Текст книги "В городе Сочи темные ночи (сборник)"

Автор книги: Мария Хмелик

ПИСЬМО 31

Наконец-то появился фильм на современную тематику. Исследование семьи, ужас пустоты, не о чем поговорить с родителями. Почему у нас в стране девочки-проститутки, загнивание молчащей, страдающей интеллигенции, засилие крестьян в культуре.

На Украине стирание граней между городом и деревней привело к засилию людей, мечтающих о киевской прописке и лаврах гения. Приходят в кино люди, не обладающие культурой общения, состраданием, милосердием. Идут по трупам людей, им сочувствующим. А когда достигают верхних ступеней, начинают держаться за свои гнезда и никого близко не подпускают.

Редакторские препоны, боязнь лишиться места, родственные кланы никогда не позволят появиться свежей мысли, здравому смыслу. Тупые лица чиновников, рассуждающих о высокой материи, но ничего не делающих полезного. Разложение кинематографа, отсутствие режиссуры, липкая критика – вот компоненты состояния дел на нашей студии им. Довженко. "Не пущать" и упор на украинскую классику "на украинской мове".

И воспитываются молодые. Из девочек легкого поведения и мальчиков из хороших семей не получаются хорошие актеры. Сколько фиктивных дипломов, и нет фильмов. И ужас в том, что не будет. Питательная среда – радиоактивна…

Ассистент режиссера Н.П.

г. Киев

ПИСЬМО 32

Я долго мучилась, но решила написать тебе. Может быть, для тебя это смешно, но я чувствую, что люблю тебя. Для меня это очень серьезно. Только прошу тебя, не рви это письмо, а дочитай до конца. Я знаю, ты сейчас подумаешь: много вас тут таких. Но прошу сделать для меня исключение.

Я знаю, что ты не хочешь со мной иметь… Думаешь, что не стоит связываться с деревней, Я от тебя взаимной любви не требую. Но знай, что я пойду на все ради любви, даже могу отравиться. Я это сделаю в том случае, если ты не ответишь на мое письмо. Я буду ждать две недели со дня отправки.

Я прошу только одного, ответь, пожалуйста, на такой вопрос: желаешь ты или нет дружить со мной? И что для этого я должна сделать? Я согласна на все. И еще об одном тебя прошу: пришли, пожалуйста, свою фотографию с автографом.

Вот я тебе посылаю свою. Не знаю, нужна она тебе или нет. Если нет, то можешь порвать.

Извини, что зову тебя Сережа, я не знаю твоего настоящего имени. А это имя я взяла из кинофильма "М. В.", где ты играл роль Сергея.

Если сможешь, приезжай ко мне в гости на Новый год Пожалуйста. Приглашаю. В Новый год я буду дома одна, родители уйдут в гости.

Приглашаю и буду ждать от тебя письма.

Крепко целую!

Ю.Г.,

Омская область, г. Тюкалинск

ПИСЬМО 33

 
Я ненавижу этот строй!
Хотел бы я себя убить.
Я знал самцов и самок рой,
А я хотел одну любить.
Ей мама в жизни подсказала,
Пора любовников иметь,
И дочь ее мне сеть вязала.
 
 
Свистя, мне кожу рвала плеть!
А я готов был умереть!
Лишь бы в борьбе той победить,
Чтоб лишь ее одну любить.
 
 
Ведь она жизнь со мной связала,
Всегда быть верной обещала.
Словами просто так играла.
Давно наш в этом строй прогнил.
Ведь я любовь в себе убил!
 

Я из провинции, так сказать, живу в Новополоцке. Мне, как и вам, близка тема нравственности общества, в котором мы живем.

Я прекрасно понимаю ту среду, то застойное явление нравственности общества, знаю, как мы докатились до такого, кто виноват, знаю путь, по которому нужно идти, чтобы направление было верным. Что поделаешь – застой. Не было четкой программы развития общества людей, разрушена общечеловеческая мораль. До всего дошел сам, потому что многое пришлось испытать и прочувствовать самому – живу среди людей.

 
Ах ты теща, виновница теща.
И вина мне твоя видна.
Ты гуляла, и шумела роща,
Дочка дерзка была, вольна.
 
 
Воевал я с судьбой и с нею,
Между нами была война.
Все, что было, сказать не смею,
Ложь в коварстве была сильна.
 
 
Отступил, что сейчас не скрою,
Получился – матриархат.
Вы растратили все святое,
Оказался я виноват.
 
 
Что ж ты, грешница, грешница теща.
Ты запутала дочь свою.
Честь и совесть укрыла в роще,
Задушила Любовь мою.
Ну а мне-то, мне что, я выжил!
В жизни многое испытал.
Не хочу я, что б сын мой жил так,
Я ж боролся и проиграл.
 
 
Ну а мне-то, мне что? Я выжил,
Только я ведь еще отец.
Просто трудно другим, я вижу,
Я устал, я устал вконец.
 

А сейчас пару слов о вашем фильме. Льстить не буду, скажу просто: спасибо. В то же время как недостаток нет направленности, о мелочах говорить не буду, сами знаете. Я не видел вашего лица, потому просто разговариваю, как с другом, ведь фильм должен не только отображать действительность, но и давать направление, ведь это еще ценнее, если оно точное.

Самое неприятное, что вы показали сексуального шакала, который хочет назваться сексуальным тигром. Здесь не ясна ваша точка зрения. Остается сказать, что далеко не вся молодежь (а ведь это надежда и опора нашего общества) правильно восприняла ваш фильм и взяла на вооружение только сексуальную позу полового акта.

Давайте выстрелим в десятку.

Пора остановить эту мерзость, ведь настоящий, сексуальный тигр в наше время погибает (но падалью не пользуется), оставляя после себя недостойные жертвы, которых потом подхватывают шакалы. Пора это остановить, ведь любовь погибает, а человек становится животным.

Очень буду ждать ответа.

Желаю Вам новых творческих успехов и здоровья.

С уважением, Ваш зритель и друг.

В.Ф.Ф.

Витебская обл., г. Новополоцк

ПИСЬМО 34

Просто не хватает ума, а может, мы отстали от жизни или стали непонятливыми. Что хотели показать этим фильмом? После просмотра в душу как будто наплевали! Зачем два с половиной часа лить грязь?! Хотя бы как-то «разбавили».

Ведь большинство у нас честных, трудовых, порядочных семей. Мы все знаем, как мы живем в трудовых буднях.

Страшно, что вывернули наизнанку грязь – "это дно" какой-то незначительной части непорядочных людей.

Если купят за границу этот фильм, то будут "смаковать", докатились Советы!

Какая мораль – проституткой, пьяницей можно быть, все равно "подхватишь" порядочного парня и выйдешь замуж.

А этот интим?.. Зачем показывать так обнаженно?

Не понимаем этих артистов… Зачем согласились разыгрывать эту сцену? Больше заплатили?

Боже! Ведь это чувства глубокие, и, естественно, через это проходят в основном все люди. Но они проходят постепенно, познаются, и это – интерес жизни. А вы опошляете сокровенное!

У нас есть дети: дочери, сыновья. Порядочным девушкам из-за таких, как Вера, выйти замуж тяжело. А проститутка добивается всего: красивого" умного парня. Значит, нашим детям надо брать пример с Веры?

Интересно, есть ли у вас дети (у всей группы, кто принимал участие в постановке этой картины). Хотели бы вы, чтоб ваш сыночек попал в ситуацию, подобную Сергею, и привел в дом такую жену?

Фильм аполитичный, аморальный.

Те, кто так делает, вряд ли смотрят фильмы. Родители, подобные родителям Веры, если и посмотрят, то сомневаюсь, что они сделают выводы!

О.К.,Н.К.,М.Я.

г. Киев, завод Арсенал им. В. Ленина

ПИСЬМО 35

Мне шестнадцать лет. Хожу в школу, учусь отлично. Никогда в жизни не писала писем, тем более киноактерам. Но, посмотрев фильм «М. В.», я просто без ума от сыгранной Вами роли Веры! Ходила смотреть фильм четыре раза и все еще не могу успокоиться! Напишите мне, пожалуйста, ответ, но только лично, а не через газету или журнал. Мне интересно знать о Вас все-все до мелочей, что можно, напишите! Похожа ли Ваша жизнь на жизнь Веры, сколько Вам лет, как удалось Вам добиться такого успеха? Если можете, вышлите мне свою фотографию, чтобы я смотрела и понемногу успокаивалась. Напишите, как мне быть похожей на Вас? Если Вы мне напишите, я буду самым счастливым человеком на свете, а если нет, то буду страдать!!!

С уважением, Галя Украинская ССР, г. Светвоводск

ПИСЬМО 36

Мы – блокадники, прошедшие ад. Когда безумная от голода мать варит и ест вместе с умирающей дочерью умершего сына. Доносят соседи в милицию. Их арестовывают за людоедство. Мать умирает там, в Большом доме, а дочь по молодости осталась жива, вышла оттуда. Как сейчас ее вижу – сидит рваная, вся во вшах, на лестнице и плачет (квартиру обобрали дворники) от перенесенного горя, утраты матери и оттого, что сама в пятнадцать лет умирает с голода. А таких были тысячи. Шура, сестра съеденного, чудом выжила, ее подобрали. Техникум, где она училась до войны, эвакуировался в конце 1942 года, и взяли ее. Она, одинокая как перст, нашла свое счастье, окончив техникум. Вышла замуж за хорошего парня. Имеет двух детей, дети большие, есть и внуки уже. Отличная семья.

Это выходец с того света. То, что она пережила, хуже всяких лагерей и пр. Как сказал один военный из разведки, случайно побывавший в Ленинграде в блокаду: "Я воюю там, а здесь мне страшно".

Вот она, жизнь, и Человек – Шура. Вот о ком бы показать в кино (только без показухи! В то время ели людей, никто по радио не пел, слушали о прибавках, Левитана, и все! И о сводках на фронтах).

Вот о ком надо писать и показывать теперешней молодежи, чтобы кровь из сердца шла.

А фильм "Вера" – дерьмо, в зале хохот, атмосфера отвращения, многие уходят. Кому нужна эта "живой труп" – проститутка, с сигаретой в зубах. И ее еще "любят" и выбирают в жены моряк-гопник, бывший, или ее "хахель", где она в постели сидит на нем. "Приемчик" – пример для теперешней гнилой молодежи. Стынет в жилах кровь, до чего мы дошли на экране Есть и другие фильмы – наши и не наши, такая же похабень. Человек идет смотреть фильм – отдыхать., а не приемы половой жизни этих вонючих тварей, пьяниц, проституток и пр. Не надо пудрить мозги, как бы услащая их этой похабщиной. Да таких "дочек" в зародыше убивать надо, разносчики СПИДа, тунеядки, пьяницы. Да их в жизни сейчас полно, особенно малолетних проституток. Только писать и показывать их зачем? Это уроды, как и их семьи. Папуля ножом и т. д., их расстреливать надо, ибо это не люди уже, а "проказа".

"Она ждет любви!" Смешно и стыдно за вранье. Она ждет постели и денег. Противно! Учитесь ставить фильмы, а не "позорище"!

Зрители-блокадники

г. Ленинград

ПИСЬМО 37

…Оказывается, есть возможность добиться того, чтобы наши кинотеатры не пустовали и чтобы зритель ходил на наши, советские фильмы. И не надо тратить на создание фильма, как, например, на создание фильма «Клеопатра» США, десятки миллионов долларов. Надо лишь не отрываться от правды жизни, и тогда зритель поймет и оценит, и будет валом валить в кино.

Несколько слов о сексуальных эпизодах. Я считаю, что это неотъемлемая часть нашей жизни. Если в прошлом мы отказывались от показа этих сцен, то только демонстрировали этим свой примитивизм и выглядели посмешищем в глазах международного зрителя. Пора уже всем понять, что человек конца XX века – это не человек, скажем, 20-х, 30-х годов.

Зритель уже достаточно созрел для таких сцен, чтобы соответственно их оценить. К слову, из-за того что американцы достаточно повидали подобного, они не полезли жить обратно в пещеры, а строят небоскребы все лучше и выше.

Немного о себе. Мне 45 лет, старший инженер.

С.Б. г. Москва

ОМАРЫ НА ЗАВТРАК, ИЛИ ПЕРЕПЕЛКИ В ТРЮФЕЛИНОМ СОУСЕ

Январь был тяжелым в тот год. Моя дочь долго лежала, терзаемая страшным гриппом, заразила меня… Мы пытались помочь вылечиться от алкоголизма нашей двадцатичетырехлетней родственнице. Она приходила после уколов, и сутками спала у нас дома. После операции на сердце, прожив 15 минут, умер в больнице друг и сокурсник Васи. Правительство СССР приняло постановление, благодаря которому кинокооператив, организованный для создания фильма «В городе Сочи темные ночи», признан незаконным. А съемки в самом разгаре, что делать – непонятно.

Вечером нам привозят купленный за двойную цену гэдээровский мебельный гарнитур в детскую комнату, вернее, кучу досок, из которых надо самим собрать шкафы и кровать. Внося его, грузчики каким-то образом зацепили электрическую розетку и вырвали ее. Произошло короткое замыкание, и вся квартира погрузилась во тьму… Зазвонил телефон, и одна милая молодая женщина радостно, с подробностями рассказывает мне о том, как она два месяца не могла найти себе в Германии жениха, а тут, в Москве, спустя день после возвращения, в ресторане ВТО, она познакомилась с немцем, полюбила его с первого взгляда, и он ее тоже, и теперь она опять едет в Германию… Я сижу во мраке. У меня под ногами ползает грузчик из мебельного магазина и чиркает спичками, потому что от его часов отлетел какой-то винтик, и он пытается найти его на полу… Мама с дочкой роняют с грохотом доски от гарнитура, у дочери ужасный кашель, а в шесть часов утра я должна сесть в самолет и лететь в Нью-Йорк, а чувствую я себя так плохо, что мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание…

И вот я в самолете. Стюард, латиноамериканец с руками, похожими на тюленьи ласты, объясняет, как спасаться во время авиакатастрофы. Еврейские юноши с черными ермолками передразнивают его.

Потом пересадка во Франкфурте-на-Майне. Самолет набит индусами и поляками. Зачем лечу? Мне самой это неясно. Приглашение и билет оплатил американский прокатчик фильма "Маленькая Вера". Он хочет поговорить о фильме. Но для разговоров о фильме не надо тратить столько денег и вытаскивать сценариста из Москвы.

Размышляя об этом, я смотрю фильм о том, как в одном городе воевали лысые с волосатыми, а потом волосатый мужчина полюбил лысую девушку и у них все хорошо закончилось. Передо мной польский мальчишка попросил у стюарда маленькую пластмассовую бутылочку с белым вином, но стюард не дал и, повернувшись ко мне, вдруг прокаркал по-русски с чудовищным английским акцентом:

– Меня уволят, если я ему дам.

По проходу между креслами мужчина-индус носил на руках смуглую годовалую девочку в пышном светлом платье и что-то ласково нашептывал ей в ухо. Я почему-то удивилась оттого, что не могла представить, что отцы-индусы могут так же, как и европейские отцы, нянчиться с детьми. Хотя что же в этом удивительного?

В аэропорту меня встретила помощница прокатчика Стефани, которая говорит по-испански, и мы довольно легко понимаем друг друга. Она привозит меня в знакомую квартиру на Бродвее, на 35-м этаже, где я уже останавливалась летом с Васей и Негодой. На улице серо и неуютно. Но на следующий день вдруг выходит солнце, и воздух прогревается до плюс 15.

Прокатная фирма недалеко – на соседней улице, она расположена над рестораном, поэтому в фирме пахнет кухней. Прокатчик, крепкий пятидесятилетний мужчина без шеи, с широкой грудью и пышными усами, зовут его Джерри. Он без лишних разговоров вручает мне конверт с деньгами, говоря, что это за работу: ко мне будут приходить журналисты и беседовать о фильме. Это нужно для рекламы.

Начало многообещающее.

Вечереет. Из окон прокатной фирмы видно, что на противоположной стороне улицы собирается толпа. Она все растет и растет. Наконец подъезжает автомобильный кортеж. Из лимузина быстро выходит высокая английская принцесса Диана и торопливо скрывается в освещенном яркими огнями парадном соседнего здания. Толпа расходится.

Что странно в манхэттенской толпе, так это то, что мне постоянно кажется, что очень многих из нее я знаю. Строение лиц и стиль одежды очень напоминают мне тех людей, которых я вижу ежедневно вокруг своего дома.

А может, это они и есть?

Стефани вызывает такси, и мы с Джерри и другой девушкой – пресс-атташе Люси едем в дорогой ресторан.

Там Джерри заказывает омаров.

Приехавшая в Москву после съемок для журнала "Плейбой" Негода хвасталась, что Джерри заказал ей в шикарном месте омара. Мне Джерри заказал целых два омара!

Нам повязывают клеенчатые фартуки, разливают напитки, а Джерри без конца говорит комплименты и выражает свое восхищение фильмом.

На тарелке, замысловато украшенной разными травами" залитые золотистым соусом распластали свои красные клешни и усы омары. Специальными щипчиками надо вскрыть панцирь, чтобы добраться до вкусной сочной мякоти. Девушки с профессионализмом хирургов молча и сосредоточенно орудуют ими… А у меня после болезни совсем нет аппетита. Кое-как одолев одного омара, я полощу пальцы в поставленном специально для этого фарфоровом тазике.

– Второго возьмешь с собой, – радостно говорит мне Стефании. – Официант положит его в пакет, и ты съешь его утром.

Они довозят меня до дома, высаживают у подъезда, и первое, что я делаю, распрощавшись с Джерри, иду в ближайший винный магазин и покупаю там двухлитровую бутылку хереса.

В лифте по рассеянности я прижала бумажный пакет с омаром к пальто, купленном за большие деньги в Париже. Добравшись до квартиры, я с ужасом обнаружила, что жирный соус пропитал пакет и капает на пол и что этот соус залил мое замечательное пальто. Большое масляное пятно размером с детскую головку расплылось выше кармана. Я пытаюсь его отстирать – бесполезно… Потом, дома, я мучила родных вопросом: "Хотите попробовать омаров?" Получив утвердительный ответ, посылала их погрызть пальто. В Москве в то время в магазины ходили с визитными карточками, и продукты были строго нормированы…

Я включила телевизор и стала медленно вливать в себя сладкий херес, одновременно набирая по телефону свой домашний номер. Номер не отвечает, начинаю паниковать, куда же они все полубольные делись из дома в три часа дня?

В дверь позвонили. Открываю, на пороге кудрявый красавец, брюнет высокого роста.

– Добрый вечер! Я Роланд – ваш переводчик! Живу двумя этажами ниже. Зашел познакомиться. О, что вы пьете?! – Он брезгливо поморщился на мой херес. – Как это можно пить?!

"А не пойти ли тебе в задницу, Роланд? – светски думаю я, глядя в его насмешливые глаза. – Каждый расслабляется, как умеет…"

Стефани предупреждала меня, что переводчик очень хорош собой. В юном возрасте его привезли из Риги в Америку родители, и, видно, он чего-то добился, если живет в этом хорошем доме на Манхэттене.

Я без особой симпатии отношусь к эмигрировавшим из СССР гражданам. Они надоели мне еще в Германии своими бесконечными поучениями, наставлениями и желанием доказать прежде всего самим себе, что в их жизни все отлично. У большинства из них совершенно расшатана нервная система, и они готовы подозревать всех в связях с КГБ: говорят что-то увлеченно, а потом вдруг осекаются, в их мозгу что-то щелкает, глаз прищуривается, и они принимаются задавать вопросы с подтекстом.

Вообще-то переводчиком должна была быть хозяйка квартиры, где я жила. Она хорошо владела русским, виртуозно материлась. Но перед моим приездом она уехала во Францию, оставив мне длинное письмо с объяснениями, как пользоваться газом, дверным замком, мусоропроводом.

– Я весь вечер в бильярд играл, – сообщил мне Роланд.

– Какая разница во времени с Москвой? – спросила я.

– Там сейчас три часа ночи.

Теперь понятно, почему не отвечал телефон, все спят, отключив сигнал. Стало спокойней.

– Завтра в девять утра мы встречаемся. Придет корреспондент из журнала "Лайф".

– Зачем Джерри вытащил меня из Москвы?

– Разве он еще не сказал? – Роланд опять усмехнулся. – Он собирается сократить "Маленькую Веру" на 15 минут.

– Почему?!

– Директорам кинотеатров невыгодно покупать у него фильм, который длится два часа. Ломается график сеансов. Потом им требуются перерывы 15 минут. За это время они продают зрителям кока-колу и попкорн.

Этого еще не хватало! Сократить фильм, в котором выверен и отмерен каждый эпизод, все сцены в котором сюжетны и нужны для развития действия. Откуда я вытащу эти минуты?.. И дома все спят, посоветоваться не с кем.

Я налила себе еще хересу Теперь понятно, почему Джерри такой ласковый.

– Вы совсем не пьете? – спросила я Роланда.

– Нет, – он достал из кармана плоскую металлическую коробочку и папиросную бумагу. Скрутил косячок. – Хотите?

Я поморщилась.

У меня с детства отвращение к любому виду наркотиков. Я никогда их не пробовала и пробовать не хочу, хотя из любопытства, наверное, должна была бы это сделать. Но меня тошнит почему-то даже от запаха.

Так мы с Роландом посидели немного, присматриваясь друг к другу. Он был старше меня лет на пять. Но меня затошнило от его курева, а его, видно, от запаха моей выпивки. Потому мы быстро расстались до утра.

Я с наслаждением, медленно ела в одиночестве омара. На узком подоконнике, на блюде, касавшемся одним своим краем батареи центрального отопления, лежали яблоки и сливы. Лучи солнца заливали всю кухню и эти плоды. Слив мне не хотелось. Они так и пролежали всю неделю на солнце, около батареи, и с ними ничего не случилось. Этот феномен поражает меня до сих пор. Почему подмосковные и крымские сливы раскисают и гниют на второй день, а американские ничего не берет. Они такие же упругие и неаппетитные.

С тридцать пятого этажа из кухонного окна была видна гавань. Там плавали корабли. Омар показался мне намного вкусней, чем накануне, хотя без щипчиков с ним труднее было справиться.

Потом пришли Стефани, Люси и Роланд. Каждый со своим завтраком. Кто с бутербродом, кто с кексом" и, весело расположившись вокруг моего омара, принялись дружно есть.

Через несколько минут примчался и корреспондент журнала "Лайф" с фотоаппаратом. Он почему-то был такой перепуганный, будто до этого ему дали пипка. Пометавшись по квартире, он поставил меня у окна, сфотографировал и в изнеможении опустился на диван. Ножки дивана подломились, и корреспондент рухнул на пол вместе с чашкой кофе, которую держал в руках.

Отряхнувшись и откашлявшись, он достал блокнот и спросил:

– А вы не можете вспомнить, во время съемок "Маленькой Веры" произошло ли что-нибудь смешное с Натальей Негодой?

Бумага все стерпит и все вынесет. Имеет ли магический смысл все написанное мною? Имеет ли магическое действие написанное другими? Часто бывает, что в реальной жизни сбывается то, что писалось о вымышленных людях, и несчастливые события, которыми я щедро одаривала своих персонажей, вдруг начинали происходить и со мной. Что это? Совпадение? Или рок?

Но помимо этого, не только слова написанные, но и слова часто повторяемые вдруг уговаривают судьбу сделать резкий скачок. Вот, например, артистка Негода. Откровенно говоря, мы совершенно не собирались снимать ее в роли Веры. Появилась она на пробах случайно: директор картины (живущий ныне в Америке) обратил на нее внимание в студийном коридоре, поболтал и на всякий случай предложил зайти, показаться режиссеру. Потом, когда делали кинопробы, ее партнером случайно оказался человек, которого она совсем не хотела видеть и общаться с ним. (Об этом я узнала позже.) Потому мы увидели перед собой нервную, казалось, плохо себя контролирующую девушку, которая старательно прятала лицо за волосами. Что-то в ней было, бесспорно, но уж слишком она была вздрюченной, и еще ТЮЗ и повадки травести, которые иногда из нее вылезали. Короче, ее затмила другая актриса с пластикой дикой кошки, низким спокойным голосом и очень красивая. Ту актрису утвердили на роль, сняли с нее мерки, чтобы шить костюмы, но она вдруг позвонила и сказала, что ей предложил роль маститый режиссер, и она не может от той роли отказаться. Это была катастрофа! Потому что актрису мы искали полгода, а до начала съемок оставалось меньше месяца.

Вот тогда мы вспомнили про Негоду. Сценарий, как выяснилось, ей не нравился, и сниматься она согласилась потому, что действие разворачивалось у моря и два месяца купаний ее привлекали. Она мечтала отдохнуть от своего театра, от утренних репетиций, от тяжелой роли Курочки Рябы. И совсем уж изнуряющего спектакля, где она играла мальчика Ванюшку, в пыльном парике, стоящего на пне и скандальным голосом что-то требующего от медведя…

Негоде так нравилось загорать, что в первый день она пролежала на солнце часов шесть.

– Наташа, ты сгоришь, – стонала я.

– Я никогда не обгораю.

– Я тоже не обгораю, но тут воздух прохимиченный, и я в прошлом году сгорела.

– А я не сгорю!

На помощь мне пришел помощник режиссера, сопровождавший нас на пляж.

– Наташ, ну у человека первая картина. Пожалей, видишь, как нервничает.

– Бл…! Дайте мне отдохнуть!

Перед съемкой, утром следующего дня, я услышала робкий стук в дверь. Открываю. На пороге Негода. Молча проводит по руке пальцем, и ее замечательный, ровный загар начинает на моих глазах сползать, обнажая младенческую розовую кожицу.

Вася хотел убить ее сразу. Без лишних разговоров. Но Негода начала так громко, жалобно и натурально рыдать, что наши сердца не выдержали, дрогнули.

Два дня я мазала ее то кремом, то одеколоном, в надежде хоть как-то остановить это сбрасывание кожи. Загар неумолимо отваливался. Причем на самых видных местах. На улицах матери указывали дочерям на пятнистую Негоду и говорили, что с ними будет то же самое, если они не будут лежать в тенечке. И никому из них не приходило в голову, что перед ними идет в таком непривлекательном виде человек, на которого через полтора года обрушится мировая слава. Об этом не подозревала и она сама. Потому дни начинались и заканчивались под повторяемое:

– А зачем мне это делать? (Или: зачем вы мне это говорите, зачем мне это слушать?) В моей-то жизни ничего от этого не изменится!

От этой тупой уверенности, что участие в нашем фильме ей лично ничего хорошего не принесет, у меня портилось настроение и хотелось треснуть Негоду по башке. А она твердила это все лето, потом всю осень, когда шло озвучание…

У нее у единственной после выхода фильма в свет изменилось в жизни ВСЕ!

Очень часто с тех пор мне хочется доставать окружающих бубнением фразы: "А зачем мне это, ведь в моей жизни ничего не изменится…" Только суеверный ужас – не стало бы хуже – останавливает меня.

После интервью мы поехали на киностудию, где Джерри арендовал монтажную и монтажера.

Полдня мы с Джерри препирались, стоит ли вообще сокращать фильм. В процессе разговора я выяснила, что Джерри набился ко мне в соавторы. У него были монтажные листы с переводом на английский диалогов фильма, сделанным двумя русскими женщинами в Экспортфильме. Джерри рукой мастера переписал все заново и даже придумал Лене Чистяковой, подруге Веры, новое имя, типично русское. – Блу.

Первым делом я предложила сократить не совсем удачную, на мой взгляд, сцену, где брат Веры долго и нудно читает в Санпросветбюллетене то" что надо знать о СПИДе.

– Нет!!! – истошно закричали Стефани и Джерри. – Это самое интересное место в фильме. Американцы сейчас так озабочены этой проблемой. Им интересно будет знать, что русских она тоже волнует!

Потом я согласилась в трех местах, что панорама может быть покороче. В результате в тот день мы сократили целых две минуты. Оставалось, по мнению Джерри, еще 13. Я же настаивала, что хватит и двух.

Роланд очень гордился своей машиной. Мне кажется, что он подобрал ее на свалке. Это была французская модель, названия не помню, на которой французские аристократы шиковали аж в 1968 году. Почему-то Роланду казалось, что жители Нью-Йорка так же, как и он, испытывают удовольствие, глядя на этот автомобиль. В салоне были продавлены кресла, а печка и дворники не работали. Все это можно было бы вытерпеть, пока на улице было тепло, но когда температура вдруг снизилась до нуля и пошел снег, я эту машину возненавидела. Я промерзла в ней так, что прилетела домой с тяжелейшим бронхитом, с высокой температурой и жутким кашлем. Этот кашель заставлял вздрагивать членов съемочной группы, и все понимали, как тяжело ездить в Америку, если человек возвращается оттуда таким больным и бледным. Все, кроме моего мужа, который безжалостно заставлял меня без конца переписывать сценарий.

В тот год, когда мы познакомились, Роланд решил попробовать себя в качестве фотографа. Он показал мне несколько каталогов, для которых он снимал моделей. Его любимой девушкой была восемнадцатилетняя манекенщица, которая без конца жаловалась Роланду, что приходится ездить по всему миру, сниматься на пляжах, а ей это так надоело.

– Все американские девушки безумны, – объяснял мне Роланд. – Вот посмотри на них, – он указал мне на энергичных Стефани и Люси, – они совершенно невменяемые. Носятся, носятся, работают, работают. Они же не живут! Вот моя девушка такая же. Знаешь, когда я познакомился с ее родителями, а у нее средняя американская семья, они не подозревали, что можно читать книги. Это я им подал такую мысль. Они попробовали, им понравилось, они были мне благодарны. Видишь, можно сказать, я несу культуру американскому народу.

Работать переводчиком Роланд согласился, чтобы оплатить квартиру Его фотоискусство не давало стабильных доходов, а квартира ежемесячно требовала 700 долларов…

В один из дней он привез меня в небоскреб, где расположен Интернациональный литературный центр. Там несколько комнат занимает русский отдел, где удивительно приятная русская женщина Вероника позволяла приезжающим из СССР набирать бесплатно столько книг, сколько они могли унести. Приезжающие уносили оттуда книги ящиками. Я до сих пор не понимаю, кто оплачивал всю эту халяву если в среднем изданная за границей русская книга стоила 15–30 долларов…

На следующий день у меня на завтрак опять был ужин, который я принесла из ресторана. На этот раз разнообразные ракушки с рисом. Несмотря на то что это национальное испанское блюдо – «паэлья», я не понимаю, какое удовольствие испытывает испанский народ, поедая его. Бесконечное ковыряние в ракушках для того, чтобы вытащить из них чье-то, величиной с горошину, тельце, а в рисе обломки раковин скрипят на зубах.

Роланд, Стефани и Люси опять пришли со своими завтраками-булками.

Чуть позже явилась женщина-журналист в ярко-красных колготках и короткой юбочке, что для ее пятидесяти лет мне показалось немного странным. Она писала для серьезной газеты серьезную статью о русской перестройке, и фильм "Маленькая Вера" был для нее элементом этой самой перестройки. Ей было интересно, как поменялась психология людей.

За всех людей в целом я не могла ей отвечать. Я рассказала ей про детей.

Сына нашего знакомого принимали в пионеры у Мавзолея Ленина. На Красной площади, на ветру детям повязали галстуки и повели к дедушке Ленину. Там одна девочка заплакала от ужаса, а сын наших знакомых был очень недоволен, что Ленин лежит, укрытый знаменами, и его плохо видно. Его надо было бы поставить и повыше, – мальчик недавно посетил с папой Биологический музей, видел там заспиртованных младенцев в банках на полке и отнесся к вождю мирового пролетариата, как к такому же экспонату.

Мою дочь сделали пионеркой внутри Монумента покорителям космоса. Учительница очень просила меня присутствовать при этом мероприятии, убеждая, что в пионерской клятве ничего плохого нет. А меня и убеждать не надо было, потому что я ничего не имею против красного галстука, он очень хорошо смотрится на унылой коричневой школьной форме. Самое смешное, что в тот год в последний раз в нашей стране принимали детей в пионеры.