Текст книги "Последнее дело императрицы (СИ)"

Автор книги: Мария Чурсина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Чурсина Мария Александровна

Последнее дело императрицы

Пролог

По дороге шёл маг. С его волос капала дождевая вода, струями стекала за шиворот. Под полой плаща покачивались при каждом шаге и демонстрировали конец ножны. Маг смотрел только под ноги. На улицах провинциального городка, что на самом краю бывшей империи, темнело быстро, будто кто-то набрасывал чёрное покрывало на дома. Раз – и наступила ночь.

Раньше по улицам ходили без оружия, не оборачиваясь нервно при каждом шорохе. Кажется, раньше всё было совсем по-другому.

Воспоминания-воспоминания – никуда от них не деться…

Этель заставила себя отвернуться от окна и возвратилась к бумагам. В неярком свете желтоватого пламени ей приходилось щуриться, чтобы рассмотреть цифры в графах. Солнечное перо писало плохо – скребло по бумаге, оставляя длинные вмятины и царапины. Утомившись, Этель просто смотрела, как падают искорки на стол и тут же гаснут, умирают, оставляя за собой только чёрные точки на старом дереве.

– Задёрни штору! Нечего всему городу нам в окна таращиться. – Мимо её стола, тяжело наступая на покалеченную ногу, прошёл Олав, сел за кухонной стойкой и подтянул к себе кристалл. – Послушаем, что в мире творится.

Этель отложила солнечное перо. Она не любила слушать новости, но вечерний ритуал был делом привычным. Новости, потом тихие, вполголоса, рассуждения о том, куда катится страна, потом короткое обсуждение прошедшего дня, и всё, дело сделано. Можно отправляться наверх, спать.

Иногда Этель думала, что если в этом распорядке сломается хоть что-то, она сойдёт с ума от ужаса. В привычном "задёрни штору" слышалось нечто такое же важное, как восход солнца по утрам. Впрочем, какое может быть солнце в непроглядных от осенних туч сумерках над провинциальным городишком?

Олав качал головой.

– Ай-ай-ай. Слышишь? Никак мирный договор с Мааром не могут подписать. Чего тянут, спрашивается?

Этель не прислушивалась к словам повествователя, мягко льющиеся из кристалла, но кивала – со всем, мол, согласна – и прикрывала ладонью уставшие глаза.

– По улицам уже ходить страшно. Бандиты, одни бандиты, – возмущался Олав, выслушав рассказ об очередном ограблении. – Куда они там, в столице, вообще смотрят?

Когда сумерки за окном стали синими, в кухню вошла Джерд. Она бухнула на стол перед Этель кружку, исходящую паром, и села рядом с мужем – отдохнуть от дневных забот. Новости она слушала лишь вполуха, а больше думала о своём, глядя в тёмный угол кухни.

– Пей. – Нахмурившись, она обернулась к Этель и для солидности погрозила ей пальцем. – Осень. Сырость такая началась. Совсем расхвораешься и помрёшь.

Та махнула в ответ рукой, но, как будто в подтверждение словам хозяйки, тут же зашлась тяжёлым кашлем и склонилась к столу от рези в груди. Олав оторвался от кристалла и задумчиво посмотрел на помощницу, словно знал, что должен научить её жить, но как именно – всё не мог придумать.

– Ты б к целителю сходила. У тебя, может, денег не хватает?

– Хватает. – Тяжело вздыхая, Этель слушала, как в груди что-то хрипит, и комкала в руках платок. – Схожу.

Это – она знала – вернейший способ отделаться от всеобщего внимания. Олав удовлетворённо кивнул и снова повернулся к кристаллу.

– Ну ты гляди, что творят! Ты гляди… В Арджане цены на зерно как подняли! И ничего им не сделается. При императрице такого не было.

Тут же понимая, что сболтнул лишнего, он опасливо оглянулся через плечо, как будто в сумраке у дверей мог прятаться шпион. Никого, конечно, не было, но Олав всё же прикрыл рот рукой – во избежание. И замолк.

Молчал он долго, сумерки за окном успели перерасти в ночную темноту. Этель вглядывалась в них, как будто ждала случайного гостя или старого знакомого, который обязательно выйдет из темноты в лужицу света под одним из жёлтых огненных шаров. Обязательно стукнет костяшками пальцев в дверь старой гостиницы. Но на дороге было пусто, только дождь хлестал по деревянным ступеням.

Она бездумно перебирала разбросанные по столу бумаги и прислушивалась к голосу повествователя. Из окна дуло ночным холодом, да и без того в кухне было нежарко, несмотря на разогретую за день печь.

Этель давно привыкла к своему новому имени и уже не вздрагивала, когда при ней говорили об императрице. Она для всех и была такой – странноватой женщиной, бежавшей из столицы после того, как грянул переворот, потерявшей в огне восстаний всех родных, кроме, разве что, тётки из далёкой провинции. Этель прижилась помощницей хозяина гостиницы в туманном южном Лайозе, где по утрам пахло морем, а вечерами темнота накатывала, как чёрное покрывало.

И даже сама она уже очень редко вспоминала, что когда-то её звали Орлана, но чаще всего к ней обращались "ваше императорское величество", почтительно склоняя голову в знак приветствия.

Глава 1. Пожар на холме

Этель уже дремала, положив голову на скрещенные руки. Она не любила уходить наверх первая, поэтому всегда дожидалась, когда спать отправятся Олав и Джерд, потом обходила гостиницу, проверяя, все ли двери и окна закрыты, гасила уже изрядно оплывшие огненные шары. Ещё на несколько мгновений она задерживалась у двери, как будто ожидая, что в неё всё-таки постучит запоздалый путник.

– Этим утром глава касты хаоса, лорд Сайоран, был найден мёртвым в своей резиденции в Морейне.

Услышав знакомое до боли имя, она тут же проснулась. Тряхнула головой и поднялась на ноги.

– Где-где? – Она подошла и опёрлась руками о кухонную стойку, боясь упустить ещё хоть одно слово.

Олав предупреждающе поднял руку.

– Ни у кого нет сомнений, – продолжил повествователь, – что его убили. Раскрылись страшные подробности: лорда Хаоса отправил в мир Ничто тот, кто имел с ним личные счёты. На стене покоев его же кровью написали: "Вы ответите за то, что совершили". Стражи порядка отказываются обнародовать свои подозрения, но всем ясно, что ничего хорошего ждать не приходится.

Этель ощутила, как холодок подкрадывается к кончикам пальцев. Она ясно, как будто сама была там, увидела красные буквы на белых шёлковых драпировках – Сайоран любил именно такие – и текущие вниз капли, и его самого, бледного и темноволосого, оскалившегося в предсмертной гримасе.

– Где его нашли? – ещё раз повторила Этель, понизив голос почти до шёпота.

Повествователь ушёл в рассуждения о том, что при нынешней-то политической обстановке убийство такого важного мага, как Сайоран, может повлечь за собой какие угодно ужасные последствия. Олав сморщился и махнул рукой.

– В Альмарейне вроде. А, нет, в Морейне. Всё, уже резать друг друга начали. – Он поднялся, держась за колено покалеченной ноги, с трудом разогнул её и заковылял к лестнице. – Говорил я, говорил. Спаси нас всех Вселенский Разум. А, тьфу…

Он стукнул кулаком по перилам и, сжав губы, стал подниматься. Вселенского Разума тоже давно не было. Так же, как императрицы. Не было даже Храма в центре Альмарейна, и ветер уже успел развеять чёрную пыль, оставшуюся на руинах.

Этель, не шевелясь, стояла над кристаллом. Голос повествователя давно стих, и Джерд расхаживала по кухне, смахивая тряпкой со стола невидимые пылинки, и гремела посудой, разложенной для просушки на широком подоконнике.

– Давай спать, – вздохнула она, вытирая руки о большой красный фартук. – Поздно. Дождь опять зарядил, что ли…

В наступившей тишине стал отчётливо слышен шорох капель, бьющихся о стекло. Джерд отвернулась от окна и следом за мужем пошла наверх. Скрипучие ступеньки под её ногами рассказали жалостливую историю и затихли.

Единственный оставшийся в комнате огненный шар всё ещё теплился у окна, а кристалл светился бледно-лиловым. Его надо было убрать в шкаф и запереть там. Кристаллы – вещь дорогая, а бандитов и воров на окраинах страны развелось предостаточно. Но Этель, тысячу раз уже подумав об этом, так и не сдвинулась с места. Она закрывала глаза, и мысли её плавно перетекали в другое русло.

"Нужно идти в Морейн. Неужели это… Нет, всё потом, потом. Нужно идти".

Голубой прозрачный камень в одном перстне. В другом – мутно-чёрный, как вода в глубоком омуте. Невесомые кружева у ворота камзола, тоже бледно-голубые, цвета прозрачных детских глаз. Вышивка серебристыми нитями по багровому бархату мантии. Гладко зачёсанные назад волосы. Всё как будто говорило: смотри.

Орлана смотрела на него, сцепив пальцы у талии. Сайоран склонился в глубоком поклоне, совершенно не обязательном: он как будто бы желал смягчить предстоящий разговор. Но Орлана не пригласила его ни в приёмную, ни даже на стеклянную террасу, хоть ветер в саду был уже не по-летнему свежим. Она сама ощущала, как крадётся по вычищенным дорожкам сада холодок – к самому её подолу.

– Лорд, я хочу услышать, как всё произошло.

Сайоран одёрнул мантию, которую опрометчиво поленился сколоть брошью, и теперь от ветра она норовила соскользнуть с плеч. Шуршали, осыпаясь на землю, листья вечноосенних деревьев. Он нервно оборачивался, будто боялся, что их разговор могут подслушать. Будто в их разговоре было, что подслушивать.

Когда он оборачивался, Орлана видела изящный юношеский профиль, и сердце леденело: так сильно он был похож на свою сестру.

– Она умерла во сне, ваше величество. Утром её нашли в постели мёртвой. – Он кашлянул в кулак, словно прочищая горло, но Орлана сделала вид, что не поняла намёка.

Она не собиралась приглашать Сайорана в замок, не хотела даже случайно показать ему, что он может занять место Ишханди не только во главе касты Хаоса, но ещё и в императорской семье. Пусть не думает, что Орлана примет его с распростёртыми объятьями только потому, что его сестра была её мачехой.

– Почему мне сообщили так поздно? Почему вы даже не пригласили моего целителя, чтобы узнать причину смерти? – холодно поинтересовалась она, сцепляя пальцы ещё сильнее.

Подол чёрного платья трепал ветер, и лилии давно попрятались под широкими листьями, как будто даже они боялись гнева императрицы.

Орлана надела траур, а вот Сайоран то ли не успел, то ли не хотел отказаться от голубых кружев.

– Видите ли, причина и так всем ясна, к тому же по традициям нашей касты…

– Я хорошо осведомлена о традициях вашей касты, – оборвала его Орлана. – И в чём же причина?

Она выделила голосом последнее слово, чувствуя, как дрожат, презрительно изгибаясь, уголки губ. Потому что не было у него никаких причин скрывать смерть сестры кроме одной: он сам её убил. Убил, убил – Орлана была более чем уверена в этом. Она читала это в прозрачно-голубых глазах Сайорана, в изломе его губ и даже в том, как звенели от ветра драгоценные подвески, украшавшие его камзол.

– Уже давно она страдала болезнью сердца, и так произошло, что в эту ночь не оказалось никого рядом.

– Лорд, прекратите рассказывать мне небылицы. – Орлана раздражённо тряхнула головой. – Я прекрасно знала Ишханди. У неё было всё в порядке с сердцем.

Он почтительно склонился, снова заставляя подвески звенеть, и Орлана уже не знала, то ли ветер шумит сухими листьями, то ли колышет мантию нового главы касты, и она шуршит о камни, которыми выложена тропинка.

– Видите ли, ваше величество, моя сестра не особенно любила рассказывать о своих слабостях. Думаю, она просто не хотела вас волновать.

И всё было бы просто, если бы Орлана знала, зачем Сайорану убивать Ишханди. Из-за власти? Какие глупости, помилуй Вселенский Разум.

Когда полгода назад Ишханди объявила о том, что оставляет свой пост и всю власть отдаёт младшему брату, Орлана восприняла её заявление как должное. В конце концов, она всегда знала, что этот момент настанет. И в залу советов впервые вошёл Сайоран – юношеское лицо и хватка взрослого интригана.

Тогда зачем? Ведь не просто так он, не сообщив никому, отдал распоряжение похоронить Ишханди, и только к вечеру, когда слухи уже не могли не дойти до замка, Орлана узнала обо всём. А в касте Хаоса было принято сжигать своих мёртвых.

– Если вы рассчитываете скрыть от меня что-то, лорд… – Орлана сузила глаза, – уверяю вас, маги и поумнее пытались. Так что будет сложно. Вы можете идти.

Она кивнула, изображая вежливость, и, развернувшись на каблуках, пошла к замку. С серого неба брызнул мелкий дождь. Орлана почти слышала, как Сайоран скрипит зубами за её спиной.

Перекинув через плечо дорожную сумку, Этель спустилась в нижний зал гостиницы, где Олав ещё до пробуждения жены успел растолкать старшую дочку и надавать ей поручений на целый день. Серое утро за запотевшими окнами подметало дороги ветром.

Этель сложила руки на стойке и, пользуясь тем, что в большой зал как раз спустились двое постояльцев, а значит, Олав долго её расспрашивать не сможет, заявила:

– Мне нужен отпуск.

Он поднял на Этель взгляд, полный серого провинциального утра, а, шевеля губами, подсчитывал то, что начал подсчитывать ещё до её прихода.

– Куда собралась? – насупился он, досчитав.

Дорожный плащ и сумка, переброшенная через плечо, не оставляли сомнений, что Этель собралась далеко и даже дальше, чем могла её завести не до конца разрушенная система порталов.

– В Кэден, – отозвалась Этель, даже не моргнув. – Ночью узнала, что заболела моя тётя. Нужно пойти.

Такая легенда не должна была вызвать подозрений. Этель регулярно брала отпуск, чтобы… навестить старую тётушку. Куда же она шла на самом деле, никто не рвался проверять. Правда, раньше она всегда уходила из города летом, когда кашель мучил поменьше, а дороги не превращались в грязное месиво.

– А-а, – протянул Олав недоверчиво и замолчал, записывая цифры на клочке бумаги. Этель спокойно ждала, потому что знала: он не просто пишет, опасаясь забыть цену на масло и сметану, он придумывает повод отказать ей. Его пальцы с коротко обкорнанными ногтями побарабанили по стойке. – А что там с…

– Вчера я всё доделала.

– Ладно! – Он махнул рукой, морщась, как будто хлебнул хршасского вина. – Иди уже.

Не дожидаясь, пока из нижнего мира полезут демоны, а хозяин передумает, Этель зашагала к двери. По дороге она надела на голову капюшон и поплотнее застегнула плащ. Косой дождь опять зашёлся в истерике, барабаня по расплывшейся грунтовой дороге.

– Вернёшься – сама с налогами будешь разбираться, – крикнул ей вслед Олав и тише, так, что она едва различила за скрипом половиц, добавил: – и куда её несёт в такую сырость?

Он не мог – Этель знала – жить с мыслью, что она уходила, а он даже не придумал ей задания. Она кивнула в ответ и вышла, плотно захлопнув тяжёлую дверь. Если не захлопнуть её, по полу обязательно побегут сквозняки, и искалеченная нога Олава будет ныть до самого вечера. Не поможет даже лекарственная примочка, купленная у местного целителя за большие деньги.

Придерживая край капюшона, чтобы его не сдуло ветром, Этель направилась вправо, туда, где улица, уходящая к центру городка, была вымощена камнем. Точнее сказать, к порталу. Этот был одним из немногих, чудом уцелелевших здесь после переворота в Альмарейне, а Этель много путешествовала по стране и знала.

Она уже почти не боялась быть узнанной, по крайней мере, здесь. В столицу Этель соваться не рисковала, да и вообще стражей порядка обходила стороной.

Два года назад ей казалось, каждый прохожий узнает императрицу, а тот, кто не обратит внимания в первую секунду, во вторую сравнит её профиль с профилем на золотой или серебряной монетке. Но оказалось, что никому нет дела до сбежавшей императрицы, а торговцы сначала неохотно принимали манталатские деньги, а потом перестали принимать и вовсе.

Она снова закашлялась, зажмуриваясь от режущей боли в груди. Боль осталась напоминанием о событиях той далёкой зимы, когда свергнутая императрица трое суток просидела в каменном застенке в подземелье замка и за всё то время к ней пришли только раз.

Шагов она не слышала. Орлана сидела, привалившись спиной к стене, и пыталась заснуть, если сном можно было назвать сумрачные видения из обрывков картинок и резких окриков. Только хлопнула дверь, она открыла глаза и тут же зажмурилась снова. Даже обычный свет огненных шаров с непривычки показался ярче солнечной вспышки.

Когда глаза попривыкли к нему, солдаты уже вошли в камеру. Их было трое, все не в форме имперских воинов, а кто в чём. Солдаты революции, похожие на бандитов с большой дороги. Орлана поднялась, держась за стену. Со связанными спереди руками это оказалось неудобно. И кашель колотил всё чаще, она сжимала губы, но он всё равно прорывался наружу.

Они всё-таки боялись её, да. Ещё как боялись. Видно помнили, как в день пленения она одним заклинанием заставила их командира побледнеть до синевы. Кто-то случайно задел голову его, мёртвого, сапогом, и звук вышел, будто пнули пустую тыкву. Теперь они боялись развязывать ей руки.

– Это вам за Аластара, – сказала она тогда и рассмеялась, сея смятение. Никто не знал, что она кусала губы, чтобы не разрыдаться от беспомощности. А сама Орлана не знала, что будет бить связанными руками по холодной и сырой стене камены, понимая, что за Аластара она отомстила, а времени отомстить за мужа и сына у неё уже не будет.

Дураки. Они не знали, что у неё больше нет ни времени, ни сил.

– Вперёд, – сказал кто-то из её конвоиров, а может, это взвыл подвальный сквозняк.

Отсыревшее платье ни капли не грело, и Орлану била дрожь. Каждый раз, когда она просыпалась в камере, она думала, когда же всё тепло выйдет из неё вместе с жизнью. А тепло всё не выходило.

Теперь, когда они шагали по коридору к лестнице, она спотыкалась – не слушались ватные ноги, болели от света глаза, но в голове было ясно. Она уже знала, что скажет новоявленному правителю Манталата и как будет на него смотреть. Если, конечно, её к нему допустят.

Галереи замка были украшены к празднику: гирлянды цветов даже здесь и сладкие ароматы из кухни. На секунду ей стало любопытно, что же творится в главных залах. Кто приглашён на торжество. Какие речи будут звучать под сводами замка вечером. Подол платья, выпачканный в крови и пыли, мёл по начищенному до блеска полу.

Орлана не ошиблась: её привели для того единственного разговора, для которого и оставили в живых. А не то быть бы ей закопанной возле леса, как раз на краю крестьянских полей, где рыхлую землю только чуть сковало морозом.

Двое из троих её конвоиров вошли следом, и портал захлопнулся. Свою приёмную императрица не узнала: выцветшие стены как будто собирались рухнуть, посредине стоял только стол и два разномастных стула, притащенных с кухни, – друг напротив друга. Комната ничуть не изменилась, даже почувствовав приход гостей, как будто всю её магию вымели метлой. Раз – и не было никакой магии.

– Приветствую, – сказал тот, кто вышел из кабинета императрицы.

Новенькая военная форма, алая, с золотой лентой через грудь, выставленный на всеобщее обозрение рубиновый орден – Орлана сразу поняла, с кем будет иметь дело.

– Ну, здравствуй. – Не дожидаясь приглашения, она опустилась на стул. Подвели ноги – их сводило тягучей болью. Грязная прядь волос падала на самые глаза, но Орлана даже не попыталась её сбросить. – Пусть мне развяжут руки.

Теро посмотрел на неё, изучающе склонив голову. Орлана улыбнулась, как смогла – одним уголком губ.

– Если ты думаешь, что я собираюсь тебя убить, то успокойся. Это бессмысленно.

Из кабинета вышел Сайоран – медленно, вот уж кто знал толк в подчёркнуто-аристократичных движениях. Вышел и остановился в углу, как призрак.

– Развяжите ей руки, – милостиво кивнул он солдатам.

Те выполнили приказ – нож нечаянно чиркнул по коже запястий, но Орлана даже не почувствовала боли. Она принялась растирать онемевшие пальцы и случайно размазала кровь.

Теро присел на соседний стул, прочищая горло, как будто собирался произнести речь. В этом-то он был асом.

– Знаете, я подумал, что мы сможем договориться по-хорошему, – произнёс он, как будто бы и не выкрикивал ей в лицо оскорбления, когда вокруг выл ветер, а их командир был уже мёртв.

С головой, как гнилая тыква.

Орлана поймала его взгляд и прищурилась. Она стукнула о край стола драгоценными пуговицами на расстёгнутых манжетах платья. Одна – Орлана знала – оторвалась, когда императрицу повалили на пол такие вот солдаты революции. Правда, сначала они перебили её охрану и прикончили начальника тайной полиции, а потом у них всё пошло как по маслу.

– Попробуй, – произнесла она и снова закашлялась. Теро вежливо ждал, когда приступ утихнет.

– Не хочу лишних трудностей. – Под её пристальным взглядом откинул назад прядь волос и поправил ворот новенького мундира – демоны побери, какой красавчик. – Я вот что предлагаю: вы подпишете отречение от престола, и разойдёмся друзьями.

– Я подпишу, – легко согласилась Орлана.

Теро изобразил свою коронную улыбку. Он, конечно, не хотел растягивать удовольствие от общения с императрицей. Его ждали куда более интересные занятия, ведь нужно было праздновать победу. Но за спиной стоял Сайоран и смотрел ему в спину.

– Что ж… так сразу? Я приготовился к полемике.

– Какая разница. – Она ощутила, как опять дёргается уголок губ. Щека всё ещё ныла. Орлана не видела себя в зеркало, но подозревала, что там расплылся синяк: слишком больно было прижиматься левой щекой к стене камеры. – Я откажусь, меня ударят по лицу, и я соглашусь.

Глаза Теро стали умильными, как у щенка, который выпрашивает угощение с хозяйского стола.

– Зачем вы так? Мы не сволочи какие-нибудь. Мы…

Выразительно кашлянул Сайоран за его спиной.

– Да, я помню. Свобода, равенство, братство, – заключила Орлана.

Кровь из пореза уже не текла, наверное, в ней и крови стало слишком мало – ушла вместе с теплом.

– Только быстрее, – сказала бывшая императрица и хрипло выдохнула.

Пока Теро ходил в её кабинет за указом, уже написанным на гербованой бумаге, она ждала, склонив голову. За спиной пересмеивались вполголоса солдаты, у стены замер Сайоран. Его пальцы, унизанные кольцами, сложились перед грудью в подобие купола. Гладко причёсанные волосы лоснились.

Орлана рассматривала глубокие царапины на светлом дереве. Похоже, стол приложили обо все углы в замке, пока тащили сюда.

– Вот. – Теро ласково пододвинул указ к ней, и в поле зрения Орланы попала его кисть в алой перчатке – такие носили высшие военные чины. Подвижным пальцам было тесно в тюрьме из кожи демона, они выписывали в воздухе замысловатые фигуры.

Она подняла со стола солнечное перо. Онемевшие мышцы плохо слушались, и Орлана испачкала чернилами стол и свои руки. Теро стоял над ней, как будто всё ещё не верил, что она подпишет, и рука императрицы застыла, оставив на бумаге указа миниатюрную кляксу.

– Голова не болит, лорд консул? – поинтересовалась она, кривя губы уже просто по привычке. Только ноющая боль в щеке напоминала Орлане о том, что она ещё жива. Всё остальное тело онемело. – Охрана всю ночь под дверью моей камеры болтала, как было весело.

Теро заулыбался ей, как старой знакомой, а из угла послышался странный звук. Кажется, лорд хаоса скрипнул зубами.

– Спасибо за заботу, но нет. Здесь у вас прекрасные целители!

– А со мной-то что будет? – выдала она тяжело, словно толкнула большой камень.

– А что вы хотите? – Теро подался вперёд, словно боялся не уследить, как императрица поставит подпись.

– Хочу похоронить мужа и сына.

– Конечно, – сладко пропел он, склоняясь так, что Орлана почти ощутила его дыхание на своей макушке. Мимолётное движение – она ощутила, как Теро бросил взгляд на Сайорана. Тот качнул головой. Сжатые в ниточку губы не дрогнули.

Она не была дурой и прекрасно понимала, что никуда из подземелья её уже не выпустят, но Теро хотел петь о красивом, и Орлана пела вместе с ним.

– Когда? – Она подняла перо и удержала его между ладоней, вызвав у Теро тяжёлый вздох: он-то уже надеялся на быструю победу.

Теро зевнул, даже не пробуя прикрыться. Он откровенно скучал: общество императрицы ему надоело. Хотелось общества беззаботных юных леди, которых наверняка впечатлят алые перчатки и новенький мундир. Он скучал и выстукивал по столу незамысловатую мелодию.

Орлана смотрела в сторону. Там стена её приёмной, которая раньше могла превратиться во что угодно, подстраиваясь под желания гостей, норовила выкраситься в зелёный цвет – как в кабинете. Но магия затухала, и стена снова становилась грязно-серой.

В их мире императрица была не просто посаженной куклой, которую все привыкли слушать. Здесь сам мир выбрал её, и только мир мог низвергнуть обратно, а никак не повстанцы, возомнившими себя вершителями справедливости. У них был только один выход – заставить её подписать указ, заставить уйти по доброй воле.

По доброй, добрее не придумать.

– Так когда? – повторила Орлана, резко оборвав повисшую паузу: тишина и воображаемые смешки солдат за спиной уже действовали на нервы.

– Видите ли, ритуал уже провели. – Теро прошёлся перед ней – от стены к стене, – заложив руки за спину, изображая деловитость. Деловитость ему не шла. – Так что вам не нужно беспокоиться об этом.

– Да, вот ещё что… Мы никак не можем найти вашу дочь. Где она? – неожиданно вступил в разговор Сайоран. Орлана этого не ждала.

Она хотела бы надеяться, что лорд хаоса не заметил, как дрогнули её руки, но солнечное перо вырвалось из пальцев и полетело на пол. Раздался короткий звон, и лужица чернил растеклась у неё под ногами. Орлана бездумно отодвинулась на самый край стула.

– Ох, не беспокойтесь. Я принесу ещё одно.

Теро исчез за дверью кабинета. Когда он вернулся, Орлана произнесла твёрдым голосом:

– Она умерла.

Губы Сайорана дёрнулись.

Теро спокойно, как будто на чаепитии у друга, опустился на место напротив. Кисти в алых перчатках легли на стол, едва-едва не касаясь друг друга. Он выжидательно взглянул на Орлану – хотел подробностей или оправданий или просто решил, что если станет смотреть так выжидательно, она скажет правду.

Но она не успела придумать ни того, ни другого: портал снова открылся, и под дружные подзадоривания солдат в комнату вплыла служанка в форменном платье. На вытянутых руках она внесла фарфоровое почти прозрачное блюдце с тремя пирожными и опустила его перед Теро.

– Просили распорядиться, какие приготовить к вечеру.

Тонкой ложкой Теро поддел кремовую розу.

– Когда умерла? – Оторвавшись от прелестной служанки, он вернулся взглядом к Орлане и попробовал заглянуть ей в глаза. – Добрые маги сказали мне, что она просто ушла, чтобы э-э-э… разобраться в себе.

– Это неправда. – Орлана поморщилась, когда случайно каблуком сапога наступила на осколок солнечного пера. Стекло раскрошилось. – Я не могла сказать, что Эйрин умерла, потому и пустила слух, что она ушла.

Теро задумчиво взглянул на неё. Над ним всё стояла служанка – совсем девчонка, и ручки сложены на чистом переднике. Стояла и улыбалась.

– Она покончила с собой, – сказала Орлана, растирая сапогом оставшиеся стекляшки в пыль. Процедила сквозь зубы: – Три года назад. Если хотите, спуститесь в семейный склеп.

– Ого, – только и смог выдавить из себя Теро, отковыривая ложкой очередной кусочек крема.

– Будете проверять?

– Зачем же? – Он внимательно изучал потёки шоколада на белой глазури. Алые перчатки в свете огненных шаров поблёскивали крохотными чешуйками. От сладкого запаха на Орлану снова накатила тошнота. – Я верю. Так что, вы подписываете?

На столе лежало новое солнечное перо, и струйка чернил внутри него была полной. Чтобы отсрочить неприятный момент ещё, Орлане осталось разбить и его. Только это уже вряд ли ей простится.

– Пироженку? – снизошёл Теро, словно прочитав на её лице замешательство.

Орлана поморщилась.

– Вы не ответили на мой вопрос. Что со мной-то станет, когда я подпишу отречение? – Она отложила перо – осторожно, чтобы не покатилось, на край грамоты – и переплела пальцы. Они отозвались болью: сбитые костяшки ещё не зажили. – И я не люблю сладкое.

– Я ответил: мы разойдёмся друзьями. Какие я могу дать вам гарантии?

– Он может прямо сейчас подписать грамоту, чтобы за вами оставили какое-нибудь имение. Где хотите: в Малтиле, в Грезо, в Хршасе? – Сайоран уже откровенно смеялся – скалил зубы безо всякого стеснения.

Орлана не смотрела на него, она медленно повернула голову вправо, потом влево, потому что только-только начала отходить онемевшая шея, а когда закончила, сказала:

– Не зарывайся слишком, мальчик.

Деревья умирали. Это стало очень заметно к середине лета, когда высыхали яблони с уже завязавшимися плодами, когда сосны становились жёлтыми и хрупкими, как яичная скорлупа. Листья обрывал ветер, и в августе они устлали дороги города, как будто уже пришла осень.

Этель вспомнила, как шла по хрустящим листьям, возвращаясь в гостиницу из очередного неудачного путешествия. Этим летом, как и прошлым, у неё не получилось найти Эйрин, и в голову закрадывались самые нехорошие мысли.

Когда Теро запросто выкладывал Орлане свои планы и надежды, он и подумать не мог, что она хоть чем-нибудь из этого сможет воспользоваться. Когда он разговаривал с ней в тот единственный и последний раз, он уже похоронил её, и даже не в семейном склепе, а где-нибудь на окраине города в безымянной могиле. Чтобы подальше и повернее. Когда он разговаривал с ней, он уже вынес ей смертный приговор и организовал публичную казнь на главной площади Альмарейна.

А она тогда думала об одном: чтобы он не стал искать Эйрин. В склеп ему хода не было, дверь туда могла открыть только сама императрица, и поэтому надежда, что он проглотит обман, как голодный демон душу, жила в Этель долго. Очень долго. Но в последнее время стала угасать.

Когда Этель услышала об убийстве лорда Сайорана, она ни минуты не сомневалась в том, что это сделала её дочь. Надпись на белых шёлковых драпировках – разве не так будет мстить испуганная растерянная девчонка? Да и кому ещё было убивать этого предателя! Этель знала, что из тех, кто мог затаить злобу на лорда хаоса, больше никого не осталось в живых.

Этель вышла на площадь Лайоза, а мыслями она уже была далеко отсюда – в Морейне, и всеми правдами и неправдами добывала сведения об убийстве. Возле портала её не остановили даже проверить документы: солдат, поставленный для этого, устроился на скамейке возле бакалейной лавки и не глянул в сторону Этель.

Документы у неё были, вполне сносная подделка, но когда в поле зрения попадался страж порядка, внутри рождался холодок.

– Эй!

По ту сторону портала, в городе Илле, охранники оказались внимательнее. Этель придержала рукой край капюшона: магический ветер, рванувшийся в лицо, когда она выходила из портала, едва не сбросил его. К ней подошёл мужчина головы на две выше её самой.

Судя по перевязи и кое-как прилепленной к видавшей виды куртке нашивке имперского гарнизона, это был один из нынешних стражей порядка. Когда-то они срезали такие нашивки с мантий её охранников – с ними было сподручнее грабить и мародёрствовать.