Текст книги "Золотая Госпожа (СИ)"
Автор книги: Мария Дибич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Хандан ждала возвращения Сабии с первой их встречи с Дервишем. Девушка надела лучшее своё платье, половину предыдущего дня она провела в хамаме, надеясь, что это как-то сделает её красивее, утром ей старательно накрутили волосы, частично убрав в причёску.
Наконец, Сабия появилась одновременно весёлая и невыразимо озадаченная.
– Ну что? – Хандан постаралась выглядеть заинтересованной, но не слишком.
– Всё хорошо, я согласилась.
Девушка неуверенно села на диванчик и начала теребить тоненький браслетик.
– Я вижу, ты тревожна, Дервиш не понравился, или он обидел тебя?
– Нет, Госпожа, всё хорошо, – она мотанула головой, но глаза молили продолжать расспрос.
– Сабия?
– Он сказал, я слишком молодая, что хочет, чтобы мы не были мужем и женой в определённом плане. Я вроде бы даже рада, но это странно.
Хандан едва сдержалась от крика истинного восторга женщины, чудом не покинутой своим возлюбленным. Приятное чувство блаженства растеклось по её телу, наполняя сердце теплом и мягкой тревогой перед грядущим.
– И что ты ответила? – она гордо задрала голову, стараясь выказать заинтересованность.
– Согласилась, конечно, что ещё я могла? – Сабия вопросительно пожала аккуратными плечиками.
– Правильно, девочка моя, из-за таких мелочей глупо потерять Великого Визиря. Тебе повезло: он довольно молод, и, насколько я могу судить, паша – человек добрый.
– Мне тоже так показалось, Госпожа.
Хандан приобняла Сабию, явно отчаянно нуждавшуюся в капле понимания и заботы. Девушка выглядела потерянно и отстранённо.
– Зато, какая свадьба у тебя будет, Сабия, – на это девушка встрепенулась и полностью преобразилась, словно секунду назад рядом с ней сидел кто-то совершенно другой. Она просияла, принявшись мечтать.
«Зачем Сабля, Хандан» – слова пиратки больно резанули по сердцу Валиде-султан.
Когда Сабия ушла, Хандан, не долго сопротивляясь желанию навестить пашу, отправилась с Дениз к его покоям. Никогда этот путь не был таким приятным.
Как на зло, паши на месте не было, хуже того, он был на совете у Повелителя, а потом должен был ехать на рынок. Дервиш не стал бы оттягивать поездку, а потому решено было подловить его в коридоре.
– Паша, – она ласково обратилась к нему. – Вижу, дело со свадьбой вы решили успешно.
– Более чем, – Дервиш ответил ей вежливым поклоном, неприлично долго задержав взгляд на декольте, чего так хотела Хандан, – девушка показалась мне милой, только слишком уж молодой.
Дениз была не Хаджи-агой, поэтому немедленно жёстко Хандан заявила тоном, не терпящем пререканий:
– Сходи, прогуляйся.
– Я слышала про ваш договор, – игриво продолжила Хандан, стараясь не «пищать» от восторга.
– Да, Госпожа, я выиграл нам год, может, два, за это время многое поменяется.
– Ты мог бы поступить иначе, Дервиш, и я бы слова не в праве была сказать. [Но сказала бы, Дервиш, ты бы пожалел о своей провинности, ты захлебнулся бы в собственной горячей крови].
– Я знаю, Госпожа.
И снова пустота. Хандан захотела заполнить её какой-нибудь безделицей, приятной новостью, но не существовало во всём мире новенькой вести, интересной для них обоих в равной степени. Может, спросить о сыне? И что толку?
– Валиде, странное вы существо, напуганное и злое, – Дервиш легонько прищурился, почему-то не повернувшись к ней. – Как мы с вами дальше будем жить, скажите мне на милость? Я и так… неважно… Вас не разберёшь. Важное решение вы приняли за один день, не спорю, вышло оно довольно удачным, остроумным, время всё расставит по местам, а пока мне нечего возразить.
– Если ты таким образом выражаешь своё недовольство моими действиями, говори прямо, ни к чему передо мной стараться, изворачиваться, кто я такая, чтобы Великий Визирь передо мной отчитывался.
Хандан недовольно фыркнула, готовясь оторваться от паши, но в тоже время холодея от одной мысли, что Дервиш не найдёт причины задержать её. Она с горечью понимала, что если уйдёт сейчас, то, возможно, расстанется с ним «навсегда». Что значило это странное «навсегда» сказать было сложно, а понять и принять совершенно невозможно, и всё же это было так.
– Вот именно о таких ваших заявлениях, Валиде-султан, я и говорю, – Дервиш грубо, без намёка на некий трепет, схватил её выше локтя, впиваясь пальцами, казалось, в самые кости. – Я был бы рад, да что там, счастлив, если бы вы хоть иногда задумывались и обо мне, смотрели бы на наши с вами отношения, как лучше сказать, с моей стороны, потому что я никогда, в отличие от вас, не «изворачивался».
– Для начала отпусти меня, Дервиш, только тогда мы сможем спокойно всё обсудить.
Хандан приостановилась, отсчитывая каждый момент перед освобождением, но её рука оставалась в когтях паши, которые он явно не намеривался расцеплять, а между тем было очень больно, но она не хотела это показывать.
– Дервиш, чего ты добиваешься? Неужели ты считаешь, что мне безразличны твои чувства и ощущения, напротив, для меня это важно. Не могу поверить, что ты такого низкого мнения обо мне. Это просто смешно!
Оскалившись приятной улыбкой, Хандан, под неровное биение сердца, интригующе подняла бровь. Дервиш принялся выискивать нечто важное в ней глазами, но, очевидно, не нашёл, брезгливо, в первые за всё время, что Хандан наблюдала за ним, отдёрнул руку. Он не был из тех, кому бывало «неприятно» смотреть или трогать мерзкие, в общем понимании, вещи, а теперь…
– Спасибо, что готовите мою свадьбу, Госпожа, дай Аллах, этот союз будет удачен для нас обоих, – услужливо начал паша, что так не шло к его лицу воина.
– Очаровательно…
– Молчите, я устал, – резко перебил её Дервиш, длинными шагами удалявшийся от неё быстрее собственного самообладания.
Его знакомый силуэт исчез за ближайшим заворотом длинных каменных коридоров, Дервиш даже не хотел, чтобы Хандан смотрела, как он уходил. Недостойна. Было ли для него это «навсегда»? Если паша однажды решит вычеркнуть её со своего листа жизни, вновь на этой бумаге ей не появиться.
Ахмед был намерен распрощаться с наказанием Дервиша как можно быстрее и ещё чуть-чуть пораньше. Всего полтора месяца ушли на все, по-правде, не слишком пышные приготовления. Великий Визирь нашёл себе почти новёхонький, высокий, лёгкий дом из светлого камня, такой воздушный и парящий, в точности как и его молодая, сияющая невеста.
Сабия смирно сидела на пушистой подушке под ногами Хандан. Голова девушки клонилась из стороны в сторону от бессонной ночи, после праздника она попросилась в кровать к своей «доброй» Госпоже, которая, конечно, позволила ей остаться. Грядущая свадьба сблизила их, настолько, что Хандан тоже не смогла бы уснуть, если бы не выпила раньше несколько бокалов вина.
– Валиде-султан, нет больше силы ждать, когда мы уже поедем, – печально пропищала Сабия, запрокинув головку, утяжелённую причёской с вплетёнными лентами.
– Потерпи, милая, Ахмед должен за нами зайти, тогда и отправимся, – Хандан вообразила, как Дервиш целует румяные щеки Сабии, и содрогнулась всем телом. – А ты, я смотрю, только и мечтаешь о встрече с будущим супругом.
– Я ей всё рассказала, что знала, все-все хитрости и премудрости открыла, паша будет доволен, не сомневайтесь, – деловито заявила Айгуль с ехидной улыбочкой, обращенной к своей ученице.
Сабия стыдливо зарыла лицо в шаль, но не смогла сдержать предательски вырывавшейся из груди смешок.
Дениз вскочила и немедленно показалась из дальнего угла.
– Не у той ты спрашивала, Сабля, Валиде-султан куда лучше разбирается в мужских желаниях и помогла бы тебе понять будущего мужа, как никто иной, – Дениз заправила выбившиеся волосы за ухо, с упрёком глядя на Хандан.
Её бы это задело, если бы несколько дней раннее Дениз не назвала бы свою драгоценную Госпожу «золотой шлюхой», и возразить было нечего. Поэтому Хандан только, желая не выделяться, улыбнулась на шутку. Аль Хурра с момента помолвки Сабии словно уподобляясь Дервишу, взбунтовалась, выражала своё полное презрение к ней и появлялась в гареме всё реже. Хандан чувствовала, что ей недодали какой-то очень важной информации об окружающих её людях, она будто бы никогда и не была знакома с теми, кому посвящала столько времени своей жизни, разве что Сабия была открытой книгой, но именно её она планировала сжечь.
– Госпожа, пора, – Хаджи-ага появился живительным ливнем в засуху. – Повелитель распорядился позвать вас, едем.
С Ахмедом в карете поехала Кёсем, которая в очередной раз родила совершенно здоровую девочку, Фатьму. Имя Падишах выбирал вместе с матерью и Кёсем, а потому все её старания свелись к тому, чтобы малышка не была названа Акиле. Оно уже принадлежало другому ребёнку, ещё не рождённому и, возможно, обречённому остаться лишь мечтой. И если, когда-нибудь у Ахмеда появится дочка Акиле, значит умрёт ребёнок Хандан. Стоило ли думать об этом теперь, когда Дервиш полтора месяца не отвечал на письма и уклонялся от всех возможных встреч? Или сидя в карете с его будущей женой, имевшей все шансы и желавшей всем сердцем в скором времени обзавестись десятком детей? Хандан не жадничала, ей бы хватило всего одного, единственной причины бросить всё и всех, чёртового Дервиша, надоевший дворец, даже сына.
А между тем настало время выходить. Первая молния прилетела в Дервиша с самого захода: Ахмед поздоровался вначале с Зульфикаром и только потом с новобрачным. Было объявлено, что никах совершён и под общие возгласы приоткрыли лицо невесты. А оно было прекрасно, может быть, не самое красивое во всём необъятном мире, но свежее и сияющее этой молодостью.
– Паша, – важно начал Ахмед, не сводя карих глаз с Сабии. – Дай Аллах, ваша свадьба принесёт счастье, но не забывайте, за какие заслуги вы удостоились такой чести.
– Я всё помню, Повелитель, и крайне благодарен вам, – Дервиш смирно склонил голову, но напряжённые руки выдавали скрытый гнев.
– Благодарите Валиде-султан, матушка за вас заступалась, я делаю это исключительно из уважения к ней.
Ахмед резко повернулся, и хотя Хандан хотела немного задержаться, с силой, против её воли, утащил её назад, с завистью поглядев на поклонившуюся Сабию. Последнее было совсем плохо.
– Ахмед, Дервиш опять огорчил тебя, – Хандан старалась быть по возможности заботливой и одновременно незаинтересованной.
– Валиде, почему вы раньше не показывали мне девушку?
– Ты видел её прежде, Ахмед. Она часто играла с детьми…
– Она очень красива.
Хандан нетерпеливо закатила глаза: один не хочет видеть, другой обвиняет неизвестно в чём.
– И что, Ахмед? Она свободная и не могла войти в твой гарем! Или ты намеревался жениться и огорчить Кёсем, – хоть где-то пригодилась эта отвратительная гречанка.
– Это уже мне решать, Валиде, – Ахмед впился в её руку иронично в тоже самое место, где только недавно сияли синяки от прежнего её тяжёлого разговора.
– Прости меня, Лев мой, я и не подумала.
Хандан мило улыбнулась, но Ахмед ни капли не успокоился, только бросил молнией холода в неё и удалился. Но оставалась одна она совсем недолго.
– Валиде, – Сабия прижалась к Госпоже всем своим худеньким телом. – Я очень счастлива сегодня! Хочу, чтобы и вы порадовались вместе со мной!
– Я рада за тебя, девочка моя, дай Аллах, ты «навсегда» останешься такой же чудесной, – она заправила девушке выбившуюся прядку волос за ухо.
– Спасибо, но вы же будете приезжать ко мне в гости потом и шехзаде с госпожами привозить? Я не представляю, как буду без них проводить время, чем я стану заниматься? О, Валиде, настанет время в моём доме будут стучать тысяча маленьких ножек и не смолкнет детский смех.
– Дай Аллах, – Хандан поцеловала девушку в лоб, пока по её щекам ручьём потекли слёзы, дело было не в Дервише, а в Сабии, у которой тоже были мечты, удивительно похожие на её собственные. Суждено ли ей осуществить их? Стоило бы развести её как можно скорее, пока ещё брак не вступил в силу и был шанс не положить её на жертвенный камень их с пашой любви.
На ночь ей выделили небольшую комнату под самой крышей, можно было бы возразить, но Хандан не захотела и осталась слушать воющий ветер. Не судьба ей была заснуть в эту отвратительную, теплую для зимы, ночь. Она лежала и вглядывалась в темноту, надеясь увидеть бескрайнее небо сквозь доски, пусть выше и была крыша.
Только стихли звуки прошедшего праздника, как под ковром раздался стук. Хандан подскочила, но угрозы не почувствовала, а потому, не вставая, зацепила ногой уголок ковра. Во тьме перед ней вырос знакомый силуэт, не приблизившийся к ней за всё время.
Дервиш заботливо закрыл люк, накрыл его ковром, а затем без намёка на душевный трепет уселся рядом с Хандан.
– Это мой подарок тебе, Хандан, надеюсь, понравится, завтра посмотришь.
Его речь звучала прерывисто, словно паша отдавал какие-то распоряжения своим подчинённым. В темноте лишь мерцали блики его бездонных, таких родных глаз, и эти горячие руки легонько коснулись её, когда он передал Хандан маленькую коробочку.
– Я зажгу свечу и посмотрю сейчас, – она потянулась к тумбе, но Дервиш взял её за подбородок и не дал пошевелиться.
– Завтра посмотришь.
– Что там?
– Кольцо с жемчужиной из Китая, ничего подобного я прежде не встречал.
– Дорого?
– Да.
Хандан ждала разъяснений или извинений, но, видимо, паша намерен был делать вид, будто бы в их отношениях ничего не изменилось. Глупо было бы испортить момент очередной истерикой, он же пришёл, он был рядом, был с ней.
– Я так тосковала, Дервиш, почему ты оставил меня одну? Я испугалась, что ты больше не захочешь меня видеть, – быстро прошептала Хандан, пока окончательно не расплакалась и всё ещё могла, хоть и с трудом, говорить.
Дервиш провёл по её волосам, на концах зажав их между пальцев и оттянув назад. Она не могла разглядеть его, и это резало живьём, словно ей действительно причиняли невыносимую боль.
– К счастью, я тебя и не вижу, – Дервиш усмехнулся, поцеловав её с нежностью в лоб, но не отпустив волосы.
Дервиш явно не намеривался говорить о своём поведении, а может, было достаточно того, что в первую брачную ночь он сидел на постели своей любовницы, вручая ей редкое, дорогое кольцо, которое стоило бы преподнести жене. А что же Сабия? Девушка, наверное, лежала посреди огромной кровати с несколькими зажжёнными свечами и гадала, правильно ли поступила, согласившись на брак, где ей не суждено было стать женой своего мужа.
– Дервиш, милый, мне так жаль, что Повелитель не доверяет тебе, как раньше, если бы я могла хоть чем-нибудь помочь, – она старалась найти общую тему, проявить необходимую заботу и взяла его руку в свою.
– Ты так обращаешься к нему, словно Ахмед не твой сын, – Дервиш вновь усмехнулся, выпутывая руку из её волос.
– Чудесно, именно сейчас ты хочешь поговорить об этом? Словно я не знаю, что безразлична своему сыну, не вижу его бесконечного пренебрежения ко мне?– кровь внутри неё закипала быстрее масла в чане. – Это выше моих сил, Дервиш! Давай не будем портить такой замечательный момент.
– Просто ответь мне, если бы с сыном у вас были хорошие отношения, мы бы сейчас сидели на этом самом месте?
Он взял её за плечи, так что тепло проникало сквозь тонкое шёлковое платье и пробиралось в самую душу, но и тело откликалось на его прикосновения, жаждало большего.
– Дервиш, если бы Ахмед ценил меня, я уже была бы твоей женой и точно бы не сидела на чердаке в качестве твоей любовницы, – прошептала Хандан, не веря самой себе и всё больше понимая, что Ахмед и был тем человеком, что толкнул её в крепкие объятия паши.
Но Дервиш, кажется, поверил в её маленькую ложь либо же не хотел сомневаться и принял её слова за чистую монету, так было просто удобнее для них обоих.
Немного подождав, она неловко коснулась губ Дервиша, который поддержал её неумелый порыв.
– Всё как в первый раз, – тихо прошептала Хандан, крепче прижимаясь к телу возлюбленного.
– Тогда ты рыдала, – лишь на секунду он оторвался от её шеи, а затем вновь продолжив спускаться ниже, одновременно укладывая её на спину.
«Я и сегодня буду», – подумала Хандан, пока первая слеза готовилась стечь по щеке, а сердце неровно колотилось от приятного волнения, расходящегося по всему телу мурашками. В целом мире не было никого, кроме них двоих, ни Ахмеда, ни его дорогой Кёсем, ни Сабии, только он и она. И неужели от этого возможно было отказаться, если бы сын тяготел к ней сильнее?
– Вы «всегда» будете только моей, Валиде Хандан Султан, никому не отдам, – послышалось откуда-то снизу, но сквозь пелену слёз это показалась Хандан приговором.
Вот и его «навсегда». Они обречены умереть, держась рука об руку, ведь он никогда её не отпустит, даже если они начнут резать друг друга живьём.
========== Ядовитое растение ==========
Всё в мире было опасно.
Каждый неловкий шаг, лишнее движение, малейшая неосторожность, крохотная ошибка могли привести к смерти, подвести страшную черту. Дервиш прекрасно знал эту нехитрую истину с самого раннего детства, когда ему в руки дали первый деревянный меч. Деньги могли обеспечить определённую защиту, это он понял в день покупки закалённой стали в самой известной кузнечной города. Служить было мерзко. Подчиняться не заслужившим своего положения – одним из худших чувств на свете. Получать от них несоразмерное вознаграждение – одним из лучших, прекраснейшим же было видеть страх потерять его в зелёных глазах одной красивой женщины, видеть её слёзы, чувствовать, как она всем телом жмётся к нему, лишь бы заставить остаться на одну секунду подольше, и быть твёрдо уверенным в том, что эта женщина никогда не предпочтёт ему другого. Даже больше, она полностью зависела от него, настолько, что порой боялась сказать лишнее слово. Последнее расстраивало Дервиша ровно в той же степени, как и льстило самолюбию. Увы, с Хандан было сложно и опасно.
Принимать решения, касающиеся государства, было не менее рискованно, особенно, когда они противоречили здравому смыслу и могли вызвать недовольство народа.
Дервиш смотрел в окно кибитки, но давно уже не видел улиц, мимо которых пролегал его путь, а в сознании стояли балконы, детали домов, подлежащие абсурдному и неоправданному налогообложению. Больше собирать плату было не за что, а если падишах сказал найти средства, их нужно достать из-под земли, а в данном случае над ней. Ахмед становился опасен. Вернее не он, а его глупые решения, ведь, как известно, султан не бывает виноват в бедах народа, а его поданные отвечают за них головами. Особенно излюбленным и крайне действенным делом была казнь Великого Визиря, если тот был не слишком знатен, чтобы улемы и благородные рода не оскорбились. Кончина Дервиша же обрадовала бы добрую половину Стамбула.
Когда он подъезжал к дому, солнце уже совсем встало, и это зимой, но сон всё ещё не окутывал мысли Дервиша, ему хотелось найти покой, хотя бы у себя дома, в комнатах, где полным делом шёл ремонт.
Дорога успокаивала. Дервиш нехотя оскалился от последнего прыжка кибитки о брусчатку и некоторое время ещё сидел неподвижно, разгоняя туман в голове.
У самого крыльца дома всё ещё стояла золочёная повозка Хандан, видимо, она решила дождаться его вечером, хотя он и посылал ей письмо, что не приедет, и очень надеялся не встретиться с ней.
Оскалившись на стражу Валиде Султан, он прошёл мимо усталого слуги, отворившего дверь. У входа валялись многочисленные вазы и подсвечники, какие-то подушки и ткани, следы поездки Сабии с Хандан на базар, последняя особенно умела набрать хлама, не нужного ни ей самой, ни кому-либо ещё, и довольно гармонично расставить, создав определённый уют. Она любила это, она радовалась этому, а значит его дом был обречён стать местом хранения тысяч симпатичных безделушек.
Шаги эхом разносились по первому этажу, теряясь в коридорах и лестницах. В первые за ночь он протяжно зевнул: дворец всё-таки неторопливо становился настоящим домом, где можно было ощутить покой и хотя бы на день забыть о всех проблемах.
– Великий Визирь, – тихий шёпот подкрепился скрежетом стали, вытянутой из ножен.
Холодное железо заботливо коснулось шеи, немного врезавшись в кожу снизу для устрашения. Дервиш не чувствовал угрозы, то ли от усталости, то ли от постоянного ожидания смерти, во всяком случае его сердце не забилось чаше, сохранив свой привычный ритм.
Он медленно развернулся к обидчику. Дениз аль Хурра с поломанным носом вальяжно держала саблю в правой руке, показывая всем своим видом, что это вовсе не утруждает её.
– Дениз, – Дервиш нехотя улыбнулся, глядя на знакомое грубое лицо. – Давно мы с тобой не встречались один на один.
– Ты не держишь слово, Дервиш паша, может, и мне стоит своё нарушить? Как ты считаешь?
– Видишь ли, Дениз, – он сморщился так, словно теперь к нему прижали меч. – Я не могу сейчас исполнить нашу договорённость, повелитель не слишком стремится исполнять мои просьбы, но в скором времени…
– Мне не к чему пустые обещания, паша. Ты обещал мне расположение своего мальчишки-султана, что я смогу командовать судами в ваших интересах, верно? Время идёт, а я всё обхаживаю твою ненаглядную, мне это, скажу честно, надоело. Прирезать бы вас обоих, и дело с концом.
Дениз перехватила саблю поудобнее и легонько вонзила в его шею, оставив тонкую царапину на нежной коже. Она тряхнула густыми волосами, не шелохнувшись остальным телом и продолжила стоять, не опуская оружие.
– Тогда давай, не забывай только, что для тебя, Дениз, никогда не будет жизни вне дворца. Ты прислуживала Валиде Султан, это обстоятельство не забудут и не простят, они не станут подчиняться обыкновенной слуге.
Железо чуть глубже впилось в его плоть, на что Дервиш немного отклонился, не сводя глаз с пиратки, лицо которой причудливо скривилось в гневе.
– Я это помню, но разговор сейчас не обо мне, а о тебе, паша. Представь меня мальчишке-султану как можно скорее, пока я окончательно не потеряла терпение.
Рука аль Хурры в первый раз легонечко дрогнула, почти незаметно, но вполне ощутимо на шее. Её переломанные запястья уставали, сколько бы часов ежедневно она не практиковалась с саблей.
– Придётся подождать, Дениз, я ничего не могу сделать. Исполняй свои обязанности, – Дервиш напрягся всем телом, сгоняя энергию в кончики пальцев: одно хорошее движение изменит расстановку сил.
– Поторопись. Хандан – милая особа, но я вспорю ей глотку и покажу тебе, если наконец не выберусь из гарема.
Дениз в подтверждение своих слов подняла бровь, обнажив желтоватые, местами обколотые, зубы. Со всей силы Дервиш пнул её по колену, уже заранее уворачиваясь от острой сабли, затем он сделал небольшой выпад вперёд и ударил её по запястью, потерявшему былую манёвренность. Момент – оружие летело вниз на пол, Дервиш схватил его за тупую часть близкую к ручке, чтобы оно не загремело, упав на пол, и не разбудило весь дом. Дениз, подобно кошке, начала ходить кругами, медленно и бесшумно занося одну ногу за другую. Дервиш не настроен был играть, он перехватил саблю и замахнулся ей плоской стороной. От первого удара она легко отклонилась, но никто и не рассчитывал на другое: Дервиш сделал пирует и с лёгкостью попал по уже задетому колену. Пиратка упала на пол, оперевшись одной рукой, он вновь замахнулся, в этот раз плоской стороной отметив ей плечо, затем ещё раз в то же место: так больнее.
Убедившись в беспомощности своей жертвы, паша подошёл ближе к ней и присел, сровнявшись с Дениз лицами.
– Будь благодарна миру за то малое, что имеешь, – он шептал ей, выламывая запястье. – Не делай меня своим врагом, Дениз, никто во дворце не станет тебе помогать, даже если ты откроешь нашу тайну. С кем бы ты ни заключила союз, твои условия не будут выполнены, запомни это. Никто не даст больше, чем я.
Дениз потряхивало от боли, но она не издавала даже писка, не сводя с него карих глаз, в чём-то напоминавших его собственные.
Став свободной, она лишь зашипела, сразу же принявшись вставать. Дениз, вопреки всему, совсем не была опасна, а только развлекалась за счёт таких вот разговоров, похожих на сцены из её былой увлекательной жизни. Время аль Хурры давно уже прошло, оставив после себя покалеченную немолодую женщину, вынужденную прислуживать «сильным мира сего».
На втором этаже он сразу же пошёл в кабинет, самую обжитую комнату этого дворца, где всё было обставлено по его вкусу просто, но лаконично. Ему уже не надо было работать, но именно сюда его неизменно тянуло ото дня в день. Из спальни можно было попасть в кабинет, поэтому обе комнаты были заперты на два замка, но в спальню через небольшой люк можно было спуститься с третьего этажа, из временных покоев Валиде-султан, чем они оба постоянно пользовались.
Дервиш снял ключи с пояса, одинаковые на первый и второй взгляд, за исключением самого длинного, пальцами он ухватился за него, выбрал посеребренную сторону, отсчитал три и вставил выбранный в скважину. Два оборота – щелчок. Затем он отсчитал пять от бронзовой стороны длинного ключа и вставил в нижний замок. Два с половиной оборота – щелчок. Последняя деликатная деталь: Дервиш прошёлся подушечкой безымянного пальца со спиленной кожей по щели между дверью и косяком. Он остановился, почувствовав тонкую нитку на своём законном месте, где он и оставил её сегодня, уходя. И раз нитка не на полу, значит никто лишний в его кабинете не шарился.
Перешагнув порог, глазами Дервиш сразу же упёрся глазами в книгу, изменившую своё положение, и только потом обратил внимание на уютно спящую Хандан – ту самую силу, что сместила невинный предмет. При тщательном осмотре выяснилось, что вся комната была приведена в ужасный беспорядок: карта несколько неровно расположилась на столе, пирамидка, придавливающая её загибающийся край исчезла, а на её месте стояла шкатулка с сургучом. На стене висела картина с европейским пейзажем, не очень ровно, скорее даже криво. Хандан не было разрешено трогать предметы его бумажной обители, не то чтобы её вмешательство мешало ему, но Дервиш не любил перекладывать вещи, если не собирался пользоваться ими по назначению, и тем более не терпел, когда это делали другие.
Паша поправил книгу лёгким движением и аккуратно, чтобы не разбудить Хандан, сел рядом с ней. Он невольно улыбнулся, глядя на то, как эта маленькая женщина спокойно дышала, так умиротворённо, словно в её жизнь текла тихим ручьём. Волосы мягкими завитками рассыпались по грубой материи дивана, хохолок неизменно торчал вверх.
Слегка приоткрытые губы умоляли коснуться их своими, такие чувственные и нежные. Эти плавные изгибы, совершенные в каждой линии, даже ранки в ложбинке были на своём месте.
Не переставая улыбаться, Дервиш легонько поцеловал её в самый кончик носа, так, чтобы она не проснулась. Ему бы тоже немного отдохнуть, руки и ноги тяжелели, а мысли затягивала бархатистая дымка.
Выбритый и приободрившийся Дервиш уже ближе к вечеру решил спуститься на первый этаж повидаться с Сабией, со своей незаслуженно брошенной молодой женой. Он не знал, уехала ли Хандан, но понадеялся застать и её.
Все свечи и факелы были зажжены и даже полыхали, неразумное количество света означало лишь одно – Валиде-Султан всё ещё, вопреки всем правилам, ждала в этом дворце своего любовника, что не могло не заставить Дервиша выпрямить спину и прибавить шагу.
Тяжёлые двери отворил безликий слуга, облачённый в бежевый шёлк под цвет стен, и перед Дервишем открылась удивительная картина: Сабия стояла на столике, торжественно разведя руки, а Хандан вальяжно развалилась на подушках и внимательно смотрела на девушку. Валиде-султан сразу же повернула голову, увенчанную лёгкой короной, в его сторону. В её зелёных глазах полумесяцами блеснули отражения свеч, но как-то печально и холодно.
Дервиш постарался не слишком задерживать на ней взгляд, хотя и позволил себе немного лишнего.
– Госпожа, – во время ходьбы он немного склонил голову ради соблюдения малейшего приличия. – Вы почтили нас своим приездом.
Немного наклонившись вперёд, словно перед разговором, Хандан замерла, только едва приподняв кончики губ. Она ничего не сказала, хотя момент обязывал.
– Паша Хазрет Лери, Вы наконец проснулись, – Сабия бодро спрыгнула со столика без капли смущения, озаряя комнату светом более ярким, чем тысяча свечей.
– Здравствуй, Сабия, ты очень красивая сегодня, – Хандан демонстративно закатила глаза, но, кажется, не злилась, а надо было, чтобы она сходила с ума от ревности.
Нет. Хандан не должна была думать о возможности его связи с этим чудесным ребёнком, однако все тёплые слова должны были принадлежать лишь ей одной.
Сабия аккуратно держала в руках свёрток и совершенно не хотела продолжать беседу, то и дело смотрела на стену, позади Дервиша.
– Ты написала что-то, не так ли? – от вопроса румяное лицо Сабии стало совсем красным и смущённым. – Конечно, в один момент желание читать чужие произведения меркнет в сравнении с тягой к написанию собственных.
Закрывшись руками, она села на диванчик рядом со своей упорно молчавшей «наставницей». Странно было смотреть на этих двух женщин, когда они сидели так рядом, вместе. Словно на контрасте, Хандан выделялась своей искусственностью, будто бы она была статуей совершенной во всех отношениях, созданной специально для него, а Сабия была свежей, самобытной, живой. Она всегда стремилась к новым свершением, завидев книги, она поселилась в библиотеке, но бросила ремонт, а теперь пыталась сочинять. Хандан уже ничего не искала и Дервиш не знал, были ли в её жизни прежде какие-нибудь порывы, пылал ли в ней огонь, или, может, горел в ней теперь.
– Позволишь прочесть? – Дервиш совершенно напрасно пытался вернуться в реальный мир, но его мысли улетали далеко, быстрее, чем он ими повелевал.
Сабия подняла бездонные глаза на своего мужа, не произнеся ни слова, но вопрошая всем своим видом: «Могу ли я отказаться?»
– Я тебя ни в коем случае не заставляю, поделишься, когда настанет время и если оно вообще придёт.
Ядовитое растение. Хандан Султан иначе Дервиш описать её так и не смог, хотя и отчаянно старался найти более прозаичное описание, подходящее для возлюбленной. Озлобленная, жестокая, горделивая, она не видела людей вокруг себя, не внимала их просьбам, но порывалась управлять огромным государством. Совершенно глупо для человека, который зациклен исключительно на себе и своих собственных переживаниях. Да, Хандан любила сына до безумия, нежно, до боли, но он был частью её, пусть и каждый вздох был исключительно ради него.
И всё же, лишь она одна в мире способна была заставить Дервиша гадать, «а что если бы…» Хандан словно молила дать ей ещё одну жизнь, в других условиях, в кругу других людей, которые смогли бы согреть своим тепло её нежную душу, может, тогда бы она согласилась поделиться любовью. Ей бы расставлять безделушки по домам и не думать больше ни о чём. А пока Хандан оставалась ядовитым цветком, возросшем на неподходящей почве.
