Текст книги "В городе Сочи темные ночи (сборник)"

Автор книги: Мария Хмелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

ПИСЬМО 40

Привет из Узбекистана.

Я живу в Ургенте Хорезмской области, по национальности узбечка, имею двух дочерей, обе замужем. Муж умер от желтухи. Воспитала сама, выдала замуж, живут хорошо, имею внуков.

Я недавно смотрела Вашу картину "М. В.", я бы не хотела иметь таких дочерей. Мне было очень тошно, я не смогла досмотреть до конца. Как могли выпустить такую пошлую дрянь? Неужели из Вас хоть у одного не нашлось смелости сказать тому, кто выпускает, что не стоит выпускать такую гадость. Я, как зритель, женщина, мать, спрашиваю Вас, ответьте, пожалуйста, мне: хотели Вы иметь такую дочь, как Ваша маленькая Вера? Она не маленькая, она созрелая – 19 лет. Эта женщина могла уже проспать со всеми, кому не лень. Неужели для воспитания (там указано – только для взрослых) нужно увидеть такую грязь?

Я артистов не виню – у них такая работа. Но Вы пощадите Вашего зрителя, как можно смотреть такую пошлую грязную картину, хотя бы как он лежит, а она сидит, качается. Кто снимал картину, совесть есть? Прежде чем спрашивать совесть у других, надо спросить у себя самой. У нас в жизни бывает очень много, встречаются хорошие и подлые люди и хватает (разные шлюхи), и не стоит их, подлых людей, выпускать на экран.

Жизнь сама научит, и не надо выкидывать мое письмо, умели выпустить такую гадость, умейте выслушать, это тоже не всем дано. Выслушать, иметь терпение – это тоже по мере какой-то искусство.

Приезжайте в Хорезм и увидите, что в каждой семье 8—10 детей, самый малый 5 детей, и посмотрите, как обращаются друг с другом. Отца с мамой называют на "вы". Где сидит брат, если он сам не позовет свою сестру, она не подойдет к нему. В Вашем пошлом фильме она сидит на колене, как разговаривает с братом. Что хотели сказать этим? Что хотели показать? Если у брата будет такая сестра, он бы давно задушил и выкинул на съедение собак.

Вы можете порвать письмо и выкинуть в урну и избавиться или можете промолчать, что Вы получили письмо, не показать тому, кто выпустил такую гадость. От всех можете избавиться, но от самого себя никуда не уйдете.

Мне очень больно и обидно, ведь я больше всех играющих на киностудии им. М. Горького, люблю именно Вас. И мне очень стыдно и больно – мои любимые люди выпускают такую нелепую картину. Прежде чем выпустить, обдумайте, что Вы даете людям. Не обижайтесь, правда, было горько.

Без подписи

ПИСЬМО 41

Мое письмо будет небольшим. Все очень просто: я прошу Вас о Вашем автографе, и если Вам будет не трудно, то осчастливьте меня, пожалуйста.

Что Вам написать о себе, чтобы у Вас было представление об авторе этого письма?

Я музыкант небольшого масштаба и начинающий поэт, и впридачу ко всему двадцативосьмилетний балбес, которого родители никак женить не могут (это, так сказать, справка о семейном положении). Не подумайте, что я Вам в женихи набиваюсь, хотя не скрою того, что хотел бы любить такую девушку как Вы.

Вы ведь очень серьезный и душевный человек – это точно.

Не подумайте обо мне плохо: себе и Вам, точнее. Вам и себе я желаю только добра. Всем остальным – тоже.

Вам, наверное, приходит много писем. Но я очень прошу Вас, уделите несколько минут бедному поэту. Это придаст ему сил в творчестве, и, кто знает, может быть, в будущем Вы будете гордиться знакомством…

Шутки-шутками, а кто знает?

На открытке – стихи, доказательство того, что я их пишу в надежде, что Вам понравится…

Пусть эти стихи будут новогодним подарком для Вас.

 
Я хочу на далекие звезды,
Что таятся в чернеющем небе,
Я хочу на таинственный остров,
И с тобой повстречаться, Майн Либен.
 
 
Только мне никогда не уехать
На далекий таинственный остров,
Мне теперь не до шутки и смеха,
Пусть на небе останутся звезды.
 
 
Ты меня навсегда позабыла,
И теперь я как волк одинокий,
Ночь черна, все собою покрыла:
Меня жизнь покарала жестоко…
 

А.Л.

Ярославская область, г. Углич

ПИСЬМО 42

Нет сил молчать!

Да кто ее воспитывал, эту проститутку?! Мать и отец вполне нормальная семья, каких у нас – 90 %. Что они – бичи, алкаши? Тунеядцы? Почему семью обвиняете?

Первый-то сын вполне нормальный вырос, и выучился, и работал. А если пишите, что с утра до ночи мать и отца дома нет, то обвинять надо социализм и как следствие гниль его во всем. До какого срама мы дожили! Сталина лают! В семьях чавкают! Девки – проститутки! Хлеб покупаем за границей! В партии никто быть не хочет – вот результат однопартийной системы и поганого социализма!

И нечего проводить черту и проституткам делать скидку, что они сидят на пенисах" чтоб убить время.

Из медицины знаю, есть такая болезнь Дауна – из-за недостатка пары икс-хромосом. Но есть воры, бродяги и проститутки из-за недостатка пары игрек-хромосом. Причем тут родители? Зародилась шалавой – шалавой и останется.

Семья У, 6 человек г. Душанбе

ПИСЬМО 43

Я понимаю, наверное, после этого фильма тебе пришло много писем, но я прошу, если у тебя найдется время, напиши мне ответ. Я буду очень ждать.

Я смотрела "М. В" три раза, мне фильм понравился. Да ладно, не в этом дело.

Наверное, глупо, и ты, наверное, не одно такое письмо получишь, но я не могу иначе. Мне надо написать. Мне 16 лет, а жить не хочется.

Знаешь, моя жизнь чем-то похожа на жизнь Веры. Может, я менее несчастна, верней, у меня меньше причин расстраиваться. Но я тоже не знаю, как мне жить дальше.

Я понимаю, ты ничем не можешь мне помочь, но мне некому больше писать, говорить. Подругам? Все им все равно не скажешь. Что-то копится во мне, не могу себя найти.

Да, человек должен сам в себе разбираться. Я не жалуюсь на трудную жизнь, но мне очень плохо. Все есть – любящий, ждущий меня человек, учусь любимой профессии – и ничего нет.

Помоги мне! Может, тебе это не нужно. Может, ты со смехом это письмо читаешь. Я не знаю тебя. Это, наверное, лучше.

Мне ничего не надо. Только ответь мне на письмо. Посоветуй, что дальше-то? Что делать?

А. Ч.

г. Львов

ПИСЬМО 44

Большое Вам спасибо!

За картину "М. В", а то ведь: телевизор, телевизор, телевизор и еще раз телевизор.

Дома телевизор, и в кинотеатр пойдешь – такое же – телевизор!

Действительно! Пойдешь в кинотеатр и смотришь то, что дома показывают по телевизору.

Вот и надо в кинотеатрах показывать то, что нельзя показывать по телевизору. Поэтому побольше таких картин!

Неплохо было бы собрать сборник порнографических или голографических (я не знаю, как их точно называют). Но это было бы отлично, если бы вы показали их. Слышать мы много слышали, а вот видеть не приходилось. Как говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Вот мое мнение. Вот мое желание.

С уважением к Вам.

Э.Л.

Московская обл., г. Подольск

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Я читала бесконечный поток писем, который бурно лился в разные государственные и общественные организации, на киностудию, лично мне в руки на протяжении целого года после выхода фильма на экраны, и вдруг у меня возникло прозрение: это пишут наши персонажи: Вера, Сергей, родители Веры, ее учителя, друзья, соседи по дому – все эти непоседливые пенсионерки, честные труженики, усталые матери, бывшие осужденные, солдаты, активные комсомолки и вялые ПТУшники. (ПТУшники даже прислали свою поделку: вырезанные из двух листов бумаги, старательно раскрашенные цветными карандашами женский и мужской половые органы. Вложив одну часть тела в другую, они отправили их по почте. Этот образец народного творчества восхищает кропотливостью труда.) Все эти люди, с трудом преодолевая слабое владение русской орфографией и синтаксисом, искренне стремились высказаться, объяснить свою точку зрения, а также наивно веря в волшебную силу искусства и почему-то думая, что мы понимаем в этой жизни больше, чем они, задать вопрос: как жить?

Кто бы мне объяснил, как жить…

Вопрос этот меня пугает. Очень часто мы проводили встречи со зрителями после показа "Маленькой Веры". Организаторы этих встреч хорошо нам платили. И когда стоишь на сцене у микрофона, рассказываешь разные истории, напротив полный зал взволнованных людей в центральном кинотеатре где-нибудь в Москве, Ленинграде или Одессе, и с разных концов этого зала присылают записки с вопросами, и среди этих записок очень часто повторяется: "Как нам жить?", хочется закрыть лицо руками и заплакать.

Почему они спрашивают нас об этом?

Неужели они не видели, что нам двадцать семь лет, что мы скорее авантюристы, чем проповедники. Они сами прекрасно знали то, что мы могли ответить, все эти прописные истины: что надо почитать родителей, любить своих детей, хорошо работать, преодолевать свою гордыню, писать друг другу письма или ходить к священнику, если есть потребность исповедаться…

Почему-то приходит на ум, что во Вселенной, черной дырой раскинутой над нашими головами, отдельные звезды, образующие созвездия, совершенно не связаны между собой расстоянием. А нам, меланхолично вглядывающимся в ночное небо землянам, кажется, что они расположены рядом. Такое же заблуждение, что люди, создающие произведения искусства, понимают в жизни больше, чем остальные. По-моему, это глупости. Никто ничего не понимает! Потому что понять и осмыслить нашу жизнь невозможно.

Кинофильм "Маленькая Вера" посмотрели в 1988–1989 годах пятьдесят с лишним миллионов зрителей. Я не могу себе представить такое количество народу! И очень многие схватились за авторучки. Физически не было у меня возможности отвечать достойно, а не формально на все письма, авторы которых хотели получить от меня ответ. И ничем конкретно не могла я им помочь. Я могу только писать сценарии, по которым снимают (или нет) фильмы. Эти фильмы, мне хотелось бы верить, помогают людям на некоторое время отрешиться и забыть собственные вселенские или рутинные (у кого как) проблемы.

Большинство писем, кроме самых оскорбительных и грязных, я храню, потому что выбросить их невозможно. Это голоса, пробившиеся из забитого помехами эфира. Голоса живых, эмоциональных людей, для которых я работаю. Надеюсь, что мой маленький сын, который родился недавно и еще ничего не знает про "Маленькую Веру", когда-нибудь прочтет эти письма и лучше поймет и узнает нас и наше время.

Большое запоздалое спасибо всем вам, кто писал. Хотелось бы надеяться, что эта книга будет вам ответом.

ПОСЛЕСЛОВИЕ 2

Однажды, переходя по ссылкам в Интернете, я оказалась на одном форуме кинолюбителей и была поражена тому, что люди до сих пор очень эмоционально обсуждают нашу картину Мнения высказываются разные… Так же меня удивила попытка людей понять и сформулировать, о чем этот фильм…

Получается, что ответ знаю только я и еще несколько внимательных зрителей, и кажется, в большинстве случаев сильные эмоциональные реакции при обсуждении, которыми отличаются женщины, спровоцированы именно тем, что люди не хотят видеть очевидное! Как все лежащее на поверхности, но по каким-то причинам не попадающее в поле зрения, ответ на вопрос: "а про что кино?" вызывает смутную тревогу, перерастающую в раздражение…

Естественно, сценарий, который я писала в ранней молодости, и сам фильм в первую очередь о любви. Любовь это взаимная сильная и невероятна трагичная, потому что один из любящих, причем тот, кто любит сильнее, однозначно, обречен на поражение. Таков закон природы. Речь идет об огромной любви отца к дочери.

Тема эта менее популярна, чем темя любви матери к сыну Непонятно, почему так. Мой жизненный опыт показывает, что существует огромное количество обожаемых отцами дочерей. Такого накала чувств у этих мужчин никогда не было по отношению к женам, которые родили им этих дочерей. Жены чувствуют это, но в большинстве случаев не решаются сами в этом признаться или обрушивают свою невостребованную чувственность на сыновей, если они у них есть. Знаю я многих отцов, которые с трудом переносят замужество дочерей… И вот проблема девушки веры состоит в том, что ее удушающе любит отец. Старшего брата Виктора обожает мать, но Виктор сумел вырваться и сбежать. А Вера пытается вырваться, завязав отношения с Сергеем, потому что из окружающих ее он наиболее зрелый, наиболее сексуальный, наиболее интересный… Другое дело, что Сергей сам в растерянности относительно своей жизни и мается от жары, от скуки и от однообразной любви, которую дарит Вера… Никто из персонажей картины не знает, что делать и кто виноват… На протяжении двух часов показано, как у отца отнимают его сокровище. Он страдает и по-разному пытается бороться, но точно так же борется и страдает дочь.

Несмотря на то, что она любит отца, Вера чувствует, что так дальше продолжаться не может. Потому что выросшие дочери должны создавать свою семью… И проигравший сражение отец умирает…

Фильм все-таки про молодежь, писала я, конечно, для своих ровесников, их я представляла себе в качестве воображаемых зрителей…. А что касалось дальнейшей жизни Веры и ее друзей, то мне тогда казалось – это зависело от них самих, захотят ли они развиваться и взрослеть или решат повторить путь своих родителей, который нельзя оценивать, как хороший или плохой, он ведет к преждевременной смерти. Потому была у меня в то время маленькая вера, что многих ошибок нам удастся избежать…

В ГОРОДЕ СОЧИ ТЕМНЫЕ НОЧИ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Во дворе отделения милиции голуби клевали разбросанные на снегу крошки.

Город, где находилось это отделение, расположен был на севере России. Типичный маленький провинциальный городок с громоздким мраморным зданием горкома, с церквами, переделанными в Дома культуры или овощехранилища. Засыпанные снегом деревянные тротуары гулко скрипели при каждом шаге.

Треть мужского населения города исправлялась в местах лишения свободы, а другая треть собиралась их посетить.

Был обычный понедельник, утро. Зарплату трудящимся выдали в четверг, и потому все дебоши и драки с поножовщиной уже отшумели. Граждане, с тоской заглянув в пустые кошельки, потирая болящую с похмелья голову, отправились на работу.

Старший лейтенант милиции Кондаков, плотно позавтракав, бодро шел исполнять свой служебный долг. Румяный, молодой, зубы крепкие, белые, он источал оптимизм и бодрость. Казалось, в лейтенанте их так много, что ему просто необходимо поделиться с другими.

Во дворе ему повстречался бывший одноклассник.

– Что нового? – радостно спросил Кондаков.

– Да женился я, – печально ответил одноклассник.

– Да ну!

– Представь себе.

– Ну и как?

– Хорошо. Прихожу домой, а там жена. Сидит на кухне, чай пьет.

– С любовником?

– Нет, – растерялся одноклассник. – С сахаром.

Кондаков принял озабоченный вид.

– А в шкаф заглядывал?

– Зачем?

Кондаков оглядел одноклассника с ног до головы и издевательски произнес:

– Посмотреть, а нет ли там моли.

– У меня нет дубленки…

Сочувственно вздохнув, Кондаков решил утешить человека:

– У меня тоже совсем нет денег. И жена… Сидит на кухне, чай пьет.

– С сахаром?

– Нет. С любовником.

– Как?! – обомлел одноклассник.

Кондаков поправил шарф, чтоб в шею не дуло, помолчал, потом ответил со вздохом:

– Вот так. Я ему пешкой Е2—Е4, а он конем В1—АЗ. И так каждый вечер.

Одноклассник задумался.

– А шкаф?

– Что шкаф?.. Шкаф давно продали.

– Да ну!

– Ага!

– Как ты говоришь, конем? – переспросил одноклассник.

– В1—АЗ… Но лучше в глаз.

– Конем?

– Шахматной доской.

– А-а… – одноклассник опять задумался, видно было, что надолго, и Кондаков пошел дальше.

Снега этой зимой выпало так много, что сугробы были по грудь.

Под сугробами стояли засыпанные до лета автомобили. Иногда водители грузовиков, разворачиваясь, наезжали на сугробы, и слышался глухой скрежет металла. "Еще один подснежник", – меланхолично констатировал в таких случаях водитель грузовика. А когда снег сходил, владельцы автомобилей злобно матерились, обнаружив вмятины на крыльях и дверях.

Во дворе отделения милиции лейтенант Кондаков задержался. Он сделал на конце веревки петлю, сел на корточки и принялся терпеливо ждать, когда голубь, клюющий хлебные крошки, наступит на петлю лапкой.

Светало.

Искрился снег.

Настроение у Кондакова, как всегда, было отличное.

Наконец голубь влез в петлю.

Кондаков дернул за веревку.

Петля затянулась, голубь попытался улететь, но не смог.

Взяв бьющуюся птицу в руки, Кондаков аккуратно сложил ее крылья и сунул во внутренний карман шинели.

Войдя в отделение, он вежливо поздоровался с дежурным.

Дежурный встал и отдал ему честь.

Кондаков засмеялся.

Его рабочее место находилось у камеры предварительного заключения. Подойдя к обшарпанному письменному столу, Кондаков открыл верхний ящик и запихал в него голубя. После чего он снял шинель, повесил на гвоздь и встал у окна.

Появился младший лейтенант Попов.

У Попова были сложности с тещей, и на работе он пытался отдохнуть от домашних скандалов. Но теща звонила ему по телефону.

Вот и сейчас, не успел Попов раздеться и сесть, как телефон затренькал. Со вздохом подняв трубку, младший лейтенант начал привычно оправдываться:

– Ну не брал я… Слышите, мама… Не брал я эти несчастные три рубля… Не брал…

Кондаков, сдерживая хохот, кивал и подмигивал, приободряя товарища.

Швырнув трубку, Попов открыл верхний ящик стола, чтобы достать папку с протоколами…

Обретя свободу, голубь метнулся Попову в лицо.

Попов от неожиданности резко отшатнулся, закрыл лицо руками и рухнул на пол вместе со стулом, сильно ударившись головой.

Голубь всем своим тщедушным тельцем бился в окно.

Кондаков хохотал.

– Обалдел?.. Да?.. – обиделся Попов, выбираясь из-под стола.

– Минута смеха, мой юный друг, – отсмеявшись объяснил Кондаков, – заменяет ведро морковки!

Попову очень хотелось послать Кондакова с этим ведром морковки, он перебирал в уме все подходящие в данном случае словосочетания и беззвучно шевелил губами, повернувшись спиной. Одновременно своими корявыми пальцами Попов пытался поймать голубя.

Голубь обреченно рвался на свободу.

Стекло звенело.

Кондаков, наблюдая за нелепыми жестами Попова, заржал с новой силой.

Попов терпеливо ждал, когда Кондаков успокоится, и мечтал: скоро его повысят в звании, и тогда он со всей силы врежет Кондакову по зубам.

– Час смеха равноценен отпуску, проведенному в Сочи, – вдруг совершенно спокойно сказал Кондаков и добавил очень серьезно: – Надо шутить. Шутка жизнь украшает.

– Кому? – уныло спросил Попов.

Проснувшийся в камере алкоголик принялся долбать ногой в дверь, хрипло крича:

– Жрать хочу!..

Кондаков посмотрел на него с сочувствием и ласково произнес:

– Заткнись!

– Дай хлеба!..

– Сейчас будут тебе и хлеб и зрелища! – пообещал Кондаков.

2

А в это время за семьсот километров от Кондакова, в славном городе Москве, смотрел из окна своего дома на улицу сорокапятилетний человек, которого все называли Степаныч.

На его трикотажных тренировочных штанах отвисли колени. Майка была порвана, а зашить некому – он жил один.

За окном открывался довольно унылый вид: блочные дома с облезлой краской на фасадах. С неба сыпался то ли дождь, то ли снег. И все вокруг было серое-серое… От этого цвета тошнило.

Лицо у Степаныча тоже было серое. Мешки под глазами. Давно не мытые, свалявшиеся волосы торчали в разные стороны, открывая проплешину на макушке.

Левой рукой Степаныч поглаживал недавно прооперированный желудок.

Хотелось пить.

На кухне Степаныч открыл кран над раковиной, набитой грязной посудой, нашел чистую чашку и подставил ее под струю воды.

Чашка выскользнула из рук и разбилась, ударившись о край мойки.

Степаныч посмотрел на осколки чашки, потом вынул из раковины стопку жирных тарелок и изо всех сил швырнул их на пол.

Перебив в кухне всю посуду, он пошел в комнату, распахнул дверцы шкафа, где стоял дорогой сервиз…

Успокоился он только тогда, когда вся посуда в его доме была уничтожена.

3

Ночью Лена ехала на метро.

Она стояла у двери в полупустом вагоне, уткнувшись в воротник дубленки. Ее крашенные в рыжеватый цвет волосы забивались в нос и в глаза. Она вздохнула, подняла голову, заложила волосы за уши.

Толстые провода, в несколько слоев закрепленные на стене тоннеля, слились в одну бесконечную ленту.

"Когда я впервые увидела тебя, мне показалось, что мы знакомы давно-давно. И никаких слов не нужно было произносить. Сразу стало понятно, что ты и я – мы едины. Никуда не деться нам друг от друга. Я люблю в тебе все, даже то, что другим кажется недостатками. Мне с тобой так хорошо, так спокойно. Ты так ласкал меня. Мое тело сохнет без тебя. Я умираю… Сокровище мое, только с тобой я дышу…"

В груди у Лены комом лежала боль. Эта боль не давала ей глубоко вздохнуть.

"Собака, побитая, бездомная собака, – думала она, глядя на свое отражение в стекле. – Нельзя быть беспечной. Никогда нельзя считать себя счастливой. Я потеряла голову, расплескала от радости свои мозги, потому все это со мной и произошло…"

Стук колес в темноте за окном напоминал ей о времени, когда родители на поезде возили ее летом на юг.

"Как хочется уехать. Уехать из этой тошнотной Москвы. От этих луж на льду, от этого забрызганного грязью снега, от этих рож…"

Шум колес сделался тише, и поезд, выехав из тоннеля на улицу, мчался по мосту.

Внизу под ним была стоянка грузовых автомобилей. Освещенные мощным лучом прожектора, бесконечными рядами стояли машины…

Лена долго нажимала на кнопку звонка. Ей не отпирали. Тогда она стала стучать ногами.

Наконец щелкнул замок и дверь открылась. Появившийся на пороге заспанный парень лет двадцати пяти испуганно сказал:

– Ленка!

– Добрый вечер, Сашенька, – ласково пропела она, тесня его в глубь квартиры. – Разбудила я вас, мои золотые…

Не раздеваясь, прошла в комнату, где в кровати сидела ее подруга Марина.

– Как же это? Свадьбы не было, а вы уж спите вместе?

Лена швырнула на пол одеяло и подушки.

– Ой, подруга, сбежит жених! Плакать будешь!

– Чего тебе? – спросила Марина.

– Трусы забыла! – Лена открыла шкаф и принялась выбрасывать из него вещи. – Это не мое, и это не мое. А, вот они!

– Может, ты разберешься с девушкой? – спросила Марина растерянного Сашу. – Спать охота!

– Ах ты, сука! Крыса крашеная! – Лена вцепилась Марине в волосы. – Радуешься, паскуда!

Марина завизжала.

– Прекрати, идиотка! – Саша попытался оттащить Лену от Марины.

– Устроились на моей постели, хорьки!

Саша стянул с Лены дубленку, обхватил вокруг пояса, поволок в другой конец комнаты.

– За что?! Любимый!.. – орала Лена. – Я люблю тебя! Родной!

– В ванную тащи! – кричала Марина. – Запри ее в ванной!

Вырвавшись, Лена бросилась на Марину. Они сцепились и визжа стали кататься по кровати, пока Саша не разнял их.

Изо всех сил отвесив Лене оплеуху, он потащил ее в ванную.

– Бей сильней! – Лена глотала слезы, одна щека ее горела. – Меня можно!

– Все тебе припомню, – Марина пыталась остановить идущую из носа кровь. – Сволочь!

В дверь позвонили; прижав к лицу платок, Марина отправилась открывать. Вошел наряд милиции.

– На вас соседи жалуются, спать мешаете. В чем дело?

– Он меня убил! – выла из ванной Лена. – Предатель!

– Добилась, дура! – крикнула ей Марина. – Дадут тебе пятнадцать суток! Будешь знать!

Лена выскочила из ванной и опять вцепилась в Марину, но тут уж вмешалась милиция.

Пытаясь освободиться от цепких рук сержанта, Лена орала. Саша с исцарапанным лицом просил:

– Заберите ее от нас.

– Водой на нее побрызгайте, – посоветовал один из милиционеров, – быстрей успокоится.

4

В зале народного суда ждали своей участи алкоголики и спекулянты. Среди них, тупо глядя в пол, – Лена.

Под гербом РСФСР в одном из трех кресел с высокой спинкой сидела за столом закутанная в цветастый шерстяной платок судья – молодая усталая женщина. Она заполняла протоколы, писала, не поднимая глаз на людей, отвечавших на ее вопросы. На лавке возле скамьи подсудимых, закинув ногу на ногу, скучал сержант милиции.

– За сколько вы купили туфли в универмаге? – спросила судья стоявшую перед ней женщину в зеленом пальто.

– За сорок рублей… Но я такую большую очередь выстояла, замерзла вся, а мне нельзя долго на холоде стоять…

– За сколько продали туфли во дворе универмага? – перебила ее судья.

– За шестьдесят…

– Так, шестьдесят рублей штрафа, туфли конфискуются в доход государства…

– Почему?.. Это же мои туфли, что хочу, то и делаю…

– Губанищев… – судья взяла следующую папку.

– Плати, плати, а где деньги взять?.. – ворчала женщина. – Где платить-то?

– Вам скажут, – подал голос сержант.

– Губанищев, – повторила судья.

Поднялся сидевший около Лены высокий парень.

– Рассказывайте…

– Ну вошел я в магазин "Изумруд"… Вот. Да. И я встал там… – Губанищев умолк.

– И все? – спросила судья.

Губанищев молчал.

Судья проглядела протокол и обратилась к сержанту:

– Зачем вы мне его привели? Тут уголовное дело возбуждать надо… Явное хулиганство…

– Оно само так получилось! Не виноват я! – взвился Губанищев. – Чего они там понаписали?!

Судья монотонно прочитала:

– "19 января в 18 часов в нетрезвом виде в торговом зале магазина "Изумруд" выражался нецензурно, онанируя, испачкал одежду покупателей Светловой и Мазурова…" Еще есть вопросы?

– Так я молчал! Я не выражался! Я стоял и молчал! У меня травма психическая!.. С детства так! – боролся за свободу Губанищев.

– Вот я тут на корочке пишу Отдадите Тузину, – сказала судья сержанту.

– Ну вы что, товарищ судья! Вам бы только засудить!.. Я больше не буду…

– Все, Губанищев.

– Меня лечить надо!.. Я понимаю, на улицах снег чистить некому!..

– Сядь на место, тебе сказано! – повысил голос сержант.

Губанищев сел.

– Так… Конкина, – сказала судья.

Лена встала.

– Руки из карманов вынь, – посоветовал за ее спиной чей-то осипший голос.

Лена вынула.

– Имя. Отчество. Год рождения. Образование.

– Елена Игоревна, шестьдесят седьмой год, образование неоконченное высшее, учусь в финансовом институте.

– Ночевала в милиции?

– Да.

– Рассказывайте… – Судья записывала.

Лена молчала.

– Ну?.. Как дело было?

Лена молчала.

Судья быстро прочитала протокол и спросила у сержанта, который в это время сладко зевал:

– Свидетели есть?

– Не пришли.

Судья впервые подняла глаза от бумаг.

Лена в упор на нее смотрела.

Стали слышны тяжкие вздохи двух маявшихся с похмелья пьяниц с разбитыми лицами.

– Деньги с собой есть? – спросила судья.

– Нет.

Теперь вздохнула судья.

Он нее самой недавно ушел муж, потому что жили они в большой коммунальной квартире в маленькой комнатке. В одной квартире – несколько семей. По кухне бегали тараканы и многочисленные соседские дети. И муж ее не выдержал. Сбежал…

– Двадцать пять рублей штрафа. Сегодня заплатите, до восемнадцати часов… – судья опять стала писать.

5

Некоторые люди тратят лучшие годы жизни на то, чтобы разменять свое жилье. Разменять – это значит всем, кто жил вместе, разъехаться в разные стороны и жить желательно как можно дальше друг от друга.

Мать так же, как и многие, вступившие на этот трудный путь, стояла на учете в Бюро обмена жилплощади, все свободное время рылась в картотеках, вела бесконечные телефонные разговоры и ночами ездила по городу, развешивая на остановках автобусов и в подъездах домов бумажки, в которых четким почерком перечисляла достоинства своего жилья и которые по утрам срывали дворники.

Но желающих обменяться с ней было очень мало. Потому, когда кто-то вдруг приходил смотреть квартиру, мать сильно возбуждалась и с надеждой заглядывала в глаза этому человеку Так и сейчас мать говорила без остановки, а за ней ходил Степаныч, мял шапку из нутрии и улыбался. Одет он был в полушубок, из-под которого выглядывал воротник свежей, нарядной сорочки.

– Почему-то считается, у нас плохой район. А что в нем плохого, хотелось бы знать? Десять минут до метро, двадцать до парка… Планировка квартиры удобная. Только вот балкона нет. Зато потолки какие! Вы взгляните!

Мать звякнула браслетами, подняв руку кверху.

Степаныч, не переставая улыбаться, расстегнул на полушубке все пуговицы, прикинул, снять или нет, и решил остаться в нем. Шапку он повесил на оленьи рога у входной двери, пригладил ладонью аккуратно подстриженные волосы.

Засунув руки в карманы шерстяной кофты, Лена равнодушно наблюдала за ним и за суетившейся матерью.

– Проходите, – открыв дверь в комнату, пригласила Степаныча мать. – Вот еще один недостаток, как считают некоторые: две смежные комнаты. В них живем мы с Леной… У Леночки, как всегда, в комнате беспорядок.

Степаныч с любопытством осматривал комнаты. Подошел к окну, выглянул на улицу. Лена села на диван.

– Мы с Леной хотим жить врозь. Все-таки девушке со своей жилплощадью легче… Она недавно пережила такое несчастье: мальчик, с которым они должны были пожениться, вдруг взял да и отнес заявление во Дворец бракосочетания с Леночкиной подругой.

Степаныч впервые с интересом посмотрел на Лену и покачал головой, не переставая улыбаться. Лицо у него было хорошее – доброе и открытое.

Лена вышла из комнаты, хлопнув дверью, Степаныч вздрогнул.

– Плакать пошла в ванную, – пояснила мать.

– Санузел раздельный? – деловито спросил Степаныч.

– Конечно!.. Сердце разрывается. Она уже не молоденькая – двадцать четыре скоро… Самое время создать семью… У многих подруг уже дети. И мальчик из хорошего дома, славный, ласковый. Квартира своя… И вдруг все так неудачно получилось. Банальная, в общем, история…

Степаныч кивал.

А в это время на кухне Лена с яростным треском колола щипцами грецкие орехи. Аккуратно очищала от шелухи и тщательно жевала.

Мать провела Степаныча в третью комнату.

– А здесь живет мой муж, – сказала она и смущенно добавила: – Теперь уже бывший.

Степаныч удивленно замер на пороге.

Одна стена в комнате снизу доверху была сплошь заставлена аквариумами.

Мать щелкнула выключателем, и во всех них одновременно зажегся свет. Между водорослями, диковинными тропическими раковинами и пластмассовыми игрушечными замками плавали разнообразные пестрые рыбки и карликовые лягушки.

– Вот видите, – вздохнула мать, – у этого человека свой мир… Это в основном и послужило причиной развода…

Потом Степаныч пил чай. Полушубок он снял, и теперь на нем был серый пиджак в крупную клетку.

Мать накладывала варенье.

– Жена моя Дуся в магазин ходит только за хлебом и молоком, – рассказывал Степаныч. – Я обеспечиваю битком набитый холодильник. Продукты – отменные. Если хотите, могу вам что-нибудь… Балычок, севрюжку?..

– Нет, не нужно нам ничего, – сказала мать.

– Пара баночек икры никогда не помешает, а? Гости вдруг или самим побаловаться…

– С деньгами у нас сейчас… – Мать вздохнула: – Госпошлину за развод уплатить надо. Да и переезд. Сами понимаете…

– У меня наценка небольшая, – настаивал Степаныч. – Сорок процентов. Вам могу скинуть до двадцати.

– А когда ваши квартиры смотреть будем? – поинтересовалась Лена.

В лице у Степаныча что-то погасло. Неуловимая тень пробежала, но улыбка осталась.

– Да хоть завтра! Приезжайте ко мне на проспект Мира, а оттуда на моей машине поедем на квартиру на Ярославском шоссе. Осмотрим ее, а потом и в Кузьминки съездим. Оттуда я вас домой доставлю в целости…