Текст книги "Последнее дело императрицы (СИ)"

Автор книги: Мария Чурсина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Каменные стены потонули в темноте – кажется, коридор стал шире, вот только Этель это ни капли не успокоило. Под ногами изредка хлюпала вода.

– И что? Она жива? – снова подал голос Идрис, когда на очередном повороте обернулся. Огненный шар метнулся в сторону, осветив стену с тёмными потёками. Этель не разобрала ничего больше.

Она сама не поняла, почему вдруг отступила на шаг назад, коснувшись плечом каменной кладки.

– Жива. Почему ты спрашиваешь?

Идрис всё ещё смотрел на неё – в упор, молча, улыбаясь из-под капюшона. Этель стало совершенно точно не по себе, когда он шагнул ей навстречу.

– Я рад, что ты ко мне пришла. Сама.

Этель шарахнулась в сторону. Как, как, ну как она могла ему поверить? Лучше признаться Ордену во всех своих грехах. Лучше выслушивать его поучения и порицания.

– Идрис, – судорожно сглатывая, выдавила из себя Этель, стараясь, чтобы голос хоть не дрожал. – Ты обещал привести меня к выходу. Забыл?

Он остановился, рукой уперевшись в стену над её плечом, придвинулся совсем близко, и Этель ощутила знакомый запах ромашкового чая. Она подавила в себе желание отвернуться и смотрела ему в глаза. Знала – стоит показать хоть намёк на слабость, и демон, который притаился за оболочкой знакомого мага времени, прыгнет на неё с когтями наизготовку.

– Тут нет выхода. Мы его уже давно прошли, – сказал Идрис, не переставая улыбаться. Этель захотелось стянуть с него капюшон, чтобы видеть перед собой лицо, а не тень, позволяющую домысливать всё, что угодно.

– Тогда давай вернёмся.

– О, Вселенский Разум! – взвыл Идрис, возводя руки к небу. Точнее, к тёмным сводам коридора. – Сколько ещё будут продолжаться эти игры? Я устал. Я очень устал. Я не понимаю, почему ты всё время мучаешь меня.

Этель вжалась в стену, и если бы при желании могла стать частью этой каменной кладки, она бы ею стала. Руки не ощущали холода. Послышался странный шорох, и только через секунду Этель поняла, что сама царапает пыльные камни.

– Я мучаю тебя? – выдохнула она, хотя сама себе давно пообещала не удивляться ничему в поведении Идриса.

– Да. Ты же сама ко мне пришла. Значит, ты меня любишь. Почему ты тогда от меня бегаешь всю жизнь?

– Идрис, я не… – Она замолчала, вовремя поняв, что объясняться бессмысленно, он всё равно пропустит её слова мимо ушей или примет за очередное "мучение". Нужно было искать пути отступлений, а не объясняться с сумасшедшим.

Он и правда не услышал. Идрис отвернулся и кивнул своим мыслям, словно справа стоял друг, который рассказывал правильные и важные вещи. Вот только справа никого не было.

– Да, – сказал Идрис невидимому другу. – Все женщины так поступают. Бегают. Но, может быть, хватит?

Он обернулся к Этель, больше не улыбаясь.

– И что ты мне сделаешь теперь? Убьёшь? Ты потом отсюда не выберешься.

– Что тебе нужно? – тихо спросила она, чувствуя, как под плащом по телу стекают капельки пота, хоть в коридоре и не было жарко, но даже лоб покрылся испариной.

– А разве ещё не понятно? Я мечтаю, чтобы у нас были дети.

Он потянулся к Этель, провёл ладонью по её щеке, сполз ниже, к плечу и перебрал в пальцах шелковые шнурки-завязки. Она не шевелилась, дышала едва-едва. Холодный воздух щекотал горло и обжигал губы.

– Понимаешь, это будет сложно.

– У тебя вечно одни отговорки, – страдальчески поморщился Идрис. – Ну сама подумай, у тебя же никого нет. Или скоро не будет. Луксора и Риана убили, Эйрин эту тоже скоро убьют. Наша встреча как раз кстати, разве нет?

У неё задрожали руки. Мерзкий солёный привкус во рту – Этель до крови прокусила губу, пока заставляла себя молчать.

– Я же для тебя стараюсь, – обречённо развёл руками Идрис. – Просто я знаю, что ты всё равно будешь бегать. А я так не могу.

– Я не буду, – прошептала Этель, пытаясь уцепиться за рукав его плаща, потому что пальцы Идриса неумолимо скользили вниз, и её едва ли не передёргивало от его прикосновений, хотя излишней брезгливостью Этель никогда не страдала.

– Будешь, я знаю. – Его рука прошлась по поясу платья, отыскивая застёжку, и Этель ощутила прикосновение жёсткой кожи, из которой была сшита его перчатка. Два крошечных крючка попались слишком быстро, и Этель вздрогнула, когда пояс сполз вниз по подолу. Вниз, кажется, до самого пола. Она ощутила себя полностью беззащитной. Выдержки хватило только на то, чтобы прошептать:

– Мне нужно спасти дочь.

– Да нет у тебя никакой дочери! – рявкнул ей в лицо Идрис. – Умерла! Уже убили! Хватит напоминать мне про свою дочь!

Этель отвернулась, насколько вообще это оказалось возможным в её положении. В голове метались мысли, одна оборванней другой.

Убить его? Правда убить? Чтобы потом неизвестно сколько проваляться в забытьи, восстанавливая силы? И самой умереть от холода? Или просто подохнуть с голоду, как бездомная собака? Выбора не было никакого.

– Идрис, я согласна, – быстро проговорила она, пока он нащупывал пуговицы на бархате.

– На что? – удивился он. Или неплохо сыграл удивление, потому что пуговицы всё равно в покое не оставил.

– На детей. На всё.

– Куда же ты денешься, – вздохнул он с облегчением: пуговица нашлась. А следом за ней ещё одна.

Этель почувствовала, как платье медленно сползает с одного плеча. Идрис стянул перчатку и погладил её по обнажённой коже, и Этель содрогнулась от этих прикосновений.

– Неприятно? – усмехнулся Идрис. – Смотри.

Он поднёс ладонь к её лицу, и в свете белого пламени Этель различила плохо зажившие шрамы, покрывающие его руку от кончиков пальцев по ладони. Мелкие, длинные, кривые, всё ещё хранящие следы крови. Её затрясло.

– Зачем ты так? – прохрипела она, не узнавая своего голоса.

– Я всегда помнил о тебе.

У Этель всё поплыло перед глазами. Она не знала, как смогла удержаться на ногах и не сползти на пол. Как осталась в сознании. Она знала только, что кричит, срывая голос. Кричит, исходя на противные высокие ноты. И отголоски ей криков гуляют под сводами коридора.

– Боже, Вселенский Разум! Святой боже, боже бессмертный, боже всемогущий, спаси меня!

Идрис смотрел на неё расширившимися глазами. Этель толкнула его в грудь, но единственное, что смогла, – сама упасть, пачкая руки в пыли и каменной крошке. Когда крик затих, и эхо успокоилось, и в ушах перестало звенеть, она жадно глотнула воздуха и зашевелилась на полу, пытаясь подняться. Было темно – огненный шар то ли погас, то ли отлетел на порядочное расстояние. Этель попала рукой в лужу воды, натёкшую со стены.

"Чёрные подтёки", – вспомнила она и тут услышала негромкие шаги.

– Не уверен, но, кажется, меня звали. "Боже" – это довльно таки лестно.

Оранжевая искорка спустилась к полу, и Этель увидела сапоги с серебряными пряжками. Придерживая платье, чтобы не остаться совсем голой, она попыталась подняться на колени.

В освещённом ещё несколькими искрами проёме коридора стоял Орден, и из-за ширины его плеч коридор казался донельзя узким. Великий маг ещё раз кашлянул – для вежливости.

– Надеюсь, я не помешал. В любом случае…

Он осмотрелся, и, судя по выражению его лица, то, что он увидел за спиной Этель, вызвало в нём только недоумение и гадливость.

– Орлана, мерзкая девчонка. Думаешь, у меня других дел нет, кроме как за тобой бегать? Я бы тебя выпорол, но сегодня буду очень занят. – Он занялся своей перчаткой – все должно быть идеально, и перчатки натянуты на каждый палец до упора. – Вставай и пойдём. Я долго обязан ждать?

Этель поднялась на дрожащих ногах и, чтобы не упасть, опёрлась на стену. За спиной дяди она рассмотрела Гая, который смотрел мимо неё, в пространство, и ещё двух незнакомых магов. Оглядываться она не решалась.

– Видел я, как вы бегаете. Одна уже сидит под домашним арестом, тебя ждёт та же участь. Кстати, у меня тут на каждом шагу охрана. – Орден придержал мантию, чтобы та не коснулась стен.

Этель посмотрела на свои ладони – все в чёрных, не сходящих разводах.

– И вы два раза прошли мимо выхода, – сообщил он через плечо. – Артисты.

Чтобы не остаться одной в темноте, Этель пришлось поторопиться за ним, хоть онемевшие ноги отказывались шевелиться.

– У него там везде кристаллы развешаны. – Лоран стирал с её ладоней чёрные разводы и посмеивался.

Резко пахнущая жидкость, которой была смочена тряпочка в его руках, пощипывала изодранную кожу, но Этель почти ничего не чувствовала. У неё слипались глаза, и слова целителя доходили до неё через одно. Вот он оставил правую ладонь и взялся за левую. Там хуже – там кожа оказалась почти полностью ободрана. Надо же было так проехаться по камням…

– А вообще там раньше что-то такое хранили, вроде отравы, – разговаривал Лоран как будто сам с собой. – Если бы надышалась как следует, то я бы и пальцем не притронулся. Но тебе повезло.

Этель хотела сказать, что везение выдалось весьма сомнительное, но вместо этого уронила потяжелевшую голову на грудь. Её опять напоили какими-то лекарствами, и ей даже начала нравиться горечь, оставшаяся на губах. Нервная дрожь исчезла, как будто и не было, а идти теперь уже точно никуда не хотелось.

К тому же не хотелось никого видеть. Когда Лоран закончил все процедуры и отошёл от кровати, Этель была почти счастлива. Сон, как чёрное покрывало, навалился сверху, отключив разом все чувства.

…И так же резко схлынул. Она села на кровати и с бешено колотящимся сердцем огляделась. Комната была прежняя, кресло Лорана пустовало. Облизывая пересохшие губы, Этель пыталась вспомнить, какая мысль её разбудила, и вспомнила.

Идрис сказал, что Эйрин умерла. Что её убили.

Этель вскочила с кровати и бросилась к окну: закрыто. И плотно задёрнута штора, а на улице не было даже единственного шара белого пламени. Кромешная темнота. Этель метнулась к двери и подёргала её за ручку – никакого ответа, конечно.

Она забарабанила по двери кулаком и услышала, как по внешнему коридору разнёсся этот глухой стук. Зазвучали шаги, но тот, кто бродил по коридору, прошёл мимо, и шаги вскоре стихли. Хлопнула вдалеке дверь. Этель бессильно опустилась на пол.

Она попыталась хоть примерно подчитать, сколько времени прошло с тех пор, как Гай приволок её сюда, но мысли путались: слишком много оказалось сна – чёрных дыр.

Растрёпанные волосы падали на спину и плечи, и Этель бездумно принялась их собирать на затылке в привычную причёску. Пальцы дрожали. Несколько шпилек, нашедшихся в волосах, никак не хотели держать непослушные пряди.

Когда в коридоре снова раздались шаги – на этот раз чёткие, уверенные, – она вскинула голову, и дверь тут же открылась. Появившийся в проёме Орден был без мантии – только в рубашке и брюках – и даже без броши. Он зевнул, прикрывая рот ладонью.

– Ну что, что, что? Что тебе опять-таки от меня потребовалось? – Орден обернулся и крикнул кому-то вглубь коридора: – И прекратите меня звать по всякой ерунде!

– Где Эйрин? – глядя на него снизу вверх, спросила Этель.

Блики света блуждали по его лицу. Орден пожал плечами.

– Откуда же мне знать, разве я брал её.

– Идрис сказал, что её убили. Это правда? – Она снова облизнула губы, только это уже не помогало – они всё равно оставались сухими и шершавыми.

Орден развернулся, собираясь уходить. Тёмные волосы, стянутые в хвост на затылке, дрогнули – он снова глянул на Этель. Может, из-за жалости, может, из-за любви к спорам ответил:

– Понимаешь ли, бред этого сумасшедшего меня волнует мало. Так у тебя всё?

– Не всё. Выпусти меня отсюда. Моя дочь в большой опасности. – Шпилька, которую она не успела вогнать в волосы, упала на деревянный пол. Пальцы Этель снова дрожали.

– Нет, – хмыкнул Орден.

– Неужели тебе так важно знать, почему я не хочу становиться императрицей? Я просто не хочу. Разве нужны ещё причины? – Этель почти сорвалась на истерику. Глядя на скучающего дядю, ей хотелось ударить его, тряхнуть изо всех сил. Только сил вот точно не хватило бы.

– Нет, – чуть удивлённо отозвался Орден. – Но мне просто интересно. И не злись. Ты такая некрасивая, когда злишься.

Она опустила голову, не зная, что ещё ему сказать. В голове вместе с кровью билось только имя дочери: "Эйрин, Эйрин, Эйрин". Искусанные губы уже кровоточили.

Орден отвернулся – в дверном проёме шевельнулась его тень – и вполголоса он бросил несколько слов кому-то в сторону.

– Вставай, – сказал он, как будто бы улыбаясь. Этель подняла голову, прищурилась: он и правда улыбался. – И причешись, что ли, мне за тебя весьма стыдно. У тебя будут гости.

Эйрин бежала в темноте, лишь по памяти и чистой удаче не натыкаясь на стены. Она бежала по лестницам вверх, а ступени лестниц давно раскрошились, перила рухнули. В восточном крыле погасло белое пламя. Тот шар, что она взяла с собой, разлетелся тысячей искр в первой же галерее. Там со стен спускались до самого пола сухие плети ползучих растений.

Она тяжело дышала, глотала вековую пыль восточного крыла, и на пролёте четвёртого этажа остановилась, чтобы хоть немного успокоить бешено колотящееся сердце. Сколько прошло времени? Кажется, вечность. Да, вечность назад она вышла в сад и, сощурившись от яркого света огненных шаров, различила то, что заставило её вовсе не по-императорски броситься на балюстраду старой башни. Кажется, её называли Тайнисской. К демонам, последние полвека её вообще никто никак не называл.

Башня почти рухнула, до неё можно было добраться только крутыми чёрными лестницами – остальные стояли заваленными или разрушенными. Остатки развороченной каменной кладки по-волчьи скалились на небо. Оставался все один лестничный пролёт, но его Эйрин уже преодолевала с трудом, опираясь на поросшую мхом стену.

В лицо дунуло холодным ветром, и плечи под кружевной накидкой тут же продрогли. Сюда не доходил свет огненных шаров из сада, но глаза, привыкшие к темноте, всё же различили фигуру у самого края балюстрады.

– Эй! Стойте! – позвала Эйрин, пытаясь перекричать вой ветра в собственных ушах. Ветер ожесточённо трепал её волосы. – Подождите!

Демоны побери, она понятия не имела, что говорить в таких случаях.

– Теро! – Замёрзшие губы сами отказались называть "лорд консул" того несчастного, что стоял сейчас у самого края башни. Почти все пузатые столбики ограждения раскрошились, кое-где ещё попадались целые – за них Эйрин и цеплялась, пока шла к нему.

Он наконец обернулся. В полумраке Эйрин различила бледный овал его лица.

– Не нужно. Вы что, с ума сошли, да? – Она едва устояла, схватившись за останки перил. Вечерний дождь и мороз, ударивший ночью, сделали своё дело: площадка наверху башни покрылась тонкой плёночкой льда. – Уйдите от края немедленно. Там внизу плац для тренировок, вам же потом ни один целитель костей не соберёт.

Теро молча смотрел вниз, в непроглядную темноту. Он был одет точно так же, как и вечером, во время ритуала. Даже меч остался на поясе. Как будто Теро полночи бродил по замку, а в довершение прогулки решил забраться на рухнувшую башню.

"А ведь он даже не ложился", – догадалась Эйрин.

Ей самой спалось отвратительно. Сначала казалось: она так устала, что должна была заснуть, как только голова коснулась подушки, но в темноте закрытых век мельтешили пугающие тени. От любого скрипа или шороха Эйрин принималась вглядываться в кромешную темноту спальни. Сна не было ни в одном глазу. И помаявшись так, она решила прогуляться и подышать свежим воздухом.

Эйрин бродила по освещённым ярким белым светом аллеям, натыкалась то на один, то на другой патруль, и от этого становилось спокойнее. Пока она зачем-то не решила взглянуть на старую башню восточного крыла.

– Всё, с меня хватит, – рвано выдохнул Теро и шагнул так близко к краю, что у Эйрин ёкнуло сердце. – Это уже перешло все границы. Я больше так не могу.

– Так нельзя. Давайте пойдём вниз, поговорим. Мы что-нибудь обязательно придумаем! – Эйрин плохо слышала свой голос в завываниях ветра и боялась сдвинуться с места. Балюстрада казалась покатой, а ночь разевала пасть совсем рядом. Белое пламя на главной аллее теперь едва теплилось – далеко слева. Кого звать? Разве услышат?

– Она всё равно убьёт меня, рано или поздно, – произнёс Теро. Нервно выпрямившись, он стоял на самом краю балкона, и ветер целовал острый нос сапога, чуть выставленный над пропастью. – А я не хочу доставлять ей такого удовольствия.

Эйрин молчала, не в силах больше ничего сказать, прижималась к столбику, который раньше поддерживал перила, и понимала, что дрожит. Что окончательно онемели от холода пальцы и губы. Что даже если она дотянется до Теро и схватит его за руку, то всё равно не оттащит. Скорее он потащит её за собой.

Что ещё немного, и от напряжения, которое преследует её все последние дни, она разрыдается.

– Ну подождите! Давайте уйдём отсюда. Я замёрзла.

– Уходи, – выдохнул Теро. А может быть, это прошептал ветер.

– Теро!..

Она почувствовала огромное облегчение, когда сквозь шум ветра различила шаги на лестнице. Кто-то бежал так же быстро, как десяток вздохов назад бежала она. Кто-то увидел их на башне!

От сердца тут же отлегло. Эйрин подумала, что их спасать бежит один из патрулей – наверняка же хоть кто-то заметил, как исчезла из сада императрица.

Эйрин с надеждой обернулась в сторону лестницы, а там уже вырисовывалась мощная приземистая фигура – генерал. Над его плечом парила маленькая рыжая искра – как он пронёс её в восточное крыло? Эйрин лишь мельком отметила это и тут же забыла.

В руках Маартен держал что-то белое, чем и размахивал, шагая к Эйрин и Теро по льду, как по тренировочному плацу – без малейшей опаски.

– Теро, демоны побери, что ты здесь вытворяешь? Что ты творишь тут, я тебя спрашиваю?

Эйрин различила чернильные закорючки на белом листе, хоть его и трепало от ветра.

"Предсмертная записка", – поняла она, и в груди снова стало тоскливо и холодно.

Генерал только на мгновение обернулся к Эйрин,

– Ты тут? А ну-ка брысь отсюда!

И ей почудились тёмные круги под его глазами.

Теро обернулся. Он стоял, такой же прямой и бледный, только теперь созерцал не кромешную темноту в подножия башни, а глаза Маартена. Эйрин не знала, что он там рассмотрел, но вдруг грустно улыбнулся.

– Ты мне больше не поможешь.

В бледном оранжевом свете что-то блеснуло – Эйрин успела рассмотреть только короткое лезвие, появившееся в руках Теро. "Беги, беги, беги", – умолял разум, но она не могла и шевельнуться. Маартен захрипел, хватаясь за бок.

– Ну вот и всё, друг, – сказал Теро, хватая его за отвороты кителя. Мускулы на руках лорда консула напряглись и проступили под тонкой тканью рубашки.

Эйрин увидела глаза генерала – бессмысленно вращающиеся зрачки, – и в следующее мгновение Теро толкнул его к краю балюстрады. Она зажмурилась – вот и всё, что смогла сделать императрица, судорожно сжимающая пальцы на остатках перил.

– Ну а ты…

Эйрин открыла глаза: Теро стоял теперь в шаге от неё, всё ещё сжимая в руках окровавленный кинжал. Рыжая искра горела за его спиной, озаряя остриженные по плечи волосы лорда консула почти священным светом.

Он усмехнулся и швырнул кинжал прочь, в темноту. Эйрин не услышала звона – наверное, кинжал полетел на плац, следом за генералом. А может, в заброшенную часть сада, где навсегда потеряется под переплетёнными ползучими стеблями ночных лилий.

– Завтра пойдёшь на эшафот. За убийство Маартена.

Он схватил её за шиворот, не разбирая – платье, волосы. Пальцы Теро были ледяными, но Эйрин не кричала даже от боли. Она хватала ртом такой же ледяной воздух, хватала и никак не могла вдохнуть. Снежинки не таяли на её ресницах.

Пока он волок её вниз по лестнице, пока галереи отзывались на их шаги долгим эхо, Эйрин даже не стонала. Она чувствовала, как слёзы катятся по лицу, и ничего не сумела с этим поделать. Всё тело сковывало предательское оцепенение, она только и могла, что едва-едва переставлять ноги.

– Я же говорил тебе уходить, – шипел Теро раздражённо. О нет, он не был спокоен. Эйрин видела, как бьётся на его шее нервная жилка. Чувствовала, как подрагивают от напряжения его руки. – Катилась бы ты из замка подобру-поздорову. Так нет же. Нет!

Эйрин не помнила, что шептала, отчаянно призывая мир к разговору. Но мир не отзывался. Он был глух и нем. Или будто давно уже умер, и замёрзшую мертвечину припорошило белым первым снегом.

Этель вернули платье. Она долго рассматривала его: чёрное, из дорогой ткани, и застёжки под самое горло. Бриллиантовые пуговицы. Она помнила, что во время стычки в Малтиле одна пуговица отскочила с манжеты, но сейчас и она была на месте.

Она прислушалась: не посмеивается ли Орден, стоя за дверью. Но было тихо. Этель дёрнула завязки у горла ночной рубашки. Белый шёлк сам собой сполз к щиколоткам.

Через несколько вздохов в дверь постучались.

– Эй, ты там ещё жива? – Орден приоткрыл дверь, но самую малость, хоть Этель уже была одета и теперь собирала волосы, стоя перед небольшим мутным зеркалом. Под ним на столике она обнаружила свои старые шпильки – с бриллиантовыми головками – и одна была погнута. Этель вспомнила, как уронила её и кто-то наступил. Кажется, по дороге в подземельную камеру.

– Орден, входи, – вздохнула она.

Дверь тихо распахнулась за её спиной, скрипнули половицы. Тот, кто всё-таки вошёл, кажется, замер возле порога. Этель обернулась, и тепло внутри разлилось парным молоком.

– Моя императрица, – произнёс Аластар, чуть склоняя голову.

Её ноги сами шагнули навстречу. Захотелось взять его за руки и проверить, что настоящий, вместо этого Этель сцепила пальцы в замок.

– Я рада вас видеть. Только вот, похоже, нам предстоит неприятный разговор?

Аластар жестом предложил ей присесть. В неярком свете рыжих искр Этель показалось, что на его лбу собрались хмурые морщины. Она опустилась в кресло. Чёрное платье заставляло держать спину особенно ровно, даже когда хотелось свернуться калачиком и спрятаться ото всех. Аластар подвинул ближе стул, который нашёлся у окна и тоже присел.

– Я уже слышал всю эту историю из уст Ордена. И не буду скрывать, он хочет, чтобы я узнал причины…

– Понимаю, – оборвала его Этель. Не слишком вежливо, но ещё раз выслушивать о том, как она не хочет становиться императрицей, было уже невыносимо. – Я расскажу вам о причинах.

– Я слушаю, – отозвался Аластар. Как же она отвыкла от его голоса. В душу просилось тепло, но впускать его туда было страшно. Вдруг его опять не станет, а она больше не выдержит.

Этель вздохнула. Если у неё и правда не осталось шанса выбраться из этих подземелий, то незачем хранить свою тайну.

– Всё это началось очень давно, но год назад стало особенно заметно. – Верхняя пуговица на платье начала душить её – то ли с непривычки, то ли так казалось от волнения. Этель немного оттянула ворот у горла, но вдохнуть полной грудью всё равно не смогла. – Я стала говорить с Руаной. Как это объяснить, понятия не имею. Мне легче всего было считать, что я схожу с ума. Руана всегда являлась поболтать, когда я оставалась одна, ночью или рано утром. Все разговоры сводились к тому, какая я плохая императрица… Ладно. Дело не в том.

Она не заметила, когда успела вцепиться в подлокотник кресла, но Аластар накрыл её руку своею. Оранжевые огоньки парили в воздухе между ними, многократно отражаясь в стеклянных дверцах шкафа, в окне, штору на котором она успела одёрнуть. За ним простиралась подземная темнота и – ни движения, ни вспышки.

– Последний раз Руана появилась за день до того, как я нашла Эйрин. Я как сейчас помню. Руана тогда сказала, что Эйрин меня не ищет, просто не хочет искать. Что она сама собирается стать императрицей. Я отпиралась. В общем, разговор закончился обычным пререканием, и я бы забыла о нём. Тем более что сама Эйрин сказала, что просто утратила силу времени.

Изо всех сил сжимая подлокотник, Этель с трудом вдохнула. Показалось – она вот-вот задохнётся, воздух просто не пройдёт в горло. Аластар её не торопил. Немного помолчав в ночной темноте, Этель поняла, что может продолжать.

– Как бы ни так. Когда Эйрин сбежала, она оставила мне записку. Она написала… не важно. Она просто сказала, что не искала меня, потому что я бы ей только мешала. Я ей и правда чуть было не помешала. – Она сделала усилие, чтобы улыбнуться, но в стёклянных дверцах шкафа заметила своё отражение – лицо, больше похожее на маску боли. – Вы понимаете? Я не смогла бы предположить, что моя дочь так поступит. Да, Эйрин не подарок. И сейчас я пытаюсь объяснить себе её поступок, но тогда, до нашей встречи, мне бы и мысль такая в голову не пришла.

Она замолчала, глядя на собеседника. Аластар сидел, низко склонив голову, так что выражения его лица Этель не рассмотрела. Снова сделалось трудно дышать. Пока она глотала ртом воздух, он что-то обдумывал, рассматривая ковёр под ногами.

– Я бы с радостью признала, что я сошла с ума, – произнесла Этель и сама удивилась, как легко у неё получились эти слова. – Но Руана существует. Она не жива и не умерла до конца.

Опять повисло молчание. Этель переводила дыхание, как будто бежала, бежала и бежала, но за спиной всё ещё висел призрачный силуэт мёртвой бабки.

– С тех пор мы с Руаной больше не разговаривали. Она исчезла. Но я, кажется, знаю, куда. Эйрин много рассказывала мне, что её призвал мир, что он ей говорит, как и куда ведёт. Но тогда я даже не догадалась. Думала, Эйрин просто преувеличивает. Аластар, мир призывал и меня тоже, и моего отца, я знаю, как это происходит. Мир никому ничего не говорит. Просто в один момент ты понимаешь, что теперь отвечаешь за него. Аластар, вы слышите? Это Руана разговаривала с моей дочерью. А все те декорации, вроде распускающихся цветов, – всего лишь красивая картинка, которую Руана же создала для нас.

Он шумно выдохнул и поднял голову. Этель стало бы гораздо легче, если бы он усмехался в своей обычной манере, и выражение лица, к которому она так привыкла, говорило бы: "Эх ты, маленькая глупая императрица. До чего же ты доведёшь страну". Но Аластар был на редкость серьёзен.

– И вы не хотите возвращаться в замок, потому что…

– Потому что Руана ждёт меня там. Всё это время она меня ждёт. Я не знаю, чего от ней ожидать.

Аластар ничего не ответил – только снова опустил голову и сжал руку Этель, к которой до этого лишь едва ощутимо прикасался.

– Почему об этом не стоит знать Ордену?

Этель покачала головой.

– Стоит – не стоит. Я не знаю, как сработает на этот раз его изощрённое воображение. Вдруг ему станет интересно посмотреть, что из всего этого получится. Но, видимо, мне придётся принять его условия. Сидеть тут и ждать, что случится с Эйрин, в любом случае хуже. Вы не верите мне?

Она поймала отстранённый взгляд Аластара.

– Верю. Я знаю, что Руана осталась в замке после смерти.

Этель не выдержала и отвернулась.

– А я всегда хотела верить, что старые легенды преувеличивают.

Сколько она себя помнила, о Руане было принято молчать. Не то чтобы её имя вызывало запредельный ужас, но добавляло холодного сквозняка в самую солнечную комнату. Этель всегда казалось, что памяти о Руане стыдились – так отправляют капризного ребёнка поиграть в дальнюю комнату, чтобы не мешал гостям.

Этель порывисто поднялась и прошла к окну. Она хотела глотнуть прохладного воздуха, но забыла, что рамы накрепко заперли.

– Но зачем Руане Эйрин, вы понимаете? – Она сама себе напоминала городскую сумасшедшую – но такое долгое молчание от невозможности откровенно поговорить могло бы свести с ума кого угодно. – Я тоже думала над этим. Выходит, она нужна только затем, чтобы заманить в замок меня. Если бы Руане был нужен кто угодно, она бы уже сделала, что задумала, да? Но что она вообще может задумать? Она же давно умерла.

Этель прикусила губу, чтобы замолчать, и почувствовала на своих предплечьях руки Аластара.

– Прошу вас, не надо так.

Она с силой потёрла переносицу, потом – уголки глаз. В темноте закрытых век поплыли белёсые круги, но мысли яснее не стали.

– Аластар, чего она может желать?

Пока Этель моргала и трясла головой, чтобы сбросить с себя ощущение тумана, он молчал. В стекле парили отражения рыжих огоньков, как близкие звёзды.

– Мести? – предположил наконец Аластар.

– Ну да, возможно. К тому же мой дед и убил Руану. Но почему тогда она ничего не сделала Эйрин? Ведь, если так подумать, Эйрин – тоже потомок Эртерига. Но Руана просто заманила её в замок и всё. А знаете, что беспокоит меня больше всего?

Этель обернулась. Сюда оранжевый свет почти не доходил, и она различила только очертания собеседника и отблески огоньков в его глазах. От Аластара пахло ранней осенью и сухими травами в степях.

– Мир по-прежнему умирает. Руана не может не чувствовать этого. И поэтому, думаю, скоро она предпримет решительные действия.

Она много говорила в эту ночь, и во рту успело пересохнуть. Этель снова отвернулась к окну. Она почувствовала, как пальцы Аластара шевельнулись на её предплечьях, но не отпустили, а только перебрались повыше.

– Значит, у нас нет другого выбора, как только идти в замок, – произнёс он негромко. – Нужно только всё обдумать.

…Орден выглядел отстранённым. Он пощипывал себя за подбородок и смотрел мимо. За прошедшую ночь Этель изрядно вымоталась, но ощущение неподвижного мёртвого взгляда между лопатками не давало закрыть глаза. «Доброе утро», – так сказал Орден, и она поняла, что уже утро.

– А я и поабыл о ней. Уже позабыл. – Он пожал плечами, словно удивился собственной безответственности.

Аластар, сидевший в соседнем кресле, постукивал пальцами по мягкому подлокотнику. Никаких звуков – и на мгновение Этель показалось, что она оглохла. Тут в коридоре, за закрытой дверью зазвучали шаги, вдалеке – голоса, и наваждение схлынуло.

– Тогда придётся слегка изменить наши планы. – Орден осуждающе покачал головой.

Блестящий скорпион на его рубашке таращил бессмысленные изумрудные глаза в пространство.

– Ты можешь что-то сделать с Руаной? – задала Этель тот вопрос, который мучил её сейчас больше всего.

Орден бросил на неё быстрый взгляд и хмыкнул. Полутёмный потолок его интересовал гораздо больше, чем лицо Этель.

– Я? Я тебе что, лекарство от всех болезней? Почему я обязан ей что-то делать? Потом, Руана меня никогда не любила, так что я не стану с ней связываться. – Орден сложил пальцы под подбородком – куполом – и загадочно улыбнулся. – А вот ты ей нравишься.

– С чего ты это взял? – хмуро откликнулась Этель.

У неё до сих пор было сухо во рту, хоть за завтраком она и выпила столько воды, сколько смогла. Орден помолчал, и в молчании огненный шар у его плеча осыпался белыми искрами на пол. Полумрак вокруг был неприятным. Комнату как будто специально прятали от Этель, так что она видела только три их кресла, стоящие кругом и три колонны, уходящие в темноту сводов.

– Я ничего не брал. Ты забыла, как бегала по замку и жаловалась, что Руана смотрит на тебя, когда ты спишь. Много было случаев. Так что я уверен, она тебя к себе требует, никак иначе.