Текст книги "Империя под угрозой. Для служебного пользования"
Автор книги: Марина Добрынина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
Рассказ 2. История, которой не было
Глава 1
Весь день брожу по мощеным плиткой улицам города. Смотрю на старинные храмы – темные и светлые, но непременно глядящие в небо стрелами крыш, любуюсь с моста на спокойную серую реку. Полный седой мужчина приглашает выпить кружечку пива. С удовольствием соглашаюсь. Пиво чудесное – темное, плотное, пена стоит над кружкой, как церковный шпиль. Благодарно улыбаюсь:
– Спасибо Вам, да славится Империя.
– Славься, – отвечает он тихо, и я улавливаю акцент в его голосе. Не все еще в совершенстве владеют росимперским. Впрочем, это всего лишь дело времени.
Уже подходя к двери своего номера, слышу, как разрывается телефон. Зная свою любимую службу, никаких средств связи я с собой не брала, так они в номере меня решили достать.
– Майя Дровник у телефона, – сухо произношу в трубку. Душа моя предвидит грядущие неприятности. А в отношении гадостей она редко ошибается, душа-то.
– К сожалению, Майя, – слышу я холодный голос моего шефа, – я вынужден отозвать вас из отпуска.
– Но какого черта! – не сдержавшись, ору я, – выбралась в кои-то веки!
– Советник 1 ранга Дровник, – рычит шеф, – этот вопрос не обсуждается. Самолет, бортовой номер Н-949, ждет Вас в аэропорту. Через четыре часа Вы должны быть на рабочем месте.
– Слушаюсь, – отвечаю я, чуть не плача.
Срывается такой отпуск! Два года я мечтала посетить Богемский протекторат. Приехала. И вот, на третий день пребывания! Уйду, брошу службу, пошлю Инквизицию, придушу шефа и… Ух, какая я злая!
Несусь в аэропорт. Если так вызывают, значит что-то из ряда вон выходящее. Я вообще-то не отношусь к незаменимым работникам.
Шеф сидит в моем кабинете, водрузив свою обширную нижнюю часть на мое кресло, к которому я искренне привязана, и которое при каждом движении шефа протестующе скрипит. Курит. Злой, бледный, руки дрожат.
– Сядь, Майя, – говорит он, заметив мое появление в дверях.
Я сама готова позеленеть, еще ни разу за время моей работы здесь шеф не обращался ко мне на «ты».
– Историю двухгодичной давности с базой ПОПЧ помнишь?
Дурацкий вопрос! А как, по его разумению, я могла забыть историю, благодаря которой попала в его управление? И не два года назад это было, а немного больше.
– Да, конечно, – говорю осторожно.
– Ланкович исчез.
Ланкович исчез… Когда я последний раз получала о нем информацию, он, после окончания Школы СИ, готовился к вступлению в должность помощника следователя по идеологии. Я была горда им, конечно, как никак, мой ученик, способный мальчик. Ну, погордилась и успокоилась. И вот на тебе, получи, фашист, гранату. Впрочем…
– А я здесь причем? – интересуюсь, как бы между делом.
– А кто знает его лучше тебя?
– А его родители? – отвечаю вопросом на вопрос. Это невежливо, но что-то гнетет меня нехорошее предчувствие. А предчувствие Мастера – это почти свершившийся факт. Шеф морщится.
– Не дури. Совет по Идее выдвинул твою кандидатуру.
– Я не опер! – напоминаю я начальнику, а то вдруг он запамятовал.
– Я это знаю, – ехидно отвечает он.
Юморист он у меня.
– Не хочу! – делаю последнюю попытку.
– Надо! – отрезает шеф.
Все, я проиграла по всем позициям. Вывешиваю белый флаг и пытаюсь выторговать условия контрибуции.
– Хоть душ принять я могу? – прошу почти безнадежно.
– Можете, – милостиво разрешает шеф, видимо успокоившись, и вновь переходя на «Вы», – но только быстро и в управлении.
Вот гад! Последняя попытка смыться домой, чтобы хотя бы кинуть вещи, помыться по-человечески и переодеться, не удалась. Принятие душа в управлении – то еще удовольствие. Белый кафель на полу и грязные разводы на стенах. А еще запах этот, как в общественных банях. Просто прелесть, что такое.
Обречено вздыхаю, сажусь в кресло для гостей и грустно произношу:
– Ну, давайте посмотрим, что там…
Шеф откидывается на спинку кресла всем своим грузным телом, так, что оно, бедное, плачет и зовет хозяйку, покручивает в руках карандаш, смотрит на меня как-то сверху вниз. Взгляд его темен.
– А нечего смотреть, – заявляет он.
Я в недоумении.
– Как так нечего?
– Материалов нет.
Смотрю на него озадаченно, начиная сомневаться в его умственной полноценности.
– А куда же они делись?
– Их не было. Ланкович просто утром не пришел на работу. Во всем остальном – ничего подозрительного.
– Я Вас правильно поняла? Дознание не производилось?
– Ты и проведешь. Поезжай в округ, осмотрись на месте, поговори с людьми. Ищи.
Ох, как мне все это не нравится! Ловлю себя на желании просканировать начальника, однако не делаю этого. Шеф у меня не Мастер, но над ним такие специалисты в свое время поработали, фиг пробьешься с первого раза. Да и неэтично это как-то – начальников своих на полиграфе проверять.
Шеф с трудом вытаскивает свое тело из-за стола. Тоже мне, глупый пингвин вылез из утесов. Буду оптимистом, утешусь тем, что вещи не распакованы, а значит, не нужно их складывать. Дмитрий, подожди, я уже еду.
Глава 2
Кратковременный перелет, и вот я вхожу в кабинет моего ученика. С его начальником – тощим длинноносым субъектом – я уже познакомилась. Мерзкий тип. Полчаса мусолил в руках мое удостоверение, сверял фото с оригиналом, а затем выдал ответ типа: нет, ничего не знаю, такой же, как и все, ничем особенным не занимался.
Кабинет Ланковича такой же, как описание его владельца – никакой. Ничего примечательного. Два стула, стол, как могильная плита – серый и прямоугольный. На краю столешницы Регламент в виде брошюры и Уголовный кодекс Империи с краткими комментариями. Ни фотографий, ни дисков на столе; ни картин, ни календарей на стенах. В окне – вид на плац, чтобы не отвлекаться на посторонние мысли.
Осмотр материалов в компьютере Ланковича тоже ничего не дает. Либо там ничего и не было, либо кто-то предусмотрительно все удалил. Осталась малозначимая мелочь – справки, акты, перечень дел. Игрушек, и тех нет.
Листаю личное дело. Прямо не инквизитор, а отличник боевой и еще какой-то там подготовки: ни одного выговора и целых три благодарности. Горестно вздыхаю – не в меня. Вспоминаю, как два с лишним года назад я вот так же смотрела на его удостоверение. Теперь перед моими глазами фотография не мальчика, но мужа. Волевое лицо, как у разведчиков в старых фильмах, спокойный и внимательный взгляд, плотно сжатые губы, а так… ничего примечательного. Обычный рядовой инквизитор, каких сотни тысяч в Империи. Встретишь на улице – отведешь взгляд, чур меня, чур.
Посмотрим, как обстоят дела у него дома.
Живет, а может уже следует сказать об этом в прошедшем времени, жил, Ланкович в служебном общежитии. Поднимаюсь на лифте на шестой этаж; ключом, полученным мною на проходной, отпираю дверь. И вижу ту же пустоту и обезличенность, что и в кабинете. Чисто, как в операционной. Два шкафа, один из них книжный, с тремя десятками разрешенных книг. На первый взгляд две трети из них – по юриспруденции. Выстроены на полках по размеру. Тумбочка с бельем, по-военному ровно застеленная кровать. Стены выкрашены масляной краской, как в казарме. Взгляд с удовольствием останавливается лишь на окнах. На них – жалюзи приятного серо-голубого оттенка, и это – единственное, что отличает комнату Ланковича от остальных, расположенных в этом здании.
Открываю бельевой шкаф. В нем висит на плечиках форма СИ, фуражка смотрит на меня крестом и дубовыми листьями. Ловлю себя на том, что не могу уловить отпечаток личности Ланковича на окружающих предметах. Прямо человек-призрак.
В растерянности сажусь на идеально заправленную койку. Пытаюсь понять, что могло случиться с моим учеником. Может, он занимался какими-то своими разработками, и его похитили, как меня когда-то? А может, он сам ушел? Сам? Не представляю себе Мастера, поступающего подобным образом. Да еще Мастера Идеи. Что за чушь! Конечно, его похитили, как бы по-дурацки это ни звучало.
Мне вдруг становится жалко, однако, не его, а себя. Я не знаю, что дальше делать, могу только хныкать, чем и собираюсь сейчас заняться. Я не опер! Черт возьми, зачем меня заставили лезть в это дело?!
Из состояния печальной задумчивости вырывает звонок телефона. Поднимаю трубку, полагая, что это шеф вычислил меня здесь и хочет в очередной раз сообщить что-то неотложное. Готовлюсь уже высказать то, что я думаю по поводу поисков Ланковича, как:
– Дима? – слышу я женский голос. Он робок и взволнован.
– Дима, это Софья. Ты меня слышишь? Ты можешь со мной поговорить? Не клади трубку!
– Здравствуйте, девушка, – говорю я как можно мягче, для создания нужной интонации воображая себя врачом безнадежно больного человека, – к сожалению, Вы не туда попали.
– Да… – произносит она огорченно, – извините.
– Не кладите трубку, – прошу я, – Вы попали в службу экстренной психологической поддержки. Ваш звонок анонимен. Я слышу по голосу, что у Вас проблемы. Поделитесь ими со мной, и Вам станет легче.
Сама я в это время, прижимая трубку к уху плечом, шарюсь в собственном портфеле, пытаясь обнаружить в нем портативное устройство отслеживания звонков. Шеф снабдил перед уходом. Прямо, как знал! Ага, вот оно.
Девушка всхлипывает:
– Не знаю, могу ли я с Вами поделиться, мне так страшно.
А вот это уже интересно.
– Давайте поговорим с Вами и попробуем во всем разобраться. Я постараюсь Вам помочь. Ведь Вас зовут Софья?
– Да.
– Так вот, Софья. Расскажите мне, что именно вызывает Ваш страх.
Она начинает рыдать в трубку.
– У меня муж пропал! Он должен был прийти ко мне вчера, и не пришел. Нигде его нет!
Я тем временем ухитряюсь присоединить устройство к телефонному аппарату. Желтая лампочка замигала. Когда перестанет, место, откуда исходит звонок, будет определено. Жду, развожу бедную женщину на разговор.
– Вы не обращались в Святейшую Инквизицию? – спрашиваю я.
– Нет! – взволнованно кричит Софья.
Я удивлена. Откуда вдруг такое недоверие?
– Вам что-то помешало это сделать?
– Он… – шепчет она, – он… он… сам инквизитор, я боюсь, вдруг он что-то натворил. Мой звонок точно анонимный?
– Да-да, конечно, – успокаиваю ее я, а сама недоумеваю. Не мог же Ланкович заниматься внутренними расследованиями? Или?
Стоп! Желтая лампочка перестала мигать. Место установлено. Это неподалеку.
– Скажите, – спрашиваю я, и голос мой против воли дрожит, – а этот Дима, которому Вы звонили, он что, обещал Вам помочь?
– Нет, – всхлипывает она, – он и есть мой муж.
И кладет трубку. А я так и сижу со своею в руках. Как так муж? Какой муж? Ланкович – не только инквизитор, он – Мастер. Мастера не женятся. Ну, конечно, им никто не запрещает это делать. Они сами как-то стараются. Я же не замужем… А Ланкович, он это, мой ученик, он, как бы это выразиться, меня любить должен. Я же его актуализировала. А уровень он, насколько я знаю, не повышал. Кстати, почему? Стучу ногтями по трубке, и этот противный звук отвлекает меня от раздумий. Лечу обратно на работу Ланковича.
– Какого хрена! – ору я, врываясь в кабинет следователя Коровина – начальника Ланковича, – почему Вы мне не сказали, что Ланкович женат?!!
Рабочий день давно закончился, но Коровин на месте. Сидит за столом и смотрит на меня с нескрываемой неприязнью. Несмотря на то, что чрезвычайно зла на него сейчас, я прекрасно его понимаю. Никто не любит всяких там штучек-дрючек из управления, я сама их не любила каких-то два с лишним года назад.
– Он не женат, – спокойно отвечает Коровин, – брак его с гражданкой Юсуповой официально не зарегистрирован.
– Но Вы знали об этом? – уточняю на всякий случай. Уверена – должен был знать.
– Да, знал.
– И адрес у Вас ее есть?
– Да, есть.
– Маяковского, 17–74?
– Я не помню его наизусть.
– Так проверьте.
Он поднимается из-за стола. Я вижу, какой он худой и высокий, и волосы у него рыжие. Он нехотя копается в документах в сейфе, бурчит оттуда:
– Да, Маяковского, 17, квартира 74.
– Они давно вместе?
– Почему бы Вам у нее не спросить?
Начинаю выходить из себя. Что-то часто последнее время я это делаю. Нервы пора лечить, в отпуск ехать. И этому нахалу пора напомнить, кто я, а кто он.
– Я-то спрошу. Но почему Вы не желаете помочь следствию, я не понимаю.
Я развожу руки и изображаю удивление на лице. Он внимательно вглядывается в мое лицо.
– Так Вы Майя Дровник?
– Я же предъявляла документы.
– Вы Мастер?
– Ну да!
– Тогда ясно.
Коровин резко успокаивается и садится в кресло. Я вообще перестаю что-либо понимать.
– Что Вам ясно? В чем дело?
Он начинает улыбаться. У меня возникает странное ощущение, будто он теперь на коне, а я бегу за стременем.
– Вы знаете, Мастера – не очень приятные для общения люди. Но порой мы все же выпивали вместе с Ланковичем, так, знаете ли, в мужской компании, и тогда он рассказывал о Вас. Я представлял Вас себе более привлекательной.
Недовольно опускаю глаза. Тоже мне комплиментик!
– Я к Вам еще заеду, – бурчу под нос и стремительно удаляюсь, пытаясь сохранить остатки собственного достоинства. Что за день! Одни гадости!
Глава 3
На повестке этого противного дня еще посещение Софьи Юсуповой. Живет она в девятиэтажной коробке, как и ее предполагаемый муж. Только квартира у нее отдельная. Второй этаж, можно подняться и пешком. Звоню. Не спросив даже, кто там, что меня удивляет, мне открывают дверь. На пороге худенькая и вполне привлекательная блондинка. Несколько бесцветная, на мой взгляд, да и круги под глазами ее не красят. Но все это мелочи, которые вполне можно ликвидировать умело наложенным макияжем. В целом, молодец, Дима, хороший выбор, уважаю.
– Вы ко мне? – спрашивает она тихо, и я узнаю голос, да, именно с этой дамой я общалась пару часов назад.
– Можно войти? – интересуюсь.
Она молча пропускает меня в квартиру. Снимаю обувь в коридоре и прохожу в зал. Ничего. Скромно, со вкусом, мило, чисто по-женски. Сиреневые шторы подвязаны бантами, на полу светлый ковер, на тумбе у окна – старый телевизор. В противоположном от телевизора углу стоит детская кроватка. Мне начинает казаться, что я начинаю сходить с ума. Оказывается, наш Димочка еще и дитятей обзавелся. Куда мир катится?
– Ведь Вы Софья Юсупова? – решаю уточнить на всякий случай.
Женщина испуганно кивает.
– Это Ваш ребенок?
Кивает снова.
– Я по поводу Ланковича. Этот ребенок от него?
Она глядит на меня со страхом и моргает.
– Н-нет, – зачем-то шепчет она, хотя знаю, что врет.
– Мне поручили расследовать его исчезновение, – поясняю я, – он не явился на работу, и нам кажется, что его похитили.
Ага, нам, опергруппе в лице советника Майи Дровник. Софья вздыхает с облегчением.
– Так значит, вы его не подозреваете.
– О боже, нет, конечно! – возмущаюсь я, – как Вам такое только в голову могло прийти! Дмитрий Ланкович – наш товарищ, первоклассный специалист.
Бедная женщина, она смотрит на меня так наивно. Не хочется ее обманывать, а надо. Я все равно не уверена в том, что Ланкович не ушел своими ногами. Вопрос только куда и зачем.
– Расскажите мне, Соня, он не был подавлен последнее время?
– Да, но он не говорил, почему. Что-то его угнетало. Я хотела с ним серьезно поговорить в этот вторник, но он не пришел.
– Когда Вы последний раз его видели?
– В субботу. У нас установлен график посещений. Врач так посоветовал. Чтобы Дмитрий меня не угнетал.
– Врач Инквизиции?
Она горестно вздыхает.
– Ну, да. Какой же еще? Дмитрий – Мастер, Вы, наверное, знаете об этом, нам нельзя долго вместе находиться. Врач сказал, я сойду с ума, а Дмитрий будет плохо работать. Я не хочу сходить с ума, ведь тогда меня отправят в клинику, а нашу девочку отдадут в детский дом.
– Можно посмотреть? – прошу я и подхожу к кроватке.
В ней лежит симпатичное зеленоглазое дите и улыбается. Мне кажется, оно похоже на Дмитрия. А вот цвет волос явно мамин. Почти против воли и я расплываюсь в улыбке. Даже хочется взять ребеночка подержать. Странно, раньше я за собой подобных желаний не замечала.
– Славненькая какая, – говорю я, ничуть не кривя душой.
Мама девочки с гордостью улыбается и берет ее на руки.
– Вы знаете, – говорит она, – Дима сказал, что у нее очень хорошие показатели, и что она может стать первоклассным Мастером, когда вырастет. Только он велел никогда не отдавать ее актуализировать. Да, честно говоря, я и сама не хочу. Мастера такие все странные. Даже Димка, и тот какой-то не такой.
– Почему не такой, – улыбаюсь я, – что он такого странного делал?
– Вы знаете, ему очень нравилась техника. Он из маленькой комнаты даже соорудил мастерскую, и сидел там часами. И настроение у него часто менялось – то такой хмурый, а то вдруг радостный. Даже страшно делалось.
Она замолкает, смотрит куда-то в окно и тихо добавляет:
– И все равно я его люблю.
Я прошу ее дать мне осмотреть мастерскую. Крохотная комнатушка на удивление хорошо освещена. Мощные лампы высвечивают каждый уголок. На полу валяются какие-то металлические запчасти, книги. Наклоняюсь посмотреть и обнаруживаю к своему удивлению «Психотронику» Гекклера, "Судебную психиатрию" Завадовского и "Прикладную механику". Странный наборчик, однако. Листаю «Психотронику» и вижу на одной из страниц штамп библиотеки СИ, отделение, в котором служит Ланкович.
– Я заберу книги? – спрашиваю я у Софьи.
Она утвердительно кивает. Что же, пока мне здесь делать нечего.
– Спасибо, – говорю, – что помогли мне. Как только я узнаю что-нибудь о Дмитрии, непременно Вам сообщу.
Уже прощаясь, спрашиваю:
– Были у Вашего мужа какие-то друзья, знакомые, приходил к Вам кто-нибудь?
– Нет! Что Вы! Дмитрий, он такой нелюдимый!
Покидаю этот милый дом. Глупый Ланкович, что заставило его оставить все это?
Посещение библиотеки дает немного. Да, библиотекари помнят странного симпатичного офицера. Если я хочу (естественно я хочу это) они покажут мне его абонемент. Молодая кокетливая библиотекарша в предельно укороченной форме дает мне распечатку из компьютера. Иду в кабинет Ланковича, потому что поблизости не вижу места, где я могла бы присесть и нормально поработать. Читаю и удивляюсь. Оказывается, Дмитрий плотно подсел на электронику и психотехнику. И увлечение это, судя по датам, длится уже месяцев семь. Если учесть, что работает он всего около года, то почти с прихода его на службу. К чему бы это? Иду к Коровину, чтобы уточнить, насколько напряженным был график работы Ланковича.
– У нас последнее время завал, – говорит тот, – вот буквально месяц, как стало полегче, штат увеличили. Ланкович, в самом деле, был неплохим работником. Хоть и Мастер, пахал наравне с другими.
Что же, спасибо и на этом. Значит, Дмитрий читал все это по ночам. Молодец, уважаю. Только вот зачем?
– Скажите, – спрашиваю, – Александр Юрьевич, а у Ланковича были друзья, или, скажем, близкие знакомые в отделении?
Я сканирую его без стеснения. Коровин излучает забавную смесь раздражения и похоти с легким оттенком зависти. Хочу немного поддразнить его.
– Не думаю, – отвечает он.
– А Вы подумайте.
– Я считаю, – произносит он, и голос его аж дрожит от сдерживаемой ярости, – что у Ланковича не было в отделении близких знакомых и друзей.
– Почему? – удивляюсь я.
Умильно ему улыбаюсь, хотя мне очень хочется стукнуть его чем-нибудь тяжелым по голове, и покачиваю ножкой в такт словам. Глаза Коровина то и дело как бы невзначай соскальзывает вниз и оглаживает мои коленки. Мне не жаль, но боюсь, именно это и мешает ему нормально соображать.
– А, Александр Юрьевич?
Взгляд его, наконец, поднимается до уровня моих радостно сияющих глаз.
– Он же Мастер! – произносит он с непередаваемой, даже какой-то брезгливой интонацией в голосе, – какие могут быть друзья у Мастера? Мы же с Вами, кажется, уже имели разговор на эту тему.
– А другие Мастера? У Вас есть еще Мастера в отделении?
– Замначальника по личному составу у нас Мастер. Но, насколько я знаю, с Ланковичем он близко не общался. Поговорите с ним, и дайте мне, наконец, нормально работать.
– Хорошо, – я стараюсь дружелюбно улыбаться, – а как его фамилия?
– Иванов. Григорий Иванов. Кабинет 204, второй этаж направо. Еще вопросы будут?
– Пока нет.
Встаю, и, нарочито покачивая бедрами, покидаю это помещение. "Козел!" – думаю я и ловлю брошенный мне вслед эмоциональных отклик, эквивалентный "Вот сука!". Обмен любезностями состоялся.
Без стука заваливаю в к. 204 и успеваю заметить судорожно свернутую стрелялку на экране компьютера. Ухмыляясь, перевожу взгляд на мужчину. Ба!
– Гриня? – спрашиваю недоуменно.
Молодой, местами облысевший человек с округлым лицом и веселыми синими глазами глядит на меня с бо-о-ольшим удивлением.
– Гриня, – говорю, – не выпучивай на меня глазки, пожалуйста. Это я, твой ночной кошмар, Майя Дровник собственной персоной. И у меня к тебе дело есть.
Гриша Иванов – мой однокурсник по Школе СИ. Правда, после выпуска мы с ним не виделись. Неплохой в свое время был парень, хотя и чрезмерно любящий женщин. Впрочем, это его не портило нисколько.
Гриня выползает из-за стола, и я замечаю у него круглое брюшко, выступающее из-за ремня.
– Да, – говорю, – гляжу, работа у тебя не нервная.
– Майка! – наконец кричит он, – ну ты даешь! Хороша, как всегда!
Ну не могу устоять против этого мужчины. Расплываюсь в улыбке от уха до уха.
– Гриня, – лепечу томно, – ну кто, кроме тебя мне еще что-нибудь хорошее скажет.
Он задумчиво смотрит на часы.
– По-моему, – говорит, – мое рабочее время идет к концу.
Быстро надевает китель, висящий до этого на спинке стула, берет меня под ручку и выводит из кабинета. Через пять минут мы уже сидим в подвальчике в маленькой кафешке и пьем студенческий коктейль: водка, яблочный сок и лед. Ну, я его пью, во всяком случае. Григорий без зазрения совести хлещет чистую водку.
Вкратце объясняю ему, каким мерзопакостным ветром меня занесло в этот малопривлекательный округ и задаю главный вопрос:
– Ты с Ланковичем общался?
– Это который третий Мастер?
– Не знаю, какой он по счету, но Мастер точно. А кто второй?
– Да, ты его вряд ли знаешь. Следак один, Саидов.
Ага, как же я Саидова не знаю! Знаю, но слова, которые приходят мне в голову, когда я слышу его фамилию, к нормативной лексике отношения не имеют.
– Ну и что ты скажешь мне о Ланковиче?
Гриша смотрит на меня с ухмылкой, несколько уже размазанной от поглощенных натощак алкогольных напитков.
– Твой ученик?
– Ну да. Это, вроде как, не секрет. Есть, что о нем сообщить?
– Да он выскочка, этот твой Ланкович.
Удивленно поднимаю брови.
– Выскочка? Почему ты так считаешь?
– Ну, сама посуди, – фыркает Гриня, – ни толкового юридического образования, ни Академии. Сплошной экстерн. Знаний – ноль, а пальцы гнет, как будто что-то умеет.
Гриша подливает мне водки в стакан, а я гляжу на него и понимаю, что кое-что он мне не досказал: завидовал ведь он Ланковичу, вернее, показателям его. Сам-то Гриня – Мастер средненький, и должность эта для него – предел. Саидов тот вообще… Но не буду Гришу обижать. Кое-чем он мне все-таки помог.
Оставляю Гриню в подвальчике. Он сидит, грустный, пьет.
Идя по аллее и растирая постоянно мерзнущие пальцы, думаю о Ланковиче. Парень жил практически в изоляции. Коллеги иметь с ним какие-либо отношения не желали, других знакомых у него не было, с женой и дочерью дозволялось видеться лишь дважды в неделю. На работе Ланкович занимался всякой чепухой, при его-то потенциале. Мог ли он в такой ситуации решиться на что-то из ряда вон выходящее? Зная Димку, говорю твердо: мог.