Текст книги "Золотая Госпожа (СИ)"

Автор книги: Мария Дибич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

========== Забытое начало ==========

Наложница султана Мехмеда, Хандан-султан, в жемчужном наряде стояла только в шаге от Дервиша. Маленькая фигурка, она была гораздо дальше, чем ему казалось. Не слишком длинные волосы завитками ложились на плечи, и некоторые прядки небрежно торчали вверх. Зеленые искрящиеся глаза, на свету – скорее голубые, смотрели только за сыном, до аги им не было никакого дела. Она не замечала его пристального наблюдения, что было к лучшему, потому что Дервиш в полной мере мог насладиться картиной, казавшейся ему прекрасной. Конечно, ага не ограничивался любованием лицом, он опускал глаза ниже, и сквозь тонкую шаль старался разглядеть, то что было ему запретно. Иногда, казалось, получалось, но разум подсказывал, что это лишь проделки фантазии. Хандан всегда старательно укладывала материю, и эта дотошность, свойственная ей в мелочах, раздражала его в особенности. А потом она немного повернула голову, пока щеки аги окончательно раскраснелись, что опять же, как и всегда, осталось совершенно незамеченным.

Эти губы… были созданы, чтобы целовать его одного. У Дервиша, сколько он себя помнил, в мечтах были золотые фонтаны, но драгоценности, как оказалось, могут принимать разные формы. Поэтому мечты с недавних пор потребовали уточнения: рядом с фонтаном на кровати с золотым изголовьем должна была лежать женщина, такая же миловидная как та, что сейчас внимательно смотрела за своим сыном. Пока у него не было ни фонтана, даже самого обыкновенного и невзрачного, ни подходящей женщины, они принадлежали Падишаху от рождения. Дервиш его, конечно, не любил.

– Ага, – Хандан тревожно вытянулась и поднялась на носочки. – Ага, не вижу Ахмеда за беседкой.

– С ним всё благополучно, Госпожа, за ним смотрят, – Дервиш для приличия нахмурился и с деловым видом уставился в пространство.

– Да ты и знать не знаешь, где мой сын! Не ты ли отвечаешь за каждый его вздох? Ты его беречь должен… А куда ты смотришь, ага, на птиц?

Дервиш не удержал ехидного смешка, чем ни капли не смутил свою вечно напуганную спутницу, считавшую его не более чем очередным предметом мебели. «На птиц». Хандан была не слишком сообразительна, что, казалось, было к лучшему. Бедолаге не объяснили, что мужчины, и не только Султан, хотят обладать многими женщинами одновременно, а особенно со столь привлекательными чертами. У неё были маленькие аккуратные руки, которые она, не слишком доброжелательно, неизменно сцепляла перед собой. И вся она, Хандан, представлялась ему совсем маленькой и беззащитной, слишком чистой и недальновидной для дворца.

Султан скоро должен был прийти, а пока Дервиш продолжил гадать, чему эту хрупкую, нежную женщину обучили в гареме, какими хитростями и тонкостями плотской любви она владела.

«Султан Мехмед-хан Хазретлери!» – раздалось за их спинами и двое слуг падишаха склонились в учтивом поклоне: Хандан – низко, Дервиш – не слишком.

– Хандан, любовь моя, сходи за сыном, на сегодня его занятия закончены, – султан, бывший немного выше самого Дервиша, что раздражало, слегка коснулся плеча молодой Султанши, смотрящей на него с трепетом и легкой тревогой.

Она улыбнулась, так же смущенно, и, да, болезненно грустно, в точности так, как должна женщина, справедливо ожидавшая печальной участи своего ребенка. Дервиш с ужасом заметил, как от злости к его щекам прилило ещё больше крови, пока румяный от вина Султан так по-наивному добро проследил за уходящей Хандан. Этот мужчина не должен был стать Султаном. Он не желал выдвигаться в походы, а только наслаждаться жизнью во дворце и своими живыми игрушками. И тем не менее у Султана было всё: золотые фонтаны и столь драгоценные женщины.

– Мой сын делает успехи в обучении? – султан провожал похотливым, как казалось аге, взглядом свою вещь.

– Да повелитель, – Дервиш старался звучать учтиво и не дерзко. – Видит Аллах, скоро только Вы один будете превосходить его в воинском мастерстве.

Так должно было ответить, не зависимо от справедливости этих слов. И не имело значение, что сам султан презирал всякое оружие, не любил войн, и тем более много лет не сражался, а его сын был слишком мал, чтобы делать выводы. Дервиш умел льстить, научился, так зарабатывались звания и золотые монеты, и этот султан должен был обожать своего преданного слугу, верить его каждому слову. И у него выходило. Как, впрочем, и у большинства его соперников. Он их ненавидел, тех, чьи лица знал или готовился увидеть однажды. И ему часто снились глаза черные, карие, голубые, но все без исключения следили за ним и ждали его ошибки, чтобы уничтожить и не оставить ни одного напоминания. Люди вокруг него были злы. И так было всегда, пожалуй, это была единственная вещь, что никогда не менялась и никогда не ставилась под сомненье. И была ещё одна правда – Дервиш им ни в чем не готов был уступать.

– Повелитель, – аккуратно и неторопливо начал он, – простите мне мою дерзость, но есть один случай, который меня беспокоит, и если вы позволите, я бы хотел донести до вас, исключительно с вашего разрешения.

Дервиш низко склонил голову, с недовольством сравнив свои поношенные сапоги с теми, что носил повелитель мира. До золотых фонтанов было слишком далеко, невозможно, так, что и не стоило мечтать. Он ждал. А тем временем султан неровно страдальчески втянул воздух, так, словно его нагружали непосильной ношей, которую ему не вынести.

Но Мехмед Хан только снисходительно похлопал своего слугу по спине, как он делал всегда, будучи в добром расположении духа, что было, несомненно, хорошо и скоро должно было измениться.

– Мой повелитель, дело касается начальника стражи, Фатиха-аги, он, простите меня повелитель, если я не прав, – Дервиш виновато взглянул исподлобья и немного замедлил темп речи, – он, как я нечаянно услышал, берет взятки за назначения на должности, а это, простите недозволительно… потому что… – пауза. Дервиш задержал дыхание, неизменно сверяясь с реакцией своего господина, – от его назначений зависит ваша безопасность, повелитель.

Султан наморщил нос, словно ему положили несвежее мясо, но в искривленном лице падишаха молодой ага узнавал свою смерть. Дерзкий шаг и такой необходимый для дальнейшего восхождения.

– Простите меня, повелитель, простите, если я не прав, я всего лишь ваш раб и могу ошибаться… или велите казнить меня, на все ваша воля!

Дервиш припал на одно колено к земле. Только так, обличив Фатиха-агу и заняв его место, Дервиш видел свою дальнейшую жизнь. Вместе с третьим шехзаде его ждала только смерть рано или поздно, а значит вместе с прекрасной Хандан их дороги печальнейщим образом расходились.

– Я велю всё проверить, – прошипел Султан, но затем неожиданно смягчился. – Поэтому, ага, я так ценю тебя. Никого и никогда я не хочу видеть рядом с Ахмедом, кроме тебя. Ты научишь его верности. А верность, ага, самое важное качество для шехзаде. Он должен быть верен мне до последнего вздоха.

Его покои были малы, как Дервиш считал теперь спустя годы службы во дворце. Он не помнил, в какой момент забыл казарму, но это случилось быстро, а впереди за массивными дверьми скрывались обители высокопоставленных пашей и самого Султана. Но иногда, после нескольких бокалов вина в таверне рядом с грациозными женскими силуэтами, на него находило странное чувство благодарности за ту скромную жизнь, что он вёл. И оно проходило на следующее утро при появлении первых лучей солнца.

Стоя склонившись над столом, он медленно дышал и крепче сжимал кулаки. «Верность», – навязчиво закручивался смерч злобы и презрения. Дервиш навсегда прикован к третьему шехзаде Династии, к тому, что никогда не будет править и в один день будет казнён. Такая перспектива была бы весьма неплоха, если бы не множественный проблемы Султана со здоровьем и его злоупотребление вином: долго он не прожил бы ни при каких условиях.

Чернильница вылетела из его руки и разлетелась огромным черным пятном по стене. Она была похожа на дыру, что безнадежно затягивала его. Бездонную и пугающую смерть: его страшный конец, который решительно никто не станет оплакивать.

И время… сколько времени он потерял на то, чтобы подготовить доказательства и свидетелей против начальника дворцовой стражи, а теперь кто-то другой по счастливому велению судьбы получит его должность, заслуженную, выстраданную.

Дервиш закрыл глаза и провалился во тьму своего будущего. Убиваться по упущенному не было никакого смысла, теперь он в секунду, вместе с чернильницей, разрушил свои планы и приготовился возводить новые мосты.

И он увидел дворец в санжаке, не в Манисе, но и не слишком удаленным, потому что он научит шехзаде верности. А может… Привезти в своё время шехзаде в цепях к его брату-правителю? О, мир был полон возможностей, наполнен стремлениями и жизнью, интересной, хоть и не очень длинной. В стенах дворца шехзаде он внезапно, но вполне отчетливо, увидел еще одного человека в светлом струящемся платье.

«Хандан», – он даже не заметил, как на лице мелькнуло лёгкое подобие ухмылки. – «Милая Госпожа, ты будешь совсем одна».

Ему оставалось только подождать лет пять-шесть и Дервиш оказался бы далеко от столицы вместе с неопытным Ахмедом, доверявшим его более всех остальных. И более, того, к шехзаде, в качестве подарка Дервишу, прилагалась Хандан. Она тоже должна была безоговорочно верить ему и его решениям.

На следующий день умер старший шехзаде Селим.

Дервиш смотрел на траурную процессию и едва ли мог скорбеть в столь интересный для себя день. И в такт его шагам взволнованно и слишком медленно билось его сердце, разгоняя горячую кровь. Для одно смерть – для другого надежда. Шансы шехзаде Ахмеда стать султаном увеличились в один день и теперь не казались столь призрачными. По пухлым щекам Ахмеда изредка скатывались слезы. Совершенно напрасные, как ему скоро придётся узнать. Но только затем его взгляд скользнул в сторону шехзаде Махмуда – сына Халиме Султан.

О любимой наложнице падишаха волей-неволей он был более чем осведомлён и, ещё хуже, – наслышан. Халиме, несмотря на свою молодость, была крайне амбициозна и опасна, возможно, для себя самой. Потому что над ней возвышалась Сафие-султан, поедавшая таких высоко-парящих вместо ужина. В этом отношении покладистая Хандан была почти идеальна: она хотя бы не имела характера, чтобы настроить против себя мать-повелителя.

Закончив все дела, выразив соболезнования султану, а заодно и поделивший своей болью со всеми встречными, его, ближе к вечеру, уже пьяного открывшимися возможностями ноги принесли в таверну, а затем подняли на второй этаж к прекрасным нимфам подворотен.

Его обнаженная спутница наклонила голову, позволив завиткам черных волос закрыть одну грудь. Преступление. Её тело было прекрасно молодостью, тоненькое, длинные ноги мерцали тенями от каждого движения. Должно быть, Хандан была не чуть не хуже. Но она была будущая Валиде. Нет, должна была стать непременно, теперь, когда умер шехзаде Селим, и перед Ахмедом оставался только один брат с мятежной душой. Только Ахмеду необходим был преданный энергичный советник, ровно такой, каким видел себя Дервиш.

Он за руку протянул девушку к себе, прильнув губами к горячему шелковому телу. Её руки умело принялись за пуговицы кафтана, а ага представлял рядом другую, зеленоглазую и несчастную ту, что однажды станет Валиде Султан, а рядом с ней Дервиш – Великим Визирем. Да, и никак иначе. Только так. Ахмед должен стать султаном, чтобы у молодого аги появились золотые фонтаны и жена, похожая на Хандан. Мир заиграл красками, загорелся и запылал, к черту весь мир, у него будет всё и подарит это ему этот маленький мальчик, пусть смеются, пусть радуются своим ничтожным званиям. Больше, чем шехзаде не принесёт ему никто.

На следующее утро, светившийся сквозь траур, Дервиш-ага продолжил выполнять свои обязанности. Он ждал шехзаде, чтобы начать их урок, состоявший, прежде всего, из объяснения «верности» и только потом устройства их большого мира.

Его душевный подъем шёл вразрез с печальным выражением лица Ахмеда, мальчик явно не понимал, насколько судьба ему улыбнулась, а тем временем с мрачного лица Хандан пропал последний намек на счастье.

Пока Ахмед готовился к уроку Дервиш тайком любовался своей тайной с выбившейся из прически прядкой волос. Её потерянный взгляд с безразличием был направлен на сверкающее кольцо на тонком пальце.

– Госпожа, – аккуратно начал он, смутившись в тот самый момент, когда она подняла блестящие от слёз глаза на него и внимательно, как никогда прежде посмотрела на него. – Утрата шехзаде большое горе для нас всех, но мы должны держаться ради нашего повелителя и Ахмеда, да сохрани его Аллах.

Хандан довольно осторожно осмотрела всех слуг, расставленных по стенам, а затем легонько кивнула. Она тоже понимала, как изменилось их положение, и знала, что у стен есть уши, но казалось, не решалась довериться ему.

– Теперь, как никогда мы должны беречь Ахмеда, ты особенно, ага.

Хандан тревожно потерла руки, пока молодой, невысокий евнух за её спиной всё выше задирал голову. Явно не в этот день они смогут найти общий язык, но однажды – непременно. Она не выглядела довольной, нисколько, только ещё более забитой и несчастной.

– Береги моего сына, ага, – сухо заключила она, когда Дервиш уже ничего не ждал. – Это твоя главная обязанность.

«Ты устала надеяться, Хандан, твоя боль рождена отчаянием», – Дервиш с грустью вспомнил все свои намерения, касательно этой женщины, а ведь он смотрел только на внешнее, как и все, и теперь понимал лишь одно: Валиде-султан неприкасаема, а её честь не должна быть запятнана даже косвенно.

Дервиш поправил черный кафтан, который ему за последние дни траура особенно пришелся по вкусу, и, наблюдая за подвижным силуэтом мальчика, незаметно даже для самого себя начал продумывать, как избавить Хандан от лишнего внимания султана.

========== Лязг сабель ==========

1605 годХандан размеренно покачивалась в богато убранной повозке напротив красавицы Махфирузе и кормилицы новорожденного Османа. Крохотный шехзаде, зажмурив глазки, крепко спал, изредка открывая карие глаза, точь-в-точь как у отца, а затем вновь погружаясь в грёзы. Очередной бунт янычар вынудил Ахмеда перевезти гарем в другой дворец, запрятанный где-то глубоко в лесах.

– Он похож на нашего повелителя в детстве? – с несходящей улыбкой спросила наложница.

– Только глазами, – теперь и Хандан не могла не улыбнуться, – но Ахмеду я говорю, что при взгляде на Османа вижу его в младенчестве

– Благодарю, Госпожа, – смутилась Махфирузе, поправив одеяльце у заворочавшегося сына.

– Да, Махфирузе, мужчинам нравятся в сыновьях только они сами первое время, – Хандан лукаво перевела взгляд с шехзаде на его мать, – им бы сразу учить их сражаться и на лошадях ездить, а пока малыши не могут этого, остаётся только повторять, как они похожи на своих отцов. Только за это мужчины могут полюбить собственных сыновей в раннем возрасте.

Наложница в глубокой задумчивости немного помолчала, но затем неосторожно выпалила:

– Я каждый день прошу Аллаха, чтобы Кёсем не родила мальчика, если у неё будет сын, мой Ахмеда не заинтересует. Он ведь её любит, а Османа пока нет, и её ребенка он сильнее полюбит.

– Не думай об этом, Махфирузе. – Хандан обратилась к испуганной наложнице. – Твой шехзаде – первый, вот что важно. Пусть любит Кёсем, но твой сын станет падишахом.

– Но все же…

– Покойный султан любил Халиме, подарки ей дарил. Где она и где я? На всё воля Аллаха, не даром ты родила шехзаде первой. Я на твоей стороне – ты знаешь.

Хандан не сильно любила Махфирузе, уж слишком заносчивой была молодая наложница. Что бы сейчас она не говорила Валиде, в мыслях её роились совершенно другие идеи, но и Хандан не была искренна. Единственной точкой соприкосновения двух женщин была ненависть к Кёсем, власть которой над Ахмедом крепла с каждым днём. Хандан надеялась не столько привязать сына к девушке, сколько переключить его на новорождённого наследника и тем самым найти общие темы для разговора с её Львом.

Хандан уже задремала, когда они наконец доехали до нового дворца, хотя это было скорее небольшое поместье, однако с красивейшей архитектурой. Из повозки выбираться было неприятно: от долгого пути по кочкам и оврагам у неё ужасно ныла спина, Махфирузе поднималась с не меньшим неудовольствием, открыто выражавшимся на её свежем лице. Хандан на секунду подняла голову к небу, нехотя припомнив свои давнишние рассуждения.

Сразу после воцарения Ахмеда счастью Хандан не было предела, женщина быстро оправилась, похорошела, но вскоре стало ясно, что сын не станет обращать на неё внимания, боясь концентрации власти в руках новой Валиде, как при Сафие-султан. Освободившееся место в сердце падишаха заняла Кёсем, да и Сафие не бросала попытки подчинить Ахмеда, с одним только отличием от Хандан: у неё была многолетняя власть. Тогда Хандан и провела параллели между звёздами и людьми: есть созвездия, по которым странники ориентируются, – это они и есть, все приближённые падишаха. Но среди звёзд есть крупные, а есть те, исчезновение которых никто и не заподозрит. К последним, едва заметным человеческому глазу, причислила себя Хандан. Теперь же, после возвращения из Дворца плача, Хандан стала более озлобленной и потому по небу определила лишь то, что скоро рассветёт.

Медленно, постоянно оглядываясь через плечо – не отстала ли Махфируз – Хандан шла к высоким, непропорционально высоким дверям поместья. Из других повозок выползали другие «беженцы»: Кёсем со своей огромной свитой и Зульфикаром-агой, другие наложницы падишаха, няньки, служанки, кухарки – одним словом, весь дворец.

Временные покои Хандан оказались куда выше всех возможных ожиданий. Даже странно было, как настолько маленькое помещение можно обустроить с таким уютом. В оформлении виднелись яркие европейские нотки, возвращавшие её на далёкую, забытую родину, пусть она того и не замечала. Камин тихонько потрескивал, давая ощущение безграничной защищенности. Но Хандан не спалось, хотя она очень устала от длительного переезда и ещё больше от общения с заносчивой Махфирузе. Ей мешала вьющаяся мошкара, шорох листьев, жёсткие подушки, жара и, несмотря на это, холодные одеяла, как бывает всегда, когда почему-то не спится. Отчаявшись сомкнуть глаза, Хандан села к распахнутому окну, наблюдая за прибывавшими обитателями поместья. Среди прочих она ясно отметила знакомый силуэт Дервиша-паши. Он долго беседовал со стражником, а затем скользящим взглядом осмотрел всё поместье, остановившись на окне Хандан. Она было решила, что страшно неприлично продолжать смотреть на него, но и отвернуться ей не давала некая невидимая сила.

В последнее время Хандан думала о Дервише более, нежели стоило. Мужчина был её единственным гостем в Старом дворце*, да и до этого многократно доказывал свою верность Ахмеду, что важнее – он убил падишаха, чтобы жил её сын. Валиде понимала, что Дервиш питал отцовскую любовь к Ахмеду, он отважно защищал его, но и про Хандан не забывал. Никогда. Его чувства были опасны для неё, как огонь. Они могли уничтожить их обоих на радость Кёсем и всех её приближенных. Но у Ахмеда не было лучшего союзника, нежели Дервиш, а у неё, кроме сына и паши, не было никого.

Уже лежа в постели и наблюдая пляшущее пламя камина, Хандан всё ещё пыталась разобраться в своих чувствах к Дервишу. Она совершенно точно полностью доверяла ему, немного опасалась, уважала его. Было ли это всё? Совсем недавно – да. А теперь Хандан не была уверена, что не начала испытывать к нему некую привязанность.

За окном раздался недружелюбный шум и лязг сабель. Звук войны Валиде не могла спутать ни с чем в этом огромном мире. Она заперла ставни и двери, притушила огонь. Оставалось надеяться только на охрану…

Хандан свернулась калачиком в углу за диваном, предварительно убедившись, что юбки не будут предательски торчать. Теперь звон металла, раздававшийся со двора, заглушал стук сердца, и от тяжёлого дыхания у неё кружилась голова. За дверью Валиде должна была быть охрана, но нисколько это обстоятельство не успокаивало её – бунты всегда несут страшную опасность, и неважно, сколько человек согласны отдать за неё жизнь. Так она и сидела, крепко сжав от ужаса кулаки, не в силах хоть как-нибудь улучшить свое положение. Секунды растягивались в вечность, а гнетущая темнота и безызвестность доводили до отчаяния.

Постепенно визги с улицы стали стихать, наверное, кричать и сопротивляться бунтовщикам было уже некому, и оставалось только ждать разрешения собственной судьбы. Пока что наступила тишина, предвещавшая страшную бурю, способную потопить всех обитателей гарема.

– Валиде Хандан-султан, – раздался хорошо знакомый ей голос по ту сторону двери, представлявшей собой врата между ужасами атаки и возможным спасением. – Валиде, Валиде! Впустите нас, ради вашего же блага, Валиде!

Голоса эти принадлежали стражникам Хандан, которых назначил ей Дервиш и которым она доверяла. Хандан, едва не падая от страха, подошла к двери, но без намерения её отворить.

– Зачем вам заходить? Стража охраняет покои, – по возможности строго и грубо отозвалась Хандан.

– Стражи нет, Госпожа, – последовал ответ другого охранника, тоже хорошо знакомого Хандан, – дайте же войти! Мы перед вашей дверью в ловушке! Валиде!

– Где же она? – Хандан от страха не могла взять в толк, все что ей говорили. – Где моя стража?

– Не можем знать, Валиде, они уже на лестнице! Откройте дверь! Валиде.

Хандан колебалась, видев, что никто не останавливает двух стражников во время столь странного диалога. Они могли быть мятежниками, которые перережут ей горло, как только она отворит дверь. Но основной стражи явно не было, так где же она?

– Валиде, дверь! – теперь стражники принялись колотить по крепкому дереву в такт бьющемуся сердцу Хандан. Они убьют Вас, Госпожа! Отворите дверь!

Она услышала крики в коридоре, пока ещё далёкие и почти не слышимые, но решение было принято – она откроет дверь, независимо от того, спасением станет для неё это или погибелью.

Двое рослых мужчин в полном обмундировании янычар встали единственным препятствием между ней и тем, что творилось за дверью. Вскоре несколько людей по ту сторону начали наваливаться на деревянные створки, отчего петли отчаянно визжали, а замок выгибался вовнутрь. Хандан молча стояла за своими двумя защитниками, которые ждали неминуемой атаки. Двери с грохотом распахнулись.

На пороге выросли три чёрные фигуры, вестники смерти и боли, они беспрепятственно вошли в комнату, рассредотачиваясь перед единственным спасением Хандан. Мятежники с любопытством окинули Валиде ледяным взглядом, не предвещавшим ей ничего хорошего. Один из бунтовщиков резко рванул вперёд, за ним так же стремительно последовали и другие, в общем мелькании силуэтов сабель и плащей Хандан ничего не могла разобрать. Мужчины кряхтели и выли, когда получали очередную рану, свободными руками они хватали друг друга за одежду, треск ткани смешивался с отвратительным звоном наточенных сабель. Не в силах изменить ход битвы, Хандан жалась к небольшому шкафу, на котором заметила нож для бумаги, немедленно схватив его. Света было ничтожно мало, поступал он лишь из коридора, который теперь казался так же недостижим, как и звёзды. Хандан лишь хотела, чтобы всё быстрее решилось, но вместо этого в глаза бросился освободившийся проход.

Собравшись с духом, она бросилась к спасительному свету, хотя ей отнюдь не просто было преодолеть оцепенение, сковавшее тело и мысли, но желание жить пересилило. Сжимая нож для бумаги в одной из рук, обезумев от страха, Хандан бежала по коридору, не замечая, что её сразу же начали преследовать. Чья-то цепкая рука схватила её за шаль и с усилием оттянула на себя. Она сильно отклонилась назад и едва смогла удержаться на ногах, как её уже схватили за руку, из которой немедленно вылетел нож.

– Попалась, красавица, – злобно прорычал человек в чёрном, крепко удерживая извивающуюся Хандан. Он до боли сжал её руки, пытаясь увлечь её за собой.

Хандан упиралась со всей силы, но чувствовала, что в этой схватке ей не выиграть, но, не переставая сопротивляться, боролась. Мужчина сжимал запястья, с огромной силой пресекая все её попытки вырваться. Он попытался увлечь извивающуюся змеёй Хандан за собой, но она набралась храбрости и с размаху наступила бунтовщику на ногу. Но она не смогла причинить ему боль, и лицо его лишь искривилось от злости, щёки пятнами покраснели, теперь он нанёс ответный удар по ногам, но сзади и более умело. Хандан свалилась на пол, тяжело опустившись на колени перед своим мучителем. Он хотел с размаху влепить ей по лицу, но она отклонилась, и мужчина попал ей по голове, сбив корону, которая звеня покатилась по мраморному полу.

Хандан подняла глаза на человека, чье имя и лицо ей было незнакомо. Забывая дышать от ужаса, она пыталась найти в душе немного сочувствия, но вместо этого он сильнее впился в её запястья. Секундное промедление, и бунтовщик заревел от боли, отпустив руки Хандан: один из охранников Госпожи, окровавленный и усталый, ударил его сзади. Между ними началась драка, плащи снова затанцевали свой грациозный танец смерти.

Хандан быстро поднялась на ноги и, не оглядываясь, побежала в сторону лестницы. Ночное платье задерживало её, цепляясь за все выступы на полу. Она мигом слетела по гладким ступенькам на этаж ниже, но и там крики были чрезвычайно громкими. Помедлив, Хандан, как испуганный зверёк, забилась под лестницу и распласталась на камне, от которого веяло холодом и отчаянием. В голове раздавался ровный стук крови, заглушавший все мысли Валиде, по щекам которой текли горячие слёзы, разбиваясь о камень.

========== Если чего-то не видно, то этого и нет ==========

Когда начался бунт, Дервиш только приехал в поместье и ещё едва управился с тем, чтобы раздать все распоряжения. Ему оскорбительно было «бежать» вместе с гаремом в тёмные леса, подальше от дорог, но Ахмед настоял на том, чтобы именно Великий визирь охранял его крошечного шехзаде и беременную возлюбленную Кёсем.

Когда послышались крики, он первым делом вспомнил про Хандан, но у неё должна была быть хорошая охрана, как и у маленького Османа, а вот Кёсем большой стражей похвастаться не могла, об этом доложил ему Зульфикар-ага. Долг звал Дервиша спасти Кёсем, и он немедленно подорвался, схватив саблю, в сторону её покоев. Ещё плохо ориентируясь в поместье, он бесконечно долго, как ему казалось, плутал в узких коридорчиках. Добравшись до места, он не увидел следов борьбы и с заметным облегчением на сердце начал искать выход из злополучного места. Атака только начиналась. В коридорах ему встречались молодые бойцы, глупые бунтовщики, у них могла быть достойная жизнь, но они оставляли её здесь, на мраморном полу. Должно быть, они и не знали, за что сражались, и потому паше было больно закрывать на века их горящие глаза.

На улице вдали от сражения Дервиш увидел святящуюся Кёсем в сопровождении Зульфикара. Она встревоженно металась между раненными, с трудом нагибаясь из-за большого живота. Вокруг неё роились стражники, пуская недоверчивые взгляды в пугающую тесноту леса.

Дервиша больно укололо огромное число стражи. Он молниеносно схватил одного парнишку за воротник и подтащил его к себе.

– Чьи покои вы должны были охранять сегодня, чьи? – сморщившись процедил он, всё сильнее вцепляясь в воротник.

– Мы… – испуганно отозвался парень, бросив взгляд на Зульфикара. – Я…

– Отвечай сам, иначе ответишь головою, – теряя терпение, кричал Дервиш, привлекая всеобщее внимание.

– Валиде-султан…

Паша окликнул десяток стражников и направился обратно в поместье, умоляя Всевышнего о том, чтобы Хандан оказалась цела.

Хандан долго пролежала под лестницей, сердце её потихоньку успокаивалось, но душу терзали сомнения о судьбе маленького шехзаде. Но она не могла помочь Осману, будь она мужчиной, умей она сражаться… Но Хандан– женщина, и потому она продолжала прижиматься к полу, надеясь, что никто её не заметит. Глухие шаги и бренчание кольчуги заставили её вновь перестать дышать. Высокий мужчина размеренно спускался по крутой лестнице. Свой или чужой? От этого теперь зависела её жизнь.

Он только на секунду задержался в пролёте, казалось, не заметив её, вжавшуюся в камень. Но вот его взгляд остановился. Мужчина перевел холодные глаза на Валиде, пристально изучая её. Он сплюнул кровь, накопившуюся во рту, и по лицу его растеклась неприятная улыбка с выбитыми зубами. Чужак.

Бунтовщик выволок оцепеневшую от страха Хандан из её укрытия. Он коснулся грубой рукой её заплаканного лица. Хоть сейчас и обездвиженная, она не собиралась сдаваться в считанное мгновение, когда мужчина немного расслабился, убедившись в полном повиновении своей жертвы, Хандан ударила его ногой в живот, выскользнув на волю. Она смутно помнила, где выход из поместья, но старалась бежать к нему, теперь уже проверяя, как далеко мучитель от неё. Он был ранен, а потому едва поспевал за женщиной, к тому же, между ними была разница: Валиде спасала свою жизнь.

Неожиданно её ноги запутались в платье, и она с грохотом повалилась на ледяной пол. Теперь было не убежать. Мятежник схватил её за волосы, придерживая голову у самого пола, он смотрел ей в глаза и наслаждался страданиями вместе с осознанием своей огромной силы.

Но каждую новую секунду он встречал всё больше сопротивления, да и Хандан поняла, куда он ранен и старалась метить именно в левый бок, собирая все остатки самообладания, чтобы удары причиняли ему невыносимую боль, но и Хандан уставала вести неравную борьбу. Он обездвижил её руки, и Хандан, закрыв глаза и обливаясь слезами, не в силах видеть его чёрный смоляные глаза и заросшее бородой лицо зверя, отвернула голову в сторону. Бунтовщик замер.

Его тело Дервиш придержал и отвёл от обессилевшей, крепко зажмурившейся Хандан. Чуть позже она открыла глаза, с отчаянием, а потом благодарностью смотря на пашу. Она медленно дышала, едва приоткрыв рот, перевела взгляд на мертвеца, только теперь заметив торчавшую из его тела саблю.

Дервиш аккуратно приподнял Хандан, нежно проведя рукой по её спине, и прижал, дрожащую от усталости и ужаса, к себе. Обычно это было недопустимо, но теперь иначе случиться не могло. Паша, должно быть, наслаждался каждой секундой, пока Хандан находилась в его объятиях, он мог чувствовать её тяжёлое прерывистое дыхание, жар тела, ощущал равномерные толчки сердца.

Хандан в какой-то момент резко отстранилась от него, уперевшись в его грудь, всхлипывая, она вглядывалась в его лицо и, убедившись, что это действительно, он, наставник её сына, она закрыла лицо руками и расплакалась. Дервиш вновь привлек её тонкую фигуру к себе, прижавшись своей щекой к её и мягко проводя по растрёпанным волосам. Теперь можно было. Даже если бы кто-то и заметил их, не смог бы осудить отчаявшуюся Валиде, а Дервиш… Дервиш бы сказал, что не мог не успокоить её.