355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марк Оливер » Аморальное (СИ) » Текст книги (страница 12)
Аморальное (СИ)
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 20:42

Текст книги "Аморальное (СИ)"


Автор книги: Марк Оливер


Жанры:

   

Драма

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Стоять.

Квартира была не заперта, и они быстро нашли в ней того, кого искали. Он был, казалось, очень удивлён, особенно увидев Имтизаль, и смотрел уже только на неё, приставляя лезвие к горлу девушки и направляя пистолет на гостей. Они послушались его приказа и остановились.

– Не надо, Ими, опусти пистолет.

Молчание. Она пыталась вернуть контроль над пониманием происходящего, прийти в себя и как-то среагировать.

– Мы знакомы?

– Нет, но я слал тебе подарки.

Он пятился за стену, прячась за свою заложницу и царапая ножом её горло.

– Я не получила.

– Как же! Получила, но не взяла. Вызвала полицию. Ты такая недоверчивая…

Он широко улыбнулся и подмигнул патрульным.

– Там, на чердаке. Гниющая расчленёнка. Вот это была дилемма, наверное, да? Как сообщить полиции, что ты нашёл труп на территории дома, в который проник нелегально и без оправдывающих причин, – он рассмеялся. – Это самое забавное из всего, что я делал.

Он снова рассмеялся и весело переводил взгляд с одного полицейского на другого.

– Стойте там, и я не трону ни вас, ни её. Понятия не имею, как ты нашла меня, Ими. Аллах акбар, – он снова рассмеялся. – Ими, я давно за тобой слежу. С тех самых пор, как ты застрелила Алекса Коннора. Скажи, это из ревности или он чем-то мешал? А Рэйнольда Эддингтона ты когда убьёшь? Я уже полгода жду-жду, а то ты всё бегаешь за ним, следишь, вынюхиваешь что-то, охрану его проверяешь. Нет, подожди! Раньше! Сперва ты убила Кевина. Мне так понравилось, что я закосил под тебя, когда резал араба. Твои мальчики знают, что ты не коп и убиваешь людей?

– Я при них вызвала подкрепление.

– Служить в полиции и быть полицейским – разные вещи. Тебе ли не знать. Слушайте, ребята. Я её боюсь. Она меня убьёт, потому что я могу сдать её, и ей пожизненное дадут. Вы бы тоже держали ухо востро, как бы и вас не пристрелила. Ты ведь не выстрелишь, Ими? Если выстрелишь, они точно поймут, что я прав.

На улице уже были слышны полицейские сирены.

– Парни, вы слышали, что я говорил? Не стреляйте в меня. Я знаю много нужного для полиции. Я помогу вам стать детективами.

– Кого ты убил первым?

– Что, прости?

– Автокатастрофа ведь не начало?

– О нет, что ты. Мне даже интересно, что вы узнали обо мне?

– О твоей географической системе.

Он рассмеялся.

– Сначала я просто убивал свидетелей. На меня наехал мужик в баре, унизил, в общем… я решил, что отомщу. Отомстил. Зарезал ублюдка, потом запаниковал, спрятал в лесу… потом меня шантажировал другой мужик. Я и его убил. Это видела Корин, и я сбил её на машине. А потом оценил траекторию и решил продолжить, у меня был план, Ими, как вывести всё так, чтобы разоблачить все твои грехи. Я и название себе придумал. Тенистый след. Тенистый, в смысле, что загадочный такой, ну, от слова тень, и как призрак нависаю над жертвой, как Дамоклов меч, а след, потому что убираю свидетелей. Круто?

– Где первый мальчик?

– Ты же его нашла. С него всё началось. Это я спрашиваю: что ты сделала с моим сладким красавчиком?

– Только два мальчика?

– Да. Мало?

– Сколько всего убийств?

– Думаешь, я считал?

– Да.

– 29, – он посмеялся, – а сколько вы нашли?

– 23.

– Ты потеряла целых шесть трупов, Ими. Да ещё и какой-то лишний мне приписывала. Будет чем заняться, когда я сбегу. Хотя… нет, думаю, твои парни умные ребята и не позволят тебе оставаться на свободе. Всё пошло немного не по плану, но мне так даже больше нравится.

– И есть план, как сбежать сейчас?

– Конечно, есть.

И на этих словах она выстрелила. Он взвыл, роняя нож и пистолет и хватаясь за простреленную руку, девушка с криком отбежала в соседнюю комнату, а Ими выстрелила снова, в живот.

– Сержант, бросьте оружие!

Она удивлённо оглянулась и увидела, что пистолеты патрульных направлены на неё.

– Простите, сержант, но вы арестованы.

– За что?

– Если он лгал, зачем тогда вы убили его?

– Он жив.

– Он умирает.

Убийца корчился на полу и выл от боли, Имтизаль послушно положила пистолет на пол и пнула в сторону патрульных. Снаружи слышался суетливый шум вбегающей в дом группы захвата.

– Он не умрёт, – она смотрела на патрульных и медленно подходила к подстреленному, – я ему помогу, – она присела рядом с ним, – много ли вы знаете о ранах?

Она зажала рану на животе хрипящему маньяку, на самом же деле засовывая в неё пальцы, и он завыл громче и отчаяннее, второй рукой Ими незаметно подняла его пистолет, резко выставила руку в сторону полицейских и сделала два выстрела. Девушка снова закричала. Ими зашла за ней в комнату, вытащила на бойню и застрелила в упор, потом торопливо вытерла краем блузки оружие, вложила его в руку умирающего преступника и бегом кинулась к трупам полицейских. Группа захвата ворвалась в квартиру через секунду и застала труп полицейского, хрипящее тело умирающего подозреваемого, убитую заложницу и Имтизаль, сидящую на полу и зажимающую рану на горле ещё живого патрульного, который силился что-то сказать, но умер ещё до приезда скорой помощи.

Задержание серийного убийцы, точнее, обнаружение его трупа, вызвало двоякие чувства в департаменте. Никто не мог отрицать облегчение и лёгкость от осознания того, что зло остановлено, но обстоятельства брали верх. Лёгкость и облегчение придавливались унынием и горечью ужаса произошедшего: в городе не только было убито около 30 человек, прежде чем полиции удалось вернуть контроль над порядком, но и сам «арест» был совершён не самым профессиональным образом: погибли двое сотрудников правоохранительных органов и заложница. Погиб и сам подозреваемый, а значит, не было никаких доказательств теории Имтизаль и никаких шансов найти остальные тела.

Однако в течение следующих двух-трёх недель дело было полностью закрыто. В своём отчёте Имтизаль написала, что преступник был готов к появлению полиции, что она пыталась вести переговоры, но, услышав приближение группы захвата, преступник открыл огонь. Также она подробно и с некоторыми добавками от себя описала схему убийств и список жертв. Удалось найти того самого первого убитого, вернее, установить его личность: Роберт Коул, пропал без вести 23го августа. Его друзья подтвердили факт ссоры с покойным убийцей и сразу узнали его, увидев фото. Найти тело так и не удалось. Равно как и второй жертвы. Личность подозреваемого была установлена: Морис Холл, 39 лет, временно безработный, раннее владелец маленькой пиццерии в пригороде. Нашли его квартиру, раскопали всю его биографию и круг знакомств, и, в итоге, количество доказательств теории Имтизаль стало увеличиваться. Не все убийства удалось доказать, но большую их часть – да. По крайней мере, из ранее предполагаемых убийств осталось только 4, причастность покойного подозреваемого к которым так и не была оценена вероятностью хотя бы в 60-70%, зато были предположительно найдены ещё 5 убийств (не считая убийств Роберта и его друга), 3 из них были обоснованно приписаны маньяку. Ими сама перестала углубляться, когда были озвучены последние результаты расследования. Она сдалась уже тогда, когда убила маньяка, заложницу и полицейских. Далее дело её уже не интересовало. Она не чувствовала одухотворения, не чувствовала облегчения или умиротворения, напротив: теперь она чувствовала себя ещё более жалкой, опустошённой и беспомощной, чем раньше.

Ими пыталась помочь найти пропавших детей, на которые случайно вышла в ходе расследования, чтобы отвлечься и занять себя чем-то другим. Она нашла Джона: он действительно уехал в Сиэтл два месяца назад, и один из пропавших детей был с ним. Мальчик категорически отказывался возвращаться домой, но Джона, вероятно, ждал суд, во всяком случае, эта история больше не интересовала Имтизаль. Остальных детей не удалось найти. Исчезновение брата Дэвида тоже ничуть не стало яснее.

Имтизаль всегда ненавидела детей.

Вторая волна расследования была осложнена ещё одним фактором: в дело вмешались федеральные специалисты и криминальные психологи. К Имтизаль никогда ещё прежде не было так много внимания, недоверия и сомнительного уважения одновременно, каждое её слово, каждую догадку и каждую улику проверяли по нескольку раз, особенно всех интересовала судьбоносность находки в доме Тома. Всё дошло до того, что Имтизаль даже попросили пройти тест на детекторе лжи, что вызвало скандал в департаменте, который впервые в жизни вышел не против аутичного детектива, а в защиту, но психологи прекрасно знали своё дело и пытались сломать её нерушимость кропотливым давлением. Всё закончилось тем, что Имтизаль сама проявила желание пройти тест и повторила все свои слова, облепленная датчиками и снимаемая на несколько камер. Её испытывали очень долго. Вспомнили всю её биографию, её лечение в клинике, её вынудили пройти новые собеседования с психиатрами, расспрашивали о смерти Омара, об истоках её желания служить в полиции, сверлили её, раздавливали её, уничтожали и потрошили, но так и не смогли пробить камень её невозмутимости.

– Я не понимаю, чего вы добиваетесь. Если вы считаете её невменяемой и не годной для работы в полиции по состоянию психического здоровья, просто выпишите справку и отстраните её от дел, без всей этой лишней возни и издевательств над личностью.

– Ну что вы, инспектор Рамирес, я не могу дать вам и прессе такое оружие против нас.

– О каком оружии идёт речь?

– Как же! У полицейского, который остановил серийного убийцу, отобрали значок из-за детского аутизма.

– Она не аутист.

– Вы меня поняли.

– В таком случае, я не понимаю целей вашего визита.

– Правда, инспектор. Правда и ясность – цель нашего визита.

Однажды в участок пришли Том с адвокатом, одни из единственных, кто верил Имтизаль, по крайней мере, Том; его адвокат был из тех людей, по которым никогда нельзя понять, что они думают на самом деле. Адвокат сразу бросился Ими в глаза, и он тоже её заметил, хотя она стояла метрах в десяти от него, и кивнул ей с пониманием в знак приветствия, и она кивнула ему, и на какой-то момент ей стало не по себе, холодно, неуютно, как будто она увидела со стороны себя и при этом знала, что не она себя видит, а он её, полностью, насквозь, и ей показалось, что у него такие же глаза, как у неё, и что он сам такой же, как она, но вскоре он уже улыбчиво стал говорить что-то Тому, и она успокоилась и перестала бояться того, что он её понял. Она забыла его уже вечером, но ей стало намного спокойнее, хотя бы на один день.

Потому что в остальные дни спокойствия было не много. Никогда ещё Имтизаль не испытывала столько глухой злости, отчаяния и беспомощности. То, что разрушало её сейчас, сильно отличалось от всей боли, которую ей приходилось пережить прежде. Отличалось тем, что сейчас источник раздражения был материальным, был, казалось бы, доступным для устранения, не вынуждал самокопания и молчаливого смирения, но Имтизаль всё равно ничего не могла сделать и была вынуждена покорно ждать, когда её сознание перестанут подвергать насилию и разводить там хаос беспорядка. Она чувствовала себя изнасилованной. Это было похоже на первый рабочий опыт, но с одной печальной разницей: это ментальное проникновение длилось не полчаса, не день и не два. Внутреннее расследование велось почти три недели, прежде чем ревизоры были удовлетворены. Хотя, вероятно, они не были удовлетворены до конца, но больше бороться со стойкостью Имтизаль уже не было смысла, и их подозрения начинали увядать и вымирать от нехватки питания. Инквизиторы – как их прозвали в департаменте – часто намекали ей на странность такого угрюмого настроения, когда остановлен серийный убийца, на что она как-то дала, всё-таки, ответ, выраженный словами и состоящий не из одного предложения:

– Меня удивляет, что в ы не пребываете в депрессии, осознавая, что какой-то психопат убил больше 30 человек, – она немного помолчала и продолжила. – Вы когда-нибудь видели смерть напарника? При мне убили двух полицейских и заложницу. Я должна чувствовать себя героем? Не слишком ли много убийств для того, чтобы говорить горожанам «вы в безопасности»?

Ей уже было всё равно. Она была настолько подавлена, что ещё меньше подвергалась атакам эмоций, чем когда-либо прежде, и эта её монотонная унылая бездушность помогла обмануть детектор лжи. И тем не менее, Имтизаль не чувствовала себя победителем. Она даже теперь, когда её оставили в покое, не испытала ни малейшего облегчения. Всё оставалось так, как и было месяц назад.

Её не просто оставили в покое: в скором времени её повысили до сержанта первого класса. Оуэн через четыре месяца получил звание лейтенанта. Рамирес торжествовал.

В тот же день, когда было закрыто дело, ей звонил Кэмерон и интересовался, помог ли его вклад, Ими снова его поблагодарила, призналась, что не помог, но что она справилась с расследованием. Он был восхищён, когда узнал тонкости, снова намекнул ей о федеральной службе, пригласил навестить их с Каримой, и на этот раз Имтизаль восприняла его беззаботную общительность даже не настолько уныло и нервно, как обычно. Потом началось внутреннее расследование, и Имтизаль предполагала, что Кэмерон нашёл способ помочь ей и отвлечь внимание отдела от её города, её маньяка и её самой. По крайней мере, сама она никогда не поднимала с ним эту тему и даже родителям не говорила о том, что её навещали федеральные криминалисты и психиатры.

Всё оставалось в прошлом, но она по-прежнему испытывала гнетущую неудовлетворённость, смуту и горечь. Она пыталась забыть Мориса Холла, но факт того, что он знал о ней, о Кевине, об агенте Алексе и, главное, о её взаимоотношениях с Рэйнольдом, не давал ей покоя. Её не волновала его система, его расчётливость или что-то ещё. Её волновала собственная безопасность, которую было сложно представить, пока она, Имтизаль, не знала, где и в чём прокололась. Раз узнал Морис, могли узнать и другие. Она утешала себя только тем, что и всех других она так же быстро уберёт с дороги, как и убрала Мориса.

Она почти не видела Рэя всё это время, только мельком и ненадолго, когда он обедал или был вне дома. Когда же в департаменте началась суета, Ими не рисковала выходить на охоту, опасаясь, как бы кто-то в это же время не охотился за ней. Однажды она провела целый час перед сном, метая красивые тёмно-серые ножи с матовой гравировкой и чёрными вставками в уже прилично изрезанную мишень. Ножами теперь заканчивался каждый её день, ножами и начинался. Она с тоской вспоминала Сан Франциско, Артура, лес и снова и снова возвращалась мыслями к Рэйнольду.

Теперь следить за ней было уже некому, но после всего случившегося, после полиции в доме Блэков, после расчленённого тела на чердаке и после своего разоблачения перед теперь уже мёртвыми людьми, она не могла избавиться от параноического ощущения, будто за спиной кто-то стоит, и панически боялась отправиться к Рэйнольду привычным путём. Нужно было искать новый метод.

Первое, что она сделала, почувствовав на себе гнёт контроля, – отправилась в зал и возобновила тренировки тхэквондо. Там, выбиваясь из сил и пытая своё тело, она старалась компенсировать беспомощность своей агрессии перед вышестоящими органами правопорядка и власти. Освободившись же от вечных тестов, допросов и проверок, она всё равно продолжала заниматься, всей душой надеясь, что бои спасут её от смятения и помогут отвлечься. Они действительно отвлекали, дарили ей новые поводы для злости: на тренировках бывали практически только мужчины, которые очень пренебрежительно относились к ней и которые, к её сожалению, были сильнее её. Едва над ней одерживали победу, начинались пошлые и унизительные комментарии, и она чувствовала себя убого. С тех пор, как она стала призёром городских соревнований, прошло много лет, и с этим ей нужно было смириться. Но со временем бойцы стали к ней привыкать, проявляли больше снисходительности и не унижали, даже иногда болели за неё, давали профессиональные советы и поддерживали. Её нескрываемая агрессия, отчаяние и злость вынуждали воспринимать её серьёзно. Но и здесь, добившись желаемого, Имтизаль нисколько не избавилась от пронзительной тоски.

Зал был в двух милях от её дома, поэтому Имтизаль ходила пешком. Она всегда любила ходить пешком, а теперь появилось время заняться, наконец, ремонтом автомобиля, поэтому у неё уже и выбора не было, ездить на машине или ходить: машина осталась в сервисе, и дилерский центр по-прежнему не выдавал ей ничего взамен.

Однажды во время одного из таких возвращений она увидела Омара. Он ждал зелёного света и даже не сразу заметил Имтизаль, когда и она дошла до пешеходного перехода.

– Омар, – тихо прошептала она, чтобы прохожие её не услышали. Это было так неожиданно, так внезапно, как случайный свет, пробивающийся сквозь черную грозовую мглу.

Он вздрогнул, оглянулся на неё и улыбнулся.

– Ими, что ты здесь делаешь? Не ожидал тебя встретить.

– Иду домой, – тихо добавила она. Светофор дал зелёный свет, и Ими торопливо рванула вперёд, чтобы опередить остальных пешеходов и остаться с братом наедине.

– Ты так измученно выглядишь, – снова улыбнулся он и погладил её по плечу. – Мама скучает. Может, навестишь её?

– Может.

Она знала, что не может. Нельзя было видеться с родителями, пока она так сильно ненавидела мир. Им нельзя было знать о неудавшемся аресте и о внутреннем расследовании.

– Сегодня очень хороший, тёплый день, – он посмотрел на небо и солнце, улыбаясь всем лицом, улыбаясь всем телом. – Она такой домосед, никогда не вытащить на улицу. Но ты попробуй. Тебя она больше слушается, чем нас.

Она блаженно рассматривала его лицо.

– Тяжёлый день?

– Тренировка.

– Ты давно не тренировалась.

– И ты давно не приходил.

Он как-то посерьёзнел и посмотрел на неё очень внимательно.

– Не приходил.

– Почему?

– Ты была занята.

– Нет, – испуганно и тихо выдавила она.

– Ты была занята, Ими. Я же чувствовал. Тебе было не до меня. У тебя было много работы, и… всякого. Много. Ты была очень занята.

– Нет-нет, – она смотрела на него с таким же испугом, как двадцать лет назад во время их с Имемом драк, – мне всегда… до тебя.

Он посмотрел на неё очень внимательно и будто укоризненно.

– Зачем ты уехала, Ими. Почему ты не хочешь жить с родителями? С тех пор, как ты переехала, всё стало хуже. У тебя плохая квартира, злая, злой дом, злой район. Возвращайся домой.

– Не могу.

– Почему? Потому что не сможешь прятаться? Не сможешь преследовать Рэя? – он чуть качнул головой. – Да, я знаю про Рэя. Но он плохой человек. Тебе не стоит его любить.

– Не могу, – повторила она почти беззвучно.

– Ты слушаешься меня, слушаешься Джексона, Артура и Амелию только тогда, когда хочешь. Ты говорила, что не можешь ослушаться. Но ты можешь. Можешь, если мы просим тебя о том, что тебе не нравится.

– Они не просят.

– Я прошу. Ими, девочка, почему ты не можешь любить?

– Я люблю.

– Нет. Ты никого не любишь.

– Люблю. Тебя люблю.

– Нет.

Она с вызовом посмотрела ему в глаза, но он молчал и даже не смотрел на неё.

– Я тебя люблю, – уныло повторила она, и он оглянулся.

– Тогда выйди замуж за Дэвида.

– Омар…

– Я знаю, что ты не потеряна. Будь ты потерянной, ты бы не заботилась о маме, о папе, Имеме. Ты ведь даже о Кариме волнуешься. Потому что в тебе есть добро. Ты ведь наша семья, Ими, мы растили тебя, мы любили тебя, как родную. Не как… ты и есть родная. И я люблю тебя. И родители. И раз… раз ты не можешь быть счастливой, сделай счастливыми других. Выйди замуж за Дэвида, не разбивай родителям сердце. Пусть они увидят твоё благополучие, увидят твоих детей. Пусть их сердце будет спокойно.

Она молчала и боялась посмотреть на него.

– Прямо сейчас позвони Дэвиду.

– Не могу…

– Можешь. Ради меня. Пожалуйста. Это будет лучшим доказательством любви.

Она резко посмотрела на него и прищурилась.

– Позвонить?

– Да.

Она достала телефон и набрала Дэвида. Омар улыбнулся.

– Но ты не уходи.

– Не уйду, я рядом.

Она нервно держала телефон у уха и даже не сразу почувствовала, как Омар взял её за руку. Она только почувствовала, как нервничать стала меньше, как начинала таять и успокаиваться, и всё становилось хорошо.

– Имтизаль? Привет, давно не слышал тебя.

– Привет, – она помедлила. – Как ты?

– Слишком много дел. Телефон скоро взорвётся.

– Я мешаю?

– Нет-нет, что ты. Я на обеде. Я рад, что ты позвонила. Как там твой маньяк?

– Нашла.

– Давно? Здорово.

– Давно.

– И многих он успел убить?

– Около тридцати.

– Тридцать человек! – он присвистнул. – С ума сойти можно! И все дети?!

– Нет, детей только двое.

– Всё равно ужасно. Но ты молодец! Теперь ты герой?

– Вряд ли.

– Не прибедняйся. Хочешь встретиться?

– У тебя же работа…

Омар нахмурился и дёрнул её.

– Ничего страшного, я всё равно собирался на выходных прогуляться. О! Есть предложение, Ими. Я как-то сразу не вспомнил. Есть планы на субботу?

Она с сомнением и мольбой посмотрела на Омара.

– Нет.

– Тебе очень идут вечерние платья. Предлагаю тебе снова побыть леди и поразить всех своим чувством вкуса.

– Ресторан?

– Нет, не совсем. Я на прошлой неделе продал дом одному мужику, он сильно сэкономил, был в полном восторге и пригласил меня на какое-то торжество в его отеле. Мне разрешили привести гостя, особенно красивого гостя. В смысле, гостью. В общем, ты тоже приглашена. Думаю, будет интересно. Ты ведь, наверное, никогда не была на таких мероприятиях?

– Никогда, – с тоской выдавила она и посмотрела на Омара.

– Если тебе не понравится, мы уйдём. Но тебе, думаю, понравится. Да и неплохо будет, если всех этих выходцев мира денег будет охранять гениальный полицейский под прикрытием.

– Неплохо.

– Вот и замечательно. Значит, увидимся в субботу?

– Да.

– Отлично. Я рад, что ты позвонила. До встречи.

– Пока.

Болезненно вздохнув, она убрала телефон.

– Хватит, Ими, не грусти. Ты ведь всегда любила наблюдать за разными людьми. Почему бы не воспользоваться таким прекрасным шансом.

Она мрачно промолчала.

Он провёл её до дома, а потом исчез. Ими обежала весь двор и весь дом, но так и не нашла брата. В квартиру она вошла в ужасном настроении, поэтому сразу упала на пол и начала отжиматься до тех пор, пока от перенапряжения не заболело сердце. Тогда она просто легла на пол и лежала так до тех пор, пока не заметила пыль под диваном. Она чувствовала себя невыносимо усталой, болело всё тело и весь мозг, но делать было нечего, и ей пришлось заставить себя встать и заняться уборкой. На всякий случай она не только помыла пол, но и протёрла все полки и лампы, прочистила мебель, сменила постельное бельё и загрузила стиральную машину. Потом она принимала ванну, слушала музыку, закрывала глаза и думала о Рэе.

Ночью она не могла уснуть: ей нужно было поехать в дом Рэйнольда. Она останавливала себя, снова и снова напоминая, как опасно это делать сейчас, когда прошло совсем мало времени, но никакие увещевания не помогали, и она всё равно не могла уснуть и успокоиться. Ей нужно было его увидеть, но она не могла справиться со своей паранойей, поэтому поехала в лес. Она надеялась, что Омар придёт к ней туда, но он больше не появлялся ни в ту ночь, ни на следующий день. Поэтому она даже послушалась его и поехала к родителям. Помогла Алие приготовить ужин, испекла торт и много всяких сладостей, сделала уборку и провела дома весь день, так и не появившись на работе.

– Дочка, ты совсем перестала рисовать.

Она удивилась и сделала глоток кофе, прежде чем ответить что-нибудь про дефицит времени и загруженность на работе, но мать её опередила.

– Раньше ты так радовала нас с папой. Видишь? – она показала рукой на стену, на которой немного странно смотрелись калифорнийские скалы с изогнутой, измученной сосной. – У нас до сих пор везде висят твои картины. Так было замечательно, когда ты рисовала… нельзя же жить одной работой.

Когда она уходила, она попросила родителей отдать ей какую-нибудь вещь Омара, и они отдали ей его футболку и рубашку. Тогда ей пришлось ещё немного задержаться, потому что Алия вдалась в воспоминания, начала плакать, потом и Джафар размяк, и Имтизаль сидела рядом с ними, и потом они уговорили её остаться на ночь. Утром она приготовила им завтрак и ушла ещё до того, как они проснулись. На душе стало ещё более мерзко, чем до приезда в дом, где они с Омаром выросли.

Она поехала сразу в департамент и везде носила с собой одежду покойного брата на дне сумки, когда же вернулась домой, повесила её на стену над своей кроватью и всё ждала, ждала, ждала, когда он вернётся. Она даже начала говорить, звать его, рассказывать, как она его послушалась, как навестила родителей и как прошёл вечер, но он так и не пришёл.

Он появился только в субботу, вернее, сам Омар не появился, но когда Имтизаль открыла гардероб, чтобы выбрать платье, одно из них упало вместе с вешалкой. Это было шифоновое кремовое платье в пол, которое легко можно было бы принять за свадебное, если бы не чёрный пояс. Имтизаль подняла его и повесила обратно, но оно соскользнуло с вешалки и снова упало.

– Это не смешно.

Омар ей так и не ответил, но она решила, что это был его знак, поэтому смирилась и согласилась с его сатиричным выбором. Она любила это платье, оно смягчало даже её грубость, его молочно-кремовый цвет очень нежно смотрелся на её смуглой коже, оно сидело по фигуре и, несмотря на отсутствие лямок, крепко держалось и не спадало. И это было единственное платье из купленных Артуром, которое подшивали под её фигуру на заказ.

Дэвид заехал за ней в шесть вечера, усыпал комплиментами и не скрывал своего восхищения. Но не успели они войти в отель, как ему позвонили и вынудили уехать. Имтизаль пришлось остаться, чтобы его не мучила совесть за то, что она «так, должно быть, долго красилась и создавала это великолепие для того, чтобы не задержаться и пяти минут». Её удивило, что его, казалось, ничуть не тревожило и подобие ревности. Ими дождалась, когда он выйдет из отеля, и вызвала такси. Она уже подходила к гардеробу, когда почувствовала, что что-то в отеле было не так; замерла, напряглась, осмотрелась вокруг и медленно, нехотя и осторожно вернулась в зал и остановилась под стеной, там, где было меньше всего людей и где было проще всего собраться с мыслями и понять, что здесь происходит и что здесь неправильно. Ими неуверенно мяла клатч в пальцах, не решаясь сделать ни одного шага, закрыв глаза и глубоко вдыхая странный воздух, стараясь не дрожать от хаоса чувств и не привлекать внимания. Наконец, она нашла в себе силы сдвинуться с места и сделать первый шаг вперёд, и как только она на него осмелилась, она почувствовала, поняла, что должна идти вперёд, должна не останавливаться, перемещаться, уходить от этой стены и обойти весь зал. Она медленно плыла, шурша подолом по мраморному полу, делая шаги так боязливо, аккуратно и медленно, как будто старалась не оступиться, не надавить каблуком на рычаг и не обрушить себя и всё вокруг в бесконечную пропасть, она старалась быть незаметной и очень нервничала, когда ловила на себе взгляды. Поэтому она не хотела надевать это кремовое платье: в нём слишком просто выделиться и заставить всех смотреть на себя; и чтобы не мучиться от непростительной людности помещения и взглядов, оценивающе пробегающих по ней, она старалась уйти в себя, в своё движение, будто бы знала, куда идти, и так она продолжала плыть, медленно и ненавязчиво, как египетская ладья по грязному Нилу. И потом она всё узнала, и тогда она резко остановилась, испуганно смотря вдаль, чувствуя, как лёгкие сокращаются и расширяются всё быстрее, как сердце бьётся в ушах, в глазах, в локтях – во всём теле, и страх, и благоговение, и счастье, и тоска, и все чувства, на которые она способна, раскрашивают зал, людей, платья, люстры, колонны, деликатесы, сцену, столы, виолончель, роспись на потолке, стены, картины и всё-всё-всё в ослепляющие роскошью, глубиной, яркостью, нежностью, эмоциональностью и красотой цветá и оттенки. Все чувства, кроме способных напомнить гнев. Всё вдруг стало светлее, красивее, всё стало покорять воображение и приносить непередаваемое эстетическое удовольствие, и сначала стало очень горячо, и воздух обжигал ноздри, обжигал горло, трахею, лёгкие, даже, кажется, кишечник, и Имтизаль вздрогнула и испугалась, что лёгкие сейчас разорвёт или сама она вспыхнет и сгорит, что люди вокруг заметят, как раскаляется и краснеет её кожа и как волосы шипят паром, но уже через пару секунд жар начал сходить, сердце стало замедляться, лёгкие стали успокаиваться, и в ней осталось только нежное тепло и живительное счастье.

Потому что Рэйнольд Эддингтон находился в пятнадцати метрах от неё.

Не отрывая от него очарованного взгляда, Ими так же плавно, как и двигалась до этого, отошла к стене, точнее, к маленькому пустующему столику: оттуда прекрасно был виден Рэйнольд, он стоял к ней вполоборота и только временами заслонялся другими людьми.

Теперь всё для неё было готово. Ими аккуратно сидела на стуле, скромно закинув ногу на ногу, и держала в руках бокал шампанского, которое даже не думала пить, и оно уютно урчало, плескалось, разбиваясь о бесцветные переливающиеся светом края стеклянной ёмкости. Всё вокруг, прежде такое чужое, враждебное и лицемерное, стало выглядеть уютно, приятно, почти трогательно, сами люди, которых Имтизаль уже не видела, голоса, которые не слышала, улыбки, слова, смех, жеманство, взгляды – всё стало каким-то семейным, добрым, и сама она чувствовала себя счастливой, спокойной, и полная безмятежность воцарилась в её дымчатой душе. Даже внешне она стала выглядеть чуть-чуть человечнее.

Ей позвонили и сказали, что таксист ждёт снаружи, но ей пришлось отозвать заказ, и пока она отбивалась от диспетчерской и называла ей номер своей карты, Рэй чуть не пропал из вида.

Он что-то говорил людям, стоявшим рядом, они заглядывали ему в глаза и явно льстили, иногда сдержанная улыбка приличия пробегалась по правильному изгибу губ, иногда он поднимал взгляд к потолку, будто задумавшись, оглядывался по сторонам… люди подходили и уходили, увлекаемые другими, но все эти внешние факторы интересовали Имтизаль мало. Её вообще ничего не интересовало, она даже не думала ни о чём. Она, должно быть, пребывала в нирване.

Она редко ловила на себе взгляды: здесь мало привлекала внимание, разве что своим одиночеством отшельника. По крайней мере, к ней никто не подходил.

С Рэем кокетничали две девушки, очень красивая брюнетка и чуть более обычная шатенка. Потом подошла рыжеволосая девушка в коричневом платье, и Ими подумала, что это самая красивая девушка на банкете, по крайней мере, из тех, которых она видела. Но рыжая красавица очень быстро покинула Рэя, две первые с ним задержались дольше, и он, казалось, проявил к шатенке интерес, даже улыбался как-то нежнее, чем прежде, и заметнее, но они обе внезапно что-то увидели со стороны сцены, что-то быстро пропели своему недолгому собеседнику и изящно улетели куда-то влево.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю