Текст книги "Я мисс, и мне плевать (СИ)"
Автор книги: Мария Секирина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Глава третья
Когда я открыла глаза, за окном солнце уже приблизилось к зениту. Я пошевелилась и поняла, что все мышцы ноют. «Видимо это тоже последствия снятия печати» – подумала я. Все-таки поменяв положение тела, я повернула голову и в поле моего зрения попала соседняя кровать и спящая на ней Лисса. События вчерашнего дня навалились одновременно, смешавшись в одну большую кучу. Я никак не могла вычленить оттуда информацию об участи моей лучшей подруги.
– Лисса, дорогая, проснись!
Я нависла над подругой, потрясая ее за плечо. Мелисандра лениво разлепила один глаз и уставилась им на меня.
– Чего тебе, Янэт? – раздраженно буркнула она.
Я лишь улыбнулась, настолько мне пришлось по душе это привычное ворчание.
– Сколько женихов тебя вчера выбрали?
Она погрозила мне пальцем.
– Один? Кто?
– Старичок, – она зарылась лицом в подушке, отчего ее стало хуже слышно. Его сопровождал мсье Лягушонок. Как его там? Алигер, кажется.
Остатки сна слетели с меня окончательно.
– И ты теперь станешь его женой?
– Нет, я выбрала «путь валькирии», а теперь отстань, – мне в голову прилетела подушка, и я, побежденная, поползла обратно. Вернувшись в царство одеяла, я погрузилась в сон.
Через несколько часов мы с подругой все же соскребли свои тела с кроватей и спустились к завтраку, который для всех остальных был обедом. За столом мы сидели одни, других выпускниц мы, сколько ни старались, высмотреть не смогли.
– Возможно, они все еще спят, – предположила я, отправляя в рот ложку овощного рагу.
– Или их очень быстро поженили и отправили жить к мужьям, – хмыкнула Лисса, разрывая пресную лепешку на десяток маленьких кусочков, чтобы потом смешать их с рагу.
– Но почему так быстро? И откуда взялась эта необходимость в обязательном замужестве? – в тот день в столовой подавали горячий облепиховый чай, которому я просто не могла не выказать почтение.
– Думаю, об этом не сказали даже нашей многоуважаемой мадам Жижинде. Нам и подавно никто ничего объяснять не будет, – она закончила терзать хлеб и стала помешивать его, чтобы тот пропитался соком тушеных овощей.
– Но ты ведь знаешь, все знают, как сложно пройти путь валькирии до конца. Можно ведь даже не пройти отбор. А в таком случае тебя просватают за этого мсье Лягушонка.
Подруга засмеялась.
– Посмотрим, как ты будешь веселиться, когда он тебе сделает ребенка, которого ты будешь вынуждена выдавать за настоящего наследника, чтобы тебя не изгнали с позором.
– Мама мне еще лет в пятнадцать рассказала о существовании лунного чая, принимая который можно избежать беременности, – Лисса посмотрела на меня с усмешкой. – Но ты, полагаю, сказала это не для того, чтобы я устранила пробелы в твоих знаниях.
– Я предлагаю бежать. Даже если у нас ничего не получится, мы хотя бы будем уверенны, что сделали все, что смогли.
Она в задумчивости покрутила серебряную ложку.
– Вряд ли нас за это повесят, поэтому я согласна.
Занятий больше не было, поэтому мы с чистой совестью закрылись у себя в комнате и устроили мозговой штурм. Едва начав, мы пришли к выводу, что легче всего будет сбежать сразу из пансиона. Но прежде, чем строить план, необходимо было проверить, все ли обстоит также же, как и прежде. Начать решили с осмотра выходов, которых в пансионе было всего два: парадный и хозяйственный. Для этой цели мы разделились, мне достался парадный вход.
Чтобы добраться из нашей комнаты к главному выходу, необходимо было преодолеть два этажа коридоров и лестниц, к чему прибавилось то, что все привычные действия давались с неожиданным трудом. Многие воспитанницы уже разъехались по домам, но редкие девочки все же встречались мне по пути, и все как одна стремились завязать разговор.
Все мое существо стремилось поскорее запечатлеть ситуацию, происходящую у главного входа своими глазами. Это нетерпение выражалось в желании поскорее свернуть разговоры и стремглав добежать до нужного места. Но мне пришлось себя одернуть в первый же раз, когда из-за поворота мне навстречу вышла темноволосая Милинда.
– Добрый день, Арьянэт, – тон ее голоса был дружелюбным, но я чувствовала все время исходившую от девушки угрозу, которую никак не могла найти причину.
– Добрый день, Милинда, – я приклеила к лицу наивно-восторженное выражение, которое иногда появлялось, когда я старалась быть вежливой вопреки собственным желаниям.
– Как прошел выпускной? – она разгладила складки своей атласной оранжевой юбки-солнца, длиной едва доходившей до колен, после чего подняла маленькую смуглую руку, цвет кожи которой был на тон темнее моей, и стала рассматривать длинные белые ногти.
– Хорошо, спасибо, что спросила, – от нетерпения у меня стало чесаться ухо. Я решила потерпеть, но игнорируемый зуд становился лишь сильнее и перекинулся на шею.
Милинда вновь улыбнулась, сверкнув белыми зубами, но ее темно-карие глаза оставались все такими же серьезными и изучающими. Стоило мне это заметить, как зачесалась кожа между лопаток.
«Она знает и специально задерживает меня, чтобы вывести на чистую воду и рассказать директрисе», – от таких мыслей сердце ушло в пятки и затерялось где-то в области мизинца. Но я продолжала улыбаться и изображать радушие, пока воспитанница не исчерпала все светские поводы для беседы.
Эта встреча несколько остудила мой пыл, и дальше я уже двигалась спокойным размеренным шагом, не срываясь каждую секунду на полубег. Когда произошло еще четыре встречи, я стала сомневаться, что каникулы уже начались, и полностью истощила запас ласковых улыбок, вежливых вопросов и, самое главное, терпения.
Когда заветная дверь попала в поле зрения, я огляделась по сторонам, ожидая, что сейчас откуда-нибудь появится еще одна младшая воспитанница с желанием узнать, как у меня обстоят дела. Неверяще сделав последние шаги, я выпорхнула на свежий воздух, словно из клетки.
– Куда Вы направляетесь, мисс? – послышался сзади неприветливый голос.
Я обернулась. У дверей стояли двое мужчин в форме княжеской гвардии. Они оба были в металлических масках, изображавших гротескные маски радости и печали, сквозь прорези которых трудно было различить даже глаза. Привыкнув различать людей по их лицам, я немного замешкалась. Но судя по тому, что «радостный» был, в отличие от «грустного», широким и полнотелым, я предположила, что он старше и голос принадлежал именно ему.
– Я хотела погулять по саду, – ответила я первое, что пришло на ум, обращаясь к радостной маске.
Голос предательски дрогнул, создавая ощущение, будто я вот-вот расплачусь.
– Сожалею, мисс. Велено не выпускать никого без письменного разрешения мадам Жижинды.
Я бросила взгляд на ворота. Там тоже стояли двое стражей, один из которых был «испуганным», а другой – «удивленным». Пришлось понуро войти внутрь, бормоча извинения. Разглядывая пол под своими ногами, я насчитала пять ступенек, ведшие в холл. Обратный путь я проделала без свидетелей, отчего казалось, будто я добралась обратно в комнату в мгновение ока. Подруга уже ждала меня, и по тому, как нахмурились ее брови и обиженно надулись губы, было видно, что на хозяйственном выходе дела обстоят также, как и на парадном.
– Два княжеских гвардейца? – угрюмый кивок. – У меня еще двое на воротах.
– Как думаешь, можно ли подделать разрешение? – спросила подруга без особой надежды.
– Допустим, что разрешение не защищено магическим отпечатком. При этом на нем наверняка стоит обычная печать, – я стала загибать пальцы. – Предположим, что мы раздобудем ее, подделаем почерк директрисы и пойдем на выход. Придется распрощаться с большей частью вещей и собрать весь скарб в маленькую сумку и разделиться по времени, а лучше по ходам. Но это не страшно, проблема в другом. Как ты считаешь, гвардейцы, которые наверняка знают нас в лицо, отпустят нас в город без сопровождения? – все шесть пальцев по итогу оказались собранными в шиш.
Мелисандра разочарованно вздохнула и присела у окна, вперив печальный взгляд кроваво-красных глаз в доступный из наших окон кусочек сада.
– У меня есть еще одна идея, – подруга заинтересованно обернулась.
Обсуждать план мы закончили поздней ночью, но, снедаемые волнением, смогли заснуть только под утро. Когда по комнате разнеслось властное «Просыпайтесь!», мы подскочили. Оказалось, что нас навестила мадам Жижинда, с целью пожелать удачной дороги и попрощаться. Казалось, что я закрыла глаза буквально мгновение назад, но возбужденный организм переполняла энергия, от которой меня немного потрясывало.
Мы с Мелисандрой еще накануне обдумали, какие вещи будут удостоены чести быть уложенными в небольшую сумку. Самой подходящей к такому случаю одеждой мы посчитали дорожные костюмы. Это была та самая модель, с которой я победила на конкурсе. Узкие штаны из тянущейся ткани, легкая блузка с укороченным рукавом и плотный жилет с капюшоном. Наши наряды отличались только цветом: мой был темно-коричневым, а ее темно-зеленым. Образ завершали высокие сапоги и перчатки.
Директриса, как всегда выглядевшая безупречно, была одета в кремовое шерстяное платье, единственным украшением которого была тонкая шоколадная бахрома на рукавах и по подолу. Мадам Жижинда всегда выбирала такие наряды: простые, но элегантные. От этого наблюдения к глазам подступили слезы. За десять лет эта женщина, создававшая при личном общении из-за своей манеры речи не самое хорошее впечатление, но при этом бывшая отзывчивой к своим воспитанницам, отчасти заменила мне погибших родственников. Но настал день, когда пришла пора потерять и ее.
За воротами пансиона директриса расцеловала нас в обе щеки и обняла. Я сдержала подступившие сентиментальные слезы, и было видно, что Мелисандра поступила точно также. Распрощавшись с мадам Жижиндой, мы сели в маленький неприметный экипаж, сильно отличавшийся от того, в котором мы ехали в княжескую усадьбу. Прибывшая в то утро за нами повозка была простой и грубо сработанной, а места в ней хватило бы разве что на троих, если те трое были бы такими же стройными девушками, как мы с подругой. На козлах рядом с кучером сидел пухлый пожилой мужчинами, который мягкими розовыми руками сжимал лекарский сундучок. Для сопровождения нам выделили гвардейцев с испуганной и злой масками, которые скакали рядом с возком по обеим его сторонам.
«Это было только полтора дня назад, а кажется, будто в прошлой жизни». Мне вспомнился Элион, но я поспешно отогнала от себя эти мысли. Накануне, когда я не могла заснуть, я убеждала себя в том, что «я его совсем не знаю» и в том, что «мы не пара». К своему сожалению мне удалось в этом преуспеть, и теперь я очень раздражалась, когда с непрошеной нежностью вспоминала его фиолетовые глаза.
Намного сильнее подстегивало воспоминание о великолепных, но пугающих глазах Хокена Ривза, который должен был стать моим супругом в случае провала. Мне часто вспоминались его холодные слова «у меня нет времени на жену», и я думала, не было ли в них скрытой угрозы. Подруга тронула меня за руку, и я увидела, что ее лицо покрылось красными волдырями, размером с ноготь. Выпитое заранее зелье, которое давно пылилось у меня в закромах на случай, если захочу пропустить занятия, подействовало вовремя. В окошко было видно, редкий пролесок, сквозь который просматривались приближающиеся бурлящие темно-серые воды реки Езинь.
– Пора.
Мы не стали обниматься, потому что волдыри, как и предполагалось, появились по всему телу, при этом причиняя подруге боль, но та лишь морщилась, стараясь не показывать мне насколько ей неприятно. Я несколько мгновений помассировала лоб, постаравшись предать своему лицу обеспокоенное выражение. Но особенно стараться не пришлось, волнение от предстоявших действий явственно отражалось на моем лице и голосе.
– Мсье, помогите моей подруге плохо, – мы ехали достаточно медленно, чтобы «испуганный», к которому я обратилась, меня расслышал.
Время с каждой секундой замедляло свой бег. Казалось, что «Тпру!» разнеслось эхом. Я будто во сне вышла из остановившегося экипажа, чтобы освободить место лекарю, который заходил очень медленно. Сначала он поднял правую ногу со сбитой внутрь подошвой ботинка. Потом он взялся за специальную ручку внутри и, подтянувшись, поднял вторую ногу. Ему пришлось повернуться боком, чтобы в проход поместился его массивный зад.
Я увидела, как изменилось его лицо при виде результата выпитого заранее зелья. Оба сопровождавших гвардейца уже спешились и подходили к лекарю, который раздавал поручения, доносившиеся до меня будто сквозь вату.
От белого в яблоках скакуна меня отделяла пара шагов, которые я преодолевала нарочито медленно, убеждая себя в том, что вид Лиссиной физиономии отвлечет их на какое-то время. Так и произошло, но этого времени оказалось меньше, чем я думала. Не успела я пришпорить коня, как меня заметил один из гвардейцев:
– Ты что делаешь? – я не знала их голосов, но мне отчего-то показалось, что маска на задавшем этот вопрос гвардейце должна быть злой.
Оборачиваться не было времени, потому вместо ответа я лишь толкнула коня пятками, пустив его галопом. В спину мне полетели ругательства, а вскоре и топот копыт. Я мысленно поблагодарила ненавистную прежде учительницу по конной езде, и сосредоточилась на дороге, вздрагивая каждый раз, когда лошадь четырьмя копытами отрывалась от утрамбованной земляной дороги.
В ушах свистел ветер, но даже сквозь этот шум, моего слуха касался топот преследователя. Впереди показался поворот, на котором и держалась моя хрупкая надежда на спасение. Конь, согласно плану, должен был пробежать еще какое-то расстояние и отвлечь, хоть и ненадолго, преследователя. Я крепко сжимала скакуна пятками, шептала ему на ухо мольбы вперемешку с ласковыми обращениями и, как только мы скрылись за поворотом, спрыгнула.
Совершая этот маневр, я чудом не застряла ногой в стремени, но покатившись вниз по склону, я об этом не думала. Верх перепутался с низом, запад – с севером, отчего меня замутило. В глаза, которые я с глупым упрямством держала открытыми, попала земля. Я ушибла спину, голову, ногу. Когда движение, наконец, остановилось, я встала, схватившись за дерево. Мир продолжал вращаться, и я помянула добрым словом пропущенный завтрак, который в такой обстановке весь оказался бы на влажной лесной почве.
Когда деревья перестали вращаться, я, прислушиваясь, двинулась на звук воды со всей скоростью, на которую была способна. Но получалось не так быстро, как хотелось бы. Когда я перешла маленькую речушку, впадающую в главную реку страны – Езинь, то упала без сил. В голове поплыло: «Кажется, эта речка называется Хельдовой. Как там Лисса?».
Очнувшись, я сразу вспомнила, где и почему нахожусь. Все еще было утро, из чего я сделала вывод, что отключилась совсем ненадолго. Но даже за столь короткий срок все тело успело затечь, и даже ногу свело от неудобной позы, в которую упала. Однако все это было не важно, необходимо было продолжать путь, пока мысли оставались ясными. Ведь сколь долго это продлится, предсказать было нельзя, я могла свалиться от усталости вновь через несколько шагов.
Хельдовая продолжала веселенько журчать, и к ее песне примешивалось множество других звуков. Слабый ветер колыхал ветви красных деревьев, отчего их твердые иголки стукались друг от друга, издавая громкий шорох. Вспорхнула красная птица, невидимая прежде среди деревьев. Казалось, я даже слышала, как дышит медленно и глубоко дышит влажная земля.
Чтобы сориентироваться, где я нахожусь, я достала из сумочки сложенную в несколько раз плотную маленькую карту и стала искать север. Хоть моя карта на самом деле являла собой кусок настенной карты, который я отрезала накануне, как сделала и Мелисандра.
Ни компаса, ни даже магнита во время приготовлений раздобыть нам не удалось, потому пришлось пораскинуть мозгами. Отыскать главную реку столицы Езинь было нетрудно, с Хельдовой пришлось сложнее. На карте было отмечено несколько притоков, каждый из который протекал через леса и с равной вероятностью мог оказаться ею. Я представлять тот путь, что проделала, как красную движущуюся точку. Приходилось рассчитывать на то, что путь я запомнила правильно.
Справившись и с этим, я нашла на карте устье Хельдовой. Согласно карте, речушка, лежавшая у моих ног, текла на юго-восток. Целью моего пути был речной порт, расположившийся на юго-западе. Я видела только два варианта: дойти до Езинь по течению ее притока и двигаться вдоль берега или сократить и пройти через лес. В первом случае меня было бы легко выследить и поймать, во втором – я могла заблудиться и пойти на корм диким зверям. Мне стало страшно, когда я осознала, что итак нахожусь в лесу. Лесные медведи, волки, змеи и, конечно же, мифические птицы вериготы. Говорили, что они убивали пойманных людей медленно, постепенно пожирая, аккуратно снимая мясо так, чтобы человек как можно дольше оставался в сознании. Мне сразу стал мерещиться зловещий перезвон их металлических перьев.
Из-за нехватки времени, мы с Мелисандрой успели продумать только первые шаги плана побега. Однако надо было решаться как можно быстрее, оставаться на одном месте больше было невыносимо. Лучше было метаться и заблудиться, чем стоять на одном месте, будучи прикованной страхом. И то, что меня все еще не нашли, отнюдь не означало что искать не стали.
«Вдоль реки или через лес? Для жизни все-таки безопаснее первый вариант». Когда я приняла решение и готова была уже приступить к его выполнению, позади меня хрустнула ветка. Я повернула голову назад очень медленно, желая не делать этого вовсе, желая исчезнуть, проснуться, но только не увидеть, что позади стоит веригот и буравит меня своими черными глазками-бусинками. Этого не случилось, но попавший в поле зрения оскалившийся серый волк не способствовал появлению облегчения. Эта громадина, стоя на четырех лапах, доставала мне до плеча. С клыков его капала слюна, и не трудно было догадаться, кого он посчитал завтраком.
В ответ на мой маленький шаг назад хищник рыкнул, но с места не сдвинулся. Ругая себя последними словами (мадам Жижинда была бы мною недовольна) за то, что решилась на этот непродуманный побег, я лихорадочно соображала, что могу предпринять. Хотелось повернуться к нему спиной и побежать с криками, но я понимала, что такое поведение будет самоубийственным. В сумке лежал припрятанный перочинный ножик, но у меня имелись большие сомнения по поводу того, что успею им воспользоваться.
Рука легла на шершавую рукоять, пока нога делала еще один шажок назад. Всего мгновение потребовалось для того, чтобы понять, что земли не было там, где я рассчитывала ее найти. Едва не упав, я попыталась сохранить равновесие, отчего под тяжелой подошвой жалобно хрустнула веточка. В связи с этим обстоятельством выяснилось, что волк был подслеповатым, отчего ориентировался преимущественно на звук.
Говорят, что перед смертью вся жизнь вспоминается и проносится перед внутренним взором. Но в моем случае с восприятием времени приключились иные метаморфозы. Животное очень резко взяло с места, быстро приближаясь ко мне. Однако прыжок, который должен был повалить меня на лопатки перед смертью, выглядел замедленным. А потом тело волка и вовсе замерло передо мной изваянием.
«Вот как, оказывается, выглядит смерть. Теперь я проведу вечность, застыв в миге перед ней». С такого расстояния можно было рассмотреть каждую шерстинку и пересчитать оскаленные зубы, лишь немного тронутые желтым налетом. Учуяв неприятный запах, исходивший из пасти, я немного отошла.
Понадобилось еще несколько мгновений, чтобы до меня дошло, что Хельдовая не останавливала свой бег, и что ветер шевелит шерстинки на теле волка. Когда неподалеку прополз ежик, торопясь по своим делам, в мою голову и вовсе закралось подозрение, что я все еще жива. Я огляделась в поисках того, что заставило волка застыть в таком неудобном положении, и от ближайшего дерева отделился силуэт.
– А я уж было подумал, что Вы будете глядеть на него до вечера.
На этот раз мсье Ривз был одет просто: в походные шаровары из плотной ткани и льняную некрашеную рубаху. От весенней прохлады его защищал длинный меховой жилет. Синие глаза смотрели мимо меня, в них все также плясал огонь. Однако без зрительного контакта, он не оказывал на меня гипнотического влияния.
– Я никак не ожидала, что Главного гончего пошлют по мою скромную персону. Или мсье Ривз поменял свое мнение насчет женитьбы? – я почти слышала громкий треск, с которым попытка побега провалилась. В связи с этим я не могла отказать себе в удовольствии поплеваться ядом.
– А я никак не ожидал, что какая-то малознакомая мисс за несколько дней создаст мне столько проблем, – таким бесцветным голосом люди просят подать овсянку на завтрак.
Я попыталась решить, от чего я закипаю сильнее: от его слов или от его тона.
– Мсье Ривз, вы своими речами склоняете меня к согласию на этот, столь обременительный для Вас, брак, – я выжала из себя улыбку, которая, судя по внутренним ощущениям, получилась ехидной.
– С каждым Вашим словом я все более склоняюсь к тому, чтобы отпустить зверя и дать ему избавить меня от проблем, вызванных Вашим непрошеным присутствием в моей жизни.
– Я с каждой минутой все больше желаю, чтобы Вы поступили так, как намереваетесь. Ведь это решит и мои проблемы, связанные с вашим непрошеным присутствием в моей жизни! – я взбесилась настолько, что даже и не думала пугаться.
Хокен Ривз начал злиться. И, хоть его лицо, как и прежде, являло собой маску безучастности и безразличия, трудно было не заметить, что воздух накаляется.
– Однако, – я заставила себя говорить спокойно, – я готова простить Вам ваши нелестные высказывания и даже не выкажу сопротивления, пока вы будете меня конвоировать.
– Я в состоянии отвезти Вас и против вашей… – его голос стал резким, но останавливаться я не собиралась.
– Вы не дали мне договорить, – легкие обжигал каждый вздох. – Взамен я хочу шкуру этого волка. Из нее я сошью вам дорожный камзол, и вы примете его, как дар от своей невесты. Вы все еще считаетесь моим женихом, и я намерена соблюдать приличия.
Мсье Ривз медлил с ответом. По его лицу, как и прежде, понять что-либо было невозможно, но воздух вновь стал прохладным. Двумя большими шагами покрыв расстояние, отделявшее его от волка, мой спутник взял животное за загривок и с силой тряхнул. От животного, весившего в два раза больше меня, осталась лишь провисшая шкура, да пепел, разлетевшийся от легкого дуновения ветерка.
Когда я только начала обучаться шитью, я читала все книги, хоть немного связанные с этой темой. В одной из них рассматривались техники обработки шкур. Те, кто не учился азам магии, делали это вручную. Но другим был доступен способ, которым воспользовался Хокен Ривз. Но, даже при использовании этого метода, все внутренности, кости и мышцы должны были просто вывалиться на землю. Считается, что юные мисс не переносят вида крови, а Главного гончего, как ни крути, трудно причислить к их рядам. «В отличии от меня».
Мы двинулись через лес. Я не понимала, как мой провожатый ориентируется в таком скоплении одинаковых коричневых стволов, но покорно следовала за ним. Очень скоро мы вышли к разбитой дороге, на которой пролегли глубокие колеи. Рядом к дереву был привязан один пегий конь. Мое лицо, видимо, выражало полное недоумение, потому что Главный гончий небрежно бросил:
– Да, я сяду сзади и буду Вас обнимать всю дорогу, чтобы не свалились. Ведь вы, мисс Желтосветная, как вы любезно мне напомнили, остаетесь пока моей невестой.
Говоря это, он неторопливо убирал добытую шкуру в седельную сумку. Когда моя челюсть от такой наглости была готова капитулировать в направлении сырой лесной почвы, мой спутник рассмеялся. Его бархатный смех разлетелся маленькими зелеными птичками, появившимися ниоткуда и упорхнувшими в лес. Когда он замолк и посмотрел мимо меня, лицо его вновь ничего не выражало. Я бы всерьез задумалась о своем душевном здравии, если бы его тон не оказался дружелюбным.
– Вы поедете в одиночестве, мисс. Этот конь без остановок довезет Вас до места назначения. Мне придется остаться и закончить дела.
Я посмотрела по сторонам: вокруг были только дорога и лес, обступивший ее с двух сторон. «Какие тут могут быть дела?». Но я решила, что благоразумнее будет молча уехать, пока мсье Ривз не передумал. Я грациозно взобралась в седло и, попрощавшись, тронула коня пятками. Он понес галопом, и мне оставалось только крепко держаться. Мимо проносились деревья, солнышко согревало спину. Я отпустила мысли на свободу и просто наслаждалась ездой.
Неизвестная глава
– Ты хорошо справилась, – голос шептал ей на ухо, отдавался в голове и будто бы всюду сразу.
Она справилась. Эта мысль приносила невиданное прежде удовлетворение. Никогда за всю ее жизнь она не была так довольна собой. Закаты и рассветы, вкуснейшие плоды, занятия пением или любовью – ничто не радовало ее так, лишь служение в угоду Истинному богу. Он ласково взял ее за руку, его худые кисти с длинными пальцами скрывали черные, в тон плащу перчатки.
– Теперь мы должны уходить.
«Должны уходить». Эта мысль привела ее в замешательство. Столько усилий было потрачено на то, чтобы привести Кодарда к триумфу и власти. Теперь ее возлюбленный возвысился, она должна быть рядом с ним, чтобы направлять и помочь подняться еще выше, превзойти ложных богов в своем могуществе.
Аризна медлила, бессмысленно уставившись на чужую ладонь.
– Я вижу грех в сердце твоем.
Эти слова отдавались набатом в голове. Она ведь так преданно служила и так точно исполняла указания дерилидоса, как же могла она согрешить? Только единственным путем.
– Все что я делала, все грехи мои были во славу твою, – горячо зашептала она, упав на колени.
– Ты грешна, дитя. Но я милостив и хочу избавить тебя от кары грядущей.
Она с надеждой подняла на него свои кроваво-красные глаза.
– Твоя помощь неоценима, дитя. Следуй за мной, чтобы продолжить торжество истинной веры.
Между высокими деревьями пробивался свет, принимавший зеленый оттенок из-за листьев, сквозь которые он проходил. Но в складках глубокого капюшона дерилидоса угадывалась лишь тень, будто поглощавшая свет, нахально пытавшийся раскрыть личность Истинного бога. Что значат чувства одного человека в божественной игре? Достаточно и того, что благосклонность Истинного бога не знала границ, и в отличии от лжебогов он щедро одаривал ее за исполнение Его воли.
Первым даром, что она приняла, была способность очаровать мужчин. Очарованные, они охотно слушали все, что она скажет, а позже думали, что сами дошли до тех идей, что ими овладели. Ей пришлось много потрудиться, чтобы исполнить указания дерилидоса. Но она справилась и нашла подход к множеству мужчин, которые в дальнейшем стали основными сторонниками Кодарда и своим примером убедили остальных.
Она поднялась и крепко стиснула чужую ладонь, в мгновение ока переместившись в другой мир. Она оказалась на вершине гигантской башни и смогла разглядеть простор, стелящийся у ее ног. Небо было затянуто мглой, за которой угадывались красные всполохи. Везде, куда простирался взгляд, вздымались волны черного камня. Аризна предположила, что некогда вокруг плескалось море, а монолит черного камня, указующий в небеса, словно одинокий перст, некогда был маяком. Но произошло что-то ужасное, и смерть, черной тучей окутала все вокруг, заставив даже волны стать камнем.
Даже воздух здесь был мертвым, лишенным ароматов цветов и соленого запаха прибрежных вод. Это знание поселило в ее душе беспокойство. Однако жрица знала, что знания Истинного бога простираются куда шире, чем ее собственные. И, если они прибыли сюда, то именно это по какой-то причине необходимо, а задавать вопросы лишь пустая трата времени, которая никогда не поможет ей постигнуть всю суть Его замыслов.
Человек в плаще, никогда не снимавший капюшона, безмолвно стоял позади, и, казалось, читал ее мысли.
– Необходимо еще кое-что, дитя.
Аризна обернулась, в ее сердце с новой силой загорелась готовность исполнить все, что было необходимо. Человек в черном плаще, полы которого трепетали на ветру и хлопали его по ногам, обутые в черные сапоги, говорил, по своему обыкновению звуча везде.
– Ты отправишься в людские земли, чтобы нести свет Истины им.
Жрица преклонила колени.
– Все что угодно, мой господин.
– Встань, дитя, чтобы принять новый дар, – голос как всегда легким шепотом касался уха, звучал в голове и одновременно раскатывался вокруг, эхом отскакивая от черного камня. Но на этот раз Аризна хотела слышать в нем нежность и услышала ее.
Она встала, склонив голову.
– Ты больше не будешь отмечена принадлежностью к проводникам. Я освобождаю тебя, – с этими словами он коснулся ее щеки.
Сперва жрица не чувствовала ничего, только прикосновение мягкой ткани к коже, которую через мгновение будто стали сдирать сотни невидимых ножей. По щекам покатились слезы, наружу рвался крик, но она лишь крепче сжала зубы, принимая свою новую суть. Когда резкая боль утихла и сменилась своей слабой пульсирующей сестрой, она осмелилась открыть глаза и увидеть внешние перемены.
От изумрудной глубины ее кожи не осталось и следа, теперь ноги, руки, каждый пальчик, все, что она могла охватить взглядом, стало молочно-белым.
– Ступай, дитя.
В глаза ударил слепящий свет. Силы оставили Аризну, и она упала на теплую влажную землю.
