Текст книги "Арийский мессия"

Автор книги: Марио Эскобар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

87

Мюнхен, 15 июля 1914 года

Часы на ратуше еще не пробили полночь, а улицы Мюнхена уже опустели. Здесь не наблюдалось такой активности военных, как в Вене, хотя количество молодых людей, приезжающих из близлежащих городков и деревень, чтобы записаться добровольцами в армию, беспрерывно возрастало. Наставник Адольфа – фон Либенфельс – запретил ему идти в армию, однако Адольф хотел поскорее записаться добровольцем, чтобы продемонстрировать свой героизм. Какой же он немец, если прячется, словно крыса, когда все рвутся в армию? Адольф шел уже полчаса, прежде чем добрался до дома, где он снимал комнату. Он отпер дверь квартиры своим ключом и зашел внутрь как можно тише, чтобы не разбудить семью Попп. Пройдя на цыпочках в свою комнату, он положил книги на кровать и начал раздеваться. Делал он это очень быстро, потому что не любил смотреть на свое бледнокожее, дряблое и хилое тело. Его телесная оболочка была для него самой худшей из тюрем. Необходимость есть, пить и спать казалась ему оковами. В былые времена он легко поддавался своему животному естеству и бесцельно слонялся по городу или же валялся целыми днями на кровати. Однако теперь с этим было покончено, он стал совсем другим человеком – сверхчеловеком. Он аккуратно разложил одежду на стуле и зажег маленькую лампу, чтобы заняться чтением. Три десятка довольно потрепанных книг были сложены стопками в ногах кровати, некоторые из них он прочел более ста раз. Он прилег на кровать и открыл книгу, однако его мысли путались. Ему вдруг припомнились отрывки из разговора с наставником в пивной. Фон Либенфельс, безусловно, был более образованным интеллектуалом по сравнению со старым фон Листом, однако он, Адольф, скоро его превзойдет. «Мой склад ума – чисто арийский, и это позволяет мне обладать огромным интеллектом», – подумал Адольф, листая страницы книги, но не читая то, что на них напечатано. Когда-то отец порол его кожаным ремнем, а мать, стоя чуть поодаль, умоляла отца перестать это делать. Он попытался прогнать из своей памяти эту сцену, однако не мог не думать о своей ненависти и своем страхе. Почувствовав, как пересохло в горле, он несколько раз яростно стукнул кулаком в подушку. Когда к нему вернулось самообладание, он вдруг услышал какой-то шорох в темном углу комнаты. Держа в руках книгу, он немного приподнялся на кровати, вглядываясь в темноту, но не увидел там ничего необычного. Тогда он снова вытянулся на кровати – и тут же почувствовал, что рядом с кроватью кто-то есть. Затаив дыхание, он медленно подвинулся к стенке. У него уже бывали подобные галлюцинации, и каждый раз его охватывала паника.

– Ты кто? – спросил он дрожащим голосом. – И что тебе от меня нужно?

Он замолчал и прислушался. И тут его охватило приятное чувство: ему показалось, что он парит в воздухе. Он немного расслабился. А затем он вдруг начал говорить так, как говорят во сне: сначала произносил отдельные слова, затем – цифры и бессмысленные фразы. Он говорил все быстрее и быстрее, пока его слова не превратились в набор звуков. Его губы беспрестанно что-то бормотали, но его ум оставался ясным: он словно слушал сам себя. И вдруг наступила тишина. Адольф расслабился и выронил из рук книгу. Затем он глубоко вздохнул и потушил свет. Подобные приступы бывали у него с детства. Врачи признали у него эпилепсию, но он знал, что это не эпилепсия, а нечто совсем иное. Он не мог объяснить, что это, но когда им овладевал страх и его тело содрогалось в конвульсиях, Адольф чувствовал, что он – не один, что внутри его с ним кто-то разговаривает. «Цена могущества», – подумал он, закрывая глаза и погружаясь в сон. Несколько минут спустя он уже крепко спал.

88

Вена, 15 июля 1914 года

– Почему Адольф хотел стать художником? – спросил Линкольн.

– Рисование – одно из тех немногих занятий, в которых он сумел добиться определенных успехов. У него был беспокойный прав, он ненавидел монотонную и скучную жизнь своего отца, – объяснял Кубичек, прикладываясь к очередной кружке.

– Отец Адольфа, наверное, не хотел, чтобы он стал художником, – предположил Геркулес.

– Поначалу родители не воспринимали эту его наклонность всерьез. А Адольф забросил учебу, ему не дали аттестата.

– Отец, должно быть, рассвирепел и очень сурово его наказал? – спросил Леондинг.

– Вообще-то он вскоре неожиданно умер. Адольф наконец-таки почувствовал себя свободным и стал слоняться без дела но улицам. Некоторое время спустя его мать продала дом, и они переехали в центр Линца. В течение двух лет Адольф жил мечтами о том, что он станет художником, и строил планы относительно переезда в Вену. Мы с ним часто совершали длительные прогулки по лесам в окрестностях Линца и часами болтали о наших планах на будущее. Адольф был уверен, что когда-нибудь добьется огромного почета и уважения.

– Юношеские мечты, – сказал Леондинг.

– Более чем мечты. Адольф был буквально помешан на своем желании стать знаменитым. Он увлекался архитектурой и иногда начинал рассказывать о своем плане, как он перестроит Линц. Как-то раз мы пошли на оперу Вагнера из его цикла «Кольцо нибелунга», и потом несколько недель он только о ней и говорил. Его невероятно интересовала история Германии, и он ее все время изучал.

– Его стремление к величию кажется мне очень даже странным. А он не пытался найти себе работу и заняться чем-нибудь полезным? – спросил Линкольн.

– Нет. Летом тысяча девятьсот шестого он съездил в Вену и окончательно решил, что попытается обосноваться в этом городе и стать художником. Мы более года собирались уехать вместе жить в Вену, прежде чем решились.

– Вы поехали вместе с ним, Кубичек? – спросил Геркулес.

Лицо юноши раскраснелось, глаза казались остекленевшими, теперь он говорил, сильно растягивая слова. От выпитого пива у него заплетался язык, и Геркулесу с трудом удавалось понимать и переводить его слова Линкольну. Леондинг предложил что-нибудь перекусить – от выпитого пива юноша, видимо, так захмелел, что мог заснуть до того, как закончит свой рассказ.

– Пожалуйста, сосиски, – сказал Геркулес проходившей мимо их стола официантке.

Ели молча. Геркулес и Линкольн напряженно обдумывали все услышанное о человеке по имени Адольф Гитлер. Когда сосиски были съедены, Геркулес первым продолжил разговор:

– А почему вы поехали в Вену?

– На меня оказала сильное влияние личность Адольфа. Он обладает способностью превращать свои собственные мечты в мечты других людей. У него трудный характер, его настроение постоянно меняется, однако он умеет быть щедрым. А еще он честный и преданный.

Взгляд Кубичека просветлел, как будто, вспомнив о достоинствах своего друга, он в какой-то степени простил ему его недостатки.

– Чем вы занимались в Вене? – спросил Линкольн.

– В сентябре тысяча девятьсот седьмого Адольф попытался поступить в Академию изобразительных искусств, но его не приняли. Он страшно обиделся и разозлился. Тем не менее, он решил получше подготовиться и снова пытался поступить в эту академию. Я предпочел заняться музыкой. А потом его мать серьезно заболела.

– И что он стал делать? – спросил Геркулес.

– Ничего. Я уговаривал его вернуться домой – хотя бы на время. Его мать умирала, и он об этом знал, но предпочел оставаться в Вене. Его волновали только его собственные проблемы, его собственные амбиции. Когда он узнал, что мать скончалась, он отнесся к этому довольно спокойно – я бы даже сказал, равнодушно.

– А вас такое его поведение не удивляло? – спросил Леондинг.

– Удивляло. Пока она была жива, она делала для него все, что могла. Даже отказывала себе во многом ради того, чтобы он мог жить в Вене. Его характер постоянно менялся, он зациклился на своих планах на будущее и даже стал посещать предсказателей, ясновидящих и астрологов.

– Он не присутствовал на похоронах своей матери? – спросил Геркулес.

– Присутствовал. Он приехал на похороны, уладил дела по оформлению наследства и несколько месяцев спустя вернулся в Вену. Мы жили с ним в одной комнате в Вене еще пару лет, а однажды, когда я вернулся из Линца после летнего отпуска, я обнаружил, что Адольф куда-то исчез, не оставив и следа.

– Куда же он подевался? – удивленно спросил Леондинг.

– Я не получал от него никаких известий и ничего о нем не слышал около пяти лет – пока он не появился здесь пару недель назад.

– Он в течение этого времени жил в Вене? – поинтересовался Геркулес.

– Некоторое время, а год назад он переехал в Мюнхен.

– А на что он жил здесь, в Вене?

– Поначалу он продавал свои картины, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, а затем нашел группу единомышленников, они помогли ему встать на ноги. Больше я ничего не знаю.

– Почему он переехал в Мюнхен? – спросил Геркулес.

– Адольф сказал, что ему не хотелось служить в армии австрийского императора, и поэтому он уехал из Австрии в Германию. Однако австрийская полиция разыскала его там, власти потребовали, чтобы он вернулся в Австрию. Он прибыл в Зальцбург, чтобы пройти там медицинскую комиссию. Судя по его словам, при прохождении комиссии выяснилось, что у него слишком слабое здоровье, и его признали негодным для службы в армии.

– А вам известно, по какому адресу он проживает в Мюнхене? – спросил Линкольн.

– Да, вот этот адрес, – ответил Кубичек, доставая из кармана пиджака листок бумаги. – Шляйсхаймерштрассе, на окраине города. Он снимает комнату у портного по фамилии Попп.

– Большое спасибо, – сказал Линкольн, записав этот адрес.

– Вам, наверное, хотелось бы снова повидаться со своим старым другом? – спросил Геркулес.

– По правде говоря, Адольф для меня – это призрак из прошлого, с которым я встречаться больше не хочу. Когда я лет пять назад потерял его из виду, то подумал, что не увижу его больше никогда. Он – опасный человек, хотя со стороны кажется самым обыкновенным юношей. Его душа – потемки.

– Почему вы так говорите? – удивился Геркулес.

– В нем есть что-то такое, что и притягивает, и отталкивает одновременно. Он – спящее чудовище, которое в любой момент может проснуться.

– Спасибо вам за все, вы нам очень помогли, – закончил разговор Геркулес, поднимаясь из-за стола.

Линкольн и Леондинг тоже встали и посмотрели на Кубичека. У юноши был не очень-то презентабельный вид: старый и помятый костюм, преждевременно состарившееся лицо, красный, как у сильно пьющих людей, нос. Вот воплощение постепенной деградации человека.

– Извините, кажется, вы кое о чем забыли, – серьезным тоном остановил их Кубичек.

– Да, действительно, прошу прощения, – согласился Геркулес и тут же достал из бумажника несколько банкнот, положил их на липкий от пролитого пива стол и в знак прощания слегка наклонил голову.

– Спасибо.

Когда Геркулес, Линкольн и Леондинг выходили из пивной, их провожали любопытные взгляды завсегдатаев – кроме тех, кто уже успел хорошенько нализаться и дремал, либо опершись на стойку бара, либо прямо на деревянных скамейках. Свежий воздух взбодрил друзей и помог собраться с мыслями. Через двенадцать часов с небольшим они должны покинуть Австрию, но друзья знали, куда направить свои дальнейшие поиски.

89

Берлин, 15 июля 1914 года

Даже не прикоснувшись к еде, кайзер встал из-за стола, пожелал спокойной ночи супруге и направился в свои покои. В течение дня он несколько раз общался по телеграфу с Георгом Пятым – королем Англии, однако это не дало никакого результата. Если Германия объявит войну России, Франция выступит на стороне последней, и англичане будут вынуждены поддержать Францию. Вмешательство Британской империи будет означать, что военные действия приобретут глобальный характер. Вильгельм попытался убедить короля Англии не вмешиваться, но тщетно. Тогда он дал указание Верховному командованию привести все войска империи в состояние повышенной боевой готовности, начать подготовку к реализации плана вторжения во Францию и укрепить оборону на восточной границе, чтобы отразить первый натиск русских. Он знал: император Франц-Иосиф уже составил ультиматум Сербии и очень скоро предъявит его. Через несколько дней могучие армии мира сойдутся на полях сражений, и выживут в них только лучшие из лучших.

Кайзер сел на кровать и стал молиться с таким рвением, с каким он не молился никогда ранее. Он молился за свою страну, за тех, кому придется умереть, за будущее вдов и сирот. Затем он взял с прикроватного столика бутылку ликера и, наполнив рюмку, выпил залпом. Алкоголь обжег горло, а кайзер почувствовал нестерпимое желание расплакаться, и, чтобы сдержать слезы, сделал еще глоток и еще… Когда бутылка наполовину опустела, он поставил рюмку на столик, повалился на кровать и крепко заснул.

90

Мюнхен, 29 июля 1914 года

Поездка Геркулеса и его спутников в Мюнхен превратилась в сущий кошмар. Найти подходящий транспорт оказалось почти невозможным, потому что армия реквизировала все автомобили и повозки. Кроме того, путешественников задержали на австрийско-германской границе и продержали там более недели. В конце концов им удалось пересечь эту границу только благодаря усилиям Эрисейры. Однако и на территории Германии у них постоянно возникали какие-то проблемы, из-за чего поездка из Вены в Мюнхен, которая в прежние времена заняла бы дня два, растянулась почти на десять дней. Подобная задержка раздражала их не только потому, что они страстно желали выполнить ту нелегкую задачу, которую сами на себя возложили, – они прекрасно понимали, что времени у них оставалось очень мало: как только будет объявлена война, найти и уничтожить Арийского мессию станет невозможным.

Линкольну доставляли особые мучения взаимоотношения с Алисой. Если раньше ему удалось сблизиться с этой женщиной, то после возвращения в их компанию португальца они почти не разговаривали. Линкольн избегал оставаться с нею наедине, а если Алиса заговаривала с ним, он тут же находил повод для того, чтобы уклониться от разговора – а особенно если предстоял разговор по душам.

В Мюнхене путешественников ожидал шок: всю Германию – да и, наверное, всю Европу – охватили военные приготовления, а в этом городе царило спокойствие. На улицах, правда, встречались группы солдат, но их было так мало, что складывалось впечатление, будто баварцы не стали прерывать своих отпусков и вообще хоть как-то менять привычное течение жизни из-за надвигающейся войны. Они, как и раньше, пили пиво, ели сосиски и гуляли по улицам и площадям.

Виктуалиенмаркт – Продуктовый рынок – представлял собой очень оживленную торговую площадь, напоминавшую маленький немецкой городишко. Геркулес и его спутники бродили между ларьками, в которых можно было купить всевозможные фрукты, вплоть до экзотических, и цветы. Геркулес и Алиса стали выбирать хорошие фрукты, а Линкольн и Эрисейра решили выпить у одного из ларьков по чашечке кофе.

Геркулесу не давала покоя мысль о том, что Арийский мессия, возможно, уже уехал из Мюнхена и направился в Берлин. Впрочем, если возникала необходимость спрятать кого-нибудь в тихом укромном месте, то столица Баварии для этого подходила, как ни один другой город: расположена довольно далеко от восточных рубежей Германии, отделена от них территорией Австрии, и отсюда рукой подать до Швейцарии и Италии, куда можно быстренько удрать в случае возникновения опасности. В общем, Мюнхен находился в стратегически выгодном положении.

Прежде чем приступить к поискам Арийского мессии, Геркулес и его спутники подыскали отель в центре города. Было около восьми вечера, а потому путешественники решили остановиться в отеле, немного отдохнуть, поужинать, а затем уже отправиться по тому адресу, который им дал старый друг Адольфа Гитлера – Кубичек.

Геркулес расположился в вестибюле и принялся читать местные газеты, а его спутники поднялись в свои номера, чтобы привести себя в порядок и немного отдохнуть. Заголовки вечерних газет повергли его в отчаяние. Австрия, заявлялось в газете, уже объявила войну Сербии и в тот же день начала обстрел сербской территории. Значит, на поиски Арийского мессии у Геркулеса и его друзей оставалось очень мало времени – сутки или двое. В пророчествах однозначно говорилось: если мессия не будет уничтожен до того, как начнется великая война арийцев, никто не сможет его остановить и его царствие продлится тысячу лет. Геркулес воспринимал слова «тысячу лет» как метафору, однако он не сомневался в том, что после начала войны его и его спутников выдворят из Германии, и тогда Арийский мессия ускользнет от них навсегда.

Полчаса спустя они вчетвером поужинали в уютном и почти пустом обеденном зале отеля. В городе почти не осталось приезжих. Пивной фестиваль ежегодно привлекал сюда сотни тысяч людей, однако слухи о приближающейся войне вряд ли позволят устроить праздник и в этом году. Алиса заметила обеспокоенность на лице Геркулеса и спросила его, в чем дело.

– Я прочел в газете, что Австрия объявила войну Сербии. Это ставит нас в затруднительное положение. Нам, я думаю, остаются сутки или двое на то, чтобы найти в Мюнхене Арийского мессию.

– Ну, этого времени нам вполне хватит, разве не так? – заметил Эрисейра, разрезая ножом аппетитный бифштекс.

– Я в этом не уверен. В Арийском братстве понимают: необходимо всячески оберегать мессию до тех пор, пока не начнется война, потому что после ее начала его уже не остановить. Они будут защищать его, образно говоря, и зубами, и когтями. Вполне возможно, что в Мюнхене его уже нет.

– Этот город – один из самых безопасных в Германии. Он находится в стратегически выгодном месте, он здесь защищен со всех сторон. Кроме того, отсюда легко спастись бегством.

– Я это знаю, Эрисейра. Однако Мюнхен не очень большой город для того, чтобы спрятать здесь Арийского мессию.

– А по моему мнению, – вмешался в разговор Линкольн, – Арийское братство про нас уже забыло. Мы прибыли сюда с задержкой на десять-двенадцать дней. Они наверняка уже решили, что мы потеряли след Арийского мессии или вернулись в Испанию. Если действовать быстро и осторожно, мы достигнем своей цели.

– Я с вами согласна, – сказала Алиса, коснувшись руки Линкольна.

– Спасибо, – ответил тот, слегка смутившись, но руку не высвободил.

– Тогда нам, пожалуй, следует поторопиться, – подытожил Геркулес, поднимаясь из-за стола.

Его спутники тоже встали и вышли из отеля вслед за Геркулесом. Их обволакивал теплый мюнхенский вечер. У здания ратуши они остановились, изумленно разглядывая великолепный фасад, выполненный в неоготическом стиле. Затем они прошли до Карлсплац и сели в трамвай, чтобы добраться до дома, в котором жил Адольф Гитлер. Если им хоть немного повезет, они застанут австрийца дома, и тогда очень скоро весь этот кошмар закончится навсегда.

91

Москва, 28 июля 1914 года

Во дворце в этот день закипела работа. Когда пришло известие о том, что Австрия объявила войну Сербии, вступил в действие план эвакуации художественных ценностей Кремля. Царская семья готовилась к переезду в один из городов в глубине России (еще не было решено, в какой именно), и охранники Кремля сновали по бесконечно длинным дворцовым коридорам, готовя отъезд высочайших особ. Царь с супругой останется в столице, а их дети с воспитателями уедут из Москвы сегодня же. Помолившись, царь направился в ставку Верховного командования русской армии, находившуюся неподалеку от дворца. Желая немного размять ноги и – самое главное – развеяться, он пошел туда пешком, нарушая существующие правила безопасности. Возле здания с великолепным фасадом в классическом стиле, в котором располагалась ставка, он глубоко вздохнул. Войны не удалось избежать. Ее начало – вопрос считанных часов, а через несколько недель она уже, наверное, и закончится. За время его царствования Россия не раз вступала в войну, однако впервые линия фронта будет проходить так близко от Москвы и впервые придется померяться силами со столь серьезными противниками. Австрийцы, правда, серьезной опасности для России не представляли. А вот немцы – народ сильный и горделивый, в делах военных тягаться с ними будет нелегко.

Сербия прислала срочное послание, в котором просила привести в действие всю систему союзнических обязательств и защитить ее от внешней агрессии. Царю надлежало дать согласие. Николай не хотел объявлять войну до тех пор, пока не будут полностью мобилизованы все силы империи. Кроме того, он предпочел бы, чтобы Германия первой объявила войну, потому что в любом вооруженном конфликте лучше оказаться в роли государства, подвергшегося нападению, нежели в роли агрессора.

Царь вошел в здание, но у лестницы вдруг остановился и слегка согнулся: его пронзила острая боль в груди. К нему тут же подбежало с полдесятка телохранителей.

– Ваше Величество, вы себя хорошо чувствуете?

– Да, – ответил царь, с большим трудом выпрямляясь.

Нервная обстановка, в которой он находился в течение последнего месяца, похоже, сказывалась на его слабом сердце.

С первых часов обострения международной обстановки у него появилась какая-то странная уверенность в том, что ему не хватит здоровья для затяжной войны. Впрочем, о том, что и как произойдет, известно одному Господу Богу. «В конце концов, на все ведь есть Его и только Его воля», – подумал Николай, поднимаясь по лестнице в зал, где его ждали генералы.