Текст книги "Солнечный ветер (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
19
… из войны. Из его собственной необъявленной войны – непонятно с кем больше: со Стахом или с собой, прежним, который все еще довлел над ним, вырываясь диким зверем наружу. И тогда он совершал жестокие вещи, ни с чем и ни с кем не считаясь, и уже не узнавая себя в побеждающей раз за разом тьме, хотя каждый раз надеялся на победу света.
Сверху, с чернеющих крон деревьев, прокричала птица из тех, что подают голос после заката. Назар вскинул голову и вгляделся. Ничего. Тихо. Только незримо сменилась реальность, в которой он находился. Но это и к лучшему, потому что в ней – он знал, как вести себя. В ней было намного проще, чем все последние годы среди нормальных людей, не ведающих меры боли, отведенной в качестве платы за поступки – добрые ли, злые ли… какая разница. Он рос в ней, знаком был всю свою жизнь с ее правилами. И ощущал своим звериным чутьем, что начеку нужно быть всегда.
Движения его изменились, стали резче, точнее. Даже взгляд другим сделался – как когда-то давно, его заволакивало непроглядной мглой. Этого мглистого взгляда боялись все. Копачи в янтарных канавах, их семьи, норовившие свое урвать, парни из охраны, которыми он командовал, Бродецкий, едва не прибитый им, даже родная мать – и та побаивалась его. Лишь два человека могли справиться с ним, с таким. Стах и Бажан. Бажан – добротой, а Стах – властностью. Бажана нет давно, а Стах – враг. А врага надо уничтожать.
Назар сбежал вниз с крыльца Миланкиного дома, не оглядываясь, потому что если оглянется, то себя уже не отдерет, и тогда вопрос не будет закрыт, а долг – отдан. Отдача долгов – не менее важна, чем уничтожение врага. А если это еще и совпадает…
Он бросил свое тело в машину, завел двигатель и рванул с места, мало задумываясь над тем, что ему делать. Сейчас главное – добраться поскорее до Рудослава, не теряя ни минуты. Домой заезжать времени не было при таком раскладе. Потому только на какой-то заправке за пределами города он сначала отзвонился Косте, выдал указания глаз не спускать ближайшие сутки с Миланы и Данилы, потом отписал Дарине, что кошка еще некоторое время побудет у нее. Она немедленно перезвонила, пришлось рассказывать ту же сказочку, что и Милане. Но так даже лучше – пусть показания сходятся, если что. Вряд ли они стали бы их когда-то сличать, но чем меньше дорогие ему женщины знают о происходящем, тем для всех будет лучше. А он вернется. Через сутки – он вернется, точно зная, что Стах больше никому из них не грозит.
«Почему ты не мог оставить это ужасное животное у своей Миланы? – возмущенно фыркала Дарина в ответ на его пояснения. – Она уже неделю как отобрала у меня семью! Влад с ней целыми днями сюсюкается, Марысе года нет, а она за ней хвостиком по пятам ползает. Не удивлюсь, если и первый шаг сделает по направлению к кошке!»
«Ну и чего возмущаешься? Выдыхай как раз», – усмехнулся Назар, глядя, как дворники сметают со стекла мелкие капли дождя, начавшегося, едва он покинул Кловск. Господи, мерзость какая-то. Сплошная непроходящая мерзость. Ведь даже гарантий нет, что Стах не слушает его разговор. Едва эта мысль пришла в голову, Шамрай на секунду отнял трубку от уха, внимательно взглянув на нее. Он бывал в доме Шамрая-старшего не один и не два раза, да даже в этом году, до всего, подключался к общему вайфаю, пока они чаи гоняли… а когда дядьке крышу рвануло настолько, что он с катушек слетел, неизвестно. Сумасшествие какое-то… но чего стоило вирус запустить, взломав защиту телефона? Мог? А черт его… Характер у него всегда не сахар был, и поступки он совершал самые разные. Но еще несколько месяцев назад Назару бы в голову не пришло, что Стаха занесет настолько, что он похитит ребенка. А оказалось, что занесло его уже слишком давно. Жизнь подменил им всем. И себе. Себе тоже – он ведь так отчаянно пытался обмануть судьбу. Для чего? Неужели, потому что и правда верил в свою исключительность?
Назар перевел дыхание. И как можно беззаботнее выдал:
«А Марту я послезавтра заберу, будешь Марысю к ней в гости водить. И к еноту Грыцю».
«Господи, ты псих! Решил еще и енота завести?!»
«Не-а. Енот есть у Даньки, представляешь?»
«Да где ж они его держат?! В квартире, что ли?»
«А вот тут непорядок, согласен. Для нашего зверинца нужен будет простор».
«Вашего?»
«Нашего, Даринка, нашего».
«Тебя поздравлять, что ли?»
«Нет. Рано пока».
«Рано?! То есть – просто рано? Вот это да! И ты молчишь?!»
«Пока говорить нечего. Вот когда мы сойдемся…»
«Назарио! Вот ты болван, а!»
«Милана сегодня тоже так сказала», – рассмеялся Назар.
«Учти, ты еще обязан привезти их к отцу на Рождество. Как хочешь – так и делай, мне все равно как».
Рождество. Тут хоть бы и правда до послезавтра дотянуть. До послезавтра – до нормальной жизни, в которой Стаха уже не будет. И его самого не будет такого, каким он был с того дня, как на его глазах закопали в янтарной яме людей, которые только что были живы. Такого – он себя ненавидел, потому что это и было отражением Станислава Шамрая. Его творение.
Но только тот человек, который родился у края канавы с трупами, и мог его победить.
До послезавтра. Чтобы прийти к Милане без этого проклятого багажа. Пусть злится, пусть сердится, что не сказал. Послезавтра уже все закончится, а она добрая… она простит.
Назар выдохнул, подъехал к бензоколонке, оставил шланг в баке и двинулся в кафе. Девочка на кассе была шустренькая, споро обслуживала целую толпу. И пока Назар стоял в очереди, выхватывая с полок со всякой всячиной то жидкость для омывателя, то освежитель воздуха в виде елочки и, соответственно, с ароматом хвои в салон, усиленно соображал, что делать дальше. Ясно было только одно – то, что сделал первым, правильно. Ему действительно надо ехать в Рудослав. И искать эти чертовы бабки по инструкциям Стаха. Тянуть время, чтобы встретиться носом к носу. А потом что? Как бы ненароком не удавить голыми руками. Впрочем, от обреза из-под сиденья минивэна Назар сейчас не отказался бы.
– Будете что? – широко улыбаясь, громко сказала девчонка. Наверное, не первый раз повторила, поскольку за ее улыбкой и интонациями явно скрывалось: ну давай, рожай уже.
– Двойной хот-дог, американо, маленькую колу, вот это все и позвонить, – растянув губы в ответ и тут же сшибая с ног харизмой, выдал Назар, располагая перед барышней надерганный скарб.
– В смысле – позвонить? – хлопнула глазами кассирша.
– Да блин, телефон сдох, а надо друга предупредить, чтоб встретил.
– Сел, что ли? Так вам зарядка нужна?
– Не-а, помер естественной смертью. Позвонить, говорю, разрешите?
Девушка хлопнула длинными наращенными ресницами, но телефон все-таки организовала, дала свою собственную трубку, разблокировав ее.
– Если что, тут в трех минутах буквально по трассе – METRO. Можно там новый взять, если срочно.
– Да, спасибо, – улыбнулся Назар, разворачивая клочок бумаги, на который тремя минутами ранее выписал Лукашев номер. Все тот же, что был четырнадцать лет назад. Они изменились – отрастили себе поводы мучиться совестью и в зеркале сменили отражение. А номер тот же. Лукаш подтвердил тогда… когда они встретились.
И никакое METRO тут не поможет. Если допустить, что телефон взломан, то где гарантия, что его не отслеживают по геолокации? Нет, только заправки. И длинные гудки в чужой трубке. Пока так.
– Алло, слушаю! – булькнул телефон нетерпеливым Лукашевым голосом, который как раз остался прежним, ничуть не поменялся.
– Это Шамрай, – тут же включился Назар, чуть сместившись от кассы в сторону. – Назар Шамрай.
– Мог бы не уточнять, узнал. Что за номер?
– Неважно, со своего не могу. Короче, слушай. Ночью я буду под Рудославом. Мотель «Трембита» еще не закрыли?
– Работает, а что?
– Часа в три я остановлюсь там до утра. Как хочешь, но ты должен подъехать.
– Как это я должен? – тупил Ковальчук.
– Дядя привет передал и гостинцы.
– На связь вышел?! – наконец догадался Лукаш. – Ты в полицию обращался?!
– И не подумаю и тебе не советую, пока не поговорим. Приедешь?
– Если я правильно понимаю, то я звоню в гостишку, потому что ты со своего не можешь, и снимаю нам номер для молодоженов.
– Пятерка тебе за понимание. И не вздумай никому болтать. Сюрприз хочу сделать.
– Ну об этом мог бы и не упоминать.
– Лучше перестрахуюсь.
Что ему еще оставалось, кроме как перестраховываться. И с телефоном, и с отелем.
Ночная дорога вилась впереди машины, увлекая его все дальше. Навязчиво и больно в голове билась мысль о том, что делать, если Лукаш все-таки приведет кого не нужно сейчас. По идее не должен. Но он же, блин, принципиальный. Дело на Стаха открыто в его вотчине. И похрен, что там все менты были куплены давным-давно, и какая разница кого чем старый Шамрай держал. Главное, что эффективно, раз этому выродку все же дали уйти. Почему-то чем дальше, тем меньше Назар в этом сомневался. Впрочем, именно это вселяло и некоторую надежду насчет Ковальчука. Тот был честным. И подводные камни были ему хорошо знакомы. Посадить же Стаха считал и вовсе делом чести, а Назар… Назар знал, как ему в этом помочь. Тут главное, чтоб ни один из них сгоряча не наворотил того, чего не надо. Впрочем, в себе он в кои-то веки не сомневался, найдя наконец ответ на вопрос: как правильно.
Ближе к полуночи он снова глушил кофе, лишь бы не заснуть по пути, и единственным источником света теперь была очередная заправка. В сумрачной тишине ночи не выдержал. Выдернул телефон из кармана, сжал его крепче, вошел в чат с Миланой, из которого она удалила всю их переписку. Когда несколько дней назад заметил, думал, сломает нахрен что-нибудь в кабинете. Или кого-нибудь, кто посмеет сунуться. Как будто это она его удалила. Тот ее поступок почему-то как будто последней жирной точкой стал, черт его знает почему. И с тех пор он ей больше не писал. А сейчас так выходило, что не мог удержаться, так это было важно – пожелать ей:
«Спокойной ночи».
Огонек напротив ее аватара загорелся почти сразу, словно ждала. И так же быстро она ответила:
«Вряд ли она будет спокойной. Слишком много информации».
И спустя еще мгновение:
«Ты уже уехал?»
«Да, я в пути. Заправляюсь. Как Даня?»
«Нормально, спит».
«Ничего обо мне не говорил?»
«Просто подожди».
«Ладно. Кстати, я давно хотел тебе сказать, а случая подходящего не было. Сейчас попробую. Ты офигенно подкачала задницу. Это просто бомба».
Она зависла и некоторое время ничего не печатала, а он улыбался довольной улыбкой, наблюдая и чувствуя ее реакцию. Собственная – тоже не заставила себя долго ждать. Вот в эти секунды, когда он видел перед глазами умозрительный образ женщины с распущенными волосами, без макияжа, в пижаме, под одеялом, вглядывающейся в экран телефона и не знающей, что отвечать. Штормануло, а он дивился себе: наверное, подыхать будет, а от мысли о ней испытает последний в жизни стояк вместо чего-то там возвышенного, отведенного только человеку и богу.
Наконец внизу чата появилась строка: Милана печатает…
И почти сразу ему прилетело:
«Следи за дорогой!»
«И тебе сладких снов, пацёрка», – немедленно отозвался он и рассмеялся. Легко и открыто, а потом понял: снег пошел. За окном плавно кружат по воздуху белые снежинки под черным провалом бесконечно глубокого неба, мягко ложась на стекло, и тут же тают. Иди к черту, Стах Шамрай. Если она простит, то отныне у них навсегда.
С этим «навсегда» он и мчал дальше. С ним же – выходил в глухой ночи под снег, когда добрался до гостиницы. С ним – смотрел в лицо Лукаша, освещенное светом неоновой вывески с ярко-красным названием «Трембита».
С ним – много позже они курили на небольшой террасе их номера, скрытые под козырьком верхнего этажа, пока Назар рассказывал о том, чего хочет Шамрай-старший и как он намерен этого добиться.
– Это единственный раз, когда он выходил на связь за эти месяцы? – спросил Ковальчук, внимательно выслушав его.
– Единственный. Был бы не единственный, давно бы все решилось.
– Так или иначе – да.
– Не веришь мне?
Лукаш покрутил в руках сигарету. На Кречета не смотрел, и это держало в напряжении. Но деваться ему было некуда – только ждать, пока он определится, по одну с ним сторону или нет.
– Верю, – коротко обронил Ковальчук и вскинул на него глаза: – Давно верю. И рад бы был сказать раньше, но ты свалил из Рудослава, все бросил…
– Я Стаха бросил. Стаха, Лукаш.
– Ты считал меня виноватым тогда. Да я и был виноват, что не поверил тебе. Потому ты спрашиваешь, верю ли сейчас?
Назар усмехнулся. Они почти на пятнадцать лет опоздали с этим разговором, но проговорить было надо. И до самого конца. Даже о том, о чем никогда и никому не сказал бы. Время пришло, вряд ли когда-то в нем будет достаточно силы, чтобы довести до конца, если сейчас не дожмет.
Он поднял глаза к небу и поправил воротник куртки. А после перевел взгляд на Ковальчука.
– Из всех людей, кого я знал, только тебе достало духу противостоять ему. Тебе и Милане когда-то. А мне – нет. Самое большое, что я мог сделать, это свалить, когда стало совсем невыносимо мириться. И даже не с дядькой, а с самим собой. Включи диктофон, я тебе расскажу кое-что. Считай, что решил дать показания.
– Какие, нахрен, показания, Кречет?!
– Включай, Лукаш. Надо.
– Ну охуеть! – рявкнул Ковальчук, но за телефоном все-таки потянулся. – Ты в курсе, что показания чисто процессуально иначе дают?
– Нет, я полицейских академий не оканчивал. Ну пусть признание, какая разница. При необходимости все подтвержу слово в слово. И сделаешь уже все процессуально правильно.
– Шамрай, не пугай меня!
– А ничего нового, Ковальчук. Все то же, что ты и так знал. Вокруг Стаха воздух гнилой, и я этой гнилью дышал. Ты помнишь, как погиб мой двоюродный брат?
– Митька? Ну да, конечно. Авария.
– Авария… – с долей иронии хмыкнул Наз. – Он под наркотой был. Сильно под наркотой, еще и за руль сел, и тетя Ира с ним.
– Охренеть, я не знал…
– Никто не знал. Стах подчистил по максимуму, чтоб нигде оно не всплыло, а ты уехал учиться тогда, вряд ли сильно прислушивался… я думал, он рехнется от горя, да, походу, и рехнулся. Землю зубами грыз, искал, кто Митьку на дурь подсадил, будто бы этим можно было что-то исправить. Его пониманию было недоступно, что никто его за руль не усаживал, сам сел. Но они, наверное, похожи в этом были с ним. Себя не винили никогда, обвиняли окружающих. В общем… ай, ладно… а исчезновение Гдичинских помнишь? Отца и сына?
– Это у тебя че за игра такая новая «помнишь-не помнишь»? Помню, конечно, их искали всем районом, мне и мать, и Надька говорили.
– И не нашли.
– И не нашли, – Ковальчук завис, вспышка понимания мелькнула в его глазах и он, охрипшим голосом выпалил: – Черт, Кречет, только не говори мне, что…
– Я могу показать, где они. Я своими глазами все видел. Младший с Митькой в одной компании был, говорят, он и пристрастил его к коксу. А батя его со Стахом никак лес рудославский поделить не могли. Ну… месторождения. Вот Стах и решил одним махом. Они их в ту ночь похитили, Лукаш. Похитили, вывезли в лес, расстреляли и в тех самых канавах и закопали. Стах сам стрелял, а я смотрел и ничего не делал… Я это место с закрытыми глазами найду, хотя и не возвращался туда никогда.
– Ты-то там что забыл?!
– А ничего. Меня дядя Стах с собой взял, сказал, что я должен видеть, как с врагами расправляться надо, чтобы фамилию не позорить.
– Ублюдок ёбаный… – охренел Ковальчук. – Вот же сука!
– Короче, я свидетель. Хотя, наверное, и за соучастника сойду, я же никому ничего не говорил столько лет, покрывал… но это как суд решит.
Несколько секунд Лукаш молчал, оценивая сказанное. И что-то там крутил в своем котелке, отчего Назар вцепился в зажигалку, валявшуюся в кармане. Сжал ее крепко, до белых костяшек. И почти не дышал.
– А я все думал… – наконец тихо сказал Ковальчук, – чем он тебя держит. Держал же чем-то. Оказывается, кровью держал.
– Ты не понимаешь? – зло выпалил Назар. – Мне его закрыть надо, эту мразь. Навсегда, окончательно, чтоб не вышел. Чтоб даже руки свои не тянул ни к Милане, ни к нашему сыну. Я для этого все сделаю. Даже если и меня под этим всем погребет.
– Не погребет, не волнуйся, – хмыкнул Ковальчук. – Во-первых, срок давности по тебе точно давно истек, с сокрытием тут поспорить можно, все же тогда ты с Шамраем жил, он твой родич, а повторных правонарушений ты за этот период не совершал. Не совершал же?
– Смешно.
– Ну вот. Потому максимум свидетелем пойдешь. А во-вторых, Назар Иванович, я не записывал ничего.
– В смысле? – опешил Кречет.
– А в прямом, – Лукаш помахал перед его лицом телефоном с погасшим экраном. – Диктофон не включал. Мы потом с тобой решим, что с этой информацией делать. Ты давай там… даты припоминай, время, обстоятельства, кто участвовал… Стах будет сидеть, это я тебе гарантирую, а тебя в эту дурь не пущу, понял?
– П-понял, – в замешательстве ответил Назар.
– Нихера ты, Наз, не понял, – рубанул голосом воздух Ковальчук. – Подставили тебя. Я тебя ни за что посадить пытался. Так что ты верно со мной столько лет не разговаривал, правильно. Я же со Стахом изначально из-за чего сцепился? Видел, как он на тебя, сука, влияет. Все отбить пытался, да где там мне… если у вас такая связь была, если оно на крови… А получается, что не за тебя боролся, а против Шамрая. Вот только в итоге чуть сам же тебя и не погубил.
– Чепуха, – возразил Назар, мотнув головой. – Так оно и должно было в итоге закончиться. Это была моя обычная жизнь, Лукаш. Да, тогда стрелял не я, но рано или поздно – я бы выстрелил.
– Да не было бы ничего, если бы не дядька твой! – вскипел Лукаш. – Уехал бы к своей бабе и забыл все, как страшный сон, если б не эта падла!
– В смысле?
– В прямом! Ты… ты когда в Левандов свалил потом, старший Никоряк на административку попал, пьяный был в дупель, сидел у нас в обезьяннике как раз в мою смену. Ну и рассказал мне… как Станислав Янович его сыну бабок отвалил, чтоб он подстрелил кого-то на потасовке. И запись всплыла, кто-то на мобилу снимал, как ты в воздух палил. Я потом все это крутить пытался… про твой дробовик нам тоже стуканули, где искать. Ну и вообще, сам конфликт – он же не на ровном месте был.
Назар оторопело вытаращился на друга. Несколько секунд молчал, потом прижал к глазам пальцы. Кажется, те от морозной ночи слезились. Или от того, что света, льющегося из комнаты, недостаточно. Потом поднял голову и медленно, как-то почти сонно сказал:
– Стах тогда с новым прокурором что-то не поделил. С Балашом. Не помню уже… что там было.
– Зато потом с ним душа в душу сколько лет прожил, – с сарказмом усмехнулся Лукаш.
– Знаю.
– Продали тебя тогда, Назар. Предали и продали. И я тоже хорош, мне бы задуматься, ты ж моим другом был, надо было тебя слушать и тебе верить, и помогать, а я закусил удила, вот и спешил через тебя поскорее к Стаху подобраться. А в итоге просрал – и нашу дружбу, и возможность его упечь. А когда дядька твой раздумал тебя сажать, а я продолжал о стену лбом долбиться, чтоб достать его, то они еще и Надьку мою… чуть не погубили мне бабу, в общем…
– Как это?
– Ай, – Лукашева щека нервно дернулась, и он в упор посмотрел на Назара: – постерегли как-то и встряхнули хорошенько… беременную… У нее тогда срок маленький совсем был, мы даже еще ничего не знали. Скинула. Я тогда думал из органов уходить. А куда тут уйдешь? В охрану к твоему уроду?
– Блядство…
– Оно самое. Сначала упек тебя, а потом вот так вытаскивал. До сих пор не понимаю…
Зато Назар понимал. Понимал, что тогда Милана уже ни одному из них не досталась. И Стах решил дать заднюю после смерти мамы.
– Значит… это был все-таки он, – прошептал он.
– Ты догадывался?
Догадывался ли он?
Самому себе можно сказать правду?
Еще тогда. Еще в те дни, когда сидел в СИЗО. Нет-нет, да и мелькало в голове, как ни гнал от себя эту мысль. Черт его знает, что настораживало, черт его знает, откуда взялось подозрение, что дядька хочет держать его подальше. Он не ведал главного – причины. А теперь все было на своих местах. Племянник посягнул на женщину, которую Стах выбрал для себя. Этого было вполне достаточно, чтобы и через него переступить, по пути уничтожив.
Неужели он совсем, ни дня, ни секунды, не любил и не жалел его? Назар тогда готов был против всего мира ради него пойти. Просто ради минуты признания. Получается, зря. Получается, чутье его звериное тогда не подвело – от Стаха надо было бежать подальше. И от Рудослава подальше, потому что там был воздух гнилой.
– Значит, все-таки он… – повторил Назар, теперь уже не глядя на друга. Глядел в себя. В бесконечную пропасть, которая разверзлась в нем. Гораздо глубже и чернее неба над головой. В ней хищной птице расправить крылья – и на простор, парить-парить-парить, выглядывая жертву где-то на земле. А после камнем вниз, быстрее ветра. И не думать о том, что жертвой на сей раз будет сокольник, приручивший ее. Выклевать глаза – и забыть навсегда, освободившись.
К действительности его вернул все тот же Лукаш. Тронул за плечо, что-то сказал, что Назар не расслышал. Понял позже: Ковальчук спрашивал, насколько он уверен в том, что за ним следят и каким образом. Он даже ответил. В ту минуту он отвечал автоматически, будто бы раздвоившись. Лукаш что-то еще говорил, вроде бы, какие-то инструкции давал насчет завтра. И Назар знал наперед, что все запомнил. И воспроизведет в точности. Потом в его ладони оказался телефон – дешевенький китайский смартфон довольно распространенной модели среди детей и стариков.
Лукаш неловко усмехнулся и сказал:
– На вот, для связи. У малой временно экспроприировал. Постарайся его не ухайдокать.
– Сколько ей? – словно очнувшись, спросил Назар.
– Девять. Светланкой зовут. В третьем классе учится, отличница, звезда школы.
– Круто. А мой Данила лодырь, но талантливый.
– Твой Данила… – повторил за ним Лукаш.
– Ага… сынок. Данила Назарович… Он Брагинец, но Назарович… он как-то сам сказал, – Шамрай двинул кадыком, сглатывая. И в ужасе осознал, что наружу просится ком – колючий, тяжелый ком из стона, слез, боли. Даже не знал, что оно в нем живет. А живет… – Я Стаха удавлю, – прохрипел он, едва сдерживаясь. И словно почувствовав его состояние, Лукаш протянул руку и настойчиво сжал его плечо, как будто бы подбадривал.
– Эй… Мы его посадим. Мы сможем. Только давай без самодеятельности. Ты мне инструкции от Стаха скидывай по телефону, с ним лишний раз не спорь, выполняй все, что велит. Остальное по ситуации. Как только он назовет тебе место передачи бабок, там мы его и возьмем. Все будет в порядке, Назар!
– Угу, – кивнул Шамрай. – Мы – это кто? Ты им доверяешь?
– А я теперь не один на весь район под Стаха не лег. Я ж не штаны просиживал пятнадцать лет, а? Ордер на его арест есть, ребята толковые тоже. Не упустим, не дадут уйти.
– Я слышал, ты после побега дядьки таки разогнал всю эту братию лесную?
– Просто не дал никому бразды перехватить, Балаша же поперли, а нелегальных добытчиков гоняем, они теперь боятся без крыши. Все у нас в районе будет в порядке, без лицензии больше никто не сунется.
– Отлично сработано, Лукаш.
– Стараемся.
– Спасибо тебе.
– За что это?
– За то, что я все еще могу на тебя рассчитывать.
Ковальчук вдруг смутился и улыбнулся совсем как раньше, когда они еще были подростками, даром что волосы выпадают и брюшко отрастил на домашних харчах, давно позабросив спортзал.
– Можешь, Назар. Теперь точно можешь. Друг из меня, может, не очень получился, но все я помню, не забыл.
– Да из меня тоже дружбан так себе, – вдруг заржал Назар, и ничего, кроме этого их смеха, важного уже не было. Время обнулилось. Они вернулись в исходную точку.
Спал он в ту ночь едва ли полтора часа. После ухода Ковальчука – что там той ночи осталось. Мобилизовавшийся организм не забыл безумного ритма молодости. Будто моргнул – уже поспал. И выспался.
За окном было еще темно. Назар спешно принял душ, привел себя в порядок, покинул комнату, сдав ключи дремлющей ресепшионистке. Перед самым Рудославом снова остановился – теперь на заправке, на завтрак. И мучительно ждал звонка от Стаха, потому как пора бы уже старому идиоту как-то себя обозначить – куда дальше путь держать, что дальше делать.
Шамрай-старший объявился, едва дорожный знак с надписью «Рудослав» промелькнул справа от Назара и моментально остался за спиной. Будто бы тоже ждал. Уже его томить ожиданием ответа Наз не стал, взял трубку сразу.
– Да.
– Как спалось-почивалось в придорожном клоповнике? А, племяш? – с издевкой проскрипел Стах, подтверждая подозрения Назара о тотальной слежке через телефон. Значит, все правильно.
– Не твое дело.
– Ну почему ж не мое? Я полагал, ты на полпути не останавливаешься.
– Ты прекрасно знаешь, что я еду. И времени, чтобы добраться, давал до утра. Так я добрался.
– Ну, поглядим, что дальше будет. Надо полагать, ты уже практически на месте.
– Если ты о городе, то да.
– Хорошо. Сейчас поезжай в дом егеря.
– К Бажану?
– К нему.
– Он пустой стоит?
– Да, как Бажан помер, я больше никого не брал, собак к себе перевез, сам охотился. Плохо я в своем возрасте с людьми схожусь, – хохотнул Стах.
– Хорошо, – не позволял себе никаких реакций Назар, чеканя каждое слово: – Приеду я туда – дальше что?
– А дальше я тебя перенаберу и проинструктирую. Езжай в объезд, чтоб машину в центре не приметили. И не вздумай коники выкидывать, слышишь, племянничек? Или рассказать тебе, какого цвета пижама у твоей зазнобы сердечной?
Назар непроизвольно сжал руль. Крепко-крепко, на несколько секунд потерявшись среди охватившей его смеси ярости и ужаса, что Стах слишком близко к ней, дотянется.
– Не лезь, – процедил он. – Не лезь к ним, я все сделаю.
– Да я и не лезу. Девчонка и в ус не дует, какой ты слабый, Назар. Какого слабака она выбрала. Ну да ничего, еще узнает. В общем, до связи. Через час позвоню.
С этими словами Стах отключился, и Назар перевел дух. По пояснице крупным градом бежал пот. Такого отвращения он еще никогда не испытывал. Даже в тот день, когда разыскал Даню и узнал, что вся его предыдущая жизнь была обманом. А теперь вот, выходит, маски сброшены. И Стах наконец говорит все, о чем молчал столько лет, только ответить ему нельзя.
«Следуя его указаниям» со всей дотошностью, Назар сбавил скорость и съехал на обочину. Остановился. Набил сообщение Ковальчуку. И, развернув машину, помчался в объезд городка. В чем, в чем, а в этом Стах прав. Слишком приметна его тачка для родных краев. Слишком чужеродна для пробуждающегося места, в котором он провел молодость, мечтая о том, как однажды вырвется на свободу. И ведь думал, что вырвался, а оказывается, все эти годы был на крючке.
До егерского хозяйства Назар добрался менее, чем за час, отведенный ему Стахом. Трасса здесь и среди дня не слишком забита, а уж проселочные дороги, да еще в такую рань – пустынны. Разве что грибника встретишь. Собственно, их он видел парочку по пути, а больше никого. В одинаковых зеленых дождевиках и с ведрами. Осенний лес пахнул сыростью, мхом, прелой листвой и чем-то из его памяти, о чем он и позабыл. Детством, что ли. И звуки были оттуда, те самые звуки – шелест ветвей в кронах, шепот ветра, шорох капель дождя, птичий крик – сойка где-то вскрикнула как раз, когда он захлопнул дверцу, оказавшись у ворот Бажановой вотчины, пустовавшей… сколько уже? Лет пять?
Под ногами – вязко. Снег шел всю ночь и тут же таял, а теперь превратился в мелкий противный дождь. Пару минут Назар стоял под этим дождем, долгим взглядом глядя на ворота. А потом пиликнул ключом, закрывая машину, и двинулся к калитке. Та, конечно, была заперта. Но и он же не лыком шит – что-то да помнил. Вот он, раскидистый старый дуб в паре метров от дороги. Руками его и вдвоем с кем-то таким же рукастым не обхватишь, такой он широкий. Кора с причудливым узором, пришедшим из давних лет. Когда-то этот дуб, видел полным сил его деда, влюбленного в бабу Мотрю. А до того – его прадеда, владевшего землями в округе, на левом берегу местной реки. Стах всегда говорил, что собирает камни, но только сейчас земля их предков по-настоящему пришла в запустение. Разве эти проселочные дороги и этот позабытый дом – тому не свидетели? Разграбил, расхитил, опустошил то, что было домом, даже когда у них его отбирали.
Назар склонился над дубовыми корнями, выступающими над почвой множеством переплетенных, тянущихся наружу дугами из-под земли древесных рук и ног. Недолго думая, запустил под одну из дуг ладонь и почти сразу среди влаги и мха нащупал шуршащий полиэтилен. Вытащил и удовлетворенно улыбнулся. Развернул пакет, внутри которого в тряпицу была замотана связка ключей. Бажан всегда здесь прятал запасные. Вытер руку о тряпку, а еще через минуту отпирал калитку. Пока возился с замком, снова заголосил телефон.
– На месте? – нетерпеливо спросил Шамрай-старший.
– Угу.
– Ментов нигде нет? Ты обращал внимание?
– Да никого тут нет. Говори, что дальше делать, давай уже покончим с этим.
– Что? Не нравится, когда за ниточки дергают? А раньше даже не замечал, вот ведь ирония доли!
… а кто дергает за нити тебя, а, дядя Стах? Ведь тоже всю жизнь прожил не так, как хотел, не с теми, кого любил… никогда не был счастлив. Как так-то? Все ведь было, чтобы быть счастливым. Значит, кто-то дергал. Кто-то, кто куда больше обоих.
Замок поддался, Назар вошел.
– Я на подворье. Идти куда?
– На птичий двор. Помнишь вольер, где Тюдора держали, когда привозили к Бажану?
– Помню.
Разве такое забудешь? Этот вольер был последним домом его кречета до того, как он обрел наконец-то свободу. Из них из всех – единственный, кому она, подлинная, досталась.
– Ступай туда. Зайдешь в вольер, пройди к противоположной стенке… Зашел? Теперь в левый угол, там половица скрипит, слышишь? Попробуй, тебе та нужна, что скрипит. Поддень ее и подними. Видишь?
Видел. Прогнило тут все нахрен от старости, а половицы – новехонькие. Под той, что поднял, – пустота. Просунул ладонь – нащупал внутри какой-то… ящик, что ли? Пальцы холодила поверхность металла.
– Разбери-ка там все и вытаскивай. Потом обратно заложишь, понял? Чтоб не подкопаться.
– Да понял я тебя, понял.
– Давай быстрее. Время. Трубку рядом положи и не отключайся. Я хочу слышать.
На разбор пола ушло минут десять. Ящик под ним оказался довольно объемным сейфом. Чтобы вытащить – тоже пришлось покорячиться. Металл тяжелый.
– Я эту хреновину тебе не поволоку, – ругнулся Назар, разглядывая «схрон». – Я еще с сейфом по Рудославу не шлялся.
– Остряк. Открывай! – рявкнул Стах по громкой связи. – Пароль – день рождения Адама.
– Цифры говори, я понятия не имею, когда у твоего сына день рождения! – огрызнулся Кречет.
– А еще родственник. Все вы лицемеры, – хохотнул в ответ дядька. – Девятнадцать ноль восемь. Пошел?
