Текст книги "Я — посланник"

Автор книги: Маркус Зузак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

8
Подростки-переростки

Прошло несколько дней, а я все еще не придумал, как завлечь людей в церковь. Первая мысль была попросить Одри, Марва и Ричи привести своих друзей и домашних. Но, во-первых, на них нельзя особо рассчитывать (я-то знаю), а во-вторых, не факт, что они сами пойдут в церковь еще раз, не говоря об их родителях.

В начале недели у меня плотный график, я кручу баранку и все думаю, думаю…

Блестящая идея приходит в голову, когда я везу в аэропорт клиента. Мы почти доехали, и вдруг он говорит:

– Слушай, у меня до рейса еще время есть, останови-ка вон у того паба.

Я смотрю в зеркало заднего вида – и бац! идея!

– Точно! – восклицаю я.

– Если уж пить пиво, так в настоящем пабе, – говорит клиент. – Терпеть не могу забегаловки в аэропортах.

Я останавливаю машину, и он выходит.

– А ты не хочешь пивка пропустить? Я заплачу.

– Нет, спасибо, – отвечаю я. – Мне тут нужно быстро кое-что сделать, неподалеку. Но если хотите, я заеду за вами через полчаса.

– Отлично, – радуется он, чрезвычайно довольный тем, как все обернулось.

Честно говоря, я тоже рад, как не знаю кто. Почему?

Да я только что понял одну важную вещь.

Здесь, в Австралии, существует лишь один способ куда-то заманить толпу народа. Какой?

Пиво.

Бесплатное пиво.

Я мчу к отцу Томасу и чуть не сношу ему входную дверь, с порога начиная рассказывать о своих грандиозных планах на следующее воскресенье. Про осенившую меня мысль тоже говорю:

– Бесплатное пиво, всякие штуки для детей, ну и еда. Я про бесплатное пиво уже говорил?

– Да, Эд, говорил.

– Ну? Что скажете, святой отец?

Он садится за стол и некоторое время раздумывает. Отец Томас спокоен, а я весь как на иголках.

– Идея-то хорошая. Но, боюсь, ты забыл одну важную вещь.

Однако мой пыл не так-то легко охладить:

– Какую?

– Нам понадобятся деньги. Чтобы все это купить.

– Слушайте, вы хотите сказать, что у католической церкви туго с деньгами? А как же все эти соборы? Они же набиты золотом и всякой прочей хренью!

– Эдвард, окстись! Ты в моей церкви был? Был. Много золота видел, Эдвард? – смеется священник.

Это еще что такое! Ладно, отцу Томасу позволительно. Но вообще-то я записан Эдом даже в свидетельстве о рождении.

Однако продолжим:

– В общем, как я понял, немереных запасов денег у вас нет.

– Увы, нет. Никаких. Все немереные запасы я потратил на помощь молодым матерям-одиночкам, алкоголикам, бездомным и наркоманам. Ну и на поездку в роскошный отель на Фиджи.

Насчет Фиджи, я полагаю, отец Томас пошутил.

– Так, понятно, – говорю. – Ладно, деньги соберу я сам. У меня кое-что есть. Готов вложить пять сотен.

– Пять сотен?! Эд, побойся Бога, это огромная сумма. К тому же очень сомневаюсь, что у тебя куча свободных денег…

Я быстро-быстро пячусь через входную дверь обратно на улицу.

– Вы не волнуйтесь, святой отец! – И как тут не пошутить: – В таких делах главное, чтобы у вас была вера.

Короче, что я хочу сказать.

Иногда совсем неплохо, что твои друзья – личности незрелые, хоть и совершеннолетние. Им сразу приходят в голову правильные мысли. Как распространить информацию среди населения нашего пригорода – причем как можно быстрее? Не плакаты же расклеивать. И не объявление в местную газету давать. Ну, вы поняли? Распространить новости о событии, да так, чтобы никто мимо не прошел и обязательно все увидел. Ну?

Есть только один правильный ответ.

Баллончики с краской.

Марв неожиданно изменил свое мнение насчет воскресенья, – теперь ему хочется пойти в церковь! Я посвятил его в свои планы и с уверенностью могу на него рассчитывать. Ибо предложил Марву дело, в котором он эксперт и профи. Инфантильные подростковые выходки – его радость, отдушина и специализация в свободное от основной работы время.

Итак, что мы делаем. Для начала утаскиваем гриль – у моей мамы и у Ричи. Я звоню и бронирую на воскресенье большой детский батут. Теперь дело за караоке, его мы получаем от одного Марвова друга, который работает в пабе. Пара бочонков пива, скидка у мясника на большую партию сосисок – и мы готовы к воскресной вечеринке.

Ну что, пора брать в руки краску!

Мы покупаем баллончики в местном хозяйственном, в четверг вечером. Налет на город запланирован на три утра пятницы. Марв кое-как дотрюхивает на своем рыдване до моего дома, который должен стать штабом операции.

В начале и в конце Мэйн-стрит мы пишем на асфальте гигантскими буквами:

Все на День Священника,

10 утра, это воскресенье.

У церкви Михаила Архангела!

Барбекю, песни, танцы

И БЕСПЛАТНОЕ ПИВО!!!

Приходите, не пожалеете!

Чертовски классная вечеринка!

Не знаю, как Марв, а я понял, что такое «чувство локтя». Вот мы стоим на коленях и расписываем асфальт. Я даже моложе себя ощутил – граффити и все такое. Смотрю, как трудится друг. Марв-спорщик. Марв-скупердяй. Марв, Которого Бросила Девушка.

Дело сделано, он смачно хлопает меня по плечу, и мы смываемся, как настоящие воришки. Бежим и смеемся. Вокруг нас такое густое ощущение счастья, что в него можно броситься и поплыть, как в соленой воде.

Этой ночью мы много смеемся.

На пустой улице гулко отдаются наши шаги, и я не хочу, чтобы они затихали. Я хочу бежать, и хохотать, и быть счастливым еще долго-долго. Хочу остановить это мгновение, миг счастья – и пребывать в нем вечно, будто в капсуле, далеко-далеко от мест, где я беспомощен и бессилен.

Но не будем о будущем. Сейчас мы просто бежим.

Мы бежим сквозь ночь и наполняем ее своим смехом.

На следующий день о грядущей вечеринке говорят все. Абсолютно все.

К отцу Томасу даже приезжали полицейские – интересовались, в курсе ли он, что происходит. Святой отец честно отвечает, что, конечно, знает о запланированном мероприятии. А вот про то, что кто-то из паствы взял да и расписал весь пригород граффити, он первый раз слышит.

В пятницу вечером я к нему заезжаю, и он рассказывает, как это было.

– Ну сами-то подумайте, – сказал он полицейским, – какие ко мне люди ходят. Церковь для бедных, откуда у них краски!

Они, конечно, все приняли за чистую монету. Разве можно не поверить отцу Томасу?

– Ладно, святой отец, все понятно. Но обязательно свяжитесь с нами, если что-то узнаете об этом деле.

– Да-да, конечно, – заверяет он полицейских.

И уже в дверях интересуется:

– Ребята, вы-то в воскресенье придете?

Полицейские, как вы понимаете, тоже люди.

– Бесплатное пиво? – улыбаются они. – Кто ж от такого откажется!

Я же говорил – блестящая, блестящая идея.

Итак, все готово. Придут многие. Отцы и матери семейств с детьми и домочадцами. Пьяницы. Уроды. Атеисты. Сатанисты. Местные эмо и готы. Все, все придут. Бесплатное пиво! Это не может не сработать! Это ж ясно, как божий день.

В пятницу ночью я работаю, но суббота у меня выходная.

В субботу, кстати, случаются два события.

Сначала ко мне в дом приходит отец О’Райли. Я приглашаю его пообедать – у меня как раз суп. Мы сидим, едим, и вдруг священник застывает, – лицо у него прямо светится.

Он роняет ложку и говорит:

– Эд, я должен обязательно сказать тебе это!

Я тоже замираю с ложкой в руке:

– Да, святой отец?

– Я много раз слышал, что среди людей ходит бесчисленное множество святых. Они не в ограде церкви и почти ничего не знают о Боге. Но Бог – в них, хотя они об этом и не догадываются.

Сначала в меня проникают его слова, а потом взгляд.

– Ты – один из этих людей, Эд. Для меня большая честь познакомиться с тобой.

От этого заявления я прямо обалдеваю.

Меня, конечно, по-всякому называли и разные вещи говорили, – но никто и никогда не сказал: «Для меня честь познакомиться с тобой, Эд».

Внезапно я вспоминаю, как Софи спросила, не святой ли я. А я ответил, нет, не святой. Обычный глупый смертный.

Но в этот раз я не стану отнекиваться.

– Спасибо, святой отец.

– Тебе спасибо.

А второе событие такое: я отправляюсь с визитами. Захожу к Софи – ненадолго. Только спрашиваю, сможет ли она прийти в воскресенье. Она отвечает: «Конечно».

– И домашних приводи, – советую я.

– Обязательно.

Потом я иду к Милле и справляюсь, не будет ли она против, если я в воскресенье провожу ее в церковь.

– Это просто замечательно, Джимми!

Одним словом, она в полном восторге.

Ну что ж.

Остается последний визит.

Я стучусь в дверь дома Тони О’Райли – и не особо верю в успех.

– О, – говорит он. – Это опять ты.

Но, похоже, ему приятно увидеть меня снова.

– Ну что, передал братцу мои слова?

– Да, – отвечаю, – передал. Меня зовут Эд, если что.

Я немного стесняюсь – как обычно, когда нужно кого-то о чем-то попросить. Но делаю над собой усилие, поднимаю на Тони О’Райли глаза и говорю:

– В общем, я…

Остальные слова не желают выходить, и фраза повисает в воздухе.

– Что?

Ладно, эту подачу будем считать упущенной. Зайдем с другой стороны:

– В общем, я думаю, Тони, ты знаешь, о чем я.

– Да, – легко соглашается он. – Я видел граффити.

Я опускаю глаза, а потом снова смотрю ему в лицо:

– Ну так что?

Он открывает сетчатую дверь, и на мгновение кажется, что он сейчас меня прибьет. Но Тони всего лишь приглашает войти. Мы садимся в гостиной. На нем надето то же самое, что и в прошлый раз. Шорты, майка, шлепки. Внешность у него вроде обычная, но для меня такой наряд – что униформа. Мафиози именно так и одеваются: шорты, майки, шлепки.

Не спрашивая, хочу ли я выпить, он приносит кувшин с чем-то холодным.

– Апельсиновый лимонад будешь?

– Да, спасибо.

В кувшине плавает ледяная крошка – не иначе, у него один из этих современных холодильников, которые умеют все, даже лед колоть.

С заднего двора доносятся детские крики, и вскоре в окне начинают мелькать лица отпрысков Тони – они прыгают на батуте.

– Маленькие засранцы, – смущенно хихикает хозяин дома.

У них с братом похожее чувство юмора.

Некоторое время мы углубленно созерцаем специальный репортаж о перетягивании каната, который показывают по какому-то спортивному кабельному. Но вот программу прерывает реклама, и Тони переводит взгляд со своего крутого широкоэкранного телевизора на меня:

– Эд, я вот что хотел спросить. Думаю, ты заметил, мы с братом… ну, не в самых лучших отношениях.

Я не вижу смысла скрывать это:

– Да, Тони, заметил.

– Хочешь, расскажу, что случилось?

Я смотрю на него.

Честными-честными глазами.

И отрицательно качаю головой:

– Нет, не хочу. Не мое это дело.

Тони испускает вздох облегчения и прихлебывает из стакана. Слышно, как ледяная крошка хрустит у него на зубах. Похоже, сам того не зная, я правильно ответил на его вопрос.

В гостиную вбегает плачущий ребенок:

– Пап, а Райан меня…

– Так, хватит скулить! Вали отсюда! – гаркает Тони.

На лице у мальчишки отображается борьба мысли: плакать или не плакать, канючить или не канючить. Побеждает здравомыслие – личико разглаживается и парнишка быстро утирает слезы:

– Пап, это разве вкусно?

– Да.

Сначала я думаю, что мальчик таким образом спрашивает, можно ли разговаривать в подобном тоне, только вместо «хорошо» говорит «вкусно». Затем соображаю, что речь о лимонаде.

– А можно мне такое?

– А волшебное слово?

– Пожалуйста, пап!

– Именно! А теперь скажи все с самого начала как положено.

– Можно мне, пожалуйста, лимонаду?

– Можно, Джордж. А теперь вали на кухню и намешай себе там чего хочешь.

Глаза мальчишки вспыхивают благодарностью:

– Спасибо, пап!

– Черт, ну и дети пошли, – смеется ему вслед Тони. – Невоспитанные засранцы…

– Точно, – улыбаюсь я в ответ.

Теперь мы смеемся вместе, а потом Тони говорит:

– Знаешь, Эд, у меня такое ощущение, что завтра ты сможешь меня увидеть – конечно, если сильно приглядишься к толпе.

Внутри меня все поет от радости, но я этого не показываю.

Все складывается замечательно.

– Спасибо, Тони.

– Па-па-а-а! – орет с кухни Джордж. – Я все пролил!

– Блин, я так и знал! – Тони встает с дивана и качает головой: – Слушай, извини, не могу проводить. Пойду подтирать за этим засранцем.

– Да без проблем.

Я покидаю большой дом и большой телевизор со вздохом облегчения.

Мне все-таки удалось добиться своего.

В ночь на воскресенье я сплю как сурок и просыпаюсь ни свет ни заря. Помню, как читал замечательную, ни на что не похожую книгу – «Таблица всего сущего». Пытаюсь отыскать ее и понимаю: книжка провалилась в щель между кроватью и стенкой. Все еще пробуя нашарить ее на полу, вспоминаю – сегодня же праздник! Все на День Священника! Приходится оставить поиски и встать с постели.

Одри, Марв и Ричи приходят ровно в восемь, и мы отправляемся в церковь. Отец Томас уже на месте, он нервно ходит из угла в угол и бормочет. Видимо, репетирует проповедь.

Прибывает народ.

Друг Марва с бочонками пива и караоке.

Рабочие, устанавливающие надувные горки и батут.

Мы расставляем грили и поручаем Ричи с друзьями стеречь пиво, пока не закончится проповедь.

В начале десятого начинают подтягиваться прихожане, и я понимаю, что забыл про Миллу:

– Слушай, Марв. Поверить не могу, что делаю это. Не мог бы ты одолжить мне машину минут на десять?

– Что?! – По его тону понятно, просто так ключи я не получу. – Эд Кеннеди желает одолжить вечно обсираемый им рыдван?

У меня нет времени на дискуссии:

– Да, Марв, я был не прав. У тебя отличная тачка.

– И?

«Что „и“, черт тебя подери?» – думаю я.

Тут меня осеняет:

– Клянусь больше не говорить про нее гадости.

Марв расплывается в торжествующей улыбке и бросает мне ключи:

– Поосторожней с моим «фордом», понял?

Так, это уже слишком. Марв прекрасно знает, какого труда стоит мне сдерживаться. Но он смотрит и молчит, говнюк. Ждет, не скажу ли чего. Но я храню благоразумное молчание.

– Молодец, все правильно понимаешь, – ехидно говорит он, и я уезжаю.

Милла вся сгорает от нетерпения. Дверь открывается, она выходит, – я даже не успеваю подняться по ступенькам и постучать.

– Привет, Джимми, – улыбается она.

– Привет, Милла.

Я придерживаю дверь, она садится в машину, и мы едем в церковь. В разбитое окно залетает приятный ветерок.

Приезжаем мы без пяти десять, и что же я вижу? Церковь забита людьми под завязку. Даже моя мама пришла – вон, в зеленом платье. Она-то, конечно, здесь не из-за пива. Просто хочет быть в курсе последних событий.

Я с трудом нахожу свободное место и усаживаю Миллу на скамью.

– Джимми, а как же ты? – начинает беспокоиться она. – Где же ты сядешь?

– Не волнуйся, – успокаиваю я пожилую даму. – Где-нибудь да сяду.

Однако это не так-то просто сделать. В результате я присоединяюсь к тем, кому не хватило места, – мы стоим плотной толпой в конце зала.

Все ждут, когда выйдет отец О’Райли.

Часы бьют десять, и колокола заливаются звоном, призывая паству к молитве. Все, абсолютно все – дети, напудренные дамы с сумочками, пьяницы, подростки, прихожане-захожане, неделями не появляющиеся на службе, – благоговейно замолкают.

Отец Томас выходит.

Он выходит, и все ждут, что же он скажет.

Сначала он внимательно оглядывает толпу. А потом приветствует нас своей простецкой, доброй улыбкой и говорит:

– Ну что, здравствуйте всем!

И толпа взрывается криками – и аплодисментами. Все хлопают и радостно вопят, а отец Томас просто сияет – таким я его еще не видел. И это еще не все – оказалось, у священника есть пара тузов в рукаве!

Кстати, он пока еще ничего не сказал.

Даже молитву не произнес.

Он ждет, когда восстановится тишина, а потом вынимает из кармана сутаны губную гармонику. И начинает играть что-то проникновенное. Через некоторое время из зала к нему выходят трое – сущие бродяги по виду, но в костюмах. Один стучит, как в барабан, в мусорное ведро, другой играет на скрипке, а третий – на губной гармонике. Здоровой такой. Музыка разносится по церкви, проникает в каждый уголок. И всеми присутствующими – мной в том числе – завладевает странное чувство. Необычное. Не испытанное дотоле.

Звуки музыки стихают, и толпа снова взрывается аплодисментами. Отец Томас ждет, когда станет тихо.

– Эта мелодия предназначалась Богу. Она пришла от Него – и Ему мы ее посвятили. Аминь, – говорит он.

– Аминь, – откликается толпа.

Отец Томас говорит еще много чего, и мне нравятся его слова и то, как он их произносит. Он совершенно не похож на священников, которые сидят по роскошным церквам, толкают лицемерные речи и грозят всем адскими муками. Отец О’Райли говорит с завораживающей искренностью. Не о Боге, а о людях, о нас, живущих в этом пригороде, что нам нужно держаться вместе. Действовать сообща. Помогать друг другу. Ну и вообще собираться почаще.

– Приходите сюда, в эту церковь, каждое воскресенье, и мы будем вместе, – говорит отец Томас.

Он просит ту самую троицу – Джо, Грэма и Джошуа – почитать из Евангелия. Бедняги мямлят и сбиваются, но им аплодируют как героям, и на их лицах читается неподдельная гордость. Даже не верится, что эти парни пытались стрелять у меня мелочь и сигареты.

Я уже некоторое время пытаюсь найти в толпе Тони. Разглядывая сидящих на скамьях людей, встречаюсь глазами с Софи. Она машет мне – привет, мол, – и снова поворачивается к алтарю слушать. А вот Тони я почему-то не вижу…

Под конец службы отец Томас заводит старую, еще со школы знакомую и любимую песню – «He’s Got the Whole World in His Hands». Все подпевают и хлопают в такт, и… ближе к концу мелодии я наконец-то вижу Тони.

Он проталкивается сквозь толпу и становится рядом со мной.

– Привет!

В каждой руке у него по ребенку.

– Лимонад-то будет? Чтоб детям дать?

– Непременно.

Минут через пять отец Томас замечает нас с Тони, как мы стоим сзади, за скамьями.

Песня заканчивается, а молитвы так и не было. И вот Томас О’Райли приступает к самому важному.

– Внимание! Сейчас я буду молиться – вслух. А потом про себя. Все присутствующие вольны молиться так, как пожелают, – говорит он.

Потом он склоняет голову и произносит:

– Благодарю Тебя, Господи. Благодарю за этот момент – и за всех этих чудесных людей. Также возношу Тебе хвалу за бесплатное пиво…

Зал хохочет.

– …А также за музыку и слова, что Ты дал нам сегодня, дабы мы могли восхвалить Тебя. А более всего, Господи, я благодарю Тебя, что сегодня брат мой пришел сюда. И что Ты послал мне некоего человека в ужасной куртке… Аминь.

– Аминь, – повторяет зал.

– Аминь, – говорю и я через некоторое время.

И – как многие из присутствующих – в первый раз за долгие годы молюсь.

Я говорю: «Господи, пусть у Одри все будет в порядке, а еще у Марва, у мамы и Ричи – и у всех моих близких. Пожалуйста, возьми к Себе на небо папу, и прошу Тебя, помоги мне с миссиями. Помоги сделать все правильно, Господи…»

А через пару минут отец Томас завершает службу словами:

– Спасибо всем! А теперь – вечеринка!

И толпа снова ревет от восторга.

Ричи с Марвом занимаются грилем. А мы с Одри раздаем пиво. Отец О’Райли присматривает за едой и напитками для детей. И у всех отлично получается.

Наконец все съедено и выпито, и мы вытаскиваем караоке. Один за другим подходят люди и поют, поют. Я стою рядом с Миллой – пожилая леди отыскала девочек (во всяком случае, так она их назвала), с которыми ходила в школу. Они рядком сидят на скамейке, и у одной дамы ножки не достают до земли. Она сидит, скрестив щиколотки, и болтает ногами в воздухе. Честно говоря, я не видел ничего прекраснее.

У меня даже выходит уговорить Одри спеть дуэтом битловское «Eight Days a Week». Естественно, Марв и Ричи срывают овации, проорав в микрофон «You Give Love а Bad Name» группы «Bon Jovi». Оказывается, не только мы с Одри любим древние хиты!

Я танцую.

С Одри, Миллой, Софи. И мне очень нравится кружить их и слушать, как они хохочут.

И вот вечеринка заканчивается. Я отвожу Миллу домой и возвращаюсь, чтобы помочь с уборкой.

А уходя, оглядываюсь и вижу: отец Томас и Тони О’Райли сидят рядышком на ступеньках церкви и курят. Понятно, что они все равно не будут видеться часто. Дай бог, чтоб через пару лет снова встретились. Но и то хорошо. Большего мне и не нужно.

Кстати, я до этого не знал, что отец Томас курит.

9
А вот и полиция

Этим вечером ко мне домой приходят сначала отец О’Райли, а потом полиция.

Священник стучится в дверь и стоит на пороге молча.

– Что-то случилось? – спрашиваю.

Но он не отвечает. Просто смотрит на меня. Отец Томас хочет понять, как же у нас получилось провернуть сегодняшнее дело, и пытается найти ответы во мне. В конце концов святой отец осознает, что словами всего не выразишь. Тогда он просто делает шаг вперед, кладет ладони мне на плечи и очень серьезно смотрит в глаза. И я вижу, как то, что у него внутри, меняет его лицо. Оно становится умиротворенным – как у святых.

Мне кажется, дело вот в чем. Отцу Томасу до этого не приходилось говорить никому «спасибо». Обычно люди благодарят его. Он же священник. Вот поэтому у него такое замешательство на лице. И слова никак не выходят – непривычные же.

– Да все в порядке, – улыбаюсь я.

И мы некоторое время стоим вот так, спокойные и счастливые.

Потом отец Томас поворачивается и уходит, а я долго смотрю ему вслед.

Полицейские заявляются ближе к половине одиннадцатого. В руках у них щетки и бутылка с каким-то раствором.

– Краску с асфальта оттирать, – поясняют они.

– Огромное спасибо, – говорю я.

– Да не за что.

Три часа ночи. Я снова на Мэйн-стрит – только теперь оттираю краску.

– Ну почему всегда я? – вопрошаю я Бога.

Бог, конечно, молчит.

Тогда я смеюсь, а звезды смотрят на меня сверху.

Жизнь – хороша.