355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марк Оливер » Аморальное (СИ) » Текст книги (страница 7)
Аморальное (СИ)
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 20:42

Текст книги "Аморальное (СИ)"


Автор книги: Марк Оливер


Жанры:

   

Драма

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Наконец он сумел предпринять попытку к более уверенному отпору: Артур разбил одну из бутылок о стеллаж и, выставив её вперёд, ринулся на Ими. Адреналин, наконец, компенсировал помутнение сознания, порождённое болью. Но Имтизаль снова увернулась и так ударила кастетом в запястье, что Артур моментально выронил своё оружие. Потом она ещё раз ударила его по лицу, потом в плечо и ключицу, чтобы вернуть свою жертву на путь бегства. Каждый удар сопровождался басистыми криками и бульканьем крови, но вскоре Артуру удалось отскочить, и отступление возобновилось.

Ими неторопливо шла за ним, сжимая в одной руке верхнюю половину разбитой бутылки, а вторую – протягивая в сторону, чтобы положить рюкзак на стул. Ими ждала, когда Артур снова справится с собой или когда ему под руку снова попадёт какое-нибудь оружие, но он опять только метался из стороны в сторону, не различая пол и потолок, круша всё вокруг – он уже опрокинул стеллаж с бутылками – и глухо воя.

– Ими, стоп! – заорал он, пытаясь собрать мысли в кучу. Он нащупал на столике лампу и резко рванул её на себя, – стой, на месте, тварь!

Но тварь непослушно и неустанно приближалась, и Артур замахал лампой перед собой, но он был слишком вне себя, а Ими была слишком хорошим бойцом, чтобы не суметь увернуться от таких непрофессиональных ударов. Лампа полетела в неё... и пролетела мимо.

– Прекрати! – с отчаянием заорал он. Следующей в воздухе оказалась металлическая коробка для салфеток, на которую Артур возлагал особые надежды, но и она не справилась с задачей. Ими больше не била его, только преследовала со своей битой бутылкой, а он шатался, пятился и пытался отбиться. Пару раз он даже с воплем решительности подавался вперёд, брызжа слюной и кровью вперемешку, и со всей силы бил новым предметом воздух в том месте, где могла бы оказаться голова Имтизаль, но ей всё время удавалось увернуться и нисколько не отступить назад. Когда он совсем уже расхрабрился от отчаяния, ей пришлось ударить кастетом по колену, и тогда Артур решил остановиться на тактике обороны-отступления и больше не нападал. Он больше не угрожал ей, потому что наиболее сильной трезвой мыслью, единственной, способной пробиться сквозь болото боли, тошноты и сбоев в восприятии и мышлении, было осознание того, что Имтизаль его убьёт. Поэтому он пытался бороться с потерей координации и здравого мышления, с болью, тошнотой и новоявленной хромотой уже и из тех сил, которых у него не было. Он хотел добраться до кнопки экстренного вызова полиции – таких в доме было три, – но и Имтизаль знала об их местонахождении и вставала у Артура на пути, окончательно доведя его до отчаяния.

– Ими, всё, – новый мокрый скрежет. – Давай, – прерывающийся вдох, – поговорим.

Но она не останавливалась, и ему снова пришлось повысить голос.

– Чего ты хочешь от меня?!

– Очень поздно, – еле слышно прошептала она, и глаза снова стали намокать. Его кровь и паника разожгли в Имтизаль такой азарт, что не оставили никаких шансов тоске и боли потери. Потом прибавилась эйфория от всесилия: впервые Ими смогла ослушаться Артура, она торжествовала, когда он выкрикивал ей приказы, а в ней ничто даже не пошевелилось и она могла свободно продолжать делать то же, что и делала. Она стала счастлива по-новому, по-другому – теперь ей не приходилось быть зависимой от него ради того, чтобы тонуть в блаженстве. Она дала ему встать на ноги, дала сбежать от себя, всё ради того, чтобы тянуть момент, чтобы вытягивать из своей жертвы остатки страха, остатки беззащитности и беспомощности перед ней, всесильной и могущественной. В конце концов, вскоре он бы истёк кровью и совсем обессилел. Но теперь он впервые за всё время насилия сумел дотронуться до её души, или, скорее, подобия души. Ими вспомнила свою боль и роковую ошибку. Вспомнила, почему не сможет жить в Сан Франциско. Почему никогда не сможет уехать из родного города. И почему так страдает сейчас.

– Не поздно, стой! Я никому не скажу. Мы поговорим, и...

– Поздно! – закричала она.

– Я думал, ты полюбила, меня, – ему было очень тяжело говорить, но адреналин фантастически усилил работу мозга, – когда любят, так не делают, Ими. Не ломай себе жизнь! Тебя ведь найдут!

– Полюбила.

– Нельзя заставить человека любить!

– Я и не хочу.

– А чего ты хочешь?!

– Мумию.

– Что, прости?

– Лучше всего... всегда... умела ждать... – её лицо исказилось мукой, рот поплыл, уродуя и без того грубоватые черты, и впервые Артур испугался по-настоящему: он увидел в её глазах причину этой странности, этой молчаливости, этой покорности и аутичности, причину всего того, что он раньше воспринимал как очаровательную особенность; он увидел в её глазах безумие. – А теперь... не смогла.

– Меня, знаешь ли, – дрожащим неровным голосом мокро прохрипел он, и надежда гасла в его глазах, постепенно приближающихся по безумию к глазам Имтизаль; казалось, что они даже стали серыми, как у неё, – по голове, били, извини, я плохо соображаю. Ими, стой!

Он снова рванул от неё в сторону, но на этот раз она не поддавалась в их неравной борьбе, проворно нырнула вниз, когда узкая ваза в руке Артура описала полукруг на уровне лица Ими, и вонзила стекло в живот в области кишечника. Ваза с грохотом упала на пол, а Артур – на колени и бессильно хрипел, пока Имтизаль яростно втыкала своё оружие в плоть снова и снова, продырявив шестнадцать раз весь торс. Потом Ими упала на колени перед Артуром, трепетно взяв его лицо в ладони и жадно врываясь в его глаза пронзительным взглядом, но в них уже не осталось ничего, кроме мутной плёнки бреда и агонии. Ловя последние секунды застывающей жизни, Ими сдавила пальцами его горло и стала яростно избивать кастетом лицо. Хрустнул носовой хрящ, потом кость... снова кость, зубы, челюсть, медленно челюсть удар за ударом смещалась, пока не выбилась полностью и не повисла, заплыл глаз, и тогда Ими испуганно остановилась, выпустил умирающее тело. Она не должна была травмировать глаза. Артур упал, и Ими вскочила, бросившись на кухню, где она выхватила из ящика хлебный нож и бегом вернулась к телу, застав его ещё живым. Всё внутри встрепенулось от счастья. С неповреждённого, но уже закрывшегося глаза, Ими аккуратно срезала веко, чтобы видеть радужку и зрачок, потом стала дробить кастетом кости, пока боль в руке не стала отнимать силы. Ими взяла нож в правую руку и вставила его в глотку, чтобы распороть тело пополам, когда обнаружила, что Артур мёртв. Уже давно, вероятно, мёртв. Возможно, он сдался ещё во время срезания века. Это её озадачило и ввело в ступор, она впервые почувствовала себя настолько одинокой и беспомощной. Ими сложила ноги по-турецки, уложила тело себе на ноги, нежно и заботливо обнимая его за плечи и голову, и, тихо напевая Another Brick in the Wall, принялась покачиваться из стороны в сторону, как много лет назад точно также держала на руках почти обескровленное тело брата. Ей стало так пусто на душе, что почти не ощущалась даже боль. Ими не ожидала, что расстаться с Артуром будет настолько тяжело: после смерти Омара не пришло ничего, кроме бесчувствия. Расстаться с Джексоном тоже было несложно. Расстаться с Артуром оказалось невозможно тяжело, и Ими знала, почему. Теперь она знала, как избавиться от тоски – пробной и весьма удачной версией стал Джексон. Но Ими не могла отпустить Артура сейчас и ждать возможности затащить его домой позже, она не могла так сильно изводиться всё это время разлуки. И ведь никогда не было бы гарантии встретить его снова. Ей проще было расстаться с его телом и изнывать от тоски, чем изнывать от неведения и не иметь возможности видеть своё божество. Но облегчения в полной мере не принесло бы даже сохранение тела: ведь Ими так и не удалось всё узнать. Пожалуй, она спровоцировала Артура, но даже сейчас, на пороге смерти, он не терял разума. Возможно, под наигранной дружелюбностью всегда скрывалась холодность, а не жестокость. И пустота. Даже умирая он почти не терял самообладание, и разум в нём оказался намного сильнее всего того внутреннего, что она всегда пыталась понять. И так и не поняла. И она сидела с трупом на своих коленях, совсем забыв, что старалась не запачкаться кровью, совсем забыв, что необходимо скрыться ещё ночью, пока на улицах мало людей и пока в кампусе все спят. В ней боролась трясина пустоты с расчётливой логикой, боролась почти час, прежде чем Ими нашла в себе силы вернуться в свою удручающую реальность. Ими встала и пошла к рюкзаку, чтобы закончить дело. Она сменила перчатки, взяла фотоаппарат, вернулась к трупу и сфотографировала его с восьми ракурсов. Теперь всё было кончено, и пора было собираться домой. Ими убрала фотоаппарат в сумку и напоследок снова присела к трупу, бережно обняв его. Она любовно провела унылым взглядом изуродованному любимому телу, нежно поглаживая большим пальцем плечо, и, когда дошла до лица, уставилась в бесформенно круглый глаз, окружённый подсыхающей кровью. И тогда её осенило. Ими убежала на кухню, где взяла бутылку водки, потом нашла рис, высыпала его в раковину, тщательно промыла и продезинфицировала банку и на три четверти наполнила её спиртом. Потом нашла узкий нож, взяла пару больших ложек, вернулась к трупу и вырезала глаз. Это заняло почти десять минут, потому что Ими никогда прежде не приходилось вырезать глазное яблоко, и она очень боялась повредить его. Но всё удалось. Глаз погрузился в спирт и должен был лежать там до тех пор, пока Ими нашла бы необходимую информацию о том, как правильно его обработать. Потом Ими попалась на глаза кисть левой руки. Совершенно не побитая кисть. Так заполнилась ещё одна банка. Тогда Имтизаль несколько оправилась от опустошённости, сходила в гараж и нашла электрический лобзик, которым разделила тело на множество маленьких кусков, сделала ещё пару снимков и раскидала останки Артура по всему дому. Она даже череп распилила на три части – так она надеялась скрыть от полиции отсутствие каких-то частей. Потом она устроила настоящий погром в доме, после чего приготовила себе кофе, передохнула, убрала банки в сумку и осторожно вышла из дома. Она дошла до кампуса пешком, то и дело параноически дёргаясь и прячась за углы. Ей было не по себе, и впервые за долгое время пугала перспектива быть пойманной. И чем больше она осознавала своё беспокойство, тем страшнее ей становилось, потому что Ими знала, что интуиция никогда не подводит её и, стало быть, не зря сейчас нагоняет такую панику. Имтизаль впервые совершала настолько жестокое и открытое одновременно преступление. Её не покидали подозрения, что Артур мог рассказывать о ней кому-то, что всё раскроется, что её авторитет погрузится во мглу, даже если на неё не падут прямые подозрения. Она даже хотела позвонить Луису и Эндрю – клиентам, которые нашлись через Артура, – организовать встречу и убить их тоже, но остановила себя. Но теперь она точно знала, что вернётся домой. Она даже подумала вернуться домой сегодня же, но побоялась, что это сможет вызвать подозрения, если о ней кто-то знает или кто-то рискнёт сдать. Тогда ей ещё больше захотелось убить Луиса и Эндрю. Словом, ей было, чем отвлечь свой мозг, чтобы не чувствовать усталости и длины пути в кампус.

Казалось, в кампусе никто не заметил её отсутствия. Молли как всегда не ночевала в комнате, по пути не встретилось ни сторожей, ни студентов. Кампус спал.

Ими замочила всю свою одежду и, сидя на полу, дождалась шести утра, чтобы пойти в душ и тщательно промыть всё тело и волосы от крови. Потом она постирала одежду, потом помыла полы в комнате и тщательно прибралась, чтобы приглушить свой дискомфорт от воспоминаний того беспорядка, который остался в доме Артура. После этого она два раза прошла весь свой вчерашний путь по кампусу и спальному корпусу, чтобы убедиться в отсутствии следов крови. Но всё это было уже лишним. Теперь оставалось только ждать.

Свободного времени у неё ничуть не прибавилось, потому что срочно нужно было что-то делать с трофеями. Она рискнула сохранить глаз с помощью формалина, как поступила и с рукой, и с останками Джексона. Проблема была лишь в том, что теперь уже не было удобного безлюдного сарая, и приходилось всё делать в комнате. Формалин вонял невыносимо, и, чтобы перебить его запах, Ими постоянно разливала кружками кофе по комнате, морщась от неопрятности, жгла ароматические свечи и набивала сумку с трофеями хвоей. Но всё это не помогало, и тогда пришлось прийти к крайним мерам: приносить в комнату тухлую рыбу, готовить с самыми едкими специями, покупать самые пахучие французские сыры и всеми силами портить репутацию арабской кухни. Соседи жаловались каждый день. Удивительно, но никто из них не узнал в едкой вони формалин, хотя на этаже было как минимум 14 будущих криминалистов, только однажды одна из студенток сказала Имтизаль: «Твой ацетон воняет хуже формалина, делай маникюр на улице, пожалуйста!»

Непроявленную плёнку Ими положила в маленькую коробочку и замотала в ткань. Глаз она так и оставила в формалине, но переместила в более компактную банку. Всё это и банка с рукой в растворе, замотанная вместе с очистителями воздуха, пучками хвои и листьями мяты в несколько плотных тканей, пропитанных эфирными маслами, и брезент, хранилась под максимально пахучей едой в термосумке. Сумка – в чемодане, сверху него тоже лежала кипа вещей.

Когда возмущаться стала даже Моли, Ими запаниковала, что однажды в приступе гнева в её термосумке могут покопаться, чтобы выкинуть все источники вони, и найти главный. Тогда она и решилась найти себе новый тайник.

Имтизаль больше не работала в комнате, она всегда выезжала в лес, брала с собой всю сумку, и только на природе, на самых ветреных местах и как можно дальше от возможных посетителей, она доставала останки Артура. Через пару таких вылазок она решилась не возить улики домой и закопать их где-нибудь там, в горах. Кампус вздохнул свободно.

Чуть позже Ими купила гипсобинты и гипсовый порошок. Уже через неделю после инцидента она обложила изнутри коробку от кофе размоченным гипсобинтом, поместила в неё вместе с глазом плёнку и залила гипсовым раствором. С рукой пришлось посложнее: её Ими замуровала только через месяц из-за своего перфекционизма. Когда же время пришло, Ими плотно замотала руку гипсобинтами, потом, когда слепок высох, кисточкой покрыла его ещё одним слоем гипса, выровняв поверхность, и снова дала высохнуть. Потом она закрепила её на гипсовый «постамент» из остатков улик, всё это снова обработала новым слоем гипса, отшлифовала и раскрасила. Через пару недель, когда запах почти выветрился, она забрала улики обратно в кампус, забота о них её оживляла, Ими каждый день любовно стирала пыль с руки, постоянно перекрашивала её и меняла рисунки на постаменте. Она даже перестала переживать о том, не сгниёт ли рука внутри, под гипсом. Теперь уже никто бы ничего не заподозрил, теперь она впервые за последний год могла полностью посвятить себя учёбе.

Через два дня после убийства Артура Ими позвонил Луис и невнятно попросил о встрече. Пришлось согласиться, чтобы не вызвать подозрений. По просьбе Луиса Ими пришла к нему домой. Эндрю был там же. Они сказали ей о смерти Артура, не упустив и подробности того состояния, в котором несчастного нашли. Оба они были дико напуганы, и от Ими требовалось сыграть ужас, закрывать рот руками и панически пучить глаза. Хотя выкатывать глаза было уже достаточно: лицо сразу наполнялось безумием. Играть роль она бы не смогла. Она молчала и ничего не говорила, только с глазами навыкате отвернулась к стене, зажимая нижнюю часть лица ладонью. Потом мужчины спросили её, не приходила ли к ней полиция, получили отрицательный ответ и сказали, что их допрашивали. Сказали, что ничего не говорили об Ими и попросили её тоже, если вдруг что-то всплывёт, ничего не говорить о связях с ними. Она только молча кивнула. Потом сказала им, что больше никогда не будет работать, закрыла лицо руками и отошла к стене. Они спросили её, не говорил ли ей чего-то Артур, нет ли у неё подозрений. Она сказала, что нет, но если что-то вспомнит, скажет им, пусть они только не говорят о ней полиции или кому бы там ни было. Они попросили её о том же.

Тогда Эндрю и Луис, сами того не ведая, спасли себе жизнь.

Через месяц – как раз за пару дней до окончания работы с рукой – Эндрю позвонил ей, предложил встретиться, но Ими отказалась. Спросила, как идёт расследование, узнала, что никак, потом они снова попросили друг друга молчать, потом Эндрю попросил Ими позвонить, если она вдруг передумает, и после этого разговора ни он, ни Луис, ни кто-либо ещё больше не тревожил подлинную убийцу.

Об убийстве в городе знали, о нём говорили по новостям, и у Имтизаль была возможность отслеживать информацию по расследованию. Она выбрала себе ещё несколько нераскрытых преступлений, совершённых за последние полгода, и с помощью одного из своих преподавателей получила чуть более глубокий доступ к тем данным, которые не транслировали СМИ, посвятив им своё учебное исследование. Это убийство взяли своей темой ещё два студента, но, разумеется, у них не было никаких шансов в конкуренции с Имтизаль.

В первую неделю июня она вернулась домой, чтобы навестить родителей и запрятать улики в сарае. Там она, наконец, разбила гипс и снова поместила руку в раствор, и только после этого со спокойной совестью вернулась в кампус, где осталась на всё лето, чтобы закончить свою работу и защитить в начале сентября. До совершеннолетия осталась всего неделя, и Ими сделала то, чего больше всего боялась, – сообщила родителям о своём решении оставить университет и поставила их в известность, что уже подала дома заявку в полицейскую академию. Переговоры с родителями длились четыре дня, пока Джафар уговорил решительно настроенную дочь продолжить обучение хотя бы дистанционно – благо университет предоставлял такую возможность, – и она, и без того подавленная своим вынужденным непослушанием и огорчением родителей, согласилась.

Так она вернулась домой и осуществила первый шаг к мечте – поступила в академию. Учёба там шла легко, потому что теоретический материал почти полностью дублировал университетский, а физическая подготовка Имтизаль зачастую превосходила способности многих сокурсников мужского пола. Серьёзно учиться требовалось почти только вождению и стрельбе, во всём остальном Ими располагала как минимум поверхностными знаниями.

Всё это было очень кстати, потому что от переезда домой университетской учёбы не стало меньше, и всё свободное от занятий и тренировок время Ими просиживала в библиотеке.

Отношения с сокурсниками не сложились. Её никто не любил. Поначалу её пытались гнобить, особенно парни. Преподаватели и тренеры тоже относились к ней презрительно, обычно из-за пола, но постепенно Ими заработала некий авторитет: перед сокурсниками – физической силой, перед преподавателями – трудолюбием. Многие стали уважать её, когда узнали, что она училась в Университете Сан-Франциско, но вернулась домой и поступила в академию, многие, когда узнали, что она всё равно не бросила университет. Постепенно среди преподавателей стала проноситься информация о детских геройствах Ими, и так уже через месяц она стала практически единственной среди представительниц женского пола в академии, кого действительно воспринимали всерьёз и уважали. Уважали преподаватели, но тоже не все, были исключения. Исключения, у которых играли либо интуиция и жизненная мудрость, либо зависть и снобизм, во всяком случае, они оказались самыми проницательными.

Сложнее всего ей давалось вождение. Практически у всех остальных студентов уже были водительские права и неплохой опыт управления автомобилем. Не сказать, что у Имтизаль совсем его не было, вождению её учил брат, и она даже когда-то ездила без него, самостоятельно, когда убивала Джексона. Но получалось у неё не очень хорошо. Инструктор предложил ей позаниматься дополнительно во внеурочное время, но что-то в нём её отталкивало особенно, больше, чем в остальных людях, и Ими отказалась, лишь бы не остаться с ним наедине. Так она и не научилась водить достойно полицейского. Зато относительно быстро освоила мотоцикл, и в дальнейшем, на практике, её обычно отправляли патрулировать улицы на чём-нибудь двухколёсном.

Причины для этого были и другие: на мотоцикле у Имтизаль резко сокращались шансы на общение с напарником. Как ни странно, об этом попросила не она, а сами напарники: в начальстве быстро поняли, что Ими не самый добродушный человек, и старались не мучить её сослуживцев: двое попросили о переводе, прежде чем её вытащили из автомобиля и пересадили на мотоцикл.

Тогда в её жизни и появился Арман Маккуин – стажёр.

У него не было проблем с психикой, но он был почти так же серьёзен, молчалив и угрюм, как и Имтизаль, и они очень быстро сработались. Весь департамент был уверен, что они ненавидят друг друга: ведь Имтизаль и Арми даже здоровались редко, обычно они мрачно кивали друг другу, когда видели друг друга впервые за день. И то не всегда. На самом деле Арми Имтизаль ненавидела меньше, чем всех остальных живых и не родственных ей людей. Ими и Арми даже было комфортно друг с другом: ни один из них не чувствовал неловкость или раздражение из-за вечного молчания, из-за отсутствия хоть каких-либо разговоров, из-за холода и угрюмости напарника. Они могли работать так, как и мечтали: в одиночку. Ими совсем не ощущала присутствие Арми, Арми совсем не ощущал присутствие Ими. О них за спиной очень иронично отзывались остальные стажёры, говоря, что этих робокопов (прозвище Арми плавно распространилось и на его напарницу) сам Бог свёл вместе, и постоянно придумывали разные шутки, связанные с их так созвучными именами: Арми и Ими. Ими и Арми. Хотя никто и никогда вне семьи не обращался к Имтизаль какой-нибудь сокращённой производной её имени с тех пор, как она окончила школу, в которой, впрочем, тоже не злоупотребляли панибратством. Её неприятная аура как-то не располагала к чему-либо более нежному, чем «офицер Джафар».

Арми плохо окончил школу, даже не пытался поступить в колледж и работал уже на следующий день после выпускного. Изменилось разве что то, что теперь он мог работать не 4-6 часов в день, а с утра до вечера. Он рос в бедной семье, ему было 16, когда отец разбился на стройке. Уже через неделю после похорон Арми нашёл работу и всеми силами пытался помочь матери заработать денег на проживание и погашение кредита. В следующем году он поступил в резервную армию США, дважды бывал мобилизован. В молодые годы он рассчитывал перевестись впоследствии в основной состав, как и поступало большинство его сослуживцев, но теперь он понимал, что не достаточно хорошо подготовлен и вряд ли сможет сдать тесты, да и юношеского запала не оставалось для того, чтобы жизнь военного могла бы его соблазнить. Поэтому, уставший от постоянного физического труда – он работал в фирме по установке окон и дверей – и неблагодарной его оплаты, понимающий всю трагичность своего будущего и уже не надеющийся когда-нибудь в жизни заработать денег на колледж, Арми, когда срок контракта уже истекал, поступил в полицейскую академию, выпуск которой почти совпал с окончанием службы в армии.

Так он попал в полицию. Он отучился на год раньше, чем Имтизаль, и от него тоже сбегали напарники. На момент встречи ей был 21 год, ему 25, и оба они куда больше походили на разочарованных в жизни стариков, чем на молодых людей, приступивших за строительство своей жизни.

Поскольку Арми был старше не только в силу возраста, но и по времени, проведённому на службе, он негласно занял в их тандеме главенствующую позицию. Ими не возражала и спокойно признала его авторитет. Он никогда не притеснял её, без разговоров всегда садился за руль машины и только изредка презрительно косился в её сторону, всем своим видом давая понять весь тот невесёлый сарказм, который питал в адрес водителей женского пола. Это были очень редкие случаи, когда он вёл себя не по-джентельменски, обычно же был готов единолично выполнить всю работу, заполнить все бумаги и не утруждать Имтизаль, правда, она ему таких шансов не давала. Единственным его недостатком в её глазах была небрежность. Она постоянно складывала после него бумаги, бланки, ручки, чистила сидения в автомобиле и весь салон, если было время, мыла автомобиль, и вся изнывала, когда у Арми была грязная обувь или когда он неаккуратно ел. Она и подумать не могла, что бывают нечистоплотные военные. На её счастье он редко обедал в машине: у него была какая-то необъяснимая любовь к еде стоя. Обедали они, кстати, отдельно друг от друга. Она всегда носила еду из дома, стараясь экономить, Арми покупал сэндвичи или, реже, обедал в кафе, пока Ими ждала его в машине. Отношения их чуть изменились в июне, когда они впервые попали в перестрелку. Арми не давал напарнице совершенно никакой инициативы, но она не послушалась его команды и не стала ждать там, где ей сказали: Имтизаль пошла в бой. Им удалось ранить троих грабителей, но ещё четверо сбежали на мотоциклах, причем среди них был глава банды и его брат. В погоню за ними ринулось подоспевшее подкрепление, а Ими нет. Пока все кинулись за мотоциклистами, она догнала их подстреленных подельников, хромающих и воющих от боли, вынудила сдаться, обезвредила их, по ходу ещё слегка избила, приковала к столбу внутри магазина (который грабили) наручниками, зачитала права, а потом вернулась к Арми, которого тоже ранили и из-за которого она осталась, чтобы оказать ему первую помощь. У него было ранено левое плечо, и ей безумно хотелось вытащить пулю из его тела – она даже попросила об этом Арми и услышала в ответ ор ругани, поэтому она только замотала рану, чтобы остановить кровь, и принесла ему воды. Так она просидела с ним на полу магазина, зажимая его рану своими перепачканными руками, так она пропустила поимку сбежавших. В итоге награждены были как раз те самые патрульные, которым удалось догнать четверых оставшихся, а первооткрывателей преступления только похвалили и посоветовали в следующий раз быть осторожнее. Арми это запомнил. Запомнил, потому что знал, что Ими хотела бы патрулировать на мотоцикле, что она могла бы оставить его – всё равно скорая уже была в пути и спасла бы его – и ринуться за своей пометкой в личном деле, но она всем этим пренебрегла. Как-то после этого он угостил её кофе, она стала приносить ему еду, однажды он даже предложил потренировать её в вождении автомобиля, и постепенно их бездушные отношения стали приобретать чуть более человечный характер. Ненамного, но оба они теперь чувствовали, что могут рассчитывать друг на друга.

Карима училась в магистратуре и пока ещё не работала, поэтому на лето обычно возвращалась домой. Они с Ими стали немного ближе, чем в детские годы, очень сильно чувствовалось отсутствие братьев, и обе они как будто по-новому увидели друг друга и стали относиться друг к другу, казалось, немного иначе. Карима много рассказывала о своей студенческой жизни, об учёбе, о друзьях, среди которых было два детектива, она специально рассказывала о них как можно больше, чувствуя, что это интересно сестре. Она иногда заходила к ней в участок, приносила обед или просто забегала поздороваться, если гуляла неподалёку, и со временем эти визиты становились всё чаще. Ими поняла это, только когда к ней однажды подошёл один из патрульных и спросил, есть ли у её сестры парень.

Весь участок был очарован Каримой, её полюбили все с первого взгляда. Она всегда была такой вежливой, улыбчивой и кокетливой, сама заговаривала с теми, кто на неё смотрел, и вскоре уже была знакома как минимум с половиной сослуживцев сестры и, навестив её, какое-то время ещё проводила с ними. Однажды она встретила сестру при патрулировании, случайно: Имтизаль сидела в машине, как обычно, и ждала Арми, обедавшего в кофейне напротив, и Карима проходила мимо со своим бывшим парнем, которого ещё когда-то, несколько лет назад, отчаянно избегала Имтизаль. Встреча была несколько неловкой, по крайней мере, для него и Ими, он даже сослался на дела и ушёл, но через минуту после этого вышел Арми. Он видел Кариму впервые и понятия не имел о её существовании, он подошёл к автомобилю с целью тонко намекнуть ей на прощание и уехать, но она заметила его приближение ещё до того, как он успел продумать свои слова, кокетливо оглянулась на него, улыбнулась и спросила:

– А вы, должно быть, Арман Маккуин?

Он как-то смутился, покраснел и неуверенно пробормотал:

– Да… да, можно Арми.

– Арми?

– Меня так… все.

Он запнулся и не смог договорить, из-за чего поник и покраснел ещё сильнее. Карима улыбнулась с участием и сделала шаг в его сторону, как будто говоря: «Ничего страшного, что ты стесняешься и теряешься от моей красоты, это совершенно нормально». Имтизаль никогда ещё не видела его настолько беспомощным, каким он стал, при всём своём немалом росте и спортивном телосложении, когда хрупкая Карима подошла к нему и протянула тонкую руку, участливо заглядывая ему в глаза снизу вверх.

– Карима, очень приятно познакомиться. Сестра о вас говорила очень много хорошего.

– Какая… – он перестал неловко улыбаться и нахмурился, – сестра?

Ему было ещё труднее говорить, чем обычно, он почти бормотал, и Имтизаль догадывалась о значении слов скорее по его мимике, чем по звуку.

– Ваш младший напарник, – со снисходительной улыбкой пояснила Карима, пока он растерянно пожимал её руку, и коротко вздохнула. – А вот обо мне она, видимо, ничего не говорила.

И, оглянувшись на Ими и попрощавшись с ней, Карима двинулась дальше по улице. Какое-то время Арми стоял в отчаянии и ступоре, потом молча сел в машину, догнал Кариму и предложил её подвезти, на что она ответила отказом, в котором было что-то настолько снисходительное и почти высокомерное, что Арми поник окончательно и до конца дня не произнёс ни слова.

Эта встреча снова испортила его отношения с Имтизаль, теперь он избегал её, ему с ней становилось невыносимо неловко. Он не привык чувствовать неуверенность, беспомощность и всё то, что чувствовал, и хуже всего для него было осознание того, что Имтизаль всё видела, всё понимает и всё чувствует. Это его злило, и, так и не найдя объект для своей досады, Арми сделал им Имтизаль, и в худшие моменты она вызывала в нём почти отвращение. Однажды он снова видел Кариму, когда она пришла в участок, но она его даже не заметила и оживлённо разговаривала с одним сержантом. С тех пор он стал ещё более мрачным и угрюмым, чем раньше.

Однажды Ими не выдержала и спросила напрямую:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю