Текст книги "(Без)условная любовь (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)
Глава 2
– Ну что у тебя интересного, рассказывай…
Вдоволь наевшиеся Марина с Катей сидели в кафе, потягивая сок и наблюдали за тем, как мимо снуют люди.
– Да ничего особенного, с Верой сегодня говорили, ее родители не сильно горят энтузиазмом насчет основательной подготовки к выпускному.
– Почему же, интересно? – Марина задала вопрос с сарказмом, ведь ответ-то она знала не хуже Кати. С мамой Веры они общались довольно тесно. Буквально вчера вон в обед на кофе выбирались группой классных мам-энтузиасток. Марина, конечно, была не мамой, но еще той энтузиасткой, и выпускным Кати занималась капитально. Вот только если сам процесс организации праздника для детей ее не напрягал – выбрать ресторан, договорить об аренде зала, оценить предлагаемое меню, возможные развлечения и сбить на все это цену до уровня вменяемой было мало того, что не сложно, но еще и интересно, то от необходимости общаться с другими матерями Марина слегка напрягалась…
Как-то так случилось, что она никогда не относилась к категории «яжематерей». Конечно, сложно к ней относиться, если у тебя нет детей, да и быть не может. Но у нее была Катя и определенный опыт общения с ней. Начиная с младенчества и до совсем уже взрослой девушки, которую скоро придется отпустить в неведомые дали, чего Марине очень не хотелось.
А еще у нее была безграничная любовь к этому ребенку. Катя стала для Марка, Леонида и для нее самой – невероятным подарком судьбы. Центром жизни, вокруг которого они вращались, радуясь ее успехам, переживая боль сбитых ею коленок и тревогу, стоило ей задержаться с ответом на звонок…
И, если быть совсем уж честной, Марина сильно сомневалась, что квочки, которые с высоты своего материнского опыта рассказывали о том, как неправильно она относится ко всему, что касается воспитания детей, смыслят в воспитании и любви больше, чем она…
Но сказать об этом напрямую отчего-то не могла. И это вводило ее саму в ступор, ведь никогда за словом в карман не лезла, никогда не боялась неправых на место ставить и границы очерчивать, а тут… Эти стервы били по тому, что болело у самой Марины, и что она загнала слишком глубоко, чтобы мочь хоть как-то жить…
О своем диагнозе она узнала в двадцать с небольшим. Тогда всю степень трагедии осознать не могла (может это и к добру, ведь случись иначе – вполне вероятно с ума бы сошла). Тогда у нее не было ни Лёни, ни другого мужчины, к которому она испытывала бы если не любовь, то хотя бы ее подобие. Тогда она не думала о детях, казавшихся ей далекой, но априорной перспективой. Тогда ее успокоили, что бесплодие лечится…
Она и лечила… От случая к случаю, ради той – далекой и априорной… Но что-то как-то никак…
В двадцать три года у нее случился первый брак. Все начиналось страстно и бурно. Ее обожали, она сама тоже была в состоянии постоянной эйфории, и о своем диагнозе мужу не сказала. Он не озвучивал желания обзаводиться детьми, был так же молод, как она, а сама Марина себе же подобные вопросы задавать всегда боялась. Ведь даже если окажется, что детей она хочет, что это изменит?
За три года она стала, пожалуй, лучшим гражданином своей страны в плане ведения здорового образа жизни. Не курила, не пила, занималась йогой, познавая глубины внутреннего спокойствия. Жрала все исключительно экологически чистое и абсолютно безвкусное. Вела календарь не то, что по дням и ощущениям, а по минутам и намекам на ощущения…
Будь она религиозной, пожалуй, и по монастырям бы поездила, вот только в чудеса что-то как-то не сильно верила.
Через год такого их счастливого брака родители с обеих сторон, а с ними и друзья-знакомые разной степени отдаленности начали донимать вопросами и намеками… а когда же?
Муж отшучивался, Марина отнекивалась, и корила себя за то, что не поговорила с ним сразу. О таком ведь положено предупреждать… Это ведь не шутки…
Разговор у них все же произошел. Уже года через полтора. Они тогда ссорились по какой-то мелочи, но отчего-то очень яростно. Мужчина бросил что-то по типу «от такой истерички детей заводить может только сумасшедший», Марина же сказала, что по этому поводу он может особо не волноваться…
Вот так вскрылась правда, ставшая причиной развода. Оказалось, что бесплодная… пустая… жена ему не нужна.
Пожалуй, произойди разрыв тех отношений по любой другой причине, Марина пережила бы его куда проще. К тому времени и сама сомневалась, что связала жизнь с нужным человеком, но брошенные им… его родственниками… разнесенные по соседям, и тем самым друзьям-товарищам разной степени отдаленности слова выбили у нее землю из-под ног.
Она забросила лечение, ушла в депрессию, закурила… Плюнула на все. На свою не сбывшуюся любовь, на свой вроде как не бесперспективный диагноз, на шушуканья за спиной и ударилась в работу. В конце концов, к тому времени она уже была неплохим бухгалтером. Была неплохим, а стала одним из лучших. Она совершенствовалась, занималась сразу десятком контор, отрывалась в той сфере жизни, которая не причиняла ей ничего, кроме удовольствия – она любила азарт, стресс и состояние вечно горящих дедлайнов и *оп. В какой-то момент даже смирилась, что диагноз – обязательное условие «правильного» развития ее жизни. Она ведь не смогла бы сидеть дома, в декрете, посвящая всю себя ползункам и памперсам. И вот так, в этой уверенности, она прожила еще какое-то время до встречи с Леонидом Самойловым.
Он был старшее ее, она была хороша… Вот только обстоятельства их встречи были не так лучезарны, как хотелось бы. Существует полушуточное, полусерьезное расхожее мнение о том, что хороший бухгалтер обязан иметь как минимум одну судимость… Шутка жестокая, но судьба такие любит.
Растрачивая всю себя на работу, убиваясь ради нее, растворяясь в ней, ныряя в нее с головой, Марина сама же себя и подставила. Допустила ошибку, которая чуть не стоила ей слишком дорого и дотла выжгла репутацию. Разом потеряв все проекты, она оказалась никому не нужной… Да и сама все никак не могла понять: как умудрилась так облажаться? Вот только времени на то, чтобы думать об этом, особо не было. Купленная в ипотеку квартира не ждала, пока она опомнится, отряхнется, и с новыми силами ударится в мир расчетов… Даже больше – этого не ждал мир расчетом.
Марина с полгода искала работу по специальности, упорствовала до последнего, все пыталась доказать, что совершенная ошибка – всего лишь неприятная случайность, а не закономерность, что она работоспособная лошадка, которая готова направить всю свою энергию в мирное русло… Вот только на работу ее никто не брал.
Пришлось с вакансий бухгалтера переключаться на вакансии секретарей, личных помощников и прочих специалистов широкого профиля. Так однажды к ней в руки и попала вакансия на фирме Самойловых.
Леонид тогда искал личного помощника сыну… Всю «специфику» работы Марина поняла почти сразу. В те времена Марк, сын Леонида, был совершенно деструктивным парнем. Он устраивал отцу вырванные годы за развод с матерью, руша себе тем самым жизнь.
Тогда Лёня не стал юлить – ему нужен был человек, способный контролировать Марка, дисциплинировать его и если не вытаскивать из всякого рода передряг, то хотя бы сообщать о них ему, чтобы он уж сам…
Позже Марина вспоминала, какое первое впечатление произвел на нее Леонид, и приходила к выводу, что ее судьба была решена с первым взглядом на него. Но мужчине было настолько не до интрижек с секретаршами, что о подобном поначалу и речи быть не могло. Тем более, Марина пришла на фирму в двадцать пять, а самому Леониду к тому времени было уже за сорок…
Вот только любви все возрасты покорны, как оказалось позже.
Три года Марина проработала с Марком, три года жила с мыслями, что испытывает к его отцу больше, чем простая благодарность за то, что взял на работу, когда остальные указывали на дверь, но делать с этим ничего не собиралась. Еще живы были воспоминания о первом браке, который закончился печально. Да и она не видела особого интереса в глазах Леонида, чтобы питать какие-то надежды.
Но однажды именно он позвал ее на свидание. Они тогда вытащили Марка из очередной истории, транспортировали домой, уложили спать, а сами сели на диван в гостиной, чувствуя, как руки трясутся и адреналин бежит по венам. Видимо, это и придало Леониду смелости… или авантюризма, кто его знает?
– С меня ужин, Марин. Спасибо тебе за все…
– Не надо, это моя работа, – она поступила, как ей казалось, благородно, давая возможность пойти на попятные, если это просто демонстрация вежливости с его стороны, но…
– Пожалуйста, не отказывай…
Леонид взял ее руку в свою, заглянул в глаза… И тут-то она окончательно утонула.
Потом был тот самый ужин, они какое-то время прятались, как дети. Леонид переживал из-за Марка, Марина из-за того, что ей стоило бы признаться в своей тайне, но и отказаться друг от друга несмотря на страхи они не могли.
Их так быстро и так плотно связало, что расстаться уже не вышло бы.
В отличие от первого мужа, Леонид информацию о бесплодии воспринял спокойно.
– Ты хочешь детей? – спросил только, пристально глядя в глаза, как делал почти всегда.
– Не знаю. Не позволяю себе думать об этом…
– Если захочешь – решим.
На том и закончили. На протяжении последующих двух лет в их жизнях многое поменялось, Марина взяла под свое крыло всю бухгалтерию на фирме, они вместе с Леонидом и Марком вытащили последнего из пограничного состояния, в котором он находился, начали борьбу за Катю, которую мать использовала как элемент шантажа для получения от Марка денег. А еще они таки расписались. Решение принял Леонид, Марина на этом не настаивала, ей достаточно было того, что они вдвоем живут, вдвоем работают, вдвоем всегда и во всем, но и отговаривать мужчину не видела смысла. Если он, имея опыт распавшегося брака, снова готов рискнуть уже с ней, разве тут нужно сопротивляться?
С тех пор прошло… страшно сказать – больше десяти лет. Они пережили всякое. В жизни были периоды, в которые возвращаться к начатому когда-то разговору о том, что «если захочешь – решим» было совсем не в тему, но случались и дни, когда Марину накрывало от отчаянья, ведь так хотелось решить… но не получалось.
Казалось, точку во всех этих попытках поставил рак, который пришлось пережить Леониду, вот только… Марину до сих пор иногда накрывало. Накрывало так, что всем тем дурам, позволяющим себе глупые вопросы по типу «а когда ты нас порадуешь, Маринка?» или замечаниями «у тебя же своих нет, ты можешь и не знать таких элементарных вещей…», хотелось отрезать языки.
Они хотели удачно подколоть, вот только не знали, в насколько глубокой ране копаются своими грязными руками. Не быть способной родить ребенка от любимого мужчины – очень сложная ноша. Эта ноша женщин, которые никогда не поймут, как можно сделать аборт или отдать своего ребенка на попечение государству. Они не поймут этих вещей, но это не значит, что они не способны познать ту безусловную любовь, которую дарит материнство, как думают квочки, именуемые «яжематерями».
Марина так любила Катю. Готова была убить за нее, готова была подстраховать Марка там, где он не мог дать девочки необходимый «объем» любви, где нужен был женский взгляд, совет, поддержка.
Видимо, именно поэтому ей так сложно было смириться с тем, что совсем скоро их любимая Екатерина поедет в Штаты, чтобы на протяжении четырех ближайших лет прилетать три раза в год на слишком короткие каникулы…
* * *
– Почему? – Катя повторила вопрос Марины, тоже хмыкая. – Я не знаю, почему, но задолжала Вере, поэтому поговори с ее мамой, пожалуйста…
Марина закатила глаза, демонстрируя свое отношение к такой необходимости, но отпираться не стала. В конце концов, с нее не убудет, а детям польза.
– Что задолжала-то? Я надеюсь, вы там не в карты на деньги играете? Хотя если не на деньги, то на раздевание вообще, я себя в вашем возрасте помню, так что лучше уж деньгами…
– Марина… – Катя глянула на женщину укоризненно, хотя видно было, что глаза блестят смешинками. – Я спать хотела все утро, попросила поменяться с Бархиным, а ты же знаешь…
Марина знала. Все о Вере, все о Кате. О Бархине многое… Вообще, ей иногда казалось, что она в этом одиннадцатом «А» классе состоит двадцать четвертым невидимым учеником. Ведь старшая Самойлова и раньше была в курсе ключевых событий (спасибо Кате за рассказы), а теперь, когда ее засосало в пучину разборок родительского комитета, она еще и осознала – откуда у этих деток столько неврозов…
– Хочешь, чтобы они помирились?
– Да не особо… Ну то есть они-то точно помирятся, нам скоро вальс репетировать, Вера с ним хотела танцевать класса с пятого, наверное… Но я в их разборки не полезу, чревато…
– Правильно, – Марина кивнула, мысленно гладя себя же по голове за воспитание такого мудрого ребенка. – Так а почему пересела тогда?
– Говорю же, спать хотела…
Катя ответила, а потом почему-то взгляд отвела, вновь на прохожих. Как ей не хотелось, чтобы Марина спрашивала, почему… Как не хотелось врать… Она вообще не любила врать. Сама же над собой подчас шутила саркастически, мол, в ней ложь должна была бы генетически закладываться, как и склонность к пьянству, наркомании и проституции, но… Видать, не заложилась… или позже проявится просто, кому знать?
– Неужто влюбилась? – слава богу, Марина пошла по ложному пути… Катя даже выдохнула мысленно. Но предположение было логичным: почему еще девочка в семнадцать может не высыпаться? По причине неразделенной (или очень даже разделенной) любви… – Кто он?
Женщина так воодушевилась своей же догадкой, что даже сок отставила, сложила руки перед собой, готовясь слушать…
– Питер? Или кто-то из ваших? Может, Разумовский? Как его… Никита?
Теперь закатила глаза уже Катя… Любимая тема Марины – это личная жизнь младшей Самойловой… На данный момент – отсутствующая, кстати (что старшую Самойлову совершенно не устраивало)…
– Я уже сто раз говорила тебе, что Питер просто консультирует меня…
– По вопросам поступления, конечно, я все помню… – «но не верю» будто не договорила Марина.
И если поначалу такая настойчивость Марины по сватанью ей Питера вызвала у Кати искреннее недоумение и даже смех, то чем чаще этот вопрос поднимался, тем больше сомнений сеял в голове девушки.
Питер – чех, поступивший по той же программе, что и в этому года Катя, в тот же университет, в который предстоит отправиться ей. Девушка нашла его в сообществе учебного заведения, выбрала из нескольких тысяч подписчиков по нескольких критериям – у парня на странице была указана информация об участии в интересующей ее программе, он был на год старше… и у него были добрые глаза. Только написав, Катя думала, что максимум, который получит, – игнор, но Питер ответил. У них завязалось вполне дружеское общение, даже несколько раз связывались по скайпу, чтобы пообщаться вживую.
Начали с ответов на Катины вопросы, а вот продолжили… обсуждением всего на свете. Оказалось, что молодых людей из разных стран в нашем большом мире в условиях глобализации может объединять сразу так много… Общие вкусы, общие взгляды, общие мысли…
Иногда сообщения Питера приходили совсем неожиданно, но оказывались так кстати, иногда дарили невероятной ценности информацию, иногда просто заставляли умиляться. Если быть честной, Катя даже ехать в США боялась теперь куда меньше, ведь знала – там ее будет ждать Питер. Он уже анонсировал ей экскурсию по кампусу, по городу, рассказал, куда он отвезет ее первым делом, что покажет, как они круто проведут выходные, как он познакомит ее со своими друзьями, как она ворвется в местную жизнь…
Это было крайне мило, да и сам Питер… он был очень обаятелен… Катя не сомневалась, что у парня нет недостатка в девичьем внимании, а сама она… просто наслаждалась приятным общением, не строя планов или воздушных замков. В отношения на расстоянии она не верила, да и вообще, если быть совсем уж честной, на данном жизненном этапе в них особо не нуждалась (во всяком случае ей так казалось), но когда окажется там, в Америке… Кто знает? Тут она тоже не загадывала…
А Никита – это парень из параллельного класса. Друг Саши Бархина. И как-то Катя, зная, что нравится ему, даже поддалась на уговоры Веры сходить на парное свидание вчетвером в кино. Из того свидания ничего особо-то не получилось, только довольно слюнявый поцелуй у ее подъезда, который был прерван звонком будто чувствовавшего, что самое время набрать, отца.
Катя тогда мысленно сказала огромное спасибо Мраку, спровадив под предлогом дисциплины и комендантского часа целовальщика восвояси.
Это было еще зимой, но продолжения не имело.
Во-первых, Вера с Сашей снова разбежались, во-вторых, Никита был не настолько настойчив, а Катя не полнилась энтузиазмом…
Вероятно, в семнадцать лет личная жизнь должна бы быть более насыщенной (хотя бы затем, чтобы Марине было спокойней, а точнее – интересней), но Катя больше ничем похвастаться не могла.
Нет, конечно, как у любой нормальной девочки, у нее были какие-то влюбленности, подчас неразделенные, заставлявшие думать долгими ночами и замирать, стоило прийти смс, но… В последний, выпускной, класс она вошла в режиме тишины… В этом режиме и плыла, что совершенно не устраивало Марину и крайне радовало Марка… Дедушка в этом вопросе оставался в роли мудрого держателя нейтральной позиции, за что Катя любила его еще больше, когда кажется – больше некуда.
– Ладно, сделаю вид, что поверила… – Марина буркнула, даже не заботясь особо о том, услышит Катя или нет…
– У нас новенький, кстати… – и тут перед девичьими глазами вдруг мелькнула согнувшаяся фигура на лавочке возле школы…
– Ой, это тот мальчик, который чуть глупостей из-за девки какой-то не наделал?
– А? – Катя вдруг застыла, поднимая взгляд на собеседницу. А та, видать, только теперь поняла, что взболтнула лишнего…
– Ладно, все равно ведь слухи и без меня пойдут… Только прошу, Коть, будь благоразумной, хотя ты и так у нас…
– Марин…
– Мне Марк говорил, в двух словах буквально, что это брат жены Глебки Имагина, я его даже вспомнила, хороший мальчик вроде бы, вежливый, но… В общем, его пришлось в экстренном режиме из прошлой школы выдергивать, там с одноклассницей одной у них любовь случилась… или не случилась, наоборот. В общем, она с него все требовала доказательств, просто чувств ей было мало… Видимо, очень неприятная фифа, я бы ее осадила при встрече, конечно, но… Этот тоже дурак. Полез на вышку какую-то… Бросаться собирался… Не спрашивай, я уж не знаю, это он из-за того, что звезду с неба достать не смог или хотел таким образом ее добыть, но ситуация, как ты понимаешь, та еще…
Катя застыла, чувствуя, как на загривке волоски дыбом становятся. Глядя на Андрея она никогда бы не подумала, что вот так… И картина на лавке теперь казалась уже не просто загадочной – будоражащей будто…
– А как его сняли то? Он ведь не прыгнул?
– Нет, не прыгнул. Подруге этой дуры ума хватило разыскать номер матери и сообщить, что ее сын пошел подвиг совершать… Сама фифа, как ты понимаешь, подобным не заморачивалась. Ну пошел и пошел, она же его не заставляла…
Только слушая эту историю, но в ней не участвуя, Катя чувствовала, как внутри просыпается одновременно злость и жалость. Она вообще слишком остро реагировала на всякого рода несправедливость, за что иногда получала, а тут… Ситуация казалась откровенно дикой…
– Ну, в общем, снять-то его сняли, его мама, кстати, у нас в бухгалтерии работает, ей это все непросто далось, скажу я тебе, но в той школе оставлять не рискнули. И я их понимаю… Глеб к Марку обратился, и вот…
– Я с ним сидела… – Катя сказала скорее себе, воспроизводя в памяти прожитый день. Да уж… Теперь молчаливость, замкнутость и странности поведения Андрея не казались такими непонятными… Вот только что будет, когда об этом остальные узнают? Это же вопрос пары недель… Класс у них вроде бы неплохой, глумиться не должны, но… все равно ведь очень сложно, когда слава за тобой шлейфом идет…
Катя знала это как никто… Одно время ее нестандартная семейная история смаковалась всеми школьными языками, обрастала все новыми подробностями и катилась за ней по коридорам.
Правда, может она и сейчас смакуется (Катя точно не знала), просто научилась абстрагироваться. А скоро и это делать не придется. В университете об этом никто не спросит, и не узнает…
– Ты с ним поаккуратней тогда… – Марина поймала непонимающий взгляд девочки, пояснила. – Не в плане, что он может что-то непредсказуемое сделать, во-первых, мне его мама рассказывала, что они к психологу проходили, она считает, что сдвиг по фазе произошел только из-за этой дурочки, а в целом он более чем адекватный, а во-вторых, я сама таких историй еще в своей юности наслушалась, ну бывает… перемыкает… год пройдет, он и не вспомнит, но! Этот год должен пройти. И раз уж он теперь с вами…
– Я поняла, Марин. Все будет хорошо, ты же знаешь…
– Знаю, – женщина улыбнулась, беря в свою руку девичьи пальцы, поглаживая их. – Ты вообще у нас – не по годам умный ребенок. Но упрямый…
Катя только бровь вопросительно вздернула, Марина же тут же взялась отвечать…
– Ну зачем тебе эта Америка, Котенок? У тебя же тут все есть, тут мы… Ну Питера нет твоего, но хочешь, мы и его привезем? А? Мы можем… Марк поуговаривает, а если нет – я по-своему решу, в багажник и…
– Марина! – Катя рассмеялась, перебивая «почти что бабушку»…
– Что «Марина»? Я, знаешь ли, вообще отчаянная женщина… Если не веришь, можешь у дедушки своего спросить, или у папы, или у Снежи… В общем, просто поверь… Очень отчаянная… И очень не хочу, чтобы ты от нас уезжала…
И если первая часть спича еще была шутливой, то окончание – искренним и наполненным тоской.
В такие моменты Катя и сама сомневалась, стоит ли куда-то ехать? Но потом вспоминала, почему приняла такое решение, и брала себя в руках. Ей пора учиться жить совсем взрослой и совсем самостоятельной жизнью.
– Давай по магазинам, а потом домой тебя завезу? – Марина подняла руку, привлекая внимание официанта, а Катя вновь отвела взгляд, прочищая горло, в котором отчего-то встал ком.
– Давай…
* * *
Андрей попал домой около четырех. Уроки закончились в два с небольшим, дорога, если в развалочку до метро и от него, – минут сорок, но он сегодня легких путей не искал… Хотя задерживаться, по правде, не собирался, но как-то так получилось…
Стоило прозвучать звонку – схватил рюкзак, буркнул «пока» соседке, которая понравилась ему сегодня своим… молчанием (это было высшее благословение для него), и понесся прочь из новой школы.
Пусть он и провел этот день так же активно, как стоявший на подоконнике в новом классе фикус, тем не менее устал жутко, и хотел побыстрее свалить оттуда, оказаться дома, приготовить что-то быстрое на ужин, чтобы мама выдохнула, обнаружив признаки «выздоровления», а потом грохнуться на кровать и смотреть в потолок, опустошая мысли…
Но где там…
Когда он проносился по школьному двору в сторону калитки, телефон в его руках завибрировал – звонил Коля (лучший друг из прошлой жизни). Нет, они не ссорились и никакого отношения к произошедшему он не имел. Даже больше – будь он в курсе, не пустил бы на эту чертову вышку, мозги бы раньше вправил, но Андрей тоже ведь не был дураком, знал, кому можно говорить, кому нет…
Но это не суть. Андрей взял с Коли одно обещание, и звонок сейчас принимать почему-то ой как не хотелось… Предчувствие, не иначе…
– Алло, – выскочив за калитку, он резко свернул, падая неподалеку на лавку, бросил рюкзак на землю, не особо заботясь о его чистоте, застыл, глядя перед собой и слушая…
– Алло, Андрюх, привет… – Коля замялся, а у Андрея непроизвольно начал сам собой кулак сжиматься на свободной руке. Все сильней и сильней. Сильней и сильней…
– Привет, говори…
– Ты знаешь, брат, я думаю, это неправильно, ты просил… и я обещал… и… – снова замялся.
– Говори.
А Андрею уже и так все понятно было, но требовалось подтверждение.
– Она с Городчинским замутила уже. Ходят за ручку на переменах, вместе домой ушли… Ты только скажи, брат, мы его отпи…
– Не надо. Не трогайте. Не в нем дело…
– Брат…
– Спасибо, Колян. Я перезвоню…
Андрей скинул, сдержался, хотя хотелось тут же трубку бросить как минимум – о плиты, что под ногами, как максимум – чтоб до той школы долетело, где она вон уже за ручку с Городчинским ходит… А потом голову руками сжал, глаза закрывая и пытаясь дышать – спокойно, медленно, считая барашков каких-то, а не пятна кровавые, которые отчего-то перед глазами пляшут…
– Стерва… Вот ведь стерва…
Будь рядом Колян – согласился бы. Ему Алиса Филимонова никогда не нравилась. Да и самому Андрею, по правде, до нее было глубоко фиолетово до этой осени, пока вся эта история не закрутилась.
Он на нее и не смотрел-то, не потому, что смотреть было не на что – наоборот, она всегда красавицей была, а как выросла, так еще и пользоваться своей красотой научилась. Скорее наоборот – не смотрел, потому что понимал – пропадет. Как остальные пропадали. Она ведь не просто красивая, она еще и вертихвостка знатная, и добиться ее внимания… простому однокласснику… ни одного шанса. Вот он и не смотрел.
Это она как-то посмотрела и отчего-то решила… Начала она, а расхлебывать почему-то ему приходится. До сих пор. Ей интересно было, что нужно, чтобы Андрей в нее влюбился, а ему сейчас узнать бы, как переболеть. Действительно переболеть, а не всех убедить в этом.
Веселов не тешил себя надеждами на то, что Алиса долго будет переживать «сложившуюся ситуацию», как ее политкорректно называли работники той школы и Филимоновы-старшие. Он понимал, что происходящее с ним – это его проблемы, что ждать от нее чего-то иного – глупость с его стороны, но…
– Черт, – мозг все понимает, но есть же еще сердце долбанное, отчего-то именно по ней сохнущее…
Городчинский… Интересно, почему он? Это очередной эксперимент для нее, как с Андреем – они ведь тоже вон за ручки по школе ходили, правда дальше ручек она его пускала неохотно, или новый какой-то?
Хотя там может все и серьезно уже. У Городчинского папа из бизнеса, на поступление обещана машина, да и он в Киеве остается, она тоже… Вот и удобненько – попервах, пока не найдет себе кого повыгодней в университете, с Городчинским перебьется…
Андрей усмехнулся тому, какие злые мысли его посещают касательно Алиски, а еще тому, что даже понимая, какая она стерва, все равно выбросить из головы не может…
– Молодой человек, вам плохо? – он резко поднял голову, а потом потратил несколько секунд, чтобы понять – откуда звук и что обращаются к нему. Сухонький дедушка, видать, рассчитывавший устроиться на той же лавочке, а тут такой сюрприз – сидит какой-то лоб и дышит тяжко…
– Нет, все нормально, спасибо…
Парень достал из кармана сложенный в четыре снимок, порвал его, пока не передумал, засунул между досок – в урну выбросить рука все же не понялась, потом рюкзак схватил, понесся куда-то, не особо разбирая дорогу. Ходил, бродил, шлялся, камни пинал, на витрины смотрел, свой двор обошел дважды, еще тут на лавке посидел, и только потом домой поднялся.
Благо, мать сегодня до шести, а потом еще ехать с полчаса. Значит, времени на то, чтобы сыграть роль адекватного сына, у него достаточно.
Разулся, рюкзак занес в комнату, в ванную рванул, тут с яростью руки с мылом мыл, потом в лицо водой хлестал, приводя себя в чувства – обычные, человеческие, а не те, что крутятся вокруг одной дуры и стервы, отправился на кухню.
Холодильник у них давно уже не был пустым, из памяти почти стерлись те времена, когда работать приходилось маме, Насте, когда доходы четко совпадали с расходами, а то и оказывались недостаточными… Это было в прошлом. В отличие от старшей сестры, Насти, думавшей о том, как бы принести домой копейку, с детства, он имел возможность спокойно учиться, пользоваться услугами репетиторов, спокойно поступать, да и вообще жить… спокойно. У мамы была стабильная, хорошо оплачиваемая работа. Настя помогала – ее балетная школа имела успех, Глебыч вечно скидывал какие-то деньги на карту несмотря на многочисленные просьбы так не делать… Отнекивался, что не за просто так присылает – а как гонорар за выполненную работу. Когда комп почистить нужно, когда презенташку запилить какую-то… Андрей просьбы исполнял, хотя и понимал, что на фирме у зятя наверняка есть куча людей, способных сделать это не хуже, чем родственник-одиннадцатиклассник.
За последние годы их жизнь действительно изменилась, в квартире был сделан ремонт, мама купила автомобиль, Андрей побывал в странах, о которых и мечтать-то не мог, на день рождение и новый год получал подарки, недоступные среднестатистическому подростку… Вот только иногда проскальзывала предательская мысль, что не произойди эти изменения – было бы, чем голову забивать, кроме как своей глупой любовью…
Вытащив на белый свет овощи и зелень, парень занялся нарезкой салата. Часы показывали половину пятого. Значит, к приходу матери все будет готово, отлично, а пока можно и музыку включить…
Вернувшись в комнату, Андрей включил ноут, перед глазами тут же загорелась страничка новостей одной из соцсетей.
«Иван Городчинский вступил в отношения с Алисой Филимоновой» – гласила первая из «новостей».
– Ща блевону от счастья… Блочим.
Заблокировав радостную физиономию Ивана Городчинского, и пытаясь сдержаться, чтобы не зайти на страницу Алисы, Андрей свернул вкладку браузера, зашел в папку своей музыки, нашел такую, чтобы выбивала из башки всю дурь басами, включил, подсоединил любимые колонки, позволяющие почувствовать, как музыка по коже бегает, вернулся на кухню…
Дальше салат резался с особым задором…
