Текст книги "Летопись Третьего мира. Ч.3 Белое Критши (СИ)"

Автор книги: Мария Версон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Когда тонкие змейки черных линий приблизились к Визы, она незамедлительно выхватила две сферы с траектории, по которой они кружились вокруг неё, и швырнула их в сторону, откуда ползла чернь. Оформленные сгустки сияния ударились о стену и разбились на множество частиц.

Повисла тишина.

Интуиция подсказывала монахине, что её противник передвигается, однако глаза, а главное слух, подтвердить этого не могли.

Она не отдаст ей договора?.. Как же! Они принадлежат ей! И только ей!

Сосуд Визы вскипел. Тело наполнилось энергией, готовой снести любую преграду ради достижения желанной цели. Лишённая способности трезво мыслить, она призывала одну за другой сферы и принялась швырять их в произвольном направлении, надеясь рано или поздно задеть противника, заставив его выдать себя.

Визы, как и любой человек, стоящий на грани нервного припадка, не замечала, как лишается рассудка. Толи это физическая старость, внезапно свалившаяся на плечи, толи это сердце, не перенесшее отказа мужчины всей её жизни, то ли это проснувшаяся в монахине фанатичность, дремавшая столько лет, но она больше не отдавала себе отчета в том, что делает.

Иоко стояла прямо за спиной женщины и делала одну тягу за другой, не выпуская дыма. Шутка заключалась не только в том, что монахиня может почувствовать запах и, наконец, понять, где находится невидимый враг, но и в поддержке иллюзии, ведь это был своего рода ритуал. Муж с неё смеялся, но этот табак для неё воздух.

Когда порыв безумия прервался, Визы вскинула голову, чтобы с ужасом понять, что удары её сфер не нанесли никаких разрушений храму.

Иоко едва удержалась от того, чтобы крякнуть во весь голос: ей казалось смешным, что женщина со столь богатым боевым опытом не обращает внимания на отсутствие разрушений. Сгущенная энергия сияния способна гору надвое расколоть!.. Но всё же славно, что монахиня не предавала этому значение.

Беззвучно отплыв назад, так, что Визы этого не почувствовала и не заметила, Иоко сделала то, чего боялась делать уже много лет: выпрямила спину.

Хруст позвонков позволил монахине определить местонахождение противника: собрав все семь сфер в один поток, она резко обернулась. Сгусток сияния соскользнул с её ладони и лучом устремился в грудь старухи, у которой потемнело в глазах от резко прилившей к голове крови. Однако эта легкая слабость ни на каплю не ослабила её, напротив: Иоко переложила муштук в угол рта и принялась с неимоверной скоростью вдыхать черный дым. Не выдыхая его.

Черные линии, расползающиеся во все стороны с тех мест, куда падал пепел бесконечной сигары, рисовали непонятные узоры на полу и даже в воздухе. Словно через дурманящую пелену сна, Визы видела тонкие линии черни, а под ними виднелись сырая от вечернего дождя земля, ночное небо... Ей никак не удавалось понять, что же это за магию использует старуха, решившая, что имеет право становиться у неё на пути.

Неровный шар из семи перемежавшихся сфер достиг цели меньше чем за мгновение. Уже поверив в свою победу, Визы всё же решила призвать ещё семь, чтобы не быть безоружной.

Все произошло меньше чем за секунду: из иссиня-черной дымки, окружающей Иоко, в монахиню полетели её же сферы... И их было куда больше, чем семь.

Десятки, сотни бело-голубых, искрящихся сгустков направленно летели в неё. Удивленная, она взмыла на несколько метров над землей, чтобы избежать встречи со своей же силой, и на несколько секунд повисла в воздухе. Прежде чем все сферы растаяли, Визы попыталась притянуть к себе одну из них: не вышло. Её собственная сила, непонятным образом увеличенная в несколько раз, отказывалась подчиняться источнику.

Иоко крякнула и подперла рукой бок: тот болел так сильно, словно на нём танцевала орава детишек. Недобро усмехнувшись, старуха взглядом проследила за тем, как Визы опустилась на землю и напрягла всё тело, готовясь к следующей атаке.

– Уходи отсюда, наследница. – Крикнула ей Иоко.

– Мне нужны договора, чтобы остановить тоуренов! – Монахиня отвечала сквозь зубы.

– Эх, заладила...

Старуха сжала руку в кулак, и черные линии, заполонившие добрую треть пространства храма, резко собрались в небольшую черную гущу и повисли в воздухе.

Визы нахмурила брови: теперь она была готова поклясться, что уже видела где-то эту субстанцию. Походящая на темную материю, она ею не являлась. Это, как ни смешно, была чья-то стихийная сила...

Монахиня порой забывала, что слишком уж мало рождалось по-настоящему одаренных магов, и что для становления магистром круга необходимо быть чем-то большим, чем просто повелителем своей стихии. Каиль, магистр Кипящей Крови, Троккель, бывшая, ну, до того, как сошла сума, сильнее Амельеры, и легендарный и неповторимый Линео Визетти, научившийся сочетать между собой противоположные стихии, сделав свою магию самой разрушительной в истории академии. Все они, и с каждым поколением всё сильнее и сильнее, выходили за рамки, доступные понимаю магов своего времени.

Этот иссиня-черный сгусток... Визы видела его прежде.

Лет семьдесят назад в академию магии привезли двенадцатилетнюю девочку. Преподавательский состав горько усмехнулся, понимая, что обучать самоучку, а точнее, переучивать её будет очень непросто. Тем не менее, ту девочку взяли на обучение на факультет магии воздуха. Не ветра, там-то учеников всегда хватало, а воздуха. Мирная, неспособная наносить вред магия, являющаяся бесполезной для большинства направлений деятельности магов, поскольку она совершенно не несла разрушение.

Маги воздуха занимались преимущественно спасательской деятельностью, чаще всего они присутствовали на всех крупных суднах, дабы в случае кораблекрушения обеспечивать людям кислород. Некоторые из магов воздуха умели расщеплять воду и создавать вакуумные барьеры, но таких было очень мало.

И вот, семьдесят лет назад, в то самое время, когда на протяжении двух десятков лет в Храме Северной Звезды не было учеников, и Визы скиталась по стране в попытках придумать себе занятие, появилась девочка-самоучка, которая через два года малополезных для неё тренировок заявила, что хочет стать магистром.

Вот шумиха-то была! По уставу академии, преподаватель не имеет права отказать ученику в случае, если он желает получить ту или иную степень. Однако с самого первого занятия ученикам в доступной форме объяснялось, что стоит тысячу раз подумать, прежде чем пытать получить степень магистра. Это мало кому удавалось, ведь быть магистром – это иметь исключительный уровень способностей, а в случае провала ученик получал табу на вторую попытку.

И вот, маленькая, скромная девочка потребовала экзамена.

И сдала его.

Первый в истории магистр, не считая основателей академии, кто через каких-то два неполных года обучения смог доказать свою исключительность.

И звали её Иоко Сайло.

– Царица Иллюзий. – Вслух произнесла Визы, вспомнив, наконец, что это за сгусток. – Ведь этого сгустка... нет.

Старуха ухмыльнулась, и черный шар, что она держала перед собой, шевелился и дрожал, на нем проступали короткие и длинные иглообразные выступы, и он медленно стал рассыпаться в пыль.

Зная о силе противника, подумала монахиня, будет куда проще с ним управиться.

Она хлопнула в ладоши, и неспешно принялась разводить их в разные стороны. Между ними образовалась невидимая, но искажающая пространство материя, которая должна была охватить Иоко подобно рыболовной сети и лишить её возможности распространять свои иллюзии на Визы.

Старуха спокойно стояла за спиной монахини и с умилением наблюдала за тем, как та тратит силу в попытках уничтожить очередную иллюзию.

Эта сеть, брошенная на оформленную синюю дымку, поистине обладала чудовищной сковывающей силой. Попадись в неё Иоко, ой не факт что ей удалось бы выбраться.

Парализованная от злости, Визы наблюдала за тем, как пойманная в её сеть старуха обращается в черный дым.

Она снова была в тупике. Она её не видела. Сейчас, ей как никогда нужна была Млинес, чтобы услышать, где же находится мерзкая старуха.

Иоко обошла вокруг монахини, не стесняясь наступать на сухие ветки, шуршать листвой и спотыкаться о мелкие камушки, разбросанные по всей поляне. Сейчас все органы чувств Визы, от слуха до зрения, находились в её власти, и та видела и слышала лишь то, что позволяла ей Царица Иллюзий.

Приблизившись к лицу монахини так близко, что, казалось, их носы вот-вот столкнутся, Иоко округлила щеки и тонкой струйкой выпустила дым ей в лицо.

Визы закашляла, хватая ртом воздух, но вдруг с ужасом поняла, что всё, чем она дышит, пропитано этой черной пакостью. Дым проник в её легкие и вызвал спазм, усиливающийся с каждой её попыткой вздохнуть. Она упала на колени и долго кашляла. Из её рта, вперемешку с мокротой и кровью, выплевывались черные сгустки, бывшие пеплом на вкус.

Когда спазм прекратился, женщина ещё несколько минут пыталась прийти в себя, выровнять дыхание и отогнать черноту, укутавшую глаза. Когда её взгляд прояснился, она обнаружила себя на той самой поляне, рядом с доисторическим жертвенным алтарем, где неподалеку ветер сдувал с земли беловатое напыление того, что осталось от цифенатры.

Иоко всё сидела на той же лавочке и с умиленной ухмылкой, бормоча себе что-то под нос, покрякивала, явно довольная своими мыслями. Дверь её дома распахнулась, и оттуда выглянула её старшая дочь, носившая под сердцем очередного внука или внучку.

Громко шаркая по земле слетающими с её ног тапками, она подошла к лавке и тяжело опустилась на неё. Приобняв мать, она подняла голову к небу, и лицо её озарила усталая улыбка:

– Приятно в кои-то веки снова колдовать, да?

Иоко крякнула и легонечко толкнула дочку в бок.

– Я не жалею что бросила академию, Туто. – Она подмигнула ей. – Будучи магистром, я бы никогда не смогла жить с твоим отцом и воспитывать своих красавец-дочерей и внучек. – Её взгляд чуточку потускнел. – И поверь мне, я надеюсь, что не доживу до того дня, когда будут обнаружены подлинные договора. И уж тем более, если эта помешанная монахиня обнаружит их: быть тогда войне.

Тутори нахмурила брови и с чуть округленными глазами искоса глянула на выпускающую из ноздрей клубы дыма мать.

– Ты думаешь, я не справлюсь с защитой храма, если тебя не станет?..

– Нет, что ты, малышка!

– Мне двадцать восемь лет...

– Малышка, – она словно на зло повторила это слово, – ты справишься, а критши, благословленные кровью Сайланте, поможет тебе. Ты... – Она крепко затянулась и порционно выпускала дым изо рта: ей безумно нравилось делать это. – Думаю, пора бы тебе узнать, что храм Го – всего лишь иллюзия.

– Это я и так знаю! – Тутори с самого детства не нравилось когда её мать говорила очевидные вещи.

– Дурочка... – Иоко говорила не совсем своим голосом, слишком уж он был мягкий и спокойный, совершенно непохожий на обыденный. – Весь храм Го, со всей его прекрасной архитектурой и историей, – иллюзия. – Она стала гладить дочь по засаленным волосам. – Здесь нет никаких договоров.

Тутори резво вырвалась из материнских объятий и глянула на неё, опешивши.

– О чем ты говоришь?! А на защиту чего было потрачено столько лет моей жизни?! Мама!

Иоко снова с грустью усмехнулась, неспособная объяснить дочери, что на защиту великой силы, которые несут за собой эти тайные, а, возможно, и вовсе несуществующие договора, требуется много усердий. Куда больше, чем просто спрятать их и охранять.

Старуха очень хотела уйти от ответа на этот вопрос, и тут, словно бы Боги услышали вой её мыслей, раздался громкий топот.

Визы шла по бездорожью. То место, где, и в этом она была готова поклясться, час назад пролегала давно протоптанная тропинка, рос густой лес и бесчисленное множество кустов. Ведомая интуицией, монахиня пробивалась вперед, готовая превратить эту захолустную деревеньку в обломки и рухлядь, вместе со всеми её жителями. Но деревеньки нигде не было.

С выпученными глазами и трясущимися от ярости и бессилия руками, монахиня пронеслась мимо лавки, где сидели мать и дочь, и остановилась в нескольких метрах от них. Она видела перед собой столетние деревья, сухие и зеленые, камни, ветки, кусты с ягодами. Две женщины смотрели на неё, озадаченную и взбешенную, не видящую деревни, в которой она уже была.

Вот так основатель монтерского учения, некогда великая и могущественная мастер Веллизы, была обманута нехитрым, для своего создателя, дурманом иллюзий.

Вильмут отряхнул мокрые от ночного дождя черные волосы и с нечеловеческими усилиями принялся разводить костер. Ему, как крысе исключительно лабораторной, так некогда поговаривал его ближайший друг, работать, и, тем более, жить в полевых условиях казалось невозможным.

Годами, а как показал недавний опыт, десятилетиями не выбираться из подвалов лабораторий, где зачастую очень холодно и сыро, не видеть солнечный свет, пить раз в день, а есть раз в месяц – это нормально, естественно и вполне себе привычно. Но стоило ему выбраться на поверхность, как выносливость его желудка резко снизилась, и тот начал урчать по три раза на дню, а то, бывает, и чаще.

Как бы иногда не хотелось Вильмуту где-нибудь закопаться, чтобы скрыться от теплого света и свежего воздуха, дела, а главное – предвкушение грядущих событий не позволяли ему этого сделать.

После получаса возни, он наконец развел костёр и разогрел приготовленную ещё вчера вечером похлебку, состоящую преимущественно из длинной, плохо проваренной лапши, редких кусочков рыбы, воды и соли.

Любой нормальный человек, или даже любое живое существо, которому непосчастливилось бы чувствовать этот запах, зарылось бы с головою в землю, едва почуяв уничтожающее аппетит амбре, расползающееся по длинному зеленому полю, упирающемуся в Проклятый лес. Вильмуту же, к горю али к радости, удалось уродиться с каким-то дефектом, мешающими ему чувствовать запахи, а вместе с этим и плохо ощущать вкус. О качестве отведанной им еды он мог судить только через несколько часов после приема пищи: если живот не болит – значит было вкусно, если наоборот... то Вильмут радовался, что он практически не почувствовал вкуса этого блюда.

Попеременно меняя пальцы и держа в руках раскаленную металлическую тарелку, он опустился на гору книжек, которые сумел вытащить из развалин церкви Таэтэла.

В действительности, все эти разноцветные, но поголовно все – тусклые, тетради и записные книжки, с обложкой или без, были ничем иным, как подобием дневников сумасшедшего. Все их написал Вильмут лично, но, как он понял во время перечитывания пары из них, написаны они были во сне или в полуобморочном состоянии. Их расшифровка, начиная с почерка и заканчивая понятием скрытого во всём этом глубинного смысла, заняла у него целый год с того дня, как рухнула церковь и погибла Пророк.

В большинстве своем эти записи являлись ничем иным, как следствием перенапряжения мозга автора в результате беспрерывной работы над исследованиями. Однако! Однако, среди всей это белиберды, вроде "бобы – это зло, не ешь бобы, прорастешь подобно осе на иглах кактуса", находились отрывки вполне себе интересных формулировок, которые когда-нибудь можно будет применить для дальнейших исследований природы темной материи. Самое обидное в этой ситуации было то, что именно эти более менее полезные записи разобрать оказалось труднее всего.

Перебирая всплывающие в памяти самые смешные, из вычитанных в собственных же дневниках, записи, Вильмут вытянул ноги, вынул из кармана мантии, лежащей за спиной, ложку и тихо возненавидел себя. "Вилка", – думал он, – "вилка приди!... мне надоело есть эту многометровую лапшу ложкой!" Но вилка не пришла, так что ему пришлось ковырять и разрезать тупой и легко гнущейся ложкой твердые нити лапши, постоянно выскальзывающие из-под точки давления.

Медленно всасывая макаронину, Вильмут уставился на плавающий на поверхности тарелки небольшой кусочек белой рыбины и задумался. Мало по малу, на его лице появлялась довольная, ребяческая улыбка: он предвкушал исследование леса, тайком заглядывая в ту часть своей светлой головы, которая надеялась на скорейшее пробуждение народа этой земли.

Тоурены... Сколько тайн тёмной материи они постигли? Все! Да, скорее всего все, ведь они рождены из этой материи и являются её частью. Их культура, их история, их жизнь, их магия. Вильмуту не терпелось узнать всё это!

Непроизвольно наблюдая за кусочком рыбины, Вильмут чуть было не ударился в сладкие и далекие от сегодняшнего дня воспоминания, когда он решил посвятить себя и всю свою жизнь изучению темной материи. В тот ужасный осенний день, когда его родные земли укутывали дым войны и голод. Он, юноша, рожденный без духа и без малейших признаков таланта хоть к чему-нибудь!..

На поляне раздалось негромкое шипение. Не успевший до конца окунуться в воспоминания, Вильмут вернулся в реальность и поднял голову.

Утреннее солнце только-только начало показывать макушку из-за горизонта, дул прохладный щекочущий кожу ветер, доносящий до мужчины звуки чьего-то практически беззвучного движения и шипения.

Скривив моську, Вильмут отставил в сторону тарелку, вставшую набекрень, и поднялся. В нескольких шагах от своего небольшого лагеря он увидел нечто некрупное, недлинное, извивающее и шипящее, чья поблескивающая кожа была цвета дешевой меди:

– Ненавижу змей. – Цыкнул он сквозь зубы, с размаху пнув змею так, что она взлетела в воздух. А какого же было старательно скрытое удивление Вильмута, когда в полете эту змею раздуло, растянуло, и метрах в пяти от него на две чуть согнутые ноги беззвучно опустился Одераричи. – Особенно эту. – Добавил он сквозь сжатые губы, приукрасив свои слова жирным привкусом язвительности.

Два медных глаза уставились на готового расхохотаться мага. Одераричи не смог разделить необоснованного приступа хохота оппонента, а едва его ноги окончательно выпрямились, ему тут же пришлось уклониться от черного вытянутого сгустка темной материи.

Вильмут испустил его сквозь смех, однако силы не пожалел: трава, в том месте где только что стоял змей, стала прозрачной, а затем исчезла. Одераричи возник в метре от мага, и по его глазам можно было понять... что по его глазам по-прежнему ничего не возможно понять.

– Ричи, ящерка моя! С тобой было гораздо интереснее в то время, когда ты ещё умел улыбаться. – На лице Вильмута появился неоднозначный оскал, однако пока что он не собирался атаковать своего давнишнего знакомого. Знакомого с большой буквы. – По-прежнему ходишь с кислой миной?

– По-прежнему любишь мертвых девушек? – Как всегда на одной ноте ответил Одераричи вопросом на вопрос.

– Это удар ниже пояса, мой чешуйчатый друг! Это моя профессия! Про-фес-си-я! Я изучаю!..

– Можешь обманывать себя, сколько тебе влезет, – голос Ричи стал меняться: казалось, что ещё чуть-чуть, и на его лице появился выражение лица, отличное от едва подвижной маски, – а я-то знаю, что тебе это нравится. Ты же выкапываешь только молодых девушек, не так ли? – В его медных глазах мелькнул огонек азарта.

– А ты, что, все ещё питаешься краденой падалью? – Улыбка на лице Вильмута дрогнула: по телу пролетела тонкая спица легкой озлобленности.

– Я так понимаю, тот кролик был единственной дичью, которую тебе удалось подстрелить. – Ричи чуть наклонил голову в бок, ожидая немедленно последовавшей реакции.

– Это был мой кролик! – Проговорил он сначала сквозь зубы, но потом его голос соскочил на гневный рёв. Кожа на руках Вильмута покрыл черной дымкой, а вслед за этим зашевелились волосы, превращаясь в подвижную черную субстанцию, иглы которой торчали во все стороны. Темная материя, а попросту говоря – тень, стекала по его телу словно густой жир. Собрав в руке сгусток потолще, маг сжал её, таким образом уплотнив, и, по-прежнему стискивая зубы, швырнул эту черную кляксу в своего стародавнего... практически друга.

Ричи даже не думал уходить от летевшего в него потока тени. Уголки его губ чуть поднялись вверх, создав на лице выражение, немного походящее на улыбку. Скрестив руки на груди и глядя из-под бровей, он спокойно подождал момента, когда заряд достигнет цели.

Сгусток ударился о грудь змеи и разбился, словно шарик с водой. Черный брызги разлетелись в разные стороны, но обесцвечивались, не долетая до земли.

– Ты же знаешь, что тень ничего не может сделать существам тверди, – Одераричи хмыкнул, после чего его лицо сделалось до умиления умиротворенным.

– Знаю, – Вильмут говорил так, словно пару секунд назад в нём вовсе не просыпалось желания разорвать эту медноволосую змеюку на много-много маленьких чешуек, – но зато ты улыб...

Ричи словно растаял в воздухе. Ногами маг почувствовал легкую вибрацию под землей.

"Даешь мне подсказки?" – мелькнуло у него в голове, когда за спиной возникла огромная, во много раз больше той, что Вильмут пнул ботинком, змея. Ему, конечно, и прежде доводилось видеть Ричи в облике такого размера, но это было так давно, что маг даже немного удивился.

С огромными медными глазами и того же цвета чешуей, с нередкими черными прожилками, змей накинулся на охваченного тенью Вильмута. И тогда тот по-настоящему испугался, но шагу сделать не смог: ни вправо, ни влево. Его сковал отнюдь не страх, то была слабость и беспомощность против стихии, перед которой он бессилен.

Ричи кинулся на него с высоты нескольких метров, и шансов увернуться было бы мало даже у первоклассного ловкача, не то что уж у мага, у которого после недолгой ходьбы устают ноги.

Находясь в прямом зрительном контакте с угрозой, Вильмут уже почти поверил, что Ричи решил его убить, однако в полуметре от его головы, змей нырнул в сторону и обвил мага, сковав его тело и не давая шевельнуться.

– Ох... – Прокряхтел тот, едва извлекая из глотки звуки. – Обнять меня захотел?

Змей зашипел. Его клыки блеснули в лучах тусклого утреннего солнца и медленно потянулись к шее мага.

Внезапно, хватка ослабла, и когда чернота в глазах, вызванная резким приливом кислорода, наконец отступила, краем уха Вильмут услышал звонкий детский плач.

Немало ошарашенный этим событием, он забыл отдышаться и даже забыл про сильное головокружение. Обернувшись, он увидел Одераричи, находящегося в добрых ста метрах от мага, но этому удивляться не стоило, ведь он, всё же, живое воплощение стихии тверди. Змей, уже в обличии человека, сидел на корточках и совершал какие-то плавные движения руками. Когда он встал и направился к Вильмуту, тот чуть было не прослезился от умиления.

– Твоя дочурка? – Спросил он, увидев маленькую, чуть около полутора лет от роду, девочку с длинными, цвета ржавого железа, волосами.

– Нет. – Лицо Ричи снова стало безэмоциональным.

– Нет? А на лицо она такая же страшненькая, как и ты. – Он хихикнул, но, взглянув в глаза старинного друга, понял, что шутка оказалась неуместной: Одераричи, несмотря на его пугающие медные глаза, пёстрый, хоть и тусклый, цвет волос, едва видные лысые веки и серость лица, был красив. И шутить на счет его внешности можно только в те периоды, когда он сбрасывает кожу. – Где ты её нашел? Я думал, что всё твое племя погиб...

– Я её выкопал. – Без задней мысли ответил змей, не предав значения двойственности этих слов.

Реакция последовала незамедлительно:

– Выкопал?! Ты её выкопал?!? И это я-то любитель мертвых девушек?! – Неподдающаяся описанию эмоция охватила мага.

– Здесь другое...

– Это ещё почему?! – Вильмут искренне кричал и едва ли не захлебывался слюной. – Значит, если я по надобности разрываю что-то могилу, так я сразу любитель мертвых дам, а как ты, то это, видите ли другое?! Ричи, это не честно!

Тот приложил палец к губам и свободной рукой приобнял прижимающуюся к нему девочку. По-настоящему обескураженный созерцанием этого действа, маг вернулся к своему скромному лагерю, к уже остывшей тарелке лапши, и принялся неспешно ковыряться в ней ложкой. На его лице сохранялась легкая спокойная улыбка, и когда минут через пятнадцать Одераричи подошел к нему, пока тень, тянущаяся из его ладони, поглощала пустую грязную тарелку, он встретил его со словами:

– Как же я рад тебя видеть.

Уголки губ змея чуть дрогнули, но тут до его носа добрались тонкие следы запаха завтрака Вильмута.

– По-прежнему питаешься всякой дрянью?

– Я её, по крайней мере, готовлю! – Теневик сжал ладонь, и материя, уже поглотившая тарелку, растворилась.

Ричи тихо цокнул языком и кинул взгляд на уснувшую неподалеку малышку.

– Где ты пропадал столько лет? – Вильмут растолкал сваленные за его спиной книжки и прилег.

– А ты будто не знаешь.

– Ну, я тоже, бывало, засыпал после ночи с девушкой...

– Это ты про то время, когда тебе нравились живые девушки? – Ричи не мог опустить эту колкость.

– Но чтобы на четыреста лет!..

Змее зло зыркнул на него. В этих медных глазах отчетливо читалось слово в приказной интонации: "заткнись!". Вильмут с восхищением взирал снизу вверх на своего давнишнего друга и говорил себе, что удивляться тут нечему. Царская кровь, или как бы там она не называлась, кровь правителя – она говорила о себе: во все времена, с самого первого дня их знакомства, он восхищался змеем.

– Что здесь делаешь? – Спросил он.

– То же, что и ты. – Ричи медленно зашагал в сторону опушки леса. Маг подскочил и последовал за ним. – Я чего-то явно не понимаю.

– Я тоже! Сегодня чаша эмоций Вильмута Скуро просто переполнена негодованием!

Он начал едва ли не прыгать вокруг Одераричи, спокойного, как неприступная крепость.

– Ты! – Вильмут тыкнул змея пальцем в плечо. – Ты говорил мне, что земля тоуренов – это долина, пропитанная тенью. Что там возвышаются удивительной красоты башни, стены, замки и прочая чушь! Ты мне так живописно всё это расписывал, что вот уже шесть сотен лет я глаз не мог сомкнуть, и все ждал, когда же этот клятый барьер спадёт, и первозданная тень вновь обретет свою форму! Первозданная, Ричи! А не эти остатки былой славы, из-за которой был уничтожен Гран, равно как и Таэтэл. Где, где вся та красота, что ты мне обещал?!

– Я не лгал тебе, Вильмут. Я описал тебе долину тени такой, какой сам её запомнил. И то, что здесь теперь...

Маг решил помолчать, поняв, что сам Одераричи неспособен объяснить нечто, происходящее в этом лесу.

Змей нахмурил тонкие брови и склонился к земле. "Зачем?" – подумал маг – "ведь он и без лишних движений чувствует всё, происходящее с твердью". Ричи же вытянул пальцы и поелозил ими по сочной зеленой траве. Сжав несколько ростков, он растер их между пальцами и понюхал.

– Это – тёмный лес. – Сказал он.

– Спасибо, я вижу. – Отрезал крайне недовольный Вильмут.

– Я говорю о том, что сгустки темной материи все ещё здесь, в этом лесу. Взгляни на деревья и попытайся прочувствовать их корни.

Вильмут вскинул взгляд к небу. По его сосредоточенному лицу стало понятно, что он пытается.

– Да, здесь присутствуют остатки тёмно материи, но она... неуправляема. И как это понимать?

– Ты видимо плохо слушал мой рассказ об этих землях. – Ричи поднялся и снова кинул взгляд на тихо посапывающую малышку. – Вспомни-ка, чем, с точки зрения теории магии, тень отличается от негатива, и чем она похожа на природные стихии?

– Формой. – Тот нескромно прыснул, раздраженный тем, что столько лет спустя змей иногда разговаривает с ним как с подростком. – Тень, как и природные стихии, способна обретать форму без рамок, задающих эту форму. Для всех стихий такой формой является живая... или почти живая оболочка, наличие духов. Духи – есть форма. Духов сияния и негатива не существует.

– У темной материи была форма, и этой формой были тоурены. Чистая, первозданная тень, лишенная всех видов природного с родства с человеком или вообще с чем-нибудь живым. Сродство всегда было лишь одно – это форма. Сами тоурены и животные, что жили в лесах – все они возникли из бесконечного объёма темной материи. Всё это нам очень знакомо, но в то же время, чуждо совсем.

Вильмут медленно моргнул, ожидая продолжения. Этот рассказ, почти слово в слово, он слышал не в первый раз, тем не менее Ричи удавалось так живо говорить об этом, что он был готов слушать снова и снова.

– Я полагал, что когда возник этот барьер, практически полностью изолирующий темную материю от прочего мира, они больше не могли получать информацию о форме. Это я говорю о живых и разумных существах. И потом, не имея связи с источником, они превратились в... это. – Он кивнул в сторону леса. – Я полагал, что когда барьер будет сломлен, всё вернется на круги своя и я смогу сдержать данное тебе обещание и познакомить тебя с кудесниками-тоуренами, но вижу, что вся моя теория терпит поражение.

– А как же тогда?..

Ричи на пару минут ушел в себя. Хорошо знавший его Вильмут сразу понял, что тот слушает. Что он пытается услышать – непонятно, ведь твердь реагирует на тень крайне медленно, но спустя те самые пять минут:

– Тебе не кажется, что?..

– Часть темной материи покинула зону обитания и витает невесть где? – Маг скрестил руки на груди. – Это был настоящий вихрь, Ричи! Тень вперемежку с негативом! То ещё зрелище!

– Вперемежку? – Он не на шутку удивился. – Тень? Неоформленная? Как это возможно? Она не может витать в свободной форме.

– А я говорю, что может. Сквозь барьер она всегда проникала неоформленной. Неуправляемая, с трудом контролируемая даже мной. Она... имеет весьма специфическое воздействие на людей с пустыми сосудами.

Змей вопросительно поднял бровь, и эта перемена на лице радовала его собеседника.

– Помнишь, ты как-то интересовался, откуда появляются демоны?.. Так вот заполнение пустого сосуда тенью – один из вариантов их появления. Эффекты бывают совершенно потрясающими!..

– Перестань, мне не интересны эти мелкие детали.

"Мелкие детали?!" – завопил про себя Вильмут, но решил воздержаться от повторения этого вслух.

– У меня есть одна мысль, которая, возможно, объяснит, чего недостает теням. Но если я хоть в какой-то степени прав, то история тоуренов на этом оборвётся.

– Просвети. – Усмехнулся маг. Ему, как единственному существующему повелителю стихии тени, это выражение казалось чрезмерно забавным.

– Им нужно сердце. – Веки Ричи припустились, так что глаза стали едва видны.

– Какое сердце? Ты никогда не говорил ни о чем подобном!

Змей невесело усмехнулся. Это была не та улыбка, которую Вильмут хотел видеть на лице друга спустя столько лет.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, и я думаю, что следует начать его поиски как можно скорее. Но сначала, мне надо встретиться с Линео.

– Линео? Я совсем недавно видел его. Ну как, недавно, – года полтора назад. Он постарел, хочу тебе сказать. И не вырос. Ни на дюйм. – Маг помотал головой из стороны в сторону, словно озадаченная мамаша. – А зачем он тебе?

– Хочу передать ему ребенка, – ответил тот холодно. Не смотря ни на что, за то время, что он вскармливал малышку своей кровью, они, должно быть, привязались друг к другу.