Текст книги "Прекрасный город Юнивелл (СИ)"

Автор книги: Мария Версон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

   Я прекрасно помню то июньское утро, когда мы втроем теснились на заднем сидении машины, папа сидел за рулем, а мама – в полуобороте, говоря что-то то нам, то отцу. Это было очень жаркое лето и уже в десять утра стояла тридцатиградусная жара. Наши "двойняшки", как их называла мама, поскольку Илвен и Ирма были уж очень похожи, не сколько на лицо, сколько манерами, поведением и вкусом на одежду. Невзирая на непобедимую даже мощным кондиционером жару, всё равно были одеты во все черное, а Илвен ещё и накрасилась – уже тогда меня это безумно забавляло, особенно потому, что капли выступающего на лице пота размазывали крупицы черной косметики по всему лицу.

   В течение трех часов, вместо двух, потому что папа не любил набирать скорость больше шестидесяти километров в час, мы подобно креветкам в кастрюле варились в этой машине. Разговоры заглохли уже втором часу пути, так что кроме машинного шума ничего слышно не было.

   Ближе к часу дня мы все же доехали до дома. Место... смело можно назвать потрясающим: двухэтажный дом из красного кирпича, с двумя балконами, на одном из них можно устраивать танцевальную вечеринку (настолько широким он был), за домом, в глубине двора, недалеко от того места где начинался смешанный лес, хотя по размерам это скорее походило посадку, стояла большая белая беседка, все её колонный и крыша обвиты виноградом, а ближе к августу его можно было срывать и есть лежа на скамье.

   Разумеется, первым, чем мы занялись после приезда, был обед. Поскольку большую часть компании составляли худенькие хрупкие девушки, то обедом был просто чай и печенье, чему папа, разумеется, не обрадовался. Чаевничали мы как раз в этой белой беседке, после чего ещё где-то час разгружали машину и наводили чистоту на кухне. Предполагалось, что мы проведем там целый месяц, а то и больше, а через пару дней должна была приехать тетя Лённэ, родная сестра отца, со своими сыновьями, пятилетним Керлом и старшим сыном Челесом. Поскольку мама и Лённэ почему-то недолюбливали друг друга, минут через сорок из кухни раздался громкий звончайший голос мамы повелевающий всем присутствующим не свинячить в доме, а наоборот прибраться как можно скорее и лучше.

   Продвигаясь такими темпами, до чердака мы добрали часа в четыре дня. Мама застряла где-то на кухне, папа (как и всегда!) в библиотеке, а мы с сестрой и Илвен принялись разгребать завалы. Занятие это, честно признаться, более чем опасное. Без малейшего зазрения совести, с полок, шкафов и вообще откуда-то сверху на нас могли посыпаться запыленные остроты столового серебра, чайные сервизы, какие-то украшения. Илвен и Ирма с огромным удовольствием разгребали все эти вещи, поскольку им нравилась старина и вообще любые запыленные места, они себя таким образом чувствовали ближе к каким-то там своим кумирам. Илвен в каком-то нелицеприятном мешке нашла наикрасивейшее пышное бальное платье нежно-розового цвета, Ирма – небольшую черную шкатулку с набором заколок и шпилек для волос, украшенных толи жемчугом, толи перламутром, в такой пыли и темени было разобраться невозможно.

Разумеется, что после нескольких часов работы в этом склепоподобном помещении, мама, с ужасом взирая как её "малютки" дышат "средневековой" пылью, быстро сообразила нечто посерьезнее чая с печеньем и нарезала огромную тарелку... да что там, тазик салата из помидор, огурцов и зеленого лука. Когда зашуршал пакет, где лежали мясные продукты, папа выскочил из дома и, до того дня я думала что такое бывает только в детских мультиках, внезапно появился за столом в беседке, оставив над дорожкой от дома до беседки небольшой пыльный навес. Не сбрасывая оборотов, папа потеснил девчонок, тут же скорчивших недовольные мордашки, выхватил у мамы ломоть хлеба и вилку и принялся с неимоверной скоростью поглощать салат. Девчонки продолжали пить чай, мы с мамой над ними всё подшучивали, подшучивали, и в итоге Ирма переквалифицировалась на клубнику.

   Погода, кстати, взяла своё где-то часов в семь. Илвен пришлось сходить в дом и снять с себя все свои "модные" вещи, переодевшись в шорты и голубо-белую клетчатую рубашку, которая, судя по размеру, принадлежала как раз Челесу. Помимо смены одежды, Илвен тогда ещё сняла и макияж, из-за чего лицо приобрело странный, трупноватый оттенок, поскольку, как позже объясняла она своим сильным низком голосом, "это очень едкие тени"...

  Прекрасный чудесный пикник с семьей на природе! Именно после слов о этих треклятых тенях все и случилось.

   – Забавно... – Наконец, после длиннющего монолога Элры, не прекращавшегося с момента как они вышли из офиса, Инлито подал голос, когда он и его спутница сели в машину рядом с магазином Холи Голд. Состояние Инлито было несколько туманным и очень заторможенным, и пока он вез Элравенд через город, она не единожды поблагодарила его непревзойденное мастерство делать что-либо на автомате. – Погоди, причем там тени? Я конечно всегда рад послушать истории о твоей юности, но я...

   – Арде.. – Это имя, давно не срывавшееся с губ Элры, тихим и уставшим полушепотом промчалось рядом с ухом Инлито и испарилось. Он тяжело сглотнул и посмотрел девушке в глаза. – Дослушай. Тебе, как человеку не лишенному ума, эта информация поможет справиться со многими проблемами в городе. – Она отвела взгляд и стала теребить золотую подвеску с небольшим зеленым изумрудом, которая теперь висела на шее. – Больше не будет этих смертей, Арде. Пока этот камень у меня – он не опасен.

   – Элравенд, только не надо говорить мне..., – проговаривал он, копаясь в кармане, – что вся это мистическая дрянь нашего города связанна с теми черными тенями на лице твоей старой подружки.

   – Связано, напрямую связано...

   Ирма стала расхаживать по заднему двору: то она склонялась над кустами малины, чтобы скушать пару розово-красных крупных ягод (честно сказать, малина на там была шикарная!), то снова подходила к столу, брала кусочек нарезанных помидор или лука прямо руками, ела их, громко причмокивая, и снова отходила. Разумеется, никто не обращал на это внимания, все просто ели, болтали: Илвен рассказывала мне какую-то ерунду о небывалых приключениях её любимой рок-группы, папа рассказывал маме об очередном исследовании, которое ему поручили проводить. В какой-то момент, я никогда не смогу объяснить, как именно это было.. но Ирма подошла к Илвен, схватила её за плечо, да так сильно, что у сестры от напряжения побелела кисть, резко повернула её к себе лицом и... Стала гладить её скулы, и чуть ниже глаза, где ещё были видны едва заметные серые разводы. А потом... Потом никто даже понять ничего не успел, как Ирма сделала резкое движение...

   Илвен закричала.. громко, пронзительно, я и подумать никогда не могла, что её холодный голос может так звенеть. Она вскочила, перевернула стол и лавочку, за которой были мы с мамой, хотя и без того все уже были на ногах. Лицо Илвен залила кровь, которую она размазывала по рукам и щеке. Папа схватил её за руки со спины и крепко прижал к себе, чтобы как-то унять, наверное, она ещё несколько минут дергалась и кричала, но потом были слышны лишь громкие всхлипы. Мы же погнались за Ирмой, пропавшей из вида едва это случилось, и нашли её не так-то далеко – в зале перед не разожжённым камином. Она сидела на краю дивана и, не моргая, смотрела в никуда, держа руки перед собой, на коленях. Пальцы правой руки были окрашены багрянящем, но глаза, отнятого у лучшей подруги, в них не было и на какие-либо вопросы Ирма либо не отвечала, либо начинала нести какой-то несвязанный бред.

   Отец усадил Илвен в машину и собрался везти её в ближайшую больницу или любой медпункт, который попадется им на пути. Я в это время сидела с Илвен в и держала её за руку. Видишь эти мелкие шрамы на моей ладони? Это следы её ногтей... Так она злилась. Я помню как она сидела на переднем сидении в раскаленной от жары машине, где все пропахло резиной и было нечем дышать, и не переставая шептала: "Будь ты проклята". Без каких-либо эмоций или действий, с абсолютно нейтральной интонацией, настолько безразличной, что становилось дурно – был только этот шепот.

   – Знаешь, Арде, – по спине начальника снова пробежал холодок, – у Илвен были красивые зеленые глаза. Словно граненый изумруд. – Элравенд по-прежнему вертела в руках небольшой кругленький камешек, окованный белым золотом. – Густой томный завораживающий цвет, в нем было что-то неестественное... словно бы магическое.

   – То есть... – Арде продолжал вести машину все чаще и чаще поворачиваясь к Элре, не водящей глаз с изумруда.

   – Отец отвез Илвен в больницу и больше она её не покидала: её положили в районную психиатрическую клинику как особо буйного пациента, и папа говорил, что с трудом довез её – она начала кричать, бить ногами по стеклу... А мама, оставив меня в загородном домеи велев дожидаться тётушку, вызвала машину и решила увезти Ирму в город... отдать её в больницу, видимо в ту, где сейчас Илвен.

   О том, как кончился тот день для моей семьи я не знала. Очень взволнованная и перевозбужденная я все же заснула, но где-то около трех часов ночи, а на утро приехали тётя Лённе и её сыновья.

  Тётя Лённе была из категории тех женщин, коих на моем жизненном пути оказывалось не много: они рождаются в бигудях и халате и явно в таком же виде собираются прожить всю замужнюю жизнь. Тётя Лённе никогда не работала, в шестнадцать лет она вышла замуж, в двадцать два родила и решила не заниматься ничем, что труднее готовки. Она приехала, отдуваясь и таща за спиной огромный чемодан, а его содержимое наверняка было неведомо даже ей самой. Как только нога тёти переступила порог дома, её младший сын Керл влетел в дом, да с такой скоростью, словно ему пригрозили двадцатисантиметровым шприцем, не разуваясь, пробежал через коридор и кухню к задней двери и умчался в сторону малиновых кустов.

Что до старшего сына, то едва Челес переступил порог дома, как из моей головы вылетело всё, что было связанно со вчерашним днем и этим происшествием. Хоть Челес и приходился мне двоюродным братом, это не помешало ему своей красотой свести меня сума. Терпи, Арде, терпи, я расскажу тебе о своей первой любви. Ах! Челес был ростом значительно выше меня, где-то метр девяносто, при моих-то тогдашних ста шестидесяти, и это с прямой спиной, шатен, носил какую-то странную рваную короткую стрижку, которая тогда в моде для парней его возраста, у него были темно-карие глаза, которые иногда меня цвет до абсолютно черных, и этой своей красотой он мог абсолютно ничего не делая свести сума любую попавшуюся на глаза девушку, в числе который оказалась и я.

   – Ну прям сердцеед какой-то, – буркнул Арде, когда стоял у плиты с закатанными рукавами. – Ты свинину ешь? – Спросил он удивленно, приоткрыв морозильную камеру, – я думал, ты питаешься светом от настольных ламп и утренним кофе.

   – Да, ем, – Элравенд сидела на кресле у распахнутого окна на своей запыленной кухне и чувствовала себя более чем неуютно, зная, что у господина начальника, хотя у него в гостях ей никогда не приходилось бывать, такой беспорядок недопустим даже теоретически, – причем очень прожаренную, и пожирнее, чтоб побольше масла. Знаю, что вредно, но мясо – это святое. А... а почему ты готовишь на моей кухне?

   – Потому что кое-кто не умеет готовить, – стоя в полуобороте, улыбался начальник, заливая сковороду маслом. – И не надо делать такое лицо, я тебя не боюсь.

   – Тебя мама учила готовить? – Без левой мысли спросила Элра, не обратив внимания на поджатые губы Арде и легкую дрожь, пробравшую его руки, когда он услышал слово "мама".

   – Нет, готовить я учился в дет.доме, где жил и рос до того пошел в армию. И опять-таки не надо делать такое лицо, все в порядке, сегодня твоя очередь рассказывать семейные истории. – Он повернулся к девушке и пальцами стал рисовать в воздухе какие-то кругообразные движения, значением которых видимо была просьба продолжать.

   На утро позвонил отец. Голос у него был более чем взволнованный – убитый горем и подавленный, звучал так, будто отец говорит сквозь слезы, и я уверенна, что так оно и было. Вопрос «что случилось?» казался мне более чем глупым, я просто предложила приехать и помочь, если что-то понадобится, но по просьбе отца я была вынуждена остаться там.

  Всё это... Арде, весь этот ужас произошел в течение одного дня, точнее сказать вечера и ночи. Сейчас, четырнадцать лет все же прошло, я не могу описать то состояние, в котором я находилась, когда подсознание хочет закричать и застрелиться. Попробуй сам представить, чтобы почувствовал ты, если бы твою сестру увезли в клинику, а подруга осталась без глаза. Как бы там ни было, присутствие родственников и хоть какие-то дела помогали об этом не думать.

   Утром и днем все новоприбывшие занимались исключительно своими делами. Тётя Лённе разбирала багаж и всё восхищалась порядком, который мы навели на чердаке, потом она помогала мне приготовить настоящий обед (а не салат и печенье), хотя честно признаться – готовила она, я, как ты знаешь, готовить не умею вообще. Самым приятным в той возне на кухне был вид из окна, который открывал мне прекрасную картину того, как Челес под солнцепеком, с обнаженным прессом и оголенной спиной собирает своему младшему брату, который сидел с нами на кухне в теньке и лопал вчерашнюю клубнику, бассейн. Рисовые котлеты, гороховый суп, оливье, сладкие корзиночки и ещё несколько видов пирожков с мясом. На вопрос кто все это будет есть, тётя Лённе ответила достаточно просто – указал пальцем на взмокшего от жары труженика, поскольку ему все это было "на один зуб". И поверь мне, она не шутила.

Во время позднего обеда, а он был где-то часа в четыре, Челес воистину подобно стае саранчи прошелся по накрытому столу и уничтожил добрую половину того, что там было. Ел он с огромным аппетитом и очень долго, так что пока он сидел на кухне мы с тётей решили использовать небольшую коробочку, в которой бабуля хранила все свои бусы, а точнее остатки тех, которые рвались. Без разбора сваленные в одну большую белую шкатулку, разноцветные и разноценные бусинки заполняли все её немалое пространство. Занимались мы чем-то вроде бисероплетения, но на деле это оказалось скорее бусинонанизывание: мы брали эти маленькие и большие цветастые шарики и нанизывали их на шелковые нити, собранные в три-четыре слоя.

  – Какие отношение все эти бусины имеют к этому недешевому изумруду? – Арде посыпал обжаренные кусочки свинины нарезанным укропом и поставил две тарелки на стол.

   – Такое, что благодаря этим бусинам я нашла этот изумруд. Спасибо. – Прикрыв окно, Элра достала откуда-то из-под стола запылившуюся бутылку вина и вручила её Арде, который слегка поморщился, вспомнив какой у этого сорта вина вкус.

   Челес не зря называл брата коллайдером – тот носился по дому как сумасшедший, ну и, разумеется, по закону жанра, наматывая очередной круг по дому Керл таки задел шкатулку с бусами, которые не дожидаясь ничьего согласия разлетелись во все стороны. И пока тётя Лённе объясняла своему младшему сыну ценность рассыпанных им камней, мы с Челесом, находясь в самых неприличным позах, принялись их собирать. Собирали не долго, однако Челес уж очень далеко залез под диван, а когда высунулся и разжал ладонь – мы увидели у него в руках небольшой изумруд. Он сказал что этот камень не может быть изумрудом, потому что если его очень сильно сжать, то он начнет прогибаться, но тем не менее мы все оценили красоту этого никчемного кусочка не пойми чего.

   – Ты, кажется, говорила, что утопила этот камень. – Напомнил Элре начальник, допивая вино и морщась от этого.

   – Верно. Вечером, часов в девять, я все-таки перезвонила отцу... Сам понимаешь, что он мне сказал, и, опять же, пытаться описать те эмоции бесполезно, думай и воображай тут сам... А это озеро, озеро Фьяно, откуда уже днем выволокли и машину и тела, находилось буквально в двадцати минутах пешком от нашего дома. Я ничего не сказала тёте, отмахнулась на то, что просто хочу прогуляться, но на полпути меня догнал Челес, отправленный заботливой тётушкой. Лицо у него было... Хахахаха, никогда его не забуду! Оно было не то чтобы недовольное, а скорее просто несчастное – ведь я ушла прямо перед ужином. – Элравенд рассмеялась во весь голос, – вы с ним чем-то похожи, кстати. Только если ты не переносишь кровавых зрелищ, то он не любил ходить по лесу. Комары, мухи, слепни, пчелы и вообще любые насекомые вызывали у этого храброго с виду юноши чуть ли не рвотный рефлекс. – Не прекращая смеяться, Элра прикусила нижнюю губу, подняла бокал и продолжила свой рассказ.

   Вместо получаса, которые превращались в пятнадцать минут быстрым шагом, если захотеть, мы шли до этого клятого озера почти два часа. Челес очень быстро понял, что меня лучше не уговаривать идти обратно и молча поплелся за мной. Постепенно мы, разумеется, разболтались, шли, улыбались друг другу... К одиннадцати часам все же выбрели на озеро. Место, куда упала машина с моими матерью и сестрой, можно было узнать с легкостью – несколько небольших поваленных деревьев, сровнявшихся с землей кустов и огромное количество разводов на уже окаменевшей грязи. Мы молча сидели на берегу озера больше часа, прежде чем я рассказала что случилось:

   – Знаешь, – сказала я ему, – мне почему-то кажется, что я до сих пор слышу томный голос сестры, зовущий меня по имени. Я даже не слышу маму...

   – Хочешь подарю изумрудик? – Улыбнулся мне Челес, протянув в раскрытой ладони тот камень, что нашел днем. – Вдруг он настоящий?..

   – Нет... – прошелестел над озером третий голос, – не настоящий...

   Мы резко встрепенулись, тут же вскочив на ноги, но некий звон повсюду и тусклый серый блеск не позволяли нам и шагу сделать. Вода в озере забурлила, поднялась и из воды к нам потянулись длинные тонкие струи, извивающиеся словно щупальца морского чудовища. Не будь дураком, Челес что было сил толкнул меня назад, так что я кувырком полетела за поваленные деревья. Эти струи воды так быстро схватили Челеса и потянули в воду, что я и встать то не успела. Струи дотянули его до центра озера, где из воды выглядывал небольшой бугорок, маленький островок, и резко опустили вниз. Челес упал спиной на этот бугор с высоты метров пяти и даже на берегу я слышала, как ломались его кости. А после... Маленький зеленый камешек, который мой брат держал в руках, покатился в воду... Челес лежал на этих камнях, по подбородку текла кровь, а изо рта поднимался небольшой белый огонек. Он появился всего на долю мгновения, а потом я перестала видеть.

   – В тот день я получила свой правый глаз в том виде, каким ты его сейчас наблюдаешь. Он черный как глаза Ирмы, и изумрудный как у Илвен.

   – А зрачок, почему вертикальный? – Спросил Арде, приподнявшись на локтях, чтобы долить в бокал виски, купленный около часа ночи, хотя часы, висящие высоко под потолком (как Элравенд их туда повесила?) говорили в меру пьяному начальнику, что уже половина четвертого.

   – А зрачок вертикальный в честь моей кошки Силли. – Хихикала Элра, лежа на боку на полу под открытой дверью балкона с закрытыми глазами, упираясь начальнику согнутыми коленями в бёдра. – А ещё незапланированный и крайне внезапный психоз моей сестры повлек за собой все бедствия города Юнивелл.

   – Да, я вот только не понимаю, почему при жизни она не строила такие козни, а начала лишь после... смерти.

   – Потому что это проклятие, Арде. Илвен прокляла всю нашу семью... Должно быть, именно поэтому в тот же день погибли сестра и мать. Не знаю, откуда у Илвен нашлись силы на такое сильное проклятие, но мне ещё придется расплачиваться за больную голову сестры.... Нет, не верти ты так головой, я не плачу, это тебе кажется. И вообще, я уже большая девочка...

   ...Которая лежала на полу в прохладную осеннюю ночь, подвыпившая, в объятиях дорогого любимого начальника, прикрывшего её шею своей рукой. И она не плакала, слёзы просто текли по щекам, но Элравенд, не обращая внимание ни на что, кроме мягкий и дрожащих от волнения губ Арде, лишь крепче обняла его за плечи и растворилась в этой холодной осенней ночи.

  Глава третья.

   Нарита Севало вот уже три десятка лет отсиживал свои немощные округлости на посту охранника. Работал он с двенадцати ночи до двенадцати дня и за последние пять лет привык к тому, что каждый день молодой глава убойного отдела Инлито Арде приходит на работу на полчаса раньше – в половине девятого утра. Этот день Нарита пообещал сделать личным праздником, поскольку ни в половине девятого, ни в девять, а лишь где-то около двенадцати, когда пожилой охранник уже собирался уходить, Арде проскользнул мимо поста. Выглядел он непривычно странно... Весь какой-то помятый, но всё же в свежей одежде, потрепанный, с ещё не сошедшими складками на лице, оставленными толи одеялом, толи чем-то ещё. Он прошел мимо поста охраны, держа за спиной кожаную черную сумку, расшитую какой-то символикой, вышитую белыми нитями, где буквы, линии и завитушки переплетались, напоминая коллекцию из пяти-семи сушеных бабочек, и весело помахал рукой, в которой дымилась уже почти скуренная сигарета. Нарита, у которого дрогнула рука записывать Арде в список опоздавших, мог только молча улыбаться, провожая его взглядом.

   На самом деле Нарита увидел лишь часть картины, потому как тонированные толстые стекла на посту немого меняют вид общей картины. Шедший из кафетерия Ледос, один из работников канцелярии, приметил ещё несколько деталей – исчезновение часов с руки, а с ними Арде очень не любил расставаться, и бледный цвет лица, который появлялся у непьющих людей с похмелья. Общую же картину увидел только лишь Хэй, который терпеливо выжидал пока любопытные взгляды всех сотрудников, мимо которых проходил дорогой любимый начальник, как следует его осмотрят и проводят до нужного этажа и кабинета.

   – Доброе утро, Инлито. – Поприветствовала начальника белокурая Сазати, сидевшая за столом слева от кабинета Арде.

   – День!.. – Услышала она в ответ, прежде чем черноволосый красавец исчез из её поля зрения. – Сделай мне пожалуйста чай... Черный. Крепкий. Я буду тебе очень благодарен.

   После чего дверь захлопнулась. Сазати усмехнулась, собрав свои пухленькие накрашенные тускло-оранжевой помадой губки в бантик, поправила практически белые волосы, на завивку которых каждое утро уходит минимум пол часа, и увидела рядом со своих столом тихо подобравшегося Хея:

   – Что происходит? – Спросила его Сазати.

   – Сейчас будем выяснять.

  Хей заварил две порции наикрепчайшего черного чая, насыпал в каждый из них по пять ложек сахара и втихомолку, бочком, бочком вошел в кабинет Инлито:

   – По телевизору всю ночь крутили черно-белые комедии не искаженные цензурой? – Тут же выпалил Хей, едва Арде, кинув сумку на стол, плюхнулся в кресло. – Или?..

   – Или я иду в оплачиваемый отпуск на пару с Лаендли? Тут ты пожалуй угадал. Садись.

   Немного с обалдевшим видом, хотя на самом деле вид был далеко не просто удивленным: круглые глаза, приоткрытый рот, раздутые щеки и явные намеки на грядущую улыбку. Хей поставил кружки с чаем на стол, рядом со вчерашней папкой запрошенных Арде имен бывших владельцев изумруда, сел напротив начальника и вопросительно поднял брови:

   – Нет... – Лучезарно улыбаясь, отвечал этому взгляду Арде. – Не-ет. – Последовал певучий повтор.

   – Сейчас ты говоришь нет, а через месяц вы заявите о своей помолвке. А ещё через пару месяцев... – Хей начал размахивать свободной рукой, поскольку во вторую он храбро взял горячий чай, который, разумеется, пролил на свой бордово-синий и абсолютно безвкусный свитер.

   – В отличие от тебя я готов жениться, но сомневаюсь что эта дамочка... ты сам все знаешь. – Арде поднес чашку ко рту, но поставил на место, вынув из кармана пачку крепких дешевых сигарет. – Мы закрыли дело, надо писать отчет, но мне бы очень не хотелось этим заниматься. В отчете должно быть много бреда, фантазий и красивых метафорических изречений, чтобы отвлечь от сути, поскольку объяснение происходившему ранее настолько бредово, что даже я ещё не знаю, что там в отчете писать... но этих "внезапных и загадочных" смертей больше не будет.

   – Снова Элравенд?

   – Ну а кто же ещё! Уж точно не я. А она... настоящая ведьма! Только... Знаешь, надо будет купить ей шляпу и зеленые тени... Чтобы понатуральнее смотрелось.

   – И метлу! – Мгновение спустя вместе произнесли они.

   – Невероятно... – Хей откинулся в кресле, – ты после знакомства с ней развелся с женой и ещё четыре с половиной года её обхаживал, у тебя стальные нервы!

   – Вспомни, где я работал до этого и почему сюда попал. Нервы у меня более чем стальные, хилый только желудок. – Ухмыльнулся Арде, сделав глубокую затяжку.

– А слышал, что на днях случилось в столице нашей в Инсмире?

– Что ж? – Арде отпил чай и сморщился – он предпочитал без сахара.

– Они там изобрели искусственный интеллект!

– Молодцы какие, мне-то что?

– Так... – Хей поднялся с мягкого места и взял в руки телефон. – Работа не ждет, а ты давай пока думай куда вы поедете.

   На сей неопределенной ноте, хотя и явно довольный последними известиями, Хей удалился из кабинета Арде, оставив его наедине с чаем, отчетом, вчерашними запросами и головной болью.

   Тридцати пяти летний Арде Инлито жил и вырос в сиротском приюте в городе Муэтто, что на севере страны. В возрасте 12-ти лет начал проявлять интерес к рукопашному бою и после школы поступил на службу. В своем подразделении прослыл виртуозом владения огнестрельным оружием, для себя же выбрал пару полуавтоматический пистолетов, отношения с которыми были разве что не интимными. Его нередко высылали в горячие точки, откуда Арде умудрялся выбраться живым и без серьезных повреждений, нередко – он оказывался единственным выжившим. В двадцать семь лет был списан со службы из-за двух пулевых ранений в грудь: одна прошла чуть левее сердца, другая задела желудок. Чудом, не иначе, пережив операцию, Арде решил перебраться в город Юнивелл, предварительно сменив имя и фамилию, объяснив это сослуживцам желанием порвать с прошлым и попытаться забыть всё, что он видел прежде, однако в реальности все было несколько иначе.

Основной причиной переезда сюда был его давнишний грешок – когда однажды Арде добрался до базы данных и выяснил кто же его родители. Как оказалось, жили они в мире и согласии, завели двоих дочерей, сестричек Арде, которые на три и семь лет младше его, и купили небольшой домик в Юнивелле, буквально в двух улицах от места, где проживает их старший сын. На глаза им он никогда не показывался, поскольку с отцом они были буквально одинаковы на лицо, и это делало его легкоузнаваемым. Чувство обиды, никогда не покидавшее сердце Арде с самого детства, и ещё большее чувство неведения, ведь он не знал – родители бросили его, или потеряли, это незнание никогда не позволяло ему приехать к ним домой и все объяснить.

В двадцать восемь лет Арде встретил Милэин и женился на ней, хотя сам не понимал, зачем ему это. Милэин была не самой симпатичной и весьма странной девушкой, которая очень неодобрительно относилась к мании Арде к чистоте, аккуратности и прочим вещай, необходимым ему для жизни и им обоим для совместного сосуществования. Она работала редактором в каком-то популярным среди молодежи журнале и совершенно не хотела заводить детей. Собственно благодаря Милэин Арде пошел работать в полицию, занялся самой изнурительной работой и познакомился с Элравенд, которой все время нужно было сочинять отчеты. В итоге их поставили в напарники на первые несколько месяцев, но из-за слабого желудка, который стал таковым из-за старой раны, Арде был вынужден заниматься офисной работой, чем был более чем доволен. Свою манию к столу и стулу он объяснял буйной и шумной молодостью: Элравенд поначалу смеялась, а потом прочитала личное дело Инлито и больше никогда не поднимала эту тему. Через полгода после появления Элры, Арде развелся с женой, а ещё через несколько месяцев, в связи с тем, что бывший начальник убойного отдела украл из хранилища одну из "магических" книг для личного использования, Арде поставили во главе.

Первый год он старательно занимался руководством, но потом понял, что в этом отделе собраны лучшие (отдел состоял из девятнадцати работников) из лучших, и стал покрывать погрешности некоторых операций перед начальством, вставлял на место мозги людям из других отделов, тем, кто хотел на него или на его подчиненных писать докладные, но в большинстве, конечно, сочинял красивые и очень правдоподобные отчеты.

   Арде развалился в кресле и потянулся, старательно скрывая зевоту. Он прикрыл глаза, хотя яркое солнце, проскальзывающее сквозь жалюзи, все равно светило даже сквозь закрытые веки, и уже хотел было заняться делами, когда дверь кабинета приоткрылась, появилась голова Хэя, качающаяся из стороны в сторону, и сказала следующую вещь:

   – Что ты с ней сделал?..

   Арде даже рта открыть не успел (поскольку совершенно не понял о чем речь), когда дверь распахнулась шире и перед начальником появилась неимоверно красивая девушка, такая, что прям... ну... кхм...

   Элравенд проснулась в своей постели позже Арде и, почему-то, одна. Этот факт, ещё даже не раскрыв глаза, она обжарила у себя в голове с обеих сторон: с одной, думала она, Арде поступил как порядочный мужчина – накормил, напоил и пальцем не тронул, но с другой стороны Элравенд было даже немного обидно, что он так благородно себя повел... Как бы там ни было, господин начальник проснулся в семь утра, выпил с пол литра апельсинового сока, который почему-то лежал в третьем отсеке морозилки и содержал кусочки «фруктового льда» и отправился к себе домой, где благополучно досыпал до половины одиннадцатого. Элра же стянула с себя одеяло около десяти утра, хоть и проснулась где-то в девять. Она медленно, не поднимая головы, стянула с себя всю вчерашнюю одежду, бросив её у кровати, и открыла балкон. Утро казалось ей на удивление теплым – за окнами золотилось солнце, а огромная улица, уходящая вперед до неопределенной точки, красовалась теплыми и нежными цветами. Правду поведал только градусник, где столбик ртути замер у отметки «+9».

  Сняв с бельевой веревки свой постиранный выцветшего синего цвета махровый халат, Элравенд накинула его на плечи и почувствовала легкий запах табачного дыма.

   "Арде..." – пронеслось имя у неё в голове.

   Когда Элравенд стала понимать, что у неё в голове нет абсолютно никаких идеи и мыслей, что в офис ехать не надо и что практически все дела давно закрыты, её мозг начинал сам придумывать себе задания. Первым делось ноги унесли Элравенд в ванную, где она умылась, умылась, потом ещё раз умылась холодной водой. Остатки туши, которым посчастливилось не быть оставленными на подушке, стали растекаться и Элравенд пришлось изо всех сил напрячься, чтобы вспомнить куда делась косметичка... В итоге уже минут через пятнадцать она прыгала на одной ноге, одевая на вторую туфлю, прижимая к уху мобильный телефон: