Текст книги "Империя под угрозой. Для служебного пользования"

Автор книги: Марина Добрынина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава 7

Сегодня Ланкович слишком бледен. Я замечаю, что он стал плохо ориентироваться в пространстве, натыкается на предметы, иногда ему заметно трудно сфокусировать взгляд. Это плохо само по себе, но для Мастера – просто опасно. Жаль, что свою бредовую идею он не оставляет, так бы я ему, может, помогла.

– Я думал, ты умнее, – заявляет он мне на второй день после своего появления, – я наоставлял столько следов, а ты зачем-то поперлась Завадовских опрашивать. Скажи мне, зачем?

Сознаюсь честно:

– Я думала, тебя убили.

– Жалеешь, что нет?

– Нет, зайчик мой, я еще надеюсь тебя перевоспитать.

– Не стоит! – смеется он, – Я проведу твою переактуализацию. У тебя – хорошие показатели, ты восприимчива. Мне нужен помощник. Кроме того, у меня в резерве тогда будет контролируемый мною резонанс.

Он смотрит на меня, губы растягиваются в мечтательную улыбку. Он будит во мне негативные эмоции, которые не хочется скрывать.

– Резонанс – это великая штука. Его особенности до сих пор не изучены. Очень опасно. Помнишь? Представь только, площадь, заполненная людьми, или хотя бы твое управление. А, может, попадем в здание Правительства?

Фантазия моя с готовностью подсовывает горы трупов и корчащиеся тела умирающих. А посередине мы с Ланковичем. В резонансе, как в акте любви.

– Переактуализация невозможна! – заявляю с апломбом, хотя доля моей уверенности невелика. Статья Карлова когда-то показалась мне заслуживающей внимание.

– Да ну? – смеется он, – а почему же ты тогда боишься?

– Я? Я не боюсь!

– Брось! После переактуализации моя восприимчивость резко возросла. Я ощущаю даже кончиками пальцев пульсацию страха вокруг тебя.

Он трясет своими пальцами перед моим носом. Отвожу нос в сторону, и смотрю на Ланковича с чувством, близким к ужасу. Что-то в его поведении указывает на то, что пора начинать верить.

– Может, не надо? – говорю, и голос мой почти дрожит.

– Надо!

– А если я не подчинюсь? – спрашиваю очень осторожно, готовясь к очень неприятному для меня ответу.

Ланкович весело ржет, глаза его как-то подозрительно блестят. Такое ощущение, будто он долго ждал этого моего вопроса.

– Пойдем, – говорит он и берет меня за руку, – я покажу тебе кое-что. Придумано специально для тебя.

Он вытаскивает меня из кабинета, и мы быстро, так, что я чуть ли не бегу, идем по коридору. Дмитрий подталкивает меня к одной из дверей, выходящих в коридор. Она обита железом, на уровне моих глаз зарешеченное окошко. Ланкович тычет меня туда физиономией и шепчет на ухо:

– Смотри.

Заглядываю одним глазом вовнутрь. Камера как камера. Маленькая, прямоугольная. Койка, раковина, унитаз. Содрогаюсь от омерзения, меня тошнит. На койке сидит нечто. Оно огромное, жирное и явно мужского пола, поскольку вытащило из штанов свой детородный орган, напоминающий пожарный шланг, и увлеченно онанирует.

Ланкович, паразит, кладет свою лапу мне на затылок и удерживает мою голову так, чтобы я продолжала наблюдать все эту гадость.

– Отпусти, – шиплю я и пытаюсь вывернуться.

– Ты проверь его, просканируй, – ехидным тоном советует Ланкович.

Я с интересом, надо отметить, подчиняюсь, удивляясь тому, почему не догадалась сама. Зрелище, наверное, подействовало отупляюще. Провожу предварительное обследование и ужасаюсь. Я даже не могу назвать сексом то, что исходит от этого монстра. Какая-то бесконечная бешеная жажда.

Чудище понимает, что за ним наблюдают, отвлекается от своего интересного занятия и смотрит в мою сторону. Вхожу в контакт почти против воли и тут же вырываюсь, крича:

– Отпусти меня, отпусти! Дмитрий, черт возьми!

Ланкович действительно убирает руку и глядит на меня, ухмыляясь. У меня хватает сил только на то, чтобы прислониться к стене и отдышаться. Да уж! Тут не нужно быть Мастером, чтобы понять, что творится сейчас у меня в голове. На морде все написано. Печатными буквами. Я отчаянно боюсь, я в панике. За те мгновения, что я побывала в сознании монстра, я поняла, что психика его безнадежно искалечена. Его аура черная, с красными всполохами. Его сознание хаотично, но не так, как это бывает на последней стадии актуализации, а как-то иначе. Открыт один канал, по которому его мысли беспорядочно курсируют, в конце канала какая-то структура. Именно она и вызывает эту ненасытность. И хуже всего то, что его сознание засасывает в себя, как черная дыра. Я еле вырвалась.

Ланкович доволен, это видно по его лицу.

– Хочешь что-то спросить? – интересуется он.

– Ага, какого он роста?

– Ну, порядка 195–198 см. Я его не измерял. А что?

– Да так, – вздыхаю, – ничего.

– У вас как, – заинтересованно спрашивает Ланкович, – в Высшей школе СИ с физкультурой было?

Снова вздыхаю.

– Плоховато.

И опускаю глаза. Совсем плохо. Это Ланкович у нас силовик, а мы так, гуманитарии несчастные. Хорошо хоть, стрелять на работе научили. Но стрелять-то как раз не из чего. Только из пальца. Пиф-паф!

– И что ты хотел сказать мне всем этим? – задаю я волнующий меня вопрос, показывая рукой в сторону камеры, из которой опять раздается многозначительное сопение.

– Я сжег ему часть мозга, – серьезно отвечает Ланкович, – перестроил сознание. Если ты будешь себя плохо вести, я отведу тебя к нему в камеру и закрою дверь. Я зову его Джо, Красавчик Джо. Ты представляешь, что произойдет с тобою даже за две минуты пребывания с ним наедине?

Да уж, представляю. Мне уже плохо, от одного представления.

– Но жить ты будешь, – продолжает безгранично милый Ланкович, – и работать тоже. Попробуем?

Я смотрю на Ланковича, вспоминаю, как он попал ко мне в застенок когда-то, в бытность мою следователем, и эта мысль приносит некоторое удовлетворение. Если бы это повторилось сейчас, Дмитрий тоже смог бы жить и работать, но вот любить – никогда. Я довольно улыбаюсь.

– Нет, – говорю, – не будем пробовать. У меня фантазия очень богатая. Я и так все вижу в деталях.

– Видеть – одно, – усмехается Ланкович, – а вот чувствовать…

Он меня раздражает. Страшно хочется дать по морде, но чревато.

– Все, – отвечаю твердо, – хватит. Ты хотел работать. Пошли.

Дмитрий тихо смеется. Идем обратно.

– Ну и методы у тебя, Ланкович, – бурчу я себе под нос.

Он ржет в открытую. Скотина!

Глава 8

Ланкович приготовил все, как в лучших домах Лондона и Парижа. Целых два кресла, правда, немного потрепанных временем, но все же вполне устойчиво стоящих на своих маленьких алюминиевых ножках, столик, сооруженный из плоского зеленого ящика, и пакет с яблоками у стола.

– Садись, Майя, – предлагает он великодушно, подталкивая меня к одному из кресел.

– А яблоки зачем? – недоумеваю я.

– А мне так больше работать нравится, – объясняет потенциальный актуализатор, – от них голова быстрее проясняется. Не люблю шоколад.

Он присаживается напротив, вытягивает свои длинные ноги и смотрит на меня пронзительным взглядом. Аж мороз по коже. Но вижу же – самому боязно.

– Хочешь, я тебе аппарат покажу? – восклицает он, срывается с места и выковыривает откуда-то из ящика, служащего нам столом, бесформенный бумажный сверток. Смотрю с удивлением. Он расправляет это нечто, на вид напоминающее моток разноцветных проводков с хаотически прицепленными там-сям металлическими и пластиковыми деталями и двумя-тремя присосками.

– Не бойся, – говорит, – я не буду пока включать, я только покажу тебе, как оно одевается.

И быстро, так что я не успеваю даже рта раскрыть, надевает мне на голову часть этой конструкции. Остальные провода плавно располагаются вдоль моего позвоночника, двое из них, которые с присосками, цепляются на запястья в районе пульса.

– Здесь всего-то и действий, – говорит мне Ланкович, и глаза его возбужденно светятся, – правильно рассчитать время и выбрать нужную программу из записанных мною.

Мне как-то не по себе.

– Дима, – прошу его, – может на мне не будем экспериментировать, а? Может, если уж тебе так нужно, ты меня сам проактуализируешь?

Вижу раздумья на его лице. Это уже хорошо.

– А как я войду? Ты думаешь, это легко? Я пытался…

– А я тебя пущу. Честное слово.

Сейчас я безумно рада тому, что Мастера, как правило, не могут читать ненаправленные мысли и эмоции друг друга, за исключением, конечно, очень уж откровенных. Иначе Дмитрий не стал бы со мною мучиться, а прибил бы сразу. В конце концов, я – не единственный Мастер на свете.

– Подожди, – говорю, – дай только ногу разомну, затекла что-то. Встаю и тут же спотыкаюсь о его собственные лапы, протянутые вперед чуть ли не на полтора метра, падаю, но в полете успеваю-таки ухватиться за кресло и устоять на ногах.

– Майя! – кричит он сердито, на мгновение отвлекается, и тут я делаю то, что не делала никогда в жизни, и, надеюсь, дальше не придется. Знакома я была с этим фокусом только в теории. Препод случай из своей практики рассказывал.

Так вот, Ланкович отвлекается, он раздражен и несобран, он приоткрывается на какие-то доли секунды, а мне больше и не надо. Быстро проникаю в его сознание, закрепляюсь там и тут же выстраиваю предполагаемую структуру моего сознания. Когда Ланкович успокаивается, и решает начать сканирование, я подсовываю под его мысленный взор выстроенную в его же голове картину. Отщепляю от себя схематичное «Я», и позволяю Ланковичу водить это «Я» по предложенной ему структуре. Признаюсь, комбинация дается мне с большим трудом, но Ланкович признаков беспокойства не проявляет.

Вокруг своей собственной, реальной персоны, выстраиваю стену, прекрасно, впрочем, сознавая всю бесполезность этого занятия. Если Ланкович обнаружит подвох, то собьет мою защиту без особых затруднений. На этот счет я иллюзий не питаю. Хотя мастерства ему и не хватает (чем и пользуемся), силы предостаточно. А для того, чтобы экран сломать, много знаний и не нужно.

Краем глаза заглядываю, как там Ланкович. Собирается выходить. Быстро списываю предложенную им информацию. Так, сегодня мы права человека изучали, вот юморист! Попутно он попытался заложить в меня основы программы. Раз, два, три! Открываем глаза. Лицо Ланковича безмятежно. Ура, на этот раз пронесло.

Ланкович смотрит на меня, и выражение его глаз меняется.

– Что-то не так? – спрашиваю обеспокоено.

– Я не ожидал, что ты пустишь меня без борьбы, – признается он.

– Но Дима! Скажи, а много бы ты со мною церемонился! С твоей-то силой! Я даже уровень твой просчитать не могу!

– А, вот оно что…

Вроде бы согласен, но, чувствую: что-то его тревожит.

Вечером после сеанса прокрадываюсь к камере Красавчика Джо. Заглядываю внутрь – все та же картина.

– Джо! – зову его тихо.

Он поднимает взгляд. Глаза у него голубые, окруженные светлыми ресницами, пустые абсолютно. Из полуоткрытого рта падает слюна на темный кафель. Он встает и, спотыкаясь и путаясь в штанинах, подходит к двери.

– Хороший мальчик, – шепчу я, содрогаясь от омерзения и пытаясь не опускать взгляд ниже его пояса, – такой хороший маленький мальчик.

Очень осторожно, стараясь двигаться совсем незаметно, вхожу в его сознание и начинаю ремонт. Дело это дается мне с невероятным трудом, приходится бороться еще и за свой разум.

– Майя! – откуда-то из пустоты доносится знакомый насмешливый голос.

Меня выкидывает из сознания Джо. С удивлением обнаруживаю себя сидящей на полу и глядящей снизу вверх на Ланковича. Он, ехидно улыбаясь, протягивает мне руку и помогает встать.

– И что это ты такое делаешь, Майя? – говорит, посмеиваясь.

Не знаю даже, что соврать.

– Учеником новым решила обзавестись? – интересуется Ланкович, – не надо. Честное слово, он и без того в тебя влюблен. Правда, Джо?

Из камеры раздается лишь знакомое пыхтение.

– Но ты меня удивляешь, Майя, – продолжает Ланкович, и на лице его действительно написано изумление, – честное слово, я полагал, он тебе настолько противен, что ты эту часть базы за километр обходить будешь. Я, оказывается, плохо тебя знаю. Надо бы лучше.

Гляжу на него задумчиво. В голове – одна мысль. О том, как, собственно, хорошо, что он плохо меня знает.

Глава 9

– Дим, – говорю я как-то, – есть одна вещь, от которой я могу умереть прямо сейчас.

– Да ну?

– Да. Это – неудовлетворенное любопытство.

Ланкович сегодня в спокойном и даже благодушном настроении. Я боюсь его гораздо меньше.

– Спрашивай, – разрешает он.

– Ты не мог, случайно так, другого Мастера найти? Зачем тебе понадобилось именно меня вытаскивать?

Он смотрит на меня очень внимательно. В глазах его начинает мерцать какой-то нехороший огонек.

– Я знаю твои показатели, – отвечает он.

– И это все? – интересуюсь я, хотя красная лампочка в моей голове, сигнализирующая о наличии опасности, горит все ярче.

– Тебе мало?

Голос Ланковича становится громче, я пугаюсь, но продолжаю выяснение истины.

– Этого недостаточно. В вашем округе достаточно хороших Мастеров. Ты мог бы позвонить мне, и я без всякой задней мысли порекомендовала бы тебе кого-нибудь.

– Мне нужна была ты! – отрезает Ланкович, – и не доставай меня больше, у меня голова болит.

Мучают его последнее время эти головные боли. Бедный мальчик.

Снова сеанс. Опять, рискуя жизнью, проникаю в мозг Ланковича и выстраиваю там знакомую, правда, несколько видоизмененную с учетом предыдущих сеансов, картину. По пути отмечаю, что его собственные структуры неустойчивы и разрешаю себе чуть-чуть их укрепить. Снова работа. Выдыхаемся оба, как скаковые лошади. Грызем яблоки и думаем каждый о своем. Он, вероятно, о протекании процесса актуализации у Мастера со стажем и возникающих при этом странностях, я – о том, как достала меня эта ситуация, и сколько времени я смогу еще его дурачить.

Оба устали. Сидим, не глядя друг на друга.

– Покурить бы сейчас, – неожиданно даже для себя произношу я.

– У меня есть сигареты, – отвечает Ланкович, – сейчас принесу.

Он уходит, приносит сигареты. Мы сидим с ним вдвоем, курим. Я – с удовольствием, поскольку иногда разрешаю себе побаловаться, он – с каким-то меланхолическим выражением на лице.

– Можно задать тебе вопрос? – спрашиваю я, глядя на длинный и острый столбик пепла на моей сигарете.

– Спрашивай, – устало разрешает Ланкович.

– Ты сводишь какие-то личные счеты со мной?

– Да, – неожиданно быстро соглашается Дмитрий, – так оно и есть.

Я осторожно подбираю слова, боясь вспугнуть его более-менее нормальное состояние.

– Я чем-то навредила тебе?

Он опускает голову и тихо смеется.

– А ты как думаешь?

– Не знаю, – честно признаюсь я.

– Ну, про побочный-то эффект проведенной тобою актуализации тебе известно?

– Какой именно? Воплощение Идеи?

– И это тоже. Я ведь искренне верил в идеалы ПОПЧ, совершенно искренне. Ты знаешь, что именно я прорабатывал многие подходы в этой Идее, Идее ПОПЧ?

– Нет, – совершенно правдиво отвечаю я, – ты же об этом не рассказывал.

– Вот, а ты так жестко меня переориентировала. Но это не так важно. Есть еще одна проблема. О ней ты тоже должна знать. Это когда Мастер влюбляется в Учителя. Ты любишь своего Учителя?

Я смотрю на него удивленно. Признаюсь, как-то не думала об этом. Мне и в голову не приходило, что Ланкович может как-то переживать из-за привязанности ко мне. Конечно, я люблю своего последнего Учителя, но я как-то сразу смирилась с тем, что никогда его не увижу. Мой учитель, Евгений Павлович Стылов, я помню каждую черточку его некрасивого лица. Он относился ко мне с симпатией, считал многообещающим Мастером. Но и только-то.

– Конечно, – отвечаю, – все Мастера любят своих Учителей. Это – закон.

– И ты воспользовалась этим, чтобы освободиться. Ты заставила меня влюбиться в себя, использовала, а потом бросила. Как туалетную бумагу.

Смотрю на него, не понимая, о чем он говорит.

– Меня любила замечательная женщина, – между тем продолжает Дмитрий, и голос его течет и переливается, – совсем не похожая на тебя. Она родила мне чудесную девочку. А я думал только о тебе, как тебя увидеть или как избавиться от наваждения. Ты ведь даже не в моем вкусе! Все дело в актуализации – решил я, именно эта дурацкая процедура заставляет меня так мучиться. И вот тогда, наверное, это судьба, я увидел эту статью Карлова. В школе я увлекался электроникой, не знаю уж, что заставило меня пойти на факультет богословия. В статье доказывалась возможность пройти переактуализацию. Самому. И дана краткая схема аппарата, который необходимо построить. Я усовершенствовал машину, я построил ее. Я прошел повторную первичную актуализацию, замкнув ее на себя. Я два дня провалялся дома с дикой головной болью, еле отошел. А когда пришел в себя, понял, что я должен делать дальше. Шеф твой совсем обнаглел, он не очень-то и скрывался. Я немного поднажал на него, а потом отправился сюда, и ждал, ждал. Пока ты сунешь на базу свой длинный нос.

Утомился. Замолчал. Несмотря на ту чушь, которую он сейчас несет, мне жаль Ланковича. Но кто уж знал, что так обернется! Я использовала его, да, но я должна была это сделать. Я и сейчас бы поступила точно также. Не буду говорить этого Ланковичу – не поймет ведь.

– Мне жаль, – только и могу сказать.

– Не стоит! – холодно отвечает он, – жалеть будешь после!

Я думала уже, он все сказал, но Ланкович продолжает:

– Только став Мастером, я осознал, насколько это жутко.

– Да ну? – совершенно искренне удивляюсь я. Мне, например, нравится это состояние.

– Тебя все боятся, нормальные люди засекают время, разговаривая с тобой, потому что им кажется, что ты сейчас копаешься в их голове, и им это как-то может повредить. Ты искренне привязан к женщине и ее ребенку, но не можешь видеть их чаще двух раз в неделю, потому что психолог Инквизиции считает, что это окажет негативное воздействие на твою работу и психику ребенка. Тебе самому, наконец, окружающие тебя люди начинают казаться мелочными и непередаваемо тупыми! Этого недостаточно?!!!

Я вижу, что Ланкович начинает волноваться.

– Тихо-тихо-тихо, – шепчу, – тихо, Дима. Я понимаю, я тоже Мастер. Я тоже все это проходила. Но ко всему привыкаешь. К этому тоже можно. Еще пара месяцев, и ты вошел бы в колею.

– Не хочу! – вдруг орет Ланкович, лицо его перекошено, я пугаюсь и инстинктивно закрываю голову руками.

– Не могу больше! Я исправлю тебя! Ты пройдешь актуализацию, ты будешь каждый день желать меня, но не получишь ничего!

Ланкович подходит ближе, я отшатываюсь. Страшно.

– Ты все время будешь рядом, – шепчет он, наклонив ко мне голову, – но я буду далеко. Потому что никто, кроме меня, теперь мне не нужен. Я от тебя избавился.

Он вылетает из моей комнаты. И слава Богу, еще прибил бы ненароком. Ненормальный. И как он все запутал!

Глава 10

Ночью вновь пробираюсь к Красавчику. Что-то плохо он выглядит. Похудел даже, осунулся. Сидит молча в темноте и смотрит, как на стене танцует луч моего фонарика.

– Эй, Красавчик! – зову я.

Он не поднимает головы. Но мне это сейчас и не нужно. Вхожу для ремонта, вижу выстроенные мною структуры, но быстро понимаю, что они нежизнеспособны. Мозг Красавчика угасает. Из-за моего это вмешательства, или Ланковича – не знаю. Выхожу с сожалением. Этот товарищ мне не помощник. Да и не жилец он больше.

Утром Дмитрий приходит хмурый. И руки у него пахнут порохом.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Мне пришлось пристрелить Красавчика. Хотел его покормить, открыл дверь, и он бросился. Я его застрелил.

– Да, – говорю, – как в старые добрые времена. Сначала думаешь, что человек работает вместе с тобой, а потом его убиваешь. Помнишь Андрея, а Ланкович? Вся эта ситуация, как зеркальное отражение прошлой истории. Не боишься проиграть?

Он усмехается грустно и не отвечает мне ничего. Мне кажется, что он, как Красавчик, начинает сдавать.

В чем дело? Не понимаю, по всем моим расчетам Ланкович должен был уже появиться в моей конуре со своей ухмылочкой и предложением потрудиться на благо общества. Между тем, его нет. Я уже сбегала на кухню, слопала очередное яблоко, прогулялась по коридору и обратно, а он все не идет. Неужели, опять уехал? Думаю, что надо бы пойти пройтись до его собственной комнаты, под которую он оборудовал небольшую камеру на северо-западном крыле, от меня подальше. Иду, по коже бегают мурашки, как-то не по себе. Один поворот направо, пятнадцать метров вперед, еще один поворот, и вот я на месте. Стою перед дверью и выдумаю, что бы мне такое сказать, если вдруг из этих дверей высунется голова Ланковича и поинтересуется, каким ветром меня сюда занесло. Решаю, что врать нехорошо, скажу, что обеспокоена. Дверь не заперта, тяну ее на себя и засовываю нос внутрь. Вижу Дмитрия, валяющегося на кровати вниз лицом. Успокоено вздыхаю и собираюсь было слинять, пока он меня не заметил, как мое внимание привлекает странная атмосфера вокруг. Я настолько привыкла к тому, что Ланкович не излучает, что мне и в голову не пришло просканировать его. А сейчас чувствую – надо. Мне не нужно даже сильно напрягаться – от бывшего моего ученика исходят какие-то странные изменчивые колебания. Они неустойчивы и я не могу их идентифицировать. Нездоровая такая атмосферка-то.

Подхожу ближе, и, наверное это какой-то инстинкт, подсовываю руку ему под голову. Убираю со лба мокрые волосы и понимаю, что у парня температура. Ланкович никак не реагирует на мое присутствие. Понимаю, что еще пара часов, и он никогда и ни на что не будет реагировать. Будет лежать здесь такой тихий, холодный и нехорошо пахнущий. А неподалеку – я такая же, поскольку базу покинуть не смогу, а средства связи этот доходяга хранит за ее пределами. Что же, хотя и не заслуживает он хорошего с моей стороны отношения, будем лечить.

Собираюсь с силами, и переворачиваю это чудовище на спину. Тяжелое тело Ланковича не двигается, но, по крайней мере, дышит. Это уже радует. Несусь галопом в мою конуру за сумкой. Ланкович в свое время изъял из нее все, что, на его взгляд могло представлять опасность для его драгоценной персоны. В результате в ней остался носовой платок, солнцезащитные очки и упаковка аспирина. Очки мне, пожалуй, не понадобятся, а вот аспирин… Вперед, на кухню за водой.

Запихиваю в Ланковича две таблетки аспирина, обтираю его горящее тело собственным платком, смоченным в холодной воде. Если не помочь организму, прежде чем начать работать с психикой, можно просто не успеть. Жду, жду. Кажется, ему стало немного легче. Пора. Сажусь на край кровати, кончиками пальцев касаюсь его висков. Он пока закрыт, но я следила за ним, и знаю, что сейчас он не в состоянии контролировать себя постоянно. Вот, открылся. Вхожу осторожно. Черт возьми, Ланкович, что ты с собой сделал! Да тебя за такое варварство убить мало! То, что творится сейчас в его голове, напоминает мне последствия урагана. Вернее, ураган этот еще не прекратился, а продолжает играть, срывая с мест разные предметы, и, забавляясь, раскидывая их куда ему вздумается. Вот эти порывы ветра и нужно загасить в первую очередь. Раньше у меня не было времени проверить, в чем же заключалась конкретная перестройка, которую провел у себя Ланкович. Сейчас, с трудом очистив первичные структуры от нагромождения сорванных ураганом деталей, я вижу, что они построены по иному, отличному от моего, принципу. Но идея интересна. Постепенно начинаю восстанавливать надстройки к его системе. В стотысячный, наверное, раз удивляюсь силе и пластичности восприятия Ланковича. Медленно и любовно наношу последние мазки и даже не выхожу, а выпадаю из его сознания. Устала я, устала неимоверно.

Понимаю, что до конуры уже не доползу, двигаю Ланковича в сторону и ложусь рядом. Моя голова не успевает долететь до подушки (подушка! Какая роскошь!), как я уже засыпаю.

Мне снится что-то невероятно приятное. Что именно, не помню, по открываю глаза с улыбкой. Чувствую прикосновение к моим волосам, и уже готова замурлыкать. Переворачиваюсь на другой бок и вижу Ланковича. Я, оказывается, лежу на его руке, а свободной он гладит мои волосы. Ланкович тоже улыбается, но отчего-то грустно.

– Спасибо, – говорит он.

– Пожалуйста, – шепотом отвечаю я, – ты меня отпустишь?

– Конечно, – отвечает Ланкович, но я не успеваю даже обрадоваться, как он продолжает, – но только после актуализации.

Рывком слетаю с кровати.

– Скотина! – ору я, – какого хрена я тебя вытаскивала?!

И, чтобы не наговорить этому не до конца еще окрепшему субъекту еще чего-нибудь ласкового, гордо и очень быстро удаляюсь.