Текст книги "Золотая Госпожа (СИ)"
Автор книги: Мария Дибич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Стражники подхватили упирающихся и всполошённых последней фразой девушек и потащили к выходу.
– Валиде, Валиде-султан, – отчаянно завизжала одна из девушек, светленькая и очень хорошенькая, дергаясь изо всех сил, – Валиде-султан, помилуйте, мы не виноваты! Она сама, сама просила туже затянуть!
Хандан подала лёгкий знак стражникам, они отпустили разрыдавшихся наложниц, тут же упавших на пол.
– Мы не виноваты! – не унималась светленькая. – Мы её позвали! Но… Она хотела корону! Всё кричала: давай сильнее! Мы не виноваты! Все она!
– Да, кто же знал? Кто знал? Что так получится! Да, она сама… – поддержала её подруга, вторая виновница.
– Значит, Сабия сама просила вас об этом?
– Да, Госпожа, да. Простите нас! Мы не виноваты! – первая заговорившая всем видом своим взывала к сочувствию: опущенные глаза, тяжёлое дыхание, приоткрытый от ужаса рот, Хандан хотела ей поверить, но отчего-то не могла, будто бы она была уже знакома с подобной картиной. – Госпожа, она очень корону…
– Лгуньи, мерзкие лгуньи! – неожиданно одна из свидетельниц набросилась на светленькую. – Вы все врёте! Они врут, Госпожа! – она вцепилась девушке в волосы и потянула. – Сабия корсет мерить не хотела! Они! Они! Привели её в гарем, потому что она худая! Не девушка ещё! Умоляла прекратить! Ей… больно было… Я остановить их пыталась, но не успела! Не смогла! Госпожа!
Только когда девушек, шипящих, как дикие звери, растащили в разные стороны, можно было продолжать «допрос».
– Так, это девушки? – и защитнице Сабии Хандан верить полностью не могла, и в её словах была какая-то неуловимая фальшь. Неужели во дворце никто уже не умеет говорить откровенно?
– Нет! Нет! Валиде! Она лжёт! – все визжала светленькая, но вторая её неожиданно остановила.
– Госпожа, мы не думали, что так получится… Не хотели мы… я… вот точно не хотела… кто бы мог предположить…
– Молчи, хуже сделаешь, – останавливала её подруга, настаивавшая на их невиновности.
– Да, куда уж хуже, простите, Госпожа… – девушка ненатурально разрыдалась, закрывая, якобы от стыда, лицо, – и можно я к Сабии потом схожу, мы сходим, и, может быть, и она нас простит, и Аллах, прости нас…
– Аллах, сколько же в вас дури, ладно. Вечером решу, что делать с вами, а пока рассадите по разным комнатам и заприте, – распорядилась Хандан и быстро вышла из большой комнаты, если раньше время сильно поджимало, то со всеми разборками его не было совсем.
Хандан очень неприятна была вся ситуация с Сабией. Потому что девушка была совсем юная и, наверное, легко пошла на поводу у старших и более ершистых наложниц, всему виной её одиночество… И правда, с кем ей общаться в огромном дворце со множеством людей, где, как ни странно, не с кем даже словом переброситься? Теперь она может умереть. А наложницы? Они определенно не хотели сломать ей ребра, конечно, не из человеческого сочувствия, ощущения Сабии им были безразличны, и всё же они не хотели. Их ложь усугубила дело, вторая девушка оказалась потрусливее и посообразительнее, быстро смекнула, когда признаваться и раскаиваться надо. А свидетельницы? У той, что так героически защищала Сабию, скорее всего, был зуб на хохотушек, и она смогла, наконец, вылить весь свой яд, даже не прослыв среди наложниц змеей.
Времени отговаривать Хаджи-агу сопровождать её у Хандан не оставалось, как, впрочем, и на что-либо ещё, кроме суетливых сборов, включающих беготню по покоям со слабой надеждой не опоздать. Стиснув зубы, она надела на себя коричневые тряпки, в которых на рынке никто не узнает в обычной простолюдинке Валиде-султан.
И все же, по воли случая, Дервиш задержался, и Хандан с облегчением выдохнула, потому что не надо было оправдываться и она доказала свою надёжность, но при взгляде на Хаджи-агу ей пришлось усмирить пыл, – её план немного претерпел изменения, а если не лукавить, сорвался вовсе. По пути на невольничий рынок, в небольшой, подпрыгивавшей на каждом ухабе кибитки царило странное ощущение неприязни: Дервиш был глубоко погружен в собственные размышления, изредка только обращая внимание на двух своих спутников, не радуясь ни нахмуренной Хандан, ни тем более Хаджи-аге. Тот не любил пашу и никогда этого не скрывал от Валиде, считая Дервиша жестоким, властолюбивым и бесчестным человеком, не заслуживавшим благоволения своей Госпожи. А Хандан раздражали они оба: Хаджи-ага, которого не должно было быть в этой злосчастной душной коробке, Дервиш мог бы и не так откровенно показывать, что он слишком занят важными государственными делами, чтобы говорить с теми, кто ничего не смыслит в политике.
С неописуемым удовольствием Хандан вышла из кибитки, расправив плечи и подставив лицо прохладному морскому ветру, которого, однако, не случилось. Из второй повозки для будущих танцовщиц выползли трое стражников, обливавшиеся потом. Лёгкие платья Валиде-султан не могли сравниться с плотным кожаным обмундированием воинов, которое спасло бы их от сабель, но мучило из-за сильной жары.
Шум рынка с лёгкостью заглушал мысли любого, кто ступал на эту истоптанную землю бесконечной торговли. Высохшая пыль поднималась сплошной стеной, не позволявший видеть окружающих и в десятке шагов. Дервиш поклонился Валиде и растаял в душащем тумане среди прочих суетящихся людей, голоса которых и сливались в пугающий гул пчелиного улья. Хандан не на шутку растерялась, уж точно не так представляла себе она невольничий рынок, всё должно было быть чище, приятней, а между тем вокруг были только, казалось, пираты с засаленными волосами и пожелтевшей одеждой, твёрдой от соли. Рабы были худые и безбожно грязные, с опущенными глазами, в которых не было тоски или отчаяния либо незатухающего огня мести, совсем ничего, непостижимая пустота.
– Нам сюда, Госпожа, – Хаджи-ага, заметив растерянность Хандан, указал ей дорогу, но она медлила под впечатлением ото всей мерзости рынка. Ей хотелось сесть обратно в кибитку и тотчас отправиться во дворец, оставить позади весь кошмар и забыть… навсегда… и всё же в мире есть вещи, от которых не спрячешься за высокими стенами, так и от этой грязи не отмыться простым мылом.
Проталкиваясь через толпу вслед за Хаджи-агой, Хандан задыхалась от пыли и смрада, который сильнее резал нос, ужасная, отвратительная вонь гнили и мочи заставляли её морщиться, упрятывая лицо в плащ. Никогда не вернётся она сюда. Никогда.
Наконец, перед ней возникли женские силуэты, такие же измождённые и умученные, как и мужские. Первый же торговец, заприметивший Хаджи-агу, дал знак своим девушкам подняться, за ними последовали единой волной остальные и с других кораблей.
Хаджи-ага разъяснил, что хочет видеть танцовщиц, которые непременно должны были присутствовать среди прочих. Одна за одной девушки по велению хозяев выступили вперёд и начали изображать странноватые движения, неумело имитируя восточный танец. Хандан указала аге на понравившихся, и они подошли ближе, теперь оставалось только выбрать самых симпатичных и здоровых, всего-то оценить живых людей, как товар. Вот они – несчастные рабыни султана, о существовании которых он и не знает, и они не знают о нём. «Вот то, чему ты служишь, Хандан, ты тоже причастна к их мукам, а теперь ты купишь их», – думала про себя Валиде, примечая в одной из девушек собственные черты, причём схожесть между ними то появлялась, то таяла, в зависимости от наклона головы.
Где-то сзади раздался неистовый женский крик, скорее отчаянный рёв, привлекший внимание всех торговцев и рабынь. Из пыли показалась процессия, следовавшая за тремя мужчинами, волочащими следом затрёпанную женщину, которая, однако, поднялась на крепкие ноги и продолжила путь. Закованная в цепи, она сохраняла удивительное достоинство, вышагивая, очевидно, последний раз в своей жизни. Хандан встретилась с нею глазами, чёрными, смолистыми, куда глубже глаз Халиме, в них была злость, ненависть, бесконечная гордость. Но её лицо… Разбитая губа, сиреневый синяк на скуле… Хандан уже видела в точности такие травмы… на себе…
Что-то больно укололо Хандан в самое сердце, но затем в уме блеснула мысль, отказаться от которой было невозможно. Дервиш был виноват перед нею, а теперь есть шанс заставить его вновь пережить ту самую ночь, может даже полнее и насыщеннее. Так он простит ей все на свете, даже предательство, даже то, чего Хандан ещё не сделала, но непременно сделает. Вот она – власть. Дервиш начал забывать о своей оплошности – так пусть вспомнит и не забывает впредь.
– Женщина – пират, гроза морей! – в шутливой манере начал её, должно быть хозяин, – Дениз Хурра!
По площади разнёсся глухой хохот.
– Не желаете ли приобрести её? А? Дениз Хурра! От такого трудно отказаться!
– Да, кто же совладает с ней? – выкрикнул кто-то из оживившейся толпы, сгущающейся с каждой секундой.
Гул на рынке становился громче с каждой минутой, из пыли постоянно приходили люди, так что скоро их головы тянулись бесконечной равниной. Стражники помогли Хандан протолкнуться к самому небольшому пьедесталу, где в цепях заставляли стоять женщину, которая обладала достаточной силой, чтобы сражаться с мужчинами и побеждать их, держать в страхе десятки экипажей, вести за собой сотню людей. В этой женщине слились две удивительные возможности для Хандан: напомнить Дервише о его ошибке и навсегда, навсегда, избавиться от стражи и Хаджи-аги, заменив их верным человеком, даже больше – понимающим её существом. От таких подарков судьбы не отказываются.
Однако стоило понимать, что Дениз не будет вести себя, как обыкновенная рабыня, смирно и покорно, необходимо было с ней договориться, заплатить дважды – ей и человеку, пленившему её.
– Сможешь ли ты служить мне, – крикнула Хандан Дениз, оказавшись наконец рядом с ней, – Захочешь ли?
– Что ты предложишь взамен? – дерзко бросила Дениз, изумлённой Хандан, будто бы она и не была закована в цепи.
– Будто бы у тебя есть выход?
– Смерть – тоже выход.
На этом толпа поглотила Хандан и быстро вытеснила за пределы площади, где всё сборище таяло в пыльном облаке.
– Хаджи-ага, она нужна мне, – жёстко сказала Хандан, руками обтирая лицо, – во сколько бы нам это не обошлось!
– Но Госпожа…
– Я всё сказала, Хаджи-ага! Иди!
Дениз оказалась на редкость сообразительной женщиной, она быстро обдумывала любые предложения и в итоге сторговалась на корабль и сдельное жалованье через пять лет, хотя уже становилось ясно, что возвращение в море для неё была лишь мечта, от которой в душе она успела отказаться: с переломанной правой рукой в атаку не идут, да и возраст давал о себе знать.
Путь во дворец оказал должное влияние на Дервиша, ради чего Хандан всё и затеяла. Он, в отличие от Хаджи-аги, легко угадал побои, которые сам же и наносил, пойдя на поводу у Госпожи, и всё время провёл в глубоких раздумьях далёких от привычной политики. Оставалось только уповать на судьбу, которая и теперь должна была помочь Валиде снова вернуть прежнее расположение соратника.
Хандан долго просидела в хамаме, удостоверяясь, что ни малейшей пылинки с рынка не осталось на её чистой кожи, за одно смывая оставшуюся в сердце грязь. Она с великой радостью отправилась бы спать, но оставалось ещё одно нерешённое дело, которое стоило бы оставить навсегда в прошлом.
Лекарша не говорила, что Сабия останется жива, ровно как и не утверждала обратного, оставляя решение судьбы девушки за Аллахом. Но это не избавляло Хандан от необходимости вынести приговор наложницам.
Вскоре, Хандан уже стояла в главной комнате девушек, куда созвали весь гарем без исключения. Вот они и перед ней – две виновницы трагедии и три свидетельницы. Кто заслуживал наказания? Никто? Все?
– Вам есть что ещё сказать? – обратилась к заплаканным и уставшим от своих слёз девушкам, не произнесшим ни единого звука в ответ. – Что ж, хорошо. Моё решение окончательно. Вы двое отправляетесь в старый дворец к Сафие-султан в услужение, на три года, если Сабия умрёт, и на год – если выживет. Вам дадут самую омерзительную работу. Дальше ваша судьба в руках Сафие-султан. Вас троих, – она указала на свидетельниц, – я выдам замуж в течение месяца. Повторюсь, моё решение окончательно.
Но никто и не думал спорить, Хандан немного даже обиделась на подобную покорность, оттого что была полностью готова к любому сопротивлению, но, как известно, неприятности случаются только когда мы их не ждём.
========== Ради покоя в гареме ==========
– Неужели, прямо никогда и ни с кем не хотелось, вот никогда, после смерти султана, – шутливо и удивлённо спросила Дениз, сидя на резном столе, подаренном венецианцами.
Она небрежно поправила кудрявые короткие волосы, постоянно пушившиеся, тёмные и жёсткие. Точёное сильным морским ветром лицо пылало здоровьем и бодростью, так не свойственными обычным обитательницам гарема. Ей было около сорока лет, тридцать из которых она провела на корабле. Дениз была высокого роста, гармонично сложенная, полногрудая и необыкновенно грациозная. Последнему способствовали сильные мышцы, она легко переступала с ноги на ногу, почти летая, умела бесшумно подкрадываться даже ночью. Поначалу Хандан сочла её слишком мощной для женщины, но затем изящество дикой кошки покорило Валиде.
Дениз Хурра не признавала власть и поэтому всегда была с Хандан на «ты», таково было негласное условие их договора, так теперь, спустя полгода с момента её появления в гареме, эта свободолюбивая пиратка стала главным другом Валиде-султан, не говоря о Дервише, конечно.
– У нас об этом и думать нельзя, – сквозь зубы в такой же шутливой манере отвечала Хандан.
– Да ладно тебе, не верю. Чтобы Валиде-султан ни разу с мужчиной не была, после того как султан в другой мир отчалил? Глупости!
– Говорю тебе – нельзя!
– Мало ли кому чего нельзя?! Валиде-султан-то можно! Если бы только мне запретили быть с теми, с кем я пожелаю и когда возжелаю, я даже не знаю… от урагана не спаслась бы столица.
– Нельзя, закончим этот разговор.
– И поговорим о шехзаде, ещё чего! С девками своими про них разговаривай! – Дениз быстро соскочила с лакированного дерева и скользнула ближе к Хандан, – Дженнет-калфа, Айгуль, дурочка эта, как-то же любовников себе отыскали? А Валиде-султан не может?
– Кому да них какое дело? Мне было бы глупо лишиться головы из-за какого-нибудь мужчины, – Хандан ответила почти шёпотом, как можно слаще и властолюбивей.
– Ха, – неожиданно откровенно и провокационно усмехнулась Дениз, явно что-то подметив у себя в голове.
– Что это ещё такое?
– Разве я слепая? А эти твои с Дервишем-пашой пляски бесконечные? Не сомневаюсь, вы с ним… ближе, чем со всеми остальными, много ближе
– Нет, – жёстко ответила Хандан, припоминая запретный поцелуй, пусть даже в руку, зная, что сама она жаждет большего, – никаких «близких отношений» у меня быть не может, их нет и не было. Никогда.
– А Дервиш-то паша, знает, что ему не будет оказано особое расположение. Мужчины не любят обманываться, особенно в делах сердца.
– Виликий Визирь Дервиш-паша не посмел бы думать о подобном, – сухо пробормотала Валиде, будучи свято убеждённой в обратном. Рука, к которой когда-то так неосмотрительно прикоснулся губами Дервиш, запылала.
Их отношения с Дервишом заметно усложнились в последние месяцы, вернее, стали возможны именно в том виде, какими их хотел видеть паша. Хандан боялась оставаться целиком и полностью в его власти, между тем от Ахмеда вестей не приходило девятый месяц. Она не сомневалась в возвращении своего Льва, в конце концов, будь он мертв или ранен, на ушах стоял бы весь Стамбул, бескрайний город, который Дервиш старательно подминал под себя. Плачевным было и его пренебрежение к Хандан, появившееся в голосе паши вместе с Дениз. Сама Валиде попала в неосторожно расставленный капкан. Может, она перестаралась с намёками, может, Дервиш устал жалеть её, может, ему никогда и не было тревожно за её жизнь – оставалось только гадать и стараться не потерять остатки их связи. С другой стороны, он не отталкивал её внимания, даже заставлял думать о возможности более близких отношений, допустить которые Хандан не имела права. Конкретных намеков со стороны паши не поступало, но горящий взгляд говорил красноречивее жестов и слов. Эта грязь поначалу пугала Хандан, но затем стала лишь частью привычного быта, просто новым рядовым обстоятельством… он же не делал конкретных намеков.
Хандан с прицепившейся по настоянию Хаджи-аги Айгуль медленно брела по коридору в покои к Махфирузе, понянчить драгоценного шехзаде. Была зима и торопиться было совершенно ни к чему – всё равно потом возвращаться в покои и садиться к запотевшему окну. Заточение всегда угнетало Хандан, но теперь было слишком холодно для прогулок на свежем воздухе.
Негромкий суетливый разговор заставил её остановиться, не поворачивая за угол, и замереть. Речь шла о её сыне.
– Что бы там ни говорила Кёсем, Ахмед никогда бы не оставил своих шехзаде на неё, она просто врунья.
– Я бы не была так уверена, он всегда выбирал Кёсем, только её; да и Махфирузе никто из пашей не знает, Кёсем будет следующей Валиде, зря ты к ней не ластишься, – слова эти встали комом в горле Хандан, единственной Валиде в этом проклятом дворце.
– Ой, да брось, Хандан-султан лично Кёсем подушкой придушит, чтобы та Валиде не стала.
– Я уже представляю, как ей весело будет в Старом Дворце с Сафие-султан, – девушка звонко засмеялась, в то время как за углом Хандан от злости сжимала кулаки.
– Ну и славная будет компания! Точно!
– Да и вообще, Дервишу-паше, этому шакалу безродному, выбирать следующую Валиде, я ставлю на то, что он поддержит шехзаде Мустафу.
– Халиме-то найдет способы склонить Дервиша на свою сторону, у неё уйма приёмчиков запрятана…
Хандан не могла более выносить сплетни и не имела права выдать себя. Дав лёгкий знак Айгуль, она повернула обратно в сторону покоев. «Нет. Это просто непостижимо, как они смеют!» – Хандан не могла успокоить мятежное сердце, жаждущее расправы над наложницами, над всеми сразу, без исключения, над Кёсем и Махфирузе – именно они зачинательницы такой болтовни, сомнений не было; над всеми остальными – за то, что они поддакивали. «Как они смеют хоронить раньше времени моего Ахмеда! Сколько наглости и яда надо иметь!»
Уже в покоях гнев сменился на тихую тревогу. Хандан впервые подумала о своём будущем, если… всё же последнее произнести она не была готова даже про себя. И что тогда? Когда-то Дервиш обещал ей регентство, но разве можно надеяться на его постоянство? Куда рассудительней было бы оставить при Османе Махфирузе, острую на язычок, но без связей и влияния. Тогда Дервиш смог бы править самостоятельно, не прислушиваясь к чужим советам, не подчиняясь, абсолютно свободно.
Казалось, не доверять Дервишу входило в её привычку. Хандан безмолвно сидела примерно с час на диванчике, впиваясь ногтями в жёсткую обивку с такой силой, что рука отказывалась разгибаться. Она сделала несколько кругов по своим покоям, цепляясь взглядом за каждую вазочку, завиток на мебели, шкатулочку, чтобы только мыслями не возвращаться к главной проблеме. Решено было идти к Дервишу незамедлительно, пусть она сама и не знала своих целей … о намерениях паши осведомиться стоило.
Ей пришлось прождать Великого Визиря не менее получаса, тянувшегося с добрую половину жизни. Можно было расценить это как возможность продумать каждый свой шаг, но Хандан смогла только разозлиться.
– Валиде, – Дервиш бесшумно выплыл из-за угла, мягко растянувшись в улыбке.
– Дервиш, – Хандан неровно выдохнула, выпуская накопившуюся злобу, – у меня к вам разговор важный есть.
– Прошу, Султанша, ваш визит – всегда праздник для меня, – лёгким жестом он пригласил её зайти в свои покои «Однажды ты, Дервиш, так же просто отправишь меня на плаху».
– Разговор у меня отнюдь не праздничный, даже не знаю, с чего начать. Я бы хотела… узнать о ваших… наших с вами действиях в случае… [смерти моего сына]… если наш Повелитель не вернётся в ближайшее время.
– Эти решения, и правда, оттягивать больше нельзя, они давно назрели. Мне бы не хотелось думать о худшем, но боюсь, в некоторых вопросах мы бессильны. Да сохрани Аллах нашего Повелителя.
– Аминь, – Хандан стало тоскливо от одного упоминания об Ахмеде «Где он сейчас? Ранен ли? Болен? Лучше и не начинать думать о нем» Она была абсолютно бессильна знать даже такую малость.
– Если говорить о ближайших перспективах, в столице спокойно, но не слишком – добрый знак. Пока нет смысла что-либо менять, – чёрные глаза впивались в неё в попытке залезть в самые сокрытые части души.
– Если же говорить о дальнейших событиях, я полагаю, на престол взойдёт шехзаде Осман, под регентством, разумеется, – она намеренно опустила под чьим, желая услышать собственное имя.
– Махфирузе очень молода и неопытна, я же считаю, что вы сможете дать ему куда больше. Я приложу все усилия, чтобы именно вы, Султанша, стали его регентом.
– Хорошо, рада, что наши мысли на этот счёт совпадают, – про раздел власти заикнуться она не решилась, припомнив сплетни в гареме. – Дервиш, однако, мы, прежде всего, говорим о настоящем. В гареме неспокойно. Я опасаюсь тех действий, которые могут предпринять матери шехзаде.
– Вы думаете, они способны посеять раздор во дворце, – Дервиш подошёл ближе, так что до Хандан стало доходить его горячее дыхание. Когда-то он держал её за руки…
– Я более чем уверенна в этом, а мятежников никогда меньше не становится, плодятся они не хуже крыс. Я думаю, что рано или поздно кто-то начнёт искать соратников среди высокопоставленных пашей.
– Тут вы более чем правы, Валиде. У меня уже было несколько интересных встреч.
– О каких ещё встречах вы говорите, Дервиш? – уверенность в его голосе пробуждала беспокойство.
– Кёсем и Халиме искали моей поддержки, – Дервиш вновь растёкся в знакомой победоносной улыбке.
– И что же Вы?
– Обещал помочь в их намерениях, Валиде.
– И говорите вы мне, Дервиш, об этом только сейчас, замечательно, – желчь чуть не душила её.
– Не видел причины вас тревожить по пустякам.
– По пустякам… Значит, для вас государственная измена – лишь мелочь, предательство не стоит моего внимания, – Хандан с трудом не переходила на крик, пока её кровь вскипала и приливала к голове.
– Валиде…
– Я – Валиде-Султан и должна знать о подобных происшествиях, или вы уже не считаете должным посвящать меня в свои дела, а, Дервиш-паша!
– Как вы могли подумать, Валиде! Мне кажется, мы уже имели подобные разговоры.
– Так почему они повторяются снова и снова. Ладно, не важно, – только очередной ссоры ей не хватало, – в свете новых обстоятельств я настаиваю, чтобы все шехзаде находились под моим присмотром. Я заберу их к себе, возражения с вашей стороны не принимаются.
– Я и не думал перечить вам, Валиде-Султан, полагаю, такое решение весьма и весьма удачное. Вскоре я пришлю вам бумагу, заверяющую ваше действие.
– И докладывайте мне о всех делах, имеющих отношение к прочности власти моего сына, в конце концов, у нас с вами общие цели.
Уходя, Хандан ненавидела Дервиша. Ей отчаянно хотелось вернуться к нему в покои и указать этому псу на его законное место у ног Валиде, как она могла допустить, что паша утаивает секреты, действует за её спиной, она же такое о нём знает! И толку? Хандан так долго хранила тайны Дервиша, что отныне на ней не меньше греха. Вместе со злостью приходил и душевный трепет, отзывавшийся на самоуправство её неверного слуги, человека опасного и хитрого, властного и бесстрашного, преданного лишь ей одной. Она не верила ему и безгранично рассчитывала на его преданность, она боялась его как огня и желала обуздать пламя. Пусть Дервиш плетёт интриги за её спиной, пускай, Валиде никогда не отвяжет от него свою нить, не распустит узелок. Ему одна дорога – рука об руку с ней – даже если путь этот в могилу.
========== Проклятые ==========
Сквозь сон Хандан только и смогла, сморщившись и тихо завыв, натянуть на себя тонкое одеяло, не спасавшее от плача шехзаде. Крик проникал через три стены покоев с плотно закрытыми дверями, сквозь овечью шерсть под шелковую струящуюся материю, где становился кошмаром одной очень самонадеянной женщины. Хандан уже тысячу раз сыпала проклятьями в свой адрес, снова и снова, каждую ночь, потому что шехзаде не желали спокойно засыпать без матерей. Никогда не думала она, что «полюбит» Мустафу, но мальчик вел себя спокойно, не капризничал, не задавал ненужных вопросов, учился днём, играл вечером сам с собой или даже занимал Османа. Лучше ребенка на свете не было.
Спрятаться от шума под одеяло ей не удалось, значит деваться было некуда. Она устало и безразлично откинула материю, пару секунд задержала взгляд на резном потолке и встала. От стука в дверь Айгуль не появилась, вторая серия также не дала результатов. Хандан крепко обхватила ручки тяжёлых дверей, развела их и так и осталась стоять в проёме, пока не перевела дух. На тахте, скрючившись, крепко спала Дениз и рядом с ней – комочком Сафие, приятно было разрушить эту идиллию.
– Подъём! убьют меня ты даже не заметишь, – прикрикнула Хандан, за одно пихнув пиратку. – Вставай!
– Госпожа, дай поспать, – лениво протянула та.
– Нет уж, раз я проснулась – все должны подняться, подъём!
Дениз, сдавшись, что-то пробурчала в адрес своей хозяйки, и, прежде чем встать, в знак пренебрежения пару раз погладила кошку.
– Ни себе, ни другим, вредная ты до ужаса, Хандан.
– Я совсем сегодня не в настроении препираться. Пришли мне служанку без лишних разговоров.
– Смотрю, Валиде-султан, вы дурно спали, неужели шехзаде своим ужасными воплями мешали вашему отдыху?
Хандан только и смогла попытаться испепелить взглядом бодрствующую собеседницу, явно не испытывавшую недостатка так необходимого ей самой сна.
– Служанку!
Когда все утренние приготовления были завершены: Хандан умылась, её причесали, одели, слегка накрасили, подкрутили выбившиеся прядки волос, помогли застегнуть все украшения, водрузили корону – настало время проведать шехзаде.
– Идём, Дениз, – Хандан одарила по возможности ласковой улыбкой своенравную защитницу.
– Ну, пойдёмте, Госпожа, – пиратка легко развернулась на одной ноге. – Какие планы у нас на сегодня? Вышить ещё один цветочек?
– Я думать не хочу, что ты забыла о своем особом поручении.
– Ах, да. Я помню. И как я могла забыть о таком важном и опасном деле, как наблюдение за Дервишем-пашой!
– Могла бы ли ты не так кричать о моей просьбе, – по телу Хандан пробежала лёгкая дрожь, заставившая её придвинуться ближе к пиратке. – Совсем не надо, чтобы хоть одна душа узнала о нашем разговоре.
Незаметно они подошли к комнате, где почти неделю обитали шехзаде. Хандан нехотя расставалась с Дениз, прекрасно осознавая всю возможную опасность их нехитрой затеи. Она совсем не хотела слышать о каждом шаге паши, но оставаться в стороне, пока Дервиш подминает под себя столицу, больше не могла. Желание помешать ему в светлой голове Валиде-султан даже не появлялось, между тем нездоровое любопытство брало верх над рассудком.
– Только, умоляю, не переусердствуй, близко не подходи, никуда не лезь, просто смотри, – Хандан дала последнее распоряжение Дениз.
– Мне и самой не хочется оказаться на плахе, о Аллах, во что я ввязываюсь?!
Дениз бодро вышла, казалось, совсем не тяготясь грязным дельцем, свалившимся на её плечи. Хандан же не была столь спокойна. Она словно бросила нож с закрытыми глазами, и теперь оставалось только ждать, когда кто-нибудь истечёт кровью.
И теперь пришло время столкнуться с ещё одним, не до конца продуманном и поспешным решением. В день, когда шехзаде отбирали у матерей, в адрес Хандан послышалось проклятий в разы больше, чем за всю её прошлую, не очень-то счастливую жизнь. В слезах можно было, не иначе, умыться. Но Кёсем, Халиме и Махфируз имели право возмущаться и негодовать, царапая стражников и сдирая кожу на руках о пороги, когда их не пускали даже повидаться с детьми – Хандан до них теперь нет никакого дела. Отныне – она единственная женщина в гареме, устанавливающая правила игры.
– Госпожа, – Сабия, приглядывавшая за шехзаде, покорно склонила голову.
– Здравствуй, как чувствуют себя наши шехзаде? – Осман и Мехмет были похожи на обиженных лягушек, с надутыми и покрасневшими от слёз щеками. Только старший Мустафа скромно сидел на диванчике, крепко сжимая деревянную лошадку.
– Хорошо, Валиде, только скучают очень.
– Виной всему их неугомонные матери, – рявкнула Хандан, не желая признавать своих мотивов. – От них требовалось только заботиться о своих детях, пока мой сын не вернётся в столицу.
Сабия ловко подхватила Мехмета, слегка покружив его, чтобы мальчик хотя бы немного повеселел.
– Сабия, твои рёбра! Ты уронишь шехзаде!
– Не беспокойтесь, Валиде, мне совсем не сложно и не больно, он ещё такой кроха.
– И всё же, я попрошу тебя соблюдать осторожность, – Хандан недовольно покосилась на девушку с самой узкой талией во всем гареме: чтобы рёбра зажили на ней так и оставили зашнурованный корсет, и было всё ещё опасно надолго его снимать.
Сабия только легонько улыбнулась на слова Хандан:
– Вы так беспокоитесь о шехзаде! У меня был старший брат, так моя мама к внукам и не подходила.
«Ах, глупенькая Сабия, если бы ты только могла представить, какая расплата нас ждёт за потерю хотя бы одного шехзаде» – только и вздохнула Хандан, покосившись на Мехмеда и подметив, что ненависть к Кёсем постепенно перерастала в неприязнь к её детям. Затем она перевела взгляд на Мустафу, и его она тоже выносила с огромным трудом, пусть он хоть был бы самым спокойным ребенком в мире. Отродье Халиме никогда не позволит Ахмеду править, не ожидая удара кинжала от многочисленных предателей.
– Почему, Сабия, ты одна за ними смотришь? – пустота всё это время смущала Хандан, – где остальные няни?
– Отошли, Госпожа, только что.
– На первый раз поверю – ещё такое повториться, передай отошедшим, что они отправятся в Старый Дворец.
Сабия только легонько поджала губы, видимо, представляя, как будет отчитывать тех, в чьем подчинении находилась так долго, всё же она – дочь паши.
Не желая оставаться среди шехзаде, Хандан решила пройтись по гарему, пока по коридорам не ползают наложницы, аги и служанки со своими мерзкими госпожами.
Мрамор, и правда, был прекрасен, когда его не портили снующие пёстрые силуэты. Зимой во дворце всегда было прохладно и душно, стены пахли терпкой гарью, затрудняющей дыханье. На балконе, опиравшись на массивные перила втягивала свежесть Халиме, устремлявшая хищный взгляд на город.
– Хандан, – приход Валиде не остался незамеченным. – Не спится?
– Я бы поспала ещё, но дел много, – Хандан сомкнула руки, стараясь казаться непринужденной.
