Текст книги "Ката - дочь конунга (СИ)"

Автор книги: Мария Степанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

26

Раннее утро еще не прогрелось солнцем, и Машу немного знобило. Хотя, может и не от этого. Она пару раз останавливалась, замирала, готовая развернуться и бежать назад, но, потом все же делала шаг вперед и продолжала путь. Выйдя из зарослей кустарника, Маша наткнулась на раннего бегуна с собакой. Бегун ошарашено проводил ее взглядом, собака гавкнула. Маша вышла на аллею, где проходила оживленная тропа, и села на скамейку. Все.

Ощущая безмерную тяжесть, она развязала и стянула с головы дурацкий кокошник. Хотелось плакать, слезы жгли глаза, Маша упорно смаргивала их, сердито проводя тыльной стороной ладони по глазам. Ей еще надо было как-то добираться до дома, идти далеко, денег с собой, естественно не было. Ощущение нереальности не покидало ее, все вокруг казалось странным и каким-то противоестественным. Этот запах в воздухе, шорох колес по асфальту, грохот сваебоя на стройке неподалеку. Как можно жить в таком шуме?! У Маши разболелась голова, хотелось скорее укрыться где-нибудь в тишине. Она поднялась и долго шла по петляющим дорожкам, пока не прошла в арку ворот. На обочине дороги махнула проезжающему автомобилю. Водитель затормозил, Маша наклонилась к стеклу.

– На Пушкина довезете?

Водитель кивнул, Маша села в салон. Тут ужасно пахло "освежителем" воздуха и табака, но делать было нечего. Водитель поглядывал в зеркало заднего вида, любопытствуя, чем занята девушка в древнерусском сарафане. Но Маше было все равно, она смотрела вдаль через не слишком чистое стекло и совершенно ничего не видела.

Они подъехали к дому, водитель обернулся за оплатой.

– Подождите пять минут, – попросила Маша, – сейчас вынесу деньги.

– Эй, красавица! – возмутился водитель, – так не делают!

– Да не бойтесь! – досадливо ответила она, – не сбегу. Вот вам залог.

Маша бросила на переднее сидение кокошник и вошла в подъезд. Тут, как и везде, невозможно воняло. И как она раньше не замечала этого. Поднявшись на свой этаж, Маша подошла к квартире, потом опомнилась и позвонила в соседнюю дверь. Она увидела, как мелькнула тень в глазке и натужно улыбнулась. Дверь открылась, на пороге стояла женщина в фартуке с разноцветными самоварами.

– Здрассте, тетя Света, – сказала Маша, – а Серега дома?

– Здравствуй, Машенька, – растерянно ответила соседка, – спит еще…

– Я зайду, – сообщила Маша и вошла, слегка подвинув хозяйку квартиры.

Серега спал, раскинувшись на разложенном диване. Маша помнила эту комнату и этот диван с детства, когда приходила к Сереге играть в компьютерные игры и собирать лего. Она наклонилась и потрясла друга детства за голое плечо.

– Серый! Просыпайся!

Юноша разлепил глаза, посмотрел на нее мутным взглядом, потом, поняв, кто перед ним, сел на постели, одновременно натягивая на себя пододеяльник, которым укрывался.

– Машка! – Серега таращил сонные глаза, – ты где была?! Твои родоки мне весь телефон оборвали!

– Серый, – Маша устало присела на край дивана, – иди, заплати мужику внизу, я ему должна. И потом я обещаю, все расскажу тебе.

Серега вскочил, все еще обмотанный пододеяльником, кое-как натянул спортивные брюки и футболку, взял с полки смятые "сотки", валявшиеся там, очевидно, с момента, когда Серегина мать собирала стирку и потребовала, чтобы сын очистил карманы, и вышел. Маша сначала сидела, тупо уставившись в одну точку, потом прилегла на краешек и закрыла глаза. Когда приятель вернулся, держа в руке кокошник, она спала, уткнувшись лбом в бортик дивана. Ноги в белых сапожках свисали с краю, Серега аккуратно стянул сапоги, поднял ноги на диван и укрыл подругу пододеяльником. Ничего не понимающая мама тревожно заглядывала в дверной проем и вопросительно смотрела. Серега прикрыл дверь, шепотом что-то объясняя матери.

Маша проснулась от навязчивого щелканья. Она открыла глаза, повернулась к источнику звука. У окна за столом Серега в наушниках быстро-быстро стучал по клавиатуре. Заметив, что она пошевелилась, он снял наушники и улыбнулся.

– Ну ты спа-а-ать! – протянул он, – уже четвертый час!

– В смысле – четвертый? – не поняла Маша.

– В прямом, – ответил молодой человек, – пятнадцать часов двадцать семь минут.

Маша села, потерла лицо ладонями. Чувствовала она себя ужасно.

– Ты где была-то? – Серега подъехал к дивану на стуле, уперся пальцами ноги в край и отталкивался каждый раз, когда стул подвозил его слишком близко. – У тебя телефон разрядился.

Маша молчала. Она не знала, что говорить. Если она начнет рассказывать историю, как она побывала в прошлом, пожалуй, Серый подумает, что она сошла с ума. Хотя… С Серегой они совершали самые безумные поступки, и он всегда поддерживал ее. Никто больше не согласился идти вместе с ней на раскопки с черными копателями. Правда, тогда они ничего не выкопали, но все равно. И случай, когда он вывез ее из клуба пьяную и полураздетую, раскидав троих незнакомых парней, доказывает, что Серега именно тот человек, которому можно довериться.

– Серый… – Маша еще немного поскрипела мозгами, – ты даже не представляешь…

– Конечно не представляю, – кивнул Серега, – вообще-то, я подумывал пойти в полицию, но решил, а вдруг ты… ну… как в тот раз… когда с басистом из той группы… уехала. Но, когда тетя Аня звонила, я ей ничего не сказал!

– Мама звонила? – испуганно переспросила Маша.

– Ага, три раза. Сначала на твой телефон, а потом он разрядился, и она мне позвонила.

– Блин… Где телефон?

– Твой? – уточнил Серега, – вон там, в сумке.

Маша увидела на полу в углу свою сумку, встала, взяла ее, пошарилась, достала аппарат. Да, само собой разряжен.

– Дай зарядку, а? – попросила она, – хотя… не надо, сейчас домой пойду, там заряжу.

– Маха, – напомнил Серега, – ты где шлялась, русская красавица? И почему до сих пор в сарафане? Уже неделя прошла!

– Серый, ты не поверишь, – устало повторила Маша, – но я была в прошлом.

– В чем?! – Серега непонимающе наморщил лоб.

– В прошлом, – терпеливо повторила Маша.

– В прошлом чего?! – снова спросил парень.

– Нашей страны, – ответила Маша.

– Ты прикалываешься что ли? – Серега пытался уловить настроение подруги.

– Если бы, – Маша посмотрела в удивленные глаза Сереги, – я совершенно серьезно тебе говорю, что была в древнем Новгороде, видела княгиню Ирину, жену Ярослава Мудрого, маленькую Анну Ярославну, которая станет королевой Франции и познакомилась с Катой, дочерью конунга Олафа.

Выражение лица приятеля было настолько комичным, что Маша первый раз за этот день улыбнулась.

– Демидов – наркоман, – наконец промолвил Серега, – я тебя предупреждал, не связывайся с ним!

– Серый! – прикрикнула Маша, – я не нюхала, не кололась и не пила! Я даже не курила все это время! Я серьезно тебе говорю! Там, в парке, есть временная дыра! И я в нее прошла! Я целую неделю прожила во дворце! Видела такое, что тебе и не снилось, гребаный ты реконструктор! Смотри!

Она протянула вперед руки, подсунув другу идентичные кольца.

– Это чего? – с опаской спросил Серега.

– Эти, – пошевелила Маша пальцами левой руки, – бутафорская дешевка. А эти – указала она на правую руку, – настоящие. Это подарок.

– От кого? – спросил Серега.

– От подруги и самого лучшего в мире мужчины, которого я больше никогда не увижу.

27

Маша слушала, как чирикают воробьи. Город еще спал, и шум автомобилей не заглушал звуков природы. Оказывается, здесь тоже поют птицы, только она никогда не прислушивалась к этому. А еще, на рассвете какой-то особенно чистый воздух. Маша стояла в ночной рубашке у распахнутого окна и вдыхала прохладу. Скоро воздух прогреется, наполнится смогом выхлопных газов и прохладная свежесть исчезнет.

Она вернулась в постель, вынула из-под подушки телефон. Половина пятого утра. Где-то сейчас начинали кукарекать голосистые петухи. Маша взглянула на руку. Она так и носила те кольца, хотя они были слишком громоздкими, чтобы походить на девичью бижутерию. Кольца из коллекции костюмерши пришлось вернуть, и когда она отдавала их вместе с нарядом, в душе как-будто что-то оборвалось, словно это был последний шаг, не сделанный назад. Костюмерша придирчиво осмотрела сарафан, который Маша тщательно выстирала вручную, боясь засовывать расшитое платье в стиральную машину, не нашла изъяна и, все же, нахмурившись для порядка, отчитала Машу за то, что она не сдала реквизит сразу.

– Надо бы взять с вас оплату за аренду, – проворчала она, – этот костюм один из самых дорогих!

Маша ничего не ответила, расписалась в толстой тетради и ушла. Каникулы официально начались, но заняться было нечем. Пару раз звонили знакомые, звали на шашлыки в загородный дом, и купаться на городское водохранилище, но Маша оба раза отказалась. Шашлыки предполагали много алкоголя и непременное деление по парам, а она не нуждалась ни в том, ни в другом. А водохранилище хоть и пользовалось спросом у жителей города, но, все же, было просто большой теплой лужей, Маше там не нравилось. Единственной отдушиной в беспросветной тоске был Серега, который никак не мог оставить ее в покое. Серега поверил в рассказ сразу и безоговорочно. Маша сначала подозрительно присматривалась к другу, пытаясь рассмотреть в его лице тень насмешки, но не увидела ничего, кроме загоревшихся глаз. В тот день, когда она выспалась на его диване, Маша подробно все рассказала. Не сразу. Сначала она забрала свои вещи и ушла домой. Квартира встретила ее нежилой пустотой, легким запахом пыли и давно непроветриваемого помещения. Маша открыла окна, протерла полы и вообще много суетилась, чтобы хоть как-то заглушить в голове собственные мысли. Когда она наконец устала и почувствовала, что голодна, то пошла на кухню. В холодильнике съедобного было мало – засушенный кусочек сыра, жопка от колбасы, тоже изрядно подсохшая, пучок салата, съежившийся на дне контейнера, пара помидоров и огурец, непонятно как выжившие и бутылка молока, которую никто не открывал, и от этого она было условно свежим. Маша долго смотрела на это богатство, потом достала кастрюльку и сварила гречневую кашу на воде. Запах каши казался таким притягательным, что Маша время от времени приподнимала крышку и нюхала парок. Когда каша сварилась, она положила в тарелку, бросила сверху кусок сливочного масла и долго помешивала, ожидая, когда еда остынет.

В дверь позвонили, Маша оставила тарелку и пошла посмотреть, кто пришел. Серега вошел с улыбкой, протянул ей тарелку, накрытую кухонным полотенцем.

– На, мать передала.

Маша приподняла полотенце – под ним лежал кусок рыбного пирога.

– Передай тете Свете спасибо, – сказала Маша.

Серега кивнул. Они прошли на кухню, Серега налил себе кружку чая, он был частым гостем, и за нам не нужно было ухаживать. Маша предложила ему каши, но приятель отказался.

– Худеешь что ли? – спросил он, подозрительно глядя на содержимое тарелки.

– Неа, – пробормотала Маша, пережевывая гречку, – вкусно!

– Ну да, – с сомнением покивал Серега, – ты еще молочный суп с пенками свари.

Они вместе ходили в детский сад, и воспоминания о еде были одинаковыми.

А потом она ему все рассказала. С самого начала, как пошла в тень леса, подальше от туристических троп, посидеть в тишине и покурить, как потерялась, а потом встретила девчонку, которая увела ее в древнерусский город и назвалась Катой. Как провела ночь в темной подклети, еле выбралась оттуда, сбежала, и вернулась уже по своей воле. Серега слушал, как завороженный, забывая моргать. Маша не стала пересказывать подробности, касающиеся только ее, но приятель и сам догадался, что без романтической истории не обошлось. Когда она закончила, он долго думал, а потом вдруг спросил:

– А как ты их понимала?

– В каком смысле? – удивилась Маша.

– Ну, когда они с тобой говорили, ты все понимала?

– Да, – это был странный вопрос, – а почему я не должна была понять?

– Ну-у, – Серега почесал затылок, – наверное потому, что тогда говорили по-другому.

– По какому – другому?! – Маша показалось, что он придирается, – нормально они говорили, как мы с тобой. Ну, разве что, с каким-то будто напевом.

– Ну вот гляди, – Серега что-то потыкал в своем телефоне, потом протянул Маше, – на, прочти!

Маша посмотрела в экран гаджета, на котором светился кусок древнерусского текста. Сначала витиеватая письменность казалась ей совершенно непонятной, но потом, буквы начали выстраиваться в правильные ряды, выравниваться и принимать вполне читаемый вид. Маша взяла в руки телефон и начала читать:

– От Гостяты к Василю. Что дал мне отец и родичи дали впридачу, то за ним. А теперь, женясь на новой Жене, мне он не дает ничего. Ударив по рукам, он меня прогнал, а другую взял в жены. Приезжай, сделай милость.

Серега смотрел оторопело, потом выхватил телефон и начал всматриваться.

– Как ты это делаешь?! – удивленно спросил он.

– Что именно? – не поняла Маша.

– Ну, читаешь как? Тут же непонятно нихрена!

– Да все там понятно! – настаивала Маша.

Они даже ходили на то место. Последнюю сотню метров Маша преодолела с учащенным сердцебиением, но, ничего не случилось. Они потратили полдня, Серега облазил каждый сантиметр, но прохода так и не нашел, и покинул поляну сильно разочарованный. Маша даже пожалела, что рассказала все другу, потому что последующие дни он не давал ей покоя, требуя снова и снова пересказывать подробности, описывать одежду и оружие, поведение людей, в общем все, что составляло Серегин интерес как реконструктора-энтузиаста.

– Что ж ты ничего покрупнее кольца-то не прихватила?! – сетовал он.

А Маша вечерами шерстила интернет. За неделю она перечитала, наверное, все, что касалось эпохи Ярослава Мудрого, но никакой информации о Кате не нашла. Про Магнуса было, да. Но то, что она узнала, совсем не порадовало ее. Судьба мальчишки была незавидна. Она искала и искала, стараясь дотянуться до них, живых где-то там, почувствовать их, но, ничего не происходило.

Вскоре приехали родители. Мама, первым делом, отчитала за беспечность.

– Маша, – выговаривала она, – ты понимаешь, что заставила меня волноваться?! Зачем тебе телефон, если ты не отвечаешь на звонки? Почему я должна обзванивать всех твоих знакомых, чтобы удостовериться, что ты жива и здорова?!

Мама еще долго ворчала, но, в конечном итоге, все свелось к тому, что Маша еще слишком молода, чтобы оставлять ее одну надолго, и, в следующий раз она поедет с родителями.

– А в некоторых местах, – вдруг сказала Маша, – в двадцать лет уже замуж не берут!

– И тебя не возьмут, – парировала мама, – пока не закончишь институт и не найдешь свое место в жизни!

Маша не стала спорить, с мамой это было бесполезно.

28

– Любая моя, не могу дышать без тебя, не могу жить без тебя! – он шептал ей это на ухо, Маша чувствовала жар его тела и прерывистость дыхания, а потом Светозар отпускал ее, и пропадал в густом тумане, а она оставалась одна. И просыпалась. Когда Светозар приснился ей в первый раз, Маша ощутила невероятное счастье, но потом это повторялось, и она просыпалась вымотанная погоней за призрачным счастьем.

– Ты чего не ешь? – мама удивленно смотрела, как Маша гоняет сосиску по тарелке, – совсем исхудала, смотреть страшно.

– Спасибо, мамуль, – она отодвинула тарелку, – я лучше чаю.

– Одним чаем жив не будешь! – мама изрекла это важно, как древнюю китайскую мудрость, подняв указательный палец вверх, – завтрак – главная еда дня!

Маша покивала, налила чай, достала булку и масло, намазала бутерброд.

– Баба Тамара звонила, – сообщила мама, – Вася что-то не в себе, чудит, тебя требует. Съездишь, проведаешь бабулю?

Маша, не задумываясь, кивнула.

Бабушка Тамара жила в Зеленом Городе. На самом деле, Зеленый город это вовсе не город, а поселок, где Маша провела все детство. Раньше бабушка работала в местном санатории медицинской сестрой, а теперь была на пенсии, выращивала георгины и астры и присматривала за Васей. На самом деле, полное имя Васи было Кошкина Василиса Васильевна, и она была родительницей бабушки Тамары, а значит, Машиной прабабушкой. Но сама она всегда говорила: "Какая я вам Васильна?! Васька Кошкина я, вот и все!" Васе недавно исполнилось девяносто девять, и она была твердо намерена отметить сотый день рождения.

Маша любила Васю. Та, несмотря на возраст, была еще вполне бодра, обладала хорошей памятью и любила рассказывать истории из своего деревенского детства. Правда у Васи был один существенный недостаток, или, проще говоря, загон, который изрядно портил жизнь всем. Она категорически отказывалась переезжать в город, настаивая, что хочет "помереть" в родном доме. Бабушка Тамара выплакала немало слез, уговаривая Васю, но та стояла на своем. Поэтому Тамаре ничего не оставалось, как смириться. Она присматривала за здоровьем ветхой старушки, и утверждала, что сама она, Тамара, болеет больше, чем ее беспокойная мать.

– Это все от нервов, – утверждала Вася, – много ты, Томка, суетишься, вот и маешься.

Вася знала, о чем говорила. Маша никогда не слышала, чтобы прабабка повышала голос или слишком переживала из-за чего бы то ни было. Никакие события не выводили ее из себя, и Вася постоянно пребывала в благодушном расположении духа, за что внуки ее безмерно любили. Как-то однажды, когда Маше было уже лет пятнадцать, бабушка Тамара рассказала кое-что, после чего Маша начала смотреть на Васю под другим углом. Тамара была поздней дочкой. Кем был отец бабушки Тамары – не знал никто, даже сама Тамара. Вася не выдавала этой тайны. До Тамары у Васи была другая семья – муж и двое сыновей. Когда началась война, Васиного мужа призвали, и он погиб через два месяца. А сама Вася попала в оккупацию, и заболела тифом, заразившись от одного из мальчишек. Сыновья умерли, а она выжила, похоронила детей и ушла пешком из родного города. Какими-то странными путями худая изможденная женщина оказалась в госпитале под Москвой, где ее подлечили и поставили на ноги. Тут она и осталась, помогала, выхаживала раненых и делала все, что могла. Окружающие считали Васю тихо помешанной, потому что она практически не разговаривала, только смотрела огромными светлыми глазами, а по ночам тихо пела колыбельные. Раненые любили ее за доброту рук, некоторые даже пытались ухаживать за худенькой нянечкой, но отступались, понимая, что она, выполняя свою работу, мыслями совсем не здесь.

Конец войны Вася встретила растерянно. Она не знала, что ей делать, возвращаться в родной город она не собиралась, но куда идти дальше, тоже не знала. Молодая военврач, которая в свое время выходила Васю, позвала ее с собой, и Вася, не раздумывая, поехала. Врачица устроила ее уборщицей в институт, где сама преподавала, Васе дали комнату в общежитии, и она просто жила, изо дня в день выполняя монотонную работу. Кто был тот мужчина, который разбудил спящую Васину душу, неизвестно, но все, кто знали Васю, с изумлением заметили, что она покруглела, а потом в срок родила очень хорошенькую малышку. Вася обожала дочку, не расставалась с ней ни на миг, даже полы мыла, примотав младенца к спине, и, наконец-то, пригодились песни, напеваемые по ночам мальчикам, которые слушали их из другого мира.

– Она никогда меня не ругала, – рассказывала Тамара, – что бы ни случилось, Вася была на моей стороне. Однажды, когда я порвала пальто, катаясь с горки, а Вася просто взяла его, и начала штопать, я вдруг поняла, что это странно. И спросила ее, почему она меня не ругает.

– И что она сказала? – спросила Маша.

– Она сказала, что каждую секунду может случиться беда, и незачем растрачивать драгоценные мгновения на ссоры и ругань.

– Она имела ввиду своих сыновей? – догадалась Маша.

Бабушка Тамара печально кивнула.

В общем, Вася была самым добрым на свете существом. Маша с удовольствием навещала прабабушку, привозила ей подарки, которые Вася трепетно любила и принимала с удовольствием. Звонок от бабушки Тамары встревожил девушку.

– Что значит – чудит? – спросила она у матери. Странных поступков и каприз за старушкой никогда не водилось.

Та пожала плечами.

– Бабушка говорит – спит плохо, плачет, тебя зовет.

– Только этого не хватало, – озабоченно пробормотала Маша, – может заболела?

– Ох, не знаю, – покачала головой мама, но лучше бы тебе съездить.

– Ты со мной? – Маша прикидывала, как успеть на ближайший автобус до Зеленого Города.

– Нет, ты поезжай, а мы с папой приедем в пятницу на машине.

Маша кивнула согласно.

Зеленый Город встретил ее радостно, как встречал всегда. Маша любила этот поселок за его компактность и уют, но, в основном, за свои детские ощущения. Она вышла из автобуса, надела ремень сумки на плечо и двинулась в сторону стоянки такси. Недалеко была остановка рейсового авобуса, но неизвестно, сколько времени ждать.

Пожилой таксист взял недорого, довез быстро и пожелал хорошего дня. Бабушкин дом, бревенчатый, с четырьмя окнами, смотревшими на улицу, совсем не менялся от времени. Скрипучая калитка впустила ее в широкий, выметенный двор. За сетчатой загородкой ходили белые куры, которые, все как одна, повернули головы в сторону гостьи – не принесла ли она чего-нибудь вкусненького, но, не дождавшись, снова заходили, заквохтали. Из конуры вылезла заспанная собака, отряхнулась, лениво махнула хвостом, показывая, что узнала. Маша вошла в темные прохладные сени, и дернула плотную дверь в дом.

Бабушка Тамара что-то пекла – пахло божественно. Она вышла из кухни и обрадовано всплеснула руками.

– Машенька! Приехала!

Маша поставила сумку на пол, потянулась к бабушке поцеловать.

– Ну, что у вас тут? – спросила она, – Вася хулиганит?

– Да чего-то хулиганит, ага, – улыбнулась баба Тамара, – одно и то же твердит, позовите Машку, Машку позовите и все тут.

– Соскучилась наверно, – Маша привычно ополоснула руки.

– Может и соскучилась, – покладисто ответила бабушка, – кто ж ее знает.

– Ну, пойду, поздороваюсь, – Маша шагнула по тканым дорожкам в дальнюю комнату, где испокон веков обитала прабабка.

Крохотная старушка была почти незаметна среди цветастых подушек. Раньше тут стояла обычная кровать с панцирной сеткой и двумя здоровенными перинами, но родители настояли и купили для Васи хорошую ортопедическую кровать с регуляцией высоты. Вася искренне не понимала, чем не угодила внучке и ее мужу прежняя, как она говорила, койка, но новое ложе хвалила. Сейчас она лежала на спине, поверх одеяла покоились темные сморщенные Васины руки. Маша хотела было выйти, и уже повернулась к выходу, но в спину прозвучало:

– Машка…