Текст книги "(Без)условная любовь (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
Вечером же, а скорее даже ночью, Катю домой вез уже отец. Машина ехала неспешно, они будто прогуливались на колесах, Марк тихим голосом с ней говорил обо всем на свете, она ему так же отвечала.
После того всплеска замкнутости, который произошел с ней в семнадцать, отношения с Марком у них стали еще ближе, чем в детстве. Даже запретные темы существовать перестали. Правда, только некоторые.
– Лена давно на связь не выходила? – Марк заехал на парковку рядом с домом дочери, но она не постаралась тут же смыться, повернулась в кресле, посмотрела на профиль отца, больной для обоих вопрос задала.
– Полгода уже молчит. Видимо, поняла, что денег от меня не получит на наркоту, а так… Не за жизнь же нам говорить, – Марк даже пошутить попытался, Катя улыбнулась для виду. Им, наверное, действительно обсуждать нечего. Это нормально для людей, которые много лет тому развелись, вот только… Хоть бы раз о дочери своей спросила. Хоть бы раз…
– Думаешь, объявится?
– А куда денется? Конечно, объявится. А ты… Хочешь увидеть ее?
– Нет. Не хочу. Просто надо же знать, что там с ней…
С тех пор, как единственная планируемая встреча сорвалась, Катя больше и не думала о ее повторении. Не было душевных сил снова переживать это все – страх, надежду, ожидание, разочарование. Но и совсем выбросить ее из головы тоже не выходило. Мать ведь.
– Если она позвонит – я скажу, Котенок. Не переживай, – Марк притянул дочь к себе, в волосы поцеловал, задержал в объятьях чуть дольше, чем требовалось для простого прощания. Она всегда расстраивается, если речь о матери заходит. Просто с возрастом научилась филигранно делать вид, что ее это абсолютно не задевает.
– Спокойной ночи, па, – Катя из машины вышла, глянула на девятый… Окно в соседской кухне светится. И силуэт в нем. Будто сторожит…
Усмехнулась, в подъезд зашла, на лифте на десятый…
– Надо проверить, как там Кот…
И Веселов тут как тут. Стоит у двери, ждет.
Катя ничего не сказала, квартиру открыла, впустила гостя, сама тоже зашла.
– Мяу.
Кот был жив, здоров, довольно возмущен, что его посмели бросить, но рад, что вернулись разом оба человечка.
Андрей снова присел, за ушком почесал у мурчалки, проследил за тем, как Катя уставшим жестом кофту вешает, присаживается, босоножки расстегивает…
– Ты проверил друга своего? – она поймала этот его пристальный взгляд, – можешь теперь идти домой и спать спокойно?
– Надо еще проследить, чтобы ты его покормила…
Катя хмыкнула, в ванную пошла, закрыла дверь, присела на край ванны… Руки сами собой на колени упали от усталости. Моральной в первую очередь.
Лена пропала, на кухне Андрей Веселов сидит… Года идут, а переживая все те же. Хотелось на кровать лечь, Кота обнять и поплакать немного, но нельзя было, сначала гостя спровадить бы…
– Как дома дела? – Андрей сам Коту корма насыпал, сам за стол сел, продолжая ее изучать.
Видел, что Катя подавленная будто, но в причине разобраться так сходу не мог.
– Все хорошо, спасибо, а у тебя?
– Тоже хорошо. Помнишь дядю Валю? – Катя нахмурилась, головой мотнула. – Ну Валентина Михайловича, мама его еще знакомиться привела, когда мы с Разумовским актовый зал не поделили, – тут уж шансов не вспомнить у Самойловой не было – кивнула. – Они женились два года тому. Живут теперь душа в душу.
– Молодцы какие… – Катя улыбнулась. Искренне, кажется, но все равно печально слегка. – Очень рада за них.
– И я рад. Мама довольна, Михалыч счастлив, – Андрей усмехнулся, тоже то самое знакомство вспоминая. Эх… сколько времени прошло-то с тех пор…
– А ты? – Катя же внезапно серьезной стала и вопрос задала с болью в голосе. Осязаемой практически. – Ты счастлив? – понятно было, что не о них спрашивает. Не о маме с Михалычем. А о себе. Ей интересно было, чем для него эти четыре года обернулись. Она вот убегала от него, что было мочи, а все равно догнал. А он? Сейчас играется с ней, как кот с мышкой, а понимает ли, сколько боли причинил?
– Нет.
Ответил сухо, глядя прямо в глаза. В глаза той, из-за которой счастье ему только снилось за эти четыре года. Клало белокурую голову на грудь, расползалось по телу теплом… А потом он просыпался обычно. И нет у него счастья. Головы белокурой на груди нет. Только пустота.
– Спокойной ночи, – Андрей встал, в коридор вышел, у самой двери замялся уже. За ручку ухватился, но не открыл, как собирался, а почему-то лбом к дереву прислонился, глаза закрыл.
Этого хватило, чтобы Катя сзади подошла, обняла со спины, щекой к той самой спине прижалась, пальцами при этом так сильно толстовку его сжимая, будто от этого ее жизнь зависит.
– Я боюсь тебя, Андрей. Мне очень больно было тогда. Из-за твоего предательства.
– Я не предавал.
– Мне Разумовский все показал…
– Что?
– Переписку вашу и видео. С Алисой. Не ври. Просто выслушай.
– Я не предавал тебя с Алисой.
По Катиной щеке слеза покатилась.
– Я не знаю, что тебе Разумовский показал, но я не предавал… Это ты с ним сорвалась почему-то. Сорвалась ведь? Что я сделал?
– Там видео было…
– Какое к черту видео, Кать? – Андрей не выдержал, развернулся, в руки ее лицо взял, мокрое уже.
– Когда я к Лене на встречу помчала, ты… ты не пришел тогда, сказал, что девушке какой-то помочь пришлось, а Разумовский… я все видела.
– Я не знаю, что ты видела, Кать, но я тебя не предавал. Алиса в тот вечер с какого-то перепуга в мой двор пришла, ее ограбили, никого вокруг не было, только я. Вот и пришлось ей помогать, домой везти…
– Ты-то сам понимаешь, насколько глупо звучит? Почему она «с какого-то перепугу» там оказалась? Почему ты мне об этом не сказал? Зачем врать сейчас?
– Да не вру я, Кать! Не вру! Ну, хочешь, Разумовского привезу и из него правду вытрясу?
Вместо ответа по девичьей щеке новая слеза покатилась.
Она не знала – верить или нет. Но оба варианта… Оба варианта ужасны были, ведь либо Андрей врал сейчас, либо она… в ложь поверила. Так легко в ложь о нем поверила…
– Ты с Разумовским уехала тогда, потому что он тебе обо мне что-то наплел?
– Я видела, что она тебе пишет, а потом те же сообщения – в переписке, которую Разумовский показал… И ты отвечал…
– Да не отвечал я, Катя! Не отвечал!
Андрей даже на крик перешел. Он слушал ее и не верил… Все понимал потихоньку, но верить отказывался. Четыре года жил с вопросом, почему она решила на выпускном ему такой сюрприз устроить, уехав с Разумовским, а теперь… Может его вариант предательства даже лучше был бы, потому что выходит…
– Я ж любил тебя, Кать… – он смотрел на нее, а в глазах боль. – Безусловно, как обещали друг другу.
– А я так и не научилась верить в безусловную…
Кате казалось, что в тот момент она ко всему готова. Что крикнет снова, дверью хлопнет, пошлет куда подальше, Кота заберет, сердце вырвет, он же снова… в миллионный… миллиардный… бесконечный раз удивил.
В охапку сгреб, сжал до хруста. Как-то понял, что без этого она умрет скорей всего. И стоило снова в его толстовку носом зарыться, как хлынули слезы.
Будто они снова возле школы, под старым деревом. Андрей ее заподозрил, что в Сплетницу слила информацию о нем, а Катя рыдает из-за осознания масштабов человеческой жестокости…
Глава 30
– И что потом было, Кать? Он ушел? Просто взял и ушел? – Катя посмотрела на Веру грустными глазами, а потом кивнула.
– Думаешь, это правда? Ну то, что Разумовский… Подделал все? И что он просто помогал Филимоновой, а я… получается… Какая же я дура, Вер! Какая дура! – Катя упала головой в сложенные на столе руки, плечи снова затряслись.
Она всю ночь не спала опять. Не сомневалась, что и Андрей так же. Даже Кот заснуть не мог. Все маялся, по квартире носился, на тени бросался.
Но хотя бы у него на душе не было так гадко, как у этих двоих. Ведь выходит, что их оказалось так просто вокруг пальца обвести. И даже неизвестно, кто в этом больше виноват – те, что решили вмешаться, или они сами. Сначала друг за друга додумали, а потом обиду свою лелеяли годами…
– А ты посмотри на это с другой стороны, подруга, – Вера видела, что Кате плохо. Невыносимо плохо. Да и ситуация, если говорить прямо, была малоприятной, но грызть себя смысла не было уже, поэтому Яшина постаралась утешить, как могла. – Вам ведь так повезло, что вы хоть теперь это выяснили. Ну да, дураками были, что тогда разбежались-разъехались кто-куда, но теперь-то… Теперь-то вы все знаете, вы рядом, вы можете…
– Я ему сказала, что не научилась верить в безусловную. Любовь безусловную…
Вера не поняла, почему это сказано с таким надрывом и отчаяньем, но она вообще многого в отношениях этой пары не понимала, поэтому продолжила утешать, как умела…
– Может вам в игру сыграть, Коть? Как там было? Красная и синяя таблетка? Ну вот вы и «выпейте» ту, которая лишает памяти. Забудьте все это и заново начните. У вас вон Кот…
– Мяу… – малявка, трущийся о ноги расстроенной отчего-то хозяйки, отозвался на кличку.
– Общий. Мы вам с Сашкой еще задание какое-то придумаем, вот вы и начнете… Потихоньку, помаленьку, а потом…
– Мы не умеем так. Мы сразу с головой… и сверху вниз об асфальт…
– А как же записочки? Может вам снова? Ты ему напишешь что-то милое, он тебе ответит?
Вера осторожно предложила, Катя же только головой мотнула. Слишком много она наворотила, чтобы теперь вот так легко записочками отделаться…
– Нам надо подумать обоим. Хотя бы пару недель подумать…
– Так свадьба же через две недели как раз…
– Вот до свадьбы и подумаем…
* * *
– Ей Разумовский наплел что-то, вот она и… укатила с ним. Фотки показал какой-то переписки, подделали, видимо. Видео… эта дура повисла на мне в тот вечер, они засняли, ну и…
– Ты злишься на нее? – Андрей мерял шагами комнату, Саша же на диване сидел, следя за передвижениями друга.
Это была уже «хорошая традиция» для них с Верой. У Веселова с Самойловой очередная беда, они собираются за пять минут и выезжают, он на девятом выходит, Вера на десятый едет. И выслушивают.
Пожалуй, не было в мире людей, желавших, чтобы эти двое сошлись наконец-то, более пламенно, чем Яшина с Бархиным.
– И на нее… И на себя… Я-то себе столько всего надумать успел, что она зачем-то проучить меня так хотела, что просто гнилой оказалась, а она… Дурочка. Недоверчивая дурочка, вот и все. Но откуда у нее доверию взяться? Ее мама не любила даже, а я-то кто? Человек посторонний, вот она и… Она подарок мой хранила, представляешь? – Андрей взял с тумбы котенка, которого у нее в квартире забрал, другу бросил. Тот поймал, пригляделся. Милая мелочь, но ничего особенного, кажется. Хотя это же не ему любимый подарил. Верка вон тоже его подарки хранит. Самые идиотские. Любит перебирать записки, которые он ей в школе писал еще, плачет потом…
– Так а что ты делать будешь с этим всем?
– Не знаю. Думать буду. Думать. Я ведь тоже эти годы не райской жизнью жил. Хотя кому я рассказываю, ты и так все помнишь…
– Помню… – Сашу передергивало каждый раз от тех воспоминаний. Он не знал, как Андрей переживал свой первый опыт неразделенной любви, но после отъезда Кати будто другим человеком стал. Надломленным.
– Как же это все сложно-то…
– Ты не думай о том, что сложно, Андрюх. Думай, что время подходящее…
– Да какое ж оно подходящее, Бархин? Она после вашей свадьбы в свою Америку едет снова. Свадьба у нее там, с Питером. И тут я такой – принц… Что я ей предложить могу? Она тогда мне доверять не научилась, а теперь с какого перепугу?
– Потому что любит тебя…
– Так почему тогда замуж за другого идти согласилась?
– Ну она же не знала!
– Потому что не спросила, Сань! Потому. Что. Не. Спросила. Сама решила. Сама уехала. Сама меня из жизни вычеркнула…
– Но ты же тоже ее любишь… – Саша тихо сказал. Если честно, боялся нарваться на неадекватную реакцию друга. Тот же остановился, глянул на него, будто впервые увидел…
– Надо подумать. Надо пару неделек подумать хотя бы.
– Свадьба через две недели как раз…
– Вот до нее и подумаем…
* * *
Им никогда не удавалось избегать друг друга, когда это так нужно было.
Утром они сообщили друзьям о своем решении, а вечером…
Катя вышла за кормом Коту, Андрей – за хоть чем-то, что можно было бы забросить в холодильник или прямо в рот…
Они увидели друг друга, когда с разных сторон шли к подъезду. Катя притормаживать начала, Андрей наоборот ускориться хотел, а потом… к черту. Не дети уже, в конце концов.
Дождался, пока она к двери подойдет, вперед пропустил.
– С-спасибо, – улыбнулась неловко, проскочила внутрь, лифт вызвала… Думала, он, как в прошлый раз в подобной ситуации, решит пешочком, да только…
– Ты не против, если я с тобой прокачусь? – рядом встал, присоединился к ожиданию.
– Нет. Думаю, поместимся.
– Ага…
Молча ждали. Лифт медленно ехал, как на зло. Или им только казалось так. Медленно дверь открывалась…
– Прошу, – Катя первая зашла, десятый нажала, отступила к стенке, оставляя место, которого хватило бы пятерым Веселовым. Он хмыкнул, девятый нажал. Вдвоем смотрели, как дверь неспешно едет обратно, потом толчок, лифт поехал…
– Мы придурки, Самойлова…
Андрей резко развернулся, Катя даже вздрогнула, потом в стенку вжалась, потому что он в считанные секунды совсем рядом оказался, на себя дернул, в губы впился… Пакетики кошачьего корма во все стороны разлетелись, Катя же его шею обхватила, еще тесней прильнула.
В детстве они так не целовались. А ведь тогда еще понимали, что при всем желании скорей всего не будет у них времени, чтобы насладиться друг другом вдоволь, но не доходили до такого сумасшествия. Когда губы болят, руки по телу шарят грубо даже, сжимают беспощадно, тянут, рвать готовы, кажется…
Лифт дернулся, остановился…
– На десятом выйду…
Катя отстраниться попыталась, Андрей не дал. От губ оторвался, к шее спустился, такой хрупкой и нежной… А еще розовой. Предательскими пятнами пошла снова… Ну как ее не любить такую?
Десятый наступил слишком рано, а вместе с ним и разум вернулся. Одновременно к обоим. Каждый сделал шаг назад, присел, собирая разбросанный корм…
– Я не готова, Андрей, – Катя сказала, глядя себе под ноги, потянулась к еще одной упаковке. – И ты не готов. Мы жалеть будем.
– Мы только то и делаем, что жалеем, – он последнюю поднял, девушке протянул, вдвоем из лифта вышли.
– Мне подумать надо…
– О чем?
– Что с жизнью своей делать… дальше…
Катя искренне ответила, Андрей по-своему понял. Сомневается, значит. Кому предпочтение отдать – ему или Питеру. Горько стало, но деваться некуда…
– Думай. Скажешь, когда надумаешь… – последнюю вольность позволил себе, губами губ коснулся, прикусил слегка… Сам не знал, зачем себя и ее дразнит, но не мог просто. А потом, пока не передумал, спустился на девятый, закрылся на все замки, в душ пошел. Есть не хотелось больше. Ничего не хотелось. Только Питера этого хренова прибить. Или поблагодарить сначала, что вроде как помог ей в себя прийти после устроенной подставы, а потом прибить.
Котенок-то его. До сих пор. Без сомнений. Неужели думает, что сможет с нелюбимым жить? На благодарности ведь далеко не уедешь. Рано или поздно тоска замучает. Хотя… Не будет тоски. И свадьбы тоже не будет.
Прости, Питер. Но это не твоя сказка. И Котеночек не твой…
* * *
Она брала на раздумья время. Сначала Вере срок озвучила, потом Андрею, уже без срока, вот только…
В час ночи того же дня позвонила в его дверь. Андрей проснулся не сразу, открыл глаза – сердце вдруг зашлось в бешеном ритме, он в кровати подскочил, к двери понесся…
– Ты чего, Самойлова? Ночь на дворе… – щурился, силился взгляд сфокусировать, смотрел на нее, пытаясь еще до того, как она скажет что-то, понять, в чем причина позднего визита. Отчего-то не верилось, что она так быстро решение приняла для себя. Андрей-то ее знал…
– Андрей… – она будто перепугана была… В пижаме на его пороге оказалась, телефон к груди прижимала, глаза в размерах увеличились, руки подрагивали… – Мне Лена позвонила… Она в беде… Просит помочь…
* * *
Как Андрей проснулся этой ночью от звонка в дверь, так и Катя от звонка, но телефонного. Когда на экране высветилось «Лена», девушка подумала, что это какой-то дурной сон, ведь ни разу за четыре года они в контакт не вступали больше, а тут…
– Алло… – Самойлова трубку взяла, а руки уже дрожали, сначала какое-то шуршание слушала, шумы невнятные, потом голос… сдавленные, тихий, вымученный будто…
– Дочь… Мне плохо, дочь… Кажется, я умру сейчас. Ты прости меня… За все… Спаси…
В голову кровь ударила, страшно стало до одури, а надо ведь в руки себя взять, рационально мыслить, делать что-то.
– Где ты? Я приеду…
Лена лепетала что-то невнятное, добиться от нее хоть какое-то четкости было нереально. Катя до конца так и не была уверена, что правильно ее слова интерпретировала, когда из квартиры выходила, на девятый спускалась…
Не знала, почему к Андрею первому несется. Не Марку звонит, не в полицию или скорую, а к нему.
– Ты чего, Самойлова? Ночь на дворе… – он долго не открывал, Катя мысленно несколько раз подойти к краю истерики из-за страха и снова в себя прийти успела, только мысли собрать так и не смогла.
– Андрей… – его имя произнесла, в глаза заглядывая с мольбой о помощи, не зная еще, в какой именно помощи нуждается, – Мне Лена позвонила… Она в беде… Просит помочь…
Он застыл на какое-то время, взгляд другим стал, серьезным, парень сощурился.
– Ты знаешь, где она?
Катя кивнула, снова тишина повисла…
– Одевайся, через пять минут едем…
Он так и оставил дверь нараспашку, сам же в квартиру вернулся, в спальню. В джинсы запрыгнул, футболку надел, в ванную заскочить успел, умылся холодной водой, встряхнулся по-собачьи, заставляя организм поверить, что сейчас не глухая ночь, а лучшее время для увлекательной прогулки.
В том, что она увлекательной окажется, Веселов ни секунды не сомневался. Лену он лично не знал, но впечатление составить успел еще тогда на вышке из разговора длинной в пару фраз и нежелания исполнять свои же обещания. Зато, когда самой приспичило, – к дочери первым делом…
Он злился. Сильно. Так, что дышать спокойно было сложно, но об отказе не думал даже, а отговорить… Как ты дочь отговоришь бежать мать спасать? Даже такую пропащую, как Катина…
– Я готова…
Она была у двери даже быстрее, чем через пять минут. Тоже джинсы, футболка, телефон в руках, кошелек, ключи…
– Где она и что с ней?
Андрей свою квартиру закрыл, схватил Катю за руку, лифт вызвал.
– Я не поняла толком, думаю, ломка… У нее голос такой… Сказала… умирает… – последнее слово Катя еле выговорила, а руки снова задрожали. Андрей, ругаясь мысленно, к себе ее притянул, хотя бы так успокоить попытался, пока в лифте ехали по голове гладил, большим пальцем по ладошке водил, шептал, что все хорошо будет, а на деле…
Понимал, что ничего хорошего нет и быть не может. Не тянуло его в притон почему-то, и Катю туда везти не хотелось, а вызывать кого-то смысла никакого – не поедут.
– Она адрес не сказала, описала только, что видит.
– Так и будем искать, значит, повтори…
И не нужны никому сейчас его замечания, что нереально это – по описанию хронического наркомана локацию искать. Все равно будут. И чудо, если найдут. А еще чудо, если она там окажется. Хотя бы живая еще…
* * *
Они ехали по пустой, темной улице, вглядываясь по сторонам, нет ли на какой-то лавке человека… женщины… матери…
Андрей смог себя в руки взять, с гневом справиться, так и не показав его Кате ни разу. Только этого ей сейчас не хватало – перед ним оправдываться за свое поведение.
Сама же она держалась молодцом, по сто раз повторяла дословно то, что от матери смогла добиться, когда Андрей просил об этом, набирала еще несколько раз дрожащими пальцами, вот только Лена больше не брала…
Видно было, что трясет всю, Веселов улавливал моменты, когда на нее паника накатывает – дышать начинала глубоко и часто, в окно отворачивалась, делая вид, что смотрит по сторонам внимательно, а по факту… слезы утирала втихомолку.
– Ты прости меня, что я тебя из кровати выдернула…
Сказала, когда они за угол повернули, продолжая нужный им квартал изучать. Андрей бросил на нее быстрый взгляд, потом снова на дороге сосредоточился.
– Я обещал тебе, что поддержу, когда придет пора с матерью твоей поговорить, должен слово держать…
– Ты обещал, когда нам семнадцать было…
– Я обещал. Точка.
Катя посмотрела на водителя, а на глаза снова слезы навернулись. И как она тогда Разумовскому поверить могла? Как? Вот он – Андрей. Такой же, как в школе. Он не врет, не лукавит, не терпит игр. Он искренен и всегда честен. И если бы нужна была ему эта Алиса – он ушел бы просто. Пришел к ней, в лицо все сказал и ушел, а она… Поверила в то, чего быть не могло.
– Прости меня. Пожалуйста… – сказала, глядя с мольбой. Веселов же, пусть и не слышал, о чем она думала, наверняка понял, за что прощения просит.
– Давай сначала с Леной разберемся, а потом…
Девушка кивнула, возвращаясь взглядом к окну. И снова паника, снова страх, снова дрожь в руках…
– Останови… Останови, Андрей…
Она не дождалась даже, пока машина окончательно затормозит. Увидела силуэт человека в неестественной позе на лавке, рванула туда…
– Катя, твою… – Андрей не успел ее за руку поймать, пришлось самому парковаться кое-как, нестись следом…
Лена… А это по всей видимости была таки она, выглядела плохо, но хотя бы дышала…
Бледная до невозможного, щеки впалые, волосы крашеные, отросшие знатно – из-под черноты белый прорывается, глаза закрыты, Катя трясет ее, говорит что-то, а та еле губами движет и мычит или шепчет, не разберешь так…
– Что ты сделала, Лена? Что сделала? – любой другой человек побрезговал бы прикасаться – видно, что женщина из неблагополучных. То ли алкоголичка, то ли наркоманша, то ли бомжиха просто, а Катя… ей пофиг было, она трясла мать за плечи, отгоняя и детские воспоминания, когда такое уже было – и передозировки, и ломки… и панику, которая снова крыла… и стыд перед Андреем, что он должен становиться свидетелем этой сцены.
– Котя-а-а-а, – женщина глаза приоткрыла, улыбнулась, демонстрируя, что и зубы посыпались… – Ты пришла-а-а…
– Что ты приняла, Лена? Что приняла? Да говори же ты!
Катя же все пыталась поймать пьяный взгляд, заставить ее на своем лице сфокусироваться, перестать заваливаться, в руки себя взять…
– Ее надо в больницу, Коть… – Андрей аккуратно коснулся плеча Екатерина, но она все равно вздрогнула, глянула на него ошалело, сама дышала тяжело, даже не замечая этого… – Мы быстрее довезем, чем скорая приедет…
Она не сразу поняла, что Андрей ей говорит, застыла на пару секунд, а потом кивнула, повернулась к Лене снова, которая, как на зло, глаза закрыла, снова заваливаться начала, блаженно улыбаясь…
– Говори со мной, Лена! Говори! Слышишь меня? М-мама, слышишь?
– Мой Котенок… – она может и не слышала, но снова заговорила. По-прежнему невнятно и путано, но важно было, чтобы не молчала. Ведь с тишиной к наркоманам приходит смерть.
– Давай я в машину посажу ее…
Андрей взял женщину на руки, понес к леди Мазде. Она худой была до невозможности, но под одеждой это в глаза не бросалось, а как на руки взял – понял. Видимо, не жрет ни черта, только дозами живет своими, вот и допрыгалась…
Лену на заднее сиденье посадили, она вяло на все реагировала, попыталась Андрея за руку схватить…
– Ты такой красивый, Марк… Нам с Катей так повезло с тобой…
Веселов понимал, что Лена в бреду сейчас, но даже его до мурашек пробрало, что о Кате говорить? Она услышала, хныкнула как-то отчаянно, тут же развернулась, на переднее забралась, повернулась к матери, которая сразу же клониться стала.
– Лена! Ты слышишь меня? Лена! – нельзя было позволять ей заснуть, надо было постоянно тормошить, будить, заставлять говорить… – Что ты приняла? Говори! Что приняла и когда?
– Я? – ее сознание работало будто вспышками – женщина на секунду выныривала из дурмана, а потом снова в него по самую макушку…
– Ты. Что приняла?
Андрей успел за руль сесть, рвануть в нужную сторону, смотрел в зеркало заднего вида периодически, проверяя, как там пассажирка.
Вот тебе и знакомство с матерью любимой…
– Не спи, Лена! Да чтоб тебя…
Андрей увидел, как Лена на сиденье сползает, то ли сознание теряя, то ли просто не желая исполнять указания. Зачем, если легче не сопротивляться… и будь что будет? Зачем, если есть дочь, которая будет сопротивляться за тебя, хотя ты этого не достойна?
Катя на заднее сиденье перелезла прямо так – на ходу, начала трясти, щипать, делать все, до чего только могла додуматься, чтобы в себя привести…
– Котя-а-а-а… – и снова благодарностью ей была неосознанная улыбка наркомана, а еще протянутые к ее, чистому, бледному лицу грязные синюшные пальцы… – Ты такая хорошая у меня… Мне так с тобой повезло…
Андрей услышал эти слова, сильнее в руль руками вцепился, газу прибавил, зубы сжал, еще один взгляд в зеркало заднего вида себе позволил, чтобы увидеть, как Катя жмурится, губы прикусывает, и все равно это не спасает – по щекам слезы бегут ручьями.
* * *
Они домчали до приемной наркологии быстро, Андрей оставил Катю с Леной в машине, а сам пошел договариваться…
– Ты уверена, что справишься? – не хотел оставлять, если честно, но выбора не было особо.
– Справлюсь, – да и Катя не ушла бы, не бросила Лену надолго.
Это сложно объяснить было. Неизвестно, откуда в ней столько сил и отчаянья, чтобы вытаскивать из той *опы, в которой Лена по собственной воле оказалась, мать, но… Ей это нужно было, поэтому…
Андрей ушел, они же вдвоем остались…
Сидели в темной машине, Лена перед собой смотрела, замерев, не моргая (видимо, новая стадия опьянения наступила), а Катя на нее, еле дыша…
Впервые они так близко оказались за долгие-долгие годы. Впервые Катя снова себя как в детстве чувствовала. Страшно, жалко, больно, обидно… Смотришь на мать и чувствуешь, что ты не доза, тебя не за что любить, ты кайфа не приносишь.
– Я тебе обещала прийти тогда… На встречу…
Лена заговорила, внятно вдруг, будто сознание чистое, но вряд ли надолго.
– Ты много чего обещала. Завязать, например.
– Не будь Марком, Екатерина.
– Даже имя его не произноси, Лена.
Катя понимала, что не это ей сейчас говорить надо. Что лучше вообще молчать, но…
– Я не могу завязать. Выше меня это… – снова по губам улыбка расплылась дурманная… Лена глаза закрыла, вдыхая глубоко… Видимо, человека счастьем накрыло. При одной только мысли, что не завяжет. Ни за что и никогда. Ведь так жить легче, переносить всю бренность бытия, которое отчего-то к ней особенно жестоким оказалось. Как ей кажется…
– Я не буду тебя спасать каждый раз…
Лена глянула на дочь, улыбнулась снова – лукаво – своим частично беззубым ртом… Катю до последней ниточки этот взгляд пронял. И ответ понятен стал… «Будешь, дочка. Будешь… Потому что ты – как Марк. Потому что вы со мной намертво связаны…».
– Ты же меня никогда не любила, правда? Ни минуты?
Катя спросила, уже даже ответа не боясь. И так все понимала, так почему бы не убедиться окончательно? А если вдруг окажется, что не готова к честному ответу – будет оставшуюся жизнь убеждать себя, что Лена под кайфом, поэтому и соврала…
– Я не жалела, что родила тебя. Потому что… удобно…
– На выход, я договорился… – Катя не заметила, как Андрей вернулся, вздрогнула, когда дверь пассажирскую открыл со стороны Лены, за ним следовал санитар с коляской, они с Андреем пересадили «пациентку», мужчина в халате покатил к зданию, Андрей же зачем-то уже переднюю дверь открыл, потом бардачок, пачку сигарет достал…
– Не знала, что ты куришь… – Самойлова же продолжала на заднем сидеть, с каждой секундой все сильнее руками себя обнимая, чтобы не рассыпаться. Почему-то не сомневалась, что есть такой риск.
– Редко. Просто иногда…
Он не договорил, встал у капота, зажигалкой щелкнул, вдохнул глубоко, выдохнул дым, снова вдохнул…
Катя молча наблюдала, как он курит, злится, дышит… Пару затяжек всего сделал, затушил, выбросил, с ее стороны к машине подошел, дверь открыл…
– Надо вернуться, оформить все… Мне самому сходить?
– Нет. Я с тобой… И скажи мне, сколько… Ну, сколько стоило, чтобы ее взяли, я…
– Катя, – он выбраться помог, не знал, кому это надо больше – ей или ему, но обнял, понял, что оба дрожат. – Это стоило тонны нервов. Нам обоим. Хочешь отплатить – перестань мотать…
Самойлова нервно рассмеялась, хотя не смешно это было, совсем не смешно. Наркомана с улицы не возьмут и просто так не оформят. А значит, она теперь должна Андрею… Да она ему всю жизнь что-то должна.
– Идем… – он из объятия выпустил, за руку взял, за собой потянул. Оформление заняло у них с полчаса. За это время Лену успели определить в палату, принять меры первой необходимости… На вопрос Кати о том, в каком мать состоянии, ответили смешком скептическим. Мол, девочка, в каком вы ее доставили, в таком и есть… Катя вдруг себя еще и в этом виноватой почувствовала…
На душе было так гадко, что словами не передать.
Когда они с Андреем снова по ночному городу ехали, уже в сторону дома вроде бы, когда все самое страшное позади, казалось бы, Катя чувствовала себя еще хуже, чем пока Лену искали. Там хоть страхом крыло, и он все чувства заглушал, а тут…
– Хочешь за руль, Коть? Отвлечешься…
Андрей ее из собственных мыслей вырвал, удивиться заставил. Катя посмотрела на него с сомнением, потом на руки свои – до сих пор дрожавшие, снова на него.
– Хочу, – ответила. Отвлечься действительно надо бы.
– Права есть?
– Да. В кошельке…
Андрей кивнул, на обочину свернул, из машины вышел… Катя тоже, встретились перед капотом. Он руку ее поймал, к губам поднес, заглянул в глаза.
– Только не убей нас, Котенок, – пошутить попытался, она попыталась шутку оценить, а потом села на водительское… Почувствовала, как адреналин в крови разгоняется, кресло под себя подогнала, зеркало.
– Пристегнись, Веселов…
Он хмыкнул, но указание исполнил. Боялся ли за свою жизнь? Если честно, нет. За нее боялся. Что Катя вот в этом своем ступоре домой доедет, в квартире своей замкнется, а потом… неведомо, что будет. Съест себя, измотает, прорыдает всю ночь… Нет уж, лучше пусть так все эмоции выпустит, пусть в скорость преобразит свою боль. Пусть гонит. Гонит прочь от женщины, по несчастью зовущейся матерью…
* * *
Она ехала… довольно аккуратно на самом-то деле, не «клала» педаль газа на пол, не заставляла леди Мазду реветь отчаянно, да и вообще… его любимые девочки нашли общий язык. Мотор рокотал даже как-то по-особенному. Будто тоже урчал, по-кошачьи, бархатно…
