Текст книги "В городе Сочи темные ночи (сборник)"

Автор книги: Мария Хмелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

– Не верится, что все так удачно! Правда, Лен? – радовалась мать. – А какой марки у вас машина?

– Отечественной! "Москвич"! Ваша квартира мне очень понравилась. Жена, я думаю, тоже будет довольна. Именно о таких потолках она и мечтала. Планировка нас устраивает. Хорошо, что две комнаты смежные. Думаю, будем меняться! Будем?

– Три однокомнатные – то, что нам нужно! – сказала мать.

Степаныч пошел к выходу. Одеваясь, он спросил:

– Ну а насчет бутербродика с икрой, как? Я бы завтра вам две баночки икры и передал бы…

– А цена?

– Всего двадцать рублей… Только денежки вперед надо… Хотите, можно еще и колбаску финскую… Тогда тридцать…

– И колбаску?..

– Сервелат, – искушал Степаныч.

Мать вопросительно взглянула на Лену.

– Мы берем! – сказала Лена.

Мать достала деньги и, протягивая их, уточнила:

– Значит, две банки икры и батон колбасы.

6

За деревянным забором шло строительство. Работали подъемные краны, раскачивались на тросах железобетонные детали будущего здания. Рычал застрявший в грязном снегу панелевоз.

Вдоль забора мимо матери и Лены промчался распаренный лыжник.

– Ничего не понимаю, – бормотала мать, сжимая в покрасневших от холода руках бумажку с написанным Степанычем адресом.

– Телефон у него есть? – спросила Лена.

– Не оставил он телефон! Только один вот этот адрес!.. Дом триста тридцать восемь…

На жестяном щитке, прибитом к забору, любопытных оповещали, что строительство дома 338 на улице Тюленина ведет СМУ-9. Ответственный – прораб Нечаев.

Мать слезящимися глазами смотрела на этот щиток, на недостроенный дом.

Дул сильный ветер, у Лены начинали замерзать ноги.

– Надо же! Телефон спросить не сообразила!.. Вот так… – Мать оглядывалась по сторонам, надеясь, что дом, который она ищет, все-таки вдруг чудесным образом возникнет где-нибудь поблизости, достроенный, а в нем и вожделенная квартира. – Вот так… Три квартиры…

– Все ясно, – сказала Лена. – Что делать будем?

– Выпить хочется, – сказала мать.

7

Спиртные напитки в ресторанах подают с большой наценкой. И, желая сэкономить часть предназначенных для свадьбы денег. Саша и Марина в субботний день обходили винные магазины в поисках водки. Уже прошло полдня, но водку они так и не нашли.

Все знают, что приготовление к свадьбе довольно утомительное занятие и в какой-то момент хочется плюнуть на все и не жениться. Саша уже приближался к этому состоянию, когда они с Мариной вошли в одиннадцатый полупустой винный магазин.

Марина с удовольствием куталась в пушистую меховую шубу – подарок будущей свекрови, а Саша с тоской рассматривал витрину, на которой стояли фруктовые сиропы и дорогой коньяк. Никаких других напитков покупателям не предлагали.

– Что за страна такая! – простонал Саша. – Куда они всю водку дели?! Давай коньяк купим.

– Ага! И получится в два раза дороже!.. У тебя много денег?! Ты богатый?! А у меня, между прочим, нет еще туфель!

– А ты хочешь еще один день потратить?

Облокотившись о прилавок, Степаныч с интересом прислушивался к их беседе. Поверх полушубка он накинул сатиновый халат, в каких ходят подсобные рабочие магазина.

Саша был в отчаянии.

– Водки не будет недели две, – важно сообщил Степаныч бродившим по магазину людям. – По техническим причинам закрыли линию.

– Вот! Слышишь, что он сказал!

– Мало ли кто чего скажет! – Марина передернула плечами.

Степаныч приблизился к ним и спросил вполголоса:

– Ребят, у вас какие проблемы? Банкет? Поминки?

– Свадьба, – ответил Саша.

– Сколько надо?

– Двадцать бутылок.

Степаныч с уважением кивнул, подумал и сказал:

– Давай на двадцать одну, ждите у телефонной будки. Сейчас я выйду… Сумку давай.

Саша посмотрел на Марину.

Марина с подозрением разглядывала Степаныча, потом с недовольным видом полезла в кошелек за деньгами…

Деловым шагом Степаныч прошел в подсобку, отдал две десятки сидевшим на ящиках грузчикам, снял халат, швырнул в угол Сашину сумку и не спеша вышел во двор…

8

Мать и Лена сидели на кухне. На столе стояла почти пустая бутылка коньяка, валялась кое-как порезанная дешевая вареная колбаса, ломтики хлеба.

– Икорочки не желаешь? – спросила мать, дымя сигаретой.

– Нет, я уж лучше сервелатику, – жуя колбасу, ответила Лена.

– Как хочешь… Черная икорочка с лимончиком в самый раз!.. Угощайся! – Она широким жестом обвела стол.

Вошел отец. Моложавый, лет сорока, в пушистом свитере. В руках он нес небольшую, замысловато изогнутую корягу. Взял кастрюлю, налил воды и положил корягу в нее. Зажег газ, поставил кастрюлю на плиту. Мать с интересом наблюдала за ним.

– Добрый вечер, Игорь Иванович, – вежливо сказала она.

Отец кивнул.

– Опять коряги варите?.. Опять три дня смердеть будете, пока у нее лигниновые кислоты не отойдут? Да?.. Не забудьте лас пригласить на торжественный спуск коряги в аквариум! Мы хотим насладиться зрелищем!.. Вареная коряга с рыбами, что может быть прекраснее в этой жизни?!

Отец вышел из кухни.

– Нет, уж вы послушайте, Игорь Иванович! Вы не в своей собственной отдельной квартире живете, а в коммунальной! Соседки не желают терпеть вашу вонь! Правда, Лека?

– Мам, перестань!

Мать распахнула окно, посмотрела вниз. Потом вынула корягу из кастрюли и с криком: "Спасайся кто может!" – швырнула ее в окно и добавила:

– Что поделаешь, Игорь Иванович!

Отец надел пальто и вышел из квартиры.

– Пенек обрызганный! – крикнула мать. – Импотент!

Лена разлила остатки коньяка. Мать вылила.

– А ты его не защищай! Всегда вы с ним вместе. Всю жизнь против меня!.. Тебе на размен плевать! Ему тоже! Я одна этим занимаюсь! Унижаюсь!.. Всю жизнь старалась, чтоб вам хорошо было! Чем все кончилось? Зачем я жила?.. Он счастлив, что от меня отделался! Ты всегда мечтала из дома сбежать!.. Не вышло! Не нужна ты никому!

9

Степаныч сидел на грязном подоконнике в грязном подъезде. На улице было темно. Лампочка в подъезде горела тускло.

Степаныч ждал давно. На него косились с подозрением проходившие мимо жильцы. Из карманов полушубка торчали горлышки водочных бутылок, которые он непроизвольно поглаживал рукой.

Двери лифта раскрылись, и вышел, нетвердо держась на ногах, молодой парень с кофром на плече. Под руки парня поддерживали две девицы – брюнетка и рыжая.

– Господи, в каком же ты говне живешь, – поморщилась брюнетка.

– Сынок! – позвал Степаныч, бросаясь к нему.

– O-o-o! – ответил сынок. – Папуля!

– Как твое здоровье, Боря?

– Пять лет не видались! – с гордостью сообщил сынок дамам.

– За это надо выпить! – с готовностью откликнулась рыжая.

– Выпьем! – сказал Степаныч, вынимая из карманов бутылки.

– И у нас есть! – сообщила брюнетка.

– Интересная жизнь начинается! – обрадовался Боря.

Над изголовьем широкой Бориной кровати висели два больших плаката, с которых томно взирали две обнаженные девушки – брюнетка и рыжая. Боря работал фотографом на киностудии, подрабатывал на юбилеях и свадьбах, а в свободное время увлекался съемками обнаженных моделей. Эти две были его гордостью.

Степаныч с удовольствием рассмотрел плакат, потом перевел взгляд на девиц, которые улеглись со своими стаканами водки на кровати. Теперь Степаныч мог сравнить, в каком виде они красивее – одетом или раздетом.

Боря уселся между девицами и вопросительно уставился на отца.

– Знаешь, сынок, – после паузы произнес Степаныч, – у человека в голове должны быть только хорошие мысли. В газете вчера прочел… Наши поступки – это отпечатки наших мыслей. Мы несем ответственность перед людьми за то, что думаем.

– Да! – согласилась рыжая. – Когда человек стремится к лучшему, он возвышается. Я тоже это читала.

Боря отпил из стакана, посмотрел на брюнетку. Она улыбнулась.

– Мы должны избегать плохих мыслей! – добавил Степаныч.

– Что-то тебя перекосило за это время, – сказал сын. – Раньше ты в газете тираж "Спортлото" читал, а теперь – мысли! Мысли! – Боря икнул.

– Боря, мне было очень плохо. Я болел сильно.

– Пить надо меньше… Да и мне пора завязывать, совсем здоровья не осталось… А если не пить, то ску-у-учно!

– Мне жить не хотелось… А теперь я не пью совсем, видишь… – Он показал на свой нетронутый стакан. – Как мама?

– Нормально, – ответил Боря.

– А я тут с одной познакомился… В магазине работает… Вылитая мама в юности… Когда мы еще в школе учились…

Боря вздохнул, посмотрел на часы. Было два часа ночи. Очень хотелось спать.

– Борь, у меня просьба к тебе, – сказал Степаныч.

– Наконец-то!

– Мне фотография нужна: я, а рядом кинокамера.

– Красиво! – одобрила рыжая.

– Сделаешь?

– Чтоб продавщица на стенку повесила? – спросила брюнетка.

Боря встал:

– Сделаю, сделаю… Приезжай в понедельник на студию. Найдешь шестой павильон…

Он, пошатываясь, направился в туалет, напевая: "Сидит сантехник на крыше, считает выручку дня… Он свежим воздухом дышит. Как он похож на меня!"

Это была его любимая песня.

Отцом Степаныч сделался случайно. Мать Бори любила другого. И все знали это. А Борю родила от Степаныча, потому что ей все равно было от кого родить, лишь бы отомстить тому, другому, неверному.

Очень сложные были между ними отношения.

Но в конце концов, пока Степаныч служил в армии, мать Бори все-таки вышла за своего любимого замуж, и с тех пор Степаныч редко видел сына.

В армии во время учебной атаки кто-то бросил Степанычу в голову учебную гранату Он потерял сознание. А когда очнулся, то ощупал в черепе вмятину и узнал, что от службы освобожден и, если даже начнется война, воевать пойдут все, кроме него, потому что он состоит на учете в психоневрологическом диспансере.

Теперь Степаныч всегда носил с собой справку из этого диспансера. Она помогала в сложных жизненных ситуациях, потому что известно: от психа можно ждать чего угодно.

Но выручала эта справка не всегда. Два раза Степаныча отправляли из зала народного суда, где слушалось дело по обвинению его в мошенничестве, на судебно-психиатрическую экспертизу. И два раза врачи признавали Степаныча вменяемым. Судьи объявляли приговор, после которого Степаныча по этапу везли в исправительно-трудовую колонию, куда-нибудь в Коми АССР. В память о том времени ему остались многочисленные татуировки на руках и груди.

10

Мать свято верила всему, что ей обещало правительство. Стоило кому-то из его членов появиться на экране, она бросала все, усаживалась на долгие часы перед телевизором, и Лена, если была дома, не знала куда деваться, чтобы не слышать этого бесконечного потока слов. Слова лились, а смысла в них не было никакого. Жить становилось все хуже и труднее. Мать, думающая, что государство скоро накормит ее качественными продуктами и оденет в красивые вещи, вдруг с ужасом обнаружила, что ее зарплаты хватает только на то, чтоб раза два сходить на рынок… А горячие люди из южных республик зачем-то зверским образом убивали друг друга, и по утрам за завтраком мать с Леной слушали бесстрастный голос диктора, рассказывающий о новых жертвах…

Со школьных лет Лена испытывала отвращение ко всему, что произносилось с трибуны. На собраниях, где пионеров и комсомольцев призывали хорошо учиться и быть активными общественными деятелями, Лена развлекала себя тем, что подкладывала кнопки под зад сидящим впереди, стреляла комочками жеваной бумаги, надевала на ноги свои перчатки – лишь бы сбросить одурь от постоянного повторения одного и того же.

Когда она стала студенткой, времена изменились, на трибуну полезли люди, которые хотели или притворялись, что хотят сделать жизнь лучше и веселее. Но Лена уже не могла воспринимать их слова, даже если и произносилось что-то достойное внимания.

В институте без конца проводили дискуссии и собрания – то в защиту комсомола, то против него. Студенты активно писали коллективные письма в высокие инстанции, развешивали листовки, издавали свои газеты, переизбирали чуть ли не каждый месяц секретаря комитета комсомола. Много времени уделялось и преподавателям. Студенты спорили, кто из них имеет право преподавать, а кто некомпетентен в своем предмете, и широко оповещали массы – кто, по чьему доносу отправился сорок лет назад в лагеря…

Лена сперва пыталась сделать над собой усилие, заставить себя слушать все это, но сознание автоматически выключалось, и смысл сказанного не доходил до нее.

Лене надо было купить новые сапоги. У старых отклеивалась подошва. Знакомая спекулянтка за французские сапоги запросила сумму, равную трем зарплатам матери, а отец долго не хотел давать денег, утверждая, что теперь о Лене должен заботиться ее будущий муж. И только тогда, когда будущий муж превратился в бывшего возлюбленного, отец, желая как-то утешить дочь, раскошелился.

Отца кормили его рыбы. Разведение мальков особо редких пород позволило ему подарить дочери, когда она поступила в институт, кое-какую импортную одежду и шубу. Он знал, что в институте девушки должны хорошо выглядеть. Там имелся шанс найти мужа. А на бедно одетую прельстится только иногородний из-за московской прописки.

Если бы не рыбы, отец на свою жалкую зарплату инженера не смог бы содержать семью и любовницу.

Но времена менялись. Инфляция заставляла людей искать новые источники добывания денег. А рыбы уже не могли прокормить такое количество народу. И отец предпочел тратить деньги только на любовницу, а с семьей расстаться. Такой поворот событий оказался для матери Лены неожиданностью и катастрофой…

Лена случайно узнала, что в маленьком кинотеатре рядом с домом проводятся занятия киноклуба. Желающие приобщиться к культуре, не обремененные изнуряющими домашними заботами одинокие женщины смотрели там старые, наивные, иногда глупые фильмы о любви. В полумраке зала яркими разноцветными пятнами выделялись их мохеровые шапочки. Несколько пожилых супружеских пар и чета молодоженов-очкариков растворились среди этих женщин.

В киноклубе можно было отдохнуть от навязчивого гула голосов, от проблем, накатывающихся как снежный ком, и Лена начала ходить туда, участвовать в обсуждении фильмов, слушать про актерские судьбы, которые казались такими сказочны – ми и о которых так интересно рассказывала руководительница киноклуба киновед Нина Павловна. Она была элегантная, пожилая и тоже одинокая…

– Кинематограф открыл актера Стрельникова более тридцати лет назад! На его творческом счету около сорока кинофильмов! Выдающимся мастером эпизода называла его пресса, включая центральную! Возможно, некоторые считают, что ему меньше, чем другим киноактерам, повезло в жизни. Но это не так! Неоднократно Стрельникову предлагали переехать в Москву Работать в Московском театре киноактера… – Нина Павловна перевела дыхание и встала. – Товарищи, подарок от нашего клуба будет не только подарком от нас! Это будет подарок, я не побоюсь сказать, от всего советского народа, который преклоняется перед любым истинным творцом! Вы согласны со мной?!

– Согласны! – нестройно откликнулись члены клуба.

– Нужно поехать в город, где живет Федор Федорович, и на юбилее вручить подарок с теплыми словами поздравления! Правильно?! – Нина Павловна села. – Теперь осталось решить, кого мы командируем…

Ехать не хотел никто.

Одинокие женщины жаловались, что работа их выматывает и обидно тратить выходные на тряску в пыльном, душном вагоне. Вместо этого можно попытаться найти свое счастье или хотя бы потанцевать в клубе "Тем, кому за тридцать…".

Пожилые пары ссылались на внуков, требующих присмотра, а Нина Павловна – на недописанную книгу, которую ждут в редакции…

Да и что там делать в этом северном городе, где жил артист. Народ оттуда мотался в Москву за покупками, а преступность была на очень высоком уровне. И к тому же мороз… В Москве холодно, можно представить, что творится на Севере…

Нина Павловна начала впадать в уныние оттого, что такая замечательная идея гибнет. Тогда Лена сказала, что поедет она.

11

Магазин «Фарфор-хрусталь» напоминал сказочный дворец. Оставшиеся после Нового года еловые ветки и пестрые гирлянды еще не убрали, и они отражались в зеркальных витринах вместе с красивой посудой. Сквозь гул голосов постоянно слышался мелодичный слабый звон. Нежный и таинственный. Это продавщицы пластмассовыми авторучками и узкими металлическими ножиками обстукивали фарфоровые чашки и хрустальные фужеры. Они выясняли, нет ли брака в посуде, потом заворачивали ее в грубую серую бумагу и отдавали покупателям.

Молодая продавщица – блондинка с красивыми голубыми глазами – вынимала из картонной коробки и устанавливала на прилавке набор из чайников.

Нина Павловна с большим интересом их рассматривала.

Набор этот действительно был необычен: яркий, цветастый фарфоровый чайник, крышка которого была сделана в виде пузатого чайника поменьше. В свою очередь, крышка второго чайника тоже была чайником… Венчая эту пирамиду из трех чайников четвертый – пузатенький и совсем крохотный.

К прилавку подошел Степаныч.

– Здравствуй, Жанна, – сказал он, глядя на продавщицу сияющими от радости глазами.

Она устало улыбнулась, кивнула.

– Смотри, что я тебе принес! – Он протянул ей маленький сверток.

Жанна развернула его и вынула коричневую коробочку с французскими духами "Опиум".

– Ой! – сказала она.

– Самый модный запах в этом году.

– Я знаю.

– У спекулянтов взял!

– Спасибо, Евгений Степанович! – Жанна бережно положила духи в карман.

– А у меня просьба к тебе! – торжественно сообщил Степаныч.

Жанна напряглась:

– Какая?

– Называй меня просто – Женя! – он улыбнулся.

– Ну я не могу так… Сразу…

– Что ты! Очень просто! Ты – Жанна! Я – Женя!

– Выпишите чек, – решилась купить чайники Нина Павловна.

Жанна, склонившись, старательно, четким детским почерком выписала чек, и Нина Павловна пошла в кассу платить.

– А к музыке ты как относишься? – спросил Степаныч.

– Нормально.

– А я тут два билета купил… Ансамбль к нам приехал из Англии. Название забыл… Может, сходим? В спорткомплексе "Олимпийский" выступают.

– Вы прямо как Дед Мороз с подарками…

– Я тебя потом домой отвезу на такси, чтоб ты одна ночью не ходила… Так родителям и скажи, чтоб не беспокоились: тебя проводят.

– Хорошо. Так и скажу.

Вернулась с чеком Нина Павловна. Жанна вынула металлический ножик и стала обстукивать чайники, проверяя, нет ли трещин. Степаныч смотрел на ее руки.

– Я все спросить хочу – сказала Жанна. – Вы кем работаете?

– Я… – он помялся, – …в кино работаю.

– А кем?

– Кинорежиссером…

Нина Павловна иронически покосилась на него.

– Ну да! – удивилась Жанна.

– А что? – Степаныч тронул за рукав Нину Павловну. – Я не похож на кинорежиссера?

Нина Павловна оглядела его неказистую фигуру в полушубке, доброе открытое лицо под шапкой из нутрии и подтвердила очень серьезно:

– Типичный кинорежиссер… Я вас по телевизору видела, в "Кинопанораме".

– Да?! – насторожился Степаныч.

Жанна уложила чайники в коробку. Перевязала ее.

– Желаю творческих успехов. – Нина Павловна забрала коробку и ушла.

– А какой фильм вы сняли? – спросила Жанна.

– У меня их много… Но самый известный "История любви"… "Лав стори"…

– А я подумала, что вы из ОБХСС, карманников ловите, – сказала Жанна. – Это в первые дни, когда вы приходить начали и стояли здесь…

12

– Смотри, какой подарок купили Стрельникову наши женщины!

Нина Павловна старательно собрала всю конструкцию из четырех чайников. Получилась неустойчивая фарфоровая пирамида, высотой более полуметра.

Лена скептически ее рассмотрела.

– Оригинально, да? – Нина Павловна была очень довольна. – Когда на юбилее пойдешь Федора Федоровича поздравлять, ты обязательно все это хозяйство из коробки вынь.

– Все четыре чайника я не удержу. Один или два разобьются, – пообещала Лена.

– У тебя руки дрожат?

– Сейчас нет.

Нина Павловна взяла в руки пирамиду из чайников, попробовала потрясти руками. Чайники качнулись.

– Если прыгать не будешь – удержишь… И главное – улыбка!.. В последнее время ты с таким лицом ходишь, будто тебя ревматизм замучил.

Лена взяла чайники и сделала реверанс с улыбкой.

– Так?

– Желательно, – ловя падающий верхний чайник, ответила Нина Павловна.

– Ничего не получится!

– Если ты потащишься на сцену с картонной коробкой, все поймут – приехала Дуня-мешочнина. Тебе поручено важное дело! – Нина Павловна заговорила с пафосом, от которого Лену пробирала дикая скука. – Можно сказать, ты представляешь не только наш киноклуб, а все киноклубы Москвы…

– Вы Стрельникова давно знаете? – перебила Лена.

– Да… Мы работали с ним вместе. В ТЮЗе… Я мальчиков играла непослушных…

– Вы были актрисой?

– Недолго. Веселое было время, а потом я начала полнеть, стала серьезной и поехала в Москву учиться на критика…

13

Степаныч долго бродил по пыльным, сумрачным, длинным коридорам. Совсем по-другому представлял он себе киностудию. Он думал, что там повсюду должны встречаться стайки молоденьких девушек в бальных платьях с обнаженными плечами, а также всякие сказочные персонажи, включая и горбоносого царя Ивана Грозного. Но вместо этого попадались, и то редко, небритые личности в обвисших свитерах, пахнущие луком и сивухой. А женщины, как серые мыши, проскакивали мимо, зажав в руке ведомости.

Разочарованию не было предела. И никто не знал, где находится проклятый павильон № 6, в котором работал Боря.

Облезлая дверь с фанерной цифрой "6" привлекла внимание Степаныча по чистой случайности. Он толкнул ее и очутился в захламленном туннеле, в конце которого слышались голоса и горел свет. Степаныч пошел туда.

Перед ним возникла длинная, изображенная на холсте панорама Московского Кремля. Возле нее стоял человек в военном френче. Под густыми усами дымилась трубка. Он строго посмотрел на Степаныча и сказал:

– Как могло случится?.. Как могло случится?.. Не исключена возможность… Нет никакого сомнения в том…

В груди у Степаныча все оборвалось. Перед ним стоял живой генералиссимус Сталин.

– Нет никакого сомнения в том, что мы решили наши задачи весьма успешно…

Сталин резко повернулся и ушел, мягко ступая, куда-то в сторону.

Как в детстве, в школе, когда их пионерский отряд выстраивали перед портретом этого человека – Большого Друга Советских Детей, – у Степаныча возникло желание хлопать в ладоши, кричать "Ура!" и благодарить Отца Народов за счастливое детство… От восторга защипало в глазах…

В сомнамбулическом состоянии Степаныч пошел вслед за Сталиным и оказался в его кабинете, так хорошо знакомом по многочисленным репродукциям.

За рабочим столом вождя почему-то сидел сын Степаныча Боря, а перед ним старичок Калинин размахивал руками, как мальчик, и жаловался на дороговизну машин на автомобильном комиссионном рынке.

Степаныч оторопел. Его сознание не в силах было так быстро охватить этот скачок во времени: тут и Сталин, тут и сын, родившийся через десять лет после его смерти. Наконец он увидел кинокамеру и очнулся.

– Мужик мнется, цену не назначает, – с сильным кавказским акцентом говорил Калинин. – Говорит, звоните наследующей неделе.

Маршал Ворошилов с интересом слушал вместе с Борей.

– У него седьмая модель, брать надо, – посоветовал сын.

– Слушай! Звоню на следующей неделе, конкретно говорю – цена? Он просит пять тысяч сверх государственной стоимости…

– Сколько лет машине? – спросил Ворошилов.

– Два года, – ответил Боря.

– Так это нормально.

– Да такие машины два года назад на рынке по своей пене стояли! – переживал Калинин. – А я, дурак, денег пожалел!

– Вспомнил! – засмеялся Ворошилов.

– До чего довели народ! – расстроено сказал Сталин. – Слепые котята!

Тут Боря заметил Степаныча:

– А, папуля! Камера пока оператору нужна. Подождать придется.

Степаныч протянул руку Сталину, представился:

– Евгений… Очень похоже!

– Спасибо, – со сдержанной гордостью поблагодарил Сталин.

– А можно я пока с государственными деятелями снимусь?

Государственные деятели не возражали, встали в обнимку со Степанычем под портретом Ленина.

– Руководители государства с народом! – Степаныч был счастлив.

– Моя сестра двоюродная Сюзанна – администратор в гостинице, – рассказывал Калинин. – Лет двадцать назад заселялся к ним аферист. В паспорт вкладывал фотографию, где самому Сталину руку жмет. Ему, естественно, лучший номер без очереди… Выяснилось, на киностудии работал…

К ним подошла унылая ассистентка в очках.

– Гиви! – позвала она Калинина. – Иди возьми деньги с депонента. Я договорилась… Иди скорей, а то касса закроется.

Старичок Калинин, взъерошив бороду, бросился к ней, обнял и похлопал по тощим ягодицам:

– Милая, поехали со мной на Черное море отдыхать, а?.. Я тебе сад покажу, мандарины!.. Видела, как мандарины на ветках зреют?..

– Ой, Гиви, – вздохнула ассистентка. – Какой же ты дурак!

14

Лена села в качалку с высокой спинкой, стоящую напротив аквариумов, и принялась раскачиваться.

Отец в майке и брюках с расстегнутым ремнем кормил рыбок.

Помолчали.

– Из громких воплей твоей мамы я уяснил" что ты отправляешься в путешествие, – наконец сказал он.

– Да, – согласилась Лена.

– Правильно делаешь. На юг?

– На север.

– Одна?

– Да.

– Понятно… Кто-то летит на север, кто-то на юг… – Отец надел рубашку, застегнул пуговицы. – Кажется, я нашел вариант обмена. Две квартиры, обе неподалеку от Кольцевой дороги. В противоположных концах города.

– Ты их видел?

– Обе!.. Чудные места! Возле домов лес, лоси бродят… Кукушки: ку-ку ку-ку…

Отец открыл в столе ящик, достал оттуда коробку конфет, взял газету и аккуратно завернул коробку в нее.

– На свидание собираешься? – спросила Лена.

– Не твое дело.

– Уже нашел себе молоденькую?.. Да? Продавщицу из зоомагазина?

– Нет. Спекулянтку с Птичьего рынка… Когда уезжаешь?

– Завтра днем.

Отец налил в горсть одеколон и растер по шее.

– Значит, в следующий раз мы увидимся после твоего возвращения… Вот так, живем вместе и не нашли времени обсудить сложившуюся ситуацию…

– Что ее обсуждать? Все ясно. Навстречу новым приключениям!

Отец вздохнул:

– Осторожней там, на Севере… С мужчинами на улице не знакомься. – Он достал из внутреннего кармана пиджака деньги и протянул Лене: – Вот, дочь, рыбкой жертвую… Не отказывай себе ни в чем…

– Мерси, – усмехнувшись, она приняла этот щедрый родительский дар.

15

Степаныч не подозревал, что он способен так сильно любить. У него в жизни было много женщин, но он со всеми расставался без сожаления. А тут…

Пока лежал в больнице, он прочел в какой-то книжке, что после сорока лет, перед старостью, с мужчинами происходит что-то, они меняются… Кто-то бросается в политику, хотя раньше был к ней равнодушен. Начинает выдвигать себя в депутаты, А у кого-то случается большая любовь. Такая, что человек теряется, как перед опасной болезнью.

Степаныч мог любоваться на Жанну часами. Ему не приходило в голову поступить как раньше, когда он первым делом изучал у женщины бюст и зад, а потом тащил в постель…

Нет!.. Это богиня! А с богиней надо бережно, она хрупкая.

Степаныч удивлялся иногда, что же это такое с ним вдруг произошло. Но, немного подумав, он нашел еще одно объяснение своему нынешнему состоянию: во время недавней операции, видимо, влили чужой крови. Кто знает, чья она. Может, поэт нищий сделался донором… Кровь эта прошла через мозги. А на Степаныча вот и обрушилось такое… И счастье, и тревога…

Степаныч стоял у прилавка и любовался, как Жанна работает. Ее тонкие пальцы быстро переставляли стеклянные стаканы.

– Завсекцией ругается, – не глядя на Степаныча, сказала Жанна. – Говорит, отвлекаешь от работы. Что из-за тебя вчера два стакана разбила.

– Ей какое дело! Я же эти стаканы купил… Завидует она, вот и все… Разве я могу отойти от тебя?! Смотри, я фотографию тебе принес – на память о нашей встрече! – Степаныч протянул Жанне снимок.

Жанна с интересом стала рассматривать: широко улыбающийся Степаныч в пиджаке в крупную клетку положил руку на кинокамеру, глаза измучены творческим поиском…

– А ты всегда в этом пиджаке ходишь? – спросила Жанна.

– Нет, у меня еще костюм есть, а что?

– Да нет, ничего…

Жанна вздохнула.

От грязной, мокрой обуви покупателей на кафельном полу образовались коричневые лужи. А сегодня ее очередь полы мыть. Собирать в ведро вонючей половой тряпкой всю эту дрянь.

– Давай уедем отсюда? – вдруг предложил Степаныч.

– Куда? – невесело усмехнулась Жанна.

– К теплу, на море… В Сочи… Мы там прошлой зимой фильм снимали из американской жизни… Там сейчас хорошо, тепло… Пальмы, мандарины… Хочешь?

Жанна опять вздохнула, покосилась на вредную завсекцией, стоявшую за соседним прилавком.

– Не бойся ты ее. – От вздохов Жанны у Степаныча болело сердце. – Хоть завтра поедем… и ты забудешь про них всех… Навсегда.

– Вчера по радио передавали, в Африке снег выпал… На тридцати километрах лежал… Негры со всех сторон сбежались на него смотреть…

Отец Лены и его молодая подруга подошли к прилавку.

– Шесть стаканов за рубль пятьдесят, – протягивая Жанне чек, сказал отец Лены.

Жанна легко касалась стаканов лезвием ножа и заворачивала их. Стаканы тихо пели.

– Этот не нужно, – молодая подруга отца отставила один стакан в сторону. – Здесь рисунок другой.

– Такой же, – ответила Жанна.

– Нет! На тех цветы голубые, а на этом синие! Нам не нужно разных стаканов, правда?

– Конечно, – кивнул отец Лены.

Жанна заменила стакан, и они ушли.

– А в кино весело работать? – спросила Жанна Степаныча.

– Весело, – кивнул он. – Все шутят… Артистки кругом красивые… Только надоело мне все… Я бы целыми днями тут…

Жанна фыркнула:

– Неужели?

– Ты очень на одну девушку похожа… Я на ней жениться хотел…

У прилавка стоял Губанищев и тупо смотрел на Жанну.

Степаныч покосился на него и замолчал.

– Эй! – позвал Губанищев Жанну. – Вон то блюдо мне покажите.

– Но ты лучше, Жанна, – закончил свою мысль Степаныч. – У тебя глаза красивее…

– А с золотыми полосками блюдо есть? – перебил Губанищев.

– С золотыми нет, – ответила Жанна.

– Тогда вон то, с яблоками, хочу посмотреть.

Жанна дала, что он просил.

Губанищев смотрел на Жанну и улыбался.

– Ты что толкаешься?! – возмутился Степаныч.

– Я?! – Губанишев положил блюдо на прилавок. – Если я толкну, ты на улице валяться будешь!

– Понаехали придурки из деревни, – презрительно объяснил Степаныч Жанне. – Вести себя не умеют!

– Я милицию сейчас позову! – подала голос завсекцией.

– А тебя в тюрьме Бутырской ждут давно!

– Ну мне же выговор объявят! – взмолилась Жанна.

– Плюнь на них!.. Давай уедем!

– Я подумаю… Иди!

– Правда?! – обрадовался Степаныч.

– Да-да… Иди!

Степаныч вышел из магазина, Он улыбался, окрыленный надеждой.

– Весело вы тут живете, – подвел итог Губанищев и опять ваял в руки блюдо.

16

Стучали колеса.

Лена глядела в окно. Вагон был полупустой, и в купе она ехала одна, видно, мало кто хотел ехать в этот северный город.

В зимнюю сессию Лена кое-как сдала экзамены – ничего не лезло в голову: заливаясь слезами, она листала страницы учебников, а в соседней комнате мать скандалила с отцом. По всем предметам Лена получила тройки – и то только потому, что преподавателям не хотелось возиться с ее переэкзаменовкой.