355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Маркус Зузак » Я — посланник » Текст книги (страница 1)
Я — посланник
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 22:09

Текст книги "Я — посланник"


Автор книги: Маркус Зузак



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Маркус Зузак
Я – посланник

Посвящается Скауту



Автор выражает признательность друзьям из «Baycrew», Совету таксистов Нового Южного Уэльса и Анне Макфарлейн за ее профессионализм и преданность делу



Часть 1
ПОСЛАНИЕ ПЕРВОЕ

А
Ограбление

Грабитель оказался полным придурком.

Я это знаю.

Он это знает.

Вообще-то, весь банк это знает.

Даже мой лучший друг Марвин это знает, а уж такого придурка, как он, еще поискать.

А самое главное, машина Марва – на платной парковке. Стоянка – пятнадцать минут. А мы все лежим мордой в пол, и эти пятнадцать минут сейчас закончатся.

– Какой неторопливый парень, – излагаю я свою мысль.

Марв шепчет в ответ:

– Ага… Что ж за жизнь такая… – Его голос поднимается, как из колодца, с большой глубины: – Меня оштрафуют. Из-за этого вот придурка. А где я возьму денег на штраф? А, Эд?

– Была б еще машина поприличнее, а то…

– Что ты сказал?

Так. Марв повернулся ко мне лицом, и я сразу понял: обиделся он. За свою машину Марв не знаю что может сделать. Уж очень любит эту тачку – и не любит, когда о ней плохо отзываются.

И теперь Марв завелся:

– Ну-ка, повтори, что ты сказал!

– Да вот, сказал, – отчаянно шепчу я, – что проще машину продать, чем штраф платить…

– Значит, так, – шипит он. – Ты мне друг, Эд, но вот что я тебе скажу…

Ну, теперь это надолго. Монологи Марва про машину слушать невозможно – вот я и не слушаю. Он будет нудеть и ныть, нудеть и ныть, прямо как ребенок, а ведь ему двадцать лет – господи, как так можно…

Я дал ему понудеть минуты полторы. Потом жестко прервал:

– Марв, у тебя не машина, а развалюха. Даже ручного тормоза нет, ты кирпичи под задние колеса подкладываешь.

Я стараюсь говорить очень-очень тихо, несмотря на эмоции.

– Ты даже запираешь ее через раз, и правильно: угонят – хоть страховку получишь.

– Моя машина не застрахована!

– Вот именно!

– Страховщик сказал, что дело того не стоит.

– Я его понимаю, сам бы не…

Договорить не получается – грабитель поворачивается в нашу сторону и орет:

– Это кто там разговоры разговаривает?

Я-то замолчал, а вот Марв – нет. Ему плевать на грабителя и на его пушку.

– Развалюха? Развалюха?! А кто на этой развалюхе тебя на работу подвозит?! Я! Я подвожу, поганый ты выскочка!

– Я – выскочка?! Это что вообще за слово такое, «выскочка», ты про кого сказал?!

– А ну заткнуться там, в зале! – снова орет грабитель.

– Тогда шевелись! Слышал, нет? Быстрей давай! – ревет в ответ Марв.

Мой друг зол. А что вы хотите?

Во-первых, он лежит лицом в пол.

Во-вторых, банк, где он лежит, грабят.

В-третьих, очень жарко, а кондиционер сломан.

Ну и до кучи – его машину обидели, оскорбили и унизили.

Вот почему старина Марв зол! Он не просто зол! Он зол как черт!

А мы, между прочим, так и лежим – на вытертом грязном ковролине. И смотрим друг на друга – жестко так, ибо спор не окончен. Наш друг Ричи лежит в детском уголке, частично на столике с «лего», частично под столиком с «лего», а вокруг валяются яркие веселенькие куски конструктора. Ричи рухнул в них, когда в банк ворвался грабитель. Тот орал и размахивал пушкой, поэтому все упали, где стояли, еще бы. Сразу за мной лежит Одри. Ее ступня придавила мне ногу, и та затекла.

А придурок с пушкой завис над операционисткой, только что в нос ей не тычет. У девушки на груди беджик с именем «Миша». Бедная Миша. Она дрожит, идиот-грабитель тоже дрожит. Все дрожат и ждут, пока прыщавый клерк в галстуке наполнит сумку деньгами. Клерку под тридцать, у него под мышками темные круги от пота.

– Что ж он так копается-то? – ворчит Марв.

– Сколько можно нудеть? – ворчу я в ответ.

– А что, нельзя уже и слова сказать?!

– Ногу убери, – говорю я Одри.

– Чего? – шепчет она.

– Ногу, говорю, убери с меня, затекло все.

Она убирает ногу. Мне кажется – неохотно.

– Спасибо.

Грабитель снова оборачивается и грозно кричит:

– В последний раз спрашиваю, кому жить надоело? Кто тут пасть разевает?!

А надо вам сказать, что общаться с Марвом… ну… проблематично… Он любит поспорить – есть за ним такое. Ну и вежливым его тоже не назовешь. Знаете, бывают такие друзья: только заговорили о чем-то, и бац! – уже препираетесь. А если речь зашла о задрипанном «форде» Марва – все, это вообще конец. Короче, мой друг – настоящий инфантильный засранец. А когда он не в духе, дурь прет из него – не остановить.

Вот как сейчас, к примеру. Марв хихикает и кричит на весь зал:

– Разрешите доложить! Разговаривает Эд Кеннеди, сэр! Эд Кеннеди, сэр, к вашим услугам, сэр!

– Спасибо тебе огромное, Марв, – бурчу я.

Потому что Эд Кеннеди – это мое имя. Эд Кеннеди, девятнадцати лет, водитель такси, живу в пригороде, обычный парень без особых перспектив и возможностей. Ах да, еще слишком много читаю, не умею заполнять налоговую декларацию, и с сексом у меня не то чтобы очень. Короче, вот. Эд Кеннеди, очень приятно, очень приятно, Эд Кеннеди.

– Ну так заткнись, ты, Эд, или как тебя там! – орет грабитель. – А то подойду и отстрелю задницу к такой-то матери!

А я снова вижу себя в школе на уроке математики: садист-учитель прохаживается перед доской, как генерал на плацу, выдавая задание за заданием, и плевать ему на математику и на нас, он ждет не дождется конца урока, чтобы пойти домой и накачаться пивом перед теликом.

Я поворачиваюсь к Марву. Когда-нибудь я сверну ему шею.

– Тебе двадцать – двадцать! – лет, Марв! Нас всех убьют сейчас, идиот!

– А ну заткнись, Эд!

По голосу понятно, что грабителю наша беседа надоела. Поэтому я перехожу на шепот:

– Меня убьют, а виноват будешь ты! Слышишь? Ты!

– Я сказал – заткнись! Заткнись, Эд, черт тебя дери!

– А тебе, Марв, лишь бы пошутить!

– Так, ну все, Эд.

Грабитель разворачивается и идет к нам.

Похоже, наши характерные для инфантильных засранцев разборки его достали по самое не могу. Когда человек с пистолетом доходит до нас, мы все поднимаем головы и смотрим на него.

Марв.

Одри.

Я.

Вокруг нас пол устлан такими же невезучими индивидуумами. Они тоже поднимают головы и смотрят.

Дуло упирается мне в переносицу. Щекотно, а почесаться нельзя.

Грабитель поворачивается то к Марву, то ко мне, то к Марву, то ко мне. Даже сквозь натянутый на лицо чулок видны рыжеватые усы и красные шрамы от угрей. Добавьте к этому свинячьи глазки и большие уши, и вы поймете, что бедняга просто обижен на мир: ему, наверное, три раза подряд присуждали первый приз на ежегодном конкурсе уродов.

– Ну и кто из вас Эд? – спрашивает красавец с пистолетом.

– Он, – показываю я на Марва.

– Да ладно тебе, – возражает Марв.

И я отчетливо осознаю, что мой друг не очень-то напуган.

Марв уже понял, что грабитель: а) придурок, б) непрофессионал. Иначе бы мы оба уже лежали мертвыми.

Дружок мой смотрит вверх, задумчиво чешет подбородок и сообщает мужику в чулке:

– Слушай… что-то лицо у тебя знакомое…

– Так, – пытаюсь я исправить ситуацию. – Хорошо, Эд – это я.

Но грабителю не до меня – он слушает Марва.

– Марв, – отчаянно шепчу я, – заткнись!

– Марв, заткнись! – Это говорит Одри.

– Заткнись, Марв! – вопит через весь зал Ричи.

– А ты кто такой, черт побери?! – орет на Ричи грабитель.

Тот поворачивается, явно пытаясь определить, откуда идет голос.

– Я кто такой? Я Ричи!

– И ты, Ричи, тоже заткнись! Заткнись и не встревай, понял?!

– Да без проблем, сэр, – отвечает Ричи. – Большое спасибо за совет.

Вот такие у меня друзья – все как один мастера постебаться. С чего бы это, спросите вы? А я знаю? По жизни они у меня веселые, вот чего.

Тем временем парень с пушкой начинает закипать. Я вижу, как этот пар струится из каждой поры его кожи, даже сквозь чулок.

– Я не знаю, что сейчас с вами сделаю, чертовы уроды! – рычит грабитель.

Мы довели его до белого каления – еще чуть-чуть, и начнет изрыгать пламя.

Но Марв, как вы понимаете, затыкаться не собирается.

– Слушай, я вот все думаю, мы с тобой в одной школе не учились?

– Я понял, – нервно облизывает губы парень с пистолетом. – Ты хочешь умереть. Да или нет?

– В общем и целом – нет, – вежливо откликается Марв. – Я просто хочу, чтобы ты оплатил мой штраф. За парковку. Там стоянка – пятнадцать минут максимум. А ты меня задержал и…

– Я тебя щас навечно здесь оставлю!

Дуло пистолета теперь смотрит на Марва.

– Слушай, ты какой-то сегодня слишком агрессивный, не находишь?

«О боже! – думаю я. – Марву конец. Сейчас получит пулю в лоб».

А между тем грабитель, щурясь, рассматривает через стеклянные двери банка стоянку – видно, желает угадать, которая из машин принадлежит моему другу.

– Которая из них твоя? – неожиданно вежливо спрашивает он.

– Голубой «форд фолкэн».

– Вон та помойка? Да на нее не то что деньги потратить, нассать жалко! Какой штраф, ты что?

– Одну секундочку! – вспыхивает Марв пламенем от новой лютой обиды. – Ты взял банк или нет? Тебе что, трудно оплатить мой штраф?

А между тем…

Раздается голос Миши – той самой несчастной операционистки. Сейчас перед ней лежит мешок, полный денег.

– Все готово!

Грабитель разворачивается и направляется в ее сторону.

– Быстрее, сука! – рявкает он на бедняжку, и та немедленно вручает ему сумку с наличными.

Люди, которые грабят банки, разговаривают именно так. В кино, во всяком случае. Грабитель явно смотрел правильные фильмы. И вот он идет обратно к нам – в одной руке пистолет, в другой деньги.

– Ты! – кричит он мне.

Похоже, мешок с долларами придает парню уверенности в себе. И я бы точно получил пистолетом по голове, если бы не одно маленькое обстоятельство. Грабитель вдруг поворачивается к улице.

Всматривается в то, что там происходит.

Из-под чулка по шее сползает струйка пота.

Дыхание его сбивается.

Мысли путаются, и…

– Не-е-ет! – орет он.

Ха-ха, там полиция.

Правда, не по его душу, – о том, что происходит в банке, еще никто не знает.

Полицейские высадились рядом с золотистой «тораной» и попросили водителя перепарковаться, – машина стояла во втором ряду у входа в булочную и мешала покупателям. «Торана» явно ждала нашего героя. Но делать нечего, она уезжает, и полицейские, выполнив свой долг, отправляются вслед за ней. А наш придурок остается с пистолетом и мешком денег – но без машины.

И тут его осеняет.

Он снова поворачивается к нам.

– Ты, – рявкает он на Марва, – ну-ка, давай сюда ключи от твоего рыдвана.

– Что?

– Что слышал! Ключи, быстро!

– Я не могу! Мой «форд», это… это же антиквариат!

– Это дерьмо, а не антиквариат, – встреваю я. – Марв, немедленно отдай ключи от драндулета, или я сам тебя пристрелю!

С кислой рожей Марв лезет в карман за ключами.

– Будь с ней нежен, – жалобно просит он.

– Иди в задницу, – отфыркивается грабитель.

– Это жестоко, в конце концов! – орет из кучи «лего» Ричи.

– Заткнись, придурок! – гордо бросает грабитель и выскакивает из банка.

Бедняга. Он не знает, что вероятность завести машину Марва с первого раза – пять процентов, не более.

Грабитель на всех парах вылетает из дверей и бежит к дороге. Тут же спотыкается и роняет пистолет. Секунду колеблется, поднимать оружие или нет, – парень в панике, это видно по лицу. Соображает, что надо делать ноги, быстро. Пистолет остается на земле, грабитель бежит дальше.

А мы уже решились поднять головы и встать на колени – интересно же посмотреть.

Ага, вот он подбегает к машине.

– Смотри, что сейчас будет, комедия только начинается, – хихикает Марв.

Одри, Марв и я – все затаили дыхание, смотрим. Ричи уже на полпути к нам, конечно, ему ведь тоже любопытно.

Естественно, грабитель тут же попадает впросак: тупо глядя на связку ключей, он силится понять, какой из них от машины. Мы не выдерживаем и начинаем дико хохотать.

Жалкий придурок в конце концов залезает в «форд» и пытается его завести. Машина, понятное дело, не заводится – раз за разом.

И вот тогда… Даже не знаю, почему так поступил.

В общем, я выскакиваю наружу. Поднимаю пистолет. Бегу через дорогу, грабитель смотрит на меня, я – на него. Он пытается вылезти из машины, но куда там – я стою прямо у окна «фордика».

И целюсь ему в переносицу.

В общем, он замер.

По правде говоря, мы оба замерли.

И тогда этот придурок все-таки попытался вылезти и побежать. А я – не знаю, как это получилось, даже не спрашивайте! – шагнул вперед и… стрельнул.

И тут стекло как посыпалось!

И Марв как заорет:

– Ты что делаешь, урод?! Это моя машина, мать твою так!

Оказалось, он тоже выбежал из банка и стал на другой стороне улицы.

С истошным воем сирен подъезжает полиция. Грабитель падает на колени.

– Какой же я придурок, – стонет он.

А я думаю: «Да, парень, это ты верно про себя сказал».

Какое-то мгновение мне даже его жалко. Передо мной хрестоматийный пример злосчастия и злополучия в одном флаконе. Сами посудите. Во-первых, он умудрился ограбить банк, в котором стояли в очереди невозможно тупые индивидуумы вроде нас с Марвом. Во-вторых, машина с подельниками уехала с концами, прямо на его глазах. Ну и наконец, спасенье было так близко – чужая тачка на стоянке, в руке ключи, и на тебе! Не завелась! А все почему? Потому что это была самая убогая и жалкая тачка в Южном полушарии. Короче, сердце мое переполнилось сочувствием. Вы понимаете меня? Пережить такое унижение! Бедняга…

Полицейские надевают на него наручники и заталкивают в машину, а я напускаюсь на Марва:

– Ну что? Теперь-то ты понял? – Голос мой становится все крепче и громче: – Нет, ты понял? Вот лишнее подтверждение убогости этого, – тычу я пальцем, – убогого драндулета. – Мгновение уходит на поиски нужной формулировки. – Будь твой рыдван, Марв, вполовину менее жалок, парень бы смылся и его бы не взяли, понимаешь?

Марв может только с горечью вздохнуть:

– Да, Эд.

Похоже, мой друг действительно желал удачи грабителю – лишь бы спасти репутацию принадлежавшей ему кучи хлама под названием «форд».

Но машина в очередной раз подвела. Кругом валяются осколки – на асфальте, на сиденьях… У Марва такой вид, словно заодно со стеклом разбились все его надежды.

– Слушай, – бурчу я, – прости, что так с дверцей вышло, я не хотел…

– Забудь и наплюй, – уныло отвечает Марв.

Пистолет все еще у меня в руке. Почему-то он теплый и липкий, как подтаявшая шоколадка.

Полицейских тем временем все прибывает.

Нам приходится ехать в участок, чтобы ответить на вопросы. Там расспрашивают про ограбление, требуют подробностей. Что же там, собственно, произошло? И как это у меня в руке оказался пистолет?

– Значит, он его просто выронил?

– А я о чем вам битый час рассказываю?

Тут полицейский поднимает голову от протокола.

– Значит, так, сынок. Ты не петушись. Это лишнее, петушиться тут передо мной.

У него пивное брюхо и седые усы. Полицейские почему-то любят их отпускать – для солидности, наверное.

– Петушиться? – осторожно переспрашиваю я.

– Да, сынок. Петушиться.

Петушиться. Емкое слово, ничего не скажешь.

– Извините, – меняю я манеру общения. – Грабитель выронил свое оружие на пути из банка, а я его подобрал в ходе преследования. Вот и все. Мы в жутком стрессе от произошедшего. Так нормально?

– Нормально.

Полицейский расписывает протокол целую вечность. Мы покорно ждем. Впрочем, один раз нам удается вывести мистера Пивное Брюхо из себя – Марв заговаривает о денежной выплате за поврежденную машину.

– Это ты про «форд фолкэн», что ли? – интересуется полицейский.

– Так точно, сэр.

– Скажу тебе прямо, сынок. Твоя машина оскорбляет общественную мораль и человеческие чувства. Так нельзя, парень.

– А ведь я тебе говорил, – напоминаю я Марву.

– У этого кошмара даже ручника нет.

– Ну и что?

– А то, умник, что лишь из чистого милосердия я не выписываю тебе штраф. Без ручного тормоза машина не отвечает требованиям безопасности.

– Огромное вам спасибо! – выпаливает Марв.

– Не за что, сынок, – великодушно улыбается полицейский.

У самых дверей нас настигает финальная реплика:

– И вот тебе мой совет, дружок.

Марв покорно плетется назад.

– Да, сэр?

– Купи себе новую машину.

Марв одаривает полицейского долгим серьезным взглядом и изрекает:

– У меня есть уважительные причины для того, чтобы воздержаться от покупки, сэр.

– Какие? Денег нет?

– Нет, что вы. Деньги у меня есть. Я же не безработный какой. – Марву даже удается принять самодовольный вид полноценного члена общества. – У меня другие приоритеты. – Марв улыбается: улыбка – это последнее прибежище гордого хозяина такого рыдвана. И добавляет, чтобы ни у кого не осталось сомнений в его лояльности к убитому «форду»: – А кроме того, сэр, я просто люблю свою машину. Вот и все, что я хочу сказать.

– Хороший ответ, сынок, – важно кивает полицейский. – Иди себе с миром.

– Приоритеты?! Марв, ну какие, на хрен, у тебя могут быть приоритеты?! – шиплю я, когда за нами затворяется дверь.

Марв решительно щурится в пространство перед собой и строго говорит:

– Заткнись, Эд. И больше ни слова. Может, для кого-то ты и герой, а для меня – просто криворукий засранец. Ты мне стекло разнес пулей! Идиот!

– Оплатить тебе ущерб?

На лице Марва образуется улыбка, знаменующая прощение.

– Нет.

По правде говоря, я вздохнул с облегчением. Вложить свои кровные в ржавый «фолкэн»? Лучше смерть, чем такое.

И вот мы выходим из дверей полицейского участка и тут же видим Одри и Ричи – конечно, нас ждут. И оказывается, не только друзья.

Перед нами целая толпа фотокорреспондентов, и мы едва не слепнем от вспышек.

– Вот он! – кричит кто-то.

Я не успеваю возразить, вокруг тотчас образуется хоровод из лиц, – меня засыпают вопросами, глядят в рот и ждут ответов. С пулеметной скоростью я отстреливаюсь от папарацци, снова и снова рассказываю, как побежал, как подобрал… и так далее. Мой пригород не такой и маленький, во всяком случае с радио, телевидением и газетами в нем все нормально. И завтра каждый желающий покажет репортаж или напечатает статью по этому громкому поводу.

Я пытаюсь представить заголовки.

«Простой водитель такси оказался героем» – вот это было бы здорово, меня бы устроило на все сто. Но реально стоит ожидать таких: «Внезапный подвиг местного тунеядца». Марв, конечно, обхохочется.

Вопросы сыплются минут десять, потом толпа расходится. Мы вчетвером идем к парковке. На лобовом стекле здоровенная квитанция – владельцу «фолкэна» влепили штраф, кто бы сомневался.

– Сукины дети, – констатирует Одри.

Марв выдергивает бумажку из-под «дворника» и мрачно знакомится с содержанием. Подумать только, он ведь приехал в банк, чтобы зачислить деньги на счет – ему как раз дали зарплату. А теперь все пойдет не на счет, а на штраф.

Потом мы долго копошимся, сметая осколки с сидений, и кое-как усаживаемся. Марв поворачивает ключ в замке зажигания – восемь раз подряд. Машина не заводится.

– Отлично, – бормочет он.

– Как всегда, – замечает Ричи.

Мы с Одри для разнообразия молчим.

Потом Одри садится за руль, а мы втроем толкаем колымагу к моему дому, – он ближе всего.

А через пару дней я получу первое послание.

Вот оно-то все и изменит.

2
Почему секс не похож на математику, или Введение в жизнь Эда Кеннеди

Сейчас я расскажу, как живу.

Во-первых, мы пару раз в неделю играем в карты.

Собственно, вот и все. И зачем я сказал «во-первых»?

Играем в «надоеду» – потому что она несложная. Вообще-то мы любим поспорить, а тут у нас получается и партию закончить, и не поубивать друг друга. Тоже плюс.

Обычно собирается вот такая компания.

Марв. За игрой он беспрерывно болтает. Ума не приложу, как это у него получается с сигарой во рту. Следить, чтоб она не потухла, и одновременно наслаждаться вкусом – задача непосильная, но Марв выпендривается и делает вид, что млеет от удовольствия.

Потом Ричи. Этот всегда молчит. Зато выставляет напоказ дурацкую татуировку на правой руке. Всю игру Ричи тихо посасывает пиво и ощупывает усы – тоже, по правде говоря, дурацкие, словно кто-то наклеил две темные полоски на лицо мальчишки. Хотя какой из Ричи мальчишка, но с другой стороны…

Еще Одри. Она всегда садится напротив меня, где бы мы ни играли. Одри… Светлые с желтизной волосы, длинные худые ноги, улыбка – такая… знаете, кривая, но прекрасней ее нет на свете. Еще у нее красивые бедра. И фильмов она пересмотрела целую кучу. Что еще… Да, мы с Одри работаем в одном таксопарке.

Ну и последний участник, как вы догадались, – я.

Для начала мне хотелось бы ознакомить вас со следующими фактами.

1. В девятнадцать Боб Дилан уже был признанным музыкантом, и не где-нибудь, а в нью-йоркском Гринвич-Виллидж.

2. Сальвадор Дали к девятнадцати годам написал несколько потрясающих картин, перевернувших представления об искусстве того времени.

3. За Жанной д’Арк, когда ей исполнилось девятнадцать, уже охотилось полмира, – ибо Жанна д’Арк устроила во Франции революцию.

И вот перед вами – Эд Кеннеди. Тоже девятнадцати лет от роду.

Незадолго до того случая в банке я как раз подбивал промежуточные итоги своей жизни.

Как уже говорилось, я таксист. И то лишь потому, что подделал документы, – на эту работу до двадцати не берут.

Никакого карьерного роста.

Никакого социального веса и репутации.

Ничего.

А ведь кругом полно людей, которые чего-то – и даже не чего-то, а немало уже добились в жизни! Слава, положение в обществе – у кучи народа все это есть! А я? А я подаю машину какому-нибудь лысеющему бизнесмену по имени, скажем, Дерек и внимательно слушаю, как он мне объясняет дорогу. Или пятничным вечером развожу в дымину пьяных клиентов, – они могут наблевать в салоне и смыться не заплатив. Приходится за ними приглядывать. Какие тут слава и положение в обществе… На самом деле это Одри предложила пойти в таксисты. Меня не пришлось долго убеждать, – я люблю Одри, уже много лет как люблю. Вот почему я никуда не уехал из пригорода. Не поступил в университет. Я пошел туда, куда и Одри.

И вот теперь я задаю себе строгий вопрос: «Ну, Эд Кеннеди, чего ты добился к девятнадцати годам?»

И честно отвечаю: «Ни фи-га».

Сомнениями своими я, конечно, поделился с друзьями. Но они хором велели заткнуться: хватит, мол, разводить философию. Марв сказал, что на чемпионате по нытью мне бы достались абсолютно все медали. Одри заметила, что у нормальных людей кризис среднего возраста наступает на двадцать лет позже. Я попытался обсудить это с Ричи, но он посмотрел на меня так, словно я говорил по-китайски. Круче же всех выступила моя мама. Она просто сказала: «Ну, ты поплачь мне тут, засранец». Вы еще успеете полюбить мою маму. У вас все впереди, обещаю.

Живу я в развалюхе, которую язык не поворачивается назвать домом. Зато ее дешево сдают. Впрочем, я даже знаю кто, – проболтался парень из агентства недвижимости. Владелец сооружения, за которое я ежемесячно плачу аренду, – мой босс. Чтоб вы знали, он основатель и бессменный руководитель «Свободного такси», где я имею честь работать. Сказать по правде, фирма более чем сомнительная. Во всяком случае, нам с Одри не составило труда убедить работодателя, что у нас все в порядке с возрастом и документами. Удивительно, как просто подделать водительские права и исправить две цифры в свидетельстве о рождении. Впрочем, подлинность наших бумаг в «Свободном такси» никто не проверял. Уже через неделю нас посадили за руль и пожелали счастливого пути, – в компании как раз не хватало водителей. Никаких рекомендательных писем и прочей респектабельной ерунды от нас не требовали. В общем, вы поняли. Обман и жульничество – вот два пути, которые ведут человека к процветанию. Во всяком случае, к получению работы. Как говаривал старина Раскольников, прославляя изворотливость: «Не рассудок, так бес!» В изворотливости я преуспел, это точно. Даже могу претендовать на титул самого юного таксиста в здешнем районе – вундеркинд за баранкой, местное чудо, приходите полюбоваться. Скажете, это фигня какая-то? Так вот, где у всех достижения, у меня сплошная фигня. Это базовая характеристика моей жизни. Одри, кстати, старше меня на пару месяцев.

Живу я довольно близко от центра, а поскольку такси нужно оставлять на служебной парковке, хожу на работу пешком. Хотя иногда Марв может подбросить. Своей машины у меня нет. Почему? Потому что целые дни, а случается, что и ночи мне приходится проводить за рулем. И успеваю так накататься, что в свободное от работы время не хочется крутить баранку.

Наш пригород ничего выдающегося собой не представляет. Начинается он там, где заканчиваются городские окраины, и в нем, как и везде, есть хорошие районы и плохие. Думаю, вас не удивит, что я из скверного квартала. Моя семья всегда жила там, и это наш общий скелет в шкафу, постыдная тайна. В районе наличествуют все признаки социального неблагополучия: беременные школьницы в большом количестве и безработные отцы-лоботрясы в изобилии. К таким папашам прилагаются мамаши вроде моей: они курят, пьют и зимой и летом ходят в одних и тех же уггах. Дом моего детства был сущей помойкой, и съехал я оттуда, лишь когда мой брат Томми окончил школу и поступил в университет. В принципе, я тоже смог бы, – если б не моя лень. В школе я зачитывался книгами, а нужно было учить математику и прочую фигню. Может, и стоило освоить какое-нибудь ремесло, но в округе никто этим не занимался, – да и ученик из меня вышел бы неважный, будем откровенны. В общем, лень не довела меня до добра, аттестат я получил паршивый, с хорошими оценками только по английскому – все-таки много читал. Отец пропил все наши сбережения, и мне из школы была только одна дорога – работать. Свою трудовую биографию я начал в убогом фастфуде, который даже называть не хочу – до сих пор стыдно. Затем я перекладывал бумажки в какой-то пыльной бухгалтерии, но контора закрылась через пару недель после моего выхода на работу. И наконец – апофеоз и кульминация моей карьеры, самая удачная строка в моем резюме…

Водитель такси.

В своей хибарке я живу не один. У меня есть сосед. Зовут его Швейцар, ему семнадцать. Обычно он сидит у открытой двери перед сеткой от мух, и бьющее солнце золотит его черную шкуру. Это старый пес с умными, добрыми глазами. Еще Швейцар умеет улыбаться. Имя он получил как раз за то, что со щенячьего возраста повадился сидеть у входной двери. Из родительского дома я перевез его к себе – и Швейцар все так же любит залечь у порога. Ему тепло и приятно, а что проход перегорожен, так это его не беспокоит. На самом деле он вечно лежит поперек дороги, потому что уже старый и еле ходит. Швейцар – помесь ротвейлера и немецкой овчарки, и очень-очень вонючий. Не знаю, почему от него так несет; чем только я его не мыл. Видимо, поэтому ко мне мало кто ходит. Только близкие друзья, с которыми я играю в карты, выдерживают эту газовую атаку. Остальные теряются и сбегают, едва почуяв мою собачку. По правде говоря, ее вонища слезы из глаз вышибает. Как только я не пытался избавиться от смрада. Даже убеждал Швейцара пользоваться шариковым дезодорантом, самым лучшим. Я ему под мышками натирал, то есть под лапами, несколько раз на дню – бесполезно. А однажды не выдержал и забрызгал с ног до головы спреем, о котором в рекламе по телику говорят, что он избавляет от неприятного запаха на двадцать четыре часа. Швейцар после этого смердел страшнее прежнего – ровно двадцать четыре часа, прямо как в рекламе.

Вообще, это пес моего отца. Но отец умер полгода назад, и мать тут же спихнула Швейцара на меня. Почему-то он с завидным упорством справлял нужду исключительно под бельевой веревкой на заднем дворе.

– Целый газон в его распоряжении! – говорила мама. – И где усаживается эта чертова псина? Прямо под бельем!

Я переехал и забрал Швейцара с собой.

Так мы с ним и живем.

Я в доме.

А он у двери.

Он счастлив.

И мне тоже приятно.

Он счастлив, – никто не мешает греться на солнышке у порога. Лучи пробиваются сквозь сетку, а он знай себе спит. Когда я закрываю на ночь дверь, он немного откатывается в сторону. И спит дальше. А я смотрю на него и понимаю, что люблю эту псину. До слез люблю. Но вонища от нее идет страшная, это правда.

Честно говоря, я думаю, что Швейцар скоро умрет. К этой мысли можно привыкнуть: в конце концов, семнадцать лет – серьезный возраст для собаки. А вот как я отреагирую – не знаю. Наверное, Швейцар заснет и не проснется. Выскользнет из своего тела бесшумно и незаметно. А я встану на колени, уткнусь носом в вонючую теплую шкуру и расплачусь. Я буду плакать и плакать, ожидая – а вдруг проснется. Но он не проснется. Тогда я его похороню. Вынесу наружу, чувствуя, как остывает тело, и наблюдая, как горизонт на заднем дворе падает вниз. Впрочем, сейчас со Швейцаром все нормально. Я вижу, что поднимается и опадает его бок, он дышит. Просто воняет как покойник.

Еще у меня есть телевизор, который не всегда показывает, телефон, который почти никогда не звонит, и холодильник, который гудит как самолет.

На телевизоре стоит семейная фотография. Снимок сделан много лет назад.

Телевизор я почти не включаю, зато время от времени посматриваю на фотографию. Снимок приличный, правда запыленный. Время идет, что же вы хотите. На фото мать, отец, две сестры, я и младший брат. Кто-то улыбается, кто-то нет. Мне это нравится.

Итак, моя семья. Мама – из тех женщин, которых не так-то просто обидеть, потому что они сами кого хочешь обидят. И словом, и топором. Кстати, о словах. Мама выражается не то чтобы очень цензурно. Впрочем, я еще успею об этом рассказать.

Теперь об отце. Он, как я уже говорил, умер. Полгода назад. Папа был тихим добрым пьяницей. Очень одиноким, хотя жил с нами. Я мог бы сказать, что отец запил из-за характера матери, не выдержал… Но на самом деле не могу найти ему оправданий. Они есть, но сам я в них не верю. Отец занимался доставкой мебели. Его нашли мертвым внутри фургона. Он сидел в старом шезлонге – спокойный и расслабленный. Полная машина мебели, а он даже не начал разгружаться, бездельник. Так все подумали. А у него просто отказала печень.

А вот мой младший брат Томми все в жизни делает как надо. Ну или почти все. Мы с ним погодки. Томми, кстати, учится в университете.

Сестер зовут Ли и Кэтрин.

Когда выяснилось, что Кэтрин беременна, – а ей было всего семнадцать, – я расплакался. Ну, чего вы хотите от двенадцатилетнего пацана. Вскоре Кэтрин уехала. Нет, ее не выгнали, ничего такого. Просто вышла замуж и переселилась. Такое в то время случалось нечасто.

А через год уехала Ли. Но с ней никаких проблем не было.

Во всяком случае, уехала она не из-за беременности.

И только я остался жить в нашем пригороде. Другие переехали в город и хорошо устроились. Особенно неплохо дела идут у Томми. Он скоро получит диплом и станет юристом. Я желаю ему удачи. Нет, кроме шуток, правда.

Рядом с семейным снимком на телевизоре стоит другая фотография. На ней запечатлены Одри, Марв, Ричи и я. В прошлое Рождество мы поставили фотоаппарат Одри на таймер, отбежали, обнялись – и вуаля, памятное фото. У Марва во рту сигара, Ричи улыбается уголком рта, Одри хохочет. А я стою и таращусь на карты у себя в руке, пытаясь понять, чем провинился перед Санта-Клаусом, ибо хуже расклада, чем в то Рождество, у меня не случалось.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю