Текст книги "Что мужчины думают о сексе"
Автор книги: Марк Мэйсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Убедил я вас в целесообразности своего поступка или нет, не знаю. По пути на работу меня самого угнетали тяжелые сомнения. Но когда я пришел, Тим начал насвистывать «Тюльпаны из Амстердама», и я вдруг ощутил невероятное оживление.
1 мая, суббота
10 ч. 25 мин.
Элен пошла по магазинам, так что я остался наедине с чашкой «Frosty» и детской передачей по телику.
Без Тима и его ребяческого подзуживания я не чувствую себя очень уж смелым (и это, по-видимому, означает, что я по-ребячески поддаюсь на его подколы, но они помогают мне справиться с нервами).
Я устал искать утешения в мыслях о самой гонке. А как она проводит субботнее утро? Болтает по трансатлантической линии? Не может быть – даже если у нее кто-то есть, в Америке сейчас ночь-за-полночь. И с чего бы это мужчине, лежащему в постели в полтретьего ночи, слушать свою подружку на другом конце света…
Так, теперь мне нужно как-то отвлечься от этого отвлечения.
2 мая, воскресенье
20 ч. 20 мин.
Сегодня утром, пронаблюдав все станции метро, я мысленно перенесся назад, в наше с Кейт прошлое. Фаррингдон. Здесь мы оказались в постели в первый раз после нашего разрыва.
Спустя шесть месяцев после дружеского «Это было не серьезно, давай останемся друзьями», летним вечером доза текилы убедила нас, что хоть «это и не серьезно», либидо вполне серьезно. Секс был хорош, как всегда. И в самом деле, что ни говори, сам факт запрета придает возбуждению особый шарм. В воздухе висела утренняя неловкость, но только до тех пор, пока Кейт и я не произнесли одновременно «извини», после чего мы расхохотались. Она надела мой халат и пошла в ванную. Объятий (не говоря о поцелуях) не было, и мы согласились, что инцидент нужно вычеркнуть из памяти как досадно-пьяную ошибку. Оглядываясь назад, можно сказать, что это был последний раз, когда мы занимались любовью во время наших отношений, а не первый раз после их окончания.
Впрочем, подъезжая к Барбикану, я ощутил первые сомнения. Наш следующий сеанс состоялся через несколько месяцев, после вечеринки у нее на квартире. Дважды я собирался уйти домой, и дважды она мне говорила, чтобы я не был таким занудой. Когда все ушли, мы оказались вдвоем и… Вам необязательно знать подробности (извините, я же предупредил вас в самом начале, что живописных иллюстраций не будет). Мужской ум (а в действительности – мужская совесть) может, как я уже говорил на днях, разделить секс и его эмоциональные аспекты.
В ту ночь у нас с Кейт был великолепный секс, и я вполне смог насладиться им – как «дружеской забавой», не рассчитывая, что он снова сведет нас вместе. Покидая ее квартиру на следующий день, я знал, что наш секс не бессодержателен (что было бы неплохо), но и не означает слишком многого.
Точно так же я знал (но у меня возникли сомнения), что мужчины гребут в этих водах (назовем это мелководьем, если хотите, – не буду спорить), женщины же, полагаю, не выгребают. Кейт после той ночи никогда не предлагала придать нашим отношениям новое направление. Моя совесть была рада воспринять ее молчание как подтверждение того, что она тоже классифицирует этот секс как забаву, не более. Но так ли было на самом деле? Или на самом деле она втайне надеялась на большее? И как это влияет на мое видение того дня?
Когда я подъезжал к Мургейту, мне на мгновение захотелось стать одним из тех парней, которым наплевать на девушек, которых они обидели. В смысле набора очков это идеально: ты трахаешь одну и идешь искать другую. Тим примерно так и действует. Не раз я слышал, что он спал с женщиной, которая считала себя его подружкой. Если бы и я мог поступать так же, этот день не вызвал бы у меня никаких вопросов. Сделать что угодно, чтобы добиться от Кейт согласия, потом быстро позвонить по мобильнику Тиму, пока она не слышит, обговорить место, начинающееся на К, и устроить так, чтобы все произошло именно там.
Еще до того, как поезд снова тронулся, я понял, как рад, что я не из тех парней. У Ливерпуль-стрит моя нравственность сдалась, устав от попыток не сходить со стези добродетели. Оставь это на совести Кейт, говорила она. Просто посмотри, как дело пойдет. Стоит ли заранее беспокоиться обо всем?
Мы договорились встретиться у метро и прогуляться до рынка «Спитлфилдз» (Кейт живет неподалеку). Как обычно, она опоздала. Когда она появилась, было четверть второго. Не то чтобы она занималась – нет, она проводит много времени в гимнастическом зале – привычка, оставшаяся с тех времен, когда она собиралась стать танцовщицей, пока финансовая подоплека шоу-бизнеса не убедила ее избрать карьеру секретаря в суде. У нее довольно худое угловатое лицо, красивые скулы. Волосы сегодня были скорее белокурыми, чем рыжими, как раньше. Отчасти от осветлителя, объяснила она, отчасти от двухнедельного пребывания под испанским солнцем. Я не спросил, с кем она делила испанское солнце.
Какое-то время мы гуляли среди лотков. Открытый рынок (погода стояла прекрасная) превратил нас в медленно движущиеся частички стремительного людского потока.
Некоторые ларьки сохранились с тех пор, когда – три года назад – мы приходили сюда практически каждое воскресенье. Некоторые изменились. Но в основном выбор товаров остался прежним: карбидные лампы, яркие мексиканские шмотки, дешевые СD. Через некоторое время толкотня и сутолока утомили нас (зачем мы ходили сюда так часто? Наверное, мы все-таки немного любили друг друга), и мы отправились выпить чего-нибудь.
– Тебе чего хочется? – спросил я Кейт у стойки.
Она еле заметно улыбнулась и кивнула.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, – улыбнулся я. – Чего хочешь выпить?
– Маленькую светлого пива.
– Хорошо. Тогда пошли, захватим столик в углу, пока никто не занял.
По пути Кейт нежно провела рукой по нижней части моей спины. Мне понадобилось не менее четырех глубоких вдохов, чтобы вернуть пульс в норму. И на меня повлияло не столько предвкушение момента, сколько внутренний нравственный спор, который вызвало это предвкушение.
Я взял маленькую кружку ей, пинту себе и поставил на стол. Отложив на время флирт, Кейт вернулась к обычному разговору – спросила о работе и все такое. Я рассказал ей о поездке в Токио (с фирмой, около четырех месяцев назад) и теперь уже легендарном выступлении Джеймса с «Кармой Хамелеона» в караоке-баре.
Освежил ее сведения о занесении помолвки Саймона в разряд Самых Нежелательных Помолвок Всех Времен. Но не упомянул о появлении Клары Джордан. Разумеется, я умолчал о ней намеренно. И чем больше я осознавал эту преднамеренность, тем сильнее прорастало во мне зерно вины. Расскажи ей про Клару, Роб, и расскажешь про Кубок Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом. Расскажи про Кубок Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом, и… нет, об этом нельзя даже думать.
Пинта и половинка превратились в две пинты, когда заказала Кейт. Она сообщила мне новости о своей работе. Все в той же фирме, но теперь с другим партнером, который ведет себя с ней гораздо лучше. То, что я теперь охотнее слушал, чем говорил, означало, что я больше не избегаю предумышленно информации о Кларе Джордан. Но это вопрос техники, и моя совесть понимала это – так что зерно все прорастало. И уже дало маленькие побеги.
Я понял это к концу второй кружки.
– Я, кажется, немного проголодалась, – сказала Кейт. – Хочешь чего-нибудь съесть?
– Да, не прочь.
Мы заметили доску с перечнем Обычных Сомнительных Закусок, какие бывают в пабе (окорок и жареный картофель, chilli con саrnе[14]14
Тушеный говяжий фарш с острым соусом из жгучего красного перца и фасолью (мексиканское блюдо).
[Закрыть], стейк с грибным пирогом). Кейт выбрала чикенбургер, а я предпочел «завтрак пахаря»[15]15
Хлеб с сыром; дежурное блюдо в пабе.
[Закрыть].
Я отошел к стойке заказать еду, а заодно взял еще две пинты пива.
– Я тебе не говорила о моей новой татуировке? – спросила Кейт, когда я вернулся.
– Разве у тебя была старая?
Она знала, что меня никогда не впечатляли ее татуировки, которые она сделала сразу после того, как мы начали встречаться. Это был странный астрологический символ – взрывающаяся звезда, формой напоминающая бутылку дезинфицирующего средства «Деттол». Татуировка располагалась там, где верхняя часть бедра переходит в нижнюю часть ягодицы.
– Да, правда, – ответила она. – Без мистера Зануды рядом я могу делать любые татуировки, какие захочу!
– Я не мистер Зануда, – возразил я, а потом, почти не осознавая, что слегка подлизываюсь, добавил: – Просто не понимаю, зачем человеку с таким прекрасным телом, как у тебя, покрывать его картинками. – Она слегка зарделась от комплимента. – И даже если сейчас они еще ничего, то что с ними будет, когда тебе стукнет шестьдесят?
– Я могу удалить их лазером, если захочу. И все равно эта татуировка всегда будет хороша – крошечный цветочек. – Она замолчала, припав к пиву. – Ты еще не спросил, где она у меня.
– Ладно. Так где она, Кейт?
– Угадай.
Я рассмеялся.
– Ну, дай подумать. – Я оглядел ее коротенькую футболку, брючки, доходящие до середины голени, босоножки. – Не видно, так что могу предположить… с внутренней стороны правой коленки.
– Не будь дураком.
– Ну ладно, тогда где же?
Тут бармен принес нам еду.
– Спасибо, – сказали мы хором.
Я набил рот хлебом с сыром, ожидая, когда парень отойдет. Но не успел я проглотить еду, как Кейт заговорила:
– Так какова нынче твоя романтическая жизнь?
А, понятно. Вопрос остался без ответа, верно? Что, учитывая вопрос Кейт, вызвало у меня мурашки. А Дерево Вины пустило еще пару отростков.
– У меня никого нет, – сказал я. – А ты как?
– Аналогично.
На мгновение возникла неловкая пауза, которую Кейт нарушила, спросив меня, где я купил кроссовки. Все остальное время мы болтали о том о сем. Но атмосфера свидания изменилась. Теперь я ощущал, как в воздухе повисла вероятность, что встреча вполне может закончиться в постели. Сквозь брюки я ощущал свой мобильник. Могу ли я на данном этапе позвонить Тиму и согласовать место на букву К? Неужели смогу? В голове у меня эхом звучали «Тюльпаны из Амстердама» в исполнении Тима. Несомненно, я хотел начать гонку. Настолько хотел, что готов забыть про Дерево Вины?
Закончив есть, мы вышли на солнце. Торговля уже сворачивалась, и пара ларечников паковала вещи. С приятным ощущением от выпитого мы пробрались сквозь редеющую толпу. Направление нашего движения выдало то, что мы оба знали, но о чем не говорили, – мы двинулись проторенной дорожкой домой к Кейт. Через несколько минут, когда мы свернули с Брик-лейн в одну из тихих улочек, Кейт сказала, как будто ей только что пришла в голову эта мысль:
– А ведь ты так и не угадал, где у меня татуировка!
У меня по спине снова пробежали мурашки, на Дереве Вины выросло еще две ветки (на этот раз – два здоровенных сука), и начало происходить еще кое-что, о чем я вам не скажу, сами догадаетесь. Я промолчал, разрываемый желанием позвонить Тиму, чувством, что я полное дерьмо и мне нужно уйти, не сказав ни слова, и необходимостью объяснить Кейт всю ситуацию.
Нет, это нечестно. Не все происходящее касалось нашей гонки. Да, ладно, непосредственной причиной нашей встречи послужил Кубок Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом, но ведь все равно мы с Кейт и раньше занимались этим. Если бы мы с Тимом не начали эту дурацкую гонку, если бы сегодня я случайно встретился с Кейт и мы провели день так же, как провели, то произошло бы все то же самое. Но первые слова в этом предложении решающие, и я знал это. Мы начали эту дурацкую гонку, и сегодня я не случайно встретился с Кейт. Дерево Вины раскинуло надо мной свои ветви, заслонив горизонт, и, прижимая к земле, начало душить.
Я остановился как вкопанный.
– Кейт, я должен кое-что сказать.
Она сделала еще два шага и обернулась. По выражению моего совершенно протрезвевшего лица она сразу поняла, что я хочу сказать что-то очень серьезное.
– Ты видишь кого-то в такие моменты, да? – спросила Кейт.
До меня даже не дошло, что это вполне очевидное предположение.
– Господи, нет. – Я помолчал. – Все гораздо сложнее.
У нее был обескураженный вид, она не понимала, что игра закончилась.
– Послушай, – сказал я. – Я буду совершенно откровенен с тобой, и если после всего того, что услышишь, ты захочешь, чтобы я ушел, то просто скажи, и я уйду. – Я набрал в грудь воздуха, уставился в землю и продолжил: – Мне и Тиму нравится одна и та же девушка у нас на работе, ее зовут Клара, и мы устроили соревнование, чтобы решить, кто пригласит ее первый. Тим должен переспать с пятью девушками, чьи имена начинаются на К, Л А и так далее, а я должен заняться сексом в пяти разных местах, начинающихся…
Мой голос сошел на нет. Мои очевидные душевные муки объяснили Кейт все, и она поняла, какая роль отведена ей. Я чувствовал, что она смотрит на меня, но у меня не хватало мужества поднять глаза. Все, на что я был способен, – это стоять и ждать ее реакции.
Боксеры говорят, что отличный удар характеризуется двумя основными моментами. (Всегда хотел узнать, правда ли это.) Первое: после него ты резко переходишь из вертикали в горизонталь. Это не та сила, что поднимает тебя и швыряет футов на десять через комнату, как это происходит в голливудских фильмах.
Удар потрясает мозг, который больше не сообщает ногам, как выстоять, – они просто подгибаются, и ты падаешь. И второе: завершив процесс падения, ты ловишь кайф, – звучит странновато, но это так: признав, что встретился с сокрушительным ударом, мозг понимает, что нет смысла сопротивляться, и дальше ты просто расслабляешься и получаешь удовольствие. Придя в себя в больнице, ты понимаешь, что твоя челюсть может двигаться в семи любых направлениях, и у тебя такое ощущение, будто столкнулся с танком. И все же те пару секунд до соприкосновения с полом на ринге ты чувствуешь себя полностью удовлетворенным и не ощущаешь никакой боли.
Если когда-нибудь узнаю правду насчет этих двух моментов, я вам сообщу. Потому что удар Кейт оказался далек от совершенства. Но не слаб. Поскольку я смотрел в землю, а ее кулак шел от плеча (скорее хук, чем апперкот), я не видел его до последнего мгновения. Контакт произошел в районе левого глаза, и я могу лишь сказать, что он вовсе не принес мне умиротворения, наоборот, вызвал боль, какой, пожалуй, я не испытывал в жизни. Не знаю почему (наверное, от потрясения), я упал на землю, схватившись за глаза. Секунд тридцать я оставался в этом положении, довольный близостью с моим новым другом – мостовой.
В конце концов я поднял глаза. Кейт стояла ярдах в десяти от меня и смотрела – отчасти с тревогой, что слишком сильно поранила меня, отчасти с надеждой, что достаточно сильно поранила меня. И потирала костяшки руки.
– Ты в порядке? – спросил я. Боль, как я уже сказал, была невероятная, но я счел более мудрым сначала осведомиться о состоянии Кейт, в надежде вызвать в ней чувство вины.
– Полагаю, да, – грубо ответила она. А потом, поняв, что невежливо не поинтересоваться моим самочувствием, спросила: – А ты?
– Буду жить. Пожалуй. – Хотя если боль не утихнет, смерть, возможно, предпочтительнее.
Я кое-как встал.
– Извини, Кейт.
– И ты меня. Я не должна была этого делать. Но как ты мог подумать, что я…
– Нет, – прервал ее я, – не говори так. Нет, я не думал… этого. Извини. Мне действительно очень жаль. – Я надеялся, она поняла, что моя вина лишь в неправильной оценке ситуации, а не в отсутствии чувств к ней. Но злобное выражение ее лица лишало любой надежды.
– Я лучше пойду, – сказал я.
– Ага.
– Увидимся. Я позвоню. Обещаю.
– Ох, пошел ты знаешь куда, Роб.
Пока я шел к метро, боль в глазах перешла в пульсирование, и я чувствовал себя совершенно опустошенным. Я радовался… нет, зачеркнем это – я был слишком подавлен, чтобы чувствовать какую-либо радость. Я испытывал облегчение оттого, что с Кейт ничего не получилось, и досаду оттого, что не получилось ни с кем.
Я когда-нибудь вообще получу хоть очко в этой дурацкой гонке?
3 мая, понедельник
8 ч. 10 мин.
Нехорошая новость.
Это определенно нехорошая новость.
В контексте участия за Кубок Клары Джор-дан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом синяк на лице никоим образом нельзя считать хорошей новостью.
Ну, он не такой уж синий. Скорее темно-красный, местами с фиолетовым отливом, а кое-где с намеками на зелень. Но эффект тот же. Не только круто снижаются шансы понравиться Кларе (а если быть реалистом, вообще, какие у меня шансы? Пожалуйста, кто-нибудь, скажите), но и существует опасность, что он вызовет расспросы. Бестактные вопросы. Особенно, учитывая, что рядом Тим.
О боже!
Варианты:
1. Сказаться больным.
Не выйдет, Пеле. Я не оставлю Клару Джордан одну с безнадзорным Тимом.
2. Загримироваться.
Можно попросить Элен наложить грим. Но это рискованно. Фингал слишком большой, и один из соперников в борьбе за Кубок Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом будет, конечно же, осмеян – пойдут слухи о переодевании. И даже если Элен сделает это прямо сейчас, придется подновлять грим в течение дня, ведь так? Нет, не стоит и думать об этом.
3. Темные очки.
Сам не могу поверить, что я написал это.
Черт возьми, что же делать?
9 ч. 40 мин.
Не часто меня посещает божественное вдохновение особенно по понедельникам, когда еду в метро на работу. Но вот – божественное озарение! Благодарю, благодарю тебя, Господи! Просто надо поникнуть головой (в прямом смысле) и ждать подходящего момента.
9 ч. 50 мин.
Тим только что вошел. Погоди, сейчас ты узнаешь, что у меня в рукаве (или, точнее, на лице).
10 ч. 05 мин.
По-прежнему не поднимаю головы в ожидании подходящего момента.
10 ч. 17 мин.
Момент настал. Вот он. Пожелайте мне удачи.
10 ч. 26 мин.
Сцена следующая: Клара Джордан за принтером, то есть на полпути между своим рабочим местом и нашими, ждет, когда напечатается очень длинный документ. Ваш покорный слуга впервые за утро отрывается от чтения, в процессе которого его лоб покоился на левой ладони, и берет свою кружку.
– Кому-нибудь еще кофе? – спрашиваю я, поднимаясь из-за стола.
– Да, мне, пожалуйста, – говорит Люси. А потом, пока я передвигаюсь по комнате, чтобы дать ей кофе, она восклицает: – О-о-о, Роб, что у тебя с глазом?
Вот оно. Все оборачиваются. Клара смотрит издали. Я делаю два шага назад и невзначай выполняю полуразворот, чтобы и она примкнула к слушателям моего тщательно спланированного импровизированного ответа.
– А что, так видно? Не знал. Вчера я был на рынке «Спитлфилдз» (я решил, что лучше не слишком фантазировать, чтобы сохранить силы до решающего момента), просто смотрел всякое барахло на лотках и вдруг слышу какой-то крик, смотрю – на меня несутся три лба с охапкой ювелирных футляров. А за ними лоточник, которого они ограбили, и он вопит во всю глотку. Когда я понял, в чем дело, двое уже пробежали мимо, но последнего я успел схватить. И он мне немного врезал. Но ничего серьезного. Вскоре подоспел лоточник, вдвоем нам удалось повалить парня и держать его, пока не появилась полиция.
Первоначальная версия этой речи, составленная в метро, содержала следующие фразы: «кажется, семь или восемь», «никто и не пошевелился», «всех отделал», но потом, для правдоподобия, убрал кое-что и слегка приглушил краски. Вокруг слышалось «отважный поступок», «молодчина, Роб!», «жаль, не многие так поступают» и т. п. Тим молчал и, как я отметил краем глаза, смотрел на меня со смесью замешательства и подозрения.
Я отмел все похвалы – «да вообще-то я ничего особенного не сделал» (единственная правда из всего до сих пор сказанного) – и отвернулся к кофейному автомату, прежде чем на меня накинулись с расспросами.
Еще не веря, что первый этап моего плана завершен, я, испытывая тихий ужас, приступил ко второму этапу.
Когда я дохожу до принтера, Клара бросает взгляд на мой глаз. Небрежно улыбнувшись в ответ (мне показалось, что я не справился с этим), я притормаживаю. Пытаюсь незаметно переключить скорость, но явственно слышится скрежет шестеренок.
Когда она начинает говорить, я полностью торможу.
– Ой, наверное, здорово болит.
Теперь разговаривать труднее. То есть разговаривать с Кларой труднее, чем обычно, а я по глупости спланировал только начальные шаги. Никаких мыслей на меня не снизошло. Идиот, Роб. Первое, что пришло в голову («не так сильно, как затылок от сверлящего взгляда Тима»), явно не годилось. Я выбрал обычное «да нет, не так уж здорово».
Клара сочувственно улыбается, но ничего больше не говорит. И вдруг я понял: она похожа на актрису, ждущую подсказку от партнера. Мой ум извлекает еще одну реплику:
– Наверное, выглядит хуже, чем ощущается.
Слава богу! Прозвучало не так плохо.
– Знаешь, нужно быть храбрым, чтобы поступить так.
Потребовалась доля секунды, чтобы опомниться от слов «ты» и «храбрый», обращенных ко мне. Но, опомнившись, я понимаю, что это предполагает следующую фазу. Уверенность обняла меня за плечи и придала мужества.
– Да я и не думал об этом. Я и понять не успел, что делаю, а парень вырывается из моих рук, и… бац! – Я дернул головой, не слишком театрально, но так, чтобы Клара представила, какой удар на меня обрушился. Теперь уже взгляд Тима испепелял меня. И, к моему удивлению, мне это начало нравиться.
– В Штатах никто никогда даже не попытается схватить хулигана, – говорит Клара, в ужасе расширив глаза от подобной мысли (в то же время умудряясь улыбаться – как она это делает?). – У парня может оказаться пистолет.
– О, некоторые из наших тоже ходят с пистолетами, – говорю я, не успев понять, что могу переборщить. – Впрочем, ты права: в Лондоне риск этого определенно гораздо ниже.
Теперь, когда я закончил преуменьшать свои заслуги, вежливость требовала, чтобы Клара снова вознесла меня.
– Не слишком скромничай – у тебя такой страшный синяк в награду за то, что вмешался.
– Да, ну что ж, – я перешел на пошлый язык американского супергероя и отдал такой же пошлый салют, – надо служить справедливости.
Клара рассмеялась. Все еще не до конца уверенный, что не сплю, я решил уйти – пока я на коне – и в восторженном ошеломлении двинулся к кофейному автомату.
Тим явно был не в восторге.
Ладно, он, может, и не в восторге, хотя на две буквы опережает меня в борьбе за Кубок Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом, но тем не менее, я добился некоторого прогресса.
10 ч. 45 мин.
Три минуты назад Тим отправился в туалет. Две минуты назад я получил СМС: «Дорогой капитан Мужество, у нас так и не было общего собрания, подтверждающего Лизу. Как насчет семи часов вечера у меня?»
Если это не говорит о том, что я его уел, то что же это?
Через минуту я отослал СМС: «Ну конечно».
22 ч. 30 мин.
Когда я пришел, Тим снабдил меня пивом и с великим восторгом вписал в хартию Лизино имя, приговаривая:
– Лиза, милая Лиза. Что за милая бывшая девушка Милая Лиза.
Я задумался, пролились бы в Уимблдоне чьи-то слезы.
Он обернулся ко мне.
– Ты недавно виделся с кем-нибудь из своих бывших подружек, Роб?
Я с трудом сглотнул. Очевидно, его подозрения гораздо серьезнее, чем я думал. Но у меня по-прежнему оставался выход – признать, что провел день с Кейт, что не противоречило моей истории про ограбление.
– Это она тебе врезала, верно?
А вот это уже нехорошо. Попытка придумать убедительное опровержение заняла долю секунды.
– Утром я знал, что ты заливаешь, – торжествуя, продолжил Тим. – Ты не больше меня готов рискнуть собственной безопасностью ради общественного блага. Упаковки ювелирных изделий – куда подальше.
Решив начистить пушки до блеска, я сказал:
– В правилах Кубка Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом ничего не говорится про ложь. – Мое негодование было таким праведным, что его можно было ощутить на вкус. – И потому моя аудиенция у Клары была вполне законной. А следовательно, и ее восхищение мной.
– Могу лишь сказать, Роб: если ты впал в такое отчаяние, желая произвести на нее впечатление, то у тебя нет ни малейшего шанса.
– Впал в отчаяние, я? Не больше, чем тот тип, который в пятницу целую вечность висел на телефоне, говоря с кем-то явно не существующим, лишь бы не идти в паб вместе с остальными, а остаться в конторе наедине с ней?
– А предпринятая тобой попытка «забыть» переслать и-мейл, чтобы потом снова включить компьютер?
– Да, ну что ж. – Я отхлебнул пива. – Клин клином.
Тим сел и снисходительно вытянул ноги.
– Что ж, ладно. Я буду утешаться предвкушением выходных. Мы едем в Амстердам. «Амстердам» начинается на А. Но, конечно, этот важно лишь для того, кто уже справился с К и Л. Осталось четыре дня, Роб. Четыре дня, чтобы наверстать упущенное. Иначе ты не сможешь воспользоваться Амстердамом.
4 мая, вторник
19 ч. 40 мин.
Если в любви и на войне все средства хороши, то думаю, что нет причин сокрушаться о том, что некоторые творят на войне в смысле любви (или чего-то похожего на нее).
Но мне все это не очень нравится.
Утром я чувствовал, что Тим настроен агрессивно. Что не удивительно после прошлой ночи.
В его глазах был торжествующий блеск, он ощущал готовность действовать. В глубинах его фантазии что-то таилось. И оно проклюнулось на поверхность примерно в половине одиннадцатого.
– Знаешь, я хотел спросить, Роб, – сказал он чуть громче, чем требовалось. – У того приключения в «Спитлфилдз» было какое-нибудь продолжение?
Я застыл. Все замерло. Сглотнув, я возобновил свою деятельность и стал шарить в уме в поисках правдоподобного ответа.
– Да нет, ничего серьезного. Из полиции мне прислали письмо, в котором говорилось… – Что говорилось? О награде за отвагу? Не будь идиотом, Роб. За задержание подростка, укравшего что-то на рынке, не вручают Георгиевский крест. Тогда что же там говорилось? – …что, если дело дойдет до суда, не соглашусь ли я выступить свидетелем?
Я изо всех сил пялился на экран монитора с видом «я слишком занят работой, чтобы меня сбивали с толку неуместной болтовней». Через несколько секунд Тиму ушел и-мейл: «Что за игры ты затеял, скотина?»
Его ответ был мгновенным: «Низость за низость не есть низость».
С этим трудно спорить. Я воспринял это как напоминание о том, что не следует искушать судьбу.
А что сегодня Клара? Ну, если внешне, на ней была темно-красная юбка. Чуть длиннее, чем остальные, она охватывала ее бедра очень даже плотно, отчего мой пульс участился. Что говорит о том, какие чувства она у меня вызывает. Далеко не все, но кое-что говорит. Остальное связано не с антропометрическими данными: объем груди, талии и бедер, а с грезами, – вот почему я боюсь вам об этом рассказывать. Могу показаться придурком. Например, одна из грез – о наших поцелуях, очень нежных, на ступенях Британского музея. Не знаю, почему именно там – просто в мечтах мне пригрезилось… Я же говорил вам, что покажусь придурком.
5 мая, среда
22 ч. 55 мин.
Что вы думали, читая мою писанину про Кубок Клары Джордан-пяти-с-тремя-четвертями-футов-ростом? Я спрашиваю просто потому, что сам сегодня вечером пробежался по ней, и мне вспомнилась услышанная где-то история.
Она касается Олдоса Хаксли. Однажды ночью он совершенно неожиданно проснулся с абсолютной и полной убежденностью, что только что во сне ему открылась основополагающая истина Вселенной.
Взяв блокнот у кровати, он быстренько записал ее и снова уснул. А утром прочел написанное:
Хигамус хогамус,
Женщина – моногамус,
Хогамус хигамус,
Мужчина – полигамус.
Надеюсь вы заметили, нет никакого объяснения того, чем именно различаются два пола. Просто утверждение, что различаются. Никаких указаний, например, на мужскую склонность к распущенности – врожденную или приобретенную, или черт знает какую еще. Это и моя точка зрения. Читая о том, как мы с Тимом устроили гонку, я не мог отвязаться от вопроса: что позволяет нам вести себя подобным образом? Почему мужчины таковы, когда дело касается секса? Но если стихи Хаксли – ключевая вселенская истина, то сам факт явления их во сне подтверждает недоступность ее человеческому разуму. Надеюсь, Богу она доступна, тогда, возможно, я мог бы предпринять кое-какие шаги к фундаментальному изменению этой стороны моей натуры – вместо того чтобы все время обуздывать ее и бороться с последствиями.
6 мая, четверг
15 ч. 40 мин.
Снова насмешки со стороны моего соперника насчет того, что без К и Л к выходным от А не будет никакого толку. В форме таблички на моем рабочем столе: «Как Лопоухий Клоун Лажанулся на Красивой Лжи». Я проигнорировал. Меня утешило лишь то, что «на» не вписывается в акроним.
18 ч. 50 мин.
Когда я ехал домой в метро, мне вдруг показалось, что какая-то девушка строит мне глазки. Но три обстоятельства убедили меня, что это не так:
1) Мое раздражение оттого, что Тим справился с К и Л, а я нет, вызывает у меня отчаяние и лишает малейших надежд, что кому-то (хоть кому-то) я понравлюсь.
2) Это отчаяние, вероятно, усиливается тем, что поезд остановился на станции «Ковент-Гарден», а первая буква этого названия…
3) На станции «Грин-Парк» вошел ее парень, – я никогда не видел такого страстного поцелуя.
Хотел вам сказать, что меня это не волнует. Но не скажу, потому что это не так.
8 мая, суббота
15 ч. 40 мин.
В преддверии относительно раннего отлета утром, мы с Тимом могли бы пораньше покинуть пятничную попойку после работы. Но он не хотел уходить без меня, так как это предполагало отказ от качественного издевательства. Весь вечер он повторял одну фразу: «Куда летим!», которую все понимали, хотя и не догадывались о ее истинном смысле. Это лишь усиливало мои муки, что, в свою очередь, усиливало решимость не уходить раньше него, – это бы показало, что его насмешки достигли цели.
И в результате мы остались, когда все уже ушли. Вечер начали в полном составе (с одним исключением – традиционно отсутствующая по-прежнему отсутствовала), но к десяти остался лишь костяк: я, Тим, Джеймс и Люси. Наевшись спагетти, мы направились в «Кувшин и пианино» на Дин-стрит, готовые ко второму акту попойки.
Первый раунд оплачивал я.
– Три бутылки «Бек» и белого вина, пожалуйста, – сказал я, когда (наконец) сумел привлечь к себе внимание.
– Сколько с вами друзей? – спросила девушка за стойкой.
Зачем ей это знать?
– Простите?
– Я спрашиваю, сколько с вами друзей? На сколько человек вы берете?
Лет двадцати пяти, с длинными русыми волосами, убранными со лба и висков, и ярко-зелеными глазами на овальном лице. Никакого намека на заинтересованность.
– Ну, трое.
– Три бутылки «Бек» и белое вино, – проговорила она, загибая пальцы. – Это четыре. А мне?
Черт возьми. Ее лицо по-прежнему хранило полную невозмутимость, но слова не оставляли сомнений. Девушка просила меня угостить ее. Моей первой реакцией было желание рассмеяться. Я часто делаю так, когда не знаю, что сказать. Если основательно покопаться, то, возможно, это дает мне время подумать, но вообще-то я просто нервный. Взмахом руки я указал на ряд бутылок у нее за спиной:
