Текст книги "Золотая Госпожа (СИ)"
Автор книги: Мария Дибич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
– Поверьте, для него я обременительный груз, хотя и из уважения к покойному отцу сын не хочет видеть меня подле другого человека.
Когда Фахрат принялся составлять документ, остальные пятеро участников никаха, Хандан с Дервишем и трое свидетелей, облегчённо выдохнули. Паша подбодрил будущую супругу в лице Валиде Султан, легонько потрепав её за рукав простенького платья.
– Мехмед, сколько у вас жён?
– Одна.
– Свидетели, подтвердите.
– Подтверждаем.
– Махмуд, Вы берёте Хандан в жёны и преподносите ей махар, состоящий из документов на собственность в Анатолии, санжаке Османской Империи, и Кадисе, в Испании?
– Беру. Преподношу.
– Хандан, Вы подтверждаете своё желание вступить в брак и принимаете махар.
– Да. Принимаю.
– Свидетели, подтвердите.
– Подтверждаем.
– Свидетели, назовите свои имена.
– Ахмад.
– Баязед.
– Атмаджа.
Дописав и выведя последнюю букву, Фахрат полюбовался проделанной работой и, довольный, отложил перо в сторону.
– Церемонию по обычаю провести желаете? – Фахрат заметно приободрился, предчувствуя скорую наживу или же просто от определенности.
Дервиш не выражал схожего восторга, только аккуратно вытянул бумагу и принялся её изучать. Содержимое, по видимости, его устроило, поэтому свидетельство было свёрнуто и отправлено в позолоченный тубус.
– Нет, – за всех ответила Хандан и бодро встала, не имея ни времени, ни желания продолжать бестолковую процессию собственной свадьбы.
Вслед за ней выполз Дервиш. Они недолго постояли возле двери, каждый думая о своём и при этом об одном и том же. Тубус загадочно посверкивал в руках паши в поддержку двум золотым перстням.
– Сколько жён мужчине нужно для счастья, Дервиш?
– Всего одна. Но более чем приятно было бы менять её на протяжении жизни, хотя знаешь, – Дервиш приостановил свою речь и взял Хандан под руку, – будь бы мир совершенен – у меня не было бы ни одной жены.
– Так мечтаешь об одиночестве? Все вокруг стремятся создать крепкую семью, оставить после себя наследие, детей… Я вот к чему: не хочу быть причиной тому, что однажды ты проснёшься и поймёшь, как много упустил.
На слова Хандан Дервиш только неприятно ухмыльнулся, но ничего не ответил. Казалось, их разговор его забавлял, в точности как огненное представление.
– Нам придётся быть осторожнее какое-то время, Дервиш. Я купила евнуха-лекаря вместо Дениз. Он хороший человек и, как понимаешь, я не могу ему доверять. Со временем подыщу более подходящую кандидатуру, а пока будем аккуратнее.
– Дениз скоро где-нибудь объявится, она не слишком опытна в вопросах скрытности, тогда её и сцапают.
– Не нужно. Хочу, чтобы она жила.
– Странное желание, Госпожа. И глупое.
– Не о чем тут говорить. Просто оставь её в покое. И, поверь, я не забыла о порезе на шее.
Они вновь немного отстранились. Хандан вслушивалась в скрип досок, рождаемый шагами доверенных Дервиша. Паша был настолько доволен собой, что и Хандан следом начинала восхищаться его целеустремлённостью.
– Где ты откопал Ахмада-агу? Такая безграничная преданность… Хотела бы я иметь верного человека возле себя.
– Видишь ли, Хандан, верность – глупая штука и непостоянная. С Ахмадом-агой у нас взаимная договорённость, которая тебе, боюсь, очень не понравится. Так или иначе, я нужен ему для дел ровно в той степени, как я нуждаюсь в нём, – паша освободил руку и до тошноты аккуратно уложил воротник.
– Я прекрасно знаю, что мне не по пути с добрыми и честными людьми, но я, как Валиде-султан, не имею права сидеть среди мерзавцев. Расскажи мне, чем так тебе обязан Ахмад? – Хандан лукаво подняла бровь, не слишком надеясь на откровенность.
– Он очень любит чужих жён, Госпожа, а я помогаю им любить его.
Дервиш остановил её, накрепко вцепившись в талию. Затем он осторожно, так нехарактерно для обычно сосредоточенного Великого Визиря, поднялся рукой выше по её спине, и даже не касаясь кожи, остановился на шее. Хандан не была хрустальная, оба они это знали, но теперь он держал её так, словно боялся разбить. В его взгляде читалась нежность и привязанность, смешанная с тихой безысходностью и болью.
– За твою настойчивость я прощу тебе любой грех, – подумала про себя Хандан, но ничего не сказала, ответив паше привычной мягкой улыбкой.
Она неосторожно и, наверное, слишком откровенно отстранилась и поторопилась спуститься на первый этаж. Хандан не оглянулась. Если бы он поцеловал её, это был бы самым теплым воспоминанием о Дервише и их бестолковых метаниях. Однако этого не случилось, и Хандан занырнула к лекарше через внутренний двор, пересчитав по непонятной причине ступеньки. Через мгновение, словно в былые времена, Хаджи-ага вместе с евнухом-лекарем трясся напротив своей Госпожи в кибитке.
Переступив порог собственных покоев, Хандан сделала над собой усилие, чтобы немедленно не выйти, сославшись на дела. Посреди ковра сидели все шехзаде и маленькая дочка Кёсем. Их пускали всегда по её просьбе, но если бы Хандан была с собой до конца честной, она бы уже давно пересмотрела взгляды на общение с наследниками. Вместо этого она предпочла изобразить на своем лице маску приятного удивления и, сбросив накидку, заняла своё место возле детей.
Осман сразу же заметил Валиде и заулыбался, наверное, он единственный был искренне рад её появлению, и, может быть, на мгновение, лишь на один миг, Хандан почувствовала себя на своем месте.
– Мустафа больше с нами не играет, Валиде, – чрезмерно серьëзно и сдержано, совсем как взрослый, обратился к ней Осман, что так противоречило виду темноволосого ребёнка, который с интересом возился на полу с мелочевкой. – Мама сказала, что Мустафа теперь живëт один, неужели у него теперь есть свой дворец?
– Нет, Осман. Мустафа теперь просто живёт один, так решил наш Повелитель.
– Значит, Мустафа готовится стать Падишахом? – Осман обиженно надул губки и будто бы что-то намеривался добавить, но от расстройства не мог.
– Шехзаде Мустафа никогда не станет Султаном, – «через пару лет его примет Аллах» Хандан слегка поправила воротник задевавший за порез на шее. – Мустафа никогда не получит санжак и не станет вам равным.
– Я стану Падишахом, Валиде? Мама сказала правду?
– Если ты будешь хорошо учиться, уважать и чтить своего отца, заботится о братьях, то ты станешь Падишахом.
– Я буду, Валиде. Я обещаю.
Хандан взяла на руки маленькую Айше и села рядом с фаворитками сына, поймав на себе обозлëнный взгляд снова беременной Кёсем.
«Должно быть, я так же смотрела на Халиме почти двадцать лет назад. Теперь настало время ей меня проклинать в Старом Дворце с великой Сафие Султан».
– Как ты себя чувствуешь, Кёсем? Полгода не прошло, а ты снова нас радуешь, и я верю, далеко не в последний раз.
– Хорошо, Валиде, – гречанка поправила тëмные волосы, которые она теперь красила по желанию Ахмеда. – Мое положение – величайшая радость для женщины. Когда я смотрю на своих шехзаде, мне порой кажется, что я не могу уже стать счастливее, а потом я беру на руки ребенка и… Мне не нужно Вам объяснять, Валиде.
Слова Кёсем резали больнее яда в животе, хотя девушка не могла знать всех подробностей существования своей Госпожи.
– Как тебе хватает сил, Кесем? Помню, Ахмед изводил меня, пока был совсем крохой, с годами легче не становилось.
– Я нужна своим детям, Валиде. Когда становится совсем трудно, я вспоминаю про Вас и напоминаю себе, что не имею права на слабость и плохое самочувствие, – Кёсем расправила юбки непринуждëнным жестом и совершенно по-детски наивно улыбнулась.
И она не была ребенком. Вокруг Хандан разворачивалась война, пока она не могла закончить свою. Великая Сафие Султан… не проносила титул матери Падишаха и восьми лет. Не по её пути забвения надеялась пойти Хандан, но, вдруг, её время с сыном также неумолимо убывает, пока новые воины готовятся к схватке.
– Ташир-ага, – бывший лекарь поклонился и вышел вперёд. – Прикажи подготовить мне экипаж, я поеду вместе с Халиме Султан в Старый Дворец.
Дервиш не оставил бы её гнить среди цветущего сада увядшей эпохи. Он бы забрал её, привез в дом на краю моря и не оставлял бы одну дольше, чем бы она сама того хотела.
– Валиде, Вам письмо от Дениз Хатун, – Хаджи-ага со свитком проследовал к Госпоже и с гордостью протянул его. Он не знал о причинах её ухода, но верил, что наконец изжил нечисть, порочащую гарем.
«Хандан, рада, что ты веришь в мою честность, и потому я имею счастье диктовать эти слова твоему бывшему слуге. Немного пораздумав, признаюсь, я не убедилась в правильности своего решения. Свободу не разменивают на сомнительное удовольствие службы мертвецам, как ты и человек за твоей спиной. Не верь ему. Вы ищете разного, но по итогу найдёте только смерть. Дервиш паша умрёт с тобой или без тебя. Выбирай. Со своей стороны клянусь молчать, но мёртвая я запою птицей, и тогда вы оба пожалеете».
Хандан постаралась не разорвать письмо и не бросить его ошметки в огонь. Дениз Хурра имела дерзость угрожать ей, высказывая одновременно мнение, которого не спрашивали. Особенно о Дервише. Ни один человек в целом мире не мог бы её осудить, а если бы и посмел, Хандан не стала бы слушать.
– Неприятные новости от Дениз Хатун?
– Да, Хаджи, – Хандан свернула бумажку. – Пишет, вернее, за неё пишут, как прекрасно ей на воле без наших строгих правил.
– Словно она их соблюдала, Валиде. Видит Аллах, этой женщине не место в гареме нашего Повелителя.
«Дениз знала о моём преступлении и не судила, когда вы все захотите закидать меня камнями. Все без исключения… Не поймёте, не захотите пощадить. Вы возненавидите меня за мой грех… за моё счастье», – проговорила про себя Хандан и крепче сжала письмо, с трудом удержавшись от слёз.
В черной бархатной накидке, вытягивавший силуэт Халиме и делавший её загадочно манящей, что с раздражением отметила Хандан, Султанша раздала несколько прощальных приказов бывшим служанкам. Дильруба вертелась вокруг матери и не могла найти себе места среди суеты окончательных сборов. Молодая Госпожа, румяная от злости, уподобляясь Халиме, выкрикивала приказы и ругалась на слуг, когда на то находилась малейшая причина. Она оставалась во Дворце до свадьбы без опеки, совершенно одна, и пожалуй, это обстоятельство не нравилось Хандан больше всего. Девушка была вспыльчива, а благородная кровь ограждала её от любого наказания со стороны Валиде Султан.
Дильруба заметила, что за ней наблюдают, но постаралась не слишком ублажать Хандан и продолжила свое бессмысленное занятие с тем же запалом.
На плечи Хандан легла мягкая дорожная накидка, специально привезëнная ей из далëкой Англии, не столько из необходимости, сколько из желания получить необычную вещицу. Укутавшись в шерстяную ткань, она медленно подошла к Халиме, довольно отстукивая каблуками о брусчатку.
– Надеюсь, сборы прошли без лишней суеты. У тебя было так мало времени, Халиме, но я постаралась обеспечить вас всем необходимым, – произнесла Хандан, заглядывая в хитрые глаза бывшей соперницы.
– Мустафе нужна мать, я ещё вернусь, поверь мне, Хандан. Наш Повелитель справедлив, и когда он найдет предателей, а это случится, не сомневайся, настоящие преступники будут наказаны, – плавно пропела Халиме, неестественно расставляя акценты на словах, словно собирая фразы из раздельных кусков, что, однако, не умоляло складность речи.
– Алллах решит, как будет. Я обещала твои покои Кёсем, ей тесно с шехзаде в столь маленьком пространстве. В Старом Дворце такой проблемы нет, тебе будет там свободно, скоро Дильруба будет приезжать с внуками.
Халиме поджала губы, но ничего не ответила, пока её лицо багровело от гнева и яда. Султанша в одно мгновение успокоилась и почтительно поклонилась, прежде чем отойти к другой повозке.
– Отправляемся, – крикнула Хандан своему возничему. – Надо вернуться до заката.
Старый Дворец изменился. Сады стали менее походить на заросший лес, на дорожках лежала новая мраморная плитка. Сафие Султан покинула Топкапы, но не намерена была оставлять прежний образ жизни. Резьба тянулась по стенам, а на потолках появились своды в европейском стиле, мимо Хандан проскользнула служанка с тонкой шелковой шалью, не хуже чем у наложниц Ахмеда.
Сафие, старая львица, сидела посреди комнаты, окружëнная свитой евнухов и служанок, в белоснежном платье без единой потëртости. Хандан поклонилась, частично даже из уважения, но и привычка дала о себе знать: при виде Великой Валиде колени словно сами подгибались.
– Хандан, мы и забыли, как прекрасно твоё лицо, – Сафие растянула губы, так что вокруг глаз собрались маленькие морщинки. Время её не щадило, как и всех в этом огромном мире.
– Я помню Ваше, Валиде. Я решила убедиться, что Халиме Султан примут в соответствии с её положением.
Сафие, с жемчугом на шее, прикрывавшим морщины, Сделала лëгкий жест рукой, вышедший безукоризненно идеальным. Толпа как вода протекла сквозь них и вскоре двух Валиде.
– У нас к тебе разговор, Хандан, раз уж ты решила навестить нас, – Сафие глотнула из крошечной фарфоровой чашечки и грациозно поставила его на блюдечко.
Хандан устроилась поудобнее, настраиваясь на бесконечный поток оскорблений в свой адрес.
– Ты знаешь, Хандан, как устроено государство? – ответа не требовалось. – Наш Повелитель, наш Лев, берëт на себя ношу и принимает решения, которые другим не под силу. Ему помогают. Совет Дивана, визири, духовные наставники, но есть два человека, решающие куда больше, они словно две столпа, на которых держится мир. Они – сила Падишаха. Ты понимаешь, о ком я? – Сафие поправила чашечку. – Не отвечай. Не хочу знать, что происходит в твоей глупой голове. Валиде Султан, мать Падишаха, и Великий Визирь. Но есть одно условие: они должны быть заняты государством, а не друг другом.
Хандан онемела. Фарфоровая чашечка на столе, искрящиеся ровные жемчужины, всё белое… белое… белое…
– Что за намёки? – Хандан постаралась выглядеть сдержанной, но у неё не вышло, и она это знала.
– Я однажды желала личной встречи с послом Англии. Он был редкий человек и желал того же, но встречу эту я пресекла, не позволила. Что будет, Хандан, когда народ узнает о ваших греховных отношениях?
– Что будет? Вы же не надеетесь, что я отдам Вам титул Валиде Султан? Только представьте, окажется, что Падишах Османской Империи, о чести которой Вы так печëтесь, – незаконнорожденный сын одного из визирей. Все маленькие шехзаде – бастарды. Их умертвят. Вы же не думаете усадить Мустафу на трон. Ему не пережить такую бурю… И вам тоже. Вы – Династия. И никому, кроме Династии не нужны, вас низвергнут, Сафие Султан.
Сафие с неизменным достоинством смотрела на холодевшую Хандан. Великая Валиде так спокойно говорила, не сделала ни единого лишнего движения. Непоколебима.
– Назовешь Ахмеда бастардом Дервиша? Пожертвуешь сыном?
– Отдадите внука на растерзание толпе? Я Вам не верю. Вы будете молчать, иначе моя голова уже бы катилась по песку.
Хандан собралась уходить, но боялась пошевелиться. Сколько лет прошло, а Сафие оставалась пугающей загадкой, тем, что Хандан никогда не станет.
– Пустила его в себя, словно обычная шлюха, предала моего покойного сына, – с ноткой печали проговорила, будто бы дрогнув, Сафие Султан. – Мы бы многое отдали, чтобы твоя дурная голова упала на песок.
========== Агония ==========
В прохладный шёлк было приятно зарыть ноги и хотя бы на мгновение забыть о летней жаре и духоте. Нагота не спасала Хандан, и тем более не способен был помочь Дервиш. Впрочем, паша не ставил перед собой цели остудить её, а потому она беспомощно задыхалась, вся мокрая и приятно измождённая. Сафие Султан могла бы стоять рядом с их постелью, и Хандан бы не раскаялась даже ради приличия. Это чувство внизу живота, лёгкая дрожь в мышцах, дымка блаженства, перекрывающая дурные мысли.
Хандан учили доставлять удовольствие мужчине долгие годы, но Султану никто не объяснял, что наложницам тоже должно быть приятно. Дервиш был другим.
– Что там с Сафие Султан? – привстав, паша налил себе вина с характерным запахом изабеллы. – Давно я не видел тебя такой взбудораженной и, – он сделал глоток, – страстной. Что же старая Валиде Султан могла тебе такого интересного поведать?
– Налей мне. Она знает про наши отношения, и, видимо, довольно давно.
– Невероятно.
В комнату через открытое окно потянуло морской свежестью, обволакивающей и вездесущей. Будь Дервиш не аккуратен, на столе зашуршали бы бумаги, поддерживая занавески, но каждая стопочка была заботливо придавлена грузиком в соответствии с значимостью. Больше всего Хандан любила бронзовые фигурки животных. Весьма похожие она заказала для шехзаде, только немного крупнее. Осману шел четвертый год, Мехмеду – третий, Айше было почти два, вторая дочка Кёсем только появилась на свет, тогда как гречанка снова была беременна. Ещё одна наложница должна была родить в течение месяца.
– Наливай, – Хандан подняла бровь и схожим образом прогнулась в спине, давая Дервишу остановить взгляд на груди под тонкой струящейся тканью.
– Признаться, не думал, что в гареме дозволен алкоголь, – он протянул ей свой бокал и принялся наполнять ещё один, теперь уже для себя.
От неё не ускользнуло то, как паша немного поморщился, передавая ей бокал с бархатистым рубиновым вином. Недовольство на его лице всегда проявлялось лëгким прищуром, время от времени дополняемым сжатыми губами.
– У Дениз было мнение, что такое правило – только кара правителя, ненавидящего женщин, и я с ней согласна. Нет ничего лучше прохладного вина после тяжëлого дня, и, в отличие от тебя, я никогда не перебарщиваю.
– Сафие в своем духе. Больше она ничего не сказала?
– Нет. Но я съезжу к ней в другой раз, когда лучше обдумаю свои слова. Надо точно знать, как я поступлю при каждом её ответе. Она нам пока никак не навредила, значит, на то есть причина, а теперь она хочет, чтобы я нервничала.
– У неё вышло, – так же односложно ответив, Дервиш хитро улыбнулся жене и бесцеремонно спустил глаза ниже на её голые бёдра.
«Душу он мою уважает, да ты, паша, даже не слушаешь меня». Но Дервиш умел совмещать внимание её жалобам с любованием на неё, еще одно неоценимое достоинство капудан-паши. Им бы не хватило вечности насладиться общением друг с другом, короткие же моменты встреч, дарованные им, приходилось умело дробить.
– Я всё ещё боюсь её, понимаю, что не должна, но мне становится плохо от одного мысли о её присутствии. А ты мне ничего не скажешь?
– Я думаю, – на эту фразу Хандан закатила глаза. – Не причина, повод. Мы сделали нечто такое, что Сафие Султан весьма не понравилось…
Хандан хотела бы ядовито заметить, что ничего особенно или умного паша не «надумал», но решила, что, может быть, только обидит его, в то время как он мог позже предложить нечто стоящее. А пока она встала, оставив простыни лежать на месте, и прошлась по всей комнате к оружию возлюбленного супруга. Сабля была много тяжелее, нежели выглядела, и она была холодной, почти ледяной. Хандан перехватила сталь и принялась пересчитывать дефекты на металле. Небольшая погнутость, зазубрина, самый кончик словно уперли в стену – это оружие спасло жизнь Дервишу. Хотя и не смогло полностью уберечь: он до сих пор плохо обращался с правой рукой и просил не давить на рёбра. Ему было больно. И чëрно-фиолетовые пятна на коже, пускай и проходящие, служили тому доказательством.
– Сабия Хатун, Дервиш, – Хандан не убрала саблю обратно в ножны и неизменно плавно подошла к постели со стороны паши. – Мне не понравилось, как ты на неё смотрел. – Она прижала сталь к горлу Дервиша и знала, что если резко повести саблю вверх, ни один лекарь не спасет его.
Дервиш только растянулся в неприятной ухмылочке, но оставался совершенно спокойным и отстранëнным. Когда сабля оказалась прислонена к стене, а Хандан лежала к нему спиной, занятая рассматриванием своего нового искрящегося браслета, любезно преподнесённого на свадьбу, паша ласково прошёлся по бархатной спине жены, завершив свой путь влажным поцелуем в плечо.
– Вот здесь, – паша приложил горячую ладонь ближе к пояснице. – У тебя очаровательное созвездие Эридан из родинок, моя свирепая Госпожа.
Паша переместил руку на талию и прижался в плотную к ней, забирая блаженную прохладу, но это ему простилось за ещё один жадный поцелуй в шею.
– У греков была легенда, что сыну бога Фаэтона поручили управлять небесной колесницей Солнца, но он не справился, – Дервиш отвлекся на очередной поцелуй и не продолжил, пока не насладился стоном удовольствия любовницы, так отчаянно жаждавшей его прикосновений и ласки. – И Зевс, разгневавшись, сбросил самого Фаэтона в реку Эридан. Теперь мы, конечно, знаем, что звезды появились не от сражения богов, но разве не лучше бы было видеть за всем природным высшую силу, как считаешь?
Хандан глотнула воздуха, которого было слишком мало, прогнулась и, подчиняясь желанию, неосторожно взбудораженному Дервишем, спустила его руку к низу живота. На сегодня они не закончили.
– Думаю, что тебе не удастся отвлечь меня разговором о религии.
– Сабия давно не ребёнок, и ты не мог обделить это вниманием, она красива, молода. Ты даже не спорил… – рука Дервиша спустилась только немного ниже, а Хандан с ноткой разочарования закусила губу.
Это было выше её сил. Напряжение доходило до сладкой боли, но он не поторопится, Хандан знала. Если она его разозлила своим упрёком, паша заставит её умолять… Не словами. Он всë чувствует, её лëгкую дрожь, то, как она прижимается бедрами к его телу, её неровное быстрое дыхание.
– Сабия не похожа на тебя, и никто в целом мире не ты, – он коснулся губами заживающей отметины Дениз, такой же, как и у него самого, немного уколов щетиной горящую кожу. Никто больше Хандан не нужен, только он, никто другой. – Я пытался найти замену долгие годы. Среди девушек были похожие на тебя, были прекрасные, были добрые, были невинные, были замужние, – его пальцы скользят ниже, ещё немного, и конец агонии, лишь потерпеть ещё немного. – Но чëрт возьми, ни одна из них не была тобой, и ни одну из них я не любил. Сабия не исключение, и ты это знаешь.
Хандан возвращалась в гарем приподнятом настроении. Заночевала она в Старом Дворце, а уже до восхода солнца нежилась в объятиях Дервиша. Затем она вместе с Сабией оценила то, как последняя обустроила новый дом, заметно более скромный, но вместе с тем и уютный.
– Валиде Султан, – взволнованный Хаджи встретил её на пороге и протянул к ней руки, словно готовился насильно потащить её следом. – О Аллах, я за вами в Старый Дворец посылал, уже и слуги вернулись, а Вас всё нет. Где вы были, Валиде? У нас тут такая новость!
– К Сабии Хатун заезжала, – неестественно протянула Хандан, прикидывая, когда могли вернуться слуги.
Полдня вместе с пашой пролетели быстро в его постели, за его столом, среди его вещей. И возле него. С его лëгким пренебрежением к жизни и желанием просветить её в вопросах греческой мифологии.
– Эрдене Хатун рожает, Валиде, с ночи ещё.
– А, Аллах, хорошо, что я успела, – Валиде сжала в руки в приятном волнении. – Где Ахмед, хочу быть с ним рядом в этот прекрасный момент.
Хаджи проводил свою Госпожу на террасу, где во всю без Валиде Султан гулял гарем. Издалека потянуло мясом и пряностями вперемешку с сладким запахом ягодного шербета.
– Повелитель, – Хандан не дали даже присесть на выбранную позицию по левую руку от сына. – У вас родилась прекрасная Госпожа!
Ахмед мгновенно подскочил, а в след за ним потекли фаворитки, наложницы и калфы. Валиде Султан шла в первых рядах рука об руку с сыном, но у постели светившийся девушки с широким лицом он оторвался от неё и подошёл к матери с новорождённой девочкой, совсем крохе.
Ребенка, завëрнутого в кружева, бережно передали ему, и Ахмед так же аккуратно, боясь навредить, взял девочку поудобнее.
– Твоё имя – Кёсем. Твоё имя – Кёсем. Твои имя – Кёсем, – повторял Ахмед, пока первая обладательница имени с гордостью поглаживала свой живот.
Немногим позже Хандан взяла девочку на руки, и только потом маленькую Кёсем вернули измучившейся матери, которая с интересом смотрела на чествование своей дочери и, казалось, совсем не переживала, что не подарила Династии шехзаде.
Через пару дней, когда девушка окрепнет, её сполна одарят, как мать юной Госпожи, а пока её оставили вместе с лекаршами наслаждаться отдыхом и грядущими переменами.
Процессия вернулась на террасу, где музыка пошла куда более весёлая и соответствующая праздничному настроению, а главное – с участием Валиде.
– Матушка, – отложив кусок сладкой пахлавы на краешек салфетки, несколько грубо обратился Ахмед, что заставило Хандан съëжиться от неприятного предвкушения упрёка. – Мой наследник чуть не родился без вас.
– Аллах не допустил этого, Лев мой. А впредь я буду осторожнее.
Ахмед тяжело выдохнул, успокаиваясь, но лишь ненадолго, потому что Хандан знала себя и предчувствовала бурю.
– За Вами посылали на рассвете, а соизволили приехать за полдень. Вы – Валиде Султан, и Ваша обязанность быть здесь или хотя бы приезжать, когда за Вами посылают! Где Вы были, Валиде, что никто не знал? – вот теперь Ахмед, довольный, откинулся на подушки и влюблëнно посмотрел на беременную гречанку.
– Я заезжала к Сабии Хатун, посмотрела, как она обустроилась в новом дворце. Неплохо, скажу тебе. У паши уютно, света много, – три розовых бриллианта на подарке сверкнули, выделяясь среди остального ряда. – Я у них часто бываю. Несколько раз оставалась ночевать, возможно, если бы ты чаще заходил ко мне, ты бы знал.
Хандан лучезарно улыбнулась и даже не поняла, насколько искренне у неё это вышло. Ахмед с гневом выпучил глаза, но, словно почуяв вину за своё вечное пренебрежение, ничего не ответил ей.
– Пусть приведут шехзаде и госпожей, надо поделиться с ними радостью, у них родилась прекрасная сестра, – скомандовала Хандан, намеренно не сверяясь с реакций Ахмеда.
Валиде Султан отхлебнула из чашечки и сразу же поморщилась от горькости и общей безнадёжности напитка. Немедленно закусив тающим рахат-лукумом, она начала прикидывать, что и в какой последовательности лучше отправить себе в живот. Утка в медовом соусе была бы готова только через несколько часов, баранина была уже съедена без Хандан, ягнёнок не выглядел аппетитно.
Служанки вернулись с наследниками, и это заметно оживило и без того шумное торжество.
– Где Мехмед? Он здоров? – Хандан погладила Айше по мягким тëмным волосам и поборолась с желанием сразу же отдать её обратно матери.
– Шехзаде Мехмед очень капризничает сегодня, Валиде. Пока мы были в Ваших покоях, он совершенно всё излазил. Наш храбрый шехзаде будет только мешать.
Служанка учтиво поклонилась, но не упустила возможность игриво сверкнуть глазами Повелителю мира. Ахмед заметил такой неаккуратный жест и, что было плохо для девушки, его любимая Кёсем тоже ничего не упустила.
– Мехмед так тяжело расстаётся с вниманием… Кёсем, сходи к нему, матери должно быть виднее.
– Ничего, Валиде. Сегодня Мехмед совсем непоседливый, стремится покорить весь мир, как его Повелитель-отец, – ласково ответила Кёсем, аккуратно расправив складочки на платье.
Ахмед одобрительно кивнул, только крепче сжав руку молоденькой Хасеки, матери трёх его наследников, всегда весëлой и доброжелательной. Весенний цветок Ахмеда пылал привычной свежестью и бодростью. Кёсем, казалось, не уставала. Она могла не спать ночь, если кто-то из детей болел, с утра напроситься съездить с Ахмедом в мечеть, к вечеру вернуться и, прихорошившись, отправиться развлекать утомившегося Султана.
– Лекаря, лекаря быстро! – из коридора, задыхаясь, выбежала, вцепившись в юбки, одна из служанок. – Лекаря!
Из толпы появилась лекарша и с помощницами последовала за девушкой, молниеносно скрывшейся обратно в коридоре. Ахмед широкими торопливыми шагами, устремившись, словно сокол, рванул к месту беды, увлекая всех и вся всех за собой. Детей отдали няням, а Хандан с Кёсем рядышком пробивались через толпу.
– Аллах, аллах, – слышался тихий взволнованный шепот, который был знаком тем, кто заставал смерти великих.
В один момент толпа словно обступила её, внезапно, беспричинно, но девушки пятились, давая пройти Валиде и Хасеки. На пустом месте сидел её сын, спокойно и безмятежно, а над ним, неподвижной мраморной статуей, стояла лекарша. За Ахмедом, её гордым Львом, показался маленький лежащий ребёнок.
Он упал с верхнего этажа. Только как маленький мальчик мог вскарабкаться по перилам, или же он перелез гораздо раньше. Куда же он лез? Зачем? Одной из высоких частей не хватало. Отломана.
– Мехмед! – истирично взвыла Кёсем, бросившись к сыну, а молчание говорило, твердило, что он мëртв. – Мехмед? Ахмед, что с ним? Помогите! – девушка схватила маленькое тело и словно привстала, чтобы отнести его куда-то, спасти самой, раз уж никто другой не может. – Мехмед!
Этот маленький мальчик, молчаливый согнувшийся над ним Ахмед, и только крик Кёсем.
– Мехмед! Ну помогите же! – Кёсем совсем выпрямилась, не отпуская сына, и так прижимала его к себе.
– Лекарша, отведи Кёсем в её покои, дай лекарство, а то и ещё одного шехзаде потеряем, – скомандывала Хандан, но по прежнему не могла сделать и крохотный шажочек. – Кёсем, девочка, отдай им сына.
– Валиде, скажите им! Почему все стоят? – Кёсем смотрела только на сына, не отрывая голубых искрящихся глаз и все крепче прижимала его к себе.
– Дай мне его, я не обижу Мехмеда, ты знаешь, отдай мне его, – через силу Хандан всë же подошла ближе и протянула руки к маленькому темноволосому шехзаде, пока Ахмед неизменно сидел на полу. – Я его защищу, прошу.
– Помогите ему, Валиде…
Только секунду Хандан держала мальчика, а затем отдала страже. Кёсем, постоянно оборачивавшуюся, увели в лазарет. Вокруг было тихо, так тихо, только тихий шорох юбок и тяжëлое дыхание Ахмеда.
– Кто следил за ним? – едва слышно произнесла Валиде, но, собравшись, уже громче, совершенно отстранённо, повторила. «Это лишь сон, ничего этого нет». – Кто следил за шехзаде?
– Валиде, Валиде, прошу, – девушка, что и позвала лекарей, с грохотом свалилась на пол. – Я старалась, клянусь, но шехзаде так визжал, я не смогла его удержать… Он так кричал, Валиде. Дьявол вселился в него… Повелитель, помилуйте, помилуйте.
«Казнить. Казнить. Казнить», – повторила про себя Хандан и едва сдержалась, чтобы не отдать приказ. Казнить! Всех! Но кого? Сколько служанок и нянек отвечали за жизнь шехзаде? Десять? Нельзя в одночасье лишить их жизни.
Было так тихо, до ужаса тихо, будто в могиле, в склепе, нет это был лишь сон, длинною в жизнь. И девушка так плакала, навзрыд, отчаянно.
– Выбросьте из дворца всех, всех, кто должен был следить за ним, до единого человека, каждого, – она замахнулась на девушку, но не опустила руку на её лицо. Это не достойно Валиде Султан. Надо держаться ради сына, ради остальных. – Ахмед?
