Текст книги "Золотая Госпожа (СИ)"
Автор книги: Мария Дибич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Немного оклемавшись, Хандан отодвинулась от паши насколько смогла, корив себя за то, что вообще подпустила его так близко, он же влюблён в неё, а значит способен неверно истолковать минутную слабость. Или нет? В этот самый момент не было в мире человека, более родного и близкого для Хандан. И теперь он её спас, опять дал ей жизнь и не подвёл доверия.
– Шехзаде Осман в порядке, – опомнившись, спросила Хандан, из приличия бросив гневный взгляд на руку Дервиша, оставшуюся на её плече.
– Да, я видел их в толпе, все целы и невредимы, – поняв упрёк, ответил паша.
Он не без лишнего самодовольства объяснил ей, что, видимо, никто не пострадал, и подал руку Хандан, чтобы они могли уйти.
Хандан шла по коридору, где только мертвые могли услышать тихий шорох её ночного платья и неравномерный стук каблуков. Она похрамывала, и постепенно, с каждым новым шагом, боль в колене становилась сильнее, особенно на моменте сгиба, почти невыносимо. Она посмотрела на свои запястья, красные и опухшие, на обломанный ноготь, под которым запеклась кровь, а под ребрами что-то стучало, как сердце, и этот стук в такт каблукам отдавал в спину.
Она остановилась. Никто кроме неё. Никто.
Словно одержимая, она часто дышала, не в силах двинуться с места, пошевелиться или что-то сказать, она стояла, всё равно что закопанная в землю, немая, мертвая.
Дервиш снова, будь он проклят, прижал её к своему телу, горячему, чужому и до ужасу противному. Хандан хотела вырваться и от него, но не могла, задыхаясь в слезах и цепенея от ужаса.
– Всё хорошо, Госпожа, с вами всё хорошо, – его голос звучал издалека, не от того человека, что стоял рядом, от её верного слуги.
Он был рядом. Хандан внезапно стало всё равно, что с ней происходит, совершено безразлично, она сдалась, припала к нему в ответ. И успокоилась. Рядом был Дервиш. Его не нужно бояться, он не враг, он пришёл спасти её и, если понадобиться, умереть за неё.
Паша сам, без напоминаний, освободи её из плена окровавленных рук и на этот раз медленнее, продолжил дорогу по коридору. Хандан шла следом. В зеркале на стене скользнуло её отражение, заплаканной, испуганной, с растрёпанными волосами, невредимой… Хандан снова встала на месте.
– Лучше бы я умерла, лучше бы вы не приходили сюда, Дервиш, я не смогу снова видеть призрения в глазах Ахмеда, видит Аллах, я этого не заслужила, – с досадой шептала Хандан, инстинктивно потянувшись к животу, там где он пульсировал.
– Валиде, не время роптать на судьбу, идемте, ваши раны надо осмотреть и обработать.
– Не пойду, не заставляйте меня, пожалуйста, – в утешение он снова хотел коснуться её, но Хандан отошла, исподлобья гневно покосившись на него.
Закрыв лицо руками, отекшими, какими-то чужими и неподвижными, Хандан пыталась спрятаться, но не могла. И умереть она не могла и не хотела.
– Простите меня, – уже спокойнее отозвалась Хандан с твердым намерением выйти к обитателям гарема. И стояла.
– Даже следов не видно, никто не пострадал, – с досадой продолжила она. – Толку рассказывать нет, всё равно никто мне не поверит.
– Кто они такие, чтобы Вам, Госпожа, не верить?
– Ахмед не поверит, я знаю. Решит, что это очередная моя уловка, лучше убейте меня, сейчас, паша. Подумает, что я специально не ушла.
– Ваши раны…
– Где? – шутливо произнесла Хандан, ужаснувшись собственной ценичности. – Позвольте я умоюсь, чтобы не осталось следов, пусть лучше вообще никто не знает, чем Ахмед будет сомневаться во мне, – она пробежалась глазами по лицу Дервиша в отчаянной попытке найти в тёмных бездонных глазах ответ.
– Нет, Госпожа, этого я вам не позволю.
– Тогда, что? Может, вы можете заставить Ахмеда не сомневаться во мне? Сделаете раны заметными?
Неожиданно взгляд паши прояснился, стал суровым и холодным, так что Хандан устыдилась произнесённой фразы.
Молча они разглядывали друг друга несколько минут, растянувшихся в вечность. Дервиш заметно боролся с собой, не желая идти на поводу у Хандан, но при этом видя её отчаяние. Его глаза выдавали его без остатка, в них горел страх и боль, тлела любовь, вина, что-то ещё, что было невозможно распознать.
Дервиш попросил Хандан закрыть глаза – и она закрыла. Первый удар вышел неудачно – паша не смог приложить достаточно силы, чтобы оставить хоть лёгкий след на её лице. После второго Хандан закрыла щеку рукой, и немного постояла так, приходя в себя. Боль обжигала лицо, но это была только малая часть того невыносимого отчаяния, что она испылала внутри себя.
========== Роковые случайности ==========
Хандан шла в след за Дервишем, не желавшим даже случайно встречаться с её лицом, по невысокой траве, мягко касающейся её ног. Тревожные взгляды тут же переметнулись на неё, и чем ближе она подходила, тем больше шёпота слышалось вокруг. Хандан видела, как окружающие косились на ссадины, красневшие на её заплаканном лице. «Что это, неужели сочувствие», – подумала она, едва взглянув на растерявшуюся Кёсем, которая свела тёмные брови вместе. Стражники стыдливо упирались взглядом в землю, нервно придерживая клинки.
Неосторожно и с такой глубокой печалью, Хандан понадеялась, что Ахмед смягчиться и вернёт её в круг своих приближенных, и вся эта отвратительная история вернёт его доверие, которое она забрала, чуть не казнив шехзаде Мустафу. Но пока это была лишь мечта, поднимающаяся вместе с лучами утреннего солнца.
До полудня всех обитательниц гарема, в том числе и Валиде, поместили в небольшой зал, чтобы проще было их охранять. Девушки не спали от волнений пережитого, они делились эмоциями сначала с большой тревогой, затем все более успокаиваясь и переходя на шутливую болтовню. Всё превращалось в ужасную случайность, которую перевели в интересную историю. Этого так и боялась Хандан, и теперь, глядя на своё отражение с тоненькими кровоподтёками, она убеждалась в правильности своего решения оставить яркое напоминание о событиях этой ночи.
Хандан с удовольствием возилась с крохотным Османом, который был, на удивление, в хорошем расположении духа. Малыш улыбнулся в первый раз, вызвав волну прокатившегося по гарему умиления, в особенности рада была Валиде, что первая улыбка будущего падишаха досталась именно ей и именно сегодня, будто бы ей давался знак, что она поступила верно. Нянча Османа, она и не заметила, как полусидя задремала, погружаясь в мир сладких грёз.
– Валиде, Валиде, просыпайтесь, падишах сейчас придёт, – сквозь сон Хандан расслышала знакомый голос.
– Хаджи-ага, – она расплылась в улыбке, встретив своего верного слугу. – Где Осман? Где я?
– Не беспокойтесь, Валиде. Дервиш принёс вас сюда, чтобы девушки вас не разбудили, и дали хоть чуть-чуть отоспаться, – добродушно отозвался ага, не подозревая о полных событиях ночи. – Говорят, он вас спас от разбойников, сохрани Аллах его душу.
– Правду говорят, Хаджи. Ты вот что мне скажи: когда Ахмед, мой Лев, придёт?
– С минуты на минуту, Госпожа. Ваше бедное лицо… – Хаджи сочувственно покачал головой.
Хандан только и успела причесаться, как без стука в сопровождении Дервиша —паши ворвался несколько сердитый Ахмед, утомленный долгой дорогой.
– Валиде, как вы? – сходу спросил он, не обращая ни малейшей доли внимания на поклонившегося Хаджи-агу.
– Слава Аллаху, я в добром здравии, – мягко ответила Хандан, создавая контраст между словами и тщательно созданной действительностью. Платье днём выбирала она так, чтобы запястья были спрятаны, но при этом из-под него, будто бы случайно, виднелись синяки.
– Как такое произошло Дервиш-паша? – сердито, почти криком, спросил Ахмед у наставника. Я отправлял вас сюда ради безопасности тех, кто мне дорог, и просил лишь сохранить их благополучие! Почему вы не смогли выполнить это?!
– Простите, повелитель, – сухо ответил Дервиш, – Это моя вина. Мне нет оправдания.
– Вы просите прощения, Дервиш? Как можно за такое простить?
Паша молчал, спокойно смотря в разгневанные глаза Ахмеда, горевшие, как у дикого зверя. Хандан не понимала, почему Дервиш не скажет хоть пару слов в свою защиту. «Неужели он так наказывает себя за то, что сделал со мной?», – думала она, смотря на его тёмную фигуру.
– Лев мой, Ахмед, – наконец вмешалась Хандан, не дождавшись оправдания паши, – боюсь, Дервиш не виноват в произошедшем. Он и спас меня из рук мятежников.
– Валиде, он не должен был спасать вас. Этого вообще не должно было произойти, – уже мягче ответил Ахмед.
– К тому же, Ахмед, только личные стражники Дервиша стояли между мной и мятежниками.
Хандан вцепилась в руку сына, заглядывая ему глубоко в душу и надеясь на его прощение по отношению к Дервишу.
– Дервиш, где же была остальная стража? Отвечайте!
– Как я выяснил, с согласия Зульфикара-аги стража Валиде-султан сопровождала Кёсем на прогулке, но это никак не умаляет моей вины перед Вами.
В этот самый миг Хандан поняла, почему паша был так равнодушен к вопросам Ахмеда, ей стало горько от собственного желания помочь ему. У него и без её заступничества есть козыри на руках, а она, глупая, решила что Дервиш нуждается в ней. Чрезвычайно опрометчиво.
Вскоре Ахмед отпустил пашу и Хаджи и остался наедине со своей дорогой Валиде впервые за долгое время. Она чувствовала, что прощение заслужено. Они немного вспомнили о прошлом, в особенности о детстве Ахмеда, потому что он хотел знать, верно ли намеревается воспитывать сына. Раны Хандан вызывали снисхождение в душе молодого падишаха, они даже обнялись. Валиде много говорила о том, как сожалеет, что решилась на казнь невинного шехзаде, которому Ахмед даровал жизнь.
Ахмед ушёл, пообещав разобраться с Зульфикаром и Кёсем и проведать новорожденного сына с Махфирузе. Он решил лично охранять покои матери этой ночью, но чем более проходило времени, тем менее могла Хандан верить в такую возможность. Но даже отсутствие подозрений у Ахмеда было важной победой, стоившей боли при каждой улыбке, для которых в этот день хотя бы был повод.
Но принесли ужин, затем настало время ложиться спать, а от султана всё не было вестей, даже маленькой записочки, которая бы объяснила его отсутствие. Хандан, как ни хотела она верить в обратное, тяжко осознала, что Ахмед находится сейчас в объятиях беременной Кёсем и наслаждается приятной мелодией её неустоявшегося голоса.
Уже было совсем поздно, когда последняя надежда увидеть сына у Хандан растаяла, раздался глухой стук в дверь, больно отозвавшись в её воспоминаниях, и на пороге вырос хорошо знакомый силуэт.
– Наш повелитель приказал мне всю ночь охранять ваши покои, Валиде, – несколько отстранённо произнёс Дервиш, а затем после небольшой паузы добавил. – Вижу вы разочарованы моим появлением, простите, но мы оба заложники в данной ситуации.
Хандан только устало наклонила в ответ, с особенной обидой припомнив, как рука паши легла на её щеку.
Но Дервиш и не двинулся с места, смутив и саму Валиде и её молоденькую служанку.
– Чего же вы не уходите, Дервиш?
– По ту сторону двери у вас другая охрана, по личному распоряжению повелителя я останусь в ваших покоях, – без каких-либо эмоций ответил паша, дерзко оглядев возмущённую Хандан.
– Вы хоть не в спальне будете стоять?
Лёгкий кивок был ей ответом.
– Ладно, решения падишаха не обсуждаются, Дервиш-паша, пойдёмте обсудим одну вещь наедине, и приступите к выполнению своего долга.
И вот они уже стояли посреди комнаты, центром которой являлась небольшая кровать, отражавшая всё поместье разом: относительно маленькая, но сделанная на совесть.
– Дервиш, мой сын говорил что-нибудь про меня? – неловко начала Хандан с основного, хотя планировала провести этот разговор тоньше и остроумнее.
– Поначалу он жалел вас, Валиде, – Дервиш тяжело вздохнул, – но не слишком долго, поймите, для него эта тяжелая ноша – не иметь сил защитить дорогих людей.
– Но а Зульфикар? Кёсем? Для них наказание назначено?
– Нет, Валиде. Ничего существенного, повелитель поговорил с Зульфикаром и заметно смягчился, а Кёсем… да он и сейчас с ней.
– Кто бы сомневался… Она же всё для него, весь мир, и, к счастью, мир этот остался цел, в отличие от меня. Я, наверное, плохой человек, Дервиш, раз не желаю делить любовь сына, впрочем, – Хандан задрала голову и понемногу вскипать от досады. – Это всё не столь важно, кажется, наша с вами уловка сработала. Мы с Ахмедом общались как прежде, в те времена, когда он мне хотя бы доверял.
– К сожалению, Валиде. Путь восстановления долог, а вы ещё в самом начале, вам предстоит много трудиться. А Кёсем, если вы помните, помешала ужасному случиться, не забывайте этого.
Подрагивающие языки пламени в камине играли с тенями злую шутку, скорее всего, так было всегда, но теперь тени плясали в жутковатой причудливой пляске убийц. Они вытягивались в человеческие силуэты и окружали её, надвигаясь стихийно и неумолимо. Хандан хотела сражаться, но все преступники были уже мертвы, в то время как перед ней стоял только её спаситель.
– Выходит, я не достаточно трудилась с момента его рождения? – Хандан чувствовала, как гнев заполнил всю её душу, затуманив рассудок. Она уже плохо понимала, что говорила и что видела, только танец теней и страх, животный ужас.
– Вы не понимаете, то, что было с вами – телесное. Вы, конечно, женщина, для вас это куда страшнее, но Ахмед не поймёт этого. Вот если бы вас в самую душу ранили, достоинство задели…
– С чего вы взяли, что этого не произошло? – едва слышно буркнула Хандан куда-то в пустоту.
Во взгляде Дервиша что-то изменилось. Мужчина напрягся всем телом, впившись в Хандан черными глазами.
– Валиде, не говорите ли вы что… что над вами… совершили преступление?
– Разве нет? Откуда вы взяли, что со мной ничего не случилось? – разгневанно прокричала она, не отдавая отчёта себе в произнесенных словах «Я чуть не умерла. Совесть. Чёртов Дервиш, ты ничего не понимаешь».
В секунду и Хандан тоже похолодела, смотря в упор на пашу. Теперь она отчётливо поняла, про какое именно преступление говорил Дервиш, и ещё лучше она осознала, что полностью подтвердила его ложное предположение.
========== Во лжи всегда есть доля правды ==========
Хандан старалась успокоить сбившееся дыхание и привести мысли в порядок. Как много их было сейчас в её голове.
– Валиде, – Дервиш подошёл к ней совсем близко, – почему вы раньше не сказали?
Что теперь стоило сказать? Опровергнуть? Отшутиться? К чему может привести эта ложная догадка? Хандан чувствовала, что подобное заявление способно сильно ударить по её положению. Но, с другой стороны, она видела поразительное изменение, произошедшее с Дервишем после её слов. Было нечто особенное в его взгляде, помимо тревоги и вины, нечто, должно быть, полезное для неё. Может и стоило сейчас отступиться, но… От большей верности Дервиша Хандан отказаться просто не могла.
– Я не знаю, как о таком говорят, – произнесла она, подняв дрожащую руку, призывающую к молчанию.
– Простите, Валиде…
– Не за что просить прощение («ведь все это ложь», – подумала она). Надеюсь, это останется нашей тайной, ни слова моему Льву, – Хандан склонилась над столом, удерживая руку. – Ступайте, Дервиш-паша, я хочу побыть одна.
Он медленно вышел, забрав с собою последние силы Хандан. Она упала на диван, и слёзы потекли из её глаз, всё болело, ныли ноги, запястья сводило, скула давала о себе знать. Душа мучилась более всего. От того, что приходилась врать в борьбе за любовь сына, хотя она заслужила её всеми бессонными ночами. Огонь в камине извивался в причудливом танце, потрескивал, изредка взрываясь искрами. Постепенно успокоение разливалось по её телу, мышцы расслаблялись, и отчаяние медленно переходило в безразличие, муки – в пустоту.
Странно часто постучалась служанка и тихо вошла, притворив за собой массивную дверь.
– Хандан-султан, простите меня, – так же торопливо пробормотала она.
– Чего теперь, Айгуль, говори.
– О, Валиде, можно я с вами тут останусь, а то там Дервиш-паша. Боюсь я его.
– Оставайся, – Хандан проявила снисходительность к молодой девушке, – если хочешь.
Айгуль благодарно поклонилась, шустро плюхнувшись на диванчик.
– А то знаете, – начала шумно девушка, уже полностью расположившись, – этот Дервиш-паша ходит туда-сюда злой.
– Меньше болтай, Айгуль, помоги мне лучше умыться.
Девушка покорно сняла котелок с углей и развела воду, однако взгляд её не угасал.
– Я вижу, тебе не спокойно, Айгуль, рассказывай.
– Ох, Госпожа, Дервиш-паша сердитый такой, из одного угла в другой как сыч ходит. Вы, верно, расстроили его очень. Вот после вас он так и ходит туда-сюда. Я терпела, терпела и не выдержала, к вам пришла. Пугает меня он очень.
– Пугает? Айгуль, сколько я знаю Дервиша, он только врагов своих пугает. С чего тебе его бояться?
– Как вы не боитесь его, Госпожа? Все девушки перед ним робеют, – сказала с ухмылкой Айгуль, взявшись расплетать косы Хандан. – У него глаза такие чёрные, не разберёшь, что думает. А он умный человек, говорят, очень умный.
– Кто говорит? – тревожно вмешалась Валиде, заглядывая в глаза говорливой служанке. Откуда им знать что-то про Дервиша? Ведь он и не говорит с обитательницами гарема. Только с ней одной.
– Ах, это давно ещё. Великая Валиде… Сафие-султан, говорила о нём, да Халиме, она много чего говорит, но о мужчине, понимаете, лучше запоминается.
– Что же такого, Айгуль, ты о нём запомнила?
– Он хитрый, у него друзей много, но врагов больше, и падишах… Ой, извините, Госпожа, не стоило мне, не стоило.
– Ну, что ж, говори, раз начала, – игриво остановила Хандан не замолкающую ни на секунду служанку.
В разговоре с Айгуль Хандан постепенно, шаг за шагом, забывала тревоги. Случившееся меркло под пляску очищающего огня. Теперь ей казалась ложь правдой, ведь если в неё так легко поверить, значит, это вполне могло случиться, и значит, нет разницы, было… не было… могло бы быть… все одно.
Утреннее солнце пробивалось сквозь плотные занавески, освещая маленькую комнату приятным розовато-жёлтым светом. Жизнь внутри поместья начинала копошиться, с кухни уже тянуло чем-то сладким. Хандан, потягиваясь сквозь крепкий сон, уперлась во что-то мягкое, приятное на ощупь. Всё ещё не проснувшись, она начала закутывать в это приятное нечто свою руку. Тёплое, мягкое, приятное нечто неожиданно впилось в руку Хандан. Она резко поднялась, приняв оборонительную позу, готовая защищаться.
Перед ней, на самой середине кровати лежала пестрая кошка, с изумрудными глазами. Хандан махнула на незваную гостью рукой, но та лишь задрала лапу, обнажив коготочки и стукнула пушистым хвостом. Валиде с горечью осознала, что всю ночь, должно быть, ютилась на краю, пока это наглое животное растягивалось посередине. Кошка возмущённо смотрела на Хандан, так что непонятно было, кто тут хозяйка, во всяком случае, для Валиде, кошка-то обитала в этой комнате с самого рождения.
– Уходи, – грозно сказала Хандан кошке, усмехнувшись всей ситуации и вновь махнув на пушистый комок. – Уходи, давай-давай.
Но кошка протянула свое мерзкое «Мяу» и даже не думала двигаться с налёженного места. Хандан решила оставить смелое животное на отвоёванной позиции. В конце концов, она ей не мешает. И стоило ей смириться, кошка демонстративно встала, выгнула пёструю спину и подошла к Хандан, обтеревшись мордочкой об её лицо.
– Если не убежишь, возьму тебя с собой, – обратилась она к кошке, ласкавшейся об её тонкую шею. – Гордая, хитрая, откуда ты взялась такая. Назову тебя Сафие, будешь плохо вести себя, буду гонять полотенцем, договорились?
Когда утренние приготовления были окончательно завершены, Хандан вышла из спальни, сразу же наткнувшись на Дервиша.
– Дервиш-паша, утро доброе, хотя, мне кажется, вы не спали, – сухо проговорила Хандан, не обрадовавшись встрече.
– Доброе, как можно спать, когда…
– Забудьте, Дервиш, забудьте, как я постараюсь не вспоминать. Что было, то было. Прошлое нам не изменить.
Она подошла к нему близко, слишком близко и подняла на пашу зелёные глаза, немного склонив голову, будто бы смущаясь. Теперь он точно не сможет выкинуть сегодняшнюю ночь из головы.
– Дервиш, – мягче начала она, – вы спасли мне жизнь и это правда, как бы всё не было, я буду вечно благодарна вам, вечность. Всё, чего хочу я: будьте рядом со мной, с моим сыном, с Ахмедом, с нашим Львом. Большего мне не надо.
– Я теперь ваш раб, Госпожа, – он упал к её ногам, – простите меня.
– Бросьте, Дервиш, – о большем просить и не могла она, – сохраните мою тайну, обещайте, что никто не узнает.
– Я клянусь вам, Госпожа, от меня никто не узнает.
– Не узнает что? – резко обрезал вошедший Ахмед, – Валиде, какие у вас секреты с Дервишем-пашой от меня?
Его тон был скорее игривым, нежели строгим, но ответить было необходимо. Того требовал его взгляд и высокое положение Падишаха, которое Хандан, как мать не могла проигнорировать. Дервиш сидел на полу, прямо в её ногах, согнутый, сломленный, ему было больно, а виной была тому Хандан. В ней не было желания помочь ему, избавить от ноши, столь тяжёлой для мужчины. Но его взгляд, блестящие черные глаза, покрасневшие и замученные. Не это ли была победа?
– Я хочу забрать кошку, думала сделать для тебя с ней сюрприз. – Хандан умоляюще посмотрела на Дервиша, лишь бы он не сказал, только бы не проболтался. – Дервиш-паша её ловил.
========== Ни слова ==========
Настал долгожданный день отъезда из злосчастного поместья, опостылевшего абсолютно всем обитателям гарема.
Раны Хандан находились ровно в том состоянии, когда уже не так болели, но выглядили страшнее всего. Ей хотелось, чтобы скорее они уже прошли, оставив только горький след в памяти её сына. Но пока они оставались тёмными отметинами на её идеальном лице. Вещи давно были уложены в сундуки, и Дженнет-калфа с нескрываемым неудовольствием распоряжалась об их перевозке. Теперь, когда положение Кёсем так упало, гордая калфа вынуждена была раскланиваться перед Валиде, а их вражда была давней настолько, что Хандан и не вспоминала о её причине.
Махфирузе держала на руках Османа, теперь и она не смела отходить от Валиде. За две недели в гареме сильно изменилась расстановка сил: Кёсем лишена всех благ и привилегий, Махфирузе, с подачи Валиде, возвышена, хотя и ненадолго, Халиме, по правде, не двинули с места, что бы ни обещал Ахмед. Что касается самой Хандан, в её главенстве не оставалась никакого сомнения, теперь все ходили на цыпочках вокруг снова вернувший власть Валиде.
Хандан нежно взяла Османа в руки, неизменно расплывшись в сладкой улыбке.
– Скорей мы бы уже уехали, да, мальчик мой, львёночек, – обратилась она к малышу, – засыпай, солнышко, засыпай.
– Баю-бай, – откликнулась Айгуль из другого конца комнаты.
– Госпожа, – вошёл, очевидно, очень торопясь, Дервиш-паша. Это было настолько шумное и неожиданное вторжение в идиллию, что у Хандан невольно подогнулись ноги.
– Да, Дервиш-паша, заходите, – она недоверчиво покосилась на корзину, которую он внёс с таким шумом. – Все вещи уносят в экипажи, а Вы, я смотрю, что-то вносите, зачем это?
– Вы про какую-ту кошку говорили, не в руках вы же её понесёте?
– Вы не забыли? – его внимательность всегда подкупала. – Благодарю, Сафие, кстати, в соседней комнате. Посадите её?
– Сафие? Не Сафие-султан, я надеюсь. Я бы знал о её прибытии.
– И о моем отбытии в случае её прибытия, – в руках Хандан завертелся шехзаде, и она принялась укачивать его, краем глаза заметив, что Дервиш несколько помедлил и странновато понаблюдал за ней, прежде чем уйти отлавливать кошку.
Вот и Ахмед решил проведать свою многострадальную Валиде, теперь он часто заходил и подолгу сидел с ней.
– Доброе утро, Валиде, – официально начал он, но затем смягчился, – матушка. Как вам спалось?
Ахмед с интересом поглядел на Османа и приготовился выслушать ответ, как его отвлёк шум из спальни. Крайне недовольный, из комнаты вышел Дервиш с корзиной в руках, из которой раздавались истошные кошачьи вопли.
– Повелитель, – паша склонился голову, – Госпожа, я её к вашим вещам отнесу.
– Кого?
– Идите, Дервиш. Кошку, помнишь? – ласково ответила Хандан, приблизившись к любимому сыну.
– Дервиш, постой, – окликнул его Ахмед, – Вы лично должны будете сопровождать Валиде и Османа во дворец.
– Разумно ли это, Ахмед, – обеспокоилась Хандан, видя, что Дервиш не возражает, – чтобы Великий Визирь гарем сопровождал? Ради твоего спокойствия, Лев мой, он и без того четыре ночи мои покои охранял. Пусть этим другие люди занимаются, не такие значимые, понимаешь? Дервиш, я знаю, не будет спорить с твоими решениями. Но разумно ли это?
– Валиде, вы других так близко подпускать отказываетесь, что мне предпринять? Не оставлять же вас одну?
– Лев мой, я совсем не одна, у меня охрана есть, большая, Дервиш сам распорядился. Позволь ему служить тебе по назначению. Дженнет-калфа, хватит уши греть, бери сундуки и иди!
От смены интонации Хандан даже Ахмед дрогнул.
– Я только сказать, что к Вам Кёсем пришла, – начала оправдываться калфа, – впустить её?
– Я уйду, а дальше сами решайте, – отрезал молодой падишах, – Валиде, вы правы совершенно. Ради моего спокойствия, Дервиш, сопроводите Валиде в последний раз по дороге во дворец, а дальше возвращайтесь к выполнению своих прямых обязанностей.
Дервиш склонился, в то время как из корзины снова раздалось протяжное мерзкое мяуканье.
– Можно посмотреть на кошку, Валиде?
– На редкость гордое создание, Лев мой, покорила меня с первой секунды знакомства.
– Такую поискать ещё надо, – шутливо вмешался Дервиш, впервые за долгое время, – тигр-тигром, свою свободу просто так никому не отдаст.
– Покажите её, – приказал Ахмед тоном истинного падишаха, будто бы вопрос был серьёзным.
И крышку корзины приоткрыли. Там сидела эта свободолюбивая, свирепая хищница, запертая в тело мягкого очаровательного зверька.
«Бедный мой сын», – думала Хандан, смотря на то, как Ахмед с интересом разглядывал кошку. «Боже, он совсем ещё мальчик, посмотри. Почему ты так жесток? В столь раннем возрасте он уже правит целой империей, всей империей, и действительно управляет. Он назначает хороших советников, достойных людей, с их помощью добивается блестящих результатов. Он мудрый, слишком мудрый для ребёнка. Он – ребёнок. Посмотри, Боже. У него родился сын недавно, вот он в моих руках, этот крохотный пищащий свёрток. Разве готов он быть отцом? А ты, Хандан, что ты делаешь? Ему бы на кошек любоваться, погляди, с каким интересом он наблюдает за пушистым комком. Он должен утешаться в твоих руках, теперь ему больно и смотреть на тебя. Да-да, отвернувшись от тебя, он навлекает на себя беду, это правда, никто не стоит за него так, как ты и Дервиш».
Когда Ахмед с Дервишем ушли, Хандан ещё долго молчала, крепко прижимая к себе шехзаде, пока тот не расплакался от долгой разлуки с матерью. Сама Хандан сейчас бы тоже с удовольствием разрыдалась от осознания собственной жалкости и мелочности. Но надо было принять Кёсем, раз та уж соизволила снизойти до того, что явилась.
Гречанка, задрав свой аккуратный подбородочек, покорно вошла в покои Валиде-султан. За время беременности Кёсем несколько подурнела, распухла, но всегда сохраняла удивительный задор, не исчезавший с её лица даже в дни самого плохого самочувствия. Теперь она изо всех сил изображала раскаяние и смирение.
– Госпожа, утро доброе, – взглотнув от волнения, впервые несмело начала она.
– Доброе утро, Кёсем. Как спала?
– Вы знаете, Госпожа. После того, как Ах… Я дурно себя чувствовала и не могла зайти к Вам раньше. Я пришла попросить прощения у Вас, Госпожа. Из-за моей глупости… вы пострадали. Если бы я знала…
«Глупости? Мерзкая змея, ты глупостью дерзость и неуважение ко мне прикрываешь? Кого обмануть хочешь?». Хандан прекрасно осознавала, что необходимо быть умнее и оставаться холодной по отношению к Кёсем, но внутри её всю выворачивало от каждого произнесённого гречанкой слова.
– Кёсем, нам не дано знать всего наперёд, мне не за что сердиться на тебя, – по-матерински приласкала она опасную соперницу, думая, что сможет отыграться на ней позже.
– Слава Аллаху, Госпожа. Я так боялась не получить вашего прощения. Это худшее наказание из всех, – на её глазах выступили слёзы, – от расстройства я чуть ребенка не потеряла…
«Рассказывай мне тут. На жалость ребёнком решила давить, пусть так. Будто бы я не знаю: плачешь ты от того, что с влиянием на султана рассталась. До меня тебе дела нет! К чему притворяться?»
– Девочка моя, как могу тебя я не простить, ты носишь дитя моего сына. Может, во дворце поговорим, сейчас дел много. И у тебя, наверное, тоже хлопот море, – Хандан хотела побыстрее избавиться от нежеланной гостьи.
– Да, Госпожа, – Кёсем неуклюже поклонилась, несколько пошатнувшись, призывая к определенным вопросам.
– Тебе помочь, чем-нибудь, Кёсем?
– Мне бы только знать, что вы меня простили и что падишах… простить сможет…
– Конечно, милая моя. Я попробую устроить даже не надейся, Кёсем ваше примирение. Пусть Аллах подарит тебе сына с Махфирузе мы молимся о другом, он поспособствует миру.
========== Эгоизм любви ==========
У шехзаде Османа резались зубки, у Хандан-султан портились нервы.
Жизнь во дворце, на удивление, шла спокойно и размеренно, как течет река в своем обычном русле, и не думая менять направление. Всё было спокойно, тихо, мирно, скучно, и посреди этого странного рая Хандан утопала в болоте слюней Османа. Его мать, Махфирузе, вовремя и очень сильно заболела, и, дабы не простудился наследник Османской империи, его взяла к себе Валиде-султан, тогда ещё не подозревавшая о грядущем испытании. Полностью отдать шехзаде нянькам, как хотелось бы, Хандан не могла, он должен был хотя бы находиться с ней в одних покоях. Старый дворец, должно быть, показался бы ей теперь настоящим убежищем, местом, где дозволено остаться только среди своих мыслей и чувств, в полном, долгожданном уединении.
Неожиданное материнство ничуть не красило Госпожу, смахивавшую на прачку или освободившуюся из страшных условий пленницу. Хандан хотела спать так, что порой, на секунду прикрыв глаза, проваливалась в сон на несколько часов, а всё потому, что боялась, как бы чего не случилось с шехзаде ночью и её не обвинили в невнимательности. Нет в мире страшнее преступления, чем потеря шехзаде. Поэтому спала она плохо, и день ото дня слабела и тускнела.
Ахмед тоже стал поводом для лишнего беспокойства – наложниц он видеть не хотел, к ней заходил все реже, а Дервиш упрекал её в том, что Ахмед мучается душой и требовал от неё решительных “материнских” действий. К сыну своего Льва она привязать отчаялась, да и на Махфирузе надежды не оставалось. Только Кёсем, его любимая, способна была вернуть Ахмеда к прежней беззаботной жизни. Каждый шаг навстречу Кёсем напоминал сделку с дьяволом, от которой у Хандан начиналась нервная дрожь, но нужно было переступить через себя ради блага Ахмеда.
