Текст книги "В городе Сочи темные ночи (сборник)"

Автор книги: Мария Хмелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Ах букет… – повторил Николай Семенович.

– Вот видишь, отец, – с уважением кивнула на Сергея Рита. – Берите хлеб, покушайте… В хлебе все витамины… Вера, ты больше хлеба ешь, а то вон худая какая…

– Что-то я на вас гляжу и не пойму. Вы что, с ума посходили все? – вдруг высказался Виктор.

За столом возникла пауза.

– Посмотрите же вы на него!

– На себя лучше посмотри, чучело, – со злостью сказала Вера.

– Акселератка сопливая! – огрызнулся Виктор.

– Перестаньте, дети! – взмолилась Рита. – При чужом!

– А он теперь не чужой! – Вера обняла Сергея за шею. – Он теперь нашенский! А этот брат пускай в свою Москву вонючую катится! Без него разберемся!

– Это шутят они так, – виновато улыбнулся Николай Семенович.

– Я понимаю, – сказал Сергей.

– Все! Выпьем за все хорошее! – подняла рюмку Рита.

Выпили и молча принялись за еду.

– Милиционер родился, – мрачно пошутил Виктор.

– Почему? – не поняла Рита.

– Примета такая, когда молчат за столом…

– А раньше говорили, тихий ангел пролетел, – вздохнула Рита.

В комнате было душно.

В первый раз за два месяца Сергей наелся досыта.

Он посмотрел на родителей Веры. Очень они были похожи на его родителей, с которыми он расстался без сожаления…

Отец рвал руками жирную утиную ножку. Мать, поджав накрашенные губы, ковыряла вилкой в салате.

Напротив жевал огурец Виктор, с которым Сергей познакомился года два назад у одной милой девушки, программистки ЭВМ. По вечерам эта девушка была дискжокеем на дискотеке института. Такое у нее было комсомольское поручение: диск-жокей, составитель идеологически выдержанной танцевальной программы. Виктор сперва заедаться стал, считая Сергея соперником. Но девушка поступила мудро. Она составила график: один вечер оставался с ней спать Виктор, другой – Сергей. Потом у Виктора кончился отпуск, и он уехал в Москву. А Сергей охладел к танцам.

За окном с лязгом и грохотом проехал товарный состав.

Сергей посмотрел на Веру. Вера пила квас, такой холодный, что стакан запотел.

Вдруг он почувствовал, что не может здесь больше находиться. Он даже сам не понимал почему… Какая-то сила гнала сто прочь от этого стола. Он с трудом проглотил пищу, которую жевал…

– Сыночка, скушай уточку, – сказала Виктору Рита.

Никаких сил больше не было. Все! Сергей быстро вытер рот салфеткой.

– Спасибо, – сказал он. – Мне пора.

– Ну! А выпить за тебя, за Веру? – удивился отец.

– А как же покушать? – спросила Рита.

– В другой раз… Пошел я. Огромное спасибо. До свиданья! – Он быстро вышел из-за стола.

Вера бросилась за ним.

Хлопнула входная дверь.

– Да-а-а, – пробормотал Николай Семенович. – Познакомились…

Виктор засмеялся.

Сергей шел впереди, Вера едва поспевала за ним.

Соседи во дворе оглядывались на них. Большое впечатление производили оранжевые цветы на шортах Сергея.

"Откуда они у него? Какая тварь их сшила?" – думала Вера.

Они сели в трамвай, поехали на Правый берег города.

– …Вот я им говорю, сами бы пожили у меня… Жара сорок градусов, крыша раскаляется, – рассказывал, ни к кому не обращаясь, качаясь на не твердых ногах, пьяный старик в клетчатой рубахе, расстегнутой до пояса. – В мокрых простынях спим… Если дождь – тазов не хватает. Крыша дырявая… И комары жрут… Непонятно, говорю. Пятый этаж – комары…

Рядом с ним две женщины:

– Девку привел – старше его. Теперь целый день дома… Мне спокойно. По дворам бегать перестал, не пьет по подъездам. Пускай они дома делают чего захотят!..

– …Когда я болею, мне почему-то всегда хочется манной каши…

– …Лежу, рука отнялась, ног не чую… А он не смотрит на меня. С работы пришел, ест…

Минут двадцать тащились вдоль завода, дыша отвратительным химическим запахом.

Как все опротивело!.. Эти рожи… Потные жирные тетки с огромными сумками в руках, пузатые мужики с испитыми лицами… Тупо набивались они в вагон, давя и ненавидя друг друга только за то, что стояли рядом в этой пыли и жаре…

Во время Великой Отечественной войны город захватили немцы. Увели рабочих в концентрационные лагеря, посадили в газовые камеры, пустили газ…

Рабочие сидят и в домино играют. Добавили фашисты газу и смотрят в глазок. А в камере, не отрываясь от игры, один рабочий говорит другому: "Чуешь, что-то родным коксохимом запахло".

Это городской фольклор…

Сергею пришлось уступить место краснорожей мамаше с ребенком-стебельком на руках и девочкой лет десяти с пышным бантом на затылке.

– Ты как на меня смотришь?! Не вертись! – шпыняла ее мать, потом вытащила из сумки тонкую книжку: – На! Читай сказку про французских пионеров!..

На бледном личике ее маленького ребенка выделялись огромные, с синюшными веками глаза. Глаза беззащитные и бездонные, и беспредельное терпение в них. Как у Веры…

Эта хрупкая жизнь в распухших, потных руках матери, в отравленном воздухе приводила в отчаяние.

Господи! Да что же будет с этим ребенком?

Неужели он вырастет и станет таким же, как все эти туши вокруг? Из глаз уйдет все, что в них есть сейчас. И останутся тупость и озлобление. Озлобление и тупость.

– …Приношу им копию финансово-лицевого счета, выписку из домовой книги, говорят, нужно еще копии свидетельства о рождении Павлика, маминого свидетельства о браке и справку из бухгалтерии. В бухгалтерии справку не дают – за электричество задолженность. Свекровь целыми днями сидит, телевизор смотрит. Я ей говорю: "Мама, вы бы глаза для бытовых нужд поберегли". Она не видит ни черта…

Да что же с нами со всеми будет?..

Сергей поискал глазами Веру. Она была придавлена к окну траурным венком, который везла сидевшая рядом старуха. Как на всех городских венках, на этом из прозрачной вишневого цвета пластмассы были сделаны цветы. Бледно-зеленая бумага вырезана в форме еловых веток…

В общежитии Сергей первым делом пошел к умывальнику в противоположном конце коридора. Долго лил воду из-под крана себе на голову…

Ледяная вода медленно успокаивала…

Вера ждала его в комнате. Ждала нетерпеливо. Билась между рамами на окне муха, невидимая за наклеенными поверх стекла пожелтевшими газетами.

Выпитое за обедом вино еще не перестало кружить Вере голову. Хотелось яркого праздника и светлого веселья. Тем более что с родителями так хорошо все получилось.

Самое трудное, как казалось Вере, позади. Только Виктор торчал за столом, как заноза.

Вера прошлась по комнате. Сорвала раздражавшую ее листовку. Нетерпение ее увеличилось. Сергей все не шел.

Она расстегнула пуговицы впереди на платье, чтобы видна была часть груди. Так, чтобы сосок мелькнул, как бы случайно…

Этому Веру научила опытная Чистякова. Действует безотказно, утверждала она.

Приятная тяжесть между ногами томила Веру. Она стянула с себя трусики и бросила их на стул.

Появился наконец!

Лицо осунувшееся, усталое. С волос капает вода.

Вера почувствовала легкое разочарование. Будто бы и не пил!

– Сереж! – позвала она, потягиваясь.

Потом выгнулась грациозно, как кошка, сцепив замком руки на затылке, разводя локти как можно шире. Платье распахнулось.

Он увидел ее небольшие упругие груди, и тело его, руки вспомнили, какие они всегда прохладные.

Сергей инстинктивно, помимо воли, привлек Веру к себе. Автоматически, не осознавая еще, что делает, погладил ее бедра. И тут до него дошло, что под платьем нет белья.

А Вера прижималась к нему, легко подталкивая к скрипучей кровати. Подталкивала до тех пор, пока Сергей, шутливо охнув, не повалился навзничь.

Жарким поцелуем Вера впилась Сергею в губы. Руки проворно стаскивали ненавистные шорты.

Вере хотелось крепче обвить тело Сергея руками и ногами. Крепко-крепко. Не отпускать и тихо смеяться от счастья, что вот он рядом, слился с ней и ничто не может отлепить их друг от друга.

Его теплые, мягкие губы покрывали поцелуями ее шею.

Руки страстно сжимали поясницу, гладили ее бедра.

Заметив, что пластмассовые браслеты впиваются Сергею в бок, Вера резким движением сорвала их с запястья и швырнула на пол. Браслеты раскатились по комнате.

Крик какой-то животной, первобытной радости готов был вырваться из ее горла, но тут Сергей вдруг спросил охрипшим голосом:

– А что они мне так обрадовались?

Вера чувствовала, что сходит с ума. Она двоилась. Одна пылала и горела, опьяненная любовью. Другая, какая-то далекая, витающая, парящая, пыталась что-то произнести связно:

– Я сказала… что ребенок будет… у нас…

– Что?! – Сергей оторопел.

– Ну ты прям… как моя мама…

– Это правда?!

– Нет… – Она засмеялась. – Что?.. Хочется очень?..

Сергей прижал к себе ее голову. Вера застонала. Ночевать домой она не пришла.

Вдоль усыпанной гравием дорожки выстроились, как солдаты в почетном карауле, древние каменные бабы – скифские идолы. Их привезли во двор краеведческого музея из окрестных степей. Превратности судьбы и капризы погоды оставили следы на их серых гранитных фигурах. У некоторых ветрами стесало полголовы, у других недоставало нижней половины тела или был отколот кусок. На это сборище было направлено дуло не очень древнего орудия, с помощью которого в городе установили советскую власть.

– Какие они страшные, – сказала Вера. – Кажется, знают про нас что-то…

– Может, и знают… Вот эта, – Сергей подошел к самой высокой, метра полтора, фигуре и нежно положил руку на ее яйцевидную голову, – моя подружка. Мы с ней иногда шепчемся… Верней, я шепчу, а она слушает…

Баба бестолково и невозмутимо таращилась, держа в своих дистрофических, прижатых к телу ручках гранат.

– Вот так и стоит тыщу лет. А дураки с ней шепчутся, – усмехнулась Вера.

– Зато она все помнит! А помнишь ли ты, что я тебе творю, – неизвестно.

– Всякие глупости я на всю жизнь запоминаю…

Сергей обнял Веру, поцеловал. Потом они подошли к следующей фигуре.

– Бабушка моя была похожа на этих, – заметила Вера. – Во дворе на лавке с таким лицом сидела… Со временем… и мама такой станет… Сейчас суетится много…

Огромная клумба с яркими цветами благоухала в середине двора, с дерева свисали созревшие дикие абрикосы.

– Пошли дальше? – спросил Сергей.

Они стали спускаться вниз по улице. Вора с гордым видом взяла Сергея под руку.

– Вот здесь, один знакомый старик мне рассказывал, – Сергей указал на блочное здание, на крыше которого были огромные буквы ДОСААФ, – вместо этого стояли две церкви. Большая и маленькая. Маленькой не хватало денег, она занимала их у большой… В праздники большой колокол большой церкви звонил: "Отдай долг! Отдай долг!" А у маленькой колокола отвечали: "Живы будем – не забудем!"

Вера слушала невнимательно. Она смотрела на встречных девушек. Видят ли, что она идет с таким красивым парнем. И одинаково радовало Веру, когда они смотрели с завистью и когда делали вид, что не замечают.

Сейчас среди плоских городских крыш нельзя было встретить маковку с блестящим на солнце крестом. В городе не сохранилось ни одного здания церкви. Все они, а их было больше десяти, в годы индустриализации были разрушены.

Но церковь была. Одна-единственная. В побеленном известкой домике, в ряду других таких же, стоящих на окраине и утопающих в фруктовых садах. Внутри смастерили алтарь, повесили иконы, прибили на крышу крест. Каждый вечер туда стекались на молитву старухи. Там тайно крестили детей члены Коммунистической партии и прочие жители города.

Сергей остановился у входа в трехэтажное здание грязно-желтого цвета.

– Зайдем?

Вера прочла висевшую на стене табличку: "Отдел записи актов гражданского состояния".

– Зачем? – спросила она.

– Посмотрим, чем там люди занимаются.

В большом торжественном зале с хрустальной люстрой с висюльками стояли столы. За один из них уселся Сергей, взял бланк и начал заполнять заявление о желании зарегистрировать брак. Вера тем временем изучала фотографии счастливых молодоженов.

– Смотри, как эта глаза скосила. На жениха не смотрит совсем… А эта… фату еще надела!..

Сергей посмотрел. Рядом была фотография, где лохматый прыщавый жених обнимал невесту с красивым нервным лицом в белом платье, которое ей шло необычайно.

– Смотри, красивая какая, за такого…

– Ты будешь заполнять! – рассердился вдруг Сергей и прикрыл фотографию заявлением. – Или будешь таращиться?

Вера удивленно на него посмотрела, потом вдруг поняла:

– Знакомая твоя? – Подумала и добавила: – Шорты эти сшила, да?!

– Ты откуда знаешь? – удивился Сергей.

– Она рядом с нами в ателье приемщицей работала… Проститутка, в порт ходит, чуть за югослава не вышла… Хотя нет… Это, наверное, и есть югослав.

– Откуда ты знаешь? – опять спросил Сергей.

– Слышала…

– Ох, уж эти уши! Теперь понятно, чего они такие большие…

– Не ври, – обиделась Вера, трогая уши. – Он тут при чем?

Сергей вздохнул:

– Пиши давай, двоечница… Есть ли у тебя дети?

Потом они зашли в другую комнату, поменьше. Там за столом сидела строгая женщина, напротив нее двое с усталыми лицами.

– Поздравляю вас с рождением дочери, – дежурным голосом сказала женщина, записывая что-то в большую книгу.

Муж с виноватой улыбкой посмотрел на жену. Та вздохнула. Когда они ушли, на их место сели Вера и Сергей.

– День вашей регистрации 27 октября, в двенадцать часов. Прийти надо за десять минут до начала… – Женщина искала что-то в ящике стола.

– Запиши число, – сказал Сергей Вере, – а то забудем.

Вера послушно полезла за ручкой.

– Не надо записывать, – терпеливо сказала женщина. – Я дам вам приглашение. В нем и дата, и время.

– На собственную свадьбу приглашение? – удивился Сергей.

– Да. С ним можно ходить в магазин для новобрачных на проспект Металлургов, заказать машину, посетить парикмахерскую, ателье…

Виктор отнес коробку московских конфет и бутылку коньяка своей однокласснице, которая работала в аэропорту в справочном бюро, и получил билет в Москву на следующий день. Улететь другим способом было невозможно – все билеты на самолет, да и на поезд были проданы на две недели вперед. Море манило к себе людей из северных районов страны. Не обращая внимания на заводы, они весь день проводили на пляже, а каждое утро выстаивали у авиационных и железнодорожных касс в очереди за билетами обратно.

От пребывания в родном городе Виктор устал. Он осатанел от причитаний родителей. То им казалось, что еще можно как-то помешать Вере выйти замуж, то горячо обсуждали, что необходимо для свадьбы, чтоб люди не подумали, что они бедней родителей соседки Иры…

Вера…

До четвертого класса воспитывал ее он. Мать звонила с работы, проверяла: накормил? Помыл? Уложил?..

Виктор ничем не отличался от своих друзей-ровестников. Так же бегал драться, зажав в руке цепь, пил портвейн, приходил домой за полночь… Но если было тогда что-то у него святое, то это была маленькая девочка, по сравнению с которой все другие казались отвратительными…

Она всегда улыбалась. Пела. И верила только ему…

Он записал ее в хор. Потом ей захотелось танцевать. Два раза в неделю Виктор возил ее через весь город в бальную секцию… А потом он уехал. Возить стало некому И все кончилось…

Когда через год Виктор приехал домой летом на каникулы, он увидел, что Вера начала сутулиться и перестала улыбаться.

На взлетно-посадочной полосе притормаживал приземлившийся самолет.

Подставив лицо солнцу, Виктор сидел в скверике у здания аэропорта и жалел, что так мало купался в море.

Рядом копалась в многочисленных сумках мать. В сумках лежали подарки московским родственникам: яблоки, абрикосы, сливы, помидоры и зелень.

– Мерзавка, – ворчала Рита, – могла бы прийти, проводить брата…

– Ладно, мама, – махнул рукой Виктор. – Перебьемся…

– Ждем тебя будущим летом, – сказал Николай Семенович, вытирая платком мокрое от пота лицо. Под мышкой он держал арбуз. – С семьей обязательно… Кстати, как у тебя с материальным положением? – спросил он вполголоса.

– Нормально, – ответил Виктор.

На своей жене он женился потому, что она его страстно любила. А он хотел работать в Москве…

Родители Сони – евреи-гинекологи – смотрели на него оценивающе и малодружелюбно. Для них Виктор был олицетворением той грубой силы, что держала их всю жизнь в страхе, – русский из провинции… Но Сонечка была влюблена. И они, как интеллигентные люди, терпели Виктора, но в своем доме не прописывали. А ему нужна была прописка, чтоб устроиться на работу. Тогда Соня забеременела.

Ребенок никакого интереса у Виктора не вызывал, но он изображал заботливого отца, любящего мужа, почтительного зятя… По ночам, качая орущего сына, он мечтал о том, что когда-нибудь защитит диссертацию, сам будет оперировать, станет профессором и забудет эту семью, да и вообще первую половину своей жизни, как кошмарный сон…

– Зимой в порядке будем, – сказал отец. – Я решил, кроликов разведем, шапки будем шить. Мясо – на базар… Вот… В Москве там приветы передавай всем… Тестю с тещей…

Виктор кивнул.

– Фотографии Мишеньки пришли, – добавила Рита. – Ну Вера! Могла бы хоть с этим своим прийти попрощаться…

Объявили посадку на рейс до Москвы. Рита заплакала.

– Звони почаще, сынок, – попросила она.

Виктор начал нагружаться сумками. На арбуз рук не хватало. Виктор бросился к барьеру, откуда пассажиров вели на посадку.

– Арбуз! Арбуз возьми! – закричал Николай Семенович.

– Куда мне его? – убегая, говорил Виктор.

– Погоди, сынок! – звала Рита, судорожно роясь и своей сумочке. Наконец вынула оттуда авоську Николай Семенович положил в нее арбуз, бегом догнал Виктора и всучил ему…

Сергей открыл дверь в свою комнату и остолбенел. Вера захихикала рядом. На кроватях и подоконнике сидели, ослепляя улыбками, представители дружественных африканских народов, тоже желающие обучаться в металлургическом институте. Двое экспрессивно барабанили по тамтаму, а три девушки грациозно подпрыгивали и взмахивали руками.

– Ой, ребята! – с восхищением глядя на девушек, сказала Вера. – Как же вас здесь много!

– Металлург… товарищ! – радостно обратился к ним один из африканцев.

Сергей молча сел на кровать и смотрел, как весело отплясывает с его будущими соседями Вера. Он вспомнил, что педагог-морячка этим летом была в приемной комиссии… Африканцы только приехали и слабо говорили по-русски… Это была ее месть… Сергей засмеялся от предвкушения будущей интересной жизни…

Вера села рядом, обняла, отдышалась.

– Ладно, собирай вещи, – сказала она.

– Какие вещи? – не понял Сергей.

– Так, Витюша уже улетел, наверное… Койка освободилась…

– Так надо же ее занять!

Дома никого не было, проводив Виктора, родители пошли на работу. Вера пробежалась по пустым комнатам.

– Папуля! Мамуля! – кричала она. – Сережа к нам переехал!

Сергей вошел в ее комнату, швырнул свою сумку на пол, огляделся.

– И теперь у нас начнется новая жизнь, – сказал он. – Веселая и разнообразная.

– Никого! – Вера обняла его. – Здорово как! Все вместе!

– Конечно… – согласился Сергей.

Вера не дала ему договорить, она энергично стаскивала с него майку.

Вера стояла на балконе. Вечерело.

Послышался гудок тепловоза, потом с лязгом проехал в сторону завода весь состав.

Мужики во дворе опять зашибали "козла". Детей разбирали пришедшие с работы родители. Дети канючили, не желая уходить с карусели. Прошла с палками ватага мальчишек.

Очень твердой походкой к подъезду приближался Николай Семенович. Он вежливо здоровался с соседями и старался шагать прямо.

Через несколько минут он был уже в квартире и пыхтел в прихожей, снимая обувь.

– Папа, – вышла ему навстречу Вера, – Сережа к нам переехал. Хорошо ведь, когда все вместе!

– За-ме-ча-тель-но! – выговорил отец и попал наконец в тапки.

– Обед пойду разогрею. – Вера пошла на кухню.

Сергей высунул голову из комнаты и сказал:

– Здрасьте!

– Драсте, драсте, – пробормотал Николай Семенович, думая о чем-то своем. – Вера! – крикнул он. – Где моя бритва?

– Зачем это? – поинтересовался Сергей.

Николай Семенович не ответил. Прошел в большую комнату, включил магнитофон. Вера на кухне тоже молчала.

– Вера!

– Иди кушай, – ответила Вера.

– Ве-ра? – Голос отца начал приобретать угрожающие оттенки. – Бритва где?

– Все стынет, – ответила Вера.

– Пойдем поедим, правда, – поддержал Сергей.

– Это еще кто? – вдруг спросил Николай Семенович.

– Папа, перестань!

Отец пристально посмотрел на Сергея и сказал:

– А я тут с друзьями… перед выходным… расслабился… – Улыбнулся, потом нахмурился: – Что за дом! Выпить нечего… Пойди, дочь, поищи…

На кухонном столе стояли две тарелки.

– Это мое место, – предупредил Николай Семенович, сел, прислонившись к стене.

Сергей – напротив, с интересом на него глядя.

– На что семью кормить будешь? – спросил Николай Семенович, хлебая суп.

– На что все кормят, – ответил Сергей.

Отец доел суп.

– Вера! Ну осталась же бутылка!

– Ты что, не знаешь где?.. – рассердилась Вера.

– А ты?.. Достань, я прошу!

Вера вздохнула, открыла холодильник и вынула бутылку из-под джина.

Отец налил себе и Сергею.

– Ну что, давайте… букет пробовать.

Они чокнулись, выпили.

– Значит, так, – отец перевел дыхание, закусил. – Ты даешь телеграмму в Монголию, чтоб родители знали… Мы с братьями поможем деньгами. На свадьбе человек сто соберется… Может, больше… Соседей тоже пригласим…

– Машина с куклой, – подсказал Сергей.

– Как у всех, – согласился отец.

– А как с фатой быть?

– Что с фатой?.. Фату купим.

– Фату ведь девочки носят.

– Вот ты про что, – сообразил отец. – Так никто ж знать не будет всего этого…

– Пап, – Вера долила ему в стакан, – Сережа шутит… Ты знаешь, мы решили, не надо ничего этого… Да, Сережа?

– Чего ничего? – не понял отец.

– Ну ни фаты, ни машины, ни этой куклы… Ну, в общем, не хочу, чтоб мне "горько" кричали.

– А как я людям в глаза смотреть буду? – возмутился отец. – Виктору свадьбу сыграли – и тебе сыграем! Ничего с тобой не случится!.. Выдумали еще!

– А вы соберитесь без нас и празднуйте, – предложил Сергей.

Отец внимательно на него посмотрел и заключил:

– Умника привела. – Встал из-за стола, сказал Вере: – Ладно, я спать пошел.

И ушел в комнату, громко хлопнув дверью.

– Все! Обиделся, – сказала Вера. – Не надо было его по башке сразу этим.

– Ничего, – Сергей обнял ее, – пускай привыкает…

Утром, когда Сергей и Вера еще лежали в кровати, в комнату робко постучалась и вошла Рита.

– Можно к вам? – пряча глаза, спросила она. – С добрым утром… Сережа, как вам спалось на новом месте?

– Замечательно! – ответил Сергей.

На стуле валялись вперемешку одежда, белье Сергея и Веры. Рита осторожно все поправила, сказала со вздохом:

– Ой, Верочка, что ж у тебя такой беспорядок, дочечка?..

В руках у матери были две книги довольно потрепанного вида.

– Вот, – Рита протянула книжки Вере, – Инна Сергеевна подарок вам делает… Книжки не новые, но очень полезные. "Домоводство" называется… Ну я пошла, отдыхайте…

Вера взяла книги, пролистала их. Сергей открыл первую страницу прочел и засмеялся.

– Чего там? – Вера прочла каллиграфическим почерком сделанную надпись: "Верочке – будущей хозяюшке!" – и тоже засмеялась.

На пляже, находившемся недалеко от завода, – вдоль берега валялись железобетонные плиты и кучи застывшего в самых разнообразных формах шлака. За одной из них, укрытые от посторонних глаз, товарищи делали Толику татуировку. Художник наносил ему на грудь рисунок, который собирался выкалывать: Христос на кресте.

Рядом лежал, просыхая на солнце, парень с выколотой по всей спине картиной; храм Василия Блаженного на Красной площади в Москве.

Постелив полотенце на наклонной плите, загорали Сергей и Вера. Волны бились о камни. Сергей с интересом читал в книге "Домоводство" главу, где говорилось о правилах хорошего тона, об умении производить приятное впечатление в гостях. Вера смотрела на девушек с тремя овчарками, резвящихся неподалеку.

Девушки лезли купаться вместе с собаками, бегали с ними по пляжу, громко перекликались и почти все время курили, всячески подчеркивая, что до окружающих им нет никакого дела. Выдавали их только глаза: постоянно напряженные и внимательные.

– Вер, а Вер, – позвал Сергей. – А ты читать любишь?

– Чего? – удивилась Вера.

– Ну книжка любимая есть?

Вера подумала и ответила с усмешкой:

– Да, есть… "Капитанская дочка" называется. Пушкин написал. Эпиграф там очень хороший: "Береги честь смолоду!" Иди отсюда! – закричала Вера одной из овчарок, подбежавшей к ним. – Иди, я сказала! – Она кинула в нее камнем, попала, и собака, взвизгнув, отбежала к хозяйке.

– Ну ты!.. – заорала Вере хозяйка. – Ща в морду получишь!

– Чего? – переспросила Вера.

– Ничего!.. Ой! – Хозяйка овчарки вдруг обрадовалась и подбежала ближе. – Верка, ты, что ли?!

– Ну?! – Вера приподнялась с полотенца.

– Не узнала! Ве-ерка!!! – Девушка изо всей силы хлопнула Веру по плечу.

– Люся! – воскликнула Вера. – Ну надо же! – и тоже двинула ее по плечу.

– Сто лет не виделись, – объяснила Люся Сергею.

– А это мой муж, – гордо сказала Вера, указав на него.

– Чего? – удивилась Люся.

– Замуж я вышла! Вот чего!

– А-а-а… – Люся вдруг расстроилась. – Мы в Новоселовке с Верой рядом жили. Потом нм квартиру дали, – объяснила Сергею Люся, собака ее гавкнула. – Рядом! – заорала на нее Люся и полезла в море.

– Друг детства! – вздохнула Вера. – Очень любит животных!

Она прижалась к Сергею, поцеловала его, потом закурила.

– Ты давно куришь? – спросил Сергей.

– С седьмого класса.

– Родители знали?

– Прям!.. Раз мать у меня в пенале сигареты нашла, прыгалками выдрала… Стала лучше прятать…

– А училище связи почему выбрала?

– Ну ты чего пристал? А?

– А интересно.

– Ну не знаю… В школе мы раз в неделю на телефонный узел ходили… И вообще, с телефонистками все дружить хотят, чтоб побыстрей дозвониться…

– Ну а цель у тебя в жизни есть?

– Чего?

– Цель есть?

– Есть! – с пафосом произнесла Вера. – Цель, Сережа, у нас У всех одна – коммунизм!

– Ну а что ты больше всего любишь?

– Тебя.

– А твой первый мужчина кто?

– Ты!

– А самый первый?

Вера раздраженно выбросила сигарету:

– Что?.. Вопросы будем задавать? Я тоже сейчас начну! Чего пристал!.. Читай "Домоводство", умней будешь!

– Вера, а ты любила его, нет?.. А кто он был?

Вера молчала.

– Вер, ну скажи, интересно же…

– А-а, – Вера махнула рукой. – Учитель он был, физик…

– Козел старый! Да?

– Почему "козел"?! Он молодой был! После распределения.

– И он тебя во время урока, объясняя второй закон термодинамики?..

– Нет, – засмеялась Вера.

– А как?

– Ну у нас в школе субботник был, ну и мы с Чистяковой в лаборатории колбы мыли… Он нас в гости пригласил. Его жена с ребенком на месяц к родителям уехала… Потом Чистякова ушла…

– А ты осталась… Ну а дальше что?

– Что было дальше? – вздохнула Вера. – А ничего дальше не было… Зато мы с Чистяковой были в полном порядке. Пятерки, конечно, он нам не ставил – стеснялся. Зато к доске не вызывал… А потом жена его на Север увезла, деньги зарабатывать.

– Он письма тебе писал, да?

– Раза три написал… И открытку прислал на Восьмое марта…

– Ну ты ждешь его?

– Нет… Не жду…

Вера встала, вошла в море и поплыла. Плавала она быстро.

Вера не любила вспоминать про учителя физики.

Ее любовь к нему была, как скарлатина. Когда она не видела его в выходные дни или праздники, у нее начинался озноб и лихорадка. Не соображая, что делает, она брела вечерами к дому, где он жил, и стояла в темноте, смотрела на окна его квартиры, и курила, курила, курила. От такого количества сигарет у нее охрип голос.

На кухне жена учителя в домашнем халате, небрежно причесанная, склонялась над плитой. Потом откуда-то из глубины квартиры появлялся он. Вера мало видела учителя, потому что большую часть вечера он валялся на диване и смотрел телевизор или читал.

Вера тосковала. Ей хотелось ласкать его кудрявую черноволосую голову, чтобы усы нежно щекотали ее шею. А тот резкий жест, с которым он снял очки, прежде чем обнял ее в тот счастливый субботник, сводил с ума и хотелось стонать от отчаяния, что это больше не повторится.

На уроках учитель избегал ее взгляда. Если после звонка на перемену Вера задерживалась в классе, он звал к себе кого-нибудь из учеников и шел с ними в лабораторную комнату. Она ждала его после уроков, но он старался не выходить один из школы.

Перед тем как уехать на Север, учитель попросил Веру помочь отнести на место счетчик Гейгера. Он запер дверь лабораторной и даже не успел снять очки.

Они бросились друг к другу, как безумные. Будто пять лет не видели друг друга. Будто он не учитель физики, а вернувшийся из рейса моряк…

Они задыхались. Бормотали что-то бессвязное…

Была перемена. Вот-вот должен был прозвенеть звонок. Они не могли оторваться друг от друга.

Вечером Вера взяла бритву, угрюмо, ни на кого не глядя, доехала на автобусе до дома, где жил учитель, поднялась к его квартире и стала резать дерматин, которым была отделана дверь.

За этим занятием ее застала вернувшаяся с сумками из магазина жена учителя. Она принялась кричать на Веру, отталкивать. Вера отпихивала ее и продолжала чиркать бритвой по двери, со злорадством глядя, как из распоротого материала вываливаются клочки грязной ваты.

Жена учителя продолжала кричать, стали собираться соседи…

Тогда Вера пошла с бритвой на жену.

Визг. Ругань. Какой-то здоровый мужик заломил Вере руку. Бритва выпала на кафельный пол. И тогда только открылась дверь в квартиру учителя. Он стоял в дверном проеме, бледный, держа на руках свою маленькую дочку, и смотрел на жену. Потом медленно подошел к ней и обнял ее.

Вера завыла так, что женщины на лестничной площадке вздрогнули.

Мужик, оттаскивавший Веру, выпустил ее, и она опрометью бросилась из подъезда.

Вера не помнила, как добралась до дома.

Мать была в тот вечер дома. Поэтому Вера до полусмерти напугала ее, грохнувшись в обморок прямо в прихожей.

Потом Вера три недели болела с высокой температурой. Врач-педиатр из районной поликлиники никак не могла поставить диагноз. Потом написала все-таки ОРЗ.

Выздоравливая, Вера от скуки почитывала "Войну и мир". Дошла до места, где Наташа Ростова тоже заболела от любви, расплакалась. Потом включила телевизор. Показывали фильм "Кавказская пленница". Вера посмеялась, потом опять поплакала.

Через час позвонила Чистякова и сказала, что учитель с семьей уехал и физику теперь ведет завуч.

Вера удивилась, с каким равнодушием выслушала она эту новость. Вышла на балкон. Тепловоз с лязгом и грохотом тащил за собой состав. Вера вздохнула, вернулась в комнату, легла в постель, натянула повыше одеяло и заснула…

Вера сидела за кухонным столом и грызла семечки. Напротив нее Рита потрошила утку.

– Интересный он у тебя какой-то. Вчера видит, что я огурцы солю, спрашивает: "Куда столько?" Я говорю: "Отцу на закуску". А он: "Вам нравится, что он пьет?" Я говорю: "Нет, не нравится". – "Ну а зачем же вы ему закуску готовите?" Как будто, если огурцов не будет, пить перестанет.

Отрубленная острым ножом бледная утиная голова покатилась по столу Вера брезгливо ее от себя отодвинула.

– Не тошнит тебя? – спросила Рита.