Текст книги "Залив Гавана"

Автор книги: Мартин Круз Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Она все записала, пухлая голубка Приблуды. Закончив уверенным росчерком, она окатила Бугая таким взглядом, которым бы мог гордиться Сталин.

Над театром Гарсиа Лорки парили черные ангелы с венками. На здании Бакарди устроилась на ночь черная летучая мышь. А дальше, на крыше розового домика Дейзи, который был не намного больше, чем покрытый краской водяной бак, сидела маленькая темная фигурка jinetera.

Это было не самое плохое место, чтобы спрятаться, вокруг ничего, кроме дымоходов и голубей. Поскольку бака для воды не было, воду поднимали ведрами. К удивлению Офелии, интерьер оказался довольно просторным, пол покрыт плиткой, кровать украшена бумажными цветами. Тереса принесла стул и иллюстрированный роман по лестнице на крышу. У нее были расцарапанные колени, бесформенная масса вьющихся волос сместилась на бок.

Когда Офелия подошла к лестнице, Тереза покосилась вниз:

– Ты принесла купальник?

– Сейчас покажу.

– Мы раньше не встречались на пристани? На Малеконе?

– В «Каса де Амор». – Офелия сначала поднялась на крышу, потом сняла очки.

Тереса все поняла. Она осмотрела Офелию сверху донизу и отметила изящные туфельки, белые брюки стретч, белый топ, огромные темные очки Armani. На ней самой была та же потрепанная одежда, в которой она была, когда Офелия ее арестовала.

– Да ты сама шлюха! Не думаю, что ты одеваешься так на зарплату детектива. Нет, нет, нет, я не слепая. Я отличу конкурентку с первого взгляда. Вот почему ты всегда меня преследовала.

Первым побуждением Офелии было сказать: «Дурочка, в Гаване тысячи таких девчонок, как ты». Она посмотрела вниз на крыши, которые тянулись до самого моря. Белье на веревках яркое, как бумажные фантики. Воробьи врассыпную разлетались от сапсана. Преследуемая стая покружилась вокруг купола Капитолия, затем понеслась к деревьям у Прадо. Зима в Гаване была сезоном ястребов. И вместо этого она сказала:

– Извини.

– Подавись ты своими извинениями. У тебя ведь нет никакого купальника.

– Нет.

– Очень смешно. Я лишилась моего немца. Я потеряла деньги. Ты занесла меня в список проституток. Я не могу вернуться в Сьего де Авила, потому что моя семья живет на деньги, которые я посылаю им, оставаясь здесь. Иначе я бы по-прежнему ходила в эту чертову школу, как ты говоришь. И теперь, когда ты разрушила мою жизнь, оказалось, что ты тоже jinetera? Очень смешно.

– Тебя нет в списке.

– Как нет?

– Нет. Я это сказала, только чтобы тебя попугать.

– Потому что мы конкурентки.

– Догадливая девочка.

– Отвали, – у Тересы потекло из носа, капля нависла над верхней губой.

– Тереса…

– Оставь меня в покое. Иди к черту.

Офелия не могла уйти. Луна озверел при виде Аркадия в Русско-кубинском центре. Но ее-то сержант просто затолкал в багажник автомобиля, хотя перерезать ей горло было намного проще. Почему?

– Сядь.

– Вали отсюда.

– Сядь, – Офелия усадила Тересу на стул и встала позади: – Сиди спокойно.

Глаза Тересы настороженно следили за ней.

– Что ты делаешь?

– Не двигайся, – Офелия полезла в сумку за своей новой щеткой и расческой. Она вытащила черную заколку из волос Терезы, – просто сиди спокойно.

Волны, локоны и кудри плотно охватывали голову. Густые, жесткие, как пружина, волосы обескуражили бы Офелию, если бы волосы Мюриель не были почти такими же густыми. Одного расчесывания было недостаточно, нужно было распустить волосы, разделить их на пряди, расчесать и потом снова придать им форму.

– Нужно следить за собой, детка.

Сначала Тереса просто молча и уныло подчинилась, но через минуту ее шея начала покачиваться в такт движениям щетки. Такие волосы, как у нее, хорошо поддаются расчесыванию, особенно в жаркие дни и при хорошем уходе они выглядят как отполированное серебро. Когда Офелия подняла волосы с затылка, она почувствовала, как Тереса понемногу смягчается. Четырнадцать лет? Уже два дня совершенно одна? Боится за свою жизнь? Даже бездомной кошке нужно, чтобы ее кто-нибудь погладил.

– Я бы хотела иметь такие волосы. Мне не нужна была бы подушка.

– Все так говорят, – промурлыкала Тереса.

– Так они выглядят лучше.

Однако, как только Тереса расслабилась, ее плечи затряслись. Она повернула мокрое от слез лицо к Офелии.

– Теперь у меня черт те что на лице.

– Попробую тебя развеселить, – Офелия положила щетку в сумку, – давай посмотрим, что еще у меня есть.

– Этот купальник?

– Лучше, чем купальник.

– Презерватив?

– Еще лучше, – Офелия вытащила 9-миллиметровый пистолет Макарова и дала Тересе подержать его.

– Тяжелый.

– Да, – Офелия забрала пистолет, – я думаю, всем женщинам надо позволить иметь оружие. Не мужчинам, только женщинам.

– Бьюсь об заклад, Хеди хотелось бы иметь что-то вроде этого. Ты знаешь мою подругу Хеди?

– Именно я нашла ее.

– Дерьмо, – уныло сказала Тереса.

Офелия положила пистолет на место и, оставаясь на коленях, понизила голос, как будто весь горизонт Гаваны не принадлежал сейчас только им:

– Я знаю, ты боишься, что с тобой может случиться то же самое, но я могу остановить их. Ты ведь догадываешься, кто мог сделать это, иначе ты не стала бы скрываться, правда? Вопрос в том, от кого ты прячешься?

– Ты действительно из полиции?

– Да. И я не хочу найти тебя в таком же виде, как я обнаружила Хеди, – Офелия дала девушке время обдумать сказанное.

– А как же ее защита?

– Не знаю.

– Человек, который защищает тебя и Хеди, как его зовут?

– Я не могу сказать.

– Не можешь, потому что он из министерства внутренних дел, и ты думаешь, что ему станет все известно. Если я доберусь до него раньше, ты сможешь спуститься с этой крыши.

Тереса скрестила руки и вздрогнула, несмотря на жару.

– На самом деле, я не думаю, что какой-нибудь турист приедет сюда и женится на мне. Зачем ему привозить домой какую-то невежественную черную девчонку? Все стали бы потешаться над ним: – Эй, Герман, ты не обязан был жениться на этой шлюхе. – Я не настолько глупа.

– Я знаю.

– Хеди была очень милая.

– Ты знаешь, я думаю, что все еще могу тебе помочь. Тебе не надо называть его имя. Я сама его назову.

– Ну, я не знаю.

– Луна. Сержант Факундо Луна.

– Я этого не говорила.

– Нет. Это сделала я.

Тереса отвела взгляд. Она смотрела на ангелов, которые парили над театром. Ветер поднял ее волосы так же, как у ангелов.

– Он сходит с ума.

– У него тяжелый характер, я знаю. Но, возможно, я скажу тебе то, что может помочь. Ты спала с ним? – когда Тереса заколебалась, Офелия сказала: – Посмотри мне в глаза.

– Ладно, только один раз. Но его девушкой была Хеди.

– Когда ты спала с ним?

– Никаких подробностей.

– Только одну. Он трусы снимал?

Тереса захихикала, первый раз с того момента, когда Офелия нашла ее.

– Нет.

– Он объяснил, почему?

– Он только сказал, что не снимет.

– Они все время были на нем?

– Все время.

– Он никогда не снимал их?

– Со мной нет.

– Ты спрашивала Хеди об этом?

– Ну, – Тереса повертела головой из стороны в сторону, – да, мы были очень близкими подругами. С ней он тоже никогда не делал этого.

– Знаешь, детка, будет неплохо, если ты побудешь здесь еще денек, но на самом деле я думаю, что ты, похоже, в безопасности.

– Как насчет Хеди?

– Мне придется пересмотреть это дело, – Офелия собрала сумку, встала и поцеловала Тересу в щеку. – Ты помогла мне.

– Было приятно поговорить.

– Мне тоже, – Офелия начала спускаться по лестнице, но на полпути остановилась…

– Кстати, ты знаешь Руфо Пинейро?

– Друга Факундо? Я встречалась с ним один раз. Мне он не понравился.

– Почему?

– У него был один из этих мобильных телефонов. Мистер Важный Jinetero, всегда висел на телефоне. Для меня совсем не было времени. Ты действительно думаешь, что со мной все будет в порядке?

– Думаю, да.

Вопрос, которым задавалась Офелия с тех пор, как сержант Факундо Луна не убил ее сразу в Русско-кубинском центре, был ли он Абакуа. О членах тайного общества всегда трудно было сказать наверняка. Полиция пыталась внедрить своих агентов в Абакуа, но результат оказался прямо противоположным: Абакуа проникли в полицию, рекрутируя самых мужественных офицеров, не только темнокожих, но и белых. Чтобы выявить их, требовалось особое искусство. Абакуа может угнать грузовик со двора министерства, но он не украдет даже песо у друга. Никогда не оставит оскорбление без ответа. Может убить, но никогда ни на кого не стучит. Не носит ничего женственного, ни серьги, ни тугих ремней, ни длинных волос. Есть еще один отличительный признак. Абакуа никогда никому не показывает свою голую задницу. Он никогда не снимает трусы, даже когда занимается любовью. По мнению Офелии, это вроде ахиллесовой задницы.

Еще одно Абакуа не делает никогда.

Он никогда не причиняет вреда женщинам.

26

Аркадий вернулся в комнату Монго в бывшем доме семьи Эрасмо. Сегодня дом казался необитаемым, расплавленным от жары. Вежливо постучав в дверь и не получив ответа, Аркадий нащупал над дверью ключ.

Со времени его предыдущего визита в комнате мало что изменилось. Жалюзи открыты достаточно широко, виден изгиб берега, море, рыбацкие лодки, плывущие против течения, neumaticos, качающиеся волнах. На небе не было ни облачка, море гладкое, как зеркало. Кокосовые орехи, пластиковые святые и фотографии любимых боксеров Монго были на своих местах. Аркадий не мог с уверенностью сказать, точно ли так была заправлена постель, но на стойке сверху лежал другой компакт-диск. Кроме того, отсутствовали ласты, висевшие раньше на стенном крючке, и камера от колеса грузовика, размещавшаяся над кроватью. Аркадий вернулся к окну и увидел три группы neumaticos, вяло дрейфующие отдельно друг от друга. Расстояние между группами было не меньше пятисот ярдов.

Аркадий вышел на улицу и прошел квартал на запад до открытого кафе с цементными столиками, расставленными в тени стены, табличка на которой гласила Siempre… [55]55
  Siempre (исп.) – всегда.


[Закрыть]Дальше прочесть было невозможно. Заросли бугенвиллей закрывали красным цветом окончание надписи. Аркадия не удивило, что Монго вышел в море. Монго был рыбаком. Вероятно, его предупредили, чтобы он не появлялся на работе в гараже у Эрасмо, пока русский следователь живет этажом выше. Где можно спрятаться лучше, чем на воде? Если сейчас он был в море, то рано или поздно вернется на берег где-нибудь в районе Первой Авеню Мирамара или на Малекона. Слишком большая территория, Аркадию не по силам одному наблюдать за всем берегом. Но можно значительно сузить ее, если вспомнить, что́ человеку на камере требуется больше всего. Воздух. В поле зрения Аркадия находилась заправка с двумя насосами под навесом, выполненным в виде модернистского плавника. Плавник, когда-то выкрашенный в голубой цвет, а теперь выцветший, был закреплен на губе моллюска. Эта заправка была отмечена на его карте Тексако. Рядом с офисом находились вентиль и шланг.

Машины постоянно подъезжали и отъезжали. Некоторые подползали к заправке, как выброшенные на берег рыбы, и так же уползали. Neumaticosприходилось иметь дело со сторожевым псом, который одних снисходительно пропускал, других прогонял. Аркадий выпил три бокала тропиколы и три чашки кофе по-кубински. Его сердце пульсировало в кончиках пальцев, он сидел, невидимый в тени, в своем черном пальто. Наконец худой асфальтово-черный мужчина подошел к офису с камерой, поникшей в его руках. Он бросил псу рыбину, вошел в офис и через минуту выбежал, держа в руках заплатку, которую он приладил к камере. Когда клей застыл, он немного подкачал воздух, чтобы проверить надежность заплатки. На нем была зеленая бейсболка, растоптанные кроссовки и лохмотья, которые разумный человек предпочтет, отправляясь рыбачить в заливе. Приладив на голове свою камеру с сетью, палочками, катушками, он повесил на одно плечо ласты, а струну с радужными рыбками на другое. Увидев Аркадия, переходящего улицу, он огляделся воспаленными от соли глазами в поисках путей отступления. Если бы не камера, снасти и дневной улов, он легко ушел бы от человека в пальто.

– Рамон «Монго» Бартоломео? – спросил Аркадий. Похоже, он начинает осваивать испанский.

– Нет.

– Думаю, это вы, – Аркадий показал Монго фотографию, на которой тот гордо демонстрировал улов Луне, Эрасмо и Приблуде. – Я также знаю, что вы говорите по-русски. – Это было как удар ножом.

– Немного.

– Вас нелегко найти. Не откажетесь выпить со мной чашечку кофе?

Неуловимый Монго заказал пиво. Блестящие капли пота покрывали его лицо и грудь. Сетка с рыбой лежала на скамейке рядом с ним.

– Я видел запись с вашим боем на ринге, – сказал Аркадий.

– Я выиграл?

– Похоже, вам это не составило труда.

– Знаете, я умел передвигаться по рингу. Я знал, как избегать ударов любого соперника, – сказал Монго, хотя его расплющенный нос свидетельствовал, о том, что иногда удары все же достигали цели.

– Потом, когда они выставили меня из команды, меня призвали в армию. Раз-два, и я оказался в Африке вместе с русскими. Русские не видят разницы между африканцем и кубинцем. Русский язык я освоил быстро, – Монго усмехнулся. – Я выучил «Не стреляйте, вы, жопы!»

– Ангола?

– Эфиопия.

– Боевик?

– Нет, я водил бронетранспортер. Вот так я стал механиком, обеспечивая, чтобы эти суки в БТР остались в живых.

– Там вы и познакомились с Эрасмо?

– В армии.

– А с Луной?

Монго разглядывал свои большие рабочие руки, покрытые мозолями от барабанов и шрамами от колючек.

– Факундо я знаю с давних пор, когда он только приехал из Баракоа и вошел в команду боксеров. Он мог бы быть хорошим боксером или хорошим бейсболистом, но у него были проблемы с женщинами и с выпивкой, так что он не задерживался надолго ни в одной команде.

– Вы сказали, Баракоа?

– В Ориенте. Он умел драться.

– Он и Руфо Пинейро были друзьями?

– Конечно. Но я не знал, чем они занимались, – Монго покачал головой так решительно, что капли пота брызнули во все стороны. – И не хотел знать…

– И вы друг Сергея Приблуды?

– Да.

– Вы вместе ходили на рыбалку?

– Да.

– Вы научили его, как ловить рыбу с воздушным змеем?

– Я пытался.

– И как стать neumatico?

– Да.

– И какому самому важному правилу должен следовать neumatico? Не выходить в море в одиночку по ночам. Я сомневаюсь, что Приблуда вышел один в ту пятницу, две недели назад. Я думаю, что он вышел в море со своим хорошим другом Монго.

Монго опустил подбородок на грудь. Пот лил с него ручьями. Это был не пот страха, как у Бугая, а пот тяжелого чувства вины. Был конец дня. Аркадий заказал еще пива, так что Монго мог продолжать потеть.

– Он говорил, что это как подледная рыбалка на акул, – сказал Монго. – Он часто рассказывал мне о подледной рыбалке. Он говорил, что когда я приеду в Россию, он возьмет меня с собой на подледную рыбалку. Я сказал нет, спасибо, товарищ…

– Во сколько вы вышли в море?

– Около семи, когда стемнело. Он не хотел привлекать внимания. Русский на камере – это зрелище. Голоса далеко разносятся по воде, так что даже когда мы были далеко, он говорил шепотом.

– Какая была погода?

– Шел дождь. И он продолжал говорить тихим голосом.

– Хорошо рыбачить во время дождя?

– Если рыба клюет.

Аркадий счел, что рыбак сказал правду, и спросил:

– Куда вы направились?

– К западу от Мирамара.

– К бухте Хемингуэя?

– Да.

– Чья это была идея?

– Обычно я говорил, куда мы пойдем, но не в тот раз. Сергей сказал, что ему надоели и Мирамар, и Малекон. Сергей хотел попробовать что-нибудь новое.

– Когда вы спустились на воду, вы оставались на месте или пошли на запад? На север? На восток?

– Мы дрейфовали.

– На восток, потому что туда направляется течение. Мимо Мирамара и Малекона, по направлению к заливу Гавана?

– Да.

– И по пути зашли в бухту? Чья была идея зайти туда?

Монго привалился к стене.

– Вы уже сами все знаете.

– Думаю, да.

– Мы действительно облажались, да? – Монго нервно выбивал ритм по скамейке, потом сжал руки, звуки нервной дроби стихли. – Я сказал: «Сергей, зачем нам рыбачить в бухте? Нас может засечь охрана, на нас может наскочить лодка. В этом канале очень активное движение, а сейчас ночь, и с лодок нас могут не заметить». Я сказал, что это безумие. Но я не мог его остановить. Охрана сидела в помещении из-за дождя. Если вы подойдете очень близко, они не смогут увидеть вас. Особенно ночью, на камере. Я следовал за Сергеем по каналу, это все, что я мог сделать. Казалось, он знал, куда направляется. Там есть освещение, но свет толком не доходит до воды. Никто не заправлял катера. Дискотека была закрыта из-за дождя. Мы слышали голоса людей в баре, вот и все. А потом мы вошли в канал, где яхты пришвартованы одна за другой, и Сергей направился к этой. Сначала я даже не мог разглядеть ее, такая она была низкая и темная. Она была очень гладкая, старая яхта, но быстроходная, это было ясно. В каюте горел свет, на борту находились американцы. Мы могли слышать их, но не видели, кто это был. Тут я догадался, что Сергей втянул меня в какие-то свои дела. Я сказал ему, что ухожу, а он хотел забраться и посмотреть, кто был на борту. Сделать это было трудно, потому что причал нависал над водой. Я уже уходил, когда огни на лодке погасли. Через мое тело прошла судорога. Сергей был метрах в пяти, между лодкой и причалом, и его трясло, трясло, трясло. Они опускают эти чертовы электрические провода в воду. Я не мог подобраться ближе. Потом я увидел свет фонариков на палубе. Я спрятался. – Монго меланхолично кивнул с самоосуждением. – Я спрятался. Они вышли, чтобы посмотреть, только на их лодке отключился свет или на всех. Пока они разговаривали с человеком в каюте, Сергей дрейфовал. Его больше не трясло. Они его не видели, и они не видели меня, потому что я оставался в темноте.

– Как только его камера выйдет на открытую воду, сказал я себе, я вытащу Сергея, но прежде чем я смог добраться до него, из канала вышла другая яхта. Там довольно узко. Яхта прошла мимо, а за ней шла камера Сергея. Иногда, вы знаете, лодки тащат за собой в воде снасти. Так нельзя, но они это делают, и сеть камеры Сергея зацепило. Его тащило быстрее, чем я мог двигаться. По его позе я понял, что он мертв. Они так и вышли из канала вместе, яхта и за ней камера. Я знал, что когда они отойдут от причала и прибавят ход, они почувствуют, что тащат что-то за собой, и обнаружат Сергея. Или крюк порвет его сеть.

Или, может быть, они найдут Сергея и просто отрежут крюк: кому хочется быть втянутым в дело с мертвыми neumatico.Для них это всего лишь история, которую можно рассказывать в баре в Ки-Уэст, о том, как однажды они зацепили сумасшедшего кубинца. Не знаю, я только видел, как моего друга буксировали в темноте, а потом я потерял его из виду. К тому времени как я миновал пост охраны, я не видел даже яхту.

– Вы видели ее название?

– Нет, – Монго допил пиво и посмотрел на сетку с рыбой, – я не сумел даже этого.

– Кому вы рассказали об этом?

– Никому, пока не появились вы. Тогда я рассказал Эрасмо и Факундо, потому что это мои товарищи, мои лучшие друзья.

Вода была такой гладкой и блестящей, что пеликаны могли скользить по своему отражению. Несмотря на то, что Аркадию пришлось провести весь день на жаре, он чувствовал себя довольно комфортно, странный баланс между пивом и пальто.

– Вы узнали тех, кто вышел на палубу судна, на котором отключился свет?

– Нет, я искал Сергея и пытался спрятаться.

– У них было оружие?

– Знаете, – сказал Монго, – это не имеет значения. К тому времени Сергей был уже мертв, и это был несчастный случай. Он сам погиб. Мне очень жаль. – Монго посмотрел на улов. – Я должен идти, чтобы сохранить рыбу свежей. Спасибо за пиво.

«Несчастный случай? После всего, что было? Но это имело смысл, – подумал Аркадий. – Не только сердечный приступ, но и общая неразбериха. Убийства требовали гораздо более серьезного прикрытия. И он приехал из Москвы именно в то время, когда в заливе было найдено тело. Неудивительно, что Руфо напросился к нему в переводчики, и что Луна был так сильно удивлен, увидев фотографию яхт-клуба „Гавана“. Никто не знал, что случилось с Приблудой».

Пока Монго надевал бейсболку, прилаживал камеру на голове, подбирал ласты и рыбу, Аркадий думал о Приблуде. Как его буксировали в резиновых санях из канала в более глубокие воды Гольфстрима, как говорил О'Брайен, где он либо оторвался, либо его сеть была отрезана раздраженным рыбаком. «Сегодня вечером клюют кубинцы!» Была ли это только шутка? Затем долгое путешествие под дождем, дрейф мимо Мирамара, вдоль Малекона до устья залива «Бэг Бэй», как сказал Андрес, капитан хорошего «Пингвина». Под лучом маяка крепости Моро, затем поворот в сторону деревни Касабланки, чтобы наконец застрять среди скопления пластиковых отходов, ржавых пружин матрасов у изъеденных солью причалов, покрытых нефтяной пленкой, где тело могло мокнуть под дождем неделями.

Аркадий достал фотографию Приблуды из кармана пальто и спросил:

– Кто сделал этот снимок?

– Эльмар.

– Какой Эльмар?

– Мостовой, – ответил Монго так, как будто тот был единственным фотографом в мире.

Признание всегда недолговечно и всегда условно, они оба знали, что Аркадий не имел права никого допрашивать. Просто, чтобы увидеть реакцию Монго, Аркадий прочитал надпись на обороте:

– Яхт-клуб «Гавана». Это что-нибудь значит для вас?

– Нет.

– Шутка?

– Нет.

– Общественный клуб?

– Нет.

– Вы знаете, что будет там сегодня вечером?

Это было уже слишком сильным нажимом. Неуловимый Монго попятился на улицу и рысцой двинулся прочь. Груз на его голове покачивался в такт шагам. Сам себе караван, он скользил мимо голубой стены, розовой стены, персиковой, и тень аллеи, казалось, протянулась к нему и поглотила его.

Офелия не была в посольской квартире с тех пор, как она увидела здесь Руфо, распростертого на полу. Синие стены здания и египетские украшения из лотосов и египетских крестов наводили на мысли о Ниле. В сумерках даже автомобиль, стоящий на тротуаре, обладал неким безмолвным величием сфинкса на отдыхе. Пятна краски окружали автомобиль красной юбкой. Соль изъела некогда гордый хром, стекла были выбиты, обивка потрескалась и расползлась, украшение на капоте отсутствовало, но разве сам египетский сфинкс не лишился носа? И хотя он стоял на деревянных блоках, а на колесах уже затвердела грязь, этот зверь, казалось, обещал, что когда-нибудь придет время и он зарычит и воспрянет.

Офелия искала телефон Руфо. Аркадий сказал, что в Москве такой аферист, как Руфо, скорее выйдет из дома без ноги, чем без мобильного телефона. Если бы они проводили официальное расследование, она могла бы получить из КубаСеллвесь список имен, связанных с Руфо, и отработать все звонки в обратном порядке. Вместо этого ей придется найти сам телефон. Где-то же он должен быть. Перед тем, как убить человека ножом, а это довольно грязная работа, Руфо принял меры предосторожности, чтобы не испачкаться кровью: сменил обувь и надел поверх своей одежды серебристый непромокаемый комбинезон. А поскольку мобильный телефон предмет деликатный, купить его можно только за доллары, бережливый человек постарается избежать риска сломать его. Руфо был предусмотрителен, фокус был в том, чтобы постараться думать как он.

На стук дверного молотка в квартиру на первом этаже открыла белая женщина в линялом халате, с пышной прической из крашенных хной волос. Офелии казалось, что половина женщин в Гаване всю жизнь готовится к вечеринке, которая так никогда и не состоится. Женщина, в свою очередь, с кислым видом разглядывала одежду jinetera,пока Офелия не предъявила полицейский значок.

– Теперь понятно, – сказала женщина.

– Мне необходимо осмотреть место убийства наверху. У вас есть ключ?

– Нет. В любом случае, вы не можете войти туда. Это собственность России, никто не вправе туда входить. Кто знает, чем они там занимаются?

– Все-таки я хочу взглянуть.

Женщина повела ее наверх. Ее тапочки звонко шлепали по ступенькам. Замок на двери квартиры был явно новым и блестящим, это было видно даже в полутемном холле. Офелия вспомнила, как проводила обыск в гостиной, осматривая диван и сервант, листая «Фидель и искусство» и другие книги. Как второпях прошлась по другим комнатам, опасаясь, что противостояние между Луной и русским выйдет из-под контроля. Вероятность того, что телефон находился в посольской квартире, была невелика. Она потянулась на цыпочках, ощупывая все выступы с обратной стороны темной лестницы, где Руфо мог оставить телефон. Пусто.

– Вы ничего здесь не находили? – спросила Офелия.

– Здесь нечего находить. Русские неделями не появлялись здесь. Скатертью дорога.

Когда Офелия спускалась вниз по лестнице, она провела рукой по стойкам выше и вышла на крыльцо ни с чем, если не считать грязных рук.

– Я же вам говорила, – сказала женщина.

– Вы были правы, – женщина напомнила Офелии ее мать.

– Вы уже вторая.

– Да? Кто еще приходил?

– Крупный негр из министерства внутренних дел. Совсем черный. Он искал везде. У него тоже был телефон. Он набрал номер, но ничего не говорил, только слушал, но не телефон, понимаете?

«Естественно, – подумала Офелия. – Луна набрал номер Руфо, чтобы услышать звонок. Это всегда проблема при попытке спрятать телефон. Рано или поздно кто-нибудь позвонит, и телефон заявит о себе».

– Он что-нибудь нашел?

– Нет. А разве вы не вместе работаете? Вы, как и все в этой стране. Все должно быть сделано дважды, так?

Офелия вышла на середину улицы. Это был квартал старых городских домов, изуродованных революцией, когда за идеализмом следуют усталость и отсутствие краски и штукатурки. В одном дворе стоянка для велосипедов, в другом салон красоты под открытым небом. Разрушающиеся здания, но при этом перенаселенные, как ульи.

Она попыталась восстановить события. Эта же улица, поздний вечер. Аркадий наверху. Руфо снаружи, он только что надел комбинезон. Вынужден импровизировать на ходу, поскольку никто не ожидал приезда русского следователя. Может быть, даже сделал последний звонок, прежде чем вошел в дом. Поднялся по лестнице к русскому, которому предстояло вскоре умереть. Здесь, между двумя домами, в каком месте Руфо мог оставить, всего на несколько минут, свой драгоценный телефон?

Офелия вспомнила Марию, полицейскую машину и сигары Руфо. Она вернулась к крыльцу.

– Чья это машина?

– Моего мужа. Он отправился купить стекла для машины, а потом я получила письмо из Майами. Я присматриваю за машиной, пока он не вернется.

– Шевроле.

– 57-й – лучший год. Я садилась в машину и притворялась, что мы с Руперто ехали в Плайя-дель-Эсте, на пляж. Приятная поездка Я так давно не была там.

– Автостекла очень трудно найти.

– Автостекла невозможно найти.

Обивка представляла собой скорее крысиное гнездо, чем сиденье. Офелия достала из сумки пару хирургических перчаток.

– Вы позволите?

– Позволю что?

Рукой в перчатке Офелия дотянулась через открытое окно до бардачка и открыла его. Внутри лежала деревянная сигарная коробка со сломанной печатью Монтекристо в виде скрещенных мечей. В коробке было десять алюминиевых футляров с сигарами и сотовый телефон «Эрикссон», на котором был установлен вибросигнал вместо звонка.

Офелия услышала щелчок и сквозь разбитые окна машины увидела человека, который ее фотографировал с тротуара. Это был крупный мужчина средних лет. На нем был жилет с множеством карманов, какой обычно носят фотографы, на плече висел футляр с фотокамерой. Завершал образ живописный берет.

– Простите, – сказал он. – Вы так красиво выглядели в этой авто-развалине. Вы не возражаете? Большинство женщин не возражает, когда я их фотографирую. Скорее, им это нравится. Освещение ужасное, но вы выглядите потрясающе. Мы можем поговорить?

Прежде чем выпрямиться, Офелия положила телефон в сигарную коробку и убрала коробку и перчатки в сумку:

– О чем?

– О жизни, о романтике, обо всем. – Несмотря на свои габариты, он нарочито застенчиво протиснулся в калитку. Он свободно говорил на испанском с русским акцентом. – Меня послал Аркадий. Но, по правде говоря, я очень большой поклонник кубинских женщин.

На этот раз Аркадий не устраивал пожар в Сьерра-Маэстра, не стучался в дверь Мостового. Вместо этого он, как только пришел, сразу вставил кредитную карту в дверную щель и ударил в дверь с такой силой, что у малыша, наблюдавшего за ним, перехватило дыхание. Внутри Аркадий в первую очередь посмотрел, была ли по-прежнему «величайшая убойная команда в Африке» центральным украшением стены. Снимок был на месте.

Во время своего первого визита он приложил все усилия, чтобы Мостовой не заметил, что в его доме побывал незваный гость. На этот раз Аркадию было все равно. Там, где была одна фотография яхт-клуба «Гавана», должны были быть и другие, потому что человек, который снимал лучшие моменты своей жизни, не уничтожал фотографии, когда появлялась не та компания – он просто убирал их из вида.

Аркадий снял пальто, чтобы не мешало работать. Он опустошил обувные коробки и чемоданы, пролистал книги и просмотрел кухонные шкафы, перетряхнул содержимое ящиков, отодвинул холодильник от стены и опрокинул стулья. Он обнаружил много фотографий – в основном жесткое порно и видеозаписи садистского секса. Но это все было побочным бизнесом, у всех здесь был свой побочный бизнес или вторая работа. Единственным ощутимым результатом был пот на лице Аркадия.

Он пошел в ванную, чтобы умыться. Стены были покрыты кафелем, зеркало настенного шкафчика было наполовину серебристым, наполовину черным. Внутри шкафчика обнаружилась пара патентованных лекарств от всех болезней, эликсиры для волос и большое количество амилнитрата и амфетамина. Вытирая руки, он заметил, что занавеска душа была задернута. Люди с маленькими ванными комнатами обычно держали шторки открытыми. Это создавало иллюзию более просторного помещения, а может быть, из-за воспоминаний о детских страхах от того, что могло скрываться за ними. Аркадию была знакома такая тревога, поэтому он распахнул занавеску.

В ванне, заполненной водой сантиметров на десять, плавали четыре черно-белые фотографии. Это не были снимки сексуальных игрищ или зарубежных поездок. На фотографиях были мертвый итальянец и Хеди. Кровь казалась черной, ковер и простыни были мокрыми и помятыми. Итальянец был практически изрублен на куски. Раны были явно нанесены мачете. Мужчину Аркадий не знал, но он узнал Хеди, несмотря на то, что ее голова едва держалась на плечах. Сначала Аркадий подумал, что Мостовой получил доступ к фотографиям, сделанным полицией, но, присмотревшись, понял, что снимки были только что отпечатаны. Кроме того, на них не было обычных маркеров, которые полиция оставляет на вещественных доказательствах. Не было видно носков ботинок детективов, когда они пытаются избежать попадания в кадр. Тени на снимках были очень глубокими, там явно не было других источников освещения. Фотограф работал один в темной комнате ночью до того, как прибыла Офелия, и ему потребовалось изрядное мастерство для правильной фокусировки. Либо ему удалось сделать только четыре кадра, либо он отпечатал только четыре из всей пленки. На одном снимке итальянец, еще живой, пытается ползти к двери. Но больше всего внимания было уделено фотографиям Хеди. Снимок снизу, между ног девушки с видом на полуотрубленную голову. На другом – ее голова между поникшими грудями. На третьем просто лицо Хеди, удивление еще живо в ее глазах. Человек с камерой был не в силах противостоять искушению запечатлеть момент: он запустил руку в ее кудри, чтобы подправить позу.