Текст книги "Императрица и смерть (СИ)"

Автор книги: Мария Чурсина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Слишком ты многого хочешь, императрица, – дрогнувшим голосом отозвалась Мэрсайл, и невесёлая улыбка дёрнула её губы. Зрачки сузились её сильнее, оставив вместо себя тянущиеся щупальца тумана.

Возвращалась боль и когтистыми лапами сжимала сердце. Орлана прятала под мантией дрожащие руки.

– Я и отдаю многое.

Она никогда не слышала такого ветра: он носился над императорским садом, срывал последние листья с вечноосенних деревьев и волок их по дорожкам. И пел, как же он пел. Так надрывно и горестно не пела даже флейта Идриса.

Когда они спускались в склеп, серый туман стекал следом по пыльным крошащимся ступенькам. Там на каменном полу лежали высохшие цветы. Там от крадущейся за ней по пятам боли и слабости Орлана опиралась рукой на стены.

Скрипел песок под её ногами, когда Мэрсайл шла к постаменту, на котором лежал Истемир. Она положила руку ему на лоб. Тёмные пряди его волос взъерошились, как будто от ветра.

– Вернись, – шепнул ветер.

Орлана уже была готова. Сжимая пальцы на каменных выступах дверного проёма, она говорила себе, что не испугается. Но вздрогнула, когда Истемир открыл глаза. Звякнул меч – принц столкнул его с груди. Он задумчиво поднёс руку к лицу, сжал и разжал пальцы, и тут Орлана не выдержала.

– Тебе не больно?

Она шагнула к нему и замерла в одном шаге – Истемир сел и принялся её рассматривать.

"Не узнает?" – мышью прошуршало в сознании.

– Мелкая. – Он тряхнул головой, отбрасывая со лба чёлку. – Кого ты хоронишь?

Горло сжалось, как в приступе рыданий, но слёзы уже кончились, и глаза остались совершенно сухими. Орлана оглядела себя, как в первый раз: чёрная ночная рубашка, чёрная мантия. Она сама была сосредоточением мирской скорби.

– Я всех вас похоронила. – Она опустилась на каменный постамент, рядом с братом, положила руку ему на колено.

Он поймал её руку, холодные пальцы – его и её – переплелись.

– Сколько у нас есть времени?

Орлана пожала плечами и глянула ему за плечо, туда, где туманной тенью стояла Мэрсайл. Истемир проследил за её взглядом.

– Понимаешь, – вздохнула Орлана. – Кое-кто хотел поговорить с тобой.

Мэрсайл шагнула вперёд, и туман расступился перед ней. Вспорхнули с пола пылинки и закрутились спиралью в столбе света. Единственный шар белого пламени делал её кожу до прозрачности бледной, делал её пальцы совсем высохшими, как стебельки лилий хаоса.

– Ты не помнишь меня? – Она опустилась на колени перед Истемиром.

Он нахмурился, покачал головой. Орлана неотрывно следила за его лицом, боялась пропустить что-то смертельно важное.

– Она богиня смерти. – Орлана не выдержала и сжала его руку. Пламя прижигало чёрные раны темноты, и там, куда попадал белый свет, туман растекался лужицами грязной воды.

Истемир удивлённо поднял брови.

– Я... не знаю, что тебе сказать. Мама.

Она припала к его коленям, протянула руки, и Орлана разжала пальцы. Она не хотела становиться свидетелем этой сцены, но не могла выпустить потеплевшее от жизни плечо брата, а за пределами комнаты клубился такой мрак, что страшно было ступить в него.

Мрак подслушивал их разговоры.

– Ничего не надо говорить, – сбиваясь с голоса на шёпот, попросила Мэрсайл. – Я всё сделаю сама. Всё сделаю для тебя.

– Это ты воскресила меня? Захотелось поговорить?

Орлане становилось плохо: снова накатывала слабость. Она считала секунды и думала о том, как ждут её трое магов в её же спальне, как нервно потирает переносицу Адальберто, как выбивают воинственную дробь пальцы Ишханди. От этого Орлана только сильнее прижималась к плечу Истемира.

– Я, – откликнулась Мэрсайл. – Хотела ещё раз тебя увидеть.

– Это же ненадолго, да? – Он усмехнулся одной стороной губ.

Она опустила голову, короткие тёмные волосы упали ей на лицо, только руки всё ещё лежали на его коленях.

– Тогда что ты ещё можешь сделать для меня?

– Послушай... – поскреблась по его плечу Орлана, нарушая их призрачную, потустороннюю связь с богиней, когда взгляды уже один раз столкнулись, а голоса уже стали похожими.

Истемир шикнул на неё. В звенящей от напряжения тишине Мэрсайл зашептала, словно молитву:

– Я убью их. Убью их всех. Все, все твои страдания будут отомщены.

– А...

Пыль взвилась бураном, Орлана едва не задохнулась, и в глазах успело потемнеть, но тут всё улеглось.

– Какие ещё мои страдания? – искренне удивился Истемир. – Что тут у вас случилось, я спрашиваю?

Трясущуюся Орлану он чуть отодвинул от себя и нащупал её лоб.

– Мелкая, ты горишь. У тебя что, температура? Ты с температурой ко мне в подземелье приковыляла?

– А ты мне снился, – улыбнулась Орлана, снова пытаясь улечься ему на плечо.

– С ума совсем сошла? – зарычал Истемир.

Орлана подняла на него мутный взгляд. Какой же он красивый даже в этом убогом свете единственного пламенного шара. Как же он похож на Ордена и не похож одновременно. Орден тоже смотрел на неё так: чуть прищурившись, когда она сидела на полу и разглядывала узор из собственной крови на мраморе.

– Я умираю, – призналась она.

Истемир подхватил её, не давая упасть с каменного постамента. Теперь она держала его за руку, прижимала его ладонь к своей щеке, и от этого на несколько мгновений становилось легче. Хоть жар подступающего безвременья накатывал волнами, в перерывах между ними Орлана видела глаза брата.

– Это ты сделала? – тихо спросил Истемир у мрака за спиной Мэрсайл. Наверное, ему не нужно было ответа. – Хоть бы мне никогда этого не слышать.

Лёжа у него на коленях с закрытыми глазами, Орлана представляла, как он нервно трёт подбородок. Мэрсайл молчала.

– Немедленно прекрати это.

Он говорил очень спокойно, наверное, так и должно было звучать мертвенное спокойствие, но Орланины пальцы сжимал изо всех сил. Она едва слышно всхлипнула.

– Прости. – Он ослабил хватку.

– Я не могу, – прохрипела Мэрсайл издалека. Её голос стал странным – не женским, не мужским, разбавленным биением волн Сантарина о каменный берег. – Я делала это для тебя. Я должна была тебе хоть чем-то помочь.

– Помочь мне чем?

Орлана ощущала, как растёт гнев в голосе её брата. Сейчас он был спокоен – показательно спокоен, словно даже холоден до безразличия, но ещё вздох, ещё один укол боли, и он сожмёт пальцы, как на эфесе меча, и сузит глаза от злости. Она хорошо помнила, каким грубым он умеет бывать. Как он может ударить прохожего, который случайно задевает его локтем.

– Помочь мне после того, как я умер? Помочь, убивая мою сестру? Знаешь ли, я не для того кидался на меч Ордена, когда защищал её.

– Она должна была умереть, а не ты! – захрипела Мэрсайл. Её голос то отдалялся, то приближался снова, облизывал пальцы холодный туман.

– Я так решил. Ты... богиня, имей смелость это уважать, – демоном зарычал Истемир.

Орлана боялась его в таком состоянии, уходила из комнаты и пережидала бурю. Сейчас идти было некуда, потому что мрак подступал к самому огненному шару, ловил его, ломал хрупкие белые лучи.

– Ордена я тоже убью, – поклялась или пригрозила она.

По комнате стелилось вместе с туманом её хриплое дыхание, как ветер, как брызги ледяной воды.

– Его убивать? Очень вовремя. – Истемир негодовал. Казалось, дай ему меч, и он раскрошит темноту на тысячу мелких нестрашных лоскутков. Орлана поджимала ноги: щиколотки холодил ветер. – А почему не смотрела, с кем ложилась в постель? Почему ты не думала об этом, когда оставляла меня с ним?

Ледяные прикосновения скользнули по рукам, от самых плеч до кончиков пальцев, потом к щекам, холодом дохнуло в глаза, волосы растрепал ветер.

– Я должна была бежать от учёных.

– А сейчас спохватилась и решила позаботиться обо мне? Ну уж нет. – Звякнул меч, совсем близко. Сталь, такая же холодная, как прикосновения богини, опустилась вниз – меч ткнулся в каменный пол. – Разговаривать я больше не намерен.

Низко-низко стелился туман, и облизывал края его плаща, шитого золотом. Чёрного плаща ненаследного принца.

– Я уже убила императора, – выдохнула погостным смрадом Мэрсайл.

Дальше, ближе – какая разница. Мрак здесь, и туман – здесь. Холодный ветер дует в лицо и пахнет полынью, крапивой, маарской вишней. Спрятаться бы от этой богини в Храме и спрятать там Риана, но там пол порос бурым мхом и тихо догорают коричневые восковые свечки. В склепе тоже стоит пара – вчера Орлана занесла их и сюда. Зажгла для Истемира и для Сабрины, может быть, их холодным пальцам стало теплее.

– А Зорг предлагал мне остаться его помощником в замке, когда я собирался уходить в мир людей, – сказал вдруг Истемир совсем не зло. Орлана знала, как поджимает он губы, когда уличает собеседника в глупости. – Никто ведь даже не подозревал, я собирался тайно. А он как-то узнал и пришёл поговорить. Правда, я не согласился: кровь била в голову. Страшно хотелось доказать Ордену, что я сам по себе что-то значу.

Орлана приподнялась, упираясь локтем в колено брата. Белый язычок пламени под потолком почти потух, но всё ещё боролся с подступающим мраком. Мэрсайл было почти не видно, вылинявшее платье слилось с туманом, вросло в него, как тонкие колонны – в пол.

– Похоже, ты ничего не хочешь слышать. – Его рука лежала на эфесе меча, как и мерещилось Орлане, и поблескивали грани лезвия. – А я не хочу видеть тебя.

Тьма дрогнула и пошла кругами, как гладь воды от брошенного камня.

– Ты такой жестокий.

Истемир пожал плечами.

– Я сын богини смерти. – Он склонился к Орлане, потрепал её по волосам. – Она ушла. А ты побудешь со мной ещё, кукла?

Полночи они просидели в склепе, привалившись спинами к стене и сбиваясь с идиотских рассказов о жизненных мелочах на такие же идиотские обещания. А Орлана вдыхала знакомых запах, ткнувшись брату в плечо. Запах лунной ночи над Альмарейном. Как раз в такую ночь с тихими хлопками раскрываются бутоны лилий хаоса, поют пухлые, совсем никого не пугающиеся птицы.

– А жаль, – сказала Орлана. – Помнишь, когда мы шли из мира людей, ты обещал мне, что сводишь на берег Сантарина.

– Я это сказал, чтобы тебя меньше трясло. – Истемир шутя щёлкнул её по носу. – Откуда бы я знал, как всё закончится?

Свет лился им на колени – тонкие лучики, белое сияние. На самом краю каменного постамента нашёлся маленький коричневый огарок, и Орлана рассказала, как ходила за свечками в мир людей. Истемир посмеивался над ней за суеверность. Она смущённо царапала золотые узоры на его плаще.

Орлана грела его руки дыханием и попыталась обмануть себя, когда они начали холодеть.

– Пора, наверное, – отстраняясь, произнёс Истемир.

Уродливые тени заплясали по стенам – корчились, кричали и плакали.

– Скажи мне что-нибудь хорошее, – попросила Орлана.

Он усмехнулся, привычно, одним уголком рта, посмотрел на неё, внимательно сузив глаза. Он был таким красивым, гораздо красивее Ордена.

– Думаю, ты станешь хорошей императрицей.

Орлана, краснея, вывернулась из его рук.

– Не ты ли это называл меня полной дурой?

Истемир погрозил ей пальцем.

– Это мне можно. А если кто-то другой назовёт, ты только скажи. Я ему руку оторву.

Слёзы всё равно покатились, хотя она думала, что иссяк их десятилетний запас. Опасаясь разрыдаться в голос, она зажала рот ладонью и кинулась ему на шею.

– Ты...

– Да, я знаю. – Истемир похлопал её по спине. – Я – самый лучший. Я всех спас, как обычно. Где моя награда?

На его плаще осталось влажное пятно. Орлана приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щёку.

– Ну вот, развела сырость, – заворчал он.

Орлана отступила на шаг, всё ещё не решаясь уйти, и шар пламени качнулся, как от порыва ветра: Истемир нагнулся к постаменту. Он взял в руки меч.

Не помутневшее от времени лезвие сверкало в белом свете.

– Вот, – сказал Истемир, пряча за серьёзностью наползающую на лицо улыбку. – У тебя же сын? Отдай парню, когда подрастёт.

Орлана покорно приняла подарок. Меч оказался неожиданно тяжёлым и холодным – обжёг её руки без перчаток.

– Подожди, я не могу, – быстро заговорила она, – ты же так его обожал, а теперь отдаёшь?

– Ну, согласись, мне он не очень-то и нужен. Всё. – Истемир взял её за плечи и развернул к выходу. – Топай, мелкая. И не смей мне там помереть. Получишь потом.

Орлана впервые видела, какое серебристое марево стояло над императорским садом от осенних звёзд. Какая тишина – что слышно было даже, как бьются о каменный берег волны Сантарина.

Она шла по дальним дорожкам, над которыми покачивались шары белого пламени, и смотрела на звёзды. Тяжёлый меч в руках сверкал от их света, и голые чёрные деревья покрывались мохнатыми шалями.

Вокруг пламенных шаров парили невесомые, похожие на тополиные пушинки ночные насекомые. Они садились Орлане на мантию, и она не смахивала их – они слетали сами. Ночь над Альмарейном стояла прозрачная и тихая.

Губы ныли от улыбки. Орлана шла по восточному крылу. Там, где нестрашно вздыхал в старой тронной зале ветер, рассыпая по углам сухие цветы. Где пыль на мраморных ступеньках была встревожена лишь её шагами. Где раньше слышались звуки флейты Идриса.

В спальне оказалось тихо и пусто, Орлана положила меч на стол. Испачканное кровью одеяло до сих пор свисало до самого ковра. Из распахнутых настежь штор лился серебристый свет, и в нём вся комната была как на ладони. Скинув мантию, Орлана присела на край постели.

Как же много у неё ещё осталось дел... но город спал. Мирно колыхалось под лёгким ветром белое пламя. Она всего на секунду опустила голову на подушку.

Когда она вышла в сад, она поняла, что больше сюда не вернётся.

Маги сажали деревья и выращивали цветы, они тратили свои силы на то, что можно было уничтожить одним движением – смять в руке нежные лепестки лилии, заставить оцепенеть лужицами мрака глаза маленькой нахохлившейся пичуги. Брызнуть бы белым пламенем на дорожки сада, чтобы забились в предсмертных судорогах, чтобы растаяли и потонули во тьме беспомощные язычки огня.

Раньше она хотела жить. Теперь всё это опостылело.

Роняя с пальцев капли тумана, Ида прошла по дорожке к самой ограде. Там, за ней, над городом стояло серебристое марево. Ещё выше, в тёмном небе, горели редкие звёзды, и к этим звёздам тонкими струйками поднимался серый туман.

Она обернулась в последний раз на замок, нашла взглядом единственное окно, которое научилась находить, сама того не желая, и шепнула ему что-то вроде прощания. Гримаса, похожая на улыбку, отчаянно дёрнула уголки её губ.

За тем окном спал мальчик, и синяя птица с взъерошенными перьями на загривке парила над ним, охраняя этот сон.

Орлана осторожно приоткрыла дверь в кабинет императора. Тонкая полоска серебряного света упала на пол приёмной. Сегодня комната ни во что не превратилась: Орлана слишком спешила.

На столе лежала книга, заложенная красной лентой примерно посередине, справа – стопка чистых листов, подставка для солнечных перьев. Слева, рядом с пачкой рукописных грамот, стояла статуэтка, тут же – фотография в простой деревянной рамке. Орлана знала, что на ней – она сама в чёрном плаще и под зелёным зонтом, и за её спиной плачет прямо в объектив камеры дождливый Нью-Питер.

– Папа! – вскрикнула Орлана и бросилась на шею Зоргу.

Он успел подняться из кресла ей навстречу, поймал в объятья. Его мантия пахла так знакомо, хвойным лесом после дождя. Орлана уткнулась у неё лицом и долго не хотела отрываться, всё казалось, что момент кончится, и отец рассеется в серебристом мареве.

– Милая. – Он поцеловал её в макушку. – Как же я рад снова тебя видеть.

На секунду отстранившись, она вгляделась в его лицо, в родные глаза.

– Без тебя было так плохо, не оставляй меня больше. – Орлана потёрлась щекой о его плечо. Всё стало слишком хорошо...

– Милая, – попросил Зорг, – присядь.

В лицо пахнуло полынным туманом, Орлана не заметила, как подкосились её ноги, и она оказалась в кресле. Император опустился рядом с ней на колени.

– Ты... не вернулся?

Он грустно улыбнулся, убирая с её лица коротко обрезанную прядь волос. Тонкие лучи Альмарейских звёзд пронзали комнату, они проходили сквозь него, не посеребряя волос. Они проходили насквозь.

– Я не могу вернуться, малыш.

– Но как же так, – растерянно забормотала Орлана, разводя руками, как заведённая кукла, – богиня обещала всё вернуть, мы же договорились, и Истемир сказал...

Зорг коснулся её ладони.

– Ты всё правильно сделала. Но даже она не в силах вернуть меня обратно.

Обескураженная и беспомощная, Орлана смотрела на его улыбку и заправляла выбившийся локон за ухо. Он тут же выскальзывала, но Орлана была настойчива.

– Что же мне делать дальше?

Зорг поймал её руку за запястье и поднёс к губам, чтобы согреть пальцы дыханием. Его дыхание было тёплым, как раньше.

– Жить. Я хочу, чтобы ты жила.

С тихим звоном падали в сад звёзды. Они цеплялись лучами за ветки деревьев, застревали. Некоторые из них подхватывали птицы, но ещё больше падали и разбивались о дорожки из белого камня, о покатые, скользкие крыши замка.

– Я не хочу, чтобы ты плакала, родная. Когда тебе станет грустно, зажигай свечку, и я приду к тебе во сне.

– Почему ты раньше не приходил? – глотая слёзы, спросила Орлана.

Свет звёзд почти потух, они все разбились, и хоть их осколки всё ещё мерцали на дорожках сада, она больше не могла различить золотых узоров на мантии отца.

– Но ты же почти не спала и пила снотворное. – Зорг в последний раз поцеловал её пальцы и поднялся. – Мне нужно уходить, малыш.

Орлана тоже вскочила на ноги.

– Подожди секунду...

Она не знала таких важных слов, которые нужно говорить перед вечным расставанием.

– Я... я люблю тебя.

Зорг обнял её за плечи.

– Помнишь, ты спрашивала, о чём я говорил тогда. О чём я жалею.

Она закивала, хоть, представ перед своими ошибками лицом к лицу, ей не хотелось истратить на них последние секунды.

– Ты обещала мне тогда, что станешь хорошей императрицей. Но это неважно, родная. Важно, что ты есть у меня. Хочу, чтобы ты поняла это. Обещаешь?

Он поднял её лицо за подбородок, и Орлана улыбнулась – через силу.

– Ну вот и славно. Спокойной ночи, малыш.

Серебряный свет звёзд затухал, опуская темноту на кабинет императора. Таяло тепло, исчезали запахи. Ещё некоторое время она слышала эхо его голоса, но скоро угасло и оно.

Глава 12
Дни девятый и десятый. Прощание и прощение.

Смерть – единственная вещь, которая больше, чем слово, её обозначающее.

Адальберто

Ветер из окна трепал уголок одеяла, свесившегося с кровати, прохладно облизывал её руку. Орлана открыла глаза и почувствовала: что-то было не так в закутанном ночью замке. Она поднялась на локтях и поняла, что именно.

Слишком светло стало в саду от белого пламени. Из распахнутого окна долетали голоса.

– Выспалась? – На край её кровати опустился Адальберто. – Хорошо... Я уже начал беспокоиться.

Орлана села на постели, подмяв под себя подушку. Непривычно кружилась голова, в ней было так светло и пусто, как будто это и не голова вовсе, а огненный шар.

– Который час? – произнесла она, чувствуя, как во рту всё пересохло.

– Который час, который час, – заворчал целитель, хлопая себя по карманам. – Ты проспала целый день, и я уже думал, что проспишь весь ритуал. Ишханди вокруг кругами ходила, собиралась будить. Но я не дал.

Не дожидаясь, когда он найдёт часы, Орлана потянулась к мантии, которая свисала со спинки стула, спустила босые ноги на пол. Ветер из окна пах огнём и осенью. Торопливо одеваясь и приглаживая волосы, она чувствовала, как исподлобья, будто поверх очков, смотрит на неё Адальберто. Смотрит и улыбается.

– И как ты себя чувствуешь?

Вопрос застал Орлану уже у дверей. Она уколола палец об иглу броши и, сунув его в рот, торопливо закивала.

– Уже лучше.

По дороге к площади её никто не остановил. Неожиданно тёплая ночь касалась её щёк золотистыми пушинками, и, обезумев от тепла, потянулись к небу фиолетовые бутоны – лилии Хаоса распускались с едва слышными хлопками, наполняя воздух пьянящим ароматом.

В центре площади полыхало белое пламя, высокий костёр взвивался к небу, освещая неровными бликами лица всех, кто стоял вокруг. Орлана сразу увидела Ишханди – она стояла чуть в стороне, сложив на груди руки. Драгоценные камушки в её серьгах сверкали в свете пламени.

Когда Орлана подошла и взяла её за локоть, Ишханди даже не обернулась, будто бы и ждала этого прикосновения.

– Получится? – спросила она, глядя на бледный профиль мачехи на фоне пламени.

Та повела плечом.

– Без тебя – нет. Нужно, чтобы ты его отпустила.

Орлана глянула вдаль. Там, за костром, едва различимым изваянием темноты и чьих-то страхов вырастал Храм. Глаза тут же заболели от напряжения. Она произнесла тихо, чувствуя, как жар от огня целует щёки:

– Я не хочу забывать его.

– Мы его никогда не забудем, – эхом отозвалась Ишханди. Был ли этот ответ или почудился, сложился из гудения пламени и звона звёзд, Орлана не знала.

– Знаешь, ты была во всём права. Прости меня. – Она выпустила локоть Ишханди. Жар от костра облизывал лицо, и очень хотелось отвернуться, но, проклиная своё упрямство, Орлана продолжала смотреть на огонь. – Я слишком часто думала о смерти. Это из-за меня богиня стала такой сильной.

Ишханди медленно покачала головой, и камешки в её серьгах серебряно зазвенели.

– Не бери на себя слишком много вины. Богиня существовала и до твоего появления в нашем мире.

– И прости, что я тебя подозревала, – чуть дрогнувшим голосом добавила Орлана. – В тот день, когда ты говорила с Ольвэ и ходила к Эрвину, я знаю, ты мне помогала.

– Я не сержусь, – вздохнула Ишханди. – Ты боролась... как умела.

Прозрачные рукава её платья трепетали на ветру, заворачиваясь, обнажая её запястья. Бледное, сосредоточенное лицо, губы, окантованные тёмной краской, чёрные волосы, собранные на затылке в узел – всё выражало похоронное спокойствие.

– Ничего я не боролась, – горько усмехнулась Орлана. – Даже и в январский переворот. Боролась ты, а я только делала глупости и злила Ордена.

Ишханди обернулась на неё, и хрупкая улыбка коснулась подведённых чёрным губ.

– Нет, – сказала она почти ласково. – Я так никогда не считала.

Она снова отвернулась к огню, и Орлана подумала, что, наверное, ей очень жарко, что под корсетом платья текут капли пота, но она всё равно стоит и простоит так до тех пор, пока в небе не зажжётся яркая искра – пока душа императора не уйдёт спокойно в мир Ничто.

– Но послушай, – она сама взяла Орлану за руку, – я не Сабрина, я никогда не буду ею, как сильно ты бы этого не хотела.

Орлана склонила голову, пряча от взгляда мачехи зарумянившиеся то ли от жара, то ли от стыда щёки.

– Как ты это поняла? – почти шёпотом сказала она, изо всех сил надеясь, что Ишханди не расслышит.

Но та расслышала и дёрнула беззащитным под полупрозрачной накидкой плечом.

– Я не первый день живу. Я всё понимаю: что ты потеряла подругу, что тебе иногда не с кем даже поговорить... Я могу всё выслушать, но я вряд ли заменю тебе её.

Ишханди усмехнулась, и гудение костра прокатилось с новой силой. Совсем близко зазвучали чьи-то голоса, но Орлана даже не повернула головы.

– Почему ты смеешься? – надломленным голосом спросила она у Ишханди.

Та сняла двумя пальцами с ленты корсета тополиную пушинку и отпустила её лететь дальше.

– Я рада, что ты не умерла – призналась она.

И в эту секунду, затмевая свет костра, на небе блеснула новая звезда. Её тонкие лучи пронзили синий ночной мрак, разом осветили все небо, посеребрили тонкие шпили замка, озарили весь сад с поднявшимися венчиками лилий.

Ишханди коротко вздохнула, и Орлана увидела на её щеках влажные дорожки слёз.

***

– Шах и мат за пять ходов. – Луксор смёл походившие фигуры с доски и снова принялся их расставлять. – Это уже лучше. Прошлый раз ты продержалась всего два хода.

Орлана откинулась на подушки. Тёплые солнечные лучи танцевали по её обнажённым плечам, по всей комнате, и комната от них казалась пёстрой.

– Ни демона не понимаю в этой игре, – насупилась Орлана.

Луксор посмотрел на неё из-под упавшей на лицо чёлки. Солнечные зайчики танцевали и в его глазах.

– Я же говорил тебе не трогать эту пешку.

– Этого мага войны? – переспросила она, беря в руки резную фигурку.

Ей нравилось рассматривать их, каждое выражение напряжённого лица, каждую руку, сжимающую меч или скипетр.

– Ну да. Смотри. Фигуры должны защищать одна другую. – Он сдвинул с места чёрного слона, потом белую пешку, потом ферзя. Орлана никогда не успевала уследить за всеми этими рокировками и от них начинала страшно нервничать. – Так слон защищает ферзя.

– Аластар защищает императрицу?

У белого ферзя был изящный профиль и тонкий излом губ. Одну руку он прижимал к сердцу, и в солнечном свете блестел перстень на пальце. Вторая рука пряталась под мантией, откуда выглядывал только эфес меча.

– Ну да. Подумай, какой ход нужно сделать следующим.

Она схватилась было за коня – существо, отдалённо напоминающее лошадь, царапнуло её по пальцу острыми рогами, – но передумала и нерешительно двинула вперёд пешку. Глубокий капюшон не давал рассмотреть её лица, а меч висел за спиной, в изящный ажурных ножнах.

– Императрица защищает этого мага войны.

– Нет, любимая, не рационально. Ну где ты это видела? И не строй, пожалуйста, такое лицо.

   Понимая, что делай несчастные глаза или не делай, подсказки от него на этот раз не добьёшься, Орлана сложила руки на груди.

– Что-то не хочется больше играть.

Луксор сдвинул фигуры на место и хитро глянул на неё.

– Не хочешь играть – ешь. Ты проиграла уже три партии.

Понимая, что деваться с кровати всё равно некуда, Орлана потянулась за креманкой с мороженным, которое осталось ещё с завтрака и теперь, простояв пару часов под солнцем, превратилось в густую розовую лужицу. Съесть его она обещала и за одну проигранную партию, но Луксор выигрывал с такой скоростью, что она просто не успевала спохватиться.

– Хоть бы поддался, – обречённо выдохнула Орлана, облизывая ложку.

– Да я бы поддался, если бы успел! – Он завис над доской, подперев рукой голову. – Ну, хочешь, просто поговорим?

Скрещенные по-турецки ноги онемели, Орлана дёрнулась и капнула мороженным на светлую ночную рубашку.

– Давай, – пробормотала она, рассматривая пятно. Приторное месиво в горло решительно не лезло.

Луксор поднялся, с хрустом потянулся, разминая затёкшие мышцы, убрал с постели шахматы. Орлана тут же вытянула ноги и, решив, что за ней больше не наблюдают, отставила мороженное на ночной столик.

– Эй! – возмутился Луксор. – Между прочим, Адальберто сказал, что у тебя истощение. Так что не увиливай.

Почему-то Адальберто был уверен, что от страшной смерти её спасёт именно мороженное и только оно. Пришлось возвращаться к трапезе. Пока Луксор прикрывал окно, она зажмурилась и сунула в рот полную ложку. Тёплый ветер из сада нёс запах цветов, и ветка дерева скреблась в стекло, будто просилась внутрь.

Луксор лёг на Орланины вытянутые ноги и обхватил их под коленками.

– Я расспросил в академии о Мэрсайл. О ней много сплетен, оказывается, ходило.

Мороженное встало в горле, и Орлана, как ни старалась, не могла его проглотить. Она поднесла следующую ложку к губам Луксора. Тот, не задумываясь, проглотил угощение и только потом сердито зафыркал.

– Я уже почти что всё съела, – предупредительно закричала Орлана, показывая ему наполовину пустую хрустальную креманку. – Так что там про Мэрсайл?

Луксор вытер с губ сладкие капельки.

– Была со всех сторон положительная девушка из довольно уважаемой семьи. И случилась у неё безответная любовь к преподавателю. Какое-то время никто не знал об этом, а потом она сама выбрала момент и призналась ему.

– М! – восхитилась Орлана с полным ртом мороженного. – Романтично. А он что?

Луксор осторожно расправил складки ночной рубашки у неё на коленях.

– Сделал то, что сделал бы каждый вменяемый преподаватель. Попросил перевести его работать в другое здание академии. Ему дали другую группу, и девушку эту он больше не увидел.

Орлана отставила наконец от себя ненавистную креманку и с грустью посмотрела на липкие от сладости руки.

– И всё вроде бы ничего. Её подруги говорили, что она вела себя как обычно, училась, развлекалась со всеми. А потом призналась им, что собирается выпрыгнуть из окна стеклянной аудитории.

Орлана припомнила все свои недолгие путешествия по академии и эту аудиторию, спрятавшуюся под самой крышей. Три стены в ней были полностью из стекла, и прозрачные оконца на потолке делали залу необычайно светлой и страшной. Альмарейн лежал под ней лоскутным одеялом.

– Её спасли?

– Да, подружки испугались, сразу всё разболтали, и её забрали родители. Но знаешь, после этого пошли разные слухи, сплетни, и она не смогла учиться дальше.

Орлана облизала пальцы, один за другим. В прочий раз она бы не поленилась сходить в ванную, но сейчас ей не хотелось отрываться от кровавой истории.

– И почему тогда Аластар не нашёл ничего подозрительного о ней?

Луксор поцеловал её в коленку, обтянутую светлым шёлком.

– Может, он и нашёл, но тебе не сказал.

Скорбно вздыхая, Орлана отвернулась к окну. Она представляла себе, как расскажут садовнику-отцу тогдашней студентки высшей Альмарейнской академии о том, что его дочь ушла из замка ночью и бесследно пропала. Представила, как он найдёт её цветастую шаль, брошенную в одной из множества галерей. А в комнате Риана ещё лежит на стуле клубок желтоватых ниток, тонкий, похожий на цыганскую иглу, крючок и обрывок кружев.

Луксор проводил его до самых ворот. Не из долга гостеприимства, просто хотелось убедиться, что Идрис не вернётся, не усядется на ветку какого-нибудь дерева и не начнёт мучить несчастную флейту, дожидаясь, пока мимо пойдёт Орлана.

У самой изгороди маг времени остановился, наблюдая за проплывающим над садом облаком. Он задумчиво потёр нос кулаком, на который уже намотал накидку. Видимо, от торчащих во все стороны золотистых лохмушек нос его зачесался ещё больше, потому что Идрис страдальчески сморщился.

– А ты правда убил свою первую жену?

Стражи, замершие по обеим сторонам от ворот, прятали свои лица под капюшонами алых мантий, но обнажённые огненные мечи выглядели довольно внушительно. Луксор скользнул по ним взглядом, прикидывая, как быстро они смогут вытолкать слишком любопытного мага времени из императорского сада, но только вздохнул.

– Нет, я её не убивал. Но вообще ты можешь сбегать в прошлое и проверить, да?

– Да я уже всё твоё прошлое излазил, – запричитал Идрис. – Понять не могу... Тьфу ты, демоны. Неужто ты её покрываешь?

– По-моему, тебе пора. – Луксор выразительно указал глазами на ворота.

Маг времени помялся, притворяясь, что рассматривает круглые белые камни. Он достал из кармана пригоршню семян и бросил их на дорожку. Тут же слетелись птицы и запрыгали, отбивая друг у друга угощения, хлопая крыльями.

– Так это Орлана её убила? На неё похоже. – Идрис притворно вздохнул. – Она всё-таки женщина моей мечты.