть карта, и на ней клуб отмечен кружком. Это просто старая карта.

– Просто старая карта? Вот как вы узнали о яхт-клубе «Гавана»? Удивительно.

Отель «Капри» представлял собой уменьшенную версию «Ривьеры». Высокое здание, но в стороне от Малекона, ни купола, ни спиральной лестницы, простое лобби – стекло и хром. Кубинцев не пускали наверх, они сидели с бокалами колы в ожидании назначенной встречи, готовые ждать целый день. Кондиционированный воздух обдувал растения в горшках.

– Ваше пальто меня впечатляет, – сказал Уоллс Аркадию. – Можно мне примерить его?

– Валяйте.

Хотя Аркадий не любил, когда посторонние прикасались к его пальто, он помог Уоллсу надеть его. Пальто натянулось на сильных плечах Уоллса. Он провел рукой по кашемиру снаружи, по шелковой подкладке, прощупал внутренние и наружные карманы.

– Что вы думаете? – О’Брайен наблюдал это фэшн-шоу.

– Я думаю, что это человек с пустыми карманами. – Уоллс вернул пальто. – Но пальто неплохое. Вы купили его на зарплату следователя? Очень недурно.

– Хороший знак для всех нас. – О’Брайен провел их из лобби в небольшой темный театр. Аркадий с трудом мог разглядеть сцену, ступени, звуковые колонки, люстры с цветными стеклами. – Красный зал. Раньше это было не просто кабаре – лучшее шоу. Включите свое воображение – увидите красные драпировки, ковры, бархатные абажуры ламп, четыре стола для блэкджека и четыре для рулетки. По углам, флеш и баккара. Девушки, продающие сигары. Уточняю – красивые кубинские девушки, продающие кубинские сигары. Может быть, немного кокаина, хотя кому он нужен? Звук рулеточного шарика, возбуждение вокруг игрового стола. Голос крупье: «Делайте ставки, господа!». И господа делают ставки. Вы играете, Аркадий?

– Нет.

– Почему?

– Мне нечего проиграть.

– Всем есть что проигрывать. Бедные играют все время. Вы имеете в виду, что вы не любите проигрывать.

– Наверное.

– Ну, вы необычный человек, большинству людей это необходимо. Если им удается выиграть, они продолжают играть до тех пор, пока не потеряют все. Сейчас во всем мире в азартные игры играет больше людей, чем когда-либо в истории человечества, – О’Брайен пожал плечами, показывая, что этот феномен выше его понимания. – Может быть, это канун нового тысячелетия. Это как если бы люди хотели избавиться от материальных ценностей, но не в церкви, а в казино. Они готовы потратить все ради развлечения. Они не в состоянии сопротивляться. Это – человеческая природа. Худшее место в мире – это казино, где не возьмут ваши деньги.

– Вы бывали здесь до революции?

– Десятки раз. Боже, как давно это было.

– Вы играли в казино?

– Я такой же, как вы, не люблю проигрывать. Главным образом, я восхищался процессом. Вы знаете, кого я однажды показал здесь своей жене? Я показал ей Джека Кеннеди. На одной руке у него висла пергидролевая блондинка, на другой – знойная мулатка. Интересно, вспоминал ли Джек ту ночь во время карибского кризиса?

– Здесь были и другие казино, – сказал Уоллс.

– «Довиль», «Сан-Суси», «Монмартр», «Тропикана», – перечислил О’Брайен. – Грандиозный план мафии состоял в том, чтобы разрушить Гавану и перестроить ее, сделать ее вполне современной и создать туристический треугольник Майами – Гавана – Юкатан, международную зону процветания. Все это остановила революция. Экономически Куба была отброшена на сорок лет назад.

– Это и есть ваш план – открыть старые казино?

– Нет, – сказал О’Брайен, – прежние обиды еще не улеглись. Во всяком случае, яхт-клуб и казино «Гавана» может принести доход в десятки раз больше, чем любое из них.

– Вы амбициозны.

– А вы нет? – спросил Уоллс. – Холодная война окончена. Я был героем в этой войне, и посмотрите, кто я теперь… Изгой.

– Что за жизнь в Москве? – спросил О’Брайен. – Оглянитесь вокруг. Вы попали в рай на земле, а теперь собираетесь покинуть его. Не делайте этого. Оставайтесь здесь, будете работать на нас.

– Работать на вас? Занять место Приблуды?

– Что-то вроде того.

– Почему-то я не могу принять это предложение всерьез.

– Вы слишком подозрительны, – сказал О’Брайен. – Это русское отношение к жизни. Вам следует быть более позитивным. Все миллионеры, которых мне приходилось встречать, были оптимистами. Неудачник всегда ожидает худшего. Это новый мир, Аркадий, почему бы не строить в нем большие планы?

– И вы готовы поделиться своими кубинскими золотыми приисками с первым встречным?

– …Я встречал людей вашего типа раньше. Вы человек на краю пропасти, который либо бросится вниз, либо кардинально изменит свою жизнь, – глаза О’Брайена горели… «Чем? – задавался вопросом Аркадий – азартом коммивояжера или фанатизмом миссионера, все усилия которого сконцентрированы на одном – придать правдоподобие этому нелепому предложению». – Измените свою жизнь. Дайте себе шанс.

– Как?

– Вы можете стать нашим партнером.

– Партнером? Предложение становится все более заманчивым.

– Но партнерство требует взаимного доверия, – сказал О’Брайен. – Вы ведь понимаете, что такое доверие, правда, Аркадий?

– Да.

– По вам этого не скажешь. Все это время я ждал, что вы будете так же откровенны со мной и Джорджем, как и мы с вами. Пожалуйста, не вешайте мне лапшу на уши. Не морочьте мне голову старой картой. Сержант Луна рассказал нам о фотографии яхт-клуба «Гавана». Мы знаем об этом. Фотография мертвого русского в яхт-клубе «Гавана» – это как раз то, что нам сейчас совершенно ни к чему.

– Джон чувствовал бы себя спокойнее, если бы она была у него, – сказал Уоллс.

– Если бы она была у меня, всем было бы лучше. А главное, я бы понял, что наше с вами взаимное доверие возросло. Аркадий, вы ведь отдадите мне эту фотографию? – О’Брайен протянул руку.

– Я ничего не знаю о деловом партнерстве, поскольку всегда работал на государство, – Аркадий ощущал конверт с фотографией, приклеенный к спине. – Но давайте так. Я приму ваше предложение и буду работать в течение года, у меня будет вилла, яхта и достойное социальное положение. И тогда я отдам вам фотографию. До тех пор она будет в безопасном месте, ведь мы будем, как вы говорите, партнерами.

– Вы слышите? – воскликнул Уоллс. – Мамочка торгуется.

– Сопротивляется, – Джон О’Брайен опустил руку. Сейчас он выглядел на свой возраст, слегка потрепанный, с прилизанными седыми волосами и влажными от пота висками. Как актер, который самозабвенно играл пьесу для безразличной глухой публики. – Поскольку вы русский, Аркадий, я сделаю поправку. Привыкайте думать о себе как о части плана.

– Напомните мне, какой именно частью я буду? – спросил Аркадий.

– Секьюрити. Джордж сказал вам, на тот случай, если появится мафия.

– Я должен подумать об этом. Не уверен, что я настолько крут.

– Все в порядке, – сказал Уоллс, – люди воспринимают вас именно так.

– Внешность может многое, – сказал О’Брайен, – я расскажу вам, почему «Капри» – мое любимое казино. Знаете, в свое время мафия наняла актера Джорджа Рафта быть лицом «Капри». Рафт играл гангстера так много раз, что люди привыкли считать его настоящим гангстером. Он и сам в это поверил. Во время революции толпы ночью грабили казино. Одна толпа направилась к «Капри». Кто вышел им навстречу? Рафт собственной персоной и, когда он прорычал своим гангстерским басом: «Ни один чертов придурок не посмеет тронуть мое казино», они ушли. Он прогнал их. Последний оплот Америки.