Текст книги "Императрица и смерть (СИ)"

Автор книги: Мария Чурсина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Орлана опустилась на самый краешек кресла и огляделась. Получилось не так плохо. Можно надеяться, что он не будет сердиться.

Идрис пришёл в Альмарейн за несколько дней до смерти Зорга. Тогда никто не обратил внимания на бродившего по столице мага времени. Но многих заставила обернуться сумасшедшая улыбка на его лице и пропахшие пылью серые одежды. Где он гулял до этого, Орлана знать не хотела: в мире людей, в междумирье или в каком-то своём астрале. Потом – он достал откуда-то фиолетовую накидку, которую навернул на плечи, и вплёл в волосы золотые цепочки, звенящие друг об друга при каждом его шаге.

Несколько раз Идрис появлялся и в замке, но ни с кем не заговаривал. Прохаживался жутко ухмыляющейся тенью, а из восточного крыла под вечер слышалось пение его свирели. Он играл там, где пустовали гулкие залы, где голые коридоры пахли осенью и ветром.

Там, где Орлана до сих пор боялась заблудиться, как в первый раз, когда, вскарабкавшись на высокий подоконник, она неумело тянула песню, чтобы её нашли.

Голос флейты становился всё громче, и вот из-за выступа стены показалась трепещущая под порывом ветра фиолетовая накидка.

По щиколоткам потянуло холодом и полынным туманом: Идрис открыл окно в сад. Музыка тянулась, как туман – долгая, безразличная к горю и к радости, оставляющая холод на кончиках пальцев.

– Прив... Я пришла. – Орлана замерла, едва ли не ногтями вцепившись в стену.

Он отнял флейту от губ, но не обернулся: его профиль для Орланы освещал бледный свет солнца.

– Да. Я почуял твоё приближение своим собачьим сердцем. – Идрис облизнул пересохшие губы.

Орлану покоробило от его слов, а из окна будто потянуло едким дымом.

– Прости, – она дёрнула плечом, – я не хотела обид. Так вышло со вчерашним советом, некрасиво.

Он снова приложил флейту к губам, извлёк из неё одну тоскливо-тянучую ноту, усмехнулся.

– Какие обиды, брось. Я могу изменить то, что мне не нравится. Ваши разговоры на совете меня мало интересовали, поэтому я и пришёл так поздно.

Нет, это был не дым. Терпкий, навязчивый запах восточных цветов теперь чудился ей повсюду. Орлана прислонилась плечом к стене так, что кисточка на фиолетовой накидке пощекотала ей руку.

– Ты мне откажешь?

Идрис повёл бровью.

– Тебе – никогда, ни в коем случае. Что нужно сделать? Свергнуть правительство Маара? Привести в Альмарейн пару чудищ из междумирья? Скажи, я сделаю всё.

Он не шутил и не говорил серьёзно. Он просто так жил, от реплики к реплике, от одной мелодии к другой, появляясь в городе, только если чуял запах горького похоронного тумана.

– Я ищу убийцу отца. – Орлана снова взглянула на его профиль. Солнце скрылось за тучей, и золотые цепочки казались соломинками в жемчужных волосах Идриса. Он смотрел вглубь пустого коридора, по полу которого мятежный ветер гонял лист вечноосеннего дерева.

– Он играет, – произнёс Идрис медленно, и Орлана не сразу поняла, что маг времени имеет в виду высохший до шуршания лист. – Я каждый день приношу ему лист, и ветер играет с ним. А если забуду – ляжет в углу, и его не дозовёшься.

Он поднёс к губам флейту, и она издала тонкий, протяжный звук, похожий на зов. Лист взвился в воздух и медленно, описав спираль, снова опустился на мрамор.

– Ты хочешь его вернуть, – с той же самой интонацией заметил Идрис, и Орлана не сразу поняла, что в этот раз речь идёт о Зорге. – А не просто ищешь убийцу.

Она потеребила кисточку на фиолетовой накидке Идриса – в ней шёлковые, нежные на ощупь ниточки переплелись с жёсткими золотистыми.

– Это отвратительно?

– А какой план? – Идрис дохнул на стекло и в запотевшем круге вывел кособокую руну.

– Я найду убийцу, а потом вернусь в прошлое, чтобы предотвратить покушение. – Орлана пожала плечами, старательно делая вид, что говорит о самых простых вещах, как, например, о том, что хочет алое платье с золотым шитьём по подолу.

Краем накидки Идрис стёр руну со стекла и впервые за весь разговор взглянул на Орлану.

– Мне нравится план. Только с тебя плата за услугу. – Он хитро улыбнулся, Орлана видела, как дёрнулся уголок губ. – Флакончик духов, который стоит у тебя в самом углу ниши. На днях я пытался украсть несколько капель из него, но разлил, кривые мои руки.

– Ты... – Орлана даже не сразу сообразила, что ответить, – мог бы просто попросить. Я отдам тебе его весь.

– Мог бы, но так не интересно. А вообще славно.

Он спрыгнул с подоконника, и Орлана даже вскрикнуть не успела, как он подхватил её за талию и усадил на своё место, где с мраморных плит была спахнута пыль, и они ещё хранили тепло живого существа.

– Смотри.

Орлана прижалась лбом к стеклу: часть императорского сада отсюда была видна, как на ладони. Давно умолкший фонтан засыпало жёлтыми листьями, а по дорожке из белых камней шли двое: женщина в простом сером платье и цветастой шали, соскользнувшей с её плеч на локти, и ребёнок, которого женщина вела за руку.

– Риан и Мэрсайл. Они всегда гуляют в это время, – проговорила Орлана. – Да, я знаю. Ребёнок видит няню гораздо чаще, чем родную мать. Мне очень грустно, правда.

– Да нет же. – Идрис запрыгнул на подоконник рядом с ней, дохнул теплом на стекло и в запотевшем круге вывел всю ту же скособоченную руну. Потом извлёк из флейты протяжный, унылый звук.

В саду поднялся ветер, он взъерошил улёгшиеся на траву листья, покачал уголок цветастой шали Мэрсайл. Она наклонилась к Риану, чтобы спрятать упавшую ему на лоб прядь волос под шапочку, потом повела рукой, успокаивая непогоду. Орлана изо всех сил пыталась вспомнить, принадлежит ли няня её сына к касте природы, и не могла.

Мэрсайл подняла взгляд на замок. Сложно было сказать, заметила ли она в одном из высоких окон второго этажа Орлану, но лицо её вдруг приняло такое презрительное выражение, будто женщина увидела самое мерзкое существо в обоих мирах.

Мэрсайл и Риан пошли дальше – к затихшему фонтану. Чуть склонившись к мальчику, няня что-то рассказывала ему, а Орлана пыталась утихомирить бешено колотящееся сердце.

В это время на соседнюю тропинку из-за флигеля садовника вышли ещё двое. Женщина в бледно-вызолоченном солнцем платье позволяла ветру трепать распущенные по плечам волосы. Её под руку держал маг, чёрная мантия которого была небрежно наброшена на одно плечо и как будто бы хотела рассказать всем встречным о том, что высший маг – отнюдь не единственное достоинство её хозяина.

Они столкнулись с Мэрсайл у фонтана. Служанка чуть посторонилась, пропуская Ордена и Веру, Риан воспользовался замешательством воспитательницы и сбежал с тропинки, тут же упал на колени прямо в ковёр из листьев и зарылся туда руками.

Орлана неосознанно прикоснулась к стеклу пальцами, словно могла бы помочь сыну подняться. А Мэрсайл поймала Ордена за руку.

Что она говорила ему – слышно не было, только её чуть ссутуленные плечи и взгляд Ордена свысока не заставил сомневаться, каким был его тон.

– Что она хочет? – всё-таки проговорила Орлана, когда Идрис нетерпеливо поёрзал на подоконнике рядом с ней.

– Откуда же я знаю? – Он заправил особо надоедливую цепочку за ухо. – Может быть, просто познакомиться.

Орден оттолкнул руку Мэрсайл и, как Орлане показалось, даже вытер пальцы о мантию. Вера потянула его вперёд, но, видимо, он всё-таки успел придумать подходящее оскорбление, потому что служанка замерла, прижав руки к груди.

Риан весело копошился в листьях, а она ещё с полминуты стояла на тропинке, не шевелясь.

– Во-первых, я хочу знать всё про эту Мэрсайл.

Аластар сидел напротив неё и с интересом рассматривал новую обстановку кабинета. Орлана попыталась воссоздать всё в точности так, как было до погрома, но не получилось: кабинет отца больше не был его кабинетом. И в наспех зарисованной на листе бумаги корявой руне, и в небрежно брошенном на спинку кресла платке – везде витал дух Орланы.

– Во-вторых, что там с сегодняшним заданием? – Орлана несильно постучала костяшками пальцев по столу, чтобы привлечь внимание начальника тайной полиции.

Он отвёл взгляд от осколков солнечного пера, которые всё ещё лежали в уголке, почти спрятанные под пачкой чистых листов.

– Я тут немного покопался в архива. – С этими словами Аластар положил перед Орланей то, что до сих пор держал зажатым в кулаке – небольшой прозрачно-синий кристалл.

На таких – Орлана знала – хранились особенно древние тексты в библиотеке. Она провела пальцем по одной из его граней, и из кристалла тут же развернулось чуть светящееся окошко.

– Ильен, – пробормотала она, пробегая взглядом по мелким чёрным буквам. – Близкий друг и по совместительству советник лорда Ольвэ. Пять лет жил в мире людей, потом вернулся и занялся политикой. Пять лет... почему именно пять? Он учился в университете? В медицинском? О Вселенский Разум, зачем магу человеческая медицина?

– Досье на него собирали, когда назначали Ольвэ наместником Тарамна. – Аластар очень выразительно смотрел на неё, как будто давным-давно разгадал загадку, но раскрываться не собирался, а всё, на что был готов пойти, – значительно закатывать глаза.

– Хорошо, – Орлана откинулась на спинку кресла, – если я права, к вечеру у нас будут все доказательства.

Аластар загадочно улыбнулся. У него одного получалось улыбаться так, что Орлана тут же чувствовала себя сливой на ветке: то ли зрелая, то ли нет. То ли съедят, то ли оставят в покое.

Он сложил пальцы сферой – кончики пальцев одной руки постукивали по кончикам пальцев другой.

– Только отдайте приказ, моя императрица.

– Имейте терпение, лорд.

Орлана отдавала себе отчёт в том, что выглядит даже в собственных глазах глупо. Нужно было через обычный транспортный портал выходить в квартале Хаоса, чтобы под заинтересованными взглядами прохожих пройтись по выложенной чёрными камнями дороге и просто встать перед резиденцией Ишханди, и искусать губы в кровь, не решаясь войти.

С неба сыпала колючая снежная крупа, и ветер исцарапал щиколотки ледяными когтями. Орлана ловила себя на том, что на манер Аластара складывала пальцы сферой и начинала постукивать кончиками пальцев одной руки по кончикам пальцев другой. Руки тем временем немели от холода.

Двери здания с острыми шпилями выходили прямо на площадь, никаких садов с чёрными изваяниями деревьев, никаких торжественных подъездных дорожек.

– Сколько ещё ты собиралась ждать?

Орлана обернулась, вздрогнув только внутренне: сзади неё, всего в паре шагов стояла Ишханди. Мантия цвета запёкшейся крови колыхалась от ветра, и магичка прятала замёрзшие руки в рукавах платья. Она заметно дрожала от холода, и губы – даже под слоем вишнёвой помады – потеряли цвет.

– Несколько минут, – призналась Орлана.

Ишханди кивнула, будто бы услышала то, что хотела, и сделала приглашающий жест рукой.

– Тогда забудь про них и проходи.

Просторная зала, на полу которой в солнечные дни лежали отблески цветных витражей, казалась сегодня особенно гулкой и пустой. Странно – Ишханди отпустила всех охранников, как будто собиралась лечь посреди вот этой самой залы и до ночи смотреть в потолок, множеством арок уходящий ввысь.

Орлана зацепила взглядом её платье. Торжественно-чёрное, поблёскивающее драгоценными камешками у самого горла, но всё же не то, что было вчера. Полупрозрачные рукава вчерашнего спадали почти до кончиков пальцев.

– Мне нужно твоё платье. То, вчерашнее. – Орлана остановилась, едва войдя в залу. От здешнего тепла стали согреваться руки, кожу кололо иголочками.

Ишханди на мгновение замерла, потом обернулась.

– Оно будет тебе велико.

Орлане сделалось страшно: вдруг платье уже вычистили, не оставили на нём даже крошечной пылинки от воспоминаний вчерашнего дня?

– Ты не могла бы просто дать мне его?

За окнами всё ещё висел серый день, и в зале было сумрачно. Ишханди создала в воздухе рядом с собой шар белого пламени и внимательно вгляделась в лицо Орланы.

– Бери, – мотнула головой она и пошла вверх по лестнице. Она вряд ли особенно переживала из-за неожиданного визита императрицы, ещё меньше её беспокоила странная просьба.

Орлана всего несколько секунд стояла в полумраке залы, потом поспешила следом за мачехой, думая о том, как мило было бы просто попросить у неё платье, будто ничего не случилось, вовсе даже не для того, чтобы найти на длинных рукавах следы яда.

Попросить, примерить, даже надеть потом на прогулку по берегу Сантарина, где свежо и остро пахнет речной свежестью, где серебрятся под лучами закатного солнца тонкие паутинки в голых ветвях деревьев.

Их с Ишханди никогда не связывало что-то большее, чем просьба надеть её платье.

Орлане часто хотелось коснуться её волос, но она останавливалась – всё же это будет неправильно понято, как и сорванный в душевном порыве цветок. Она прекрасно отдавала себе отчёт в том, что шокирует окружающих. Императрице, конечно, это было позволено.

– Ты свободна сегодня вечером? – Она не раз и не два задавала этот вопрос и всегда в ответ получала непонимающий – но напоённый солнцем – взгляд Ишханди. – Я тут подумала, может быть, прогуляемся?

Ишханди соглашалась, просто кивала и возвращалась к своим делам, будто и не замечала, как нервно Орлана теребит край мантии и боится сказать что-то лишнее, сделать неправильное – как в тот раз сорвать цветок.

Вечером они шли по берегу спокойного как никогда Сантарина, и блестела в лучах солнца паутина, и шуршали листья под ногами, и было всё так, как и представляла Орлана, но она так и не решилась взять Ишханди за руку.

С Сабриной всё казалось куда проще. Хотя она тоже не любила людных мест, случайных прикосновений и яркого солнца. А Орлана щурилась на закат, умело лавировала в толпе и постоянно хватала её за руку.

Темы для разговоров иссякли парой пустых фраз, и приходилось прятать руки в складках мантии. Орлана боялась молчания, потому что за молчанием обязательно должен был последовать этот вопрос. И он последовал.

– Зачем ты меня позвала? – Ишханди спросила мягко, как будто под полуулыбкой прикрытых глаз не пряталась настороженность. – Не просто так, верно?

– Почему я обязательно...

Ишханди остановила её, качнув головой.

– Ты не так глупа, чтобы вмешиваться в мои отношения с твоим отцом. Ты не так открыта, чтобы рассказывать о своих переживаниях. Ты не так несчастна, чтобы просить помощи. Ты удивила меня этим приглашением.

– Я... – начала Орлана и запнулась.

'Хочу дружить'? 'Хочу делиться с тобой маленькими глупостями и большими страхами'? 'Хочу прикоснуться к твоим волосам'?

Сабрина никогда не спрашивала – зачем. Она и сама могла объяснить кому угодно.

– Я просто хотела попросить твоё платье, с рукавами до кончиков пальцев. Подумала, что буду неплохо смотреться в нём на... одном визите.

Ишханди остановилась возле огромного валуна – стража набережной – и внимательно вгляделась в Орланино лицо.

– Бери. Только оно будет тебе велико. Ничего, я скажу, чтобы ушили.

Орлана вошла в её кабинет и прикрыла за собой дверь ровно так, чтобы темноту передней комнаты разрезала полоска света от белого пламени. Ишханди подняла со стола наполненный чем-то тёмным бокал и протянула его Орлане. Та осторожно взяла его в ладони, пропустив тонкую ножку между мизинцами, и пальцы сразу же согрелись.

– Гхаки, – подсказала Ишханди. – На травах и ягодах. Не бойся, от этого не пьянеют и не умирают.

Орлана склонилась к бокалу, тайно надеясь, что мачеха не поймает её взгляд.

– Когда согреешься, возьми платье в спальне. Оно на кровати, если не ошибаюсь. – Ишханди сделала неопределённый жест рукой и уселась за стол. Она сразу же погрузилась в себя и свои дела – перебирала стопку исписанных листов и как будто совсем забыла о Орлане.

– Послушай, – Орлана, стараясь не наделать лишнего шума, села в ближайшее кресло, – ты сегодня не пришла на совет.

Ишханди тяжело вздохнула, показывая, как же устала она от глубокомысленных и обрывающихся на полуслове разговоров. Хлопнула пачкой бумаг по столу, и в воздух взметнулась пыль.

– Говори сразу о главном, не нужно вступлений.

Орлана согласно кивнула и, чтобы смочить враз пересохшее горло, сделала глоток из бокала. Рубиновая жидкость оказалась сладкой и чуть терпкой на вкус.

– Я не так глупа, чтобы лезть в твои отношения с моим отцом, но сейчас особый случай. – Она смотрела, не отрываясь, на зеркально-чёрную поверхность стола, на угол, напротив которого сидела. – Хочу услышать правду. Я знаю, у вас была ссора.

Ишханди усмехнулась, провела ладонью линию – по пыли на столе. Взяла в руку солнечное перо и поиграла отблесками белого пламени в его гранях.

– Понимаешь, Орлана...

В отличие от всех остальных близких ей магов и людей, Ишханди ни за что не соглашалась называть её Орланей. Безликое официозное 'Орлана', надо посметь признаться, больше подходило ей сейчас – больше подходило чёрной маске на её лице.

– Понимаешь, между мной и твоим отцом никогда не было роковой страсти. Мы не юны. Отношения основались скорее на уважении и желании создать семью. Предполагаю, тебе это покажется скучным, но обошлось без бурных выяснений отношений. Поэтому я не понимаю, откуда ты взяла ссору.

Орлана опустила бокал на край стола – заколыхалась багряная гладь гхаки.

– Я не к тому, чтобы обвинять тебя в убийстве.

– А мне почему-то кажется, что как раз к тому самому, – удручённо вздохнула Ишханди, снова притягивая к себе стопку бумаг. Освещённые белом пламенем, вокруг неё плавали крошечные лёгкие пылинки.

Орлана набрала воздуху в грудь, чтобы доказать ей свою искренность, но выдохнула. Снова набрала.

– Я считала, что ты поддержишь меня. Но если нет, то просто не мешай. Я не остановлю расследование, пока не найду убийцу.

Едва слышно солнечное перо скребло по бумаге, и на последних словах Орланы Ишханди с силой зачеркнула написанное.

– Ищешь виноватых, так? – Таким тоном она говорила редко – только на Ордена в том злополучном январе зарычала, как обозлённая пантера: 'Не нарушай моего спокойствия, глупый маг'. – Но бывает, что виноватых просто нет.

Она подняла голову, и в свете белого пламени стало видно, как выбилось несколько волосков из идеальной причёски – собранного на затылке тугого узла.

– Но в этом случае есть...

– Руана тоже так считала, когда уничтожала магов семьями. Орлана... – Она на мгновение замолчала, и лоб её прорезала морщина, как от тщательно сдерживаемой боли. – Орлана. Задумайся. Я не убивала своего мужа. И никто другой не смог бы это сделать.

Орлана встала, одёрнула подол мантии. Белое пламя колыхнулось от того, как резко она махнула рукой, и в полуприкрытых глазах Ишханди затрепетало отражение огня.

– Я схожу за платьем, если ты не возражаешь, – кивнула Орлана и вышла из комнаты.

На широком сером плацу маршировали воины: выстраивались в колонны, расходились и награждали окрестности звучным топотом.

– Вы арестованы, лорд Ольвэ, – сказала Орлана, укладывая на стол перед ним грамоту, уголки которой тут же затрепетали от ветра. Если бы она не удерживала бумагу, придавив пальцами её середину, её давно бы унесло на плац к солдатам.

За Орланиной спиной в этот раз были Аластар и Линкей. Один будто всё ещё повторял про себя заклинанием: 'Только прикажите, императрица', – другой устало прикрывал глаза и хмурился, а небо сыпало на них мелким колючим дождём, и чёрный с серебром плащ Ольвэ ловил его капли.

– На каких основаниях, ваше величество? – Он чуть склонил голову к плечу, изображая благодарного слушателя, но улыбка – его улыбка застыла в глазах, окаменела на губах и пролегла морщиной по гладкому до этого лбу.

– Вы арестованы за попытку убийства высшего мага. Любое моё решение считается законным, если при его исполнении присутствует хотя бы один член Совета. – Орлана сняла с руки тяжёлый браслет с чёрным камнем и положила его посередине грамоты. И, хоть уголки её всё равно трепетали от ветра, сорвать арест у ветра уже не было сил. – Здесь всё сказано. Снимите только вашу перчатку.

Он протянул к ней сложенные до этого за спиной руки – ладонями вверх, – и зазвенела цепочка с подвесками у него на запястье.

– Вы имеете в виду эту?

Орлана только скользнула по ней взглядом – по обманчиво-нежному на вид бархату.

– Похоже, что так.

От неё не укрылось, да это и не могло остаться незамеченным, как осторожно, за самый край он стягивал перчатку. В конце концов, она легла на стол, зацепив пальцем грамоту.

– Спасибо, – кивнула Орлана, опускаясь в кресло: ноги онемели от усталости, и щиколотки облизал холодный ветер, – расскажите, ну зачем вам всё это было нужно?

Он развёл непривычно-обнажёнными, беззащитными от этого руками, будто собирался затанцевать прямо на сером балконе без ограждений, под которым на плацу маршировала имперская армия.

– Я не знаю, что вы имеете в виду.

– Имею в виду леди Ишханди и её платье с рукавами по самые кончики пальцев. Она потрясающе выглядит в нём. А рукава этого платья сшиты из плотной материи. Какие ещё платья носить в такую погоду? – Орлана показательно передёрнула плечами и услышала, как за её спиной сдавленно вздохнул Линкей. – Жаль, правда, что платье испорчено. Яд на рукавах.

Она смотрела на Ольвэ снизу вверх и чувствовала, как наливается усталостью судорожно выпрямленная спина.

– Ещё у нас в Совете есть маг, лорд Эрвин. Наверняка вы его знаете. Он славный, имеет привычку целовать леди руки. Это так романтично.

Ольвэ молчал, а его перчатка на столе от ветра дёргала пальцем и тоненько звенела подвесками и серебряной цепочкой.

– Он славный, – повторила Орлана, сдерживая кашель, вставший в горле. – Вы не намеренно отравили его, он просто встречался с Ишханди точно после вас. И привычка целовать руки... Я удовлетворила ваше любопытство?

Он молчал, и Орлана вдруг поняла, что солдаты больше не маршируют: плац безупречно чист и уже чёрен от дождя.

– Зачем же вы так с Ишханди? Травили бы меня, раз так хотелось. А знаете, что я теперь сделаю? Я буду подозревать вас в убийстве отца. – Капли дождя стекали с волос за отворот мантии, и Орлана чувствовала, как бегут они вниз, по разгорячённому телу. – Жаль, что вы так и не успели объявить о независимости вашей страны. Аластар, будьте добры, проводите лорда Ольвэ.

Она осторожно, за одну из подвесок на цепочке, подтянула к себе белую бархатную перчатку, склонилась над ней, вдыхая воздух, густо замешанный на свежести дождя и пряном аромате цветов.

– Маарская вишня, вы сказали, – произнесла Орлана задумчиво. – Премерзкий, наверное, запах у вашего яда, если его глушат только такие духи.

***

Она открыла глаза в крошечной комнатке с низким потолком и голыми каменными стенами. После совершенной темноты ей показалось, что комната озарена ярким светом, но уже через минуту стало ясно, что горит всего один шар белого пламени, и тот почти у самого потолка.

С губ не сорвалось ни хрипа, ни стона.

– Молчи, – В углу стоял человек, закутанный то ли в накидку, то ли в мантию – не разобрать, – ты ещё не вполне владеешь своим телом.

– Где я? – Сабрина не послушалась, а голос поддался всё-таки. Не сразу, но поддался. Она попробовала приподняться на локте, и рука скользнула по каменному постаменту. Съехал на пол и звякнул о камни её узкий меч.

Она оглядела своё тело: подол платья мягкими волнами спадал с постамента до самого пола. Там же, на холодном камне, лежали трупики цветов. Облетевшие лепестки рассыпались по красному шёлку. Сабрина шевельнулась, и лепестки полетели вниз, на камни.

– Говорят, это большая честь – быть похороненной в императорском склепе, – чуть хрипло произнёс её собеседник. – Тем более для тебя, наёмная убийца.

Память ударила в лицо порывом зимнего ветра, мазнула по щекам мокрым снегом, запахом крови повисла в воздухе. Шар белого пламени поплыл в сторону, и теперь она смогла увидеть ещё одно тело. Сабрина охнула от удивления и почувствовала, как раскалённым мечом боль проткнула живот.

На таком же каменном постаменте лежал Истемир. В холодном свете пламени его лицо отливалось даже не бледностью – синевой, – и пальцы, сцепленные на эфесе меча, окоченели от дыхания смерти.

– Почему я не умерла? – спросила Сабрина, рассматривая спокойное лицо своего мёртвого врага и спутника.

– Ты умерла. Но, скажем так, ты выторговала у смерти ещё несколько часов существования.

Сабрина прижала ладонь к животу. Ныла открытая рана, как будто внутренности перемалывало в кашу, но на коже не было ни единого пореза. Тот, кто стоял в темноте, в углу, дышал холодом и говорил так, что леденели губы.

– Мне нужно поговорить с Орланей, – прошептала Сабрина, морщась от боли.

– Иди. – И голос её собеседника подёрнулся улыбкой, как подёргивается рассветом тёмно-серое небо.

По утрам голова была наполнена туманом, точно как императорский сад, а во рту стояла такая же полынная горечь, и этим вечером Орлана сунула подальше в ящик стола ломтики снотворного с мятным вкусом. Но расплачиваться за решительность пришлось уже этой ночью.

Луксор спал, тепло свернувшись под одеялом, а она бродила по комнате и, отодвигая тяжёлые шторы, смотрела на шары белого пламени в саду. Вымотанная бессонницей до предела, Орлана путалась в своих мыслях и ненавидела изрисованные схемами листы. В бледном свете из сада она комкала их и оставляла на столе. Они казались странными животными, улёгшимися передохнуть среди кристаллов с конспектами Луксора и букетов высохших вечноосенних листьев, собранных Рианом.

Побоявшись сойти с ума от одиночества и тяжёлых мыслей, Орлана ушла в восточное крыло замка, даже не признаваясь себе, что надеется услышать там грустный зов флейты.

...Окно было по-прежнему распахнуто, и холодный ветер метался по мраморному полу, мёл нанесённый песок и гулко вздыхал в коридорах. Трепетал шёлковый шнурок, привязанный к ажурной отделке рамы. Если галереи ещё освещались огненными шарами из сада, то лестницы, уводящие вверх и вниз – в старую тронную залу – поглотила темнота.

Орлана захлопнула окно и взобралась на подоконник. Холод уже подкрался к её ногам, но возвращаться в спальню не хотелось: опять звери из комков бумаги и безбожная зависть к Луксору за то, что он мог закрывать глаза и не видеть в темноте опущенных век жуткие, мечущиеся тени. Если бы у неё была флейта, она попробовала бы заиграть, лишь бы разбить шуршащую ветром тишину. Она отвязала шнурок и намотала его на запястье – в неярком свете можно было различить, что он фиолетового цвета с вплетёнными золотинками.

Когда ветер донёс до неё звук шагов, Орлана не испугалась. Она и ждала мага, плечи которого опутывала фиолетовая накидка, а в волосах звенели, сталкиваясь друг с другом, золотистые цепочки. Она не оглянулась, а только почувствовала прикосновение к своей руке, которой сжимала край подоконника.

Мягкое женское прикосновение, но пронзительно-холодное. Возле окна темнота обрисовала человеческий силуэт, и длинные чёрные волосы матово заблестели в свете уличных шаров белого пламени. Орлана стянула маску. Без тёмной ткани на лице она почувствовала себя совсем беззащитной.

– Только не пугайся, – произнесла Сабрина, не выпуская её пальцы. – Прошу.

Орлана сползла с подоконника: руки и ноги слушались плохо, ветер распахнул неплотно закрытое окно, и рама ударила ей по спине, вышибив разом всё дыхание.

– Только не пугайся, – повторила Сабрина, и Орлана увидела, как по её щекам чертят дорожки чёрные от туши слёзы, как в далёком январе, когда Сабрина держала опасный узкий меч – остриём к себе, а через мгновение этот меч вспорол ей живот.

Разве не к этим щекам она прикасалась вчера, когда нарезала цветов, в очередной раз шокировав садовника, и отправилась в склеп, делить их там на две равные части? Разве не к этим холодным рукам, сжимающим меч, укладывала вчера тощий букетик?

– Я пришла, чтобы попросить прощения.

К её волосам прицепился сухой белый лепесток – Орлана вспомнила, цветы того кустарника одурманивающе пахли, но начали осыпаться, как только она донесла их до комнаты в склепе. Орлана сняла лепесток с волос подруги и, хоть та всё ещё сжимала ей запястье, привычно провела рукой по её чёрным волосам.

Странное дело – волосы остались такими же, как три года назад. Тогда Сабрина изредка позволяла Орлане такие прикосновения, но чаще одёргивала её. ' Я устала'.

– Я устала искать себе оправдания.

– Ты же знаешь. – Кончиками пальцев Орлана притронулась к её коже – к бледным щекам и скользнула вниз. Губы были чуть тёплыми. – Я давно всё простила.

Сабрина всё-таки удержала её руку, но Орлана успела почувствовать: дыхание той, что стояла перед ней, было человеческим, тёплым, и пахло миндальным печеньем, тем самым, что по форме напоминает звёзды с обломанными лучами.

– Ты думаешь, что я сожалею, но если бы мне дали ещё один шанс прожить жизнь, я бы выбрала тот же путь. – Сабрина опустила взгляд. Неизвестно, что за таинственные узоры она рассматривала на пыльном мраморе в полумраке галереи, но Орлана заметила выражение боли в чёрных глазах.

– Знаешь, после того, как я перестала колотить от злости посуду... и когда сама перестала биться головой о стены, я поняла, что ничего нельзя было изменить, – откликнулась Орлана. – Ты не могла поступить иначе.

– Выходит, ты так ничего и не поняла, – грустно улыбнулась Сабрина, выпуская её запястье.

Холодный ветер из распахнутого окна поглаживал алый шёлк платья, и аромат миндального печенья оказался быстро заглушен полынным запахом тумана.

– Какая разница, – прерывисто вздохнула Орлана и неловко обхватила её за плечи. – У нас не так уж много времени, правда?

Она старалась не видеть выражение боли на её лице и то, как осторожно прикасается Сабрина к животу в том самом месте, куда легко вошёл меч. Орлана увела её вниз, в тронный зал Руаны, где спустившийся за ними по лестнице холодный ветер раздул сухие цветы, где скрипел под ногами нанесённый песок и за наполовину обрушенными колоннами прятались тени давно умерших.

Там, сидя на останках рухнувшей стены, они вместе молчали, и Орлана стирала чёрные дорожки слёз с лица Сабрины – как и хотела три года назад, – и нашёптывала грустные песни, которые так и не решилась спеть Риану.

Там они и ждали несуществующего рассвета, ровно до тех пор, пока Орлана не очнулась ото сна – одна, на полу старой тронной залы, в смятом, испачканном платье, продрогшая и онемевшая от страха, ошалевшая от воспоминаний.

Той ночью не пели птицы, и серое небо осыпалось на Петербург тысячами мокрых кусочков. Только шагнув в комнату, Орлана поняла, что Сабрина вернулась. Тёмно-красное пальто было брошено наспех на тумбочку, а один сапог упал, перегородив дорогу. Орлана удивилась бы куда меньше, увидев пальто уютно примостившимся возле зеркала, а сапоги на тонких каблучках – стоящими на своем законном месте – в углу между шкафом и стеной.

Стараясь не очень шуршать курткой, она разделась и медленно прошла комнату наискосок. Осторожно – второй и пятый шаг, чтобы не заскрипеть паркетом. Из-за приоткрытой двери пробивалась полоска света.