Текст книги "Ката - дочь конунга (СИ)"
Автор книги: Мария Степанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
23
В светлице взволнованно ждали их возвращения. Ката испуганно блестела глазами, или поплакала уже, или только собиралась. Увидев Машу, она радостно вскрикнула, чем всполошила няньку, трепетливо суетящуюся у постели больной.
– Ну, чего ты? – Маша присела рядом, взяла Кату за руку, – все хорошо.
– О чем спрашивала княгиня? – затаив дыхание спросила девчонка.
– Обо всем, – загадочно ответила Маша и повела глазами, показывая, что слишком много невольных слушателей вокруг.
В эту ночь она первый раз спала одна. Ей выделили покойчик – небольшую комнату, и, в придачу, служанку средних лет. Достоинством этой комнатушки было то, что здесь, по неизвестной причине, было прорублено довольно большое окно. Комнату Каты, огромную, по сравнению с этой, освещало точно такое же оконце. Маше нравилось окно. Оно было без стекла, и воздух беспрепятственно заходил внутрь.
– А зимой как? – спросила Маша у служанки.
Та удивленно посмотрела, пожала плечами.
– Известно как, боярышня, ставнями снаружи закрывают и вся недолга.
Маша кивнула. Ясно, летний вариант.
– Молится будешь, боярышня, – спросила служанка, – или сразу почивать?
– Я помолюсь, – пообещала Маша, – ты иди, иди…
Женщина ушла, а Маша присела на кровать, довольно широкую для одного человека, оперлась руками о постель. У нее было какое-то неприятное ощущение, будто она отрывается от реальности, погружаясь в эту жизнь. Уже не так сильно влечет на ту поляну, где она провалилась во временную дыру, она совсем не испытывает потребности в мобильнике, с которым дома расставалась только на время зарядки. И совсем не хотелось курить, пожалуй, это был один из положительных моментов. Там, в комнате Каты, в сундуке под вышитым покрывалом, прятались трусы с лифчиком, завернутые в красный сарафан. Она привыкла к местной одежде.
И Светозар. Он не был навязчивым, не говорил комплиментов, но если он находился неподалеку, Маша чувствовала незримое прикосновение. Наверное, это и была любовь, Маша не знала, потому что до сих пор такого чувства не испытывала.
Она легла, поджала колени к животу, закрыла глаза. Сколько дней она уже тут? Маша пыталась вспомнить, но не смогла.
Утром ее разбудил стук. Маша вздрогнула, открыла глаза. В комнате никого не было. Маша встала, осмотрелась. На высоком табурете стояла лохань с чистой водой, рядом лежало полотенце. Значит служанка приходила. Маша наклонилась, умыла лицо. Роняя капли, она дотянулась до тканого полотенца, вытерлась. Надо, наверно, пойти, навестить Кату. На лавке у стены лежала одежда. Маша взяла в руки рубаху – чистая. Значит вчерашнюю забрали. Сервис тут что надо. Она переоделась, взяла со стола толстый костяной гребень, расплела косу. Сев на лавку, наклонила голову набок, начала расчесывать. Вчера она, надумавшись, завалилась спать как есть, и сегодня поплатилась – пряди спутались. Маша, поругиваясь, дергала спутанные участки, и ойкала, когда выдирала волосинки. В это время вернулась служанка, увидев, чем Маша занимается, бросилась к ней.
– Ну-ка дай, боярышня, – женщина вынула у нее из пальцев гребень, – у меня рука легкая. Она начала расчесывать, что-то приговаривая себе под нос, аккуратно пальцами разбирать волнистые пряди. Затем сплела косу, связала лентой.
– Ну вот, красавица, – улыбнулась женщина, – идем, тебя княжна кличет.
Маша надела кожаные тапки, называемые тут поршнями, и поспешила за служанкой. Надо бы узнать, как ее зовут… У дверей светлицы стоял вчерашний охранник, он поклонился Маше, она ответила ему тем же, чем ввела молодого человека в ступор.
Ката сидела в постели. Маша с радостью отметила порозовевшие щеки, значит дело шло на поправку.
– Ну, как ты? – спросила она.
– С божьей помощью лучше, – просипела Ката.
– Ну и молодец! – похвалила Маша.
В это время вошла лекарка с неизменным коробом и в сопровождении двух помощниц.
– Как спала, милая? – лекарка подошла к девушке, заглянула ей в глаза, взяла руку, зажала запястье, прикрыла глаза, считая пульс.
– Хорошо, – ответила Ката.
– Ну, тогда давай вставать, княжна, хватит в постельке валяться!
– Да куда же ее?! – всполошилась нянька, – только оправилась, лежать надо, силы беречь!
– Ты лучше одеться подай! – Любава осекла старуху мгновенно, – разлежится, совсем силы покинут! А на улице благодать! Сразу вжиль пойдет!
Она помогла Кате спустить ноги с кровати, молодая служанка, та, что бесконечно зыркала на Машу, подскочила, натянула на босые ступни толстые вязанные тапочки.
– Ты, княжна, молодая, сил у тебя много, болезнь еще есть в тебе, но тут терпение нужно, – тем временем рассказывала знахарка, – отвары буду тебе приносить, а ты воды больше пей, вода она целебная, любую хворь победит! Вели, пусть святой водицы принесут, ее пей, и ею умывайся.
Маша слушала советы знахарки и думала, что в средневековье выживали только удачливые. Отвары, святая вода… Господи, просто ужас! Это еще повезло, что в эпидемию чумы не попала.
Без стука вошел Магнус, увидел стоящую сестру и присвистнул радостно. Ката оттолкнула лекарку и бросилась к брату. Он подхватил ее, обнял. Все, кто были рядом, улыбались, настолько встреча была трогательной. Маша почувствовала, как стало горячо глазам, изображение расплылось и она торопливо вытерла накатившие слезы. Еще не хватало начать хлюпать.
– Передайте княгине, что княжна встала, – велела знахарка, и одна из помощниц убежала выполнять приказ.
Обедали в саду. Под деревьями поставили столы, слуги носились туда-сюда, расставляя блюда, в воздухе вкусно пахло печеным хлебом. К Кате с братом присоединились почти все княжеские дети, кроме старших. Изяслав, исполнявший роль князя, принимал посольство венгерское, вел переговоры о замужестве сестры, и, конечно, Анастасия не могла пропустить это. В тронном зале она не показалась, но, затаив дыхание, наблюдала за переговорами из потайной комнатки.
Младшие княжны в отсутствие матери вели себя свободно. Елизавета, которой минуло тринадцать, растеряла всю важность, и играла в камушки со служанками и братьями, взвизгивала, когда попадала, и громко требовала справедливости, если ей казалось, что кто-то мухлюет.
– А ведь она – просватанная невеста, – с улыбкой сказал Светозар, он подошел со спины, и Маша вздрогнула от неожиданности.
– Кто? – удивилась Маша.
– Княжна Олисава, – пояснил молодой человек, и, наткнувшись на непонимающий взгляд, пояснил, – Елизавета. Олисавой ее с детства звали, за то, что хитрая, как лиса, и рыжеволосая. Говорят, похожа на своего деда, Олафа Шётконунга, короля Швеции.
– Кто ее сватал? – с интересом спросила Маша, поглядывая на смеющуюся длинноногую девчонку, вовсе не похожую на чью бы то ни было невесту.
– О, это длинная история! Давно, когда князь с княгиней жили в Киеве, гостил у них Харальд, сын конунга норвежского Сигурда Свиньи из рода Хорфагеров. Харальд – брат Олафа Харальдссона, и принимали его со всем почтением, хотя ему тогда было всего пятнадцать зим. Олисаве было четыре, и ее в зал для пиров выносили на руках. Тогда-то и увидела она Харальда, а Харальд увидел ее. Олисава была смелая, и попросила, чтобы гость позволил посидеть у него на коленях. Гридни смеялись храбрости маленькой девочки, а Харальд, хоть и, говорят, покраснел, но, все же пустил малышку на колени. А после подарил ей перстень, которая дала ему мать, королева Аста, и поклялся, что женится на рыжеволосой баловнице, как только ей исполнится пятнадцать.
– И что, вот так вот поклялся, и теперь должен жениться? – удивилась Маша.
– Князь тогда посмеялся над юным гостем, и сказал, что он слишком беден и незначителен, чтобы жениться на его средней дочери. Харальд вскричал, что он или жизнь положит, или заработает богатство и славу во имя своей невесты.
– Ух ты! И что дальше? – Маша даже забыла смущаться прилюдной близости молодого человека, так ей хотелось дослушать историю.
– Харальд поступил на службу к византийскому императору, воевал под его знаменами, и теперь он очень богат. Но он не забывал о своей любимой – каждый год к ее именинам присылает Харальд вису – песнь о любви, где рассказывает о своих чувствах. Я думаю, скоро он снова будет здесь, и тогда уж князь Ярослав не откажет Харальду Сигурдасону, которого прозвали Суровым.
Вот она, любовь! Маша заворожено слушала историю о мужчине, который в самом прямом смысле слова завоевывал свою любовь. Она обернулась туда, где шумели дети, и с завистью посмотрела на рыжеволосую княжну. Сейчас она предстала совсем другой – юной, но такой уверенной в себе. Она точно знала, что наступит день, и ее рыцарь предстанет перед ней, выложив путь к ее сердцу золотом, драгоценными камнями и словами о вечной любви. А сейчас она была просто девчонкой, которой можно немного поиграть.
– Потрясающе! – выдохнула Маша.
– О чем шепчетесь? – из-за спины брата вышел Светислав, – милуетесь среди бела дня?
Маша все еще смущалась второго брата после истории с веником. Вот и сейчас, она ждала подвоха, но открытое лицо Светислава не выражало ни обиды, ни зависти, ни ехидства.
– Тебе бы поучиться сдержанности, – спокойно ответил Светозар, – видел я, как ты девок за бока хватал! Ох, смотри, брат! Приедет отец, мать ему нажалуется, и женит он тебя на какой-нибудь перестарке! Да хотя бы на Светлане, боярина Горича дочке.
– Боже упаси! – перекрестился Светислав, – говорят, та Светлана уж трижды была просватана, да возвращали вено, не за то, что худа или некрасива, а за то, что вредна норовом и криклива. Так и сидит в девках двадцать пятый годок. Сестры ее ненавидят, обещаются привязать камень да в озеро сбросить, потому что их никто вперед нее замуж не берет.
Братья захохотали и Маша улыбнулась вместе с ними. На звонкий смех обернулся Магнус, а Ката, держащая в руке высокий бокал с водой, пересекшись взглядами с Машей, тоже улыбнулась и поманила к себе. Маша встала с высокого стула и пошла на зов подруги.
24
– Ты такая счастливая рядом с ним, – прошептала Ката. Она берегла горло, хотя, может быть, шептала не только поэтому, – и он рядом с тобой другой. Я знаю его давно, но таким, как сейчас, не видела ни разу.
У Маши мгновенно испортилось настроение. Ситуация выходила из-под контроля, и она понимала, что надо скорее что-то решать, пока все не зашло слишком далеко. Она обернулась, посмотрела на Светозара, который что-то говорил брату, и тот горячо ему отвечал. Магнус, хоть и был над ними главным, но, в силу возраста, заглядывал братьям в рот, ловя каждое слово. Маша давно заметила, что Магнус вовсю старался походить на Светозара серьезностью суждений, величавой поступью и удивительной разумностью. Но и младший брат был интересен для молодого сына конунга легкостью характера и привлекательностью для женщин. Братья для Магнуса были не слуги, не охранники, они стали ему настоящими старшими братьями, и он набирался от них знаний, тех, что не дадут ни учителя, ни родители.
– Ты делаешь мне больно, – произнесла Маша, с трудом оторвав взгляд от мужчины, так влекущего к себе.
– Я знаю, – кивнула Ката, – мне просто хотелось в последний раз испытать тебя. Я вижу, что ты привыкаешь, но есть то, что тревожит тебя. И я понимаю, что. Я сама выросла без родителей, и знаю, что это такое. Десять лет я верила, что отец появится и заберет нас, но этому не суждено было случиться, он сложил голову на островах, и теперь я скоро лишусь брата. Я знаю, что удерживает тебя. Это любовь к родным. И я отпускаю тебя, хотя я тоже привыкла к тебе, и мне жаль расставаться.
Это звучало так, словно все уже решено. Ката потянулась к поясу, развязала небольшой мешочек, привязанный к поясу, и на ладонь выкатились два кольца. Те самые. Маша потянулась к кольцам, и вдруг ей стало страшно. Потом она, все же, совладала с собой, взяла кольца, надела. Посмотрела на пальцы – когда эти кольца ей выдавала костюмерша, она подбирала их по размеру – какие будут крепко держаться на длинных и тонких Машиных пальцах.
И эти подошли идеально, хотя в коробке лежало не меньше двадцати всяких разных – крупных перстней и тонких колечек-ободочков, с камнями и без. Но подошли только эти два.
– Завтра поутру мужчины уезжают на охоту. Магнус и братья тоже.
От этих слов повеяло неизбежностью, Маша почувствовала ком в горле, но поспешно проглотила его и кивнула. Да, пора.
Послеобеденное веселье потихоньку сошло на нет, княжны и знатные девицы удалились в свои покои передохнуть, Ката тоже засобиралась. Магнус собрался проводить ее, но Ката отказалась.
– У меня столько помощниц, что на руках донесут, – пошутила она, – а ты, братец, пойди к названному брату, хватит праздно отдыхать, пора выполнять долг.
Магнус заметно скис, но взял себя в руки.
– Ты права, сестра, Изяслав давно исполняет свои обязанности, да и мне пора поучиться у него.
Ката потянула Магнуса к себе, заставила наклонить голову и поцеловала сухими губами в лоб.
– Иди, – махнула она, да бог с тобою!
Маша смотрела, как удаляются молодые люди, и гадала, увидит ли еще этих троих, или сейчас, вот в эту самую минуту она видела их в последний раз. Чем дальше удалялся Светозар, тем больше ей хотелось плакать. И вдруг она не выдержала.
– Светозар! – выкрикнула Маша вслед, на звук ее голоса обернулся не только Светозар, но и все, кто был тут.
Маша, не обращая внимания на удивленные, а местами возмущенные взгляды, сорвалась с места и побежала к молодому человеку. Светислав заулыбался, всем видом показывая, что он понимает пылкость влюбленной девицы, а Светозар, наоборот, нахмурился, почувствовал, что такое странное поведение неспроста. Маша подбежала, запыхавшись, сердце билось так часто, что она задыхалась.
– Светозар… – повторила она и замялась, не зная, как лучше выразить свои чувства.
Светозар подошел так близко, насколько позволял этикет.
– Ну что ты, голубушка, – тихо и ласково произнес он, – о чем взволновалась?
– Светозар… – Маша снова замолчала, потом коснулась его руки и безнадежно произнесла, – удачи вам на охоте…
Затем она развернулась и пошла туда, где стояла Ката в окружении сенных девок.
Кату, под причитания нянюшки, тут же по возвращении уложили в постель, а Маша пошла к себе. Она так увлеклась собственными печальными мыслями, что вздрогнула, когда услышала детский вскрик. Развернувшись на пятках, она увидела, как вредная девка, с которой она так и не нашла общего языка, треплет за волосы Мала. Мальчишка пищал и пытался вырваться, а негодяйка, удерживая его за вихры, отвешивала несчастному звонкие подзатыльники.
– Эй! – Маша бросилась на помощь мальчишке, – ну-ка быстро отпусти!
– Ты мне не хозяйка! – резко бросила девка, – вот и не указывай!
– Ах ты зараза! – Маша вдруг очень разозлилась, схватила девчонку за запястье и стиснула так, что та вытаращила глаза, зашипела и отпустила несчастного мальчишку. Мал, поскуливая и размазывая слезы по лицу, прижался к стене.
– Мал, уходи! – приказала Маша, и он тут же сорвался с места и убежал.
– Ты чего на меня взъелась?! – потребовала Маша ответа от девчонки. Разница в возрасте и комплекции была внушительная, но девчонка так истово вырывалась, что Маша понимала, долго она ее не удержит. – Что я тебе сделала?!
– Отпусти! – выкручивалась девка, – отпусти, прокляну!
– Я тебя сейчас так прокляну, мало не покажется, – пообещала Маша, – отвечай на вопрос!
Девчонка дрыгнула ногой и больно попала по голени. Маша ахнула, схватила ее второй рукой и хорошенько приложила об стену.
– Ну-ка уймись, бешеная! – приказала она, и девчонка вдруг перестала сопротивляться, и, неожиданно, совсем по-детски, заревела. Тут уж Маша поняла, что превысила усилия, отпустила жертву, готовая к тому, что девчонка сорвется с места и исчезнет в ближайшем коридоре, но та не побежала. Она размазывала слезы и. одновременно, пыталась пригладить волосы.
– Пошли, – Маша взяла девчонку за руку, потянула за собой. В своей комнате она усадила девчонку на лавку, налила из кувшина воды в высокий бокал, подала.
– На, пей!
Та взяла, отпила, поставила на стол.
– Как тебя зовут? – спросила Маша.
– Всемила, – откликнулась девчонка. Сейчас, с блестящими от недавних слез, глазами и припухшими губами она выглядела совсем юной.
– Ну, расскажешь, чего ты такая злая, Всемила?
Девка дернулась, потом вытаращила глаза и выкрикнула с отчаянием:
– Чем ты боярину глянулась? Ты же старая! И худа, словно больная!
Так вот оно что! Несчастная любовь! Маше стало жалко маленькую дурочку, которая выбрала объектом для первой любви человека намного старше себя, да и статусом повыше. Вряд ли боярский сын мог предложить Всемиле что-то, кроме как стать его наложницей. Но, она была уверена, что Светозар не пошел бы на это. Она хотела все это сказать глупышке, но передумала.
– Я тебе не соперница, – произнесла она неохотно, – на, вытри сопли.
Маша протянула девчонке платок, та шумно высморкалась.
– Ты виноград отравила? – неожиданно даже для себя спросила Маша.
Всемила выглядела, словно громом пораженная. Она сначала хлопала глазами, потом испуганно прикрыла рот, одновременно крестясь истово.
– Что ты, что ты! – мотала она головой, – видит бог, нет на мне греха! Не я это! Не я!
Маша кивнула. Девка выглядела искренней.
– Иди уж, Всемила, – сказала она, – да впредь будь поприветливей, глядишь и на тебя кто взглянет.
Девчонка не приняла совет смиренно, снова привычно зыркнула, но у дверей вдруг обернулась и чуть склонилась в поклоне, однако, быстро выпрямилась и с достоинством вышла.
25
Она не спала всю ночь. Сначала ворочалась, жалела себя, думала о Светозаре. От этих мыслей хотелось плакать, Маша старательно шмыгала носом, не позволяя себе раскисать. Она достала кольца, которые отдала ей Ката, надела на левую руку. Кольца Мал притащил накануне. Мальчишка оправдал надежды, проник незаметным в жилище ключницы, и так же незаметно оттуда вышел. Однако, пропажа быстро обнаружилась, и, как рассказывала Умила, дочка стряпухи, крик стоял до потолка. Доброгнева требовала вора признаться в содеянном и угрожала рассказать княгине, но что именно похитили, не говорила. Под горячую руку попались кухонные бабы, девки-горничные и ребятня, которую приспособили для черной работы, но никто в воровстве не признался. Доброгнева покричала-покричала, и успокоилась. Но Мал все же опасался показываться на кухне, и все следующие дни дневал и ночевал в детинце. Ката одарила малыша большим печатным пряником, и тот, счастливый, завернув пряник в холстину, убежал хвастаться милостью своей благодетельницы.
За окном светало. Маша слышала, как переговаривались конюхи, которым с утра достало работы – готовить выезд для охотников. Взлаивали беспокойно собаки, чувствовали, что скоро побегут по полям, снимая с насиженных мест пугливую дичь. Скрипел колодец – носили воду в тяжелых бадейках на кухню – готовили ранний завтрак. Маше хотелось выйти на заднее крыльцо, сесть на лавку и смотреть, как кипит жизнь. Все, совершенно все ей здесь нравилось.
Когда стало совсем светло, снаружи затопотали кони, загикали удалые молодцы, готовые сорваться вперед. Через гомон голосов Маша слышала, как взлетает голос Светислава, он, как обычно, что-то весело покрикивал, и ему отвечали так же. Светозара не было слышно, он никогда без надобности не повышал голоса. Маша представляла, как Светозар сидит в седле, прямой, гордый, и как ему подражает держащийся рядом Магнус. Потом они выехали за ворота, и стало тихо.
Маша встала с постели, зачем-то заправила ее. Служанка придет не скоро, Маша отпускала ее спать на привычное место в подклеть. Все вещи лежали у Каты, Маша надела войлочные тапки и тихо, стараясь не наступать на скрипучие половицы, вышла из опочивальни.
У дверей, прислонившись головой к стене, дремал охранник. "Ох уж наохраняет он тут, – подумала Маша, – дрыхнет, ничего не слышит!" Но ей это было на руку. Пройдя мимо спящего, она осторожно надавила бедром на дверь.
Ката тоже не спала. Она приподнялась на локте и прижала палец к губам. На самодельной лежанке у кровати спала верная нянюшка. Маша прокралась с другой стороны широченной кровати, присела на краешек. Ката выбралась из-под одеяла, подползла, села рядом.
– Уехали, – сказала она.
– Я слышала, – ответила Маша, и, чтобы Ката не начала снова спрашивать, не передумала ли она, предложила, – давай собираться.
Собирать было нечего. Наряд, в котором она проникла в этот мир, лежал, завязанный в узел сразу под крышкой сундука. Там же были и сапожки. Маша взяла вещи, ощутила ком в горле. Ката слезла с постели, подошла к туалетному столику, открыла сундучок.
– Вот, бери, – протянула она кольцо с зеленым камнем, – я обещала.
Маша не стала отказываться, взяла подарок, надела его на средний палец правой руки. Потом подумала, пошарила в узелке и достала колечко, подаренное Светозаром. Надела на безымянный. Протянула вперед обе руки – как-будто зеркальное отражение. Кольца были невероятно похожи, конечно, если не знать, что на правой настоящие драгоценности, а на левой – дешевая бижутерия.
– И ожерелье бери, – напомнила Ката.
Ожерелье из жемчуга, прохладное после темноты сундука, охватило шею и тут же согрелось.
– А это? – указала Ката на подарок Светозара.
– Не возьму, – покачала головой Маша, – верни ему. Скажи чтобы простил меня, не быть мне боярыней.
Все-таки слезинка покатилась по щеке. Лучше бы она вообще ничего не говорила. Ката огорченно посопела, понимая важность момента, потом взяла серебрянное украшение, положила в сундучок.
– Я передам, – пообещала она.
Надо было идти, пока княжеский дом не зашевелился повседневными заботами. Маша надела сапожки, чтобы не тащить в руках. Ката потянулась за одеждой.
– А ты куда? – удивилась Маша, – ну-ка давай, ложись! Только на ноги встала, и туда же!
– Я провожу! – упрямо шептала Ката и опасливо косилась на топчан, где лежала нянька.
– Нет! – яростно отказывалась Маша, – тебе вредно далеко ходить! Я помню дорогу, сама дойду!
– Вдруг обидит кто?! – настаивала Ката.
– А ты-то знатная защитница! – скептически парировала Маша, – саму ветром колышет!
– Я умею! – обиженно ответила Ката.
В этот момент нянька открыла глаза, увидела полуодетую девчонку и испуганно вскочила.
– Ты куда это собралась, голубица моя? – спросила она, – никак бежать собралась?
Ката досадливо сморщилась, зная, что теперь от старухи будет не отвязаться.
– Нянюшка, – начала она вкрадчиво, – ты ложись, отдыхай, и так полночи возилась со мной!
Но нянька не поддалась на уговоры, и только еще больше уверилась, что больная собралась куда-то идти без ведома старших.
– Куда, спрашиваю, собралась? – чуть повысила она голос, – и эта, непутевая здесь!
Она злобно покосилась на Машу.
– С каких это пор, ты, нянюшка, у меня, княжеской крестницы, ответа просишь?! – голос Каты засеребрился обиженно.
– А с той, матушка, – с достоинством ответила нянька, – что приставила меня сама княгиня присматривать за тобой, да если что, за тебя перед ней ответствовать. Вот сейчас побегу княгине докладывать, что ты, болезная, только вчера на ножки вставши, сегодня рано поутру хочешь идти неведомо куда со своей гостьюшкой, и что-то княгинюшка на это скажет!
Это был шантаж, нянька знала, на какие струны давить. Ката сразу перестала зазнаваться, сморщилась умоляюще.
– Ну нянюшка, свет Румяна Деяновна, помоги! Надо Машу проводить, нельзя ее одну отпускать!
Надо же, Румяна! Маша смотрела на старуху и думала, что когда-то и та была юной, розовощекой, отчего отец и назвал ее Румяной.
– Никуда не пойдешь! – ответила нянька и поджала сухие губы, – сама провожу! А ты в постельку ложись и не тревожься!
Ката с сомнением нахмурила брови, прикидывая, продолжать ли спорить, или соглашаться. Потом неуверенно кивнула.
– Ну хорошо, – сказала она, – проводишь, нянюшка, до того места, ну, ты знаешь…
– Знаю, знаю, – ворчливо ответила бабка, – туда, где ты, девица, привычку заимела сигать, да гулять без сопровождения.
– Ну… да, – смущенно кивнула Ката, – проводишь и бегом назад возвращайся!
– Стара я, бегом-то, – вредничала нянька, – ноги еле ходят!
Ката подошла к Маше, обняла ее.
– Я очень хочу, чтобы ты осталась, – сказала она, – но желаю, чтобы ты открыла свою дверь и вернулась домой. Это самое главное – вернуться в свой дом. Помни обо мне, да и я тебя никогда не забуду!
Маша поглаживала девчонку по худым лопаткам, прикрытым тонкой тканью рубашки, и старалась не заплакать. Она продышалась, потом вздохнула прерывисто и улыбнулась.
– А ты выздоравливай, выбери себе достойного мужа, и будь счастлива!
Долгое прощание мучило обоих. Маша схватила свой узелок, и, не оборачиваясь, выскочила из дверей, едва не сбив с ног проснувшегося охранника. Нянька вышла следом.
– Ты, Гудим, – сказала она парню, – остаешься один княжну стеречь! Смотри мне, не дремли! Да и не болтай о том, что видел!
Охранник Гудим уважительно кивнул няньке.
Маша плохо запомнила дорогу до городского тына. А нянька, на удивление, шла уверенно. Она не разговаривала с Машей, зато все время бубнила про непутевых девок, которые пропадают в лесу, про разбойников, похищающих юных дев и еще про сорок видов погибели, к которым приблизится каждый, кто лазит через незаконную дыру в заборе. Наконец они пришли. Маша посмотрела на лаз. В прошлый раз ее подсаживали двое. Сейчас нужно было справляться самой. Она перекинула свой узел, потом подобрала подол повыше, закинула ногу и подтянулась на верхние бревна. Затем перекинула обе ноги и спрыгнула с той стороны. Няньку она уже не видела.
– Спасибо тебе, Румяна Деяновна, – крикнула она, надеясь, что бабка еще не ушла.
Но ей никто не ответил. Маша постояла, потом подобрала узелок и двинулась в сторону поляны у озера.
Там все было как и прежде – темная гладь воды, зеленые кусты по краю и дорожка, ведущая в лес. Маша наскоро переоделась, завернула вещи в узел и положила в глубину кустов. Потом осторожно шагнула по тропинке. Через несколько шагов в глазах помутнело, она даже покачнулась. Но тут же полегчало. Маша шла вперед по тропинке, и даже не оглядывалась. Это было незачем. Она была дома.
