Текст книги "Я — посланник"

Автор книги: Маркус Зузак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

2
Двадцать долларов за собаку!

И вот я стою и тупо поворачиваюсь вокруг своей оси, пытаясь высмотреть пса и того мальчишку.

За стадионом тянется небольшой овраг, и спасательно-поисковая экспедиция в моем лице направляется туда. Я бегу как можно быстрее – а в моем состоянии это совсем небыстро, увы, – позабыв про матч и вообще про все. А пока бегу, краем глаза замечаю девушку с соломенного цвета волосами – Одри.

– Швейцар! – ору я на бегу. – Пропал!

И понимаю, что жить не могу без этой псины.

Некоторое время она бежит рядом, потом меняет направление поиска.

В овражке никого.

Вылезаю и осматриваю огромный травяной лоскут стадиона.

Игра продолжается, болельщики надрывают глотку – где-то далеко-далеко, за тысячу миль от меня.

– Ну? – это снова Одри.

Она сбегала до самого конца оврага.

– Никого.

Мы останавливаемся.

Спокойствие, только спокойствие.

А что еще мне остается делать?!

Тут я оборачиваюсь к дереву, под которым оставлял Швейцара, и вижу: вон они! Псинка моя и мальчишечка спокойненько шествуют обратно! У мальчика в руках стакан с газировкой и здоровенный леденец. А сзади идет кто-то третий.

Этот кто-то смотрит на меня.

Женщина, хотя какая женщина – девчонка.

Завидев мои налитые кровью глаза, она быстро наклоняется и хватает детку за руку. Выдает ему что-то, шепчет на ушко и исчезает, моментально растворяясь в толпе.

– Это следующая карта! – ору я и припускаю в их сторону.

Так быстро мне никогда бегать не приходилось!

Добежав, понимаю – ага, точно. У мальчишки в руке игральная карта, но я не могу разглядеть, какой масти. Тогда я решаю догнать молодую женщину. Она растворилась в толпе, но ее надо найти, – ибо она-то уж точно знает, кто за всем этим стоит. Сто процентов!

Но женщина исчезла.

Как сквозь землю провалилась.

А я стою у боковой линии футбольного поля, пытаясь отдышаться.

Можно, конечно, попытаться отыскать ее, – но смысл? Она исчезла, а мне нужно получить свою карту. Мальчишечка уже, наверное, порвал ее на мелкие кусочки – ребенок, что с него возьмешь…

Но, к счастью, когда я возвращаюсь к мальчику, карта еще цела. Детка держит ее – и очень цепко. И похоже, не собирается с ней расставаться.

Интуиция – в который раз – меня не подводит.

– Нет! – взвякивает ребеночек.

– Так. – Вот только этого не хватало! – Отдай мне карту, малыш!

– Ни за что! – Детка явно пытается зареветь, причем неостановимо.

– А что тебе сказала та тетя?

– Она сказала, – пищит дитя, вытирая крупные слезы, – что карта принадлежит хозяину этой собаки!

– Так это ж я!

– Не-е-е! – взвывает мальчишечка. – Это я! Это моя собачка!

«Господи! Я согласен на Дэрила, Кейта и ежедневные драки с малолетками! – воссылаю я тщетные мольбы. – Но избавь меня от этого чудесного дитяти!»

Мальчишечка и не думает сдаваться.

– Хорошо, – решаю я пойти в обход. – Я дам тебе десять долларов за пса и за карту.

Ребеночек оказывается не таким уж и глупым:

– Двадцать!

Сказать, что я расстроен, ничего не сказать. Приходится попросить у Одри взаймы. Я беру у нее двадцатку и говорю:

– Потом отдам.

– Не проблема.

Выдаю детке двадцать долларов и получаю Швейцара и карту.

– Очень приятно было с вами пообщаться. – Мальчик явно вне себя от счастья.

Я хочу его придушить, но приходится сдерживаться.

По правде говоря, я ожидал карту другой масти.

– Пики, – показываю туза Одри.

Она наклоняется. Волосы почти касаются моего лица. Швейцар смирно стоит рядом.

– А ты? – обвиняюще тычу я пальцем. – Куда тебя понесло?

«Ладно, ладно, больше не буду», – примирительно отвечает он и вдруг начинает отчаянно кашлять.

Ну конечно. Из пасти вылетает здоровенный кусок лакричной конфеты, а в глазах бегущей строкой отображается: «Прости меня, хозяин».

– Будешь знать, как жрать что попало, – зло отчитываю я Швейцара.

Он демонстративно отворачивается.

– Он подавился? С ним ничего не случится? – спрашивает Одри.

Мы идем рядом.

– Да нет, что с ним может случиться. Этот проглот еще меня переживет.

Я ворчу, конечно, но про себя облегченно улыбаюсь.

3
Пиковый интерес

Похоже, победа осталась за нами. Во всяком случае, Мерв устраивает большую вечеринку у себя дома. Марв звонит и требует немедленно прийти: мол, парни сказали, что Эд Кеннеди – лучший игрок, такого бегемота с ног сбил. Это они про Мими, конечно.

– Эд, ты должен прийти. Должен, и все.

Ну что ж, я иду.

И снова я захожу к Одри – и опять ее нет дома. Видимо, пошла куда-то с бойфрендом. К Мерву идти мне расхотелось, но я собрался с силами и все-таки пошел.

Естественно, никто даже не смотрит в мою сторону.

Никто со мной не заговаривает.

Я и Марва не смог найти, он меня сам потом нашел – на крыльце.

– Ты молодчина! Как чувствуешь себя?

Я смотрю на него и отвечаю:

– Лучше всех.

За спиной шумят и горланят пьяные гости, а в спальне за окном кто-то занимается тем, чем обычно занимаются в спальнях.

А мы все сидим на крылечке. Марв рассказывает, что случилось после того, как я ушел с поля. Спрашивает, куда подевался. А я говорю, что мне плохо стало и ноги не держали, – пришлось выйти из игры. Потом мы долго говорим о моем героическом столкновении с бегемотным Мими.

– Ну это было прям ваще! – доверительно сообщает Марв.

– Да ладно тебе, ничего особенного, – говорю я, пытаясь проглотить острое чувство вины, упрямо застревающее в горле.

На самом деле мне жалко Мими – кем бы он ни был. Или ни была. Короче, все равно жалко.

Побеседовав таким образом минут десять, я соображаю, что Марву, наверное, хочется пойти к остальным.

Пальцы нащупывают в кармане новую карту.

Пиковый туз.

Я всматриваюсь в темнеющую пустоту вечерней улицы – там может таиться все, что угодно. Будущее восхитительно неизвестно, и я счастлив.

– Что? Что ты скалишься, малыш?

Ага, «малыш», вспоминаю я жуткую официантку, и мы оба смеемся.

– Нет, правда, – упирается Марв. – Над чем смеялся, Эд?

– Пора. Мне пора идти, Марв, – поднимаюсь я и спускаюсь вниз по ступенькам. – Извини. Но мне надо идти. Чтобы не остаться при пиковом интересе. Пока, дружище.

Я чувствую себя неловко. Последние несколько дней Марв от меня только и слышит: «Извини, у меня дела, пока, до скорого». Впрочем, сегодня мой друг не в обиде. Мне кажется, до Марва наконец дошло: то, что важно для него, не обязательно важно и для меня.

– Пока, Эд, – говорит он, и по голосу моего друга я понимаю: он тоже счастлив.

Ночь темна, но прекрасна, и я иду домой. Под мигающим фонарем мне приходит в голову остановиться и снова посмотреть на пиковый туз. Я уже несколько раз вынимал и рассматривал его – у себя дома и на пороге дома Мерва, где была вечеринка. Выбор масти меня немного смутил, я-то ожидал, что выпадут черви. В конце концов, черви прекрасно укладывались в порядок черного и красного. Кроме того, мне казалось, что раз пики – самая мрачная и тревожная масть, их приберегут напоследок.

На карте написаны три имени.

Грэм Грин

Моррис Уэст

Сильвия Плат

Имена мне знакомы, правда непонятно откуда. Это явно не мои друзья, хотя я слышал об этих людях. Совершенно точно. Придя домой, я раскрываю телефонный справочник и нахожу пару Гринов и несколько Уэстов. Однако инициалы не совпадают. Но ведь по этим адресам могут проживать люди и с другими именами? Что ж, видимо, завтра мне придется походить от дома к дому…

Мы со Швейцаром сидим в гостиной. Я подрумянил картошку в духовке, и мы ее поедаем. Футбольный матч не прошел даром – все тело болит, жалуясь на новую порцию синяков и ссадин. Ближе к полуночи я не смог даже встать с дивана. Швейцар лежит у меня в ногах, а я сижу и жду, когда же придет сон.

Голова моя бессильно запрокидывается.

Пиковый туз выскальзывает из руки и проваливается в щелку дивана.

Я засыпаю.

Ночь длинная, и все время я пытаюсь вырваться из странного мира, в котором явь неотличима от сновидения. Ближе к утру мне снится стадион, я пытаюсь догнать в толпе женщину и торгуюсь с мальчишкой за карту.

Потом вижу, как снова хожу в школу, – но почему-то я один, больше там никого нет. В классе на партах лежит желтая пыль. А я сижу среди разложенных книг и смотрю на исписанную какими-то словами доску. Почерк быстрый, текучий – и я не понимаю, что начеркано на доске.

Входит женщина.

Учительница. Длинные худые ноги, черная юбка, белая блузка, фиолетовая кофта. Ей под пятьдесят, но она все равно выглядит сексуально. Учительница вообще не смотрит в мою сторону, словно меня и нет в классе. Звенит звонок – громко, словно висит прямо за дверью. Вот тогда учительница впервые обращает на меня внимание.

– Ну что ж, пора начинать, Эд.

Я готов.

– Да, мэм?

– Прочитай, пожалуйста, слова, написанные на доске.

– Не могу, мэм.

– Да что с тобой такое? Ну-ка живо читай!

Я стараюсь изо всех сил, но все равно ничего не понимаю.

Она строго качает головой. Я не вижу, – глаза все еще приклеены к доске. Но я чувствую ее разочарование. Я таращусь на неясные слова, и мне неприятно, что я так подвел бедную женщину.

Проходит несколько минут.

И тут я слышу это.

Легкий щелчок – а потом скрип.

Смотрю вверх и задыхаюсь от ужаса и изумления. Испуг выбивает воздух из легких. Учительница висит на веревке, прямо перед доской.

Она мертва.

Тело покачивается в воздухе.

Потолка не видно, веревка накрепко привязана к балке под крышей.

В ужасе я сижу и глотаю воздух, в котором катастрофически мало кислорода. Руки намертво прилипли к парте, я встаю, пытаясь выбежать и позвать на помощь, но не могу оторвать их. Наконец правая рука каким-то образом дотягивается до дверной ручки. Медленно-медленно я поворачиваюсь к свисающей с веревки женщине.

Медленно-медленно.

Черепашьим шагом.

Я подхожу к ней.

Смотрю и думаю, какое мирное и спокойное у нее лицо. И тут глаза ее распахиваются, и она говорит.

Придушенным, хриплым голосом.

– А теперь ты можешь прочитать написанное? – спрашивает учительница, а я стою столбом и таращусь на доску.

Теперь первую строчку ясно видно. Ее легко прочесть: «Бесплодная женщина».

Тело с грохотом падает на пол к моим ногам, и я просыпаюсь.

Рядом на полу сидит Швейцар, а желтый пыльный воздух наполняет гостиную – вместе с утренним светом.

Образы сна врываются в мой разум через несколько секунд после пробуждения, и я заново вижу все: женщину, исписанную доску, первую строчку. Слышу звук падения тела и ее голос: «Теперь ты можешь прочитать написанное?»

«Бесплодная женщина», – шепчу я.

Я точно где-то это слышал. Более того, я знаю, что читал стихотворение с таким названием. Еще в школе, потому что наша учительница английского страдала депрессией. Стихотворение ей очень нравилось, и в памяти до сих пор сохранились некоторые строчки. И всякие выражения – «легчайшие шаги», или «музей без статуй», или сравнение жизни с фонтаном, струя которого поднимается и опадает, не изливаясь никуда вовне.

«Бесплодная женщина».

«Бесплодная женщина».

Тут меня осеняет, и я вскакиваю с дивана. И едва не перекидываюсь через Швейцара, которому, кстати, абсолютно по барабану мои литературные изыскания. В его взгляде явственно читается: «А поосторожнее нельзя было? Я спал, вообще-то…»

«Бесплодная женщина», – поясняю я.

«И чего?!» – вопрошает Швейцар.

Повторив название стихотворения еще раз, я в полном восторге хватаю его за морду – ура! Ключ к разгадке пикового туза в моих руках!

По крайней мере, я понял, что к чему.

Стихотворение «Бесплодная женщина» написала поэтесса, которая покончила жизнь самоубийством. Точно, ее звали Сильвия Плат.

Пошарив по дивану, нахожу карту: вот оно, ее имя, третье в списке. «Это писатели, – понимаю я. – Все трое». Грэм Грин, Моррис Уэст, Сильвия Плат. Странно, правда, что я про первых двоих даже не слышал, – но ничего не поделаешь, всех не перечитаешь. Но вот про Сильвию я знаю наверняка. Мы с ней теперь прямо запросто, без церемоний и фамилий, можем друг к другу обращаться. Привет, Сильвия, я тебя знаю. С гордостью можно признать, что загадка отгадана.

Еще некоторое время я заседаю на диване, восторгаясь собственной сообразительностью. Словно мной открыта некая древняя тайна – вот такое ощущение. Ноги-руки не гнутся, ребра тоже чертовски болят, но я собираю все силы в кулак и поедаю завтрак: хлопья с каким-то явно просроченным молоком, – поэтому туда щедро набухан сахар.

И только где-то в семь-тридцать до меня доходит: загадка-то так и не отгадана! Адресов-то у меня нет! К кому идти? Какие послания доставлять?

«Ну что ж, надо пойти в библиотеку», – решаю я.

Но сегодня, как на грех, воскресенье. Нужно ждать, пока библиотека откроется.

Ко мне заходит Одри.

Мы смотрим кино, – она слышала про него хорошие отзывы.

Кино и впрямь неплохое.

Мне очень хочется узнать, где она была прошлым вечером, но я воздерживаюсь от расспросов.

Зато рассказываю про пиковый туз, имена и про то, что собираюсь идти в библиотеку. Мне почему-то кажется, что в воскресенье она открыта с двенадцати до четырех.

Одри пьет кофе, который я заварил. Губы у нее красные-красные, и я мечтаю просто вот так встать со стула, подойти и поцеловать их. Почувствовать, как они тепло и мягко прикасаются к моим. Хочу, чтобы мое дыханье попало в такт с ее, хочу вдохнуть и выдохнуть вместе с ней. Хочу нежно укусить ее за шею. И провести пальцами по спине. Запустить их в роскошные светлые густые волосы.

Очень-очень хочу.

Не знаю, что со мной этим утром.

И вдруг понимаю: я – наконец-то! – что-то заслужил! Разве мало сделано? Скольким людям я помог – хотя бы чуть-чуть! А тех, кого следовало наказать, – наказал. Хотя причинение боли живому существу – вовсе не то дело, которым хочется гордиться.

«Ну разве я не заслужил хоть малюсенького, но поощрения? – думаю я. – Что, от Одри убудет, если она полюбит меня хотя бы на секунду?» Да нет, все понятно и очевидно: ничего не произойдет. Она меня не поцелует. Дотронется в лучшем случае. А я буду бегать по городу, получать по морде и под дых, на мне и дальше будут оттаптываться все кому не лень. И что мне за это будет? А, Эд Кеннеди? Какова твоя награда за усилия?

А я вам отвечу.

Нету ее, этой награды. Не предусмотрена.

Впрочем, я не совсем честен.

Это ложь, и будь я проклят, если продолжу врать самому себе. Нет, все. Хватит. Это мы уже проходили. Все осталось позади, ведь я выполнил задания туза крестей.

Хватит.

Хватит скулить.

И тогда я совершаю абсолютно дурацкий поступок.

Меня вдруг поднимает со стула, я подхожу к Одри и целую ее. Сбывается моя мечта: ее красные губы касаются моих, наше дыхание попадает в такт, глаза закрыты, но вся она – как на ладони: мысли, чувства. Они врываются в меня, обтекают со всех сторон, пролетают над головой – а меня бросает то в жар, то в холод, и ноги подгибаются, как у подстреленного.

Я убит – навылет – поцелуем. А потом наши губы отрываются друг от друга. В образовавшуюся между мной и Одри пустоту осторожно прокрадывается тишина.

Во рту – вкус крови.

А потом я вижу кровь на губах у Одри – и удивление на ее лице.

О боже правый, у меня даже поцеловаться как следует не получилось! Я замазал ее кровью с разбитой губы!

Закрыть глаза.

Крепко-накрепко закрыть.

И тихо сказать:

– Одри, извини.

И отвернуться.

– Не знаю, что на меня нашло, я…

Слова иссякают. Очень предусмотрительно с их стороны. А мы с Одри стоим на кухне друг напротив друга.

У обоих на губах кровь.

Я принимаю ее решение, – она не хочет позволить себе любить меня. Но знает ли она, что никто и никогда не будет любить ее сильнее? Одри вытирает губы, я снова извиняюсь. А она вежливо улыбается, говорит, что ничего страшного. Просто не хочет портить сексом дружбу. Наверное, ей проще заниматься сексом, а не любовью. Не рискуя привязанностью. Что ж, если она не хочет, не желает любви – от кого бы то ни было, – я должен уважать ее выбор.

– Все в порядке, Эд, я не сержусь, – говорит Одри.

Она действительно не сердится.

Здорово все-таки, что мы с Одри всегда остаемся друзьями. Как-то оно так у нас хорошо получается – несмотря ни на что. Мы друзья – это факт. Однако мне кажется, это не навсегда. И надолго ли?

– Эд, улыбнись, – смеется она, собираясь уходить.

Разве можно ей отказать?

Я улыбаюсь.

– Удачи с пиками, – говорит Одри.

– Спасибо.

Дверь закрывается.

Время к двенадцати, пора идти в библиотеку. Я надеваю ботинки и выхожу из дому. И по-прежнему чувствую себя круглым дураком.

Теперь о книгах. Да, я много читал, но не брал книги в библиотеке, а покупал их – в основном у букинистов. В библиотеке я был последний раз довольно давно. Там еще стояли такие длинные ящики в каталоге. Даже во время учебы в школе, когда везде уже установили компьютеры, в библиотечном каталоге были ящики с карточками. Мне, кстати, нравилось выдвигать их, брать в руки карточки, читать под именем автора, какие книги он написал.

В общем, в библиотеке я ожидал увидеть пожилую тетеньку за стойкой, а вместо нее обнаружил молодого парня своего возраста – с длинными кудрявыми волосами. Нагловат, правда, но ничего.

– А где у вас карточки? – спрашиваю я.

– Какие именно? Кредитные? Дебетовые? Библиографические? – Парню явно нравится подначивать меня. – Что конкретно имеется в виду?

Понятно, что он пытается выставить меня неотесанным дураком – хотя, по большому счету, я совсем не нуждаюсь в его помощи.

– Ну как же, – объясняю, – карточки с именами авторов, названиями и всем прочим.

– Ах вот оно что! – начинает от души смеяться парень. – Давненько ты не был в библиотеке, дружище!

– Да уж, – соглашаюсь я.

Ну что ж, один – ноль в пользу молодого человека за стойкой: теперь я действительно чувствую себя неотесанным дураком. Типа, могу ходить с плакатом на шее: «Я, Эд Кеннеди, полный дебил». Нужно что-то с этим делать. И я сообщаю:

– Зато я читал Джойса, Диккенса и Конрада.

– Это кто еще такие?

Ага! Один – один! Я раздуваюсь от гордости:

– Как? Ты не читал? Как у тебя получилось? Еще в библиотеке работаешь…

С кривой улыбочкой парень кивает: уел, мол – и говорит:

– Туше!

Туше!

Экие мы изысканные, ни слова в простоте.

Тем не менее библиотекарь резко потеплел ко мне, и от него наконец появился хоть какой-то толк.

– Нет больше карточек – все в компьютере, – говорит он. – Вот, смотри.

Мы идем к компьютерам, и он показывает:

– Давай, назови фамилию автора.

На меня нападает странное замешательство. Хоть убей, не хочу я ему называть фамилии с пикового туза! Они мои! Мои! Пусть Шекспира забьет в компьютер.

Он набирает Шекспира в поисковой строке, и все названия пьес выпадают списком. Он кликает в квадратике напротив «Макбета» и говорит:

– Вот так это работает. Понятно?

Я разглядываю экран и киваю:

– Ага, спасибо.

– Если что, позовешь.

– Ага.

Он уходит, а я остаюсь наедине с клавиатурой, моими авторами и экраном монитора.

Для начала забиваю в строку поиска Грэма Грина. Надо придерживаться того же порядка, в каком имена написаны на карте. Похлопав по карманам, пытаюсь обнаружить хоть какой-то клочок бумаги, но тщетно. Мятая салфетка – все, что у меня есть. Зато на столе имеется ручка на веревочке, и то хорошо. Итак, я набираю имя и нажимаю «Enter», и названия всех книг Грэма Грина выпадают списком на экран.

Некоторые мне очень даже нравятся.

Судите сами:

«Человеческий фактор».

«Брайтонский леденец».

«Суть дела».

«Сила и слава».

«Наш человек в Гаване». [16]16
  Романы переводились на русский язык, поэтому приводятся их официальные названия.


[Закрыть]

Я их записываю, одно за другим, на салфетку. А к первому выписываю и библиотечный код.

Потом набираю «Моррис Уэст». Ух ты, тут тоже есть занятные:

«Виселица на песке».

«Башмаки рыбака».

«Дети солнца».

«Инспектор манежа».

«Божьи клоуны».

Ну что ж, теперь дело за Сильвией.

Надо сказать, что к ней я отношусь по-особому. В конце концов, именно ее вещь я читал. И именно о ней мне приснился сон. Если бы не она, разве сидел бы я здесь? Нет. Я бы до сих пор не знал, что мне делать и куда идти. И мне хочется, чтобы названия ее вещей были самыми лучшими. Наверное, я предвзят, но по мне так и есть:

«Зимний сейнер».

«Колосс».

«Ариэль».

«Шествуя по водам».

«Под стеклянным колпаком».

С исписанной салфеткой я иду к полкам – и беру все эти книги, по порядку. Любуюсь на них. Такие старинные, в твердой обложке – красной, синей или черной. Все-все книги я снимаю с полок и несу на стол. И сажусь над ними.

И вдруг понимаю.

Мне что же, всю эту чертову кучу бумаги нужно осилить за пару недель? Ладно, у Сильвии коротенькие стихотворения, но остальные-то двое понаписали здоровенных книжищ! Надеюсь, хороших, – а то я над ними как пить дать умру.

– Так, – говорит мне библиотекарь.

Я кладу на стойку огромную кипу книг.

– Нет, столько сразу не могу выдать. У нас ограничение по количеству! И вообще, у тебя билет есть?

– Какой билет? Проездной? На поезд? На самолет? О каком конкретно билете речь?

– Ладно-ладно, я все понял. Читательский. Читательский билет.

Нам обоим весело и совсем необидно. Парень лезет под стойку и выдает мне анкету:

– Заполни это, пожалуйста.

Став обладателем читательского билета, я пытаюсь его задобрить: мне ведь нужно утащить домой все эти книги, непременно.

– Спасибо. Я бы сам не разобрался.

Он с любопытством интересуется:

– Тебе точно нужны абсолютно все тома?

– Да. – Я выкладываю книги в аккуратную башню на стойке. – Да, абсолютно все.

Понятно, что так или иначе они окажутся у меня на руках. Я одного не понимаю – какие еще ограничения по количеству? Только нынешний нездоровый социум способен отказать индивидууму в утолении жажды знаний.

Тут я оглядываюсь на пустые ряды столов в читальном зале.

– Что-то не видно здесь наплыва народу. Сам-то подумай: кому эти книжки нужны, кроме меня?

Парень внимательно слушает, словно я адвокат на судебном процессе.

– Честно говоря, – отвечает он, – мне абсолютно пофиг, сколько книг кто берет. Но у нас такие правила. Если начальство узнает – сам понимаешь, что меня ждет.

– Что именно?

– Ну, не знаю… В общем, ничего хорошего!

Я продолжаю пристально смотреть ему в глаза – ни шагу назад! Эд Кеннеди не сдается!

И в конце концов Эд Кеннеди побеждает.

– Ладно, – отмахивается парень. – Давай сюда свои книжки. Что-нибудь придумаю.

Он начинает проходиться по ним сканером:

– Начальство все равно ни в зуб ногой.

Когда парень завершает процесс, все восемнадцать томов перекочевывают на мою сторону библиотечной стойки.

– Спасибо! – говорю я. – Причем большое!

И тут меня посещает запоздалая мысль: «А как же я все это домой понесу?!»

Вызвать Марва, что ли? Какая-никакая, а все же машина…

Но в результате я добираюсь домой самостоятельно. Естественно, книги падали, пару раз мне приходилось присесть и отдохнуть – но в конце концов все восемнадцать томов добрались до места.

Руки у меня отваливаются.

Я и не знал, что слова могут быть такими тяжелыми…

Вечер проходит за чтением.

Один раз я все-таки уснул над книгой, – не подумайте об авторе ничего плохого. Просто на мне живого места нет после встречи с Роузами и футбольного матча.

Грэм Грин, кстати говоря, мне очень нравится. Ключи к разгадке пока не находятся, но мне почему-то кажется, что в книгах они не зашифрованы. Все должно быть проще. Во всяком случае, на это я надеюсь, оглядывая небольшие горные хребты, воздвигнутые из книг в гостиной. Их вид меня угнетает, по правде говоря. Как я отыщу ответ среди тысяч печатных страниц?

Будит меня холод, – подул южный ветер и стало прохладно, хотя вроде должно быть жарко. Начало декабря, а хочется надеть джемпер. Ну что ж, раз хочется, надо надеть. Проходя мимо входной двери, я обнаруживаю на ковре кусок бумаги.

Точнее, салфетку.

Беспокойство захлестывает меня. Я нагибаюсь, внимательно смотрю на белый исписанный клочок и поднимаю его. Выходит, за мной следили. Они видели, как я шел в библиотеку. Разбирался с книжками, нес их домой. Они знают, что названия книг я записал именно на салфетке.

На бумажке что-то написано.

Всего несколько слов, красными чернилами.

Дорогой Эд!

Ты постарался на славу, но не бойся – все проще, чем ты думаешь.

Вот так вот. Я иду обратно к дивану и сажусь за книги. Перечитываю много раз «Бесплодную женщину» – стихи уже намертво впечатались в память.

Швейцар просится на прогулку, и мы выходим. Бесцельно бродя по улицам, я пытаюсь угадать, какие адреса выпадут на этот раз.

– Что скажешь, приятель? Есть какие-нибудь идеи?

Швейцар не отвечает. Он слишком занят – нужно же все обнюхать, везде сунуть нос. Мало ли что интересное обнаружится.

А еще я понял, что ответы на вопросы висят у меня над головой – в виде указателей на каждом перекрестке и в начале каждой улицы. «А что, если послания зашифрованы в названиях книг?» Как это раньше не пришло мне в голову! Всего-то нужно сопоставить названия улиц и строчки библиографии каждого автора!

«Проще, чем ты думаешь», – вспоминаю я. Салфетка с названиями книг у меня в кармане – вместе с тузом пик. Вытащив карту и бумажку, я некоторое время стою и смотрю на них. Они смотрят на меня, а невидимые соглядатаи наверняка заметили, что меня посетило озарение. Я радостно сообщаю Швейцару:

– Пошли домой! Быстрее, быстрее!

Мы бежим – точнее, идем, ускоряя шаг. Приличной скорости Швейцару не развить, старенький уже. А я спешу – к книгам. Мне нужны указатели улиц – и немного времени.

Под конец мы все-таки переходим на бег.

Книги лежат и ждут, а я сижу со стареньким справочником, пытаясь найти в нем слова из названий. Начинаем с Грэма Грина. Фактор-стрит отсутствует, с Гаваной и Брайтоном тоже не заладилось.

Но через минуту поиски увенчиваются успехом.

В руке у меня книга.

На черном корешке золотом вытеснено название: «Сила и слава». Я перелистываю справочник, и глаза мои расширяются от радости – вот оно! Улица Славы, Глори-роуд! Ура! Ура! Я взъерошиваю загривок Швейцара. Глори-роуд! Не отказался бы я жить на улице с таким названием!

Судя по карте, это где-то у самой окраины.

Так, теперь Моррис Уэст. Искомое находится практически сразу: «Божьи клоуны».

В верхней части пригорода обнаруживается Клоун-стрит.

И последняя – Сильвия. Ага, вот и Белл-стрит – из «Ариэля». Это маленький проулок рядом с главной улицей пригорода.

Теперь надо бы перепроверить – мало ли, вдруг еще что-нибудь подойдет?

Но нет, похоже, это единственные варианты.

Остается один вопрос. Улицы-то я нашел.

А номера домов?! Их у меня все еще нет!

Точно – остался я при пиковом интересе. Ни с чем.

Но ничего, прорвемся.

Все отгадки должны быть в книгах. Откладываем не вошедшие в список, сосредоточиваемся на трех финалистах. Отодвинутые в сторону тома мне жалко. Правда. Они похожи на толпу проигравших в последнем забеге – лежат на полу и смотрят на меня. Были бы они людьми – сидели бы, печально повесив головы.

Ну что ж, начнем с «Силы и славы». За книгой я засиживаюсь за полночь и только ближе к часу ночи поднимаю голову от страниц, чтобы узнать время. Никаких разгадок и отгадок не обнаружено. Ко мне медленно, но верно подбирается отчаяние. «А что, если я пропустил ключевой знак?» Такие мысли тоже посещают, но почему-то сохраняется уверенность, что, если б знак был, я бы его засек. Но вообще, странно. Домов на Глори-роуд не больше тридцати, так сколько еще мне нужно прочитать страниц? Однако продолжаю читать. Ибо чувствую – надо. Надо разбираться дальше. Брошу – потом сам пожалею.

В 3.46 (да уж, эти цифры на часах я запомнил!) ключ обнаруживается.

На сто сорок четвертой странице.

В самом низу, в левом углу, черной ручкой нарисованы пики. Прямо рядом со словами из диалога: «Отлично, Эд».

Я откидываюсь на спинку дивана и поздравляю себя с победой. Ну что ж, неплохо придумано. И мне нравится этот способ доставки – никакого скалолазания. И в дом никто не врывается, опять же. Все как у цивилизованных людей.

Ну-ка, ну-ка, займемся «Божьими клоунами». Я перелистываю страницы, выговаривая себе: «Эд, тупица, как это тебе в голову не пришло!» Надо было сразу так поступить! А не искать ключ к разгадке в каждом слове на каждой странице! «Проще, чем ты думаешь» – так ведь было сказано!

А вот и пики. На этот раз на двадцать третьей странице. В «Ариэле» – на тридцать девятой. У меня есть адреса и нет больше никаких сил – даже сидеть.

Я отправляюсь спать.