Текст книги "Год активного солнца"
Автор книги: Мария Глушко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
9
Водитель дремал, сдвинув на глаза кепочку.
– Сейчас на Жореса, – кинула Кира Сергеевна. Обернулась к Мельнику:
– Заскочим на минутку по моим делам, а потом – в исполком. Вы не спешите?
Машина проползла по забитому транспортом центру, выбралась на тихую, обсаженную старыми каштанами улицу. Улица была тоже старой, узкой, так что окна одноэтажных домов глядели друг на друга в упор из-за стволов деревьев. Кое-где дома отступали от тротуара, образуя внешние палисадники с железными узорчатыми оградами. От этих домиков с «фонарями» и ложными балкончиками, с вечно сырыми палисадниками веяло прошлым веком, они подлежали сносу – но это в перспективе.
Остановились у зеленой, недавно выкрашенной ограды. Водитель тут же спустил на глаза свою кепочку, откинулся назад, намереваясь вздремнуть. Мельник хотел отсидеться в машине, но Кира Сергеевна сказала:
– Что сидеть на жаре? Зайдем на минутку.
Он неохотно вылез, они пошли по мощеной дорожке к длинному одноэтажному корпусу гинекологического отделения.
Темный, крошечный вестибюль разделяла высокая ширма, за ней принимали больных. Мельник увидел торчавшую из-за ширмы ногу, попятился. Кира Сергеевна потянула его за рукав:
– Пошли-пошли.
По узкому коридору глухо плыли голоса, пахло больницей, пожилая нянечка прошла мимо с ведром и шваброй – Мельнику и Кире Сергеевне пришлось прижаться к стене. А навстречу по коридору уже бежала заведующая отделением – полная женщина с темным пушком над губой.
– Кира Сергеевна, какими судьбами?
Подлетела, ткнула Кире Сергеевне маленькую жесткую руку, стрельнула глазом в Мельника.
– Знакомьтесь, Роза Леонтьевна, это товарищ Мельник.
И поскольку Кира Сергеевна не объяснила, кто он такой, этот Мельник, заведующая решила, что он медицинское начальство. Может, даже из министерства. На всякий случай изобразила улыбку:
– Очень приятно.
Кира Сергеевна заметила, как раздраженно блеснули ее глаза, словно ей хотелось сказать: «Тебя только тут не хватало!»
Заведующая потянула их в свой кабинет – маленькую белую келью со столиком и шкафом.
Кира Сергеевна и Мельник сели на стулья, касаясь коленями.
Роза Леонтьевна с ходу принялась стонать, жаловаться на тесноту, скученность, а сама все поглядывала на Мельника. Явно для него разыгрывала спектакль.
– Все-то вы жалуетесь, Роза Леонтьевна, все-то вам помещение не годится. А между тем, за это ваше еще не освобожденное помещение уже дерутся.
– На здоровье, пускай себе дерутся. Но если и в этом году не построите мне корпус, я до Цека дойду. Мне, Кира Сергеевна, кроме инфаркта, терять нечего, выбью корпус и уйду на пенсию!
У нее взмокло лицо, еще больше потемнели усики, она было расстегнула халат и тут же запахнулась.
Кира Сергеевна оглядела «келью», как будто видела ее впервые.
– У вас терпимо. Я сейчас была в детской музыкальной школе, та и вовсе сгорела, детям заниматься негде, в клубе приходится.
Роза Леонтьевна хлопнула себя ладонями по крутым бокам.
– Ах, скажите, какие кошмары, – покачиваясь, пропела она. – Дети в клубах занимаются… Но сперва они должны родиться, а потом музицировать. А чтоб они родились, надо вылечить женщин, которые их родят, в клубе их лечить не будешь! Вы прямо убили меня этой музыкальной школой, я прямо ночь теперь не усну из-за того, что школа сгорела!
Кира Сергеевна опустила глаза, желая скрыть улыбку.
– Ну, Роза Леонтьевна, приемчик этот старый, в споре запрещенный. По-вашему, сперва позаботимся о теле, а о душе – потом как-нибудь? Обеспечим всех квартирами, больницами, а уж потом будем строить кинотеатры, клубы…
– …рестораны, – вставила заведующая.
– И рестораны. Так?
– Так. А по-вашему как?
– А по-моему, надо все сразу. Иначе до клубов никогда очередь не дойдет.
Кира Сергеевна посмотрела на Мельника. Тот сидел, мрачно уставившись в окно.
– Что ж, Роза Леонтьевна, дадите халаты?
Заведующая открыла шкаф, подала халаты.
Они вышли из кабинета, остановились перед стеклянной, закрашенной белым дверью.
– Нервных прошу не пугаться, – сказала заведующая и толкнула дверь.
За дверью продолжался коридор, уставленный вдоль стен раскладушками. Ходили из палаты в палату и всюду видели одно и то же: стерильную чистоту и густо стоявшие кровати. Пугаться особенно было нечего, и Кира Сергеевна поняла, что слова заведующей – просто продолжение спектакля.
На кроватях лежали и сидели женщины, читали, вязали, некоторые кровати стояли пустые, и Роза Леонтьевна пояснила: они не пустые, просто больные гуляют в саду.
– У нас пустых коек не бывает! – гордо сказала она.
Мельник, придерживая полы накинутого на плечи халата, уныло плелся сзади, старался ни на что не смотреть.
– А видали вы наш приемный покой? – спросила его заведующая.
Мельник растерянно посмотрел на Киру Сергеевну, и она выручила:
– Видели какую-то ногу.
– Там не только ногу можно увидеть, – вздохнула заведующая. – Нянечки, когда убирают, по-пластунски в палатах ползают, больше двух месяцев не держатся.
Когда прощались, заведующая опять сделала улыбчивое лицо – на всякий случай. Подавая Мельнику руку, сказала;
– Приятно было познакомиться. – Хотя так и не поняла, с кем именно ей приятно было познакомиться.
Вежливо проводила гостей до машины, наверно, все еще надеялась, что Кира Сергеевна объяснит ей цель визита. Но та промолчала.
Водитель сдернул кепку, протер лысину, сонно спросил:
– Что, Кира Сергеевна, до хаты?
– Да, Леша, в исполком.
Они проехали эту тенистую улицу и уже готовились влиться в поток машин на проспекте Мира, как вдруг молчавший все время Мельник сказал:
– Остановите, я здесь выйду.
Кира Сергеевна обернулась к нему.
– Что случилось?
– Ничего. Просто мне удобнее выйти здесь.
Он помолчал, посмотрел на нее своими холодными глазами.
– Я все понял.
– Обиделись?
Она протянула ему руку, он подал свою.
– Я ведь не дурак, Кира Сергеевна.
– Понятно. В нашем с вами деле дуракам делать нечего.
Она видела, как идет он, откинув голову, вздернув плечи. Вот остановился, закурил и исчез в переулке. Ничего, переживет, подумала Кира Сергеевна. Конечно, можно было бы все решить быстрее и проще. Сказать «нет» – и дело с концом. Но надо же убедить человека. И этот метод – самый лучший, Кира Сергеевна прибегала к нему не раз.
Быть может, Мельник представил себе на одной из тех спаренных коек свою жену.
– Трогайте, Леша, – сказала она водителю.
Кира Сергеевна не уловила, в какой именно момент ушла из нее усталость, сейчас чувствовала в себе привычную молодую силу, настроение круто взмыло вверх – так бывало с ней всегда, когда день складывался удачно. Хотя этот день, по существу, еще только начинался – было около двенадцати – и не бог весть какое важное дело удалось провернуть.
Она вытащила из сумочки расческу, повернула к себе водительское зеркальце – оттуда глянули узкие смеющиеся глаза. Распушила расческой свой чуб – он густо встал над бровью – освежила помадой губы.
Водитель вильнул удивленным взглядом, и Кире Сергеевне стало смешно.
10
Перекусила в исполкомовской столовой, хотела заняться почтой, но перерыв кончился, и посыпались звонки, повалили посетители – Шурочка едва успевала докладывать и соединять с нужными людьми. И все решалось быстро, оперативно, толково, все уходили довольными, и Кира Сергеевна была довольна – такой уж удачный задался сегодня день.
А к вечеру вспомнила, что надо идти домой, и настроение опять упало. Возмущение переключилось теперь на мужа – как трусливо убегал он вчера в другую комнату! Если приду рано, как держаться с ним? Ссоры не хочется, но делать вид, что ничего не случилось, она не могла.
А ведь когда-то во всем был ей поддержкой и опорой, но потом их отношения постепенно изменились, ничего удивительного, оба постарели. Ее все больше обременяли эти его круги – ходит вокруг нее, как бы нечаянно прикасается теплой ладонью к плечу, спине, облизывает сохнущие губы – прямо тебе свадебный танец страуса вокруг страусихи! Как не поймет, что сейчас она живет словно бы в другом измерении. Молодость прошла, прошло и время нежничанья, любви, к тому же сказывается усталость. А может, уже кончается ее женский век, и она нимало об этом не жалела. А он не понимал, обижался, лицо у него делалось замкнутым, чужим, а ночами стучал в стенку, и она вынуждена была стучать ответно – больше ради него – и тогда он приходил. Но потом она стучала все реже, делала вид, что не слышит, и он вроде успокоился, перестал делать свои круги – может, и его век кончился, все же за пятьдесят, и кто знает, как это происходит у мужчин.
Все, что не было работой, сейчас мешало. Конечно, Кира Сергеевна любила и мужа, и дочь, и особенно Ленку, во разве она виновата, что главным сейчас для нее стала работа? Что взамен любви, материнства, молодости пришло к ней Время Работы? Никто этого не понимал. Как долго и трудно отучала она домашних от попыток привязать ее короткой веревочкой. «Куда идешь?», «где была?», «когда придешь?», «не скинуться ли нам на раскладушку?» – эти вопросы и фразочки бесили ее. Никто не понимал: раз уж мир перевернулся, раз вознесли вы женщину – жену и мать – на высоту, то хотя бы удлините веревочку! Сценаристы продолжают лепить фильмы про жен, ревнующих мужей к их работе. Про забытых, скучающих жен, которые конфликтуют с одержимыми работой мужьями. Лепят такие фильмы и не замечают, что все давно не так. Мужья ревнуют жен – не к любовникам, а к работе. Мужья конфликтуют с одержимыми работой женами.
А толстуха Благова стонет от одиночества. Ее бы хоть не надолго в мою шкуру, подумала Кира Сергеевна. И опять представила, как бы жила сейчас одна, если бы с самого начала запрограммировала свою жизнь иначе. И даже испугалась – такое желанное ощущение свободы пронзило ее.
Наверно, я женщина-холостяк по своей натуре. Только поздно поняла это.
Вошла Шурочка с новой пачкой писем. Кира Сергеевна взглянула на часы:
– Почему вы не уходите? Рабочий день давно кончился.
Шурочка положила на стол рассортированные письма.
Получилось три стопки.
– Но и ваш кончился…
– Мой день ненормированный, он заканчивается, когда я ухожу домой.
Шурочка раскрыла свой блокнот, постукивая по нему шариковой ручкой, перечислила дела на завтра. Кира Сергеевна смотрела на ее круглое свежее лицо со строгими бровями, на маленькие руки с точеными пальцами.
– Вы свободны, Шурочка. А я посижу в тишине.
Снова застучал в стекла дождь, ветер рванул шторку, она взвилась к потолку, закачалась на кольцах. Шурочка бросилась к окну, захлопнула его. Посмотрела на вешалку.
– Кира Сергеевна, вы без плаща? Я дам вам свой зонт.
– Ни в коем случае.
– Тогда вызову дежурную машину.
– Не надо, я еще поработаю…
Кира Сергеевна представила, как войдет в свой дом, где после ссоры стоит густая тишина и никто ни с кем не разговаривает.
Включила свет, потянулась к почте. Письма от избирателей, адресованные депутату Колосовой, просматривала всегда в первую очередь. Шурочка знала это и всегда отделяла их от прочих, казенных, с учрежденческими штампами на конвертах.
Почему-то ей писали больше женщины. У пенсионерки протекает крыша, второй год жэк обещает отремонтировать… У молодой женщины месяц назад скоропостижно умер муж, осталась с троими детьми в маленькой комнатке, а на заводе, где муж работал, их вычеркнули из очереди на получение квартиры… Она писала резко – «выбросили». Третья жаловалась на пьяницу мужа, к которому ни милиция, ни на производстве не принимают мор…
Одно за другим Кира Сергеевна вскрывала и прочитывала письма, выписывала адреса в свои депутатский дневник. Жалобы избирателей она всегда проверяла сама, и только потом направляла эти жалобы по инстанциям. По опыту знала: если сделать наоборот, начнется волокита. Станут доказывать, что крыша не так уж и течет и комната у вдовы не так уж мала, а пьяница муж – хороший производственник.
С Кирой Сергеевной такие штучки не проходили. Направляя жалобы к исполнению, она прилагала собственноручное отношение на листке с грифом «Депутат городского совета» и там писала: «Жалоба проверена лично».
Олейниченко ворчал на нее: «Если все начнем бегать по квартирам, когда же работать? И на кой дьявол тогда нам аппарат?» Кира Сергеевна отмалчивалась, но делала по-своему. Знала: между нею и автором жалобы – целая пирамида из учреждений, организаций и лиц. Жэки, жилищная комиссия, отдел исполкома. Стоит затесаться даже одному равнодушному, недоброжелательному и просто неумному человеку – и аргументированная жалоба может «не подтвердиться».
Кира Сергеевна посмотрела на часы – стрелка подбиралась к девяти. Все уже дома, Ленка смотрит вечернюю сказку, потом ее уложат спать.
Еще раз перечитала письмо вдовы, стала соображать, как легче попасть сейчас на эту улицу Футболистов в старом районе города. За окном лил дождь, мягко ударял в стекла, а ветра уже не было, спокойно и плоско висела штора, закрывая часть окна. По кабинету плыл пресный запах влаги.
11
В субботу до обеда проторчала в исполкоме, потом ходила по магазинам, ломая голову, что бы такое сготовить на воскресенье. Чтоб быстро и вкусно.
Стряпню Кира Сергеевна не любила, считала пустой тратой времени – какая разница, что съесть? И стоит ли убивать полдня у плиты, чтобы через час осталась гора пустой грязной посуды?
Муж был гурманом, обожал любимые блюда: вареники с вишней или творогом, пироги с яйцами и укропом. Когда была жива мать – она частенько баловала зятя. И теперь, конечно, хоть он и молчит, но втайне мечтает о другой жизни: чтоб в доме всегда пахло сдобным тестом и чтоб румяная от духовки жена в белом передничке подавала ему розовые пирожки. И чтоб яйца были сварены не как попало, а обязательно всмятку, а рядом на тарелочке зеленела горка подсоленного лука – так он любил!
Но для всего этого ему надо было выбирать другую жену.
Выручали благословенные кулинарки – в шутку Кира Сергеевна называла их торговыми точками имени Колосовой.
Домой пришла, нагруженная пакетами, Ленка кинулась подавать тапки – но это просто «ход конем», потом она спросит: «Что ты мне принесла?»
– Кира, ты мне что-нибудь принесла?
Кира Сергеевна вытащила луноход на батарейках, пустила его. Он шел вперед, назад, огибая препятствия.
Ленка завизжала, расставила руки, приглашая в объятья:
– Кира, какая ты у меня молодчага!
Милый звоночек, подумала Кира Сергеевна, чувствуя, как забилась в ней мягким комочком нежность.
Ленка убежала с луноходом, а Кира Сергеевна загрузила мясными полуфабрикатами холодильник – так и есть, молока Ирина не принесла – пошла в комнаты. Ирина сидела у себя перед трельяжем, расчесывала парик. Александр Степанович и Юрий в столовой играли в шахматы. Кира Сергеевна заглянула в ящик на балконе, там в углу валялись три вялых картофелины.
Выходит, никто ни черта не купил! Разгар лета, люди едят овощи, а мы опять будем давиться кашами и макаронами!
Она вернулась в столовую.
– Юра, где же картошка?
Он поднял палец, призывая к молчанию, торжественно снял черную ладью. И только потом ответил:
– Забыл, Кира Сергеевна.
– А что будем есть? Или мне самой еще и картошкой нагружаться?
– В соцстранах, Кира Сергеевна, например в Венгрии, женщины в руках ничего не носят, у них есть специальные тележки…
Он переступил своими маленькими ногами в одних носках и ушел в игру.
Мне еще тележки не хватает, подумала она. Зачем было распределять: Ирина приносит молочное, зять – овощи, муж – хлеб. Все это остается в теории.
Читать нотации? Или схватить сумки, бежать в магазины?
Ленка, гонявшая луноход по всей квартире, вдруг притихла под столом. Слышалось ее натужное сопение. Кира Сергеевна заглянула – ковыряя отверткой, Ленка снимала с лунохода крышку.
– Зачем ломаешь?
– Я не ломаю. Я смотрю, как он сделанный.
Странная девочка. Ни одной живой игрушки, все разобраны, разворочены, чтобы посмотреть, «как они сделанные». Первым куклам пробивала головы, вспарывала животы. «Зачем, им же больно», говорили ей. «И нет, они не правдашние».
Ну был бы мальчишка – понятно. А то девочка с нежными синими глазками. Сказок не любит. Ложится спать, просит: «Расскажи про что-нибудь». – «Слушай про Дюймовочку». – «Не хочу, Дюймовочка не правдашняя. Расскажи про ракету, как она сделанная».
Дитя эпохи научно-технической революции.
Ужинали молча, ели макароны с бифштексами. Александр Степанович просматривал «Науку и жизнь», наугад тыкал вилкой – дурацкая привычка читать за едой! – Ленка болтала ногами, приставала ко всем с вопросом, из чего сделанные макароны. Никто ей не отвечал. Юрий, подняв плечи, уткнулся в тарелку, Ирина надменно и холодно смотрела в отвлеченное пространство.
Так дальше нельзя, думала Кира Сергеевна. Кто-то должен разрядить тяжелое молчание. Сидим, как враги, друг на друга не смотрим – и это родные люди!
– А у меня на завтра идея, – сказала она так, словно продолжала общий разговор. – Махнуть в лес, набрать еды, печь картошку…
– …которой нет, – буркнул Юрий.
– Которую ты сейчас принесешь, – продолжала Кира Сергеевна, – может, грибы в лесу есть…
Ленка подпрыгнула на стуле, захлопала в ладоши:
– В лес! В лес! Хочу в лес!
Все так же холодно глядя перед собой, Ирина протиснула сквозь зубы:
– Мы с Ленкой едем к морю, у нас и билеты куплены.
Юрий, не подымая головы, скосил на нее злые глаза:
– Вдвоем или втроем?
Ирина ответом его не удостоила. Александр Степанович посмотрел на них, сказал:
– Стоит ли? В лесу сейчас сыро, и может пойти дождь.
Так. Острый угол обошел. Кира Сергеевна видела, как принужденно раздвигаются в улыбке его губы.
Громко и весело стал он объяснять Ленке, как и из чего делают макароны, над столом летали его большие, широкие в кисти руки.
– Можно устроить пирушку дома, – опять предложила Кира Сергеевна, – затеем пироги, Юрий съездит на рынок…
– Меня завтра не будет дома, – перебил зять, и Александр Степанович тут же поспешил:
– Стоит ли? Ты устанешь с пирогами…
«Стоит ли?» «Стоит ли?» Ну, и леший с вами, ешьте, что хотите! Что найдете в холодильнике. Мне же лучше. Проваляюсь весь день с книгой, хоть отдохну!
Ирина поднялась, резко двинув стулом. Кинула сухо «спасибо» и пошла к себе.
– Вымой посуду! – крикнула Кира Сергеевна.
Но Ирина не вернулась.
Александр Степанович стал собирать тарелки:
– Мы с Юрием проштрафились насчет овощей, нам и мыть, а на рынок я завтра съезжу.
Кира Сергеевна посмотрела на мужа. Вид у него был такой, словно он один во всем виноват и понимает это. Как, должно быть, ему нелегко, вечно он между молотом и наковальней!
– Нет, Саша, я сама, – тихо сказала она.
Он все-таки не позволил, отправил ее отдыхать. Она легла у себя с книгой, но не читалось, все время думала об Ирине с Юрием, о муже, о Ленке – все словно чужими стали, каждый живет отдельно, только едят вместе. И то не всегда. И случилось это не вчера и не в тот злополучный день ее возвращения, а гораздо раньше, еще до отъезда на семинар, просто тогда не замечала.
Кира Сергеевна ждала, что, может быть, войдет муж, скажет свое обычное: «В конце концов все утрясется, не расстраивайся». Но он не пришел, и она пролежала тихо и одиноко до вечера с ощущением скорой беды. «Семья – крепкий, надежный тыл»– кто это придумал? Как часто этот надежный тыл стреляет в спину!
Вечером Юрий ушел, Ирина собирала у себя сумки на завтра, Александр Степанович смотрел футбол, Ленка выгребала из полиэтиленового мешка плавающие игрушки – тоже готовилась к морю, Кира Сергеевна бродила по квартире с ощущением своей ненужности – хоть бы догадалась дела с работы прихватить или, например, собрались и пошли бы в гости. Но к кому? Они давно никуда вместе не ходили. Да и не к кому ходить.
Воскресенье прошло пусто и тихо, Ирина с Ленкой уехали рано, Юрий ушел и даже не завтракал. Она долго занималась зарядкой, потом постирала, от нечего делать перебрала книги в своем шкафу, обед не готовила, поели вчерашние бифштексы, а день все тянулся – впервые так длинно и незаполненно.
Днем Александр Степанович ушел, сказал: «Прогуляюсь с полчасика». И она подумала: мог бы меня пригласить. Конечно, мы отвыкли гулять, все некогда, все откладывалось на потом, когда будет время, а время не выпадало. А теперь вот выпало, но ему и в голову не пришло, что можно пригласить меня. Отвык.
Вернулся он поздно вечером, вид у него был смущенный, и от него пахло вином. Неужели он стал пить? – подумала Кира Сергеевна. Но ничего не сказала – Ирина с Ленкой были уже дома – смотрела, как неторопливо снимал он пиджак, вешал на спинку стула, как медленно поводил глазами. Лицо его казалось спокойным и вялым.
Он ходил по комнате, постреливая подтяжками, в спине и в развороте плеч было что-то чужое, и широко поставленные глаза были прозрачными и чужими.
Распадается семья, и он тоже страдает. Конечно, ему жаль Ирину, Ленку, Юрия. Кто виноват – неизвестно.
Может быть, виноватых нет. И опять в душе Киры Сергеевны шевельнулось ощущение надвигающейся беды.
Чепуха, какая беда? – тут же подумала она. Ссора с Ириной? Помиримся. Развод Ирины с Юрием? Что делать, придется пройти и через это. Разумеется, никуда я ее не выгоню. И Ленка останется с ней.
Она заглянула в столовую.
– Саша, ты занят?
Он не ответил. Лежал на диване вниз животом, свесив к полу руку. Как был – в рубашке и брюках, спал.
