Текст книги "Я мисс, и мне плевать (СИ)"

Автор книги: Мария Секирина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Как нам объяснил Наставник, лабиринт, по которому мы путешествуем в поисках нового опыта, соткан из обломков миров. Их количество специально ограничено, чтобы наши блуждания не продлились вечно, но все же было достаточно большим. И я не понимала, как произошло так, что мы с другой участницей оказались в одном и том же.

От мыслей о том, что я на ее месте могла оказаться я, становилось дурно. Но хуже было от другого: смерть, хоть и служила средством перемещения в следующий мир, все же могла оказаться очень мучительной. При этом я ведь могла лишиться всех своих вещей и, конечно, самой ценной из них – карты. Рука, уже привыкшая к браслету, казалась мне слишком легкой и свободной. Вместе с браслетом я лишилась и возможности сбежать отсюда, если передумаю. Замерев на ветке дерева в неудобной позе, трудно было оценить такой изменение, как хорошее или плохое.

Я решила на мгновение отвлечься от размышлений, потому что мне почудился посторонний звук в этой тишине. Но, как я не прислушивалась, ничего услышать не вышло, и я расслабилась, когда кто-то неизвестный заключил меня в большие пушистые объятия. Я старательно визжала, приглушаемая лишь толщиной меха, пока непонятное существо перепрыгивало с дерева на дерево, держа меня под мышкой. Спустя некоторое время я замолчала, осознав, что в тот момент меня никто мучительно убивать не собирался. Равномерные прыжки продолжались долго, мех существа был теплым и приятно пах, и я не заметила, как стала клевать носом, а потом и заснула.

Глава восьмая

Проснувшись, я сладко потянулась и привычно повернулась на правый бок, чтобы посмотреть на соседнюю кровать: спит Лисса или уже проснулась. Однако вместо этого я увидела спящего и прекрасного, не смотря на его необычность, смуглого юношу. Всю сознательную жизнь я провела в пансионе и встречала мужчин нечасто, но все пробелы с лихвой восполнились на балу. В столице большинство мужчин носили длинные волосы, часто убранные в прическу. Его же волосы были коротко подстрижены, а лицо обросло жесткой густой щетиной. Это было бы самым настоящим вызовом, если бы находились в моем мире, но мы, как я к тому моменту уже успела вспомнить, находились не в нем. Помимо всего прочего он был нагим, и лишь поза, в которой он спал, служила ему прикрытием.

Я тихонечко поднялась, стряхнув насыпавшийся на меня за время сна снег, и заметила любопытное: незнакомец, в отличие от меня, был настолько теплым, что вокруг него образовалась растаявшая прогалина. Я выпрямилась во весь рост и решила осмотреться: мы находились на плато невысокой горы! Под ногами серел пологий каменный склон, на котором то тут, то там проросла чахлая желтая травка. Там, где заканчивалась гора, вырастал густой хвойный лес, простиравшийся везде, куда мог дотянуться взгляд. С другой стороны возвышался пологий склон, ведший к вершине, которая находилась недостаточно высоко, и рваные облака проплывали мимо, не останавливаясь.

Я, опомнившись, стала озираться в поисках рюкзака. Он обнаружился неподалеку от спящего незнакомца, припорошенный снегом. Я торопливо вытащила карту и, развернув ее, поняла, что горы на этом клочке не обозначены. От такого поворота у меня непроизвольно вырвался вздох огорчения.

Позади меня заворочался красавчик.

– Ты уже проснулась? А почему меня не разбудила? – голос его был мягким, но уверенным, как походка кота.

Эта претензия в устах похитившего, судя по всему, меня незнакомца казалось настолько наглой, что истощила мое терпение. Я вытащила из рюкзака жилетку и не глядя бросила ее парню.

– Прикройся, – я старалась сохранять голос спокойным. Когда он, не хотя, последовал моей просьбе, я села напротив него, скрестив ноги в обрезанных по колено штанах, и продолжила. – Кто ты? Как тебя зовут?

Моя вещь не подошла ему по размеру, и он просто накрыл ею ноги. Глаза его оказались цвета летней травы, и он, казалось, выглядел озадаченным и немного смущенным.

– Я оборотень и твой будущий муж. Мое имя Джек.

«Даже здесь, там не знаю где, нашелся еще один жених!», – подумала я, но вслух лишь спросила:

– Почему ты считаешь себя моим будущим мужем, зверь?

Джек неправдоподобно скривился.

– А ты грубая, синяя незнакомка.

Едва договорив, он неожиданно взвился с места и повалил меня, нависнув надо мной всем телом.

– Я отвечу на твой вопрос, если ты извинишься за свои грубые слова поцелуем.

Я только фыркнула, настолько мой собеседник сейчас был похож на ребенка, сиявшего озорством своих прекрасных глаз.

– Отпусти меня.

– Отпущу, если поцелуешь.

Я не могла противостоять его обаянию и продолжать сердиться, потому, улыбнувшись, спросила:

– То есть за один поцелуй я получу и свободу, и объяснения?

– Конечно, нет! За два.

Я потянулась и дважды чмокнула его в небритую щеку, после чего он скатился, вновь прикрывшись жилеткой. Я снова уселась, скрестив ноги.

– Рассказывай.

– Мне оракул предсказала, что в чужом мире я встречу синюю деву с желтыми глазами и татуированным плечом. Еще она сказала, что ты станешь моей судьбой. А как ты можешь стать моей судьбой, если не через замужество?

Татуировка, которая каким-то образом была предсказана оракулом, появилась от подарка Хокена. И морок, о существовании которого я узнала с помощью Хокена, исчез, когда я почесала татуировку. «Мог ли он знать пророчество и подстроить нашу встречу? А даже если и мог, то зачем ему это понадобилось? Что бы у меня был союзник или чтобы отделаться от меня?», – самые разные предположения наводнили голову с такой скоростью, что я схватилась за нее, боясь, что она сейчас лопнет. Понадобилось десять глубоких вдохов и выдохов, чтобы отвлечься.

– Я не могу стать твоей женой Джек, – он вопросительно поднял бровь. – У меня уже есть жених, он находится в том мире, из которого я сюда и прибыла.

– Знаешь, – он резко сменил тему, выпрямляясь, отчего прикрывавший его ноги жилет сполз, и мне пришлось прятать глаза, – я схожу, поохочусь, чтобы у нас была еда. Жди меня здесь, без меня ты можешь заблудиться в горах и пропасть.

Я в ответ я лишь кивала, у меня итак не было желания сбегать из общества адекватного человека, особенно при воспоминании о том, в каких обстоятельствах я накануне встретила в лесу голубоглазую Первую.

Видя мое спокойствие и согласие, мой собеседник добавил:

– И, разведи костер, если в твоем рюкзаке найдется что-то для этого подходящее, –  я краем глаза заметила, что после этих слов его тело затряслось, пошло рябью и стало обрастать перьями. Через несколько мгновений передо мной возвышался огромный сапсан, который издал громкий клекот и улетел.

Прежде мне не доводилось видеть превращения оборотней, и увиденное произвело на меня неизгладимое впечатление. Проводив взглядом исчезнувшую за поворотом птицу, я еще немного посмотрела в пасмурное небо, готовое в любой момент разразиться новыми снежными хлопьями, и встала.

– Разведи костер, – проворчала я, – если в твоем рюкзаке найдется что-то для этого подходящее. Что? Он думает, что я ношу в рюкзаке хворост? Ух, пернатый! Пернатый оборотень? – последняя мысль отчего-то меня позабавила.

Я знала лишь о существовании оборотней-волков, а этот парень прямо на моих глазах превратился в птицу. Помнится прошлым вечером, когда похитил меня, он был большим покрытым мехом существом и перемещался легкими прыжками. Не успела я погрузиться в раздумья на эту тему, как сокол вернулся, неся в клюве козленка. Бросив козленка, он вновь обернулся человеком.

– Слушай, Джек, а у вас в мире принято ходить без одежды? – спросила я, глядя себе под ноги.

– Нет, мы носим там зачарованную одежду, которая не рвется при трансформации.

– Как же вышло так, что…

– Подними, пожалуйста, на меня свои замечательные желтые глаза. Я прикрылся.

Когда я, не торопясь, исполнила его просьбу, он продолжил:

– Я потерял свою одежду в одном маленьком приключении, хочешь послушать?

Мне, конечно же, стало интересно, но сосущее ощущение в животе и понемногу накатывавшая слабость диктовали свои условия.

– Сначала приготовим мясо, а потом поговорим.

Так мы и сделали. Между делом Джек показал мне, как свежевать тушу. Орудовать снятым с бедра ножом было непривычно, лезвие то и дело соскальзывало, но кожу не травмировало. В связи с обнаруженным знанием я решила провести эксперимент. Крепко сжав рукоять, я провела острым концом по тыльной стороне ладони. Остался короткий порез, потому что стоило мне почувствовать боль, с какой лезвие разрезало кожу, я сразу же отдернула нож. Оборотня пришлось долго уговаривать, прежде чем он согласился взять в руки нож. У него, как ни странно, не получилось прорезать кожу. Из произошедшего я сделала вывод, что новообретенная индиговая кожа заменит иную броню, до тех пор, пока я сама не захочу быть раненой.

Когда встал вопрос, как пожарить мясо, я вовремя вспомнила о том, что у меня есть вертелок. Мы решили жарить козла по кусочку, насаживая каждый отдельно. Мясо было жестким и практически безвкусным (но тут я почти светясь от гордости за собственную предусмотрительность, достала соль), но голод утоляло. После трапезы мы напились из фляжки бесконечной воды. Из вежливости я прежде предложила напиться своему спутнику, а напившись после него, запоздало подумала о том, что питье из одной фляжки было похоже на отсроченный поцелуй. Мне стало неловко, и я поспешила отвлечься разговором. Мы находились на открытой солнечным лучам возвышенности, но воздух, казалось, даже не нагрелся. Поделившись своим наблюдением с Джеком, я получила в ответ:

– Я думаю, что тепло не имеет власти над этим краем. Здесь живут монстры, с виду похожие на людей. Но в душе их чернота, они делают плохие дела, наполняя этой чернотой все вокруг, отчего здесь никогда не бывает тепло.

– Откуда ты знаешь, какие здесь люди?

Он разлегся, вытянувшись во весь рост на камне.

– Это связано с моей историей.

Глава восьмая, часть 2.

ДЖЕК

Я родился пятым сыном в семье своего вождя-отца Ролана, третьего своего имени. Вождь был высоким мускулистым мужчиной со смуглой кожей. Его коротко остриженные русые волосы торчали задорными вихрами, превращая серьезного зеленоглазого Ролана в мальчишку. Не смотря на то, что он был пятым сыном, в клане все признавали превосходство вождя и его мудрость, которые он неоднократно доказывал. Его старшие братья умерли еще до вхождения в возраст зрелости двое от болезни, которую занес торговец игрушками, и которая унесла жизни многих детей. Один умер во время рождения, а еще один ушел из города, чтобы путешествовать по миру.

Я пошел внешностью в отца и с детства показывал отличные способности к оборотничеству. Однажды в детстве даже сумел превратиться в мышку, чтобы стащить с кухни кусок любимого мною тогда ягодного пирога. Я подождал, пока все заснут и, обернувшись, засеменил в нужном направлении. Практически сразу я отметил два главных недостатка такой затеи. Во-первых, мышиная сущность боялась любого шороха и норовила подавить меня своим страхом, отчего постоянно приходилось бороться с желанием забиться в темный угол и сидеть там, пока маленькой сердечко не перестанет колотиться. Во-вторых, хоть я и старался перебирать лапками быстро, путь от моей комнаты на втором этаже до кухни на первом этаже казалось бесконечным.

Вожделенная дверь попала в поле зрения спустя вечность, когда я уже так устал, что хотел сдаться. Едва я проник внутрь, прошмыгнув под дверью, план дал сбой: маленькой мышке не унести большой кусок и ножом, чтобы его отрезать, не воспользоваться. Поэтому пришлось вернуть себе человеческий облик и поспешно съесть добычу на месте. Моя мать, бывшая в те дни беременной, проснулась с желанием съесть что-нибудь вкусное и спустилась на кухню как раз тогда, когда я практически расправился с отрезанным куском. Застав меня на месте преступления, она лишь рассмеялась своим мягким бархатным смехом и стала мне помогать в уничтожении пирога.

Поговаривали, что правители древности имели невероятные способности. Четырехпалый Гарт, по легендам, когда на их город напало войско неприятеля, принял облик всех известных ему зверей. Армия, которой он стал, насчитывала тысячи животных, и он, управляя всеми ими сразу, смог защитить свой народ. Роберион Великолепный прославился тем, что предотвратил все напасти заранее, он принял облик гигантского зеленого дракона и пролетел над чужими землями, сея страх. Это отвратило разбойников от его краев на долгие столетия. Но все эти истории были древними, а среди живых не было никого, кто был бы свидетелем подобных чудес. Не было даже тех, кто лично знал таких свидетелей. Потому нам приходилось довольствоваться единственной формой за раз и использовать лишь облики животных.

Мои старшие братья, как члены правящей семьи, а значит и носители древней крови, могли обращаться в двух животных против распространенной среди нашего народа единственной формы.  У самого старшего брата, будущего наследника власти были традиционные лев и ворон, у второго по старшинству, как у возможного его приемника, были те же самые. У третьего были лиса и гадюка, а у четвертого – волк и лебедь.

Взрослея, я тоже остановился на двух: лесной медведь и сапсан, но других форм не потерял. Я долго избегал испытания на зрелость, потому что считал, что четверых взрослых воинов в услужении моему отцу было достаточно, но вечно это продолжаться не могло. В двадцать три года, по нашим меркам поздно, я решился покончить с этим.

Подобные испытания у нас проходят эффектно. На специально отведенной под эти цели арене собирается весь город, и боец пред всеми ними должен сразиться с древним чудовищем. Убивать его нельзя, но можно сильно калечить до тех пор, пока оно не сдастся, тем самым давая вождю возможность провозгласить победу бойца. Однако чудовищу убивать не запрещалось, но смерть в таком поединке служила избавлением от того позора, который ложился на проигравшего.

Накануне вечером перед днем поединка я сильно волновался, буквально не мог заснуть, потому что у меня, как у сына вождя, хоть и младшего, не было права на поражение. Оттого в бой я пошел перевозбужденным. Небо было ясным, будто кто-то, готовясь к этому дню, стер тряпочкой все облака. Яркое солнце согревало воздух. Я помню, как ревела толпа, приветствовавшая меня, помню лязг, с которым поднималась решетка, закрывавшая ход в подземелье, где обитал мой противник, помню, как, опережая его на несколько шагов, на меня дохнуло зловоние.

Но, когда я принял форму медведя, все кроме боя перестало иметь значение. Чудовище атаковало стремительно и с силой, которой могли бы позавидовать многие животные. Прежде чем медведь обессилел от полученных ран, и его сознание стало угасать, я успел серьезно ранить чудовище несколько раз. Однако только когда я принял форму сокола и яростно атаковал сверху, враг отступил. Ключевым шагом было вернуть себе человеческий облик и встать во весь рост, принимая победу, что многим, как ни странно, давалось с трудом.

Я не без труда поборол агрессивность соколиной сущности и, успокоившись, принял человеческую форму. Все горожане рукоплескали мне стоя, но в тот миг всеобщего признания вместо того, чтобы радоваться я чувствовал горечь. Мой противник, с урчанием уползший обратно в свое подземелье, тоже был оборотнем. Я почувствовал это тем внутренним ощущением, которое в зверином обличье позволяло отличить обычного зверя от собрата по крови.

Позже я так и не смог спросить об этом у отца или у кого-то еще из прошедших это испытание. Ведь все знали об этом, но никто не поднимал шума, значит, так и должно было быть. Может быть, при других обстоятельствах я бы и сомневался, но мой родитель, наш вожак был мудрым. Я решил, что когда-нибудь сам пойму причину того, что нашего собрата держат в таких условиях. И причины того, почему он таким стал.

После обряда вступления в зрелость, отец отправил меня к оракулу. Им была девушка с темно-синими волосами с такой ярко-красной кожей, что казалось, будто кожи не было, лишь оголенные мышцы. Несмотря на внешнюю молодость, она была такой древней, что ее возраст никто не мог точно назвать. Отец как-то рассказал даже, что она была оракулом при его отце и при отце его отца, и при его деде, а наше племя живет долго, дожить до ста пятидесяти лет считается нормальным.

Оракул обитала в большом деревянном храме на самом краю поселения. Толкнув дверь, я увидел черноту, которая всасывала в себя свет снаружи. Братья предупреждали меня, что внутри меня может ожидать что угодно, но моей жизни ничего угрожать не будет. Несколько поколений моей семьи и семей горожан приходили к ней и возвращались обратно невредимыми. Я был готов к неведомому и уверенно шагнул внутрь, позволяя мраку обступить меня. Свет снаружи должен был проникать во множество незанавешенных окон, видных с улицы, но отчего-то не проникал. Я сделал пару шагов вперед, и, когда почувствовал, что меня кто-то крепко схватил за руку, даже не вздрогнул.

Вокруг зашелестели голоса, говорившие на неизвестных мне языках. Им вторил голос оракула. Все смолкло также внезапно, как и началось. Вдалеке во тьме загорелся огонек, манящий меня к себе. Пальцы, крепко державшие меня, разомкнулись и безликий голос рядом с самым ухом тихо произнес:

– Иди.

Я двинулся вперед, воздух стал плотным и вязким, словно я угодил в болото. Дыханию это не мешало, но движения мои становились все медленнее, а усилий для каждого из них приходилось прилагать все больше.

– Ты живешь во мраке, – голос звучал прямо в моей голове, – бессмысленно барахтаешься в том, что намного больше тебя, всех когда-либо живших, ныне живущих и тех, что будут жить после тебя. Я дам тебе прикоснуться к истине, но на то, чтобы понять хотя бы малую ее часть у тебя уйдут годы.

С каждым мгновением дышать становилось все труднее, но я упорно переставлял ноги и тянулся к огоньку. Я чувствовал боль во всех мышцах, и особенно в руке, но все продолжал тянуться к свету. Мне стало казаться, что я весь превратился в боль, время перестало существовать. Весь мир исчез, даже я перестал существовать, осталась лишь тьма и маленький огонек света впереди. Когда палец свело от боли, я смог коснуться света и все вернулось на круги своя.

Я стоял в светлой горнице. Прекрасная девушка с красной кожей и невероятными синими волосами, одетая в простое рубище улыбалась мне.

– У нее будет синяя кожа, желтые глаза и темный знак на плече. Эта девушка станет твоей судьбой, – как ни странно, после произошедшего эти слова звучали абсолютно нормально, хотя в другое время я, скорее всего, подивился бы.

– Но как я найду ее?

Девушка приблизилась ко мне с неожиданным проворством и, коснувшись мягким красным пальчиком моего лба, исчезла. Мир преобразился, и я оказался на причале, окруженный снующими туда-сюда людьми. Солнце пряталось, скрытое пухлыми грязными тучами. В воздухе стояла застарелая вонь, лишь изредка сносимая ветерком. Прогнившие доски лизала темно-серая вода, в которой стояли несколько суденышек. Прежде мне никогда не приходилось видеть море, а уж тем более корабли своими глазами. Я знал то, как они выглядят лишь по книгам, в которых описывались скитания путешественников и по схематичным рисункам в них.

Те плавательные средства, что описывались в книгах, были самыми разнообразными. К примеру, Пелин Кригори в своих «Трудах о путешествии на край земли» повествовал о больших трехмачтовых судах с черными парусами и огромными трюмами, в которых мог бы поместиться даже дракон. Он мог знать наверняка размер этих трюмов, потому как часть своего долгого пути провел в одном из них. В свою очередь, Кари Гелинский, прозванный в последствии Глупым, в своих «Грезах о дальних берегах» описывал большие судна, лишенные мачт и парусов, взамен которым присутствовали длинные весла вдоль бортов. Кари Глупый называл их «многоножками», но не преминул отметить, что на местном жаргоне они носили название «галеры». Таким многоножкам требовались крепкие гребцы, в роли которых зачастую выступали невольники, и к которым едва не присоединился автор этого труда.

Однако суда, представшие моему взору, не соответствовали моим высоким ожиданиям. Пришвартованными к причалу стояли несколько барок, одна из которых явно намеревалась пойти ко дну, да парочка пухлых торговых судов с одной мачтой и вылинявшими от дождей и морской соли парусами. За ними далеко простиралась темно-серая водная гладь.

Когда я вдоволь насмотрелся, я попытался подняться, чувствуя, как затекло все тело от лежания на досках. Мне казалось, что я только что появился, но нужно было пролежать неподвижно достаточно времени, чтобы с телом произошли такие изменения. Попытавшись встать, я двинулся было рукой, чтобы на нее опереться, и к своему заметил, что кисти рук крепко связаны. Спустя мгновение я осознал, что та же ситуация произошла и с моими ногами. От этого они онемели, стоило пошевелить пальцами, как в кожу вонзилось множество маленьких иголочек, возвращающих чувствительность.

Достаточно было только перекинуться в зверя, чтобы путы спали, но, стоило пройти ошеломлению, как меня сразило любопытство. Я страстно возжелал выяснить кто и зачем меня связал. Оракул отравила меня сюда в это место, чтобы я отыскал синюю деву, которая станет моей судьбой, а для этого нужно было сначала понять, где же я, собственно, оказался.

Стоило мне подумать о зачинщике, как он явился пред мои очи.

– Поднимайся, падаль! – его гортанный голос больше походил на лай.

Передо мной стоял низкорослый, коренастый мужчина, весь поросший жесткими курчавыми волосами. Темно-коричневые волосы вились даже у него в ушах, но голова при этом оставалась лысой. Примечательным в его внешности также был маленький лоб и большая тяжелая челюсть, которая в моменты молчания отвисала, делая его рот приоткрытым. Оттого у мужчины вырисовывался глупый, но оттого не менее отталкивающий вид.

– У меня ноги связаны, – заметил я, стараясь не рассмеяться.

В ответ на это мой собеседник сморщил кустистые брови и в целом приобрел вид крайне глубокомысленный. Насколько он мог быть таковым с маленьким приоткрытым капризным ртом, соседствующим тяжелой квадратной челюстью, на которой курчавилась колючая поросль, судить не трудно. Молчание затягивалось, видимо «думать» волосатому давалось  тяжело. Когда он все-таки пришел к какому-то выводу, то медленно нагнулся, будто его спина была деревянной и плохо подчинялась, после чего стал развязывать путы у меня на ногах своими короткими неловкими пальцами. Дело шло медленно, и, чтобы чем-то себя занять, я стал скучающе разглядывать других людей на причале.

Многие, к моему сожалению, выглядели также как и мой новый знакомый. Но несколько человек выделялись из всей этой копошащейся бурой массы.   Всего я заметил троих. Первым был белокожий мальчишка с заплетенными в косу длинными рыжими волосами. Со своего места я видел только его худую спину, одетую в короткий кожаный жилет на голую спину и плоскую задницу, на которой болтались некрашеные льняные шаровары. Мальчик следил за тем, как на один из торговых кораблей загружались бочки. Один из неуклюжих волосатых грузчиков толкнул его в спину. Когда тот повернулся, я увидел взрослое, почти старческое лицо, искаженное злобой. Маленький дедушка молниеносно достал из набедренных ножен кинжал и резким движением вогнал в глаз провинившемуся. От того, как маленький человек небрежно вынул кинжал, вытер его об одежду убитого и пинком отбросил бездыханное тело, мне стало не по себе.

На это происшествие никто не обратил внимание, только пузатый увалень в раскрашенных шелковых одеждах сморщил нос, прежде чем переступить через мертвеца. Этот толстяк взошел на одну из барок и принялся что-то втолковывать одну из волосатых грузчиков, ждавших его там. Однако особенно мне запомнился абсолютно безволосый мужчина, который возвышался над остальными, противопоставляя себя им во всем. Вид его напоминал мертвеца: впалые блеклые глаза и щеки, туго обтягивавшая кости кожа. Даже в походке его было заметно что-то такое, отчего казалось, будто, если прислушаться, можно услышать, как гремят кости. Скромная одежда облегала его как вторая кожа, но была потертой, местами рваной. На светлой рубашке виднелось несколько застарелых жирных пятен. Довершал сей отталкивающий облик бурый плащ в разводах, который наводил мысли о том, что некогда белую ткань выкрасили кровью.

Живой мертвец поднялся на второе торговое судно и скрылся из моего поля зрения. Я бы погрешил против истины, сказав, что огорчился. Я, казалось бы, увидел достаточно к тому моменту, когда мой надсмотрщик закончил возиться с путами и, резко дернув веревку, заставил меня подняться на ноги. Мне стало несколько не по себе от того, что он потянул меня на тот же самый корабль, где скрылся из виду Лысый череп. Я почти решился на то, чтобы сбежать отсюда и как можно скорее, но вспомнил пророчество красной девы. Если я должен встретить синекожую девушку, которая станет моей судьбой, я вряд ли умру прежде. Вероятным также было то, что я ее найду на этом корабле, такую же связанную, и спасу.

Усмирив свое нетерпение, я понуро склонил голову и покорно побрел, переставляя закаменевшие ноги. Поднявшись на палубу, я отметил, что в последний раз ее мыли, наверное, еще до моего рождения. Зловоние будто пропитало каждую доску, однако я понял, что, стоя там, не ценил наличие свежего воздуха вокруг. В трюме, в который я кубарем скатился по короткой лестнице, набив себе несколько синяков по всему телу, стоял такой трудно выносимый смрад, что от него заслезились глаза.

Проморгавшись, я заметил еще одного пленника. В тусклом свете масляной лампы, горевшей в другом конце помещения, я смог разглядеть, что он был полностью голым с прикрытой мешком головой.

– Эй, – я позвал его шепотом, но в ответ получил лишь молчание.

– Эй, – я доковылял к нему на почти вернувших себе чувствительность ногах и потряс за плечо.

Пленник не отреагировал и на это, продолжая согнувшись лежать в уголке. Понадеявшись на то, что мужчина просто потерял сознание, я сел на одну из стоявших рядом больших дубовых бочек и стал ждать, что произойдет дальше, теряя последние крохи терпения с каждой секундой.

Ожидание оказалось недолгим, и вскоре нас почтил своим присутствием Лысый Череп. Обратив на нас внимания не больше, чем на вонь, царившую в трюме, такую густую, что ее можно было есть ложкой, возникни у кого-нибудь такая прихоть. Подойдя к дальней от входа стене, он нажал на скрытый прежде рычаг, от воздействия на который из стены выдвинулась большая деревянная пластина. Мужчина потянул ее на себя, выдвинув стол с колодками для рук и ног, которые были до блеска натертые изнутри. Вместе со столом в нише открылся свет, в котором можно было разглядеть все неровности необработанного дерева. Но было кое-что еще, что привлекло мое внимание куда как сильнее, а именно десяток ножей разных форм и размеров, висевших на стене. Их обтянутые тканью рукояти затвердели от частых прикосновений с немытыми руками, но, и в царстве грязи это ужасало сильнее всего, их лезвия были начищены до тусклого зловещего блеска.

В моей голове вырисовалась довольно четкая картина происходящего, в которой не доставало лишь некоторых деталей. Зачем Лысому все это нужно? Мне было сложно даже предположить, какие мотивы им владели и я решил помедлить с побегом еще немного. Закончив с приготовлениями, он неторопливо подошел ко второму пленнику и, с неожиданной силой приподняв его одной рукой над землей, донес его до стола и стал неторопливо заковывать его. Сердце стало бухать в груди, набатом отдаваясь в ушах, но я лишь стиснул кулаки, насколько позволяла веревка и замер, неотрывно следя за действиями живого мертвеца одними глазами.

Пленник, так и оставшийся в мешке, не сопротивлялся, и я смог разглядеть, что его тело, покрыто синяками, в большинстве своем светло-желтыми и светло-зелеными, но было среди них и несколько густых темно-синих кровоподтеков. Мой взгляд в оцепенении перебегал от одного к другому, пока тот, кто его приковал, почти любовно погладил обнаженную ногу пленника, белую с синевой, будто бы никогда не видевшую солнца. Я, не отрываясь, следил, как Череп снял с подставки тонкий изогнутый нож и приблизил его острие к бледной коже закованного. У меня перехватило дыхание, когда металл пронзил тонкую плоть, выпустив тонкую струйку крови. Тонкие костлявые пальцы мясника аккуратно провели ножом полосу, будто намеревались отделить кожу от мяса. Нагой мужчина издал глухой стон, который мигом вывел меня из оцепенения.

Как всегда хватило одного мысленного усилия, чтобы перекинуться в зверя. Шкуру лесного медведя, в которого я часто оборачивался, надевать было легко и приятно, как старый сапог. В моем сердце волной поднимался невиданный прежде гнев, вызванный желанием покарать мучителя. Мне не доводилось испытывать такие сильные чувства, но и не доводилось возжелать кому-нибудь смерти и тем более стать ее орудием.

Я ринулся к существу, которое пыталось выглядеть, как человек, но само его существование было противно природе. Замерев в опасной близости от его лица, я наслаждался запахом страха, которым он смердел, сильнее, чем его провонявший трюм. В маленьких блеклых глазках я видел отражение своей черно-коричневой шкуры, смешавшееся с ужасом. Предчувствие скорой смерти исказило полуживое лицо, превратив его в гротескную маску. Медведь взревел, не желая более сдерживаться, и с поразительной легкостью оторвал его иссохшую голову.

Когда его густая темная кровь стала собираться на полу, образовывая лужицу, моих ушей коснулся шум. Развернувшись, я обнаружил нескольких уродливых грузчиков, привлеченных сладкими звуками моего голоса, искаженного звериным горлом. Каждый из них зажал в своих короткопалых руках арбалет, направленный на меня. За несколько мгновений я смог рассмотреть каждого, но не нашел никаких отличий на этих испуганных косматых лицах с отвисшими челюстями.

Возможность застать меня врасплох была упущена, и я не стал ждать, пока они придут в себя и выпустят в меня четыре металлических болта. Поразительно, с какой скоростью может двигаться медведь, разрывая глотки направо и налево. В тот момент зверь забрал себе контроль почти полностью, оставив мне лишь место зрителя. Но, когда последний грузчик с арбалетом умер, я вспомнил о закованном пленнике и заставил зверя отступить, возвращая себе человеческий облик.

Краем глаза заметив, что зачарованная одежда разорвалась в клочья, утонувшие в затопившем пол кровяном потоке, я выругался и подошел к узнику. Расковав его, что вышло довольно просто, я сдернул мешок с его головы, под которым оказалось обычное неприметное лицо со сломанным носом. Но его обладатель никак на освобождение не отреагировал, тогда я приложил ухо к его груди и ничего не услышал. Я склонил голову, почтив его память и надеясь, что его отмщенная душа возродится вновь, и вновь принял форму лесного медведя.