Текст книги "Я мисс, и мне плевать (СИ)"

Автор книги: Мария Секирина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Это решение оказалось опрометчивым, потому что по пристани пришлось пробиваться с боем, и зверь совсем обезумел, от запаха страха и крови и от болезненных укусов стрел. Сдался он, лишь оказавшись в лесу, где обессиленный упал под сосной. Вернув себе человеческий облик, я хотел лишь одного – свернуться калачиком на твердой земле и уснуть, но понимал, что оставаться было глупо. Тогда я превратился в большую обезьяну, что в моих краях зовется грилом, и стал перемещаться прыжками по верхушкам деревьев, решив, что так будет безопаснее.

Чтобы как-то отвлечься от тягостных дум о произошедшем, я задумался о судьбе своей одежды. На моей памяти крепкие темные штаны и мягкая желтая безрукавка с вышитыми на них рунами никогда не рвались от превращений. Что уж говорить о плетеных сандалиях, но я своими глазами видел, что с ней произошло, потому смирился, утешившись тем, что те заговоры работали только в моих краях. Сгущались сумерки, но я продолжал прыгать с ветки на ветку, снова и снова ощущая, как зеленые иголки впиваются в грубую кожу лап. Обезьянья сущность поделилась со мной своей беззаботностью, немного подняв мне настроение, когда я увидел синюю деву, скрючившуюся в ветвях дерева рядом со мной. Она облокотилась головой и плечом на шершавый ствол. Ее рубашка и брюки выглядели так, будто кто-то укоротил их ножом. Я замер, приблизившись так близко, как мог себе позволить, и ночным зрением увидел вытатуированные черные руны на ее правом плече.

Поубивав столько народу и утешая себе тем, что они были плохими людьми, я успел позабыть о пророчестве. Я не мог поверить, что мне не мерещится и моя судьба отыскалась так быстро. Опасаясь, как бы ты не исчезла, я обвил ее одной лапой и устремился дальше в лес.

Глава девятая

Неизвестная глава

Прошло несколько десятилетий с тех пор, как Аризна впервые попала к людям и родила первого ребенка. Когда она узнала, что вынашивает дитя от сероглазого рыбака, одного из тех, что встретился ей при пробуждении, она смирилась с предстоящей скорой смертью. Но, явившийся вскоре дерилидос, подарил ей надежду:

– Ты хорошо справляешься, дитя. Но тебе не нужно бояться смерти, я дам тебе силы, которых хватит, чтобы родить столько детей, сколько нужно.

От внезапного нахлынувшего облегчения ее ноги подкосились, а по щекам потекли слезы.

– Твоя жизнь слишком ценна, дитя.

Под капюшоном, как всегда, угадывалась лишь тень, но Аризна думала, что различает доброжелательную улыбку.

Когда подошел срок, она разродилась красивой розовощекой девочкой с молочно-белой кожей и такими же, как у матери, кроваво-красными глазами. Шли годы, Аризна вновь несколько раз стала матерью, родив четырех девочек и одного мальчика. Все девочки пошли лицом в мать и унаследовали цвет глаз, в то время, как мальчик унаследовал черты лица его отца и смотрел на мир глазами глубокого фиолетового цвета.  Все дети, постепенно взрослея, высасывали из нее энергию, но она, как и обещал дерилидос, не умерла, лишь понемногу состаривалась с каждой новой беременностью. Ее густые каштановые волосы поредели, а вокруг глаз и между бровей залегли глубокие морщины. Однако это не мешало ей очаровывать мужчин во исполнение воли Истинного бога.

Она жила обычной человеческой жизнью, пытаясь воспитывать детей на почитании к Нему. Ежедневно готовя пищу, убираясь или играя с детьми, она думала о том, что ждет ее дальше и будет ли она еще нужна Истинному богу. Аризна старалась не привязывать к смешливым дочерям и серьезному сынишке, но нежность пронизывала ее сердце каждый раз, когда кто-то из них делал успехи. Однажды она с грустью подумала о том, что эти дети могли быть от Кодарда, и они вместе бы воспитывали их. Но дерилидосу было угодно избрать ее своим орудием, а потому она отогнала воспоминания о возлюбленном и впредь давила их в зародыше, чем вскоре стерла их из своей памяти навсегда.

Когда мальчик, бывший самым младшим, научился говорить и ходить, дерилидос вновь явился Аризне. Она стирала одежду в холодной реке, отчего пальцы занемели, когда вдруг почувствовала Его долгожданное присутствие. На дрожащих от волнения ногах она обернулась и, увидев черный, как прежде, плащ с глубоким капюшоном, рухнула на колени.

– Мой господин, – слова застревали в горле. Аризне хотелось плакать и смеяться одновременно, но она лишь смиренно склонила голову, внутренне ликуя, и готовая впитывать каждое брошенное им слово.

– Ты хорошо потрудилась, дитя. Но теперь тебе предстоит оставить своих детей их отцам и двинуться дальше.

Перед внутренним взором женщины пронеслось лицо каждого ее ребенка, когда тот едва появился на свет. Сердце сжалось от боли, но Аризна стиснула зубы

– Не печалься, ты  сможешь снова родить. Я об этом позабочусь.

Он отобрал у нее ее возлюбленного, ее детей, ее прежнюю жизнь. Но все это было неважно, ведь ей никогда не постигнуть суть замыслов его. Аризна была благодарна за подаренную ей возможность родить еще детей и время, что она, быть может, сможет с ними провести.

– Все что угодно, мой господин.

Глава девятая

– Ты ведь понимаешь, что оставаться здесь: на этой горе, в этом мире смысла нет? Это даже опасно, – я нетерпеливо расхаживала взад и вперед, топча босыми ногами мягкий снег.

– По-твоему прорываться сквозь ряды этих нелюдей, чтобы попасть в новый неизведанный мир менее опасно? – сверкнул белозубой улыбкой мой обаятельный собеседник.

Но я упрямо настаивала на своем.

– Мы должны попробовать.

– Я знаю, как это будет, – он стал загибать длинные тонкие пальцы. – Мы, ты в особенности, будем выделяться среди всей той породы, что обитает на этом дьявольском причале. Нас сразу захотят заковать, чтобы позднее нашинковать в одном из трюмов, – на этих словах его передернуло. – Мне придется принять облик опасного зверя. Зверя придется выбрать другого, а, ты скорее всего этого не знала, но чем чаще ты оборачиваешься в одного и того же животного, тем легче его контролировать. А не опасного зверя контролировать труднее, особенно в свете того, что придется прорываться с боем. Все закончится тем, что я под горячую руку убью свою судьбу, то есть тебя – он вновь улыбнулся, – и умру сам, утканный этими чертовыми стрелами.

Его доводы были уместными и правильными, но я начинала закипать.

– А ты, значит, хочешь, чтобы мы провели остаток жизни на этой скале?

– Только ты и я, – мурлыкнул он, – звучит заманчиво.

– А ты не думал, что прежде, чем ты получишь право так спокойно рассуждать на тему нашего уединения, тебе было бы неплохо заслужить мое внимание? –  я стала на него надвигаться, повышая голос. – Или по-твоему похитить меня, расхаживать в чем мать родила, превратиться в животное и принести тушу козла, которую мне самой же и пришлось разделывать, это то, после чего мое сердце станет твоим навеки? – для красного словца пришлось немного преувеличить, но то как изменился в лице Джек, говорило о том, что мои слова возымели нужный эффект. – Или, может, все-таки поможешь пробиться к этой злополучной двери и станешь для начала верным другом?

Он ненадолго замолчал, после чего глядя в сторону произнес:

– Извини. Я был так рад, что отыскал тебя. И только сейчас понял, что ты моих чувств не разделяешь и разделять не должна, – он поднял на меня два травяных озера грусти. – Конечно, я помогу тебе.

Я почувствовала себя неловко, и, чтобы сгладить ситуацию, я полезла в рюкзак. С максимальным шумом достав карту, я села напротив Джека и развернула карту, разложив ее на коленях.

– Видишь, – я ткнула пальцем в точку, обозначавшую дверь, которая должна была вывести нас в другой мир.

– Угу.

– Ты был там? – спросила я, сделав ударение на последнем слове.

– Да, но мне сложно припомнить двери.

Остаток дня мы провели за обдумыванием плана. Не удовлетворившись результатом, мы все равно решили выступить, оставив место для спонтанных действий. Начать мы решили, как только стемнеет, надеясь, на то, что получится прокрасться незаметно. Когда день растворился в фиолетовых сумерках, я закинула на плечо рюкзак и отвернулась, дожидаясь пока оборотень превратится. О том, что все прошло успешно, меня оповестил клокочущий гортанный звук, раздавшийся из-за спины. Вздрогнув, я обернулась и увидела пушистое, стоявшее на четырех лапах животное, темного блекло-зеленого цвета и упавший жилет. Тепло и холод меня с обретением новой самости беспокоили мало, потому я надела ее и, заглянув животному в глаза, произнесла:

– Приступай.

Даже стоя на четвереньках, мой спутник в холке доставал мне до плеча, а выпрямившись и  обняв меня одной лапой, и вовсе казался гигантом. Бесшумно спустившись с горы, оборотень вновь стал перебираться прыжками по деревьям, как накануне, когда снял меня с ветки.

Я вовсю пользовалась обретенным умением видеть в темноте и вертела головой по сторонам, всматриваясь в скопление темной хвои вокруг, но сквозь просветы видела лишь другие деревья и снег, устлавший землю внизу. Вскоре мне это наскучило, поэтому и еще потому, что одна неудачно убранная ветка съездила мне по лицу своими колючими иголками, и я уткнулась в мягкий мех.

Я всем сердцем верила в то, что мой спутник не ошибался, утверждая, что он найдет обратную дорогу к пристани по памяти. Заблудиться в этом лесу, где не обитали ни птицы, ни звери, мне очень не хотелось. Мягкий мех был приятным на ощупь, а мерные движения убаюкивали. Я не стала противиться власти сна, чтобы в голову не лезли сомнения и страхи.

Когда Джек разбудил меня, вокруг царствовала глубокая безлунная ночь, которая, однако, не была проблемой для моего нового зрения. Ушей достиг тихий плеск воды, а ноздрей – смрад.

– Видишь, вон там, – прошептал мне на ухо оборотень, от чего по шее пробежали мурашки.

Я посмотрела в указанную сторону, где виднелась маленькая хибара, на вид двух шагов в поперечнике. Она стояла близко к причалу, где были пришвартованы несколько судов. Хотя на первый взгляд, на второй и даже на третий я убедилась, что они не достойны зваться даже суденышками. Три хилых барки, одна из которых почти полностью ушла под воду, и небольшое торговое судно, в котором виднелись выбоины, едва ли могли уплыть с этих проклятых берегов.

– Думаешь, это она? – спросила я шепотом.

– А ты видишь здесь другие двери?

Повертев головой, я видела лишь темно-серую гладь, уходившую вдаль там, где путь ей не преграждала стена леса.

– Двери еще должны быть на том корабле, – я указала на унылое торговое судно. – Хотя бы одна каюта, я думаю, закрывается дверью.

Джек замер в задумчивости:

– Это то самое судно, с которого я бежал.

«Которое ты утопил в крови», – хотела поправить я, но отогнала эту мысль как лицемерную. Ведь на его месте, я поступила также.

– Если та дверь окажется не той, что нам нужна, мы проверим двери на корабле, идет? – его зеленые глаза в темноте ночи казались сияющими, как две маленькие звезды.

– Идет.

Договорившись, мы тихонько вышли из леса. Я старалась дышать ртом, потому как каждый шаг, приближавший нас к двери, усиливал паривший вокруг смрад. Вокруг не было ни души, тишину разбавляли только наши тихий шаги и плеск реки. Кучи бесполезного дерева, не иначе, как по недоразумению богов, бывшие суднами, выглядели безжизненными.

Не смотря на это, мы двигались, пригнувшись, и таким образом преодолели половину пути. Волнение, не смотря на все мои усилия все это время, тихонько жужжавшее мне на ухо, смолкло. Я выпрямилась, намереваясь преодолеть оставшийся путь, не заботясь о бессмысленных предосторожностях и поскорее покинуть этот негостеприимный мир. Спустя мгновение в ладони от моего лица пролетела стрела, с глухим свистом рассекая густой смрад. Я схватила своего напарника за руку и, что есть мочи припустила к цели. Но успела сделать и двух шагов, когда мою ногу насквозь прошила очередная стрела.

Боль, явившаяся с опозданием, заставила меня закричать. Потеряв равновесие, я споткнулась и упала на гнилые доски, обливаясь слезами. Джек, не теряя времени даром, бесцеремонно подхватил меня на руки, чем вызвал новую вспышку боли. Сквозь мокрую пелену, застилавшую глаза, я смогла разглядеть лишь то, что у него самого в плече застряла стрела. Сердце бухало в ушах. Сквозь уши, будто забитые ватой я услышала, как рядом раскрылась скрипучая деревянная дверь и как она захлопнулась. Снаружи нарастал шум. Я смогла заставить себя прекратить всхлипывать и спросила тяжело дышавшего спутника:

– Неужели эта дверь не та?

Он не ответил, лишь аккуратно ссадил меня рядом с непонятно откуда взявшимися здесь мешками с зерном, и открыл дверь, попутно превращаясь. В этот раз время не замедлилось, но в этом и не было нужды. Я едва успела заметить, как мой высокий поджарый спутник превратился в большого белого кота, который, встав на четыре лапы, распахнул при этом дверь. Вместе с этим в глаза ударил яркий дневной свет, заставив их слезиться.

Мысли мгновенно пронеслись в голове: «Мы в другом мире и не знаем, что там за битва». Я вскочила, забыв о раненной ноге, за что получила разряд боли, от которой вновь хлынули слезы. Но главное я сделать успела, а именно закрыть дверь и повиснуть на оборотне, не давая ему выйти. Он огрызнулся, лязгнув зубами у меня прямо перед лицом. Но я продолжала его держать, надеясь, что он успеет обернуться раньше, чем откусит мне голову.

Все это время я не переставала плакать, пуская слезы в пушистый белый мех. Боль в пробитой конечности, мир, в который мы попали, путь валькирии, навязанное замужество – все это отступило в тень. В моей голове была лишь одна-единственная мысль, что Джека нужно удержать во что бы то ни стало. Поглощенная этим, я не сразу почувствовала теплое касание кожи к моему лицу. Джек вновь стал человеком, этот человек обнимал меня и поглаживал по спине, приговаривая:

– Тише, тише, судьба моя.

Я слабо улыбнулась сквозь слезы:

– Арьянэт, Джек, меня зовут Арьянэт.

В его крепких объятиях я чувствовала себя в безопасности. Уютное спокойствие, наполнившее мою душу в тот момент, я не ощущала, казалось целую вечность, с Вирипурии. Но одно лишь неосознанное движение привело к тому, что ногу пронзила резкая боль, из-за которой я дернулась и устало уронила голову оборотню на плечо. Из глаз вновь полились слезы, запас которых казался бесконечным.

Но человек, резко распахнувшей дверь, разрушил стену, которой мы отгородились от всего мира, своим появлением и словами:

– Не двигайтесь, и я не причиню вам вреда.

В воздухе разлился знакомый тонкий аромат, который касаясь ноздрей, едва уловимо холодил их. Свет, ворвавшийся вместе с мужчиной, ослеплял и в первые мгновения мешал разглядеть вошедшего. Но бесцветный голос, в котором не угадывались ни подобающая моменту осторожность, ни ярость мог принадлежать лишь одному человек. Мне понадобился лишь беглый взгляд привыкших к свету глаз, чтобы убедиться в том, что каким-то невероятным образом, мое предположение оказалось верным.

– Хокен?

Вместо ответа Главный гончий сделал шаг к Джеку, еще державшему меня в объятиях, и молниеносно ударил его кулаком по лицу.

– Хокен! Что происходит? – от шока голос сделался тонким, как мышиный писк.

Но оборотень уже взвился и с быстротой принял облик гадюки. Со зловещим молчанием он бросился на моего жениха и почти успел укусить, замерев всего в одном ногте от обнаженной кожи, под разорванным рукавом. Очевидно, Гончий использовал тоже заклинание, что применил к волку, от которого меня спас в лесу. Я успела заметить, что он был в кафтане, который я ему сшила из добытой шкуры несколько дней назад, хотя казалось, что прошла целая вечность. «Не был ли тот волк оборотнем?» – промелькнуло у меня в голове.

Однако на этом Хокен не остановился и стал сжимать горло змее, гипнотизируя ее своими синими пламенными глазами. Дыхание перехватило, будто твердая мужская ладонь сомкнулась на моей шеи. Я попыталась подняться, уже свыкнувшись с тупой пульсирующей болью в ноге, встала во весь рост и влепила своему жениху звонкую пощечину. В этот жест я вложила все свое негодование, но при этом оперлась на больную ногу и с криком упала обратно. Лицо моего жениха было маской, которую отняли у какой-то ледяной скульптуры. Когда оно резко повернулось в мою сторону, трудно было поверить, что эти черт принадлежат живому человеку из плоти и крови.

Я не была уверенна, что отрезвило его больше пощечина или крик, но змею-Джека он выпустил, хоть тот так и остался висеть замершим в воздухе. Мсье Ривз наконец-то обратил внимание на меня.

– Тебе больно, – заметил он, присаживаясь. «Погода сегодня очень приятная», – могла бы таким же голосом сказать я в светской беседе. Хотя выражение лица у меня все-таки было бы более приятным.

– Вы очень наблюдательны, не зря вы занимаете высокий пост, мсье, – нога продолжала пульсировать, отчего тон голоса, должный быть ядовитым, звучал скорее как усталый. Я до сих пор опасалась смотреть на рану, заранее содрогаясь от того, что могла там увидеть,  а потому сдалась и мирно добавила, – нужно промыть и перевязать, но у меня нет для этого необходимых средств.

– Что ж, зато я могу наложить тебе жгут из твоего любовника.

В другой раз я бы порадовалась тому, что мне вновь удалось вывести мсье Ледышку из равновесия, что чувствовалось в том, как его холодный тон резал, причиняя физическую боль. Но тогда меня занимало другое. Этот человек, будучи всего лишь навязанным женихом, позволял себе вольности в адрес моего верного друга и защитника. Все мое существо закипало от ярости, которая лопнула, как гнойник, при словах:

– Ты ведь все еще остаешься моей невестой.

– Отпусти его сейчас же! – звук, вырвавшийся из моего рта, разительно отличался от того легкого голоса, которым я разговаривала всю жизнь. В нем слышались и рык, и шипение, и даже свист ветра.

Хокен Ривз смотрел на меня обычными фиолетовыми глазами, а на его лице недоумение смешалось со страхом и удивлением. Однако мои слова произвели эффект не только на него. С Джека слетело сковывавшее его заклинание, но форма оборотня осталась. Будто этого и дожидаясь, он вмиг преодолел разделявшее их расстояние и укусил Главного гончего один раз в руку и тут же второй раз в щеку. Сделав это, он вновь превратился в человека и занес кулак для удара, который мой жених успел отразить. На завязавшуюся драку я смотрела из-под полуопущенных век. Последние силы, что остались после пребывания в мире нелюдей, ушли на сильный эмоциональный всплеск. Я устало смежила веки, под звуки ударов. Одна часть меня хотела вновь вмешаться, но она угасла, как и остальные, растворившись в мягкой окутывающей тьме.

– Ты должен уйти, – в голосе говорившего клокотал еле сдерживаемый гнев.

– Я уйду только вместе с ней, – у собеседника первого голоса чувства были точно такими же.

Мне хотелось зарыться в подушки и попросить их замолчать, но во рту так пересохло, что вернуться обратно в сон не получалось. В этом сне я, Джек и Лисса гуляли по освещенному луной саду пансиона и разговаривали обо всем на свете. Я до сих пор слышала звонкий смех подруги, когда оборотень ради потехи превращался в утконоса или ехидну.

– Воды, – это слово я просипела, да так тихо, что сама едва разобрала.

Джек стал рыться в рюкзаке, а я, окончательно проснувшись, села. Оборотень где-то раздобыл одежду, которая, на мой взгляд, создавала несколько распущенный образ, но, тем не менее, очень ему шла. Черный замшевый пиджак с розовой шелковой подкладкой был надет на голое тело. Пуговицы на нем были сорваны, отчего тот не застегивался и открывал на обозрение смуглую мускулистую грудь и выделяющиеся мышцы живота. Прямые черные штаны были заправлены в высокие сапоги с серебряными пряжками в виде маленьких молний. Такая же молния красовалась на поясе.

Когда он отыскал фляжку и протянул ее мне, я с удовольствием напилась. Закончив, я потянулась и принялась осматриваться, стараясь не глядеть на оборотня, который, преобразившись, сильно привлекал к себе внимание. Оказалось, что я лежу на низкой деревянной кушетке, по всему основанию которой были вшиты подушки. Мы находились в небольшом шатре, тканевые стены которого были полосами выкрашены в желтый, зеленый и синий цвета. Из обстановки внутри были только два походных стула, на которых сидели Джек и Хокен Ривз, с обеих сторон моей лежанки.

– Я снова дома? –  с надеждой спросила я своего жениха, глаза которого вновь полыхали синим пламенем, но я, уже наученная опытом, смотрела несколько мимо, на ухо с перламутровой жемчужиной.

– Да.

Взгляд упал на ногу, на которой не осталось ни следа от стрелы, которая по ощущениям прошила ногу насквозь. И тут меня осенило, я вопросительно уставилась на Джека. Он только улыбнулся и кивнул.

– Эксперимент, – сорвалось у меня.

Моего жениха, судя по всему, выводило из себя то, что мы обмениваемся взглядами. Чтобы вновь обратить внимание на себя, он холодно бросил:

– Твое путешествие окончено.

Эти слова повисли в воздухе. Я прислушалась к своим чувствам, но ни облегчения, ни радости не было.

– Но я ведь ничему не научилась, – осторожно заметила я.

– Это значит, что ты станешь моей женой.

Джек, услышав эти слова, взвился.

– Может быть, прежде заслужишь ее добровольное согласие? – его миндалевидные зеленые глаза с длинными черными ресницами искрились праведным гневом.

Мне вспомнилось, как еще день назад я подобным образом отчитывала его самого. На Главного гончего такой трюк, однако, не произвел никакого впечатления, поэтому я тоже решила уточнить.

– В какой момент, мсье, Ваши чувства ко мне воспылали? Что-то я не припомню подходящих ситуаций.

 – Когда увидел, что ты обнимаешь незнакомого мне голого мужчину, – он бросил это так резко, что даже его бесцветный тон приобрел некоторый оттенок.

Меня такие перемены лишь только позабавили, и я как бы ненароком обратилась к Джеку.

–  Мсье Ривз сейчас сказал, что отказался от предложенного пирожного из-за нежелания его есть, но оно ему срочно понадобилось, когда пирожное захотелось съесть кто-то другой. Я ничего не путаю?

 – Все так, – оборотень покивал.

Хокен промолчал, спрятавшись за своей извечной маской, и мне очень захотелось вновь ее сорвать, чтобы увидеть его истинные эмоции, которые он, судя по всему, привык не контролировать. Но я чувствовала, что сил на то, чтобы вновь бушевать, у меня сейчас не хватит.

– Однако мое мнение о тебе не имеет никакого значения. Я вернулась в этот мир, потому что сюда меня привела дверь. Браслета у меня больше нет.