Текст книги "Империя под угрозой. Для служебного пользования"

Автор книги: Марина Добрынина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Рассказ 5. Проводник

Глава 1

Иду уже вторые сутки. Вроде бы, поскольку мое ощущение времени постоянно сбивается. И все время с неба каплет серая мокрая гадость, которую дождем-то не назовешь. Морось. А настроение какое-то подозрительно бодрое, какого у меня не было уже где-то с полгода. Как будто для того, чтобы жизнь начала казаться сносной, мне нужно всего-то глобальное преследование Мастеров по всей стране и уголовное дело, заведенное против меня лично. Да, еще и погоня на хвосте. Но, пока, по крайней мере, гипотетическая. Поскольку оставаться и проверять, а если она, у меня как-то желания не было.

Одета я в брюки, свитер и форменную куртку, которая вроде как непромокаемая, но на самом деле уже мокрая и тяжелая. На плече у меня сумка с несколькими банками консервов, батоном хлеба и двумя килограммами сахара. Да, еще нож и две шоколадки в заначке. Вру. Еще банка кофе, блокнот… ложка… не знаю, может, что еще завалялось. Я вообще собиралась в спешке. Наверное поэтому, не подумав хорошенько, в сумку запихала еще и неряшливо свернутую униформу СИ. С Мастерским значком на лацкане кителя. Глупость, конечно, а выкинуть жалко.

Так вот, настроение у меня, можно сказать, хорошее. Знать бы еще, куда это я направляюсь. Актуализацию, последнюю, я прошла в Стапине. Это от Темска моего километров так триста. Уровень у меня сейчас шестой, так что радиус действия мастерства составляет… Уровень, коэффициент восприимчивости, постоянная Ирмана… Дурью я маюсь, вот что. И так знаю, что семьсот километров. Ну, можно еще тридцатку накинуть, в принципе. На самый крайний случай. Вот и получается, что я могу кружить вокруг Стапина на поводке длиной 700 000 метров. Нет, конечно, можно попытаться прорваться и далее, но только Мастерством своим я безмерно дорожу. А возможности отбиваться от всяких нехороших покушающихся на меня личностей у меня за пределами зоны резко уменьшаются, а потом и вовсе пропадают. Да и здоровье у меня не железное, особенно психическое, которое явно пойдет на убыль, если я в условиях повышенной опасности не смогу кому-нибудь с помощью своих способностей по шее накостылять. В общем, подобные эксперименты над организмом меня не интересуют.

В Стапин я не пойду, несмотря на то, что в точке заземления мои силы значительно выше. Меня там каждая собака знает. А беседовать со своими бывшими коллегами инквизиторами на интересующие их темы вроде Заговора Пяти мне отчего-то не улыбается. По моему глубокому убеждению, этот Заговор Пяти – чья-то жестокая бессмысленная шутка. Можно подумать, пять Мастеров, причем, заметьте, все Идеи, собрались вдруг вместе и решили главу государства, то бишь, глубоко всеми уважаемого василевса, того, в расход. Мол их его политика не устраивает. Я, если честно, вообще не понимаю, как идейники могли на такое пойти. Заложенные в нас принципы такого не позволяют. Мастер Идеи – это, можно сказать, оплот Империи. Чушь какая-то…

Еще большая чушь считать, будто все имперские Мастера могут быть ввязаны в этот заговор. Да мы друг друга вообще плохо перевариваем, не то что там заговоры плести. Идиотизм какой-то. Сидела себе, работала, никого не трогала… Спасибо все-таки моему повышенному уровню восприимчивости. Я не собиралась лезть в мозги своему начальнику управления, честно. Просто он очень громко думал. И на меня косился при этом недоброжелательно. А я не люблю, когда на меня косятся. Потом еще бабка одна задержанная начала пургу какую-то мести насчет того, что нас тут всех повыметут, врагов человечества, чему лично она будет безмерно рада. И… и люди на улице… В общем, когда этот подозрительный гул вокруг меня стал невыносимым, я быстренько сбежала домой, переоделась и сумку собрала.

Решение дезертировать далось мне неожиданное легко.

Уже спускаясь по лестнице, я наткнулась на трех своих коллег, следующих по направлению к моему бывшему обиталищу с задумчивым видом. Отвести глаза троим несложно. Тут они меня недооценили, надо было толпу побольше брать. Так дальше, задумчивые, и пошли.

Ну и я пошла. В противоположную сторону.

Двигаться я старалась по лесу, но вдоль дороги. Спортивное ориентирование никогда не было моей сильной стороной.

Костер в лесу я скорее унюхала, чем увидела. Пахнуло дымком, и мне сразу захотелось туда – к людям. Не может же так быть, думаю, чтобы все население империи за мной охотилось. Должны же остаться на свете и не заинтересованные в моей поимке люди.

Гляжу – и точно. Костер, бревно. И три мужика рядом. Насколько могу судить – разновозрастные. Младшему лет так двадцати пять-двадцать семь, среднему чуть за тридцать. Старшему – ближе к сорока. Старший на бревне сидит. Средний у костра на корточках. Младший стоит, запрокинув голову. На луну, видать, любуется. Она сегодня большая и желтая. С пятнами.

Ну, думаю, влипла. Я одна, а их вон сколько. Вдруг война, а я уставшая. Но уже как– то все равно.

– Привет, – говорю, – мальчики.

И ставлю сумку у костра.

– Можно я с вами тут посижу немного?

И стою, как тополь, ожидая ответа. «Мальчики» же тупо на меня пялятся. Молча. А я так устала, что не то, что сканировать их не могу, а даже, если им придет в голову меня изнасиловать, попрошу найти место посуше и не будить.

Наконец тот из них, кто постарше на вид, двигает свою задницу в сторону, освобождая место на бревне.

– Садись, – говорит, – не жалко. Чаю хочешь?

Я тупо киваю. А вот дальше у меня какой-то провал в памяти. Потому что открываю глаза, а вокруг утро. А я лежу у костра, завернутая во что-то теплое и лохматое. И костерок уже дымится, а не тлеет. Двое моих ночных, хм, собеседников дрыхнут неподалеку. А третьего не видать. Сбегав по-быстрому под кустик, останавливаюсь в размышлении. В принципе, сейчас самое подходящее время, чтобы дернуть. А с другой стороны, ну не съели же они меня, и одежда вот, вся на месте, а, значит, неучтенного мною факта насилия над личностью скорее всего не было. А вдруг им в ту же сторону, что и мне? И, вздохнув, начинаю хворост собирать, изображая из себя субъекта, полезного для общества. Вот сейчас чайку бы я точно выпила.

Вернувшись, обнаруживаю, что старший уже сидит у огня и отрешенно так веточки в него подкладывает.

– Привет, – произношу с несколько заискивающими интонациями в голосе.

– Ага, – быстро отзывается он, – мальчики, я тут у вас посижу, а потом еще и посплю маленько.

Ну, если он рассчитывал на то, что я начну краснеть и блеять что-то в свое оправдание, то ошибся. Эти симптомы смущения еще в первый год работы в Инквизиции у меня прошли.

– Спасибо, – отвечаю и улыбаюсь на все имеющиеся в наличии зубы, – а у меня тушенка есть. Будете?

Ну кто, в здравом уме и твердой памяти отказывается от дармовой тушенки? Да еще и разогретой на костре, что придает ей дополнительную прелесть. Понятно, и эти товарищи не устояли. Быстро знакомимся. Старшего зовут Георгием, среднего – Сергеем. Младший – Егор. Причем в отношении младшего меня предупреждают особо. Не лезть. Ни с разговорами, ни, тем более в душу. Мальчик странный, больной, разговаривать не может. Понимает все, но лучше его не трогать. А вообще они братья, и вот эти, старшие за Егора кому хочешь голову оторвут, в том числе и мне. Не хотелось бы. Благо и кроме них желающих лишить меня верхней части туловища полстраны, а то и больше.

Они не сказать, чтобы сильно похожи. Так, что-то общее вроде проскальзывает, некий намек на родство, но не более. Георгий чуть выше среднего роста, коренастый. Волосы каштановые с проседью. Лицо широкое, с неправильными, но приятными чертами лица. Он как медведь. Сергей похож повадками на охотничью собаку – порывистый, подвижный. Карие блестящие глаза постоянно ласково улыбаются. Взгляд русоволосого Егора трудно расшифровать, но улыбка обаятельная. Он часто беззвучно смеется, показывая белые зубы. Его походка стремительна и легка. Егор, скорее, из семейства кошачьих.

Пытаюсь их тихонечко просканировать, чтобы хоть приблизительно знать, с кем дело имею. Чтобы не было потом всяческих сюрпризов. Не люблю.

И тут старшие поворачивают ко мне лица и начинают нагло ухмыляться. Вот сейчас их сходство очевидно.

– Ну что, – интересуется Сергей, – получилось?

– О чем Вы? – недоумеваю я.

– Ну так отсканить проводников ни у кого не получается. Даже любопытно, может, у тебя вышло?

– Нет, – вздыхаю я, – простите.

– На первый раз, – медленно произносит Георгий, – прощаем. Но больше так не делай.

– У нас иммунитет! – радостно поясняет Сергей.

Хм. И такое, оказывается, бывает…

– И что же вы здесь делаете? В лесу? – интересуюсь я после тщательного облизывания ложки от остатков волокон мяса.

– Тебя ждем! – смеется Сергей.

Георгий молча улыбается, как и стоящий за его спиной Егор.

– Не, – упорствую я, – серьезно! Вы, вообще, куда направлялись?

– А ты куда? – спрашивает Георгий.

– Я… В Стапин! – выпаливаю неожиданно для себя и вдруг понимаю, что именно туда мне и нужно. Причем, желательно, срочно.

– Ну и мы в Стапин! – прямо-таки восторженно восклицает Сергей. Георгий молчит. Егор улыбается и кивает.

Любопытно.

– А с вами можно?

– А ты готовить умеешь? – отвечает вопросом на вопрос Сергей.

– А у вас есть, из чего? – парирую я.

– Найдем!

– Тогда – умею.

– Тогда можно.

– Тогда собираемся, – вмешивается Георгий, – и в путь.

И тут у меня вдруг совесть просыпается. Такое нечасто, но бывает.

– Знаете, – говорю, – проблема одна есть. Я тут это… Короче, Мастер я, как вы, наверное, уже поняли. И еще бывший сотрудник инквизиции. Да, и я в бегах, за мной, полагаю, коллеги охотятся. Это ничего?

Гляжу в лицо старшему брату, потому что решения тут, похоже, он принимает. Заискивающе так смотрю. Лицо мрачнеет.

– Ма-а-астер, – протягивает он, – Мастер – это нестрашно. Инквизиция хуже. Но, думаю, мы это переживем. А поохотиться и мы не против.

Вздрагиваю. Впечатлительная очень.

– На зверушек всяких, – спокойно добавляет Георгий, – исключительно для собственного пропитания.

Зверушек я тоже люблю. Себя больше. Поэтому, если есть альтернатива – Майя Дровник или живность всякая, я предпочту, чтобы они отстреливали представителей фауны.

Глава 2

Теперь я спутниками обзавелась. Это радует. Интересно, чем ему СИ насолила? Или это просто нормальное недоверие к представителю власти? М-да, и с каких это пор, интересно, недоверие к власти я стала считать нормальным?

Решаем так и пробираться по лесу. Благо братья эти, как они мне нехотя объяснили, к лесу имеют самое непосредственное отношение. Серега – егерь, а Георгий, хоть и конкретную свою должность не называет, тоже откуда-то из той же оперы. Я-то человек сугубо городской, но, что интересно, моего мнения на данный счет никто и не спрашивал. Я же девушка робкая, смирная, с мужчинами спорить не приученная. В лес – так в лес. В койку – так в койку. Шучу.

Поселения всякие стараемся обходить стороной, во избежание неприятных инцидентов. Но есть у нас некоторые нужды, которые можно удовлетворить только лишь в населенных пунктах. Мы, с Георгием, к примеру, курим иногда. А больше пачки в руки в деревенских лавках все равно не выдают. Так что время от времени Сергею, как самому шустрому, приходится приобщаться к достижениям цивилизации. А мы его ждем с Георгием, потому что странный тихоня Егор тоже в это время куда-то испаряется.

Георгий этот напрягает. Он сам по себе крупный мужчина, голова такая большая, ладони. Еще и небритый. И со мной почти не разговаривает. Хмурится только и ворчит что-то себе под нос. А учитывая то, что я и волн от него уловить не могу… Боюсь я его, вот. А потому Серегу каждый раз жду с нетерпением.

И сейчас Сергей бегает где-то, Георгий молчит, насупившись, а я из листьев икебану собираю. Говорят, успокаивает. Думаю – врут.

Вот и средний.

– Держи, золотце, на память, – говорит ехидно ухмыляющийся Сергей, протягивая мне какую-то смятую бумажку.

Разворачиваю. О-паньки, дождались. На меня глядит серьезная вся такая, на все пуговицы застегнутая Майя Дровник. И надпись сверху – разыскивается. Подозреваемая в совершении особо тяжкого преступления. Мастер Идеи. Особо опасна. По возможности принять меры к задержанию. Какая я вся ОСОБАЯ, даже льстит самолюбию.

Георгий заглядывает мне через плечо, изучает объявление, потом косится на мою физиономию и выразительно хмыкает.

– Ну? – фыркаю я в ответ, – в чем дело?

– На фото ты моложе, – поясняет он, – симпатичнее.

– Конечно, моложе! – возмущаюсь я, – это же фото из моего личного дела. Оно же лет шесть назад сделано было!

Блин, все настроение испорчено. Мало того, что меня по всей империи с собаками ищут, так еще и внешность моя кое-кого, видите ли, не устраивает. Злые вы, уйду я от вас. Со временем.

Вечером того же дня я, вся такая нервная, ищу себе подходящие кустики подальше от сопровождающих меня лиц. А лес, как назло, из корабельных сосен, а под соснами только ягель и листья брусничника. Короче, кустов нет. И как я не обернусь, все мне кажется, будто меня видно. А поскольку я страшно раздражена, остановиться и подумать, что моя голая задница вряд ли кого здесь интересует, ума не хватает. Только я присмотрела себе хорошенькую ямку, как срабатывает встроенный в мой мозг тревожный сигнал. Я за последние дни так привыкла к отсутствию эмоционального фона рядом, что даже и не сразу смогла распознать его проявление. Тем более здесь, вроде бы, неоткуда ему взяться.

Угу, думаю, приплыли наши корабли в гавань Севастополя. И начинаю бодренько так отступать, стараясь производить шума по минимуму. Двигаюсь, естественно, в сторону своих спутников. И никого лишнего пока не вижу, только чувствую. Ерунда какая.

И что-то тревожно как-то. Чувствую, не добегу.

– Серега, – ору, что есть сил, – Серега!!!!

И вижу, что подрываются мои дорогие телохранители мне навстречу. Бегут, все трое. Вот только, успеют ли, потому что настроение мое все тяжелее и тяжелее. Бегаю я плохо, но вот предчувствую хорошо. И понимаю, что сейчас в меня будут стрелять. И даже знаю уже откуда. Сверху. С сосны этой, корабельной. А я ударить не успеваю!

Нет, в меня, конечно, раньше стреляли. Но не попали ни разу. И вообще, специфика моей работы позволяла в большей степени наговоры и порчу отражать, чем от пуль уворачиваться. Ну нет у меня такой технологии – пули на лету останавливать, а вот просчитать траекторию – это я могу. И вот по всем расчетам выходит, что совсем я избежать попадания не успеваю, но вот, если резко вправо, то только в руку… И не получается. Потому что Георгий, которому мои расчеты по барабану, вдруг вспоминает о своем долге защиты обездоленных и резко сбивает меня с ног. И, в общем, остается лежать на мне в несколько двусмысленной позе. Ну, скидывать мне его пока некогда, а потому успеваю найти глазами стрелка и послать ему мысленный импульс. Если коротко: слезай быстро. Очень быстро. В результате он падает с дерева, на котором устроил наблюдательный пункт и ломает себе шею.

Георгий, что интересно, остается лежать. А он тяжелый. И липкий. С чего бы это? Ну вот, вся куртка в крови. Сергей стаскивает с меня тело брата. Георгий дышит, что радует, но со свистами, что предполагает пневмоторакс, а это уже нехорошо. Егор маячит где-то неподалеку. Но что с него возьмешь, с болезного?

Основы медицины нам в Школе СИ, конечно, преподавали. Как и основы высшей математики. Спросите вот у меня сейчас, что такое логарифм. Иными словами, моих познаний хватило только на то, чтобы остановить кровь и сделать какую-никакую перевязку. Усилить регенерацию тканей я не смогла, поскольку, несмотря на все мои усилия, в разум Георгия не пробилась. Ну не Мастер я врачевания, не могу с тканями напрямую работать!

Сижу, устав от бесполезных усилий, размышляю о том, где бы врача найти.

Сергей как-то робко трогает меня за плечо.

– Что там?

– Не знаю, – вздыхаю я, – он меня не пускает. Лекарства нужны. Бинты, перевязку все равно менять придется, пенициллин.

– Дай, я сам попробую.

Сергей присаживается возле Георгия на корточки, долго глядит на него, будто взглядом пытается поправить что-то в организме брата.

– Все, – наконец выдыхает он, – что мог, я сделал. Но, не уверен, что поможет. Ты права, лекарства нужны. А лучше в комплекте с медиком.

А у самого лицо белое до синевы, зрачки расширены, на висках пот. Да, думаю, у людей в мозгах копаться, на это практика нужна. Это не по лесу со зверями бегать.

– Ладно, – решаюсь я, – ты говорил, тут городок неподалеку. Я найду помощь.

– Ты в розыске, – напоминает Сергей.

– В курсе. Но вдруг прокатит.

И начинаю вытаскивать из сумки свою любимую униформу. Почти не помялась, ткань хорошая. Эх! Это все, что осталось от любимой работы. Не считая воспоминаний, конечно.

– Иди так, – советует он, – ты на плакате в форме. Так будет безопаснее.

– Ну да, – говорю, – я в будний день буду по улице без униформы прогуливаться начну. Ты что, шутишь, что ли? Да это все равно, что объявление на грудь повесить – берите меня, я беглая преступница. Так хоть попробую отвертеться, если что. И вообще, ты знаешь, в лицо инквизиторам как-то мало кто заглядывает. Нас все больше по знакам отличия опознают. В смысле по погонам. И вообще, не отвлекай меня, займись братьями и не лезь под руку.

– Я с тобой пойду, – произносит Сергей, правда, несколько неуверенно.

– Ну да, конечно. Конечно, ты пойдешь со мной. А к вечеру мы вернемся как раз, чтобы похоронить успевшее остыть тело твоего брата. От меня тут помощи, как от козла молока, а ты хоть что-то можешь. И не дергайся. Мастер Идеи – вполне полноценная боевая единица. Ты в этом, полагаю, уже убедился.

Он неуверенно кивает. Переводит взгляд на Георгия, но тот ему пока помочь не может. А в их тройке решения принимает именно старший. Егор, кстати, снова куда-то подевался.

– Давай, солнце, не дрейфь! – бодро заявляю я и хлопаю его по плечу, – смотри за братом, я скоро вернусь.

Глава 3

Как-то вот я незаметность инквизиторов переоценила. Нет, на нас, действительно, не смотрят, но когда нас много. А здесь городок-то крохотный! Я иду по улице, и только ленивый в мою сторону не пялится. Хорошо хоть плакатов на столбах не видно с моей физиономией. Может, в эту глушь сводка еще не пришла? Будем надеяться, благо больше ничего не остается.

Где же тут больница? Ага, вижу аккуратный белый домик среди лохматых высоких рябин. Двухэтажный. Скорая рядом стоит. Вхожу внутрь. В приемном покое два человека – старичок и девочка четырех-пяти лет. Рядом с ними дама в белом халате. И лицо у нее такое располагающее, и испуганное, но чуть-чуть. Ровно настолько, насколько обычно пугаются люди при виде инквизитора в непосредственной близости.

– Что-то случилось, советник? – спрашивает она.

– Здравствуйте, да, есть небольшая проблема. Мой коллега был ранен в перестрелке. Я боюсь его переносить. Повязку я сделала, конечно, но…

– Вы хотите, чтобы доктор проехал к Вам?

– Да, конечно!

Люблю таких догадливых.

– Хорошо, – произносит она и улыбается, – Вы пройдите пока в соседнюю комнату. Подождите пару минут. Сейчас доктор освободится, и Вы ему все расскажете. Кофе будете?

– Буду, – скромно отвечаю я. Еще как буду!

Прохожу в соседний кабинет, присаживаюсь в креслице. Симпатичная девушка в униформе медика приносит мне крохотную чашечку горячего кофе. Кажется, все хорошо, только вот привкус какой-то странный…

Дура я. Расслабилась не вовремя. Ну кто мне мешал докторицу ту отсканировать? Кто? Совесть? Да шла бы она лесом, эта совесть! В результате меня, Мастера Идеи шестого уровня, полноценную боевую единицу, как я тут недавно утверждала, банально опоили. Нам наркотики нельзя. Мы под их воздействием вектор приложения силы найти не можем. Долго, они, правда не действуют. Так, минут сорок, не более. Но этих сорока минут вполне хватило, чтобы докторша успела вызвать СИ. Те, в свою очередь, убедились, что моя физиономия очень смахивает на ту, изображенную в сводке, которую они, естественно, получили. А дальше дело техники. Берем вяло сопротивляющегося Мастера и запихиваем его в изолятор временного содержания.

М-да, вот ты какая, помощь медицинская. Врача я нашла. В камере. Городок тут маленький, тихий. Ну, был раньше тихим, по крайней мере. Так что наличием нормальной тюрьмы власти пока не озаботились. А даже, если и озаботились (что я на их месте, учитывая растущую активность так и норовящих сдать с потрохами всех подозрительных лиц горожан, непременно бы сделала), то задумки свои еще не реализовали. Короче, камера эта, куда меня втолкнули без особых церемоний – и не камера вовсе, а часть подвала под мэрией. Кстати, похоже, представительство СИ тут же в мэрии и находится. Все власти, так сказать, в одном флаконе. Хороший выстрел из гранатомета и анархия гарантирована.

Здесь, кстати, сухо и тепло, хотя и темновато. Маты физкультурные на полу валяются. И крыс не видно. Если не считать крысой невысокое, худенькое и невзрачное на вид существо мужского пола, нервно вжимающееся в угол.

– Здрасте, – говорю, – девочек по вызову заказывали?

Фыркает и отворачивается. Ну, понимаю, что выгляжу я сейчас, мягко говоря, не как краса полей и огородов. Нос разбит, волосы дыбом, ногти обломаны (ну, это потому, что я, поняв, что с ментальным воздействием у меня нелады, начала царапаться, кусаться и лягаться. Не помогло). А форму СИ, надетую на меня, можно признать таковой только по сохранившемуся местами оливковому цвету. Согласна, не мечта поэта, но все же, можно и пообщаться. Тем более, что этого мне сейчас очень хочется.

– Майя Дровник, Мастер Идеи шестого уровня, экс-Советник Святейшей Инквизиции, – кокетливо заявляю я, – Вы кто?

– Артем Боровиков, – глухо доносится из угла, – Мастер Врачевания третьего уровня.

Вздыхает.

– Экс-главврач местной больницы, экс-хирург, экс… Сплошное экс.

– Ну что ж! – радостно восклицаю я, – есть повод начать жизнь с чистого листа.

Артем Боровиков начинает было смеяться, но охает и прижимает локоть к груди.

– Извините, – говорит, – не могу оценить Ваш юмор в полной мере. Мне благодарные пациенты ребро сломали. Точнее два.

– Ну, давайте, посмотрю, – великодушно предлагаю я.

– Спасибо, – хмыкает он, – нет необходимости. Повесить меня могут и со сломанными ребрами. Шея же цела.

Тут уже я начинаю нервно ржать.

– Повесить? Серьезно?

– Я-то? – ухмыляется Боровиков, – мне, знаете ли, приговор уже вынесен. Полагаю, и Вам решение по Вашему поводу огласят часа через два. Сейчас это быстро делается. Тройки собираются в этом же здании на втором этаже. А разводить церемонии с Мастерами они не будут. Считают нас особо опасными для общества. И, заметьте, небезосновательно.

А мне он нравится. Веселый такой парнишка. Оптимист. И левый глаз красивый – прозрачный, серо-голубой, реснички черные топорщатся. Правого не видно, потому что заплыл весь, как видно, от соприкосновения с рукой "благодарного пациента".

Сидим, молчим. Думаем, каждый о своем. Я, к примеру, о тяжелораненом проводнике, который ждет от меня медицинской помощи, и фиг дождется. Артем о чем-то другом. Косится иногда на меня и губы кусает.

Через три с половиной часа ожидания окошко на двери открывается.

– Эй, – орет кто-то, – коллега, подойди сюда.

Коллега… ну, вряд ли это друзья-врачи пришли навестить приговоренного Мастера. Стало быть, спрашивают меня.

– Что тебе? – ору, не двигаясь, впрочем, с места, – говори так, мне и здесь слышно.

– Иди сюда, мать твою.

Ну, подхожу. В окошко просовывается лист бумаги и ручка.

– Подпиши, – требует голос.

– Что это?

– Приговор. Поставь подпись в графе «ознакомлен».

– А что, если я не подпишу, приговор недействителен? – ехидничаю я.

– Пиши давай, юмористка.

Ставлю подпись. Выхватываю взглядом куски текста. 19 августа… 11.00… через повешение. Значит, завтра.

– Быстрые какие, – говорю.

– Ага, – хмыкает голос, – мы с врагами народа моментом разбираемся. Скажите спасибо, не сжигаем. Так что готовьтесь с медиком. Можете помолиться, или еще там чем заняться.

Он радостно и паскудно ржет. Окошко закрывается.

Поворачиваюсь к Артему.

– Нам тут предложили чем-то заняться, – комментирую я, – интересно, о чем это он?

Боровиков криво ухмыляется.

– Есть у меня одна идея.

Потом, когда он ее изложил, мы долго переругиваемся.

– Тем, – прошу я, а голос срывается, – Тема, ты не должен так поступать.

– Да? – злится он, – а какой выход они нам оставили?

– Тема, ты же знаешь, экстренная актуализация сделает из тебя инвалида, и это при самом лучшем раскладе. Срок-то тебе пришел. Кстати, а почему ты на курсы не съездил? Неважно. Я же смогу тебя только до своего уровня дотянуть – не больше и не меньше. И скорее всего, повышение на три уровня ты не переживешь. Я не могу так рисковать.

– А ты-то вообще здесь причем?

– В смысле? – искренне удивляюсь я, – по-моему, меня это, как раз, касается непосредственно.

Тема заползает в угол и глядит на меня оттуда рассерженными светлыми глазами. Ну, одним глазом.

– Я прожил здесь, – зло бросает фразы, – четырнадцать лет. Ко мне люди съезжались даже с соседних городов. Ты хоть можешь представить себе, сколько жизней я спас? Ну да, пусть это звучит патетически, но… Я хирург. Я и сам по себе неплох, не прерывай меня, я знаю… Но я ведь еще и Мастер. Пусть третьего уровня. Ты ведь знаешь, что это значит.

Я-то знаю, то есть представляю. Мастер Врачевания. Его уровень восприимчивости должен быть гораздо выше моего. И мне становится порой неловко, когда я вижу на улице человека, скажем, на мой взгляд, больного, и серьезно, но не знающего об этом. А ведь Артем, в отличие от меня, мог изменить все это. Мастер Врачевания мог сделать мир лучше сам и делал это. И ему, в отличие от меня Мастера Идеи, не приходилось доказывать ежедневно, что Идея это чего-то стоит. Мастер медик знал, всегда знал, для чего он создан. Помогать.

– Я, знаешь ли, – ухмыляется он, – местная знаменитость. Привык к славе и почестям. Личный врач главы города и все такое. И знаешь, что сказал этот самый глава города, когда к нему пришли утверждать ордер на мой арест? Он сказал, что всякая зараза должна быть уничтожена. Вот я зараза и есть. У меня была только работа и мое призвание, с семьей, сама знаешь, у нас проблемы… А сейчас выяснилось, что я зараза. Я вреден для общества.

– Да, но ведь…

– Не спорь со мной. Я знаю, что переживу актуализацию. Некоторое время. Но и ты пойми. Я должен им…

– Доказать что-то?

– Нет, отомстить.

Смотрю на него с недоумением. И начинаю понимать. Месть – это свято.

– Хорошо, – вздыхаю, – давай сделаем это.

Он криво улыбается, пытаясь, видимо изобразить на лице благодарность. Я же чувствую себя поганенько. Тоже мне, клуб самоубийц.

У парня сейчас подходящее состояние духа – неустойчивое, возбужденное. Сейчас немного подправим, усилим это. Ага, морщится, значит, мы уже близко. Экстренная актуализация, по сути, ничем не отличается от нормальной. То же изменение сознания, та же перестройка мышления с заземлением. Просто делается все это быстро, грубо, безжалостно. Подопытному не оставляется времени для того, чтобы воспринять происходящие с ним изменения и свыкнуться с ними. Спасти может только полное смирение, причем не то, какое достигается волевыми усилиями, а реальное, идущее от души, смирение и принятие. Смирение в моем пациенте, в принципе, присутствовало. Но было оно волевым, временным, и для цели выживания этого медика не подходило совершенно.

Два раза он у меня пытался поплыть. К счастью, моего опыта хватало, чтобы уцепить за кончик ускользающее сознание и вернуть его владельцу. Через полтора часа понимаю – процесс окончен. Артем лежит бледный, насколько позволяет судить об этом скудное освещение, дышит тяжело, но покинуть этот мир вроде пока не собирается. Чувствую себя Геростратом. То, что мне довелось увидеть во время, скажем прямо, промывания мозгов, подтвердило истинность его слов – врачом Артем был классным. Жаль, если выживет, таким ему уже не быть. Я подняла его уровень, но, извините, специализация у меня другая. А сделать то, о чем не имею какого-либо представления, я не могу. Поднять же ему уровень, сохранив профиль, мог бы только Мастер обучения. Я – не он. А потому валяется сейчас передо мной худой и жалкий Мастер Идеи. Шестого уровня. Экстренник-камикадзе. А самой мне хочется хотя бы малюсенький такой кусочек шоколада слопать и поспать. Часов так двадцать. А потом, чтобы проснуться, а всего этого и не было вовсе – приснилось.

Сколько сейчас времени? Часов восемь вечера. Если он дотянет до казни, у меня будет шанс выбраться, а, возможно, и его вытащить. Две шестерки в паре ученик-учитель, это… ну, впечатляющая такая вещь. Должна быть. Я не видела. И даже не читала, чтоб такое происходило. Только теоретические изыскания. Ну, не страшно, проверим. Мне вот терять нечего, а Артем, что имел, все уже потерял. Даже надежду, которая в этот раз умерла раньше своего носителя. А сейчас я скушаю последнюю завалявшуюся в кармане карамельку и усну. Силы мне завтра пригодятся.